Портнягин Стихи

Вопрос
То в бликах солнца, то во мгле,
В сплошном напряге Зачем живёшь ты на Земле,
Олег Портнягин?
Такой вопрос - не баловство,
Вернее будет,
Чтоб отвечали на него
Другие люди.
Народ вопрос наивный твой
Тебе же сбросит.
За всё, что связано с тобой,
С тебя и спросит.
Ему плевать, что много лет
Ты жил в напряге.
Вот и держи теперь ответ,
Олег Портнягин!
Иные
Я так и знал: придут иные люди,
Которым все другие нипочём.
И каждый, кто пойдет не с ними, будет
На новые печали обречён.
По всей Руси они проходят ныне,
Смущая неокрепшие умы.
Они не знают, что они - иные,
И думают: иные - это мы.
А мы, и правда, мыслим по-иному:
Не понимаем, видно, неспроста
Тех, кто молиться начал на мамону,
На всякий случай славя и Христа.
Пройдут и эти люди непростые,
И те, кто к ним угодливо приник.
Они не пропадут и без России,
А уж она - тем более - без них.
Окстятся, может, из иных иные.
Слезу, прося прощения, прольют.
Забыв, что, как и в древности, доныне
Богатым на Руси не подают.
Лето-2010
Ну и зной тебе выпал, страна!
Урожаем народ озабочен.
Даже хрен не растет ни хрена
Что уж там говорить-то о прочем!
Но одна не приходит беда:
На просторах великой державы,
Как доныне еще никогда,
Полыхнули лесные пожары.
На зеленый ликующий цвет
Выпал траур чернеющих пятен.
И впервые за множество лет
Дым Отечества стал неприятен.
Список бедствий и новых потерь
Довершат наводнения, смерчи.
Ну так что ж? Мы умеем теперь
Не бояться ни жизни, ни смерти.
Что теперь?
Шли вперёд – голодные, босые,
Слабых осуждая за нытьё.
Оглянулись: где она, Россия?
И не обнаружили её.
Вроде бы на картах всё в порядке:
Вот она, великая страна –
От Калининграда до Камчатки
Россиянам поровну дана.
Жизнь, однако, спутала все карты
Стали тупиками все пути.
Многие могли пойти обратно.
Оказалось, некуда идти.
Разве что на жалкие шесть соток.
Где ворье присвоило их труд.
А дельцы из офисных высоток
В тысячах гектаров счет ведут.
Что теперь? Куда босым податься?
Чем ты в жизни новой ни владей, Нет у них другого государства,
Как и у него других людей.
Верится им в истины простые:
Что однажды всмотрятся они
И воскликнут: - Вот она, Россия!
Снова мы на свете не одни!
Эр
Мне что арабы, что евреи.
Или французы, например.
Но почему-то я не верил
Не выговаривавшим "эр".
Казалось мне: живя безбедно,
Они старались что есть сил
Нанять такого логопеда,
Чтоб их каГтавить научил.
Наука эта пригодится
Им в переменчивые дни,
Когда осядут за границей
Меж соплеменников они.
Живите там. Здесь вас простили.
И все ж прислушайтесь к брюзге:
Хотя б название России
Не говорите через "г".
Право
Самолёт не набрал высоты.
Всей стране впору плакать навзрыд.
Президент возлагает цветы,
Утешенья слова говорит.
А за ним люд чиновный идёт.
Все опять говорят, говорят.
Пуще прочих старается тот,
Кто в трагедии был виноват.
Теплоход, вертолёт, самолёт
Словно связаны нитью одной.
Даже если статистика врёт,
Что-то все же не так со страной.
Ты, чиновный народ, не строжись.
Ты стране, если можешь, ответь,
Почему вместо права на жизнь
Гарантируешь право на смерть?
Язык
Вот и Украина стала заграницей.
Разбежались братья, как ни жаль.
Долго ли разлад в славянах сохранится Ни хохол не знает, ни москаль.
Переводят "мову" нам с телеэкрана,
Говорят: граница на замке.
Между тем доныне чуть не вся Украйна
Говорит на русском языке.
Это вам, ребята, не вареник с вишней,
Не на сытый Запад кувырок,
Где вы всем чужие, а в России слышен
Бойкий украинский говорок.
Выпрямить бы всё же то, что стало криво,
То, что перегнули мы и вы.
Помнится, язык нас доводил до Киева.
Может, доведёт и до Москвы?
Предатель
Р. Е.
Ещё один из заграницы
Вернулся в русские края.
Он этим искренне гордится,
Невозвратившихся коря.
Они, мол, став совсем другими,
Навек удрали за кордон.
А он, устав от ностальгии,
Опять обрёл родимый дом.
Возможно, я б тебе поверил,
Когда б доподлинно не знал,
Как ты, стучась в чужие двери,
Россию злобно проклинал.
Хотя и складно говоришь ты,
Что за «бугром» не прозябал, Видать, заморские коврижки
Пришлись тебе не по зубам.
Сограждан бывших отовсюду
Страна доверчивая ждёт.
Но без таких, как ты, иуда,
Россия точно проживёт.
По разным царствам — государствам
Мотаясь, так же ты юлил.
И сам себя двойным гражданством
В предатели определил.
Монолог вернувшегося на Родину
Я не жил бы в чужом государстве,
Да распался Советский Союз.
Я вернулся на Родину. Здрасьте!
Я в России теперь остаюсь.
Вот мой город, вот улочка детства,
Вот мой дом, утонувший в снегу.
Я на них не могу наглядеться,
А любить, как и прежде, - могу.
Вот моя постаревшая школа,
Где учился одиннадцать лет;
Где вступал я в ряды комсомола Комсомола, которого нет.
Вот я вижу друзей и соседей.
Вот любимая давняя вдруг.
Мы встречались не раз, а в последний Перед самым отъездом на юг.
Тридцать лет пролетело - полжизни.
Юг мне выписал "волчий билет".
Но нет крова и в милой Отчизне.
Значит, жизни мне тоже здесь нет.
И страдаю я перед распутьем:
Та и эта дорога - не в масть.
Дорогие Медведев и Путин,
Помогите в Россию попасть!
КУРИЛЫ
Баллада про царя и микадо
Однажды приходит микадо
К царю православной Руси
И молвит: - Спросить что-то надо.
А тот и не против: - Спроси.
- Сибирь вы давно покорили
И Дальний Восток заодно.
Зачем вам еще и Курилы?
Тут царь возмутился: - Но-но!
На то мы и русская сила,
Чтоб силы иные ломать.
На то и зовемся Россией,
Япона и прочая мать.
С царем не согласный микадо
Застенчиво проговорил:
— Нам тоже чего-нибудь надо,
Хотя бы немного Курил.
Тут царь, подустав от японца,
Куда-то послал наугад
Страну Восходящего Солнца.
Наверно, туда, где закат.
...Менялись цари и микадо.
Однако и через года:
«Нам тоже чего-нибудь надо» —
С востока звучит иногда.
Никак не усвоят японцы,
Что нет Кунаширу цены,
Что если земля продается,
То лишь у продажной страны.
И разницы нет - что Курилы,
Что прочие земли проси.
Недаром о том говорили
Цари православной Руси.
Низы тебя просят, верхи ли,
Микадо, пора понимать,
Что выхода нет в харакири,
Япона и прочая мать!
Две родины
Никак нельзя родиться дважды,
Но так сложилась жизнь моя,
Что "малой родиной" однажды
Назвал я новые края.
Учила жизнь своей науке.
И вот, когда прошли года,
Земля, где появились внуки,
Родною стала навсегда.
И та земля, где надо мною
Ночами мама не спала,
Не перестала быть родною Такой, какою и была.
Две "малых родины"? Простите,
Но нет их краше и милей
В одной - единственной России Великой Родине моей.
В тумане
Всё смешалось на этой земле:
День и ночь непогода шаманит.
Не поймешь, то ли город в тумане,
То ли это Россия во мгле.
Непогода недаром пришла.
И становится ясно до боли:
Как-то связаны между собою
Серый морок тумана и мгла.
Напрягай до предела мозги,
Пробуй землю босыми ступнями Ни во мгле, ни в кромешном тумане
Все равно не увидишь ни зги.
Остается теперь верить нам,
Душу грея зажженною свечкой,
В то, что мгла не окажется вечной,
Как не вечен и серый туман.
СОН И ЯВЬ
Надо же такому вдруг
присниться –
Аж не умещается в мозгу:
Пала наша древняя столица –
Мэр Москвы вручил ключи врагу.
Враг дымит сигарой,
хлещет виски
И уже – поверите ли вы? Составляет наградные списки
На медаль «За взятие Москвы».
Весь бомонд заморский
в этих списках,
Да и Старый Свет не обделен.
Но немало в списках
и российских,
Хорошо известных всем имен.
Сонь и явь почти неразличимы:
В них не нашей видится Москва.
Потому отнюдь не без причины
По России слышатся слова:
Вам, осатаневшие от оргий,
Явится вживую – не во сне –
Скачущий с копьем
святой Георгий
По непокорившейся Москве!
Вновь кострами озаряются дали,
Люд российский
вновь пойдет «на вы».
И никто не спросит про медали
«За освобождение Москвы».
Конфетка
Из провинции конфеткою
Многим кажется Москва.
Жизнь шальную, разноцветную
Приписала ей молва.
Там житьё и впрямь привольное.
Но у тех лишь, у кого
Власти, денежек поболее,
А таких — не большинство.
Если денежек поменее
Или их и вовсе нет, В лучшем случае пельменями
Обойдешься. Без конфет.
Вот и думай тут в провинции:
То ли даст столица фарт,
То ли в духе злой традиции Сразу мордой об асфальт?
Уезжать в первопрестольную
Или плюнуть — вот вопрос.
Это дело добровольное,
Как и некогда колхоз.
Мчась за жизнью разноцветною,
Не забыли б только вы,
Что провинция конфеткою
Мнится многим из Москвы.
МОНУМЕНТ
Москвичи очнулись на рассвете,
Глянули в окошки - е-мое!
Минина-то нет на постаменте,
Да и нет Пожарского на нем!
Как в мешке пустом не спрятать шила,
Так не скрыть пропавшее.
Увы,
Тут не память — памятник отшибло
У столицы Родины — Москвы.
Спорили в Кремле и на Арбате:
То ли поразил небесный гром,
То ли сгоряча ночные тати
Сдали монумент в металлолом.
Приняла столица близко к сердцу
Эту весть безрадостную, но
Больше всех тужили чужеземцы,
Коих на Москве полным-полно.
Не переставали поражаться
Новым слухам эти господа:
Ожили, мол, Минин и Пожарский
И ушли неведомо куда.
Видели их вроде бы на Волге
Во главе несметных русских сил.
...Иноземцы неспроста в тревоге:
Помнят, знать, историю
Руси!
Вместе с вождями
Жил я когда-то на улице Энгельса,
Ну а работал на площади Ленина.
Не проявлял ни малейшего скепсиса,
По отношению к признанным гениям.
Начали звать на другую работу,
Я как-то сразу тихо напрягся.
Но не отбил мне к работе охоту
Адрес последний: улица Маркса.
Так и шагаю неспешно годами
Вместе с троими вождями по жизни,
Хоть они что-то и не угадали
В нашем российском капитализме.
БЕЗ ЦАРЯ
Нет, не зря мы бранились. Не зря
Перемыли все царские кости.
Схоронила Россия царя
На святом августейшем погосте.
Грех великий на русской душе
Долго будет еще оставаться.
Но и то, что свершилось уже,
Очищением вправе назваться.
Из-за страха казну потерять,
Из-за власти, а то из-за бабы
Век за веком друг в друга стрелять
Стало русской народной забавой.
Шансов не было, царь-государь,
Избежать ни позора, ни смерти
В дни, когда закалялись, как сталь,
Со свинцовыми пулями смерды.
Мы идем по родной трын-траве
И поймем ли, что в самом-то деле
Плохо жить без царя в голове,
Даже если царя и отпели?
Штаны
Походкой пожилого человека
Сменился шаг державный у страны,
Донашивавшей на исходе века
Едва ли не последние штаны.
Штаны по моде западной пошили С опасливой оглядкой на восток.
Шаг в новом веке вроде бы пошире,
Хотя и прежним стать пока не смог.
По новым направлениям и срокам
Ускорилось движение страны.
Вот не порвать бы только ненароком
В широком шаге новые штаны.
ДРАКА
Бог даст, не будет драки.
А будет — так опять
Не надо, как собаки,
Друг другу глотки рвать.
С младенчества не падки
На нежные слова,
Получим по сопатке
И раз, и даже два.
Дадим задирам сдачи,
Но большего - не сметь!
Никак нельзя иначе,
Иначе, братцы, - смерть.
Беречь давайте силу.
Не то в недобрый час
Подраться за Россию
Уже не хватит нас.
Шар
Позади былые страхи,
Что оставят вне игры.
Изучают олигархи
Зарубежные миры.
В те края, где греют кости,
Хорошо лететь и плыть.
А в Россию едут в гости,
Чтоб совсем не позабыть.
В самый раз Давос и Ницца.
Все роднее шар земной.
Вот еще бы породниться
Людям с собственной страной.
НА КОЛЕНИ
Снова на колени нас поставить
Размечтались верные враги.
На просторах русских неспроста ведь
Все слышней нерусские шаги.
Все страшней они, все откровенней.
Но не беспокойтесь, господа:
Мы и сами встанем на колени,
Как бывало в прежние года.
Встанем на колени - для молитвы,
Чтоб Господь помог осилить страх.
А потом пойдем на поле битвы —
Грудь в крестах иль голова в кустах!
Досада
Послесловие к книге
бывшего самарского поэта
Александра Перчикова.
"Мы уезжали навсегда" От Перчикова Александра.
Нет от книженции вреда,
А есть какая-то досада.
Когда-то, Саша, мы с тобой
Стихи на публике читали.
Та жизнь была совсем другой.
Да мы потом другими стали.
Когда народ российский наш
Был чуть не до смерти изранен,
Ты, Саша, видел не мираж Реальный солнечный Израиль.
Прошли немалые года,
Не повлиявшие на счастье.
Тот, кто уехал навсегда,
Не должен, Саша, возвращаться.
ДУША
Русь иная… И люди иные…
А душа за Россию болит.
-Видно, все вы – душевнобольные Иноземный народ говорит.
Загляни в медицинские карты:
Там про этот недуг – ни строкой.
И беспомощны все психиатры
Перед странной болезнью такой.
Не охватят великие числа
Всех, кто хворью такой заражен.
Если кто от нее излечился,
Тот живет уже за рубежом.
Ну а нам - и в глуши, и в столице –
Вечно воздухом нашим дышать.
И не хочется нам исцелиться –
Пусть болит и страдает душа!
Миры
Ни газет, ни телевизора
Видеть больше не могу.
Вот такая мысль вызрела
У меня вчера в мозгу.
Но, глаза продавши, снова я
Прямо с самого утра
Кнопки телевизионные
Нажимаю, как вчера.
А потом, в почтовом ящике
Взяв газеты, я опять
Долго что-то настоящее
В них пытаюсь отыскать.
Те грешат, а эти каются.
Мир летит в тартарары.
В жизни не пересекаются
Параллельные миры.
ПРОРОКИ
Сколько ты, Россия, настрадалась,
Сколько предстоит еще страдать –
Никакой на свете Нострадамус
Этого не смог бы предсказать.
И лукавым нынешним пророкам
Беды предвещать не надоест:
Чуть не каждый как бы ненароком
Метит на тебе поставить крест.
Если бы пророчества сбывались,
То уже, наверное, не раз
Мы бы все без Родины остались,
И она, болезная, без нас.
Кончились назначенные сроки,
Но не меркнет над Россией свет.
Зря ей, что ли, грозные пророки
Предвещали все-таки расцвет?!
Перемена
Ноет душа к перемене народа.
Юрий КУЗНЕЦОВ.
Ныла, конечно, душа не напрасно Переменился российский народ.
В западный мир по наивности рвался,
Да получил от ворот поворот.
Каждый из нас был и предан, и продан.
Грош нам в глазах олигархов цена.
Стали другими. И вместе с народом
Переменилась, конечно, страна.
Вновь на российском дворе непогода.
Звуки дождя или всхлипы слышны?
Ноет и ноет душа у народа.
Видно, опять к перемене страны.
МУЖИК
В Москве витийствуют нардепы.
В глуши безмолвствует народ
С угрюмой мыслью: взять бы где бы
Хотя бы хлеб на бутерброд.
Там пьют "Распутин" под икорку,
"Наполеон" пьют под лимон,
А тут заплесневелой коркой
Занюхивают самогон.
Им друг до друга нету дела Правителям и мужикам.
И загоняет в ствол умело
Мужик безжалостный жакан.
Ему с утра бы похмелиться,
Но он - ни капельки вина.
И хоть косится на столицу,
Уходит в лес.
На кабана.
Наив
Не плачь, Россия, потерпи.
На мир смотря из терема.
В горах, лесах, полях, степи
Ещё не всё потеряно.
Ещё есть люди в городах
И деревнях, наверное,
Что тянут лямку не за страх За совесть. Вот наивные!
Не станут брать за свой наив
Они большие денежки.
И слава Богу, что от них
Ты никуда не денешься.
И слава Богу, что они,
Хоть в рубище оденутся,
Но от тебя, как искони,
Ну никуда не денутся!
БРАНЬ
Двор оглашает нерусская речь
С примесью русского мата.
Чем-то сумел же, однако, привлечь
Русский язык супостата.
И привлекли не его одного
Перлы словесного блуда,
Но и приникшее к нам большинство
Иноязычного люда.
Правду сказать, уступают они
Нашим родным златоустам,
Сделавшим брань в окаянные дни
Национальным искусством.
Но все равно мне, какой губошлеп —
Наш или тот, заграничный,
Так далеко тебя сдуру пошлет,
Что и сказать неприлично.
Я не знавал, мужики, вашу мать,
Вас.
Но узнаю, быть может.
Только не надо меня посылать.
И не пошлю я вас тоже.
Харизма
Телевизор, Интернет
Смотрим не без укоризны:
Харя — есть, харизмы — нет.
А ведь хочется харизмы.
Чтобы соколом глядел
Человек с телеэкрана,
Не смотрел на беспредел
Наподобие барана.
Чтоб с экрана он шагнул
Прямо к нам и не трепался,
А в бараний рог согнул
Тех, кто веером гнет пальцы.
Эх, наивная душа:
Нет харизмы, есть харизма Всех измерил доллар США
На весах капитализма.
Не учел он лишь одно:
Все не так с моей отчизной.
Тут за деньги не дано
Харе стать харизматичной.
БЕС
Какой в тебя вселился бес?
Ведь ты и Родину стихами
Так превозносишь до небес,
Чтобы швырнуть сильней на камни.
Своим цветастым подолом
Она и кровь, и слезы вытрет
Ты усмехнешься: «Поделом!
Еще не то она увидит».
Не ошибешься в этом ты:
Увидит и всплеснет руками,
Когда ты камнем с высоты
Низринешься на те же камни.
Она, твой гонор и апломб
Не принимавшая серьезно,
Все тем же самым подолом
Тебе утрет и кровь, и слезы.
Поймешь ли, что ее родней
Нет в мире этом поднебесном,
Иль станешь стлаться перед ней
И рассыпаться мелким бесом?
Откровения
Отстоится житейская муть.
Много выпадет грязи в осадок.
Да и чистым ли будет остаток,
Если в прошлое честно взглянуть?
Устремляя в минувшее взгляд,
Ты теперь отнесешься иначе
К пьяным выходкам, женскому плачу,
Ко всему, в чем ещё виноват.
Откровения будут горьки.
Нет прощения дням полупьяным.
И уже никаким покаяньем
Не замолишь былые грехи.
Не утешишься ты, милый мой,
Тем, что было таких миллионы Погулявших во времечко оно
Вместе с дружно гулявшей страной.
Отстоится житейская муть
Видно, будет остаток не сладок.
И не выпадешь сам ли в осадок,
Если в прошлое честно взглянуть?
ВАЛЕНКИ
Сапожками хорошими
Кого ты удивишь!
Вот валенки с калошами –
Существенная вещь.
Что на рыбалку зимнюю,
Что на хоккей с мячом...
С надетою резиною
И слякоть - нипочем!
Сухие ноги стоили
Того, чтоб недоесть,
Но в полотно истории
Вплести овечью шерсть.
«Россия, - в мире вякали,
Валяет дурака».
А мы валяли валенки,
И в них во все века
Мороз сорокаградусный
Не представлял угроз.
Не зря обулся радостно
В них даже Дед Мороз.
Для взрослых и для маленьких
Обувка - хоть куда!
И ты в калошу в валенках
Не сядешь никогда!
Холопы
- Почто, холоп, ты мне перечишь?! Ругал хозяин мужика.
Добавил кое-что покрепче Из матерного языка.
Хотел холопу дать по морде,
Хотел холопа выгнать вон,
Хотел еще чего-то вроде.
Да тут затренькал телефон.
Хозяин в трубку телефона
Подобострастно лопотал,
Что затерялись, мол, вагоны,
А в них — заказанный металл.
Смените, барин, гнев на милость.
Над вами тоже — чей-то верх.
Ведь ничего не изменилось:
Холопы. ХХI век.
КРЕПКИЕ ЛЮДИ
По датам и днями простыми
Народ продолжительно пьет.
Спивается тихо Россия,
Но громко при этом поет.
Нестройно поют, по-простецки,
Все вместе - кто пил и не пил.
Поют даже те, кому в детстве
На ухо медведь наступил.
По счастью, и в даты, и в будни
Меж теми, кто пьет и поет,
Есть все-таки крепкие люди,
Которых и литр не берет.
Ждет снова с утра их работа –
Не с новыми рюмками стол.
Они похмеляются потом,
Что вкусом похож на рассол.
Не ждут эти люди оваций,
Трезвы они в мыслях вполне:
Начни, как иные, спиваться —
Всю песню испортишь стране.
Кризис
Шахты, заводы закрылись.
Меньше жратвы на столе.
Это финансовый кризис
Тихо идёт по Земле.
Где-то сцепились, конечно.
Жить-то и впрямь тяжело.
Дрались, однако, так нежно,
Что до убийств не дошло.
Люди, чего нам бояться
С нашим убогим житьём?
К Пасхе мы выкрасим яйца,
Ежели курей не сожрём.
В мае посадим картошку.
Позже окучим её.
И заживём понемножку,
Если позволит ворьё.
Это уже - не ужасно.
Знаем ведь наверняка:
Кризис у нас продолжался
Даже не годы - века.
Жить нам привычно в разрухе.
Лишь бы, как в годы невзгод,
Не вымирал с голодухи
Снова российский народ.
Сможем ли жить-то, не крысясь,
Помня былое родство?
Всем нам финансовый кризис
Скажет, кто стоит чего.
НА СЕНТ-ЖЕНЕВЬЕВ-ДЕ-БУА
Над Сент-Женевьев-де-Буа –
Высокое, вечное небо,
У тех, ктолежит здесь, судьба
Сложилась и зло, и нелепо.
Какой сокрушительный вихрь
Тогда над Россией пронесся!
И бросил, расхристанных, их
Среди говорящих с прононсом.
Они привыкали смирять
Свою родовую гордыню.
В пределах чужих умирать
Они привыкали отныне.
И в землю парижскую все
Навеки ушли, безвозвратно.
Никто уж: «парле ву франсе?» Не спросит теперь эмигранта.
Но как ни смертельна судьба –
Есть горькая радость и в грусти:
На Сент-Женевьев-де-Буа
Еще говорят и по-русски.
Рында
Как порою бывает обидно:
Наводнение, гибнет народ.
А была бы обычная рында,
И беде - от ворот поворот.
Всполошила бы рында округу Нет у звона преград на пути.
Потянулись бы люди другу к другу,
Чтоб от смерти друг друга спасти.
Напрягут похоронщики жилы.
Речи скажет чиновная рать.
И прикажет готовить могилы
Тем, кому от нее умирать.
Жизнь такая народу обрыдла:
Вдруг обманет опять тишина,
Если даже небесная рында
Большинству никогда не слышна.
СТОРОЖ
Константину Рассадину
Современная история –
Сослагательного нет:
В сторожах профилактория
Обретается поэт.
У него по службе рвение:
Запер дверь на шпингалет –
И пиши стихотворения,
Если к сну таланта нет.
Ну а, кроме стихотворчества,
Есть еще один инстинкт:
Иногда творить не хочется.
И не надо, Константин.
С вдохновением, наверное,
Все придет само собой.
Вон ведь что без вдохновения
Сотворили со страной.
Мы с традиций замечательных
Не свернули ни на шаг:
Ходят неучи в начальниках,
А поэты - в сторожах.
Подсидят в начальстве, сволочи,
Выпрут и из сторожей.
Из поэтов не уволят же
Ни приказом, ни взашей!
Высотки
Растут, растут многоэтажки
По городам — и там, и сям.
Но самые большие даже
Не прикоснутся к небесам.
Чему ты радуешься, зодчий,
Влюбленный в стройку человек?
Взгляд сверху вниз гораздо зорче,
Чем твой навскидку снизу вверх.
Пускай растут еще, дай Боже,
По городам России всей.
Как ни растут они, а все же
Не дорастают до церквей.
Одежда
Турецкая дублёнка,
Китайские штаны.
Везли мы издалёка
Одежду для страны.
Изношена одежда,
Пиджак давно не нов.
И есть уже надежда
Остаться без штанов.
Хотели мы с Европой
Сродниться. Но сейчас
В Европу с голым задом,
Поди, не пустят нас.
Должны когда-то сами
Мы смочь кроить и шить.
Тогда, глядишь, и станем
Гораздо лучше жить.
О долге не забудем:
Вернём в урочный час Оденем и обуем
Всех одевавших нас.
ЧЕРТЫ
Какое легкое дыханье!
Какие профиль и анфас!
Но вот... морщинки вертикальные
На переносице у вас.
Они не портят вас нисколечко,
Лишь откровенно говорят,
Что вы с лихвой хватили горюшка –
Аж не вмещается вовзгляд.
И боль в тебе не умещается,
Когда опять увидишь ты:
Морщинки женщин превращаются
В национальные черты.
Но воли чувствам ты не дашь-таки,
Смиряешься в конце концов.
Ведь у самой России-матушки
Давно такое же лицо.
Фронтовик
От многих радостей отвык,
Но не сдается дед, бодрится,
Сто грамм заветных фронтовых
Он может превратить и в триста.
Горбушку черную нюхнёт,
Закусит квашеной капусткой.
И вновь рассказывать начнёт,
Как бился с немцем воин русский.
Давным-давно война была,
Но не забыл гвардеец драку.
Он вскочит вдруг из-за стола,
Готовый вновь идти в атаку.
Сосед, такой же ветеран,
Поздравит с Днём Победы грустно.
И тут, конечно, без ста грамм
Фронтовики не разберутся.
Теракт
Взрыв был направленным вполне Там, где сошлась народа масса.
И разлетелись по стране
Куски разорванного мяса.
И снова расплескалась кровь
По всей израненной России.
И сколько тут ни сквернословь Слова окажутся бессильны.
В театре смертников антракт,
Героя вырядят по-свойски.
А где очередной теракт Потом расскажет Склифосовский.
КРАСНОЕ И БЕЛОЕ
Красные белых больше не бьют.
Белые с красными вместе,
Раны врачуя, за здравие пьют,
Не помышляя о мести.
Тем и другим надоела война,
Лучше уж всем, право слово,
Водочки выпить или вина –
Или того и другого.
И развязались у всех языки,
И разгораются страсти.
Как ни хотят в мире жить мужики —
Помнятся старые распри.
Хоть ты в застолье лишь пей, но не ешь,
Хоть ты закусывай мясом,
Все-таки это опасная вещь —
Смешивать белое с красным.
К небу
Чуткий радар поднебесье обрыскал,
Но ничего не учуял радар.
Кто ж это небо кровью забрызгал
Так, что народ на земле зарыдал?
Да уж не те ли милые люди,
Крылья которые не обрели?
Вот и палят из наземных орудий
По отделившимся от земли.
Рвущихся к небу - не околпачить,
Снова на землю - не опустить.
А небеса продолжающих пачкать
Небо ведь может и не простить.
РАЗГОВОР
- Слышишь, стреляем опять?
- Слышу, конечно.
- Нам не впервой убивать.
- Да, вы прилежны.
- Ты же - опять о цветах...
- ...И о деревьях.
- Глупо же верить, что так...
- ...Я и не верю.
- И все равно - о любви?
- Да, и про звезды.
- Что на погоны легли?
- Нет, что из бездны.
- А не наивен ли ты?
- С детства к тому же...
- Чем же помогут цветы?
- Целиться хуже.
- Если цветы эти все ж...
- ...Вырвать успеем?
- Чем же прицел ты собьешь?
- Сердцебиеньем.
- Нам наплевать на сердца!
- Да, не откажешь...
- Скажешь, не хватит свинца?
- Сам это скажешь!
Войны
Мой дед воевал на гражданской,
Отец самураев крушил.
А я, хоть по сути и штатский,
На Северном флоте служил.
Да, предки мои воевали За веру, за Родину-мать.
А я даже в детстве едва ли
Когда-то хотел воевать.
Мой сын послужил да и внуки,
Конечно, послужат стране.
Вот только б военной науке
Учили их не на войне.
Да, предки мои воевали За веру, родную страну,
Но видеть хотели б едва ли,
Как внуки идут на войну.
Хоть войны и нынче нередки.
Но если идти воевать,
То все же, как некогда предки, За веру, за Родину-мать!
Аты-баты
Аты-баты, шли солдаты
Аж по десятеро в ряд.
Без патронов автоматы Потому как на парад.
Но дадут бойцам патроны,
Потому как есть приказ
Министерства обороны
Отправляться на Кавказ.
У солдат, сказать по правде,
Нет причин войну любить.
Лучше топать на параде,
Чем живой мишенью быть.
Вот такие аты-баты.
Это все не в новизну.
На парад пошли солдаты.
Оказалось, на войну.
Урок войны
Хорошо быть патриотом
И любить свою страну.
Зная, что приказ не отдан
Отправляться на войну.
Хорошо, взяв крепко в руки
Не винтовку, а метлу,
Под чуть слышных взрывов звуки
Защищать страну в тылу.
Ну а ежели серьезно, Никогда не угадать,
Кто отважится в час грозный
За Отечество страдать.
"Тили-тили, трали-вали"
Тут, конечно, не пройдёт.
Где войну не задавали,
Там она урок даёт.
Прилетев из-за границы,
Сбросив бомбы с высоты,
Ставит - нет, не единицы,
А на кладбищах кресты.
Не в ногу
Командир в обычную дорогу
Каждый день солдат своих водил
Но один вдруг стал шагать не в ногу,
А ведь раньше правильно ходил.
Командир в наряд его отправил,
Даже гауптвахтой угрожал.
Но солдат, не признавая правил,
Все равно по-своему шагал.
Так уж он решил бесповоротно.
А когда утих досужий смех,
Под него подстроилась вся рота
И теперь шагала лучше всех.
Командир, спасая честь мундира,
Рапорт об отставке вдруг подал.
…Видели позднее командира:
Он, как все, по-новому шагал.
ПОД ДОЖДЕМ
Врезалось в память:
Дождь приплясывал,
Дорога была мокрой и скользкой
И ехал по ней инвалид на коляске.
Знаешь, такая — на четырех колесиках?
Мы стояли под зонтами, карнизами.
Что нам дождик? Так, баловство.
А он по плечи был грязью забрызган.
И ко лбу прилипли седины его.
Что его мотало по раскисшим улицам?
Где ему маячил заветный причал?
Горько, понимающе переглянулись мы.
Он усмехнулся. И промолчал.
А когда неловко — да иначе мог ли? —
Лез на тротуар он, словно это стена, —
Звякнули медали из-под куртки мокрой
И блеснули холодно ордена.
Притча о войне
Враги напали на страну,
Громили всё подряд.
Народ поднялся на войну Поднялся стар и млад.
Лишь генералы до конца
Сидели во дворцах.
Сковал их смелые сердца
Неимоверный страх.
Народ вражину победил,
Избавился от мук.
Все генералы как один
Заволновались вдруг.
Все генералы стали враз
Охаивать народ.
Вдруг без лампасов, дескать, нас
Оставит этот сброд?
Они громили по частям
Вернувшихся с войны.
Устлали трупы там и сям
Поля родной страны.
Пока начальственная спесь
Губила свой народ,
Пришла убийственная весть:
Враг снова у ворот!
***
При слове «женщина» война
Движения не задержала.
Как проливала кровь она,
Так проливать и продолжала.
Ей все равно в конце концов,
Кого ужалить прямо в сердце:
Что атакущих бойцов,
Что мать, кормящую младенца.
Когда взрывается снаряд,
Ты тщетно затыкаешь уши:
Осколки режут все подряд —
Живую плоть, живые души.
Но после боли и тоски
По всем погибшим
Незлобиво
Войну разносят на куски
Демографические взрывы.
ПРИКАЗ
- Одна нога здесь, другая там! –
Комбат приказал комроты.
И повёл разведчиков капитан
Вверх по чеченским тропам.
Каждый, как мог, до конца терпел,
Хотя приходилось тяжко.
Но на какой-то звериной тропе
Встретила их растяжка.
- Миной разорван был капитан –
Рассказывали солдаты. –
Одна нога здесь, другая там.
Все – по приказу комбата.
СТАРИК
Полную рюмку старик наливает,
Медленно пьет в тишине.
Старшего внука старик поминает:
Внука убили в Чечне.
Дед поминает, но вспомнит едва ли
(Да и с чего б это вдруг? I),
Как восхищенно глядел на медали
Дедовы маленький внук.
Рядом сияли они — «За отвагу»,
За Сталинград и Берлин,
Освобожденную чешскую Прагу,
Где завершились бои.
Дед поминает и видит едва ли
(Он и не смотрит вокруг),
Как восхищенно глядит на медали
Младший, оставшийся внук.
Дед наливает еще одну рюмку,
Медленно пьет в тишине.
В армию скоро и младшему внуку:
Может, сгодится в Чечне?
Качели
Смешные, глупые качели:
На двух верёвочках — доска.
О как мы высоты хотели Со свистом ветра у виска!
И высота нас принимала,
Свистел ветрище — аж до слёз.
Но всё казалось: мало, мало.
Хотелось нам до самых звёзд.
Не обещали звезды славу,
Хотя и вовремя зажглись.
Качели — детскую забаву Мы сами превращали в жизнь.
С ее падениями в бездну
И взлетами в такую высь,
Где удержаться бесполезно,
Как за верёвки ни держись.
МУРАНСКИЙ БОР
В. Кожемякину
Муранский бор, тропинка узкая,
Берез и сосен хоровод
Июньским днем в тебе аукнутся
И отзываются весь год.
Забудешь разве лучезарные
Рассветы над Усой-рекой,
Когда и сам ты словно заново
Рождаешься в тиши глухой?
И километров околесица
Как будто вовсе и не в счет,
Когда тебе под вечер встретится
Коричневый боровичок.
И чай с душицею пахучею,
И плеск уклейки на волне —
Не самое, конечно, лучшее,
Что жизнь дала тебе и мне.
Но вот уедем к морю Черному
Иль на хребты Уральских гор.
И все вздыхаем там о чем-то мы.
Не о тебе ль, Муранский бор?
Самара
И Самару-городок, и мегаполис,
Я в своих воспоминаньях берегу.
И о будущем Самары беспокоюсь,
Хоть давно живу на правом берегу.
Ну а ты на левом значишься, Самара.
По-над Волгою растёшь и вширь, и ввысь.
Этажей и площадей тебе всё мало,
Как ты больше и новей ни становись.
Много чем, Самара, можешь ты гордиться.
Ведь не зря теперь гремишь на всю страну.
Только жаль, что ты, губернская столица,
Нови радуясь, теряешь старину.
Сколько б ты преобразиться ни старалась,
Не должна быть все же память коротка.
Очень хочется, чтоб в будущем осталось
Ну хоть что-то от Самары-городка.
***
Вроде бы случайно, с кондачка,
Привела соседка наша Клава
Черного такого мужичка
-Южного и обликом, и нравом.
Он по-русски плохо говорил,
Не писал по-русски. Но у парня
Котелок зато всегда варил
Так, что деньги круто закипали.
Видно, с гор спустившийся орел
Был к тому же стоящий мужчина,
Если вскоре с Клавкой приобрел
Дочку, а потом еще и сына.
Но вчера мне встретились они
-Грустные, задумчивые лица.
Оказалось, парень из Чечни,
А сейчас такое там творится!..
У него родня там и друзья,
Клавка и детишки - здесь, на Волге.
И туда отправиться нельзя,
И невыносимо жить в тревоге.
- Пусть осудят, - говорит, - меня
Хоть Москва, хоть Грозный - все едино.
Вот она теперь, страна моя:
Государство дочери и сына.
***
Вот она - Волга в тумане,
Где, выбиваясь из сил,
Связку плотов на кукане
Тянет усталый буксир.
Брошена к берегу чалка,
Ржаво скрипит шестерня.
"Птичку" поставила чайка
В небе рабочего дня.
МАЛЫЕ РЕКИ
Сызранка с Крымзой слились, а потом Путь им недолгий:
Вешней водою пройти под мостом
К матушке Волге.
Встретила воду большая река
Плеском уклейки.
И возвратились в свои берега
Малые реки.
В здешних местах у погоды всегда
Нрав был капризный.
Но не иссякнет и летом вода
В Сызранке с Крымзой.
Сколько ни выпьет из них летний зной,
Хоть понемногу
Будут поить родниковой водой
Матушку Волгу.
В правобережье великой реки –
С нею навеки.
Знать, вместе с Волгой и вы велики,
Малые реки!
И остаются в душе навсегда
Строки простые:
Это — не просто живая вода,
Это — Россия!
НОСТАЛЬГИЯ
Давненько не был я в Сибири,
Где Ангара, Иркутск, Байкал.
Небось, меня там все забыли.
Но я-то их не забывал.
С судьбою бесполезно спорить.
Однажды все-таки пойму:
Всем одного труднее помнить,
Чем всех — кому-то одному.
Еще приеду, как ни занят,
На свет иркутского огня.
И кто-нибудь еще узнает
На людных улицах меня.
У географии другие
Определения в ходу.
Но разрывает ностальгия
И широту, и долготу.
До самой Ангары дорога
Видна от Жигулевских скал.
А Волга, пусть и ненадолго,
Впадает в озеро Байкал.
СЫЗРАНЬ
Рвани стоп-кран!
Колеса с визгом
Рассыпят искры между шпал.
А то - гляди! - проедешь Сызрань,
Вокзал которой ты проспал.
Рвани, пока в окне вагонном
Не промелькнула Сызрань-два,
Пока состав, не взяв разгона,
Стучит колесами едва.
Начальник поезда капризно
Начнет ворчать: мол, стыд и срам.
Но он не знает город Сызрань,
А то бы сам рванул стоп-кран.
Все города ему и веси –
Лишь остановки на пути.
Тебе же не сойти здесь если –
С ума сойти!
***
Если ты идешь по городу,
Но забыл его название,
А тебе навстречу девушка —
Просто глаз не отвести...
Значит, ты идешь по Сызрани,
Потому как в прочих местностях
Ты на прочих смотришь девушек
Просто для отвода глаз.
Если с первой встречи девушка
Вдруг с тобою обнимается,
А тем более целуется —
Значит, что-то тут не так.
Видно, ты совсем не в Сызрани,
Потому как наша девушка
С первой встречи не целуется,
Разве только — со второй.
Если между поцелуями
Ты и девушка услышали
Марш, которым так прославился
Композитор Мендельсон,
Знать, вы оба - в загсе сызранском.
Ну а нам того и надобно,
Чтобы вновь рождались девушки –
Просто глаз не отвести.
ЛЕДОКОЛ
Ледокола утюг перевернутый
Разбивает весенние льды.
-И зачем, капитан, так упорно ты
Бьешь дорогу до чистой воды?
Отвел капитан: -Да пора б реке
Избавляться уже ото льда,
Чтобы плыли по Волге кораблики
И большие морские суда.
- Ни за что, не догнать их, стремительных,
Капитан, твоему кораблю
- Но зато, чтоб на скорости видеть их.
На фарватере льды я колю!
ПУТЬ
В Сибирь улетел мой товарищ...
Вячеслав Харитонов
В Сибирь улетел твой товарищ...
И ты отправляешься в путь,
По синему небу едва лишь
Успел самолет промелькнуть.
Твой путь то проляжет к озерам –
С рыбалкой, ухой у костра;
То ляжет он Раменским бором,
Где, кстати, грибная пора.
Лечу я, и за Енисеем
Легко представляется мне,
Как бродишь ты лесом осенним,
Ведешь судака на блесне.
Кому-то покажется сказкой
Рассказ о сибирских местах.
Но все-таки омуль байкальский
Не хуже, чем волжский судак.
И люди там — тоже не волки.
Слетай — и увидишь все сам.
А я порыбачу на Волге,
Пройдусь по приволжским лесам.
Но где бы мы ни колесили
В былые и эти года -
Чем дальше, тем ближе к России,
О чем и мечталось всегда.
СТРЕМНИНА
Все шире забереги, шире.
Все уже ленточка воды.
Давно бы речку заглушили,
Когда бы не стремнина, льды.
Хотя морозило все крепче,
Особенно под Рождество,
Парила полынья на речке,
Не признавая ничего.
Крещенье наступало грозно:
Воды - не ленточка, лишь нить.
Но так два берега морозы
И не смогли соединить.
Не прижимая к сердцу руку,
Без жестов должное воздам:
Спасибо, речка, за науку
Не поддаваться холодам.
Спасибо, что неистребимо
Теперь желанье льды разбить.
И не стремиться на стремнину,
А самому стремниной быть.
Толпа
Если дело доходит до дела, Глядь, уже и толпа поредела.
Хоть была многолюдной толпа,
Состояла, видать, из трепла.
Хорошо, если кто из людишек
В ней такой обозначится вдруг,
Что без слов и условностей лишних
Взяться может за меч или плуг.
Если дело за душу задело,
То возьмется он смело за дело.
А за ним потечет и толпа,
Потому как она неглупа.
Есть кому в ней стремиться к успеху.
И когда замаячит успех,
Одного обойдут, как помеху.
Да ещё и поднимут на смех.
Пусть иные то дело закончат.
Лишь бы прибыло в мире тепла.
Делать дело - удел одиночек,
Даже если за ними - толпа.
ОДНАЖДЫ
У мальцов глаза блестят
От рискованной забавы:
Камни весело летят
В проходящие составы.
Что ни бросил - то верняк:
Камень точно в цель ложится.
Не жалели товарняк,
Но жалели пассажирский.
Вроде ясно без врача:
Не ублюдки, не дебилы,
Но с упорством дурачья
По дощатым стенкам били.
И однажды, как всегда,
Вышли к рельсам по привычке.
Пропустили поезда,
Врезали - по электричке.
Бритвы стекол, бабий вой.
Чирк - и девочке довольно.
Вот осталась бы живой,
Рассказала бы, как больно.
Крест
Я рвану рубаху
Около креста.
Голову на плаху?
Да пожалуйста!
Зной июньский будет
Иль мороза треск Не забудьте, люди,
Мне поставить крест.
Впрочем, что вам, братцы,
Голова моя?
Если разобраться,
Может быть, меня
Не за что под крики
Гнать на эшафот.
Кто-нибудь воскликнет:
Пусть, мол, поживёт.
Кто-то злобный самый
Проиграет спор.
И палач с досадой
Зачехлит топор.
Всё - не для парада.
Жить не надоест.
Вдруг на мне, и правда,
Рано ставить крест.
У ИКОНЫ
Зажгу у иконы свечу
-Свет на душу ляжет.
Бог знает, о чем я молчу,
Но вам - не расскажет.
Свеча у иконы горит,
Мир полнится светом.
Бог знает, что
Он говорит.
Вы поняли это?
Серебро
Не в богатстве добро.
И не в золоте правда.
Мой метал - серебро,
Мне другого не надо.
Крест серебряный мой
На цепочке такой же
Даже лютой зимой
Греет душу и кожу.
И не зря сведены
Нынче в блеске изящном
Серебро седины
С серебром настоящим.
ТЕБЕ
Адамово ребро,
Божественная сила,
Настройся на добро,
А то - невыносимо.
Пока, смешно сопя,
Ты спишь - кулак под щеку,
-Настройся на себя
А на кого еще-то?
И, сны не торопя,
Я сяду к изголовью,
Настроюсь на тебя
Божественной любовью.
Молитва
Всё безрадостней жизненный путь.
Смерть нас всех занесла в горемыки.
Не успел одного помянуть,
Как зовут на другие поминки.
Не успел одного проводить
До могилы, всплакнув незаметно,
Как приходится вновь яму рыть
На четыре кубических метра.
Ясным полднем и ночью глухой
Люди молятся Богу безгрешно
И за чьей-то души упокой,
И за здравие чье-то, конечно.
Вновь кладут на могилу цветы.
Фотография в памятник влита.
Приглядись. Если это не ты, Помогла, значит, чья-то молитва.
ЗВОН
Слышу звон…
Да теперь-то и знаю, где он
Раздается, - на той колокольне,
Что без всяких препон вижу с разных сторон.
Оттого и на сердце спокойней.
Поднимается к синему небу звонарь,
Помолившийся перед иконой.
И в любую погоду над нами, как встарь,
Разливается звон колокольный.
Мы и раньше, конечно же, слышали звон,
Уплывавший в небесные дали;
Да откуда был он, из каких он времен,
Только близкие к Небу и знали.
Отболев глухотой, каждый слышит свое
В колокольном чарующем звоне.
И услышать ни музыку, ни соловьев
Он уже не мешает нам ноне.
КРЕСТИК
В храм Божий пойти помолиться
На нынешнее Рождество?
А может, сперва похмелиться,
Потешив свое естество?
О храме он мельком подумал,
Когда одевался с утра.
И тут же прямехонько дунул
Туда, где набрался вчера.
Сшибал у прохожих монетки,
Привычно не пряча глаза.
На водочные этикетки
Молился, как на образа.
В кругу алкогольного братства
Божился, что больше не пьет.
А к вечеру снова набрался Он сам это знал наперед.
Когда его утром в котельной
Нашли на сыром угольке,
Всплакнули: он крестик нательный
Сжимал в омертвевшей руке.
Собор
Христорождественский собор,
Издалека ты - просто диво.
Но глянешь на тебя в упор Не все пристойно и красиво.
Расхристан в глубине амвон,
Нет места ни одной иконе.
Давным-давно не слышен звон
С твоей высокой колокольни.
Под каблуком хрустит кирпич,
Облупленная краска тут же.
И это все - не Божий бич,
А бич людского равнодушья.
Издалека или в упор
Гляди. Но вряд ли возродится
Христорождественский собор
Без возрождения традиций.
НЕХРИСТИ
Молодые, зубастые,
Каждый – груб и упрям.
Им духовные пастыри –
Словно ладан чертям.
А на шеях мотаются
Золотые кресты –
Не из Божьего таинства,
Из пустой красоты.
Матюгаются походя
В Бога, душу и мать.
Время в пьянстве и похоти
Так легко убивать.
И не тяжко им грех нести
Под «ха-ха» да «хи-хи».
Знать, не ведают нехристи,
Что такое грехи.
Эх, юнцы, ваши капища –
Не пустая игра.
Гром не грянул пока еще,
А креститься – пора!
Вулкан
Мы и дальше бы делали культ
Из того, что принёс нам прогресс.
Да вулкан Эйяфьятлайокудль
Опустил нас на землю с небес.
Сатанинский котел закипел
Под исландскими льдами опять
И за несколько суток успел
Отучить пол-Европы летать.
Пассажиры, куда-то спеша,
Пересаживались в поезда.
На у если в ЮАР или США?
Нет железной дороги туда.
Эйяфьятлайокудль поутих.
Мчатся "боинги" за океан.
И с усмешкою смотрит на них
Циклопическим оком вулкан.
ОБЪЕЗД
Перекрыли дорогу. В объезд
Направляются автомобили.
Пешеходам дорогу открыли
-Стало быть, хоть и временно, здесь.
Перекрыли проезжую часть,
Но идем все равно тротуаром
-Уважение к правилам старым
Сохраняет привычную власть.
Часть проезжую, чуть погодя,
Мы освоили в пешем порядке.
Но вернулись былые порядки:
Вновь авто на дороге гудят.
Сила временных правил теперь
Под колеса влечет непременно.
Дай-то, Господи, чтоб перемена
Обошлась без особых потерь.
Дай-то, Боже, усвоить ясней
Всем желавшим понять эти строки,
Что они - не о праздной дороге,
Хоть, конечно, еще и о ней.
Скрипка
Ни стука, ни звяка, ни вскрика
В июньской ночной тишине.
И вдруг запиликала скрипка
В распахнутом тёмном окне.
Конечно же, не Паганини.
Какой-то обычный скрипач.
Но помню те звуки поныне:
Так тронули душу - хоть плачь.
С тех пор я тем звукам и верю,
Что в юности был увлечён.
Так в царствие музыки двери
Открыл я скрипичным ключом.
Она мне дарила по-царски
Надежды сверкающий луч
В те годы, когда я в слесарке
Осваивал гаечный ключ.
Она не оставит и позже Ни днем, ни в кромешной ночи.
Душа замирает: - О, Боже!
Так это же скрипка звучит!
К ПРИРОДЕ ТВОРЧЕСТВА
Возьмите небесную твердь
И красной гуашью
Попробуйте сделать рассвет
Вчерашнего краше.
Возьмите у птиц голоса,
Попробуйте - песню.
Потом отпустите в леса,
Луга, поднебесье.
Ни песни у вас, ни зари
Не выйдет сначала.
Но пробуйте, чёрт побери,
Чтоб вдруг – зазвучало!
Пусть голос охрипнет совсем,
Кисть хрустнет в ладонях –
Уже гениальны вы тем,
Что нет вам подобных!
Соперникам не обойтись
Без вечной опаски,
Что голос ваш – в пении птиц,
В заре - ваши краски.
Песни
Мы забываем песни прошлых лет,
Как пошловатый анекдот вчерашний.
Но ничего зазорного в них нет,
Поскольку это песни жизни нашей.
Из детства да из юности несли
Мы эти песни в нынешние годы.
И ты нас, автор шлягеров, не зли
Тем, что они, мол, выбыли из моды.
Садись поближе к нашему костру.
И даже если мы с тобой поспорим, Глядишь, запомнишь всё-таки к утру
Хотя бы "По долинам и по взгорьям".
СУДЬБА
Банку тушенки нежно вспороть,
В кружки набулькать спиртяжки.
Да не сдадутся ни души, ни плоть,
Как наши ноши ни тяжки!
Это лишь кажется, что налегке
Жизнь мы размашисто мерим.
Держит судьба нас в своем кулаке
Так, что и пикнуть не смеем.
Но разжимаются пальцы подчас
И у судьбы на мгновенье.
И уж тогда не удержите нас
Вы, ни пространство, ни время!
Шпарим зигзагами и по прямой —
Как на дистанции спринта.
Даже дыхалку сбивает порой,
Словно от чистого спирта.
Пусть мы под небом встаем на постой,
Пусть обморожены щеки.
Лишь не валяться бы банкой пустой
Из-под говяжьей тушенки.
Иуда
- А денежку, хочешь?
- Конечно!
Вот с этого всё и пошло
Евгений ЧЕПУРНЫХ.
То туда он спешит, то оттуда Новоявленный Искариот.
Тот же самый, по сути, Иуда.
Только денег побольше берёт.
Но не всем и брильянты по вкусу.
И порой даже не идиот
Из любви лишь к дурному искусству
Безвозмездно друзей предает.
И, опять погорев на обмане,
В лес идет он, покорен судьбе,
Не по ягоды, не за грибами Выбирает осину себе.
Попса
Их голоса заглушишь разве?!
Для городов и деревень,
Привыкших к песенной заразе,
Горланят все, кому не лень.
Певцы богаты – не поспоришь:
Квартиры, брюлики, авто.
Но можно им платить и больше –
Не пел бы только кое-кто.
Все эти песни, как ни странно,
Созвучны с истиной простой:
Колоратурное сопрано
Не заглушается попсой.
Сердце
Я чувствую нередко
Природы колдовство:
Тесна грудная клетка
Для сердца моего.
Казалось бы, не птица,
Не зверь какой-нибудь.
А так порой стучится,
Что не даёт уснуть.
Единственное средство Свободу разрешить?
Но как потом без сердца
На свете буду жить?
Серп на молот
Из глухой деревушки да в город
Вслед за дочерью бросилась мать.
Поменяла в сердцах серп на молот,
Хоть не очень хотелось менять.
Серп - на молот... Работа в почёте!
Это вам не какой-то пустяк,
А в жилетах оранжевых тёти На железнодорожных путях.
Работёнка не с неба упала:
Бей кувалдой да щебень стели.
В креозотом пропахшие шпалы
Забивают они костыли.
Передышку дадут им, усталым.
И, покуда дымит пол мужской,
Смотрят вслед проходящим составам
Мать и дочь с деревенской тоской.
Птицы
Стало морознее нынче.
Видно, пора уж давно
Сала кусок для синичек
Определить за окно.
Пусть подкрепятся немного,
Чтоб холода перенесть.
Людям и птицам от Бога
Что-то положено есть.
Птица, что с ангелом схожа,
С песней ни свет ни заря.
Тварью, пусть даже и Божьей,
Может, зовут её зря?
Рыжий
К рыжему не клеится загар,
Несмотря на пляж с утра до ночи.
А у нас - коричневый завгар,
Хоть мужик он рыжий, даже очень.
Мог бы в кабинете целый день
Он сидеть: мол, вы меня не троньте.
А ему, вы знаете, не лень
Помогать водителям в ремонте.
К вечеру он с головы до ног
Перепачкан смазкой непременно.
Он еще б кому-нибудь помог,
Да уже к концу подходит смена.
Встанет под горячий душ завгар,
Смазку оттирать усердно станет.
Смоет постепенно свой "загар",
Но веснушки всё-таки оставит.
Слесаря доедут до пивной.
Спросят: - Пиво будешь, дядя Толя?
Тот кивает рыжей головой:
- Буду, парни! Что я, рыжий, что ли?
ЗВЕЗДА
Подарили звезду чудаку.
Он ее поносил на боку.
На груди он ее поносил,
А потом в небеса отпустил.
Все смеялись над ним: Как же так? Отпустил?
Ах, какой ты чудак!
Прежде чем в небеса отпустить,
Дал и нам бы ее поносить.
Вместе с ними смеялся и он,
Озирая ночной небосклон.
Засияла звезда ярче всех –
И умолк издевательский смех.
...Уж давно чудака с нами нет,
И насмешников принял тот свет.
Но осталась гореть навсегда
Во Вселенной земная звезда.
ОДИНОЧЕСТВО
Мамы и папы, дети и внуки.
Толпы друзей и родни.
Господи, как же мы все одиноки,
Хоть и живем не одни!
С севера, запада, юга, востока
Странами окружена,
Господи, как же ты, Русь, одинока,
Хоть на Земле не одна!
Звезд и планет удивительно много
Мчится в космической мгле.
Господи, как ты, Земля, одинока!
Как человек на Земле...
МАМКИ
Порою зубами скрежещем:
Совсем вымирает, мол, Русь.
Но, видя беременных женщин,
Я так утверждать не берусь.
В девичестве, может, ломаки,
Но каждой нашелся жених.
Какие хорошие мамки
Получатся вскоре из них!
Кому-то, увы, не досталось
Супруга - ушел, паразит.
Зато одинокая старость
Мамаше теперь не грозит.
Конечно же, плохо без папы.
И все же, пока в свой черед
Рожают российские бабы,Не вымрет великий народ!
КРЫША
Все, что нужно мужикам, на дом залезшим,
Подкалымить в подоспевший выходной:
Кроют крышу оцинкованным железом.
Ну, и матом заодно, само собой.
Эх, забористое русское словечко,
Помогало ты работникам всегда:
Без тебя не получается и печка,
А уж крыша и подавно — высота!
Ты не слушай их, охальников, хозяйка,
И не смахивай румянец со щеки.
Лучше в погреб поскорее полезай-ка:
Кончив дело, слазят с крыши мужики.
Ставь на стол закуски щедрою рукою,
С первачом бутыль зеленого стекла.
И пускай течет сегодня он рекою –
Лишь бы крыша в дни другие не текла!
Мужики и бабы
Не, мужики, бесполезно
Это — не цирк шапито:
Если уж падаешь в бездну, Не остановит никто.
Разве что русская баба
Схватит за шкирку тебя,
Глянет с улыбкою, дабы
Понял, что это — любя.
И ведь найдет она выход,
И не поднимет на смех.
Жаль, мужики, баб таких вот
Нам не хватает на всех.
К маме
Давно я не был на могилке мамы.
Не близкий путь - аж через полстраны.
Да и рубли, что падали в карманы,
Расходам на поездки не равны.
Все по стране в разы подорожало.
А кое-что - в десятки, сотни раз.
Чужой для нас не ставшая держава
За чужеземцев, что ли, держит нас?
Таких, как я, наверняка немало Не могущих добраться в эти дни
Ни до могилки, где осталась мама,
Ни до живой заждавшейся родни.
Страна их встречам помогать не будет.
Но неужели не поймет она,
Что лишь пока еще роднятся люди
Родною остаётся им страна?
...Могилка тишиной меня встречала.
Снег выпал. Дело близилось к зиме.
Простишь ли, мама, как всегда прощала?
И я прощу ли самому себе?..
Белка
На могильный холмик положили
Несколько печений да конфет.
Вспомнили, как вместе с мамой жили, С мамой, нет которой двадцать лет.
Не звучали здесь ни смех, ни шутки.
Соснами шумел окрестный лес.
Белочка в нарядной зимней шубке
С дерево спустилась - как с небес.
Бережно взяла она печенье
Захрустела им всё веселей.
Не придать особого значенья
Не могли мы этой встрече с ней.
В памяти тот случай необычный
Все мы пронесём через года.
Словно мама в беличьем обличье
Встречу нам назначила тогда.
Неспроста же так на нас глядела,
Неспроста утих шумевший лес.
...Белка вновь на дерево взлетела Ей оттуда ближе до небес.
Древо
Наконец-то сын, как и мечталось,
Дом построил, сына заимел.
Стало быть, всего-то и осталось,
Чтоб деревья посадить сумел.
Он сумеет: не нова наука.
И хотел бы я, ценя родство,
Чтобы приобщил он к ней и внука Моего пока, не своего.
Пусть растут направо и налево
Деревца. И пусть растёт, ветвясь,
Генеалогическое древо,
Продолжая родственную связь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Девочка, мальчик. Девочка, мальчик Доченьки и сыновья.
Кто там еще между вами маячит? Это, наверное, я.
С фронта мой будущий папа вернулся.
А через несколько лет
В маме однажды я шевельнулся,
Чтобы явиться на свет.
Сестры и братья, сестры и братья,
Жить бы вам да не тужить.
Знать, потому и не стал умирать я,
Что кто-то должен был жить.
Девочка, мальчик, Девочка, мальчик.
Вы - продолженье семьи.
Кто там еще между вами маячит? Дети и внуки мои.
Нежность
Если б ты не жила на Земле,
Если б я на Земле этой не жил, От кого бы узнать ещё мне,
Что бываю я всё-таки нежным?
Я и пары бы слов не связал,
По ночам одиночеством тешась,
Если б только тебя не узнал
И твою несказанную нежность.
Всё равно
Где бы ни мотало нас, но к женщине
(Мужики, признаемся себе)
Все равно вернёмся мы, конечно же,
По непредсказуемой судьбе.
Кто искал по жизни развлечения,
Кто стрелой Амура был пронзён Всё равно мы все без исключения
К той, кто не прогонит, приползём.
Лишь бы ей, однажды нами преданной,
Брошенной в мгновение одно,
Бесконечно нам когда-то преданной,
Было и теперь не всё равно.
ПОД ЛУНОЙ
Как ты легко одета —
Только в ночную тьму.
В теплое это лето
Больше и ни к чему.
Тихо руки касаясь,
Шепчешь ты мне: — Молчи.
Светят луне на зависть
Луны твои в ночи.
Нет без тебя, похоже,
Жизни, и потому
Переоденусь тоже
В эту ночную тьму.
Ни свитера, ни платья
Нам не нужны сейчас,
Вот бы всю жизнь объятья
Так согревали нас.
ЖЕНЩИНЫ
Чем старше ты, тем женщины красивей:
Улыбка, макияж, походка, стать...
Они влекут к себе с такою силой,
Что сил едва хватает устоять.
Закрыв глаза, сумел бы прошагать я,
На них не глядя, словно - хоть бы хны.
Но вдруг, споткнувшись, упаду в объятья
Я чьей-нибудь подруги иль жены?
Вот так и маюсь - что за наказанье!
Аж прошибает горькая слеза.
Что лучше: жить с открытыми глазами
Иль закрывать хоть иногда глаза?..
«ПОЧТИ»
Временами мороз по коже:
Бес не смотрит на седину.
Я свое отлюбил, похоже,
А на ваше не посягну.
И зачем я тебе, девчонка,
В этот вечер и по судьбе?
Может, я и хороший в чем-то,
Ну а в целом-то – так себе.
Да не слушай моих ты басен,
Лучше вирши мои прочти.
Я уже почти не опасен.
Ударение – на «почти».
Вдвоём
Не пей, красавица, при мне
Ни пива, ни вина, ни водки.
Не верь, что истина - в вине.
Как, впрочем, и в метеосводке.
Синоптик нам наговорил,
Что будет солнечной суббота.
Да словно этим и открыл
Для тучи дождевой ворота.
Сидим с тобою мы вдвоём Хотя бы в этом подфартило.
Давай шампанского нальём
За возвращение светила.
Отпей. На небо посмотри,
На землю, где под облаками
По лужам, пляшут пузыри Как пузырьки в твоём бокале.
Прелесть
Глаза сияют, вьётся локон.
Улыбка трогает уста.
Всё это как-то ненароком,
Всё это как-то неспроста.
Но всё - не для того, похоже,
Чтоб налилось вино в бокал,
Чтоб у мужчин мороз по коже
От восхищенья пробегал.
Она вас взглядом не пронзает,
Она свободна от страстей.
И тем прелестней, что не знает
Всей чистой прелести своей.
ПРИНЦЫ
Смешно вам, но честное слово:
Девчонка серьезно вполне
Ждала жениха не простого,
А принца на белом коне.
Монархи ли отпрысков прячут,
Дороги ли криво легли,
Но принцы никак не доскачут
До нашей российской земли.
И сколько их ждать, этих принцев?
Сомнителен этот процесс.
У принцев, наверное, принцип:
Скакать прямиком до принцесс.
Да если присмотришься все же
Получше к сынкам королей
-У многих ни кожи, ни рожи,
Не то что у наших парней.
И сколько бы вы ни ворчали,
Девчонки, к чему ваш каприз?
Царевич на сером волчаре
Прискачет скорее, чем принц.
Богиня
Мелькнёт в толпе под юбкой мини,
В простом капроновом чулке
Высокая нога богини
На олимпийском каблуке.
Эллады солнечное имя
Вдруг вспомнится и пропадёт,
Когда курносая богиня
Российской улицей идёт.
Не нужен слог высокопарный Богиня проще быть велит.
Она идет навстречу парню,
Которого боготворит.
На ней, единственной на свете,
Наверно, будет он женат.
Потом у них родятся дети.
Нельзя богам без боженят.
АЙСБЕРГ И «ТИТАНИК»
Хорошо быть айсбергом: плыви
Где-нибудь в открытом океане.
Ни вражды тебе там, ни любви
В полном одиночества тумане.
И «Титаником» неплохо быть.
Чтоб кого-то сдуру не обидеть,
Никого не надо ни любить,
Ни - помилуй, Боже! - ненавидеть.
Багажа-то сколько — Боже мой! —
У отплывших в штормовые мили.
Но любовь и ненависть с собой
Пассажиры тоже прихватили.
Темной ночью, прямо как в кино,
Айсберги «Титаник» вновь столкнутся.
Все опять отправятся на дно.
Лишь любовь и ненависть спасутся.
В МАРТЕ
Сняли шубки, курточки надели:
Март не поскупился на тепло.
Не прошло, однако, и недели –
Вновь сверкает инеем стекло.
Правда, к теплым зимним одеяньям
Возвращаться вряд ли кто готов,
Слушая всю ночь и утром ранним
Серенады мартовских котов.
Но зато готовы, даже рады
-Без ограничений по годам –
Кавалеры сбацать серенады
Под балконами любимых дам.
Жаль, у одного гитары нету,
У другого голос подкачал.
А не то бы хор их в пору эту
Посильней кошачьего звучал.
В сторону, ребята, эти шутки.
Все серьезно в мартовские дни:
Девушки с себя снимают шубки –
С нас-то снимут головы они!
Банька
Е. и А. Мироновым
Из прохладного предбанника Да в парную, на полок.
Принимай-ка воду, каменка,
Выдавай скорей парок!
Как змеюка подколодная,
На камнях шипит вода.
Пар такой, что — мама родная! Словно с плеч летят года.
Лихо хлещет веник спаренный:
Вместе с дубом — эвкалипт.
И, конечно, лист распаренный
К месту некому прилип.
Я скачу его водицею Он смывается легко.
И, конечно, по традиции
Ждет в предбаннике пивко.
Эх, была б еще напарница Это ж просто красота!
Да и жаль, что ездить париться
Надо в сельские места.
Но теперь так стали дороги
Эти банные дела,
Что построить баньку в городе
Мысль мне в голову пришла.
Надо только выбрать времечко Будет банька, будет пар,
Чтоб и дома лист от веничка
Там, где надо, прилипал!
Монолог студента давних лет
Мой бедный май! Цветов дороговизна.
Задорный смех,
Обезображенный базарным визгом.
Да ну их всех!
Торгуются, обсчитывают всяко Мошна полней.
А у меня последняя десятка
На много дней.
Могу приобрести еды и чаю,
Блок сигарет.
И все-таки купить предпочитаю
Цветов букет.
Иду вперед с открытыми глазами
Сквозь шум и гам.
А ежели опять не сдам экзамен Бутылки сдам.
Цвети, мой май! С отвагой и весельем
На мир гляжу.
Куда иду я улицей весенней?
А не скажу!
На прогулке
После дел дневных под вечер
Тихо выйти на крыльцо
И почувствовать, как ветер
Обласкал твое лицо.
По проторенной дорожке
Переулочком пройтись.
Улыбнуться встречной кошке,
Позабыв про слово "брысь".
Вдоль соседского забора,
Почерневшего от лет,
Над которым очень скоро
Свесит яблоки ранет.
По грунтовке с легкой пылью До асфальтовой реки,
Где плывут автомобили,
Подавая мне гудки.
И обратно, и обратно Замыкая вновь кольцо.
Как же всё-таки приятно
Возвращаться на крыльцо!
На такой вот на прогулке
Отдыхаю всей душой.
Хорошо жить в переулке
Рядом с улицей большой!
Троллейбус
Ночных реклам татуировка Цивилизации каприз.
Троллейбус, божая коровка,
Сообразив, где остановка,
На тонких усиках повис.
И вновь по улице безлюдной Вдоль тротуаров, несмотря
На поздний час, на холод лютый,
Троллейбус шел, такой уютный,
Сквозь непогоду января.
Простая у него забота Перевозить простой народ.
И если ночью хоть кого-то
До дома довезёт с работы, Уже недаром он идёт.
В крутые повороты ловко
Водитель впишется опять.
Прощай, реклам татуировка!
В конце концов есть остановка,
Откуда можно ехать спать.
Не хуже
Живу в небольшом городке,
Пропахшем и потом, и кровью,
Припавшем к великой реке
Своей стариною и новью.
Не так уж и плохо живу Другой образ жизни не нужен.
Того, что в обед не сжую,
Порою хватает на ужин.
А город за мною следит
Глазами досужих сограждан.
Мне это внимание льстит,
Поскольку следят не за каждым.
И я потихоньку слежу,
Как город меняется древний, Счищает столетнюю ржу,
Сажает цветы и деревья.
Живу я на этой земле
Не хуже других, если честно.
Не надо завидовать мне Вам тоже найдется здесь место.
Каша
В детдоме мне жилось неплохо
В мои мальчишечьи года.
Но от перловки и гороха
Сводило скулы иногда.
Их раз по десять на неделе
Готовили и так, и сяк.
И так они мне надоели,
Что аппетит совсем иссяк.
Не возвратился он и после,
Когда во флоте я служил.
А на гражданке-то и вовсе
Я с этой пищей не дружил.
Зато не раз на радость вашу,
Враги мои, - да видит Бог! Заваривал такую кашу,
Что расхлебать ее не мог.
Пусть бьет меня опять эпоха,
Деньжонок не хватает пусть.
Но без перловки и гороха
Теперь я точно обойдусь.
Инвалид
Ампутировали ногу
Мужику. Но он упрям:
Привыкает понемногу
К деревянным костылям.
Ковыляет помаленьку
По двору туда-сюда.
Люди смотрят на калеку
И вздыхают иногда.
Он и сам порой вздыхает.
И, когда совсем невмочь,
Потихонечку бухает,
Как ни бдят жена и дочь.
И решает инвалидству
Заявить он свой протест:
Обратиться хоть в столицу,
Но истребовать протез.
- А не то пропью и совесть,Заявил он как-то раз.
Лучше дворником устроюсь.
Я уже метлу припас.
ФОНАРИ
Фонарные столбы сутулятся,
К дороге головы клоня.
Бреду потерянно по улице.
Найдите кто-нибудь меня!
Поверьте, очень верить хочется,
Что кто-то так же в свой черёд,
Измаявшись от одиночества,
По той же улице идёт.
Он, может быть, привычно хмурится
Из-за превратностей судьбы,
Глядит с тоской на эту улицу
И на фонарные столбы.
Мы с ним не встретимся, наверное.
И коль вести о чем-то речь,
То лишь о том, что есть во времени
Уже сама возможность встреч.
Поэтому не будем хмуриться.
Жить надо, что ни говори.
Не зря же освещают улицу
Зажёгшиеся фонари.
Поверьте
Когда кричу - не верьте мне.
Заговорю - не верьте тоже.
И даже шёпот в тишине
Понять меня вам не поможет.
И лишь молчать начну когда,
Вы мне, пожалуйста, поверьте Во все последние года
И даже... даже после смерти.
Ванкувер
Мы водку пить бы перестали,
Мы отказались бы от курева
Во имя мест на пьедестале
Заокеанского Ванкувера.
Спортсмены обещали вроде
Нас всех порадовать медалями.
Но надавали им по морде
В хоккее, лыжах и так далее.
Лишь «Русский дом», живя безбедно,
Не признавая унижения,
И пил, и жрал - что за победы,
Что, как ни жаль, за поражения.
Потом пришли паралимпийцы,
И наконец-то мы увидели,
Как за победы надо биться
Не только ставшим инвалидами.
Страна, не огорчайся очень,
Забудь проклятие Ванкувера!
Ведь очень скоро будет Сочи.
Уже без водки и без курева?
Бессмертие
Жаль только, жить...
Н. Некрасов
Изобретут эликсиры бессмертия
Люди назло незавидной судьбе
Тот, кто имеет богатства несметные,
Сразу бессмертие купит себе.
Снова кому-то смерть выпадет в спутницы.
Это, конечно, в порядке вещей.
Но и над тем, кто от смерти откупится,
Из-за угла посмеется Кощей.
Спорить со смертью не всякий отважится.
Ежели с дьяволом даже дружить,
Вечная жизнь хуже смерти покажется.
Лучше уж просто подольше пожить.
Изобретут люди снадобья разные,
Жизнь удлинняя в отместку судьбе.
Жаль только, жить в эту пору прекрасную
Уж не придется ни мне, ни тебе.
***
Разрывается рот от зевоты
Спать хочу, а уснуть не могу.
Как обычно, дневные заботы
Отзываются ночью в мозгу.
Утром снова в проблемы врубаться
С кем-то спорить опять, может быть.
А кому-то опять улыбаться,
Хоть и хочется морду набить.
Но ему, с ненабитою мордой,
Тоже, может, захочется вдруг
Изменить как-то облик мой гордый
Парой бьющих без промаха рук.
Лучше нам поберечь свои лица,
В неизбежном дневном рандеву
И хотя бы во сне помириться,
Чтоб не драться потом наяву.
С этой мыслью, наивно надеясь,
Что воинствовать нам не с руки,
Засыпаю, как смирный младенец,
Но сжимаю во сне кулаки.
Глобус
Вертится старенький глобус:
Материки да моря.
Вот эта самая область,
Где началась жизнь моя.
Вот и губерния эта,
Где я продолжил путь свой,
Полная теплого света
Даже холодной зимой.
Вот эта самая Волга,
Что приютила меня,
Чья голубая дорога
Соединяет моря.
И не на глобусе только,
Но и в реальности дней,
Где пролетает моторка
Меж корабельных огней.
Легкий дюралевый корпус,
Ты ведь не для корабля.
Так же, мой маленький глобус,
Ты - не планета Земля.
Нет от сравнения толку.
Я ведь по жизни упрям.
Глобус возьму на моторку
Да и махну по морям!
Пистолеты
Привет, пацаны и пацанки
Суровых детдомовских лет!
Привет, самодельные санки,
Игрушечный мой пистолет!
Меня самого пистолетом
Детдомовцы звали подчас.
Но не обижали при этом Не трогали слабых у нас.
И сам я не трогал, подросши,
Детдомовскую мелюзгу.
Не то что такой уж хороший Мальцов обижать не могу.
Картошка, с подливкой котлеты,
Другая простая еда...
И все же росли "пистолеты",
Свои догоняя года.
Прислушавшись к добрым советам,
Хотя и от злых спасу нет,
Держали хвосты "пистолетом" В ответ на шутливый совет.
Счастливыми ль стали билеты,
Которые выдал детдом?
Сказали бы вы, "пистолеты",
Да где мы друг друга найдем?
Толк
Скрюченный какою-то болезнью,
Превратившийся в живой вопрос,
Он, однако, стал куда полезней
Множества задравших кверху нос.
От носы задравших мало толку.
Он же, понимая в деле толк,
Вновь с утра берёт свою метелку
Да простой пластмассовый совок.
И весь день работает, не ропщет,
Черенок сжимаючи в горсти.
Согнутому даже как-то проще
Мусор на обочинах грести.
Он привык смущённо улыбаться,
Голову приподнимать слегка.
А еще - ничуть не прогибаться
Даже перед главным в ЖКХ.
Окно
Стекла треснули на окошке,
День и ночь ветерок сквозит.
- Помогу вам, - сказал стекольщик, Не возьму рубля за визит;
Я такие вам вставлю стёкла
(Для того и пришел сюда),
Что от нынешней жизни блёклой
Не останется и следа.
Он достал стеклорез с алмазом
И, похоже, вошедши в раж,
Не окно стал стеклить, а разом
Смастерил нам цветной витраж.
Лепота неземная эта
Украшала недолго дом,
Потому как не стало света,
Света белого за окном.
С витражом-то жизнь и поблёкла,
А поэтому решено:
Припасу стеклорез и стекла Сам теперь застеклю окно!
Икра
Когда отнерестились кабачки
В стеклянные пропаренные банки
И зелени душистые пучки
Еще на рынках продавали бабки,
Настал и прочих овощей черёд,
Которые так были долгожданны.
И сразу же пошли на икромёт
В пропаренные банки баклажаны.
Хозяюшка, стол праздничный накрой!
Богатым будет он, я это знаю.
А к бутербродам с паюсной икрой
Вполне сойдет икорка овощная!
У камина
Когда осеннее ненастье
Загонит в дом опять меня,
Я снова испытаю счастье
Сидеть часами у огня.
Охапка дров, немного щепок,
Коробка спичек, береста –
Вот всё, что нужно вообще-то
Для разведения костра.
Огонь рванулся на поленья,
Игриво прыгает по ним.
С минутой каждой всё теплее –
На то и топится камин.
Ну вот и отогрелось тело,
Раздеться можно не спеша.
Но, что важней, как и хотела, Отогревается душа.
Очаг
Белым по чёрному пишет зима
Грозный приказ о своем наступлении.
И, от мороза спасаясь, в дома
Люди заносят охапки поленьев.
И разжигают семейный очаг,
Ловко бросая в топки полешки.
И, отогревшись, на тех же печах
Что-нибудь варят. К примеру, пельмешки.
Жарко пылают береза, сосна.
И представляется людям согретым,
Как о себе что-то пишет весна
Только зелёным - по белому - цветом.
ДАЧА
Говоря «уезжаю на дачу»,
Вру, конечно. А кто же не врёт?!
Называется это иначе.
Если честно, - простой огород.
Полчаса на попутной маршрутке
(В этом случае незачем врать)
И беру в огрубевшие руки
То лопату, то грабли опять.
И копаю, сгребаю, копаю.
Нет, не тяжек мне труд на земле.
Сердцем чувствую: к ней прикипаю,
И она прикипает ко мне.
Будет много и редьки, и хрена,
Всяких разных других овощей.
Не дадут мне крестьянские гены
Сдохнуть с голоду и вообще:
Разночинцы советской системы,
Варим сталь или пишем стихи,
Не от эры космической все мы –
От простой деревенской сохи.
Что скрывать-то сермяжную правду,
Врать о жизни своей городской,
Если в поле пахал до упаду
Даже Лев Николаич Толстой?
И пока есть от дачи отдача,
Буду ездить сюда каждый год.
Жди меня, огородная дача!
Жди меня, дачный мой огород!
Картинки
Картина маслом. Домик сельский,
Снежок подтаявший, сосна.
Короче, март в глуши российской,
Где начинается весна.
Другой пейзаж — уже в апреле.
Сосна и дом. А вот — грачи.
Весна рисует акварели,
Макая кисточку в ручьи.
И так милы картинки эти,
Что ты вздыхаешь: вот беда Повесить где-то в кабинете
Их не удастся никогда.
Скворечник
С детских лет скворцы по нраву мне.
Нынче я всерьёз, не на забаву
Сколотил скворечник по весне.
Да скворцам он что-то не по нраву.
И в него вселились воробьи.
Хоть им тут жилплощади излишек, Пусть живут в достатке и любви,
Пусть плодят похожих воробьишек.
Хоть они и не умеют петь,
Как скворцы, встречающие лето,И чирикать надо так уметь,
Чтоб кому-то нравилось и это.
Ну а что скворцы? Да если я
Навыков не растеряю прежних,
То весною будущей, друзья,
Сколочу ещё один скворечник.
Яблоки
Поспевали яблоки в саду.
Много было их на радость деду.
Думал он: «Недельку подожду,
А потом уж собирать приеду».
Пробовала яблоки жена.
Морщилась — пока, мол, не дозрели.
И сказала старику она:
- Подожди еще две-три недели.
Чуть не месяц минул, а когда
Снова появился дед на даче, Яблок не увидел. Вот беда:
Воры обобрали, не иначе.
Руганью дед Бога не гневит,
Лишь на рынке выдержать не может.
- И на вкус, - ворчит он, - и на вид
На мои все яблоки похожи.
На лугу
Лошадь, пасущаяся на лугу,
Птица, порхающая над лугом,
Я перед вами в великом долгу
И получаю теперь по заслугам.
Не разглядел, не почувствовал, как
Вы мне внушали свою неслучайность
В годы, когда я витал в облаках,
Лишь ненадолго к земле возвращаясь.
Но наконец-то поверить могу
В то, что на землю пора опуститься,
Чтобы увидеть на этом лугу
Лошадь и птицу, лошадь и птицу.
Грязь
Моросило прошлой ночью.
Утром дождик перестал.
Но местами вдоль обочин
Всё же лужи разбросал.
По дороге мчит машина Только грязь из-под колес!
Весь обрызганный мужчина
Злится — чуть ли не до слёз.
Кто такой в одежде грязной
Вдруг, обиды не тая,
Разразился речью страстной?
Оказалось, это - я.
И умчалась вдаль машина
В утро солнечного дня,
За рулем её — мужчина,
Не заметивший меня.
Нет испачкаться боязни,
Коль испачкан весь уже.
Чищу брюки. Брызги грязи
Остаются на душе.
Гадюкино
Встретишь где-то в российской глубинке
Городишко, деревню, село.
И милы они, и многолики,
А с названьем не всем повезло.
Вот Гадюкино стало известно,
Но не сразу иной разберёт:
То ли это змеиное место,
То ли просто здесь гадкий народ.
И не каждый в Гадюкине знает,
Что за тайна в названии том.
Всяк делами житейскими занят
И не думает об остальном.
На окраину поутру выйдешь,
В разнотравье шагнёшь наугад.
И с внезапным ознобом увидишь,
Как ползет переливчатый гад.
Примешаются к легкой досаде
Местных жителей злые смешки.
И, услышав шипение сзади,
Ты ускоришь невольно шаги.
Городок
Не люблю большие города.
И село бы стало долей тяжкой.
Мне по нраву больше лебеда
Рядом где-нибудь с многоэтажкой.
Мне по нраву тихий городок,
Что от сытой жизни не лоснится,
Из какого б я добраться мог
Быстро до села и до столицы.
Вот брожу по радужной Москве
Или по селу — неторопливо,
Но держу всё время в голове
Городок российского разлива.
Возвращусь. По улицам пройду.
Городок окину зорким взглядом,
Чтобы вновь увидеть лебеду
Где-нибудь с многоэтажкой рядом.
Жигули
Асфальт бросается под шины.
Шофёр, побережней рули!
Какое имя у машины?
Конечно, это - «Жигули».
Мы с ветерком по трассе шпарим.
А что за горы там — вдали?
О чём ты спрашиваешь, парень?
Конечно, это — Жигули!
Ведут на Волгу все дороги,
Клубится пыль из-под колёс.
А что за город возле Волги?
Конечно, это — Жигулёвск!
В такое верилось едва ли,
Но сказка превратилась в быль:
От Жигулей названье взяли
И город, и автомобиль!
Фарватер
Ах, как мы встречали корабли Музыка бравурная звучала!
Люди на причал гурьбою шли,
Не спеша потом уйти с причала.
Бури перестроечных невзгод
К пирсам корабли пришвартовали.
Вот и этим летом теплоход
В Сызрани появится едва ли.
Говорят, фарватер занесло
Волжскими текучими песками.
Да ещё ворюги, как назло,
С кораблей железки растаскали.
Неужели от былых незвгод
Так и не отыщется лекарство?
Неужели сызранский народ
Должен лишь у берега плескаться?
Хочется увидеть земснаряд,
К стрежню расчищающий фарватер.
А пока выхватывает взгляд
Лишь случайный одинокий катер.
Вороньё
Мётлы вётел - опять за своё:
Подметают небесную просинь.
Только с неба убрать вороньё
Получается как-то не очень.
Может, стала ему самому
Бестолковость круженья понятна?
Перестало оно в синеву
Добавлять свои чёрные пятна.
Рвут и мечут над Волгой ветра.
Дождь косой барабанит по крышам.
Вороньё улетело вчера До сих пор его карканье слышим.
Февраль
Проснулся в солнышке азарт Снег оседает под лучами.
Февраль перетекает в март
Едва заметными ручьями.
Но по ночам ещё мороз Под крепким градусом, похоже,
Доводит чуть ли не до слёз
Всех припозднившихся прохожих.
И понимает он едва ль,
Что днём не зря светило греет.
На то и короток февраль,
Чтобы весна пришла скорее.
К весне
В моих полях не тает снег
В моих полях метели свищут.
И свирепеет холодище
Назло начавшейся весне.
В моих лесах не слышно птах,
И зверь свирепый там не рыщет.
Все тот же лютый холодище
Вселил во все живое страх.
Страх перед холодом живуч.
И все-таки надежда брезжит,
Что солнышко весну поддержит
Лучами, выйдя из-за туч.
Недаром же в моих лесах
Стихают буйные метели
И птицы снова засвистели,
Превозмогая зимний страх.
Не остановит солнце бег Все к своему согреет сроку.
Пусть даже перешел дорогу
Весне опять пошедший снег.
Опасения
Крупная птица не сядет на тонкую ветку.
Крупная птица садится на крепкую ветвь.
Всё, что внизу и вдали, разглядит она сверху,
Кроме охотника, пулей пославшего смерть.
Крупная рыба не водится на мелководье.
Крупная рыба находит себе глубину.
Лишь на охоту она при хорошей погоде
К берегу ходит и вскоре находит блесну.
Крупные звери стараются прятаться в чаще,
По затерявшимся в дебрях таежным местам.
Глушь вековая. Однако все чаще и чаще
Звери двуногие их настигают и там.
Нет ни у птиц, ни у рыб, ни у крупного зверя
От человека защиты уже никакой.
Бьёт всё живое, в свое всемогущество веря,
Пулей и дробью он или простой острогой.
Но ведь и люди живут в опасениях, ибо
Птица кричит - не садится на крепкую ветвь,
Цапнуть за палец пытается хищная рыба,
И кровожадно глядит из чащобы медведь.
Времена года
Когда вступал я в юность гордо,
Отринув званье пацана, Из всех времён любого года
Мне больше нравилась весна.
Когда я взрослым стал по сути Не по наличию годов,
Из всех времён, не обессудьте,
Я лето выбрать был готов.
В свой срок подставил я сединам
Шальную голову свою.
Конечно, временем любимым
Теперь я осень признаю.
Что дальше? Невообразимо.
Стремятся градусы к нулю.
Прохлада радует, но зиму
Я всё равно не полюблю.
Эль - Ниньо
Из глуби столетий доныне –
Ни годы, ни воды не в счёт –
Течет в океане Эль-Ниньо,
Куда ему надо течёт.
Как все же назвали красиво!
«Эль-Ниньо» - не раз повторим.
Не пара тебе Куросио
И даже великий Гольфстрим.
Эль-Ниньо, что значит «ребенок»,
По-взрослому ты осмелел,
Твоих выкрутасов разбойных
Не любит никто на Земле.
Особенно в летнюю пору
Твой нрав не приводит к добру:
Приносишь ты боль Эквадору,
Не жалко тебе и Перу.
Потомкам индейцев на горе
Ты в жизнь их коварно проник:
Анчоус не ловится в море,
А суша – в дождях проливных.
Казалось бы, что мне за дело
До влипшей в Эль-Ниньо страны?
И все же теченье задело
Меня возле волжской волны.
В природе немало злодейства,
Не всё у нее по уму.
Страдают потомки индейцев,
А вот почему – не пойму.
Зато понимаю другое
В цветущем приволжском краю:
Эль-Ниньо коварной рукою
Не тронет Россию мою!
Комета
Пролетела по небу комета
Между прочих космических тел.
След кометы со скоростью света
Наконец до Земли долетел.
Ты увидел явление это
И почуял с кометой родство:
Жизнь несется со скоростью света То ли этого, то ли того.
НА ВЕТЛУГЕ
Боже мой, как там птицы кричали!
И летели потерянно прочь...
Это я от любви и печали
Плакал их голосами всю ночь.
Это я так раскидывал руки,
Что казалось: вот-вот воспарю
Над пустынным простором Ветлуги,
Чтобы встретить пораньше зарю.
И, вернувшись, увидели птицы
Из предутреннего тальника,
Как я в птицу хотел превратиться
И не мог превратиться никак.
Было это природы проклятьем
Иль ее проявленьем любви?
Но не смог я в ту ночь стать крылатым.
Что ж, опять поживу меж людьми.
Но однажды крылами взмахну я.
Ты, природа, тогда не перечь.
Даже если потом не миную
Дробь охотничью
Или - картечь.
По-человечески
Вот и думай тут о вечности,
Воспевай любовь и труд.
Хочешь всё по-человечески,
А тебя по-зверски жмут.
То медвежии объятия,
То дрессуры злая плеть...
В общем, действия понятные:
Призывают озвереть.
Чтобы думал об опасности,
О еде раз пять на дню.
Я, поскольку хомо сапиенс,
Эти мысли не гоню.
Но ведь хочется — о вечности,
Хоть житуха и не мёд.
Вдруг и зверь по-человечески
Тоже что-нибудь поймёт.
ТРАВА
Взяло солнце погоду за горло —
Потеплело среди января.
Обманулась трава и поперла,
Снег собою сменить норовя.
Позабавилась этак природа,
Послюнявила свой календарь
И вернулась по времени года
Из весенней теплыни в январь.
Снова стужа пришла, а за нею
Снегопад засучил рукава.
Но на белом еще зеленее,
Чем на черном, гляделась трава.
Люди снова к морозу привыкли,
И не видел никто на бегу,
Как, вовсю зеленея, травинки
С головой утопали в снегу.
Но в метельном воинственном вое
Многим слышалось, как наяву:
Все вы будете или травою,
Или снегом, сгубившим траву.
Вкус
Из колледжа искусств доносятся мотивы.
То скрипка, то рояль - на самый разный вкус.
Наверное, одни мотивы примитивны.
Другие же и впрямь - на уровне искусств.
Прохожие спешат на близлежащий рынок,
Доступный большинству - не то что гастроном.
Наверное, одним плевать на звуки скрипок.
Другим же постоять за счастье под окном.
На рынке продают и мясо, и редиску.
Прохожий, выбирай - на самый разный вкус.
И радуйся тому, что всё-таки так близко
Торговые ряды от колледжа искусств.
Коридор
Всю жизнь я рвался к воле и простору.
А вышло так, что с детства до седин
Ведёт меня судьба по коридору,
И я такой, конечно, не один.
По сторонам - начальственные двери.
Табличка. Секретарша. Грозный босс.
В свое предназначение он верит,
Но и над ним есть грозные, небось.
И так же он идёт по коридорам,
Считает кабинеты и пока
Не знает, как и многие, в котором
Получит похвалу или пинка.
Не бойся, босс! Похожа наша доля.
Все эти опасенья - сущий вздор.
Назначены судьбой простор и воля
Лишь тем, кто прошагал весь коридор.
МИХАЙЛОВСКОЕ
В Михайловском осенний мелкий дождь
Рассыпался по зонтикам приезжих.
Идешь тропинкой парковой и ждешь:
Вдруг что необычайное забрезжит?
Не сразу осознание пришло:
Какое бы ненастье ни случалось,
Михайловское - Пушкина село,
И в этом - вся его необычайность.
Пустое слово не сорвется с губ,
Оно ведь не заменит откровений.
А Гейченко на откровенья скуп Все до него сказал, наверное, гений.
Семен Михалыч, шли мы через дождь
И этой встрече с вами очень рады.
В двадцатом веке где еще найдешь
Подвижника из пушкинской плеяды?
1993 г.
Уговор
Памяти Владилена Кожемякина
- Не называй меня на "вы", Мне Владилен сказал.
От этой чести я, увы,
Недолго ускользал.
Хоть был он далеко не стар, Годился мне в отцы.
Но я упрямиться не стал
И перешел на "ты".
Однако я не охамел,
Я выбрал нужный тон
И панибратствовать не смел
Ни сразу, ни потом.
Убили нелюди его.
Смешались "вы" и "ты".
Себе с профанами родство
Оформили менты.
Так и осталось всё с тех пор
В неясностях молвы.
...А я нарушил уговор
И перешел на "вы".
Речь
Ты говоришь, мой друг, витиевато.
Поэтому до слуха эта речь
Доносится, как будто через вату.
И хочется той речью пренебречь.
Скажи мне то же самое попроще –
Не ради громких слов, а по уму.
Тогда, глядишь, мой разум не возропщет
И наконец-то я тебя пойму.
Хотя тебе я вслух и не перечу,
Сказать немало хочется в ответ.
Но ты своею так увлекся речью,
Что о моей уже и речи нет.
Вервие
Сидеть без дела - дело скверное.
И потому, наверно, я
Из нитей дней сплетаю вервие.
Оно и есть вся жизнь моя.
Его потрогать - не получится.
За то, что все же есть оно,
Никто на свете не поручится Но все же мне оно дано.
Мое невидимое вервие
Ведет меня на свет сквозь тьму.
Такое вервие, наверное,
Не помешало б никому.
В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
В питерских подворотнях
Ветер свистит с Невы.
Я бы пожить не против
Там, где живете вы,
Питерские поэты —
Невские бунтари,
В городе, где воспеты
Нищие и цари.
Я бы прошелся Невским
К всаднику Фальконе.
И ничего, что не с кем,
Мне одному - вполне.
Но хорошо бы где-то
Вдруг да в лицо узнать
Питерского поэта,
Было бы что сказать.
Мы бы к Фонтанке вышли,
Поговорили там,
Что у кого-то вирши —
Все-таки не фонтан.
Но у других-то лучше:
Так пробирает стих,
Словно, пронзая души,
Ветер с Невы свистит.
Полные злой тревоги,
Боли за кровь страны,
Эти стихи на Волге
Мне хорошо слышны.
Да и у нас поэты –
Волжские соловьи Тоже не на куплеты
Тратят слова свои.
Вместе-то как засвищем,
Как зазвучит наш хор Эхо стихов услышим
Из-за Уральских гор.
Да и не важно это С Волги или Невы.
Главное - есть поэты
Не у одной Москвы.
«Видно, готов к дороге», Сам я себе сказал.
И, словно сами, ноги
Вынесли на вокзал.
Вот я и перед кассой,
Деньги достал из брюк.
- Девушка, мне - плацкартный:
Сызрань - Санкт-Петербург.
Чепурных
Евгений Чепурных - поэт сугубо штучный,
Хотя поэтов в штуках не принято считать.
Порою он глядит на вас мрачнее тучи,
Но все это пройдет, едва начнёт читать.
Читать свои стихи спокойно, без надрыва.
Что голос повышать? Он знает много лет:
Бездарные порой назойливо крикливы,
Но сколько ни кричат - поэзии в них нет.
Про что сказал поэт? Про добрый мир и войны.
Про птиц и про детей. Про женщин? И про них!
Когда есть что сказать - и шёпота довольно.
Ну вот и не кричит Евгений Чепурных.
Евгений Чепурных - поэт сугубо штучный.
Согласны или нет - уж это вам решать.
А если кто-нибудь о нём расскажет лучше,
Я, честно говоря, не стану возражать.
ПРИТЯЖЕНИЕ
Виктору Трошину
Каждый сам выбирает дорогу –
Как ботинки, рубашку, штаны,
В коих молится Господу Богу
Или тянется до сатаны.
Хочешь света, добра и свободы,
Рвешься вверх от зари до зари –
Тянет вниз по закону природы:
Гравитация, черт побери!
То вершина, то пропасть. И где бы
Мы с тобой оказаться могли,
Если б не притяжение Неба –
Посильней притяженья
Земли?..
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ А. С. ПУШКИНА
Александр Сергеич, вы так знамениты,
Словно не было этих веков.
От рожденья и смерти, хулы и молитвы
Вы уже далеко-далеко.
Живописцы, ваятели ждали момента,
Чтобы Вами прославиться, но Вы сбегали с полотен и постаментов.
И - к друзьям, где стихи и вино.
И - на бал, где мазурка гремит озорная,
Где спасения нет от повес.
И — на Черную речку, где (Вы это знали)
Целить мимо не станет Дантес.
Выстрел тот отзывается болью сердечной,
Не стихая ничуть, и сейчас.
С днем рождения Вас, Александр Сергеич,
С продолженьем бессмертия Вас!
Романтики
Посвящается Сергею Кирюхину
В век Интернета, космонавтики
И прочих нынешних чудес
Неисправимые романтики
Еще на белом свете есть.
Они встречаются на Грушинском,
Чтоб песни петь - не водку пить.
Гордятся неподкупным дружеством,
Хотя их можно подкупить.
Не суммой, даже и немаленькой,
Пусть за душою - ни копья.
А той же самою романтикой,
Зовущей в новые края.
И где бы вслед им ни аукали,
Их вновь романтика зовет.
Уже с детьми, а то и внуками
Они идут за горизонт.
Тобик
Любимой собаке Ивана Никульшина
Кто-то кутёнка утопит,
Кто-то щенка не возьмёт.
А у Никульшина Тобик
Лет уже десять живёт.
Серого цвета, кудлатый,
Словно игрушка, смешной.
Даже с подбитою лапой
Прыгает передо мной.
Я тебе тоже, собака,
По-человечески рад.
Хоть и зверье ты, - однако
Всё-таки меньший наш брат.
Будь ты собакой бездомной,
Я бы тебя приютил.
Так ты и нравом, и мордой
Стал мне, пёс этакий, мил.
Но у тебя есть хозяин
Да и хозяйка при нём.
И без тебя, брат, нельзя им
С их невеселым житьём.
Так что живи с ними столько,
Сколько угодно судьбе.
Всё же не так одиноко
Будет и им, и тебе.
БИБЛИОТЕКАРЬ
Стеллажи с потёртыми томами,
Солнечного света полоса…
Вижу между полками, как в раме,
Голубые грустные глаза.
Девушка, с тургеневскою схожа:
Милая улыбка, робкий взгляд…
Было в жизни у неё, возможно,
Всё не так, как в книгах говорят.
Здесь, у книг, душою отогрелась –
Старому и малому нужна.
Библиографическая редкость
И сама-то, кажется, она.
Ставлю, что прочитано, на место,
Выбираю книгу не спеша.
Хороша ли книга – неизвестно,
Но библиотекарь – хороша!
Вояки
Богатое воображенье
У стихотворцев: то они
Вступают в прошлые сраженья,
То бьются в нынешние дни.
То меч кровавят в битве древней,
То ждет их Курская дуга,
То просто драка за деревней
Их вдохновляет бить врага.
И то сидят они в засаде,
То подобьют гранатой танк.
Все впереди, никто не сзади
В стихах.
Еще бы в жизни так!
Героем стать мечтает всякий.
А грянет гром небесный вдруг Трясутся в ужасе вояки,
Аж ручки падают из рук.
Дактиль
Ямб, хорей, амфибрахий и дактиль
Изучают студенты, но тут
Опускается вдруг птеродактиль
С грозным рыком на литинститут.
Что ж так страшно-то стало поэтам?
Что ж так бросились дружно бежать?
Или нету желанья об этом
Гениально стихи написать?
Оторвал бы с руками издатель
Ваши вирши, и сразу - в печать.
Даже если от ямба вы дактиль
Не умеете вдруг отличать.
Три "е"
С детства эта сказочка живёт во мне:
Что в какой-то дальней стороне
Бродит длинношеее животное,
Прицепив на шею аж три "е".
В море слов нырнув чуть не до донышка,
Всё же убедился я вполне,
Что и тонкореее судёнышко
Не утонет на его волне.
Я желаю своему кораблику
Мели и шторма преодолеть.
И однажды ткнуться носом в Африку На живых жирафов посмотреть.
ЗЕМЛЯ
Свет мой, свет...
Индевеющий пыл По упругим рябиновым веткам.
Поле пашнею, словно вельветом,
Тракторист от морозов прикрыл.
Отдыхает до срока земля,
Что вскормила и рожь, и рябину.
У нее - все равны и любимы.
Не забыла она и меня.
Не забыла в сумятице дней
Дать мне жизнь, одарить вот такого
Счастьем вымолвить тихое слово
Обо всем, что безмолвно на ней...
ЗАГАДКА БЫТИЯ
Приматы мы.
Однако Приметны все равно
Сохатость Пастернака,
Грачиность Сирано.
А иногда помстится –
Пронзительней всего –
Во звере или птице
Людское естество.
Но приглядишься лучше,
И осенит тебя,
Что это - просто случай,
Загадка бытия.
Кидая годы в вечность,
Не дай, Господь, и впредь
Зверью — очеловечеть,
А людям — озвереть!
Порядок слов
Стих сложить - как дважды два.
Запиши в тетрадке:
Те же самые слова,
Но в другом порядке.
Все так просто, путь не нов
К творческим победам:
Кто узнал порядок слов,
Тот и стал поэтом.
Ну а ежели с душой
Стих в народ отпущен, Значит, ты поэт большой.
Похвалил бы Пушкин.
ДРУЗЬЯ
Среди повседневной брехни
Вдруг истина сердце пометит,
Что больше друзей схоронил,
Чем их остается на свете.
Конечно, на них мне везло.
Надеюсь, им тоже - конечно.
Мы даже бранились не зло,
А как-то наивно и нежно.
Не спорю, попили мы всласть,
Но нас собирала по кругу
Не просто известная страсть
-Мы в рифму звучали друг другу.
И нас, хоть мы все не ахти
В затейливом чтецком искусстве,
Пьянили не меньше стихи,
Чем водка - почти без закуски.
Как скручены вы, день и ночь!
Как все перепутано в жизни!
Веселым застольем начнешь –
Очнешься на горестной тризне.
И было не время стихам,
Когда упокойная треба
Венчала граненый стакан
Куском поминального хлеба.
И только когда-то поздней,
Тебя примиряя со смертью,
Стихами ушедших друзей
Вдруг истина сердце пометит.
Первый-второй
Поэты, на первый — второй
Решив рассчитаться однажды,
Привычный нарушили строй:
Быть первым надеялся каждый.
Никто из них не бестолков:
Большие, крутые поэты.
Но стало им не до стихов.
Увы, прозаично все это.
Пока они с пеной у рта
Бранились и дрались, как дети,
В их строй, на пустые места,
Шагнули бездарные — третьи.
Шестидесятилетние
Все меньше нас, шестидесятилетних Не самых первых, но и не последних.
И дело не в порядковом числе,
Не в том, какая дума на челе.
В том наше удивительное дело,
Что нас поэзия не проглядела:
Дала нам в руки нервное стило,
А дальше уж кому как повезло.
Везло нам через раз, а то и реже.
Но чаще все же в зрелости, чем прежде.
Наверное, еще и потому,
Что жить мы стали больше по уму.
Хотя на нас кричали и рычали,
Мы всё-таки не стали сволочами.
И можно с чистой совестью сказать:
Не дали многим сволочами стать.
Все меньше нас - шестидесятилетних.
И мы - не в лакированных штиблетах,
Не в модных пиджаках от кутюрье,
И нет у нас изысков на столе.
Одеты мы в поношенные джинсы.
Едим лишь то, что надобно для жизни.
Что лучше, жизнь, еще поэту дашь?
Бумагу да простейший карандаш.
Уходит век шестидесятилетних.
Все сказано уже на юбилеях.
А то, чем стал ещё житейский путь,
Господь определит когда-нибудь.
Хоть пальцы и сжимаются до хруста,
Все это так и будет, как ни грустно.
Но есть успокоение и тут:
Вослед сорокалетние идут.