Журнальный зал / Новый роман Пелевина попытка прогноза В этом выпуске Обозрения, я хочу несколько нарушить его рамки — обратиться не к журнальной публикации, а книжной, более того, к произведению, которое, собственно, еще и книгой то не вышло. Речь пойдет о событии не только литературном, но и литераторно-интернетовском: на сервере книготорговой фирмы «У Сытина» выставлены обширнейшие отрывки из нового романа Виктора Пелевена «Generation П» http://www.kvest.com/arc/pelevin1.htm (то есть, «Поколение Пепси»). Напомню: Виктор Пелевин — автор трех, имевших огромный по нашим временам читательский успех, романов «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», повестей «Принц Госплана», «Желтая стрела» и множества рассказов. Начинал как писатель-фантаст. Но это была особая «фантастика», изначально сориентированная не на Бредбери, а, скорее, на Борхеса. После романа «Чапаев и Пустота», ставшего культовым у молодежной аудитории, и пристрастно прочитанного высоколобыми критиками (с уважением и сознанием художественной значительности / Ирина Роднянская / и с раздражением и убежденностью в ничтожестве вообще любых писаний Пелевина по определению / Павел Басинский) наступила двухлетняя пауза. Все ждали нового романа Пелевина. Слухи и редкие обмолвки избегающего публичности писателя делали эту паузу по-своему содержательной. Честно говоря, я уже не помню в истории новейшей русской литературы таких ситуаций — могу только вспомнить ожидание новых вещей Солженицына и Трифонова в 70-е годы, и Аксенова в 60-е. И вот, нарушая уже сложившуюся традицию, то есть, минуя стадию журнальной публикации, писатель издает свой новый роман сразу книгой в издательстве «Вагриус». Ну а первой публикацией романа стало появление его в Интернете. И это уже не только рекламная акция, хотя по форме и функции перед нами уведомление сытинских книготорговцев о появлении у него нового товара. По содержанию же, по выразительности и обширности представленных отрывков выставленный текст заставляет отнестись к себе, как к специфически-интернетовскому варианту романа. Писатель должен быть готов к тому, что об этом романе будут судить по этой версии до выхода полного текста. Своим шагом он как бы заранее запрограммировал некий литературно-критический сюжет. Во всяком случае, скажем, мне как профессиональному в некотором роде читателю интересно будет порассуждать до и после появления книжной полной версии романа, сравнить впечатления от обеих версий, сделать прогноз о характере ожидаемого романа. Из отрывков (достаточно обширных, повторяю, — не поленился, слазил в скаченный из Интернета файл и включил статистику: 25 000 слов) можно судить о стилистике романа, о его герое, о ситуации, в которой герой находится. Герой, представитель «поколения пепси», к таковым автор относит людей, молодость которых пришлась на начало восьмидесятых, — несостоявшийся литератор, помыкавшийся в поисках заработка (в частности, торговал в палатке у «чечена»), попадает сначала в рекламный бизнес, а потом в жутко засекреченное заведение, где творится (в буквальном смысле слова: «творится», «сотворяется») самое сокровенное, самое интимное в государственной жизни — телеобраз государственных деятелей и политической жизни страны. Герои романа Пелевина занимаются тем, что сочиняют политическую жизнь страны, а потом с помощью компьютерных технологий воплощают («отцифровывают») свои сочинения в политическую анимацию для новостных телепрограмм. И соотвественно, вот эта, сочиненная и компьютерно воплощенная виртуальная реальность и управляет страной. Изготовителей теле— Ельцина, Березовского, Лебедя, Радуева и всех остальных Пелевин называет в романе копирайтеры. Придумано замечательно. На редкость емкая, «богатая» ситуация и для художника и для мыслителя (подробнее об этом см. в «Частном лице»). Интересно, как распорядится с нею Пелевин-писатель. Пока же представленные отрывки наводят на мысль, что в новом романе Пелевин предстанет в традиционном для русской литературы роли писателя, отражающего реальную действительность. Что это будет роман «широкого общественного звучания». В предыдущих романах Пелевина всегда наличествовал художественно отрефлектированный контраст между общедоступностью задействованного жизненного материала и философским углублением темы. Попыткой найти некие универсальные смыслы. Иногда, с использованием экзотических мировоззренческих философий. Вот, скажем, в предыдущем романе одним из главных героев Пелевин сделал Чапаева, и здесь очень хорош контраст (он работает художественно) между читательскими ожиданиями, знающими Чапаева и в пафосном (фильм Васильевых, роман Фурманова) и фольклорном (героем бесчисленных анекдотов) варианте, и Чапаевым Пелевина — декадентски-утонченным философом. Пока же писательское прочтение сегодняшних жизненных реалий абсолютно совпадает с прочтением бытовым: сегодняшняя жизнь в романе — это стихия рыночной экономики, смрад политической кухни, типичные представители нынешней жизни; мелькают бандиты, дельцы, проститутки, рекетиры, и проч. и проч. В прежних романах Пелевин активно создавал принципиально свой художественный мир. Давал свои принципиально закрытые для общеупотребительных смыслы известных атрибутов жизни. Там работал имидж философа и художника, живущего абсолютно автономно в одном с нами мире. Новый роман, похоже, будет романом-комментарием текущей жизни. Гротескность предыдущих текстов Пелевина претендовала на гротеск философский. В новом романе гротеск скорее сатирический. Во всяком случае, уже сейчас можно предположить, что читаться роман будет, как развернутый фельетон. «Generation П» — произведение сатирическое и насквозь. Как передача «Куклы», прошитое злобой дня» (Михаил Новиков, «Коммерсантъ»). Грустно будет, если все действительно окажется так, если на выбранном материале и стилистике Пелевин не сможет дать своего собственного сюжета. Для подобных опасений есть еще одно основание — фельетонная стертость в изображении героя. Если раньше недостаточная художественная плотность возмещалась степенью как бы внешнего «остранения» героя (и в «Жизни насекомых» и в «Чапаев и Пустота»), то в выставленных отрывках герой предстает просто как знак своего поколения, он чуть ли не целиком растворен в «типическим». Возникают даже ассоциации с очерковой лихостью, с которой лепил свои образы поздний Аксенов («Остров Крым», «В поисках жанра»). Но пока все это, повторяю, суждения предварительные, пока это прогноз, спровоцированный интернетовской версией текста. Подождем книжную.