Отина Анна Е

Отина Анна Е. – канд. филол. наук, ДонНТУ (Донецк)
ВОПЛОЩЕНИЕ КАРНАВАЛЬНОЙ СМЕХОВОЙ ТРАДИЦИИ
В ПОВЕСТИ Н.В. ГОГОЛЯ «ВИЙ»
В украинской демонологической символике образы чертей, ведьм, домовых, упырей, русалок,
мавок, песиголовцев занимают значительное место и являются развитием раннехристианских
представлений о демонах как злой сверхприродной силе, не просто неравной, пусть даже в совокупности
своей, Богу, но занимающей низшее и низменное место в иерархии мифологических существ. Все
перечисленные персонажи обитают в пространстве грехопадения, в мире людей, соприкасаются с
людьми, вступают с ними в прямые контакты, что совершенно невозможно между человеком и
христианским Богом. Именно они, будучи источником страхов и опасений, становятся предметом
осмеяния и приобретают в фольклоре значение уживающихся с человеком, но презираемых и
отторгаемых с помощью смеха фигур. Заговоры, заклинания, молитвы против злой силы выполняют свою
защитную функцию не более чем насмешка, ироническое восприятие. Не случайно, поминая добрым
словом Хому Брута, его семинарский товарищ сожалеет о том, что тот испугался, потому и пропал, а надо
было только плюнуть на хвост ведьме, что он, Халява, проделывал запросто множество раз, потому как
«в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, ведьмы».
Повесть Н.В. Гоголя «Вий» представляет собой фантасмагорический карнавальный мир, где все
отдельные мирки взаимообусловлены. Поэтому, переходя из одного в другой, герои не сталкиваются с
чем-то принципиально новым – всё это знакомый им мир, реалии смеховой культуры: будь то описание
стычек между риторами и философами, виды ярмарки, путешествия философов и богословов «на
кондиции», скачки верхом на ведьме в мир нечистой силы, картины хутора или казацкие рассказы о
проделках ведьмы. Жизнь и смерть, отпевание усопшей панночки и неистовый «трапак» оказываются
рядом, смешиваются в пестроте барочных украинских красок. Само описание автором грамматиков,
риторов, богословов и философов являет карнавальные фигуры. Это карнавальные маски –
«грамматика», «риторика», «богословие» и «философия», гротескно выраженные, но при этом
реалистичные, типические, как это бывает в образах, творимых смеховой культурой народа.
Объединяющим началом всего пестрого мира повести является её главный герой – Хома Брут,
своеобразное развитие образа Фауста времени позднего Возрождения. Как и последний, он имеет
отношение к науке, соединяет в себе, противоположенные начала, а главное – кроме страха и
любопытства, в глаза Вию Хому заставляет взглянуть желание познать неведомое, то, что никому ещё не
довелось увидеть и остаться живым. Ведь сам Вий ужасен, но взгляд его больше чем ужас, так как он
означает то, что не поддается ни вербальному выражению, ни человеческому осознанию, а относится к
области архетипического ужасного.
В.В. Кожинов отмечал, что «в России сразу вслед за кратким периодом расцвета барочной стихии
начинают складываться просветительство и сентиментализм» [1, 492]. Однако необычные для
западноевропейского, специфически национальные черты украинского барокко (буйство красок, образов,
карнавально-мифологическая фантасмагоричность) позволили ему продлиться и воплотиться в ярком
неповторимом мире повестей Н.В. Гоголя. «В кантовской «Критике…» 1790 г. культура века Просвещения
очерчивает свои границы, обнаруживает свою безграничность и неисчерпаемость именно как культура
способности суждения» [2, 248]. Литературное творчество Гоголя можно определить как культуру игры и
как игру культуры в её историческом (XIX в.) и вневременном смыслах.
Литература:
1.
2.
Кожинов В.В. Размышления о русской литературе. – М.. 1979.
Западноевропейская художественная культура XVIII века // Под. ред Прокофьева В.Н. – М., 1980.