Смирнов А. Ю. Антиутопический дискурс в белорусской

А. Ю. Смирнов (Минск)
АНТИУТОПИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В БЕЛОРУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЕ ХХ–начала ХХI вв.
Белорусская литературная антиутопия представляет собой феномен,
специфика которого обусловлена рядом факторов. Во-первых, в белорусской
литературе, в отличие от русской и западноевропейской, не сформировалась
богатая антиутопическая традиция. Произведения белорусских авторов,
которые в полной мере соответствуют жанровым канонам антиутопии,
немногочисленны. Среди них следует назвать повести А.Адамовича
«Последняя пастораль» (1984), В.Гигевича «Карабель» (1989) и О.Минкина
«Праўдзiвая гiсторыя Краiны Хлудаў» (1989), а также роман Е.Таганова
«Слово о Сафари» (1999). Вместе с тем, в белорусской литературе
присутствует ряд произведений, которым присущи отдельные черты
антиутопического видения мира: романы
А.Мрия «Запiскi Самсона
Самасуя» (1929), К.Чорного «Млечны шлях» (1944), Э.Скобелева
«Катастрофа» (1983), пьесы К.Крапивы «Брама неўміручасці» (1972),
А.Макаенка «Святая прастата» (1974) и «Дыхайце эканомна» (1983), повести
В.Быкова «Знак бяды» (1982), В.Козько «Выратуй и памілуй нас, чорны
бусел» (1991) и т.д. Во-вторых, само развитие белорусской антиутопии было
обусловлено прежде всего внелитературными причинами. В начале ХХ века,
когда в мировой литературе формировалась данная жанровая разновидность,
в белорусской литературе для этого не существовало объективных
предпосылок. Поскольку классическая антиутопия (романы Е.Замятина
«Мы» и О.Хаксли «О, дивный новый мир») направлена на дискредитацию
утопического идеала, то ее появление предполагает наличие развитой
утопической традиции. В Беларуси, на протяжении столетий лишенной
собственной государственности, такая традиция отсутствовала. Социальный
идеал существовал на уровне народных мифопоэтических представлений о
крестьянской идиллии. Наиболее ярко он представлен в либретто В.ДунинаМарцинкевича «Ідылія», стихотворных сборниках Ф.Богушевича «Дудка
беларуская» и «Смык беларускі», поэмах Я.Купалы «Яна і я», Я.Коласа
«Новая зямля» и др.
В той мере, в какой генезис русской антиутопии восходит к роману
Е.Замятина «Мы», у истоков белорусской антиутопической литературы стоят
произведения, созданные на рубеже 1920–30-х гг., – романы А.Мрия «Запiскi
Самсона Самасуя» (1929) и М.Зарецкого «Вязьмо» (1932). Однако если
авторский пафос Е.Замятина направлен на развенчание иллюзий о
возможности построения идеального общества (не случайно, что многие
современники восприняли его роман как пародию на советскую Россию), то
А.Мрий и М.Зарецкий решают более локальные задачи. В «Запiсках Самсона
Самасуя» автор, используя форму дневниковых записей главного героя,
изображает всю абсурдность бюрократической пирамиды, в которой человек
превращается в винтик государственного механизма. В отличие от романа
Е.Замятина, действие которого разворачивается в XIX веке, А.Мрий
изображает реалии советской действительности 1920-х гг. При этом он так
же, как и Е.Замятин, создает роман социального и политического
предвидения [1]. В романе М.Зарецкого «Вязьмо» показан быт белорусской
деревни начала 1930-х гг. Процесс массовой коллективизации приводит к
слому патриархального уклада, что для многих оборачивается личной
трагедией. Автор с глубокой психологической достоверностью отображает
жесткое противостояние человека и власти, подавление индивидуальных
интересов в угоду общегосударственным. Мечта о крестьянской утопии
(собственный надел земли, который не только дает средства к
существованию, но и выступает в качестве своеобразного символа личного
пространства, выражающего интуитивное стремление человека к
автономности от любой власти) для героев оказывается недостижимой.
Следует отметить, что произведения А.Мрия и М.Зарецкого не являются
антиутопиями в буквальном значении этого термина. Романы «Запiскi
Самсона Самасуя» и «Вязьмо» наглядно демонстрируют антиутопические
интенции в белорусской литературе того периода.
В силу общественно-политических процессов, происходивших в СССР в
1930–50-е гг., дальнейшее развитие антиутопической традиции в
белорусской литературе было искусственно прервано. Антиутопия, одной из
специфических черт которой является сомнение в справедливости
существующего социального устройства, оказалась в советской литературе
невостребованной. Возрождение авторского интереса к данной жанровой
разновидности связано прежде всего с ослаблением идеологического и
цензурного гнета. Так, в 1970-е гг. в белорусской драматургии появляются
пьесы К.Крапивы «Брама неўміручасці» (1973) и А.Макаенка «Святая
прастата» (1976). К.Крапива, наследуя традиции В.Маяковского, ставит
перед читателем и зрителем вопрос – достоин ли человек лучшего будущего,
готов ли он нравственно к физическому бессмертию. В пьесе А.Макаёнка
противопоставляются две модели социума. С одной стороны, модель
буржуазного мира, стремящегося к гонке вооружения и готового в любимый
момент развязать войну, с другой – утопическая модель, которая носит
идиллический характер и показывает мирную жизнь белорусской советской
деревни. Следует отметить, что бинарная структура свойственна и другой
пьесе А.Макаенка – «Дышите экономно!..» (1983). Герои пьесы прячутся в
бункере, поскольку должна начаться атомная война и все живое на земле
погибнет. Используя топос Бункера, автор создает художественную модель
буржуазного мира, негативного в своей основе. Утопия в пьесе также
присутствует. Жители внешнего мира, освободившись из-под власти
спрятавшихся под землей господ, национализировали все банки, дворцы,
предприятия, сократили рабочий день, сделали все бесплатным – т.е.
построили коммунизм. Несмотря на очевидную идеологическую
ангажированность, в пьесе присутствуют все черты антиутопического
произведения: замкнутая пространственная и социальная структура,
архетипичный конфликт верха и низа, герои-маски и т.д.
Одним из ведущих факторов развития общественного сознания в 1970-х –
первой половине 1980-х гг. была выдвинутая К.Саганом и математически
просчитанная В.Александровым теория т.н. «ядерной зимы». Антиутопия,
чутко реагирующая на эсхатологические страхи человечества, не могла
оставаться в стороне от данной проблемы. Так, например, тема глобальной
ядерной катастрофы раскрывается в повести А.Адамовича «Последняя
пастораль» (1984). В ней автор изображает мир после ядерного столкновения
двух сверхдержав – СССР и США. При этом герои оказываются на острове,
который чудом сохранился среди охваченной пламенем планеты. Место
основного действия повести ограничено островом, а остров – это топос
Утопии. Картина мира в «Последней пасторали» постпредкатастрафична, то
есть дана в промежутке между всеобщей военной катастрофой и последним
ядерным взрывом, который окончательно уничтожит планету. Эта ситуация
подчеркивает пограничное существование героев между жизнью и смертью,
обостряя их чувства: с одной стороны – желание жить и любить, с другой –
страх неизбежной утраты. В повести «Последняя пастораль» А.Адамович
придерживается традиции антиутопической литературы, реализуя ее на
уровне дистопии. Стоит отметить, что писатель одним из первых
использовал данную жанровую форму в литературе 1980-х гг.
Однако действительный импульс к развитию антиутопия получила во
второй половине 1980-х гг. Распад СССР, спровоцировавший
переосмысление недавней истории, крушение ложных идеалов, которое
привело к смене мировоззренческой парадигмы общества, породил
«антиутопический бум» не только в русской, но и белорусской литературе.
Одним из наиболее характерных антиутопических произведений данного
периода в белорусской литературе является повесть О. Минкина «Праўдзiвая
гiсторыя Краiны Хлудаў» (1989). Составленная из отдельных новелл, она
воссоздает цельную картину псевдоутопического мира, в котором каждый из
героев чувствует свое одиночество и ненужность. Национальный колорит ей
придают не только имена героев и некоторые детали быта белорусов, но и
атмосфера местечковой затхлости, которая высмеивается автором. Причем,
повесть О. Минкина своим сатирическим пафосом направлена главным
образом на реалии советской действительности (так же, как произведения
Ф. Искандера, В. Войновича, В. Аксенова и др.). Таким же обращением к
советскому прошлому спустя десятилетие является роман-антиутопия
Е.Таганова «Слово о Сафари» (1999). Используя классическую модель
утопии бегства, автор переносит своих героев из Беларуси на Дальний
Восток. Одержимые идеей «просвещенного колхоза», герои пытаются
построить на Симеоновом острове свою Утопию в противовес хаосу и
анархии постперестроечной действительности 1990-х гг. Однако идея терпит
крах. При этом критичный пафос произведения направлен не только на
коммунистическую утопию, которую пытались осуществить в ХХ веке в
СССР. Жанровая форма романа позволяет автору дать широкую
историческую панораму проектов сделать человечество счастливым помимо
его воли.
Антиутопия в современной белорусской литературе реализует себя
преимущественно в рамках социальной фантастики. Фантастика как основа
сюжетно-композиционной
структуры
становится
доминантой
в
антиутопических произведениях конца 1980-х – начала 2000-х гг. Примером
могут служить фантастические повести В.Гигевича («Карабель», «Пабакі» и
др.). Так, в повести «Карабель» (1989) автор воссоздает модель романа
Е.Замятина «Мы», используя в качества топоса Корабль. В государствекорабле жизнь жестко регламентирована, там царит показное благоденствие,
тайно уничтожается инакомыслие, подавляется личность. Для большинства
путешественников мира вне границ Корабля не существует, а историю
заменяют искусственно созданные мифы и представления. Так же, как и в
романе «Мы»,
идеально организованный социум в действительности
оказывается фикцией. В результате главный герой осознает, что у Корабля
нет никакой великой цели, и все, чему он служил долгие годы, – ложь.
Ошибочность социального идеала и разоблачение его антигуманной
сущности, что составляет пафос любой антиутопии, показан В. Гигевичем на
примере личной трагедии главного героя.
В русле социальной фантастики написан и проникнутый экологическим
пессимизмом рассказ А. Наварича «Возвращение сыновей» (1989). В
значительной степени национальная проблематика актуализирована в цикле
рассказов В. Супрунчука «Баю, бай, мой генерал» (1997). События цикла
разворачиваютя в вымышленной стране Топинамбур, которую захватили
военные. Оккупанты планомерно осуществляют геноцид покоренной нации
(морят голодом, разрушают генофонд, уничтожают культуру, запрещают
родной язык и т.д.). Хотя события датированы 2010-м годом, в рассказе легко
угадываются реалии
конца 1980-х – начала 1990-х гг., когда идеи
национального возрождения сопровождались активным поиском внешнего
врага, в качестве которого назывался другой народ (в частности, русский).
При этом и А. Наварич, и В. Супрунчук создают негативную модель
будущего, опираясь главным образом на традиции американской и
западноевропейской социальной фантастики (Р. Брэдбери, К. Воннегута,
Э. Берджесса и др.). Достаточно показательным в этом отношении является
не очень характерное для белорусской литературы в целом явление фанфика
(от англ. fan – поклонник и fiction – художественная литература). Так, в 2010
г. в байнете появился сайт [2], посвященный белорусской постъядерной
эпопее «Муос», созданной по мотивам нашумевшего романа Д. Глуховского
«Метро 2033».
Таким образом, в развитии белорусской антиутопии прослеживаются
несколько периодов. Во-первых, конец 1920-х – начало 1930-х гг., когда
происходит становление данной жанровой разновидности. Во-вторых, начало
1970-х – первая половина 1980-х. В этот период наблюдается своеобразное
возрождение и осторожное возвращение антиутопии в литературу. Втретьих, конец 1980-х – первая половина 1990-х гг. – период расцвета и
полноценного возвращения в литературу. И, наконец, вторая половина 1990х гг. – по настоящее время. Особенностью данного периода является
контаминация антиутопии и социальной и научной фантастики. Следует
отметить, что дискретность в развитии белорусской антиутопической
литературы обусловлена не только идеологическими и цензурными
ограничениями, являющимися следствием специфики советского общества.
В ХХ веке Беларусь пережила две национальные трагедии, которые
поставили под угрозу само существование белорусского народа – Великую
Отечественную войну и чернобыльскую катастрофу. Поэтому вполне
естественно, что основным предметом художественного осмысления
белорусских писателей становились не абстрактные мечтания утопистов, а
события, которые отзывались болью в сердце каждого белоруса. Событиям
Великой Отечественной войны посвящены такие произведения, как роман
К.Чорного «Млечны шлях» (1944), повесть В.Быкова «Знак бяды» (1982),
чернобыльской катастрофе – роман Э.Скобелева «Беглец» (1989), повесть
В.Козько «Выратуй и памілуй нас, чорны бусел» (1991). В них также
находили отражение черты антиутопического видения мира, но сквозь
призму не умозрительной, а реальной трагедии человека и всего народа.
___________________________________
1. Мушынская, Т. Ф. Беларуская літаратура 20–40-х гадоў ХХ стагоддзя. – Минск,
2000.
2. http://www.muos.info/