Первый снег 2000 года

Ante lucem1
Dm
Летела пó миру планета,
E
Эфирный ветер дул в лицо.
A7
Я был пиратом, был поэтом,
B
Я был египетским жрецом.
Gm
C
Дворцы узнал я и казармы.
F
B
На плахе голову сложив,
Я исчерпал четыре кармы,
A7
Но все-таки остался жив.
Dm
Остался жив, чтобы планета,
E
Пронесшись сквозь пространства твердь,
A7
Меня бы донесла до света:
B
Я так мечтал его узреть!
Gm
C
И личною считал я драмой
F
B
То, что Земля на трех слонах,
А те стоят на самой-самой
A7
Медлительной из черепах.
Dm
И, вечной тьмою ослепляем,
E
Судил и сам бывал судим,
A7
Но чую и благословляю
B7
A7
Dm
Свет — тот, что брезжит впереди.
D7 Gm C7 F B7 A7 Dm (или D)
11 марта 1990
1
До света (лат.).
Диалог в подъезде
(есть ноты)
Am
E
Am
E
_От ветров ли, от созвездий,
Am
E
Am° A7
От прохожих ли,
Dm
G
C
F
_Двое прятались в подъезде,
B7
Am А7
E
_Разговор вели.
Dm
G
C
F
_Двое прятались в подъезде,
B7
E
Am F#
_Разговор вели.
Hm
F#
Hm
F#
— Ты давно расстался с нею,
Hm
Hm → H7
F#
Но ведь не забыл.
Em
A
D
G
_Любишь ты меня сильнее,
C
F#
Hm
H7
_Чем ее любил?
Em
A
D
G
_Любишь ли меня сильнее,
C
F#
Hm
_Чем ее любил?
Удивленный взгляд он поднял,
Дернулось плечо:
— Это ты со мной сегодня,
А она при чем?
— Твой ответ какой-то странный.
Слышать я должна,
Кто из нас тебе желанней:
Я или она?
— Ревновать меня не надо
Через столько лет.
Это ты со мною рядом,
А ее здесь нет.
— А позволят на том свете
Жить в раю с женой —
Что бы Богу ты ответил:
С ней или со мной?
— Я не верю в мир загробный, —
И подумал: «Да,
Это ты со мной сегодня,
А она всегда.
Am
_Это ты со мною рядом,
А она везде...»
...Метеор по небу падал
От звезды к звезде.
Dm
E
Am
«И звезда с звездою говорит».
23 июля 1993
Алхимик
B7
A7
Dm
Dm (V)
Терпит снова и снова алхимик фиаско:
E9
A7
Dm
D
Деньги кончились; ртуть остается в итоге
Gm
A7
E7(III)
D
Той же ртутью — и плотность ее, и окраска;
Gm
B7
E9 A7
Dm
Нету баб, и приходится думать о Боге.
(B7 A7 Dm) Dm(X)
Он подходит и видит в окно слюдяное
Не телеги и не черепичные крыши,
Не мощеные улицы — нечто иное,
Потому что глядит много дальше и выше:
Вот кончается грант; с новым тянут резину;
Объявляется конкурс на место завлаба;
Не проходит реакция с тедеризином;
Нету Бога — приходится думать о бабах.
6—7 апреля 1993
Рэп-гимн постмодерна
Раньше для поэзии нужен был поэт.
В идеальном случае — Пушкин или Фет.
Для случая похуже поэты шли пожиже:
На стадии безрыбья, может, даже те же мы же.
Поэзия все множилась, толстела и росла,
Разумное, и доброе, и вечное несла,
Однако постепенно все росшее число
В качество иное перешло-переросло.
Поэзия — не средство, не цель и не кумир.
В современном мире она — отдельный мир.
Поэзия — структура и как оная нигде
Для воспроизведения не требует людей.
Каждый самолетик из макулатуры —
Новая структура в рамках этой субкультуры:
Если от крыла к крылу текст на нем прочесть,
Трудно не признать тот факт, что что-то в этом есть.
Сочетанье странное начала и конца
Вполне самодостаточно, не требует лица,
И говорить об авторстве здесь глупо, ибо эта
Поэзия не требует, не требует поэта.
Текст, полный информации лишь о себе самом,
Не требует читателя ни с сердцем, ни с умом,
А если буквы, выпуклыми сделав, тиснуть к коже,
Ни зрения, ни слуха не потребуется тоже.
В строгих рамках принципа «искусство для искусства»
Сочувствия поэзия не требует и чувства
И собственные неантропофильные тома
В известном смысле может и должна читать сама,
Тогда как
раньше для поэзии нужен был поэт.
В идеальном случае — Пушкин или Фет.
Для случая похуже поэты шли пожиже… (etc.)
29 января 1994
Am
Am
E
Am
Оставив тело, как пальто, в прихожей,
F
A7
F
Душа войдет в тот мир, что ей положен,
E
F
В свой час, с мечтой оставить все заботы,
B7
E
Но дверь не распахнет апостол Петр.
И так поймет душа уже вначале,
Что там совсем не то, что обещали,
И, испугавшись света без покоя,
E
F
Покоя без любви, и все такое,
B7
E
Обетованные покинет сферы,
Am
E
Am
Предпочитая участь Агасфера.
8 сентября 1992
Камни
(есть ноты)
Dm
Am
Я ворочал, словно во сне, языком шестьдесят камней.
Gm6/B
B7
A
Я не слышал и не понимал, о чем говорю.
Dm
Am
Говорят, будто я шептал: «Перебеги ко мне!
Gm6/B
A
Я горю, я сгораю, я сей же час сгорю!»
Hm
A
Em
Hm
Говорят, я заламывал руки, молился чужим богам,
A
G
И один из богов сказал мне: «Встань и иди!»
G
Hm
Gm
Вот тогда шестьдесят камней с языка
Am
Dm
упали к ногам,
Gm6/B
A
Видимо, чтоб мне все преградить пути.
И я понял: не проползти, не перескочить на коне.
Я когтями царапал гранит в исступлении зверя.
Говорят, я при этом шептал: «Перелети ко мне!»
Видимо, врут, сам я в это не верю.
Считают, и не напрасно: сбудется всякая муть,
Если она загадана в звездопад.
При этом обычно люди забывают упомянуть:
Все сбудется в час, когда звезды взлетят назад.
Но я вовсе не помышлял об исполненье примет.
Я глядел на камни и гладил их мшистую плоть.
Говорят, я при этом кричал (а не шептал): «Достанься мне!»
На сей раз в тоне была не нежность, а злость.
Все, что было потом, я уже помню сам,
Но не берусь описать, разве только смутно,
Как шестьдесят камней взмыли на небеса,
Засияли, как звезды, и так же погасли утром.
14 сентября 1992
Серенада 1
(есть ноты)
Em
D
Я опять Вас покину,
Am
H7
как не раз Вас бросал.
Em
G
Вам достался, my Queen,
Am
H7
ненадежный вассал:
Am
D
Dm
Em
Ждут меня и крестовый поход, и турнир —
Am
C
Hm
Em
Не из Вас из одной состоит этот мир.
Я опять Вас покину,
да и делу конец.
Вам достался, Богиня,
неправедный жрец:
То мне скучен обряд, то мне тяжек обет —
Не из Вас из одной состоит этот свет.
Я опять Вас покину
и опять ощущу,
Вышибая клин клином,
что Вас же ищу:
Снова трон, снова храм, снова повод служить —
Видно, только для Вас научился я жить.
Я опять Вас покину,
но, потупив глаза,
С головою повинной
вернусь к Вам назад,
И опять, отчего — я понять не смогу,
Не прогоните прочь Вы дурного слугу.
5 июня 1997
Колыбельная нового времени
Am
F7
Am
Можешь спать. Ты больше уже не нужен.
F7
Am
Город скурен до фильтра и брошен в лужу.
Dm
Am
Завтра дворник сметет его или ветер.
B
E7
Послезавтра нас уведут на рассвете,
Am
F7
Am
А потом придет Рождество Христово,
B
О котором ты вычитал из листовок.
Это праздник без праздника и без смысла.
E7
Am
Для других это Даты, для нас — лишь числа.
A7
Мир дал трещину,
Как обещано
Людьми вещими
Dm
Пять веков назад,
B
А люди бегают,
Am
Спят, обедают
E7
И не ведают,
Am
Что творят.
Можешь спать. Ты больше уже не нужен.
Утешайся тем, что могло быть хуже,
Тем, что дворник вряд ли к утру проспится,
Что судьба к нам может перемениться,
Что придет, как добрый дяденька, лето,
Даст тепло нам, жвачку и сигареты,
А согревшись, снова ты станешь гордым
И брезгливо тут же своротишь морду:
«В мире трещина.
А во мне с чего?»
Вижу, женщина.
Подойти, сказать,
Мол, здрасте, Витя я…
Но развития
Тем событиям
Не видать.
Можешь спать. Ты больше уже не нужен.
Эта б… тебе приготовит ужин,
Некрасивая и неумная,
Неспесивая и нешумная.
Может быть, она ниже критики,
Но не думает о политике.
Ты вернешься к ней вновь и вновь по кругу,
Хоть плевать вам, в общем-то, друг на друга.
Люди, лешие,
Кони, пешие
С криком: «Ешь ее!» —
Сами набегут.
Время к полночи.
Море в щелочи.
Люди сволочи,
И все тут.
Можешь спать. Ты больше уже не нужен.
Так медведи пережидают стужу.
Всем плевать, здоров ты или простужен.
Можешь спать.
1991
Лаборантка
(роман-с города с лимитной пропиской)
E7
Am
Она умней других и лучше и не хочет личной жизнию
E
платить за постоянную прописку.
Она изыскивает средства, чтоб остаться в Ленинграде
Am
всеми прочими путями, например:
Определиться на работу; подавив в себе зевоту,
A7
Dm
показать, как это важно ей и близко;
Стать лаборанткой, аспиранткой — будет видно… Может статься,
E7
Am
где-то в Дели дядя есть — миллионер.
Решало б это все проблемы. Ну а так греби по жизни
и рассчитывай на собственные весла.
В лаборатории есть место, у нее — мозги и руки,
слава Богу, не еврейка — могут взять.
Она считает, так честней. Черт с ней, не знаю, может быть,
она по-своему права, поспорим после.
А выйдет замуж по любви, но все равно за ленинградца,
и с квартирой, и с машиной…
Что сказать?
1990
Со времени наших поездок за город
Dm
(Как будто нельзя целоваться в подъезде),
Gm /A
A7 / 6
Поверь, я увидел такие горы,
Cm
D7
Которые не своротить ни вместе,
Gm
C7
Ни одному, и такое море,
F
B7
A7
Которое точно не по колено.
Eb 7
Db 7
Я понял, насколько без пастбищ Трои
B7
A7
A7 / 6
Ахейцам была безразлична Елена.
Gm
A7
Реку отключили на ночь,
Dm
Солнце — на ремонт.
Gm
B7
_Золотарь Иван Иваныч
Gm
A7
Dm
Чистит горизонт.
Со времени наших прогулок по паркам
И лесам Ленинградской области,
Я получал от судьбы подарки
И старался ответить подлостью.
Я стал другим и поэтому, честно,
Рад, что ушел, когда ты уснула.
А на губах моих крутится песня,
Которая бы тебя ужаснула:
Реку отключили на ночь,
Солнце — на ремонт.
Золотарь Иван Иваныч
Чистит горизонт.
Август 1992
На Седьмой Красноармейской
В состоянии разбитом на Седьмой Красноармейской
я стою у темных окон: все кафе давно закрыты.
Я рассматриваю атом с планетарной точки зренья,
опровергнутой туманным вероятностным подходом.
Мимо топает приятель. Он домой идти не хочет —
он боится очутиться у разбитого корыта.
У него в руке трепещут уравнения Максвелла,
мы болтаем про политику и мерзкую погоду.
Мой приятель очень странный, из совсем другого теста.
Это тесто зачерствело, тесто стало несъедобным.
Он, как будто пять копеек, закатился в дальний угол
и был найден только после новой денежной реформы.
Он был восемь лет в отказе, три — работал на КамАЗе,
пять — был сторожем на базе, ну и всем таким подобным.
Уравнения Максвелла у него в руке завяли,
он пытается придать им очертания и форму.
После третьей же попытки он мне стал неинтересен.
Я рассматриваю атом, поднеся поближе к свету.
Никаких научных мыслей в голове не возникает,
кроме крайне неуместной — про единство формы с сутью.
В состоянии разбитом, настроении понятном
на Седьмой Красноармейской посреди страны Советов
Я пытаюсь притворяться, будто так оно и нужно,
и хочу выть на Селену, затуманенную мутью.
10 июня 1991
Пробился в люди
Пробился в люди. Скорее — к Солнцу.
Вернее — к свету, точней — к оконцу.
Стал ближе — вижу: на Солнце пятна,
Но ведь не будешь идти обратно,
Не причитать же: «Не то светило!»
Мне это с детства еще претило.
Не выбирать же — не в магазине.
Назвался груздем — сиди в корзине.
Назваться страшно — крепись покуда,
А слово давши, держись, паскуда!
Гуляй под солнцем, ходи под Богом,
К заре свободы ищи дорогу.
Найдешь — расскажешь. А лучше — молча
По ней и свалишь, куда захочешь,
А в спину плюнут, а вслух осудят,
А тихо скажут: «Пробился в люди,
Пробился в люди, пробился к Солнцу,
Точнее — к свету, верней — к оконцу…»
Не так ли, братцы? Сам удивился,
Как разобрался, чего добился:
Порвал все связи, все начал снова —
Из грязи в князи, из мышек в совы,
А с прошлым слиться уже не волен,
Как Черный Рыцарь из «Звездных войн»,
Как некий Демон из умных книжек…
На эту тему, возможно, ниже,
Хотя навряд ли: плодят отсрочки
Свой строй нарядный от строчки к строчке.
Но захотелось вернуться снова
Не ближе к делу, так ближе к слову:
Ему родиться, ему забиться
И то ли сбыться, не то забыться.
Апокалипсис и Нострадамус —
Не все смирились, все настрадались:
Кто народился в эпоху смуты,
Тот находился в идейных путах,
А кто чуть позже и кто чуть дальше,
Тот, может, пожил без этой фальши,
Но и без Света, поскольку свито
На это вето небесной свитой.
И до икоты тревожит зависть,
Когда хоть кто-то, как показалось,
Пробился к Солнцу, а может — в люди,
Не то — к оконцу… Да кто рассудит?
25 июня 1995
Из жизни в жизнь
Из жизни в жизнь все тот же вкус в конце —
Вкус калия циана
Из бусины, таившейся в кольце
На белом пальце Анны.
Из жизни в жизнь, из века в век опять
Не помню я о вашей
Способности природной предавать
И пью из этой чаши.
Из жизни в жизнь дано мне оценить
В прозрении досадном,
В какой капкан меня манила нить
Прелестной Ариадны.
Из жизни в жизнь мне дан последний миг,
Лишь несколько мгновений,
Чтоб вдруг понять всю правильность моих
Постыдных подозрений.
Из жизни в жизнь, за радость бытия
Переплатив с лихвою,
Все ждет душа, что, может быть, и я
Чего-нибудь усвою.
Из века в век все в ту же круговерть
Зовет меня планета:
Любовь, потом предательство и смерть,
И я иду на это
Из жизни в жизнь…
25 июня 1998
Сонетный романс
Am
Dm
Am
Я никогда не спрашивал: «А ты?»
B
E7
Я просто говорил: «Люблю. Скучаю», —
Dm
G
C
И притворялся, что не замечаю
Dm
E7
Из раза в раз ответной немоты.
Dm
E7
Am
Я никогда не спрашивал: «А ты?»
Dm
G
C
Я никогда не спрашивал: «А он?»
Dm
E7
Хоть любопытство ревности сильнее,
Dm
G
C
Но кто мог поручиться, что сумею
Dm
E7
Я не сорваться на обидный тон?
Dm
E7
Am
Я никогда не спрашивал: «А он?»
Dm
G
C
Я никогда не спрашивал: «А я?»
Dm
E7
Кому нужны вопросы на засыпку,
Dm
G
C
Когда стоим и так на кочке зыбкой,
Dm
E7
Не зная точно, где ее края?
Dm
G
C
Я никогда не спрашивал — а зря
Dm
E7
Am
Не спрашивал, по правде говоря.
18 августа 1999
***
(из пьесы «Капли датского короля»)
(есть ноты)
Ночь. Весна. Средневековье
Распласталось на курганах,
Не пропитанное кровью,
А как в рыцарских романах.
Среди поля на дороге —
Шарабан бродячей труппы.
Лошадь еле тащит ноги,
Возчик бьет ее по крупу.
Ну, а сам-то веселится
И гордится он чертовски
Тем, что странствующий рыцарь
Спит на дне его повозки.
Он объездил четверть мира,
Дома не был больше года…
Снятся рыцарю турниры
И крестовые походы.
Рядом на подгнившем сене
Лег, хотя ему не спится,
Тот, чье амплуа на сцене
Вечно — странствующий рыцарь.
Он классически комичен,
У него нет мрачных красок,
Он почти что обезличен
Жерновами разных масок.
Ночью оба так похожи
Друг на друга, что обидно.
Да, один из них ничтожен,
Но какой? Сейчас не видно.
Где здесь грим? И где здесь латы?
Да к тому ж прокаркал ворон,
Будто жизнь — это театр,
Будто люди в нем — актеры,
И не нужно быть реальным,
Нужно быть правдоподобным,
Так что рыцарь натуральный
Может стать вдруг неудобным,
А в спектакле нашем страшном,
Где злодей зря нож не точит,
Театр, с вешалки начавши,
Можно виселицей кончить,
Что не хуже, чем за сценой
Обнаружить те кулисы,
Где совсем другие цены
И не так милы актрисы,
Где, отбросив лицедейство
И актерскую манерность,
Обнажают не злодейство,
А ничтожество и серость.
И уже петли не нужно,
А на шею — и подавно,
Потому что буря в луже
Безобидна и забавна…
Жизнь — театр, мы — артисты,
Ну, а кляча — это кляча,
И она, как может быстро,
Шарабан треклятый тащит.
И бродячие актеры
От запрета до опалы
Разбивают свой шатер и
Выступают, где попало…
…Весны кончатся любовью,
Ночь окончится рассветом.
Одному средневековью
Ни конца, ни края нету.
19 марта 1991
Жертвоприношение Авраама
(есть ноты)
Em
D
Em
Частые взмахи крыльев
Em
D
C
С трудом держат в небе тело
G
D
Архангела Гавриила.
C
Hm
Em
Он тучен, лицо вспотело,
Ангелу сводит ноги
И поднялось давленье,
Но отдохнуть в дороге
Нет у него мгновенья:
По приказанью сверху
Он вылетел утром рано
Остановить над жертвой
Нож в руке Авраама.
1 октября 1993
Кали-южная песня *
На вопрос: «Когда Вы родились?» —
Хочется ответить: «В Кали-югу».
Листья облетают (то есть — вниз),
Птицы отлетают (то есть — к югу):
Вечное движение по кругу.
Но на измененные места,
Изменившись, прилетают птицы,
Потому что, видно, неспроста
Колесу приказано крутиться —
Не на месте, а вперед катиться.
28 декабря 1992, 17 июня 1994
* Кали-Юга - в индийской традиции – четвёртая юга (мировой период), длящаяся в настоящее время. Её
продолжительность составляет 432 000 лет.
Кали-юга считается последней и самой низшей по уровню морального развития человечества. Эпоха заката.
Присудило мне гаданье
Без допроса, без суда
Cмерть, которая настанет
Завтра или никогда.
Я в бессмертие не верю,
Завтра ж — вроде нет причин:
Не грозят мне злые звери
Или добрые врачи.
Засмеялся: вот так дело!
Все гаданья — ерунда…
И всю ночь в ушах гудело:
Завтра или никогда.
25 сентября 1995
Песнь заблудшего
Елки зеленые,
хвойный лес!
В гиблое, темное
место влез!
Палки паленые,
ель, сосна,
Шутки соленые —
эх, весна!
Громкие песни —
что вскрик, что всхлип.
Силы небесные,
вот так влип!
В грозную тину,
в трясину, в грязь
Наполовину
уже увяз.
В лес, в болото
Влез с охотой.
Вольному — воля.
Ничего боле.
Кроны да корни —
проклятый лес!
Мать-Земля кормит,
она же съест.
Елки — потемки
чужой души…
Шастают волки —
хоть не дыши!
Разница — съест кто:
шакал, земля.
Гиблое место,
finita la…
Росчерк заката
шепнул: «Привет!»
Кончен — обратно
дороги нет.
В лес, в болото
Влез с охотой.
Вольному — воля.
Ничего боле.
1990
Вырожденец и бездельник.
Путь далек, итог таков:
Нет ни времени, ни денег,
Ни друзей нет, ни врагов.
Знамя обгорит на рее,
Землю кровь в пустых боях
Обагрит и обогреет.
Хорошо, что не моя!
Хорошо не быть убитым в бою!
Хорошо — и вот я песню пою
Неразборчиво, но чинно, как обычно на Руси:
Тири-рам-па, тири-рам-па, до-ре-ми-фа-соль-ля-си.
На душе моей зевота,
Как читаю жизнь опять.
Жду от женщины чего-то,
Что она не в силах дать.
У друзей ищу поддержки —
Не поддержит ни один.
Прочь судебные издержки!
Не сужу и не судим.
Не смешу, хотя умею смешить.
Не спешу, хоть есть куда поспешить.
Но дышу. Душа моя сольется с небом и водой.
Тири-рам-па, тири-рам-па, си-ля-соль-фа-ми-ре-до.
1990
Новые стихи
Dm Gm A7 Dm Gm A7
Dm
Gm
A7
Новые стихи не лучше старых.
Dm
C7
Может быть, немного совершенней,
F
A7
Но написаны вослед свершений
Dm
E
A7 H7
И напоминают мемуары.
Em
Am
H7
Новые стихи не лучше песен.
Em
D7
Может, я кажусь за них глупцом вам?
G
H7
Развожу руками, как Дворцовым,
Em
F#
H7 E7
Потому что «торг здесь неуместен»,
Am
Dm
E
Потому что так устроен мир,
Am
G
Что известно все в нем
C
и не ново:
E
Все уже воспето Щербаковым —
Am
H7
E7
Даже то, что все воспел Шекспир,
Am
Dm
E
Вплоть до лепестков последней розы,
Am
G
Вплоть до многоточий первой ночи...
C
E
Новые стихи не лучше прочих.
Am
H7
E
Am
Новые стихи не лучше прозы.
H7 E Am
1 февраля 1992
Упавший самолет 2
Упала не звезда, а самолет —
Загадывать желания не нужно,
Но можно наблюдать, как тонкий лед
Затягивает паутиной лужи,
А в нижнем парке (если это парк)
Уныние царит и запустенье:
Не видно ни целующихся пар,
Ни просто быстро движущейся тени.
Друзья мои отселе далеко,
Враги мои доселе незаметны,
И можно думать, будто все легко,
Воспоминаньям предаваться светлым,
И слушать, как сменяют темы дня
Мотивы ночи — медленно, по ноте,
И притворяться, будто бы не я
Летел на том упавшем самолете.
1990
Autorequiem 1
Когда я свою доиграю роль,
Когда я сойду со сцены,
Останется полный письменный стол
Бумаг, для меня бесценных,
Останется кожаный толстый альбом,
Переполненный старыми фото,
Останется тихий, покинутый дом,
Где вскоре поселится кто-то.
Он все переделает в доме моем,
А время докончит работу,
И над могильным моим крестом
Друзей не раздастся шепот.
Напев, у меня вызывавший боль,
Ничьи не затронет чувства.
Знать, роль мне досталась со знаком «ноль»:
Не плюс и не минус — пусто.
1988
Am
E7
Am
_Уже кончается день, но продолжается дождь,
E7
Am
Потом кончается дождь, но продолжается блажь.
G
C
Dm
Am
Я не способен унять мной овладевшую дрожь,
B
Am
E7
F
Мной овладевший мандраж, когда в руках карандаш.
E7 Am
Хотя чего унимать? Пусть вдохновения плод
Себя велит записать, себя велит сохранить.
Уже кончается день, а с ним кончается год
И даже, кажется, век, но все же кружится нить.
Над ней куражится всяк, хотя и прост, как протон,
Но прославляет притон, в котором все как один
Хотят в знак общей любви меня повесить за то,
Что я за смертную казнь и вообще нелюдим.
Пусть камни редких пород мной нелюбимый народ
Швыряет в мой огород, хотя неметок и хил,
А я из этих камней сложу невиданный грот:
Не в знак того, что грядет, а просто так — чтобы был.
Хотя о чем говорить, когда кончается день,
А с ним подходит к концу сил небогатый запас,
И все, что я написал, не разобрать в темноте,
А вы так возмущены, как будто это для вас.
А даже если и так!.. Но продолжать эту речь
И развивать эту мысль имеет вряд ли резон.
Уже спускается ночь, уже пора бы и лечь,
Впадая в анабиоз, чтоб переждать несезон.
Итак, всеобщий привет! Уже кончается свет…
1996
C Am F G C Am F G
C
Am
Как я милую любил,
Dm
G
Вы едва ли сможете.
C
Am
А за что ее убил —
Dm
G
Так за слово «ЛОЖИТЕ».
Dm
G
Уж и доброю была,
C
Am
Нежной и покорною,
Dm
G
Но себя же обрекла
C
Тем, что кофе «чернОЕ».
Вспоминаю, как в бреду,
И доселе ночи те,
Но она, как на беду,
Говорила «ХОЧЕТЕ».
Слышал, как приду домой,
«ИХНИХ» да «ЕВОНУЮ»,
Так что был поступок мой
Самообороною.
Был уверен наперед
Без зазрений совести
В том, что суд меня поймет,
Оправдает полностью,
Но с суровостью жреца
Объявил судья мне,
Что ОТЛАЖИВАЕТСЯ
Нынче заседание.
29 января 1995
XIX век уходит
(есть ноты)
Припев:
Раздается гудок на пароходе,
Море и чайки, как будто сон.
Девятнадцатый век уходит, уходит,
Берег скрывается за горизонт.
Шум волны, чаек крик.
До свиданья, столетье! Прощай, материк!
Век двадцатый вползает многоколесными
Чудищами и стальными монстрами.
Припев.
Век, возвысивший Наполеона,
Кровью век обагрявший троны,
Век кровопролитнейших войн!.. О Боже!
Подобреет двадцатый, может?
Припев.
Я отпускаю весла. Шлюпку несет вода.
Если б я знал, если б знала она сама, куда…
Звезды падают в море.
Видно, небо с морем не в ссоре.
Припев:
Раздается гудок на пароходе,
Море и чайки, как будто сон.
Девятнадцатый век уходит, уходит,
Берег скрывается за горизонт.
Девятнадцатый век уходит-уходит-уходит…
1989
— Где он?
— Он там.
— Где там?
— Не знаем.
Г. Державин
Прошелся нож по шее,
Как будто при бритье.
И вот лечу уже я
Вперед в небытие.
Семья, что с трупом делать,
Не может порешить,
А я покинул тело
Как родину души.
Ушел из плена тлена,
Узнал, в чем прав был Кант,
И шляюсь по Вселенной,
Как вечный эмигрант.
Мытарствую без дела,
Не пью и не свищу
И тело, тело, тело
Ищу, ищу, ищу.
20 октября 1993
Спящая красавица
Ты хорошая, когда спишь
И пьянеешь.
Ты хорошей тогда быть лишь
И умеешь.
Сколь странны в твоей голове
Те превращенья:
Ты способна, как человек,
Просить прощенья!
Но могу я — уже учен —
В срок хватиться:
Ничего, проснется еще,
Еще проспится.
Ведь ты хорошая, когда спишь
И пьянеешь.
Ты хорошей тогда быть лишь
И умеешь.
31 июня 1995
Мойра
Оказалось, у Зевеса —
Никакого интереса
К политическим процессам
И лирическим делам.
То он с Герой балагурит,
То от молнии прикурит,
То прокашляется громом,
А программы и погромы —
Это он оставил нам.
У Афины, Аполлона
Столько дел на небе дома!
Что поклоны и колонны,
Возведенные в их честь?
Даже если им приятно,
Связь не сделалась обратной,
Но скорей, как ни обидно,
Им не слышно и не видно,
Что вообще такие есть.
Неужели станут боги
Утруждать святые ноги,
Запылять святые тоги
В честь какой-нибудь души?
Пусть молитву старой Двойры
Разберет еврейка Мойра —
Второсортная богиня,
Нелюбимая другими, —
И чего-нибудь решит,
Все твои направит страсти
И отмерит дозу счастья,
Применяя силу власти
Управления тобой.
И тебе, конечно, тошно
От сознания того, что
Не верховный бог, а кто-то
Очень мелкий взял заботу
О судьбе и над судьбой.
А казалось — у Зевеса
Нет иного интереса,
Как глядеть на нас: средь леса
На отдельные стволы...
14 июня 1993
Крылья 1
Припев:
Крылья тащатся, как плети,
За плечами дяди Пети
По асфальту, пыль метя.
Люди топчут их, не видя.
Дядя Петя не в обиде:
Бог, мол, с ними, как хотят.
Для чего бы дяде Пете
Отпускать такие крылья,
Раз не может он взлететь и
В них врожденное бессилье?
Припев.
Отчего бы дяде Пете
Их не выставить наружу
Так, чтоб каждый их заметил,
Чтобы каждый обнаружил?
Припев.
Почему бы дяде Пете
Не заняться бы рекламой:
Мол, единственный на свете,
Не единственный — так самый...
Припев:
Крылья тащатся, как плети,
За плечами дяди Пети
По асфальту, пыль метя.
Люди топчут их, не видя.
Дядя Петя не в обиде:
Бог, мол, с ними, как хотят.
Дядя Петя не в обиде:
Он, похоже, сам не видит,
Он, похоже, сам не знает
Про существованье крыл.
Кто б глаза ему открыл?
22 июня 1998
Находит стих
G
Ну вот, опять находит стих
D
В неподходящий самый час.
Я говорю ему: «Пусти!»
G
Кричу на рифмы: «Не до вас!»
Я их гоню — а им плевать,
Они все вяжутся ко мне,
И я сдаюсь: беру тетрадь,
Беру перо, включаю свет,
Сажусь за стол, сдвигаю вбок
Следы недавних кутежей.
Вот первый след чернил пролег,
И рифма первая уже
Распята мною на листе —
Так я ей мщу за непокой.
Я всех непрошеных гостей
Подвергну участи такой!
A
Когда же звук последний стих
E
И в букву превратился крик,
Я умерщвленный мною стих
A
Отправил сохнуть между книг.
Он станет плоским, словно тень,
Утратит запах, вкус и цвет,
Тогда, в один прекрасный день,
Его я вытащу на свет.
Сперва составив формуляр,
Его в гербарий свой внесу
И сей забавный экземпляр
Отдам ценителям на суд.
Они отметят мой талант,
Под лупой изучая лист:
Живое любит дилетант,
А мертвое — специалист.
Живое слово в чем-то жаль,
Но ведь война — всегда война,
А на войне своя мораль:
Не я его — оно меня.
И вот опять уходит стих
В неподходящий самый час.
Я говорю ему: «Прости!»
Он отвечает: «Не до вас».
4 июня 1992
(есть ноты)
Тени все длинней —
день клонит к вечеру,
тени на окне
и подоконнике.
Кто-то о любви
завел мелодию,
кто-то раздавил
орех ладонями.
Тени все длинней,
как строфы Бродского.
Слышишь, зазвенел
по ком-то колокол?
Кто-то, знать, зашел
за грань, за линию,
и его ножом —
да между ребрами.
Тени все длинней —
его и прочие.
Видно, на огне
сжигают грешников.
Черные дела
твоих соратников
детские тела
потомков сгорбили.
Тени все длинней,
хотя и некуда,
и среди камней
снуют горбатые.
Наши имена
полупрозрачные
пашут времена
в поисках вечного.
Тени все длинней,
как многоточия.
Истина в вине —
с вас причитается.
Солнца виден край
краюхой красною,
и под ним гора
горит, горюнится.
Тени все длинней,
а темы ежатся.
Песня обо мне
не получается,
песня о тебе —
так ты обидишься,
песня о судьбе —
так не положено...
Тени все длинней,
и вся история.
16 января 1993
Свадебная
Лысеющий жених стареющей невесте
FB
В застиранной фате подносит медальон.
Кругом — толпа детей, нажитых врозь и вместе,
И в кадре этот миг навек запечатлен.
Навязанный оркестр в оплаченном ударе
Нетрудно угадать, какой твердит пассаж,
Поскольку у него всего в репертуаре
Бедняга Мендельсон да похоронный марш.
Невесту, как назло, в мигрень вгоняют розы,
Которыми ее преследуют везде,
И слышится не тост, но тайная угроза
Во фразе тамады: «Запомним этот день».
24 августа 1994
Эволюционная
Жаль, не было меня нигде —
А хочется, признáюсь прямо,
Смотреть с улыбкой на людей
У края мамонтовой ямы:
Часами трут засохший трут,
Пока не загорится с краю.
За этот первородный труд
Изгнали обезьян из рая —
Лишились шерсти и клыков
И счастья жить во тьме инстинкта,
Зато для будущих веков
Рисуют на скале картинку.
А на картинке в этот век —
Лишь то, что каждый день бывает,
И снова занят человек
Любимым делом — убивает.
Идет охота на волков,
Слонов и саблезубых тигров.
Нет подлых или дураков —
Пока у всех другие игры.
Доледниковый месяц май:
Сидят, едят в цветущей чаще
И говорящий попугай,
И человек неговорящий…
7 апреля 1995
Монах
Вода течет из крана
В раковину. Странно...
А. Сычев
FC
F E Am B
F C7 C7 F
Hm
G
D
A
Я в келье своей, келье темной и душной,
Hm
F#m
Hm
F#m
Полночи ворочался с боку на бок.
Hm
G
D
A
Господь глядел на меня равнодушно,
B7
F#
_Ожидая, что я хотя бы
G
F#m
Прочту какую-нибудь молитву,
E
B7
F#
Но я шепнул: «Ч-черт!» — и больше ни слова.
Hm
G
Руки трижды тянулись к бритве
F#m
Hm
И каждый раз опускались снова.
Я выпил вино из пустого стакана
И об пол разбил неуклюжим жестом.
Вода течет в раковину из крана.
Это не странно, там ей и место,
Если не вспоминать о море.
Но море здесь вспоминают со страхом:
Боятся случайно задеть в разговоре
Пиратское прошлое всех монахов.
И все притворяются, будто им горы
Не напоминают гигантские волны,
И благочестиво ведут разговоры
Hm
О Божьем величье... Но — полночь, и полно.
G F#m E B7 F# Hm G F#m Hm
9 января 1992
Свинарка и пастух
Пока он ждал прекрасную принцессу
И спал на сеновале со свинаркой,
Теченье исторических процессов
Внесло в его судьбу свои помарки.
Ему кожанку и ревóльвер дали:
Вещь нужная по нынешней поре.
Прекрасную принцессу расстреляли.
Свинарку тоже. Сеновал сгорел.
5 июля 1993
Отмщенья, Государь!
(в качестве вступления возможен свиридовский вальс к «Метели»)
Он не принес с собой прощенья,
Не даровал народам счастья.
Отмщенья, Государь, отмщенья —
Ведь это все, что в силах власти.
Отмщения за всю Россию! —
Взывает твой народ к престолу —
За то, что он не стал Мессией,
А только жег сердца глаголом…
И кто сказал, что было что-то?
С орбиты не сошла планета.
Кровь на снегу — всё как по нотам —
И слезный стих на смерть поэта.
Стенанья, слезы, возмущенье:
Убийцу разорвать на части!
Отмщенья, Государь, отмщенья!
Ведь это все, что в силах власти…
1990
Морской дьявол
Am
Dm
E7
Am
Знаете, что сегодня нам подадут к обеду
Dm
G
C
C7
Вместо осточертевших консервов и макарон?
F
С
G
Dm
E
Am
Большую желтую рыбу, похожую на торпеду,
B7
Am
H7
А)
E
Длинную, как корабль, весящую шесть тонн.
D
С
G
Dm
E
Am
Большую желтую рыбу, похожую на торпеду,
B7
Am
H7
E
Аm
Длинную, как корабль, весящую шесть тонн.
Нам, повидавшим виды, прошедшим пять океанов,
Познавшим семь континентов и восемь света чудес,
До сих пор не встречалось подобного великана,
Тем паче не приходилось держать на борту и есть.
До сих пор не встречалось подобного великана,
Тем паче не приходилось держать на борту и есть.
Башкою остроугольной она пробивала днища
И потопила в море множество кораблей.
Многих наших собратьев, рыбе пошедших в пищу,
Будем держать, считайте, мы на своем столе.
Сотни наших собратьев, рыбе пошедших в пищу,
Будем держать, считайте, мы на своем столе.
Ждала бы нас та же участь, да, видно, на наше счастье
Сунулась рыба мордой к нам в машинный отсек,
И ее лопастями размололо на части,
Но даже того, что осталось, хватит насытить всех.
И ее лопастями размололо на части,
Но даже того, что осталось, хватит с горой на всех.
Это наша удача, но не наша победа,
И еще неизвестно, что нам грозит за месть.
Знаете, что сегодня нам подадут к обеду?
Морского дьявола! В общем, не советую есть.
15 июня 1992
Народная
Вот и тронулись в дальний путь.
Эх, проститься хоть дали бы:
Не с тобою — так с кем-нибудь,
Не теперь — так когда-либо.
Дом, да двор, да околица,
Да калитка на улицу.
Не видать — далеко — лица,
Не видать, кто сутулится.
Перед окнами дерево,
А за окнами зарево.
Не найдешь больше где-либо —
Так хоть вспомнишь когда-либо.
Вот и тронулись в дальний путь,
Да в пути закемарили,
И несет нас куда-нибудь…
Где проснемся — да мало ли!
И несет нас куда-нибудь…
Где пробудимся — мало ли…
2000
Орел
Орел спал.
Среди скал
Его лежала тень.
И уже много лет
Он один
Средь вершин
Сидел, но каждый день
На грозный силуэт
Смотрели звери снизу, и в глазах
Застыл благоговейный трепет и животный страх.
Они боялись даже громко говорить,
Страшась, что могут орла этим разбудить.
Тогда не станет никого он жалеть:
Всегда голодный хищник зол —
И с гор далеких спустится смерть,
Когда проснется орел.
Орел спал.
Он не знал,
Что вызывает страх.
В долах — его силуэт.
Меж собак
Нету драк:
Один в траве и кустах
Скрывает каждый свой след.
Птицы прячутся, не поют.
Мыши где-то в корнях снуют.
Словно заяц — и волк, и медведь:
Жить охота любому ведь.
Никого не боится лишь крот.
До измождения страх всех довел,
Что кто не скроется — сгинет тот,
Когда проснется орел.
Орел спал —
Дол весь ждал.
Ждать и бояться орла
Привыкли за столько лет.
Только раз
В поздний час
Пришли два горных козла:
«Орла, — сказали всем, — нет!
Это камень формы чудной
На вершине горы одной».
Но не поверили звери козлам:
Решили — это козлы со зла.
Пусть страх по жизни их впредь ведет,
Как и до этого страх их вел.
Ведь если нет орла — что их ждет,
Когда проснется орел?..
1988
Дом субъекта, сошедшего как со страниц Дефо:
пыль в углах, на столе бардак и портрет нефотогеничной девицы, наверно, уже сто лет
как порвавшей аналогичный его портрет.
Сам хозяин ушел: в магазин, на работу, в душ —
больше быть ему негде. Отсутствие близких душ
компенсирует изредка близость случайных тел,
непременно не тех, кого больше всего хотел,
и, когда с ними возится, он отключает мозг.
(Так, наверное, Крузо имелся с одной из коз,
что стеснительный автор забыл описать, верней,
не нашел возможным.) Короче, хозяин вне
поля зренья, и я посему удаляюсь прочь,
не застав его дома, в дом, схожий с его точь-в-точь.
22 июня 1992
Туча
Туча в горах заблудилась и плачет.
Мокни, но злиться — чего бесполезней:
Грозы — явленье природы. Тем паче,
Ты-то обсохнешь, а туча исчезнет.
15 февраля 1992
Перед грозой 1
Am
B7
E
То, что нависло сверху, похоже на море тем, что
Am
B7
A7
в нем утопает все, что его достигнет, как-то:
Dm
Am
B7 E
солнце, вершины, верхушки высотных зданий, трубы
Am
B7 E
строгосекретных химических комбинатов. Птицы
и самолеты подобны подводным лодкам, ну а
море под ними похоже немного на неба купол,
где облаками качаются континенты суши.
Словно архангелы, в них обитают люди — люди,
каждое дело которых — почти деянье... Впрочем,
Am
скоро гроза все вернет на свои места.
11 мая 1992
Радиоактивное светило
Полсуток по миру катило
И к ночи небо закоптило,
Оставив только искры звезд.
И светит между ними гордо
Луны скучающая морда,
Эфир просвечивая твердый,
В котором слышен чей-то SOS.
Летит над морем и над сушей
Сигнал «Спасите наши души».
Пусть этот SOS никто не глушит,
Но и на помощь не придет.
Все спит. Возможно, лишь к рассвету,
Поймав радиограмму эту,
Мы заторопимся с ответом,
Хотя его никто не ждет.
Оплачем затонувший лайнер,
Окутаем все дело тайной
И чертовщиной, в чем нам крайне
Поможет море. А пока
Ночь наступила на планете,
Спят все, спит всё, Селена светит,
И что-то напевает ветер
Про вечность, вечер, вече, свечи, речи, течи и века...
29 июля 1992
О тщете всего сущего
В небе радуга погасла,
В поле смолкло птичье соло,
И на хлебе вместо масла —
Тридцать капель корвалола.
1994
Сельскохозяйственная
Баба землю ковыряет
При посадке овощей,
А деревня вымирает —
И не эта, а вообще.
1995
Разучился терять дар речи,
Увидав красивые ноги,
Разучился за человечьим
Видеть в женщинах: это боги.
Я мечте ли своей не Каин,
Если каждая незнакомка
Перестала быть тайной тайн,
Стала просто головоломкой?
И, вступив в разговор с красавицей,
С третьей фразы поняв, сколь умная,
Знаю, может быть, как понравиться;
Знаю наверняка, что думает…
И обидно же мне, и гадко,
Что загадки нет и не будет!
Тайны женской-то вся разгадка —
В том, что женщины — тоже люди.
Речь, как лица, парфюмом мажут,
Чтобы выглядеть попригожей —
Ну, а думают точно так же,
Даже больше скажу — о том же.
Размышлений же цепь людскую
От меня, господа, не скрыть им.
Так, казалось бы, что тоскую,
Недоволен своим открытьем?
Отчего же мне только хуже,
А не радостно, что скумекал?
На кого-то молиться нужно,
А нельзя ведь на человека!
Выполняю все ритуалы,
Стал успешней в сто раз, чем прежде,
Только мало этого, мало:
Не в одежде беда — в надежде.
Вот знакомлюсь я с нею, вроде…
Вот и руки кладу на плечи…
Не влюбляется, не выходит!
Разучился терять дар речи.
1995
Я часто думаю о том,
Что часто думаю о том,
Что часто думаю о том,
Что я не думаю вообще.
Я только думаю о том,
Что я подумаю потом,
Но, будь Сократ я, будь Платон,
Я это думаю вотще:
Ведь будущего нету,
Прошлое прошло.
Любая сигарета —
последняя и первая.
Забудь свои приметы.
Когда на то пошло,
Все сходятся сюжеты
в окончание
Нервное, нервное,
нервное, нервное…
Нервное.
Я часто думаю о тех,
Кто часто думает о тех,
Кто часто думает о тех,
Кто часто думает за них.
А я все думаю о тех:
Как мало в мире их утех,
Как обязателен успех
В глазах неведомых других.
Да кто посмотрит косо?
Их на свете нет.
Любая папироса —
лишь плод твоей фантазии.
Ходи хоть голый-босый —
Единственный ответ,
Какой на все вопросы
дает
Азия, Азия,
Азия, Азия…
Азия.
Вот я и думаю о том,
Что часто думаю о том,
Что часто думаю о том,
Насколько верен этот взгляд,
И часто, думая о том,
Машу рукой: «Хоть суп с котом», —
Перенимая этот тон,
Каким весомо говорят:
Мол, иного мира нету,
Чем мир внутри нас,
А что до сигареты —
так что мне, некурящему?
Забудь про все приметы
Навсегда и зараз
И направляйся к свету
настоящему,
Вящему, вящему,
Вящему, вящему…
Есть к чему.
Октябрь 2000
Чужая женщина… Пред Богом и людьми
Я смело назову ее своею.
Я только самому себе не смею
Лгать: женщина чужая, черт возьми!
Чужая женщина… По десять раз на дню
Я забываю, что она чужая,
Проблемами своими нагружаю,
И обижаюсь, и зазря виню
Чужую женщину. Таков ее удел.
Догматы церкви снова были ложны.
«Муж и жена — едина плоть»? Возможно,
И то в один момент — слиянья тел.
Едина плоть — пускай, но как разнится дух!
Как от души к душе путь непрозрачен!
Наверное, не может быть иначе,
Не слить одно сознание из двух.
Разделены неодолимою межой
Непониманья и недоговорок.
Она не по злобе… Она не ворог…
Чужая. И останется чужой.
17 июля 2000
Как будто чем-то заражен.
Все не выходит — ну, хоть вешаться!
Воду режу ножом, воду режу ножом,
А вода не режется.
В ожидании песни, в ожиданье строки
Я смотрю, как два гения средней руки
Рыбачат на лоне природы.
Они в скуке глядят на движенье реки
И плюют в ее чистые воды.
Они смотрят, как в волнах торчит поплавок,
И от нечего делать плюют в небеса.
Я хотел объяснить, что в душе, но не смог,
И считайте покуда, что это пролог,
А саму песню я еще не написал.
Я взмылен, будто старый конь,
И просто руки опускаются:
Остужаю огонь, остужаю огонь,
Огонь не остужается.
Продолжает вода мимо гениев течь.
Я смотрю и пытаюсь найти слова.
Что вокруг исчезает, в душе как сберечь?
И пустеет нутро. Но об этом ли речь —
Так кружится за шаром земным голова.
На вопрос: «Быть — не быть?» — я ответил: «Плевал!»
И притом, что обидно, не очень наврал.
Но не в этом вся соль, вас заверить спешу.
Ведь саму песню я так и не написал.
Я, пожалуй, другую совсем напишу.
1990
Муму
Нет ни одной здоровой мысли.
Я нем, как крепостной Герасим,
который утопил собачку.
Животное, конечно, жалко,
но жальче все-таки себя.
Ноябрь 1991
Мусорный бак
(политически некорректная песня)
Перед самым входом в барак
Испускает зловонный дух
Проржавелый мусорный бак
В окруженье жужжащих мух.
Кисло-сладко в нем пахнет гниль,
Потому что другого нет
На четыре десятка миль
За четыре десятка лет.
Там зараза цветет, но СЭС
Не подступит к нему с ножом:
Как ни ценится здесь прогресс,
Но процесс, так сказать, пошел.
Здесь возник свой биоценоз,
И у мух есть свои права,
Но уж больно шибает в нос.
И, пожалуй, СЭС не права.
Перед самым входом в барак,
Перед самым входом в барак,
Перед самым входом в барак —
Проржавелый мусорный бак.
11 августа 1992
Молчащие будут молчать,
Кричащие будут рады.
Труднее всего начать,
Потому что — кому это надо?
Зрячие будут смотреть,
А кто-нибудь — даже видеть.
Труднее всего посметь —
Труднее, чем ненавидеть.
И будут живые дышать,
И что-то дыханьем согреют.
Трудней всего не мешать
Тому, что в душе твоей зреет,
А может быть, и — как знать? —
Идти вперед прямо и тупо.
Труднее всего бросать
Оживленье любимого трупа.
1989
Информации ни бита,
Разговоры на нуле.
Насекомое убито
На обеденном столе.
Мимолетное виденье,
Гений чистой красоты
Совершает наблюденье
Надо мною с высоты
Воробьиного полета,
Лезет в душу, словно в дом,
И назойливо поет о
Чем-то близком и родном.
А я думаю: «Утро раннее
Символизирует пробуждение,
Но рифмуется с “умиранием”,
В чем проявляется расхождение
Значения и звучанья...
...Не выпить ли еще чаю?»
1991
Она стоит того, чтобы в нее влюбиться (2).
Она стоит того, чтоб из-за нее стреляться,
Она стоит того, чтоб из-за нее топиться,
Она стоит того — эта женщина-птица.
Я любовался ей на parties, в кабаках и дискотеках,
На автобусных вокзалах, в клубах и библиотеках,
За столом, в лаборатории, на операх Бизе,
На стадионе, или пляже, или на Champs-Élysées —
Забавно было наблюдать, как весь народ, разинув рот,
За ней покорно, как крысиный полк за дудочкой, идет,
Хотя она как раз едва ли помышляла быть кокетливой —
А попросту естественной, веселой и приветливой.
Она стоит того, чтобы в нее влюбиться (2).
Она стоит того, чтобы за нее сражаться,
Она стоит того, чтобы на нее молиться,
Она стоит того — эта женщина-птица.
Я вел беседы с ней о том, о чем велит нам этикет,
Или о том, о чем и впрямь хотел спросить ее совет,
Или о том, на что давно пытался сам найти ответ…
Я вел беседы с ней о том, о чем нельзя вести бесед!
Она умеет, знает, любит все, что следует любить,
И ненавидит то, за что и я готов порой убить,
А знает столько, сколько я хотел бы к старости узнать,
А понимает даже больше, чем должна бы понимать.
Она стоит того, чтобы в нее влюбиться (2).
Она стоит того, чтобы за нее держаться,
Она стоит того, чтоб ради нее родиться,
Она стоит того — эта женщина-птица.
Во всеуслышанье готов ее назвать я идеалом,
Признаю ее такой — но лишь умом, а это мало.
Уваженье, эстетизм и возбуждения прилив
Друг с другом так и не сошлись, на свет любви не породив.
Теперь в груди моей не теплится ничуть не больше чувства,
Чем когда б я созерцал произведение искусства.
Разве мрамор и картины не донельзя хороши?
Но не прилипнешь к ним душой, в них не почувствовав души.
О Боже, как жаль, что мне не дано влюбиться!
Боже мой, как мне жаль, что не дано влюбиться!
Как мне жаль, что я точно не стану стреляться,
Как мне жаль, что я точно не стану топиться
Ради нее — этой женщины-птицы…
10 ноября 1996
Гном
Я задумал сочинить гимн —
Вдруг, откуда ни возьмись, гном:
Начал слушать, произнес: «Гм», —
Повернулся и ушел вон.
Говорят, не любит гном гам,
Не выносит, говорят, шум.
Объяснить я рад бы тем сам,
Но иное мне твердит ум.
Я же думал восхитить всех,
Чтобы всякий восклицал: «Ах!» —
Вызвал так-таки у всех смех,
У себя же самого — страх.
И исполнил я тогда быль,
Всю вложил в нее свою боль:
Мол, каким я до сих пор был!..
Был да сплыл — теперь сплошной ноль.
Кто сочувственно вздохнул: «Ой!» —
Кто скептически махнул: «Ай!..
Вечно занят ты лишь собой
И плевал на мир и на май».
Но явился мне опять гном —
А твердили, будто гном мним!
Посидели мы за вином,
Проболтали целый час с ним.
«Понимаешь, — говорит, — Вить,
Никому это не суметь,
Если впору на луну выть,
Гимны солнечному дню петь».
И, при том что он, на мой взгляд,
Непрерывно говорил вздор,
До того я был ему рад,
Что не думал затевать спор.
Много он не понимал — мал.
Но солиден до чего был!
На прощанье мне совет дал —
В тот же час его я забыл
И задумал сочинить гимн —
Вдруг, откуда ни возьмись, гном:
Начал слушать, произнес: «Гм», —
Повернулся и ушел вон.
До того суровым был он —
Побери его совсем гром.
1996
Цыганочка
(à la Аполлон Григорьев)
Солнца луч на пол упал
Со световою скоростью,
А я сидел, стихи кропал,
Не то корпел над повестью
И строчки черкал до зари:
Помарка за помаркою.
Потом хрипел: «Поговорим», —
Беседуя с гитаркою,
И про солнце на небе,
И про незваный луч его
Я все ей, гитаре, пел
За неименьем лучшего.
Но отвечала мне: «А-moll», —
Подруга неразлучная,
Весь диалог сводя на ноль
И эту песню скучную.
Бассан, бассан, бассана...
21 января 1995
В парке
A A7 D D7 A A7 D D7 A
A
В парке раковый больной
D
Dm
хлеб отравленный крошит
A A7 D D7 (2 раза)
А
E
A
DE
воробьям и голубям.
A
Вдаль внимательно глядит,
D
Dm
вдаль мечтательно глядит
А
E
A
A7
исхудавшее лицо:
D
A
вот отделится душа —
D
A
будут птички рядом с ней
E
A
ворковать и щебетать.
A A7 D D7 A A7 D D7 A
14 января 1992
Поучения вурдалака малолетнему сыну
Что, не хочешь, сынок, мою науку учить?
Без жестокости в жизни, дружок, не бывает.
Любишь на ночь ты кровь стаканами пить —
Так смотри и учись, как ее добывают!
Мой неслышен в ночи осторожный шаг,
И на горле чужом мои зубы смыкаются —
Иначе нельзя, ибо я — вурдалак.
Чтобы выжить, убить — убийством не называется.
Полон, помню, и я был высоких идей.
В детстве добрым был я, как и ты, и гуманным.
Чтобы не убивать неповинных людей,
Был готов я питаться варевом манным,
Верил в добрые сказки, красивые враки,
И не сразу я мог оценить и понять,
Что недаром на то мы и есть вурдалаки,
Что не можем иначе мы существовать.
Поначалу, конечно, тебе непривычно,
Но это так, пока отец тебе все достает,
А придет время — будешь охотиться лично.
Но чу! Слышишь шаги? Это кто-то идет...
Вот и все. Пропоет петух скоро — пора.
Ты невесел, сынок? Ты угрюм? Что за диво?
Да, как слизывать кровь — тут вы все мастера,
А от убийцы-отца нос воротишь брезгливо.
1988
Не признаем друг друга мы за своих:
Они меня презирают, я — их.
Кто они такие? Высший свет? Нет —
Просто не боятся видео и газет,
Просто слово прямое вгоняет их в краску,
И нельзя среди них не напяливать маску.
Что же, в общество их я вхож.
Когда идем — на других похож:
Две руки, две ноги, полторы головы
(Если одна — это то, что имеете вы).
Но я аэд, который должен петь, медь
Гитарных струн заставлять звенеть,
И можно слушать меня, подпевать, говорить,
Но не всерьез воспринимать, уважать и любить.
Я как кассета, как наемный певец,
Лишь плата — не в рублях, а так: «Молодец!»
Они думают — за высшую награду сойдет,
Что я с задворок имею в их общество вход?
Наоборот.
Не признаем друг друга мы за своих:
Они меня презирают, я — их (2).
1987
Восьмимартовская
От обезьяны первой
Так повелось, наверно:
Женщина — это прекрасно...
Если рабыня, ясно.
Если ж она свободна,
Черт-те чему подобна!
Даже сказать неудобно —
Все ж обстановка не та.
Женщине место на кухне,
Женщине место в ванной.
Это же даже странно,
Коль не там она, где плита.
Суют их в школы, за парты,
Учат и все такое.
Вот и Восьмое Марта
Придумали, так их растак.
Женщину надо к ребенку,
Туда, где сохнут пеленки.
Мужчина должен быть главный,
Какой он ни есть дурак.
А то и цветы покупаешь,
И, как угодить, не знаешь,
И даже не изменяешь
Неделями напролет!
Ан все равно ведь пилит,
Скалкою шею мылит,
Ругает, за что — не знает,
И кровь, как пиявка, пьет.
В общем, марта восьмое —
Это, конечно, ладно.
Посуду, черт с ней, помоем.
Не гордые, не тот чин.
Но раз равноправье, вашу
(поздравить, в смысле) мамашу,
Так отчего не делают,
Стало быть, день мужчин?
6 марта 1989
Либеральное танго
Ах, ну почему наши дела так унылы?
М. Щербаков
Что вдруг за вопрос, милый?
Ты меня смешишь просто!
«Отчего дела унылы?»
Видно, так нас Бог создал.
Да и как им быть, в общем,
Если покопать глубже?
И вообще, смотри проще:
Ведь могло бы быть хуже.
Переделать мир хочешь?
Думаешь — какой смелый?
По ночам кинжал точишь?
Ты это бросай дело.
Лучше бы пошел к девке,
Успокоил бы нервы.
Хочешь, одолжу деньги?
Не вернешь — не ты первый.
Если переждать зиму,
То опять придет лето.
Если короля скинут,
То альтернатив нету.
Все идет своим ходом,
Может быть, и не лучшим,
Но не удержать воду,
Льющуюся из тучи.
Что вдруг за вопрос?..
1991
СТИХИ И ПЕСНИ ИЗ ЦИКЛА «ПЕРВЫЙ СНЕГ»
Первый снег 1988 года
Первый снег за окном, первый снег, еще чистый и белый.
Из-за черных стволов — одинокий, но яркий фонарь.
Вид, как будто несмело начертанный углем и мелом,
Но теплом освещенный, описанный столькими встарь,
Восхищавший и грусть навевавший, бывал он воспет...
Телефонный звонок. Не меня ли, случайно? Нет.
Этот первый октябрьский снег: все кружат за окном
Увлеченные ветром снежинки вокруг фонаря.
Бесконечность. Сиреневый вечер над парком — что в нем?..
Телефонный звонок. Не меня ли, случайно? Зря…
Первый снег 1989 года
За окном снова снег, как год назад,
Завивается кудрями.
Бьет фонарь, и лучи его висят
На оконной раме,
А внутри темно, и погашены семь свечей,
И не видно глаз, и не слышно речей.
На покрытом пылью письменном столе
Лист стихов — он не дописан.
Черствый хлеб давно заплесневел
И достался б, верно, крысам,
Но крысы ушли, как с тонущего корабля:
Им не нужна покинутая земля.
Призрак-ночь сюда не впустит день,
Закрывая двери солнцу.
Сколько света, чтобы множить тень,
Пробивается в оконце.
Здесь все поглотила пыль и полный покой.
Все, кроме стен, рушится под рукой.
За окном снова снег, как год назад,
Завивается кудрями.
Бьет фонарь, и лучи его висят
На оконной раме,
А внутри темно, и погашены семь свечей,
И не видно глаз...
Первый снег 1990 года
(есть ноты)
Снежинки с криком бьются в твердь асфальта,
И этот крик зовется белым шумом,
Но где-то сквозь него прорвался Шуман,
И музыка кружúт, как клоун в сальто,
А где-то — звук бесстыжего мажора,
Который продает на вес и штучно
Лоснящийся и весь благополучный
Обжора с видом коммивояжера.
Снег падает и на асфальт ложится.
Я так истосковался по сугробам!
И радуют меня движенья оба:
Снег крýжится, а музыка кружúтся.
Пусть только снег — властитель общих дум
И словно пеленой закутал землю,
Но даже если я ему не внемлю,
То Шуман прорывается сквозь шум —
он прорывается
сквозь шум — он прорывается
сквозь шум…
Первый снег 1991 года
(есть ноты)
Am F Am F
Am
H7
_Петербург устал от осени,
Dm
E7
_Возмечтал о манне с неба,
Am
H7
_Протянул ладони к просини —
Dm
E7
_Ловит милостыню снега —
Dm
E7
Am
_И уже асфальтно-каменной
Fm
E7
_Кожей снег расплавил.
Dm
_Я спросил
H7
Am
у брата Каина:
E7
Am
A7
_Где, мол, брат твой Авель?_
Dm
E7
_Где, мол, брат твой?..
Am F
«Славный парень, жаль, что пария.
Да и сторож ему, что ли, я?
Говорят, попал в аварию —
Очень грустная история».
И вина недоказуема,
И была ли вовсе?
Что Господь? Пустить слезу ему —
Это снова осень.
И листва, как прежде, желтая,
И зеленая, и красная,
А толпа на Невском плотная,
И усталая, и… разная.
И Васильевские линии
Белизны не сносят.
Глянешь в небо — небо зимнее.
Глянешь в землю — осень.
Но Петербург устал от осени,
Да и я, признаться, тоже —
И тяну ладони к просини:
Мол, помилуй, Боже.
Из перины туч распоротой
Валится и кружит
Белый снег над черным городом
И уходит в лужи.
Am F Am F A
Первый снег 1992 года
(есть ноты)
Первый снег попáдал
И в момент растаял,
На земле наряда
В память не оставил.
Может, лишь сдалось мне,
Будто бы шел снег,
А это просто осень
Пела о весне.
Иероглиф белый
Подлетел к оконцу,
Будто его мелом
Вывели японцы.
Думаю: «Никак мне
Письмена с небес?» —
Превратился в каплю
И совсем исчез.
Но одна снежина
(Право, что за небыль!)
Падать отложила
И зависла в небе.
Да она не в шутку!
Да она всерьез!
Силится малютка
Удержать мороз.
Ближе разглядеть бы,
Да глаза мешали:
Это что за ведьма —
Не моя душа ли?
Но ее плечам не
Удержать всей стужи,
И она в отчаянье
Утопилась в луже.
Первый снег попадал
И в момент растаял,
На земле наряда
В память не оставил.
Может, лишь сдалось мне,
Будто бы шел снег,
А это просто осень
Пела о весне.
Первый снег 1993 года
Худо дело: не в ударе,
Не играю на гитаре,
Не читаю умных книг —
Сник.
На душе скребутся кошки.
Только вдруг взглянул в окошко —
А в окошке, как во сне, —
Снег.
И куда исчезла вялость?
И куда тоска девалась?
Первый снег — как будто малость,
Ан вот нет.
(есть ноты)
Em-->
Cm
Hm
Em
_Первый снег — как будто малость:
Cm
H7
E
С неба облако сорвалось
Am
H7
Em
И, рассыпавшись на крошки,
D7
G
Завалило все дорожки.
C
H7
C
Превращает этот грим
F
H7)
E
Город в сказку братьев Гримм.
Первый снег похож на шалость:
Все кругом перемешалось,
Ветер путает и крутит
Искры дня, ночи лоскутья,
Листопад и снегопад,
И прохожий сам не рад.
Первый снег, какая жалость:
До утра не продержалась
Красота твоих узоров.
Обнажились кучи сора,
И пожухлая трава
Не жива и не мертва.
Первые 4 строчки — свист
C
Н7
Em
Первый снег — какая малость...
Аm
H7
Em
Первый снег — какая шалость...
Am
H7 Am
Em
Первый снег — какая жалость...
19 ноября 1993
Первый снег 1996 года
Мир на глазах седеет —
Даже не по часам.
Миром владеет идея,
Древняя, как он сам,
О том, что это никчемное,
Неприменимое в дело,
Ради забавы черное
Делающее белым,
То, что, оставив лишь лужи нам,
Сгинет к утру опять, —
Это нам незаслуженно
Данная благодать.
(есть ноты)
Скоро быть весне,
Да морока с ней,
Я видал во сне
Четырех коней.
Первый конь был бел,
А другой конь — рдян,
От живого ел,
Не грозя — грядя.
Третий конь был вран,
А четвертый — блед.
Словно сотни ран
Был копыт их след.
В руку сон, видать:
Скоро быть весне,
Лопнет лед опять,
Да растает снег —
Апокалипсис,
Только маленький.
А пока лепись,
Снег, на валенки.
А в окне с утра —
Птичье пение,
Что грядет (ура!)
Потепление,
Но, пока снег весь
Не закончится,
Мне благую весть
Знать не хочется:
Неохота мне
На себя навлечь
Четырех коней
И не мир, но меч.
18 ноября 1996
Первый снег 1998 года
(есть ноты)
Dm
Снижались снежинки,
B
Ложились на лужи
Gm
A7
Dm
И гибли, кружись — не кружись.
Gm
Я шел по тропинке,
Dm
Разбужен, простужен,
E7
A7
Dm
Рассержен, обижен на жизнь.
B7
A7
Снег наивно верил, что первый,
B7
A7
И земля не стала вдаваться...
По лысому лесу,
Паленому полю
Я шел по тропинке, хромал.
Я думал про беса,
Чья добрая воля
Устроила здесь карнавал.
Снег ложился, будто надолго,
И земля ему не мешала.
Земля нарядилась
И белою крошкой
Присыпала черную гарь.
Земля превратилась
В ангорскую кошку —
Пушистую злобную тварь.
Снег стелился, тих и покорен,
Снег взметался к небу, разгневан,
Но был он не вечен:
Часок — и следа нет.
Шерсть слезла кошачья с земли.
Снег был мимолетен,
Как радость свиданий
С женою, живущей вдали.
Верно говорят — канул в воду:
Именно в нее он и канул…
Первый снег 2000 года
(выпавший в Бостоне 28.10.00 —
в день перехода на зимнее время) *
В несуществующем году,
Чей номер заменим на прочерк,
Снег первый состоял из точек —
Am
Dm
G7 C
Из мелких точек, из крупиц.
В несуществующем году
Природа пробовала почерк
От набуханья первых почек
До крика перелетных птиц
И точку ставила теперь,
Как подведенье полосы.
В тот самый день, когда часы
Свои переводили стрелки,
Перевела свои судьба,
Что всех нас водит за носы,
Год выверявшая весы
И тасовавшая тарелки.
H7 E
Dm E Am(b)
Dm G C
H7
E
Dm E Am(b)
Dm G C
B7 Am
В несуществующем году
Век перестал быть монолитен,
И можно было изменить их,
Времен, течение и русло.
В несуществующем году
Я от обилия событий
Едва не перестал быть Витей,
Что было радостно и грустно.
Поставил точку первый снег
В возможности менять планиду.
Теперь для стран и индивидов
Начнется новая эпоха.
Начнется новый мерный век.
Иные Парка и Фемида
Не помнят прежние обиды,
Что, может быть, не так уж плохо
В несуществующем году.
28 октября 2000
*
Аккорды проставлены автором, но записи самой мелодии не сохранилось.
ПЕСНИ ИЗ ЦИКЛА «ДНИ НЕДЕЛИ»
Понедельник
А в кулаке растает лед,
И нет спасенья,
И понедельник вновь придет
За воскресеньем.
Неделя в рост, и все с нуля —
Ни сил, ни денег.
Уж если захлестнет петля,
То в понедельник.
Неделя бешено бежит —
Аж связки рвутся! —
Чтоб в тот же день, как надлежит,
Опять вернуться.
Во глубине сибирских руд
И дальше к югу
Как будто дни и не бегут —
Бредут по кругу.
Ходи, гадай: «Кто я такой?» —
Себя терзая.
Нет, я не Байрон, я другой,
Но кто — не знаю.
Я помню переход во мгле
Во мрак из мрака.
Свеча горела на столе
У Пастернака.
«День первый, не терплю его! —
Душа кричала. —
Я пел и жил не для того,
Чтоб все сначала!»
Но, как хронометр, в ушах
Стучала кровь,
Душе внушая не спеша:
«Все вновь, все вновь…»
И понедельник вновь придет
За воскресеньем,
А в кулаке растает лед,
И нет спасенья…
1988
Вторник
C
G
День узнаваем в профиль
Am
Dm
G
Бога, чье имя — Хронос, —
C
Am
Как растворимый кофе,
F
G
_Не повышает тонус.
Am
Em
Дни перед носом кружат.
Am
A
Я начинаю злиться,
Dm
G
И у меня к тому же
E
Память слаба на лица.
В сущности, дни безлики,
Да и какого чёрта
Нужно искать улики,
Чтоб узаконить счет им?
Этим занятьем странным
Все увлеклись: так лучше
Мерить пустым карманом
Время до злополучки.
Я разложу заботы
По календарным полкам,
Стану любить субботу,
Выть в понедельник волком…
Всем угодишь едва ли.
Вот и соседский дворник
Тем и оригинален,
Что ненавидит вторник.
Вторник — февраль недели,
День, не несущий счастья.
Вторник — пора метели,
Вторник — пора ненастья.
Вторник вытянет душу
И сожрет, как черешню…
Что нам дворника слушать —
F
G
C
Пьянь и энкаведешник.
24 апреля 1992
Среда
Em
Середина недели, среда рН51.
A
Вот бы в ночь завернуться, вернуться и спать,
Em
Но будильника трель и начальника тень
A
Заявляют, что мой начинается день.
Em
Да какой же он мой, раз двенадцать часов работать?
A
Да какой же он мой, раз работа меня не заботит?
Em
Какой же он мой, если в черных очках против сварки
A
Даже света дневного не вижу в запарке…
Отработав полсуток на пользу другим,
То есть обществу как бы отдав все долги,
Бормочу, усмехаясь скептически: «Мой», —
И к себе возвращаюсь, качаясь, домой.
Да какой же он мой — он казенный, общага, бардак!
Какой же он мой — даже плату взимают pro Tag2,
Какой же он мой — в моем доме должны меня ждать,
И стелить мне кровать, и готовить мне жрать.
Приготовил на ужин какую-то дрянь
И будильник поставил на хренову рань.
Лег и слышал в программе ночных новостей,
Что мой город встречает высоких гостей.
Да какой же он мой? Разлетелись друзья и родня.
Какой же он мой? Кто забыл, кто забил на меня.
Какой же он мой? Как пейзаж самый милый из тьмы
Выплывает обличье центральной тюрьмы3.
Я пытаюсь представить себе перед сном:
В этом городе женщина пишет письмо
И, застряв с первой строчкой же: «Милый мой В.», —
Хмурит лоб, и звучит у нее в голове:
«Да какой же он мой? Он сегодня неведомо чей.
Да какой же он мой? Мой другой, и куда горячей.
Какой же он мой?» — рвет письмо, и в глазах ее грусть,
Но кто-то должен из нас, и она берет груз…
Почему-то не спится, хоть кофе не пил.
(А снотворное снова, дурак, не купил!)
Полицаев сирены визжат за окном.
Спать мешают, но оберегают мой сон.
Да какой же он мой, раз не выбрать и не отказаться?
Какой же он мой? Сам решает: забыться, остаться?
Какой же он мой? В нем я вижу все то, что отверг,
А среда превратилась тихонько в четверг.
6 мая 1993
Фраза «Среда рН5» в переводе с химического означает «довольно кисло».
За день (нем.).
3
Петропавловской крепости.
1
2
Четверг
Не зря днем грома зовут четверг1:
Все скрылись дома, как в нору цверг2,
Бушует ветер, и речь некстати
О минарете и майорате —
Страшна картина и всем знакома,
Но дома има3, и ома4 дома.
Поверить в счастье кто мог такое:
Пора ненастья — залог покоя.
Нет, зря днем грома зовут четверг —
Себя же сам я и опроверг:
Нет ни малейшего основанья
Бояться казни-четвергованья.
Положим, сыр он, положим, сер,
Но этот мир состоит из сфер,
И вот в четвертой, от рая дальней,
Идешь потертый, стоишь печальный
И в день, зовущийся четвергом,
Ждешь — после дождичка грянет гром.
Пока ж не грянет, мужик в коммуне
Наверх не глянет и в ус не дунет.
Итак, днем грома зовут четверг…
В стране, где Гёте и Гейдельберг.
А в нашей? В нашей названья суток
Не позволяют подобных шуток.
28 марта 2000
Donnerstag — четверг, букв. «день грома» (нем.).
Гном (нем.).
3
Мама (иврит).
4
Бабушка (нем.).
1
2
Пятница
Ну, вот приходит пятница,
Неделя задом пятится,
Как будто каракатица,
В укромную нору,
Чтоб там дождаться финиша
И после линьки нынешней
Предстать пред миром выросшей
Однажды поутру.
Ей новое обличие
Придаст еще величия,
И новые обычаи
Пропишутся судьбе,
А старый панцирь временем
Отброшенного бремени
Жрецы людского племени
Потащат на себе.
Назвав его историей,
Отдав свои просторы ей,
Над этой территорией
Соорудим холмы.
Зачтем свои потери ей,
Забыв за бухгалтерией,
Что с мертвою материей
Имеем дело мы.
Мы мерим старый плащ ее,
А время настоящее,
Идущее, не спящее
Уходит вдаль пока,
По мелочам не тратится,
Но каждый раз по пятницам
Предпочитает спрятаться
До понедельника.
26 июня 1994
Суббота
(на мотив райкинской «Песни пожарника»)
Ты постой-погоди,
Не гуди «Леха доди»1.
У тебя на это дело
Целый вечер впереди.
По лугам, по полям
Будем петь «Адон олям»2,
Чтоб, Шхину-шахиню встретив,
Стать самим, как королям.
День седьмой — выходной —
Предвещает мир иной.
Ради будущего мира
Как не хлопнуть по одной?
Ты завет не нарушь:
Примем душ для наших душ!
По науке это дело
Называется «киддуш»3.
Леха доди ликрат
Кала пеней шабат
Некабела. Леха
Доди ликрат кала4.
А потом весь народ
Отрешится от забот
И займется поголовно
Самой лучшей из мицвот5,
Потому как шаббат
И забыть аскезу рад
Даже тот, кто всю неделю
Соблюдает целибат.
Всяк к утру сыт и пьян,
Не собрать уже миньян6:
Уж какие там молитвы —
По колено окиян!
Хоть галут7, хоть исход —
Пятьдесят два раза в год.
Хорошо бы вся неделя
Состояла из суббот!
Леха доди ликрат
Кала пеней шабат
Некабела. Леха
Доди ликрат кала.
Но пока погоди,
Не гуди «Леха доди».
Ты сначала всю общину
Потихоньку разбуди.
13 ноября 1996
«Пойдем, друг мой» (иврит) — начало субботнего гимна.
«Владыка мира» (иврит) — гимн, входит в состав молитвенника..
3
Освящение (иврит) — обряд освящения субботы и праздников над вином и хлебом.
4
«Пойдем, друг мой, навстречу невесте, с тобой вместе мы встретим субботу. Пойдем, друг мой,
навстречу невесте» (иврит) — припев гимна «Леха доди».
5
Заповедей (иврит). Очень важной является заповедь уделять в браке должное внимание интимным
отношениям.
6
Десять взрослых еврейский мужчин — это минимальное количество для общественной молитвы
(иврит).
7
Изгнание (иврит).
1
2
Воскресенье
Лес. Пригорка склон пологий.
Воскресенье. Поздний час.
На проселочной дороге
Задавил меня КамАЗ.
1990
ПЕСНИ К ПОВЕСТИ А. И Б. СТРУГАЦКИХ «ХИЩНЫЕ ВЕЩИ ВЕКА»
Вальс рыбарей (Вальс на минном поле)
— …А вот тут живет Сус. Он рыбарь. Вот это парень!
— Рыбарь? — сказал я. — И чем же занимается этот Сус-рыбарь?
— Рыбачит. Что делают рыбари? Рыбачат! Или вы спрашиваете, где он служит?
— Нет, я спрашиваю, где он рыбачит.
— В метро... — Она вдруг запнулась. — Слушайте, а вы сами не рыбарь?
— Я? А что, заметно?
— Что-то в вас есть, я сразу заметила. Знаем мы этих пчелок, которые кусают в
спину.
— Неужели?
Она взяла меня под руку.
— Расскажите что-нибудь, — сказала она, подлащиваясь. — У меня никогда не было
знакомых рыбарей. Вы ведь мне что-нибудь расскажете?
— А как же... Рассказать про летчика и корову?
— Нет, правда...
— Какой жаркий вечер! — сказал я. — Хорошо, что вы сняли с меня пиджак.
— Все равно ведь все знают. И Сус рассказывает, и другие...
— Вот как? — спросил я с интересом. — Что же рассказывает Сус?
Она сразу отпустила мою руку.
— Я сама не слыхала... Девчонки рассказывали.
— И что же рассказывали девчонки?
Это пьянящее чувство риска,
Когда витает смерть слишком близко,
Но еще может пройти стороной.
Это не жертва чужому дяде
Жизни своей светлой цели ради.
Это мы просто играем собой.
Не вяжет рук даже день грядущий.
Есть только миг, и он твой (о, воля!)
Меня не тянет в райские кущи,
Но мы танцуем на минном поле
Вальс.
Меня не тянет в райские кущи.
Пусть танца темп возрастает пуще —
Мне повезет, я должен остаться жив!
Игра со смертью — острей нет сюжета,
И есть ли сюжеты иные, чем этот?
Вокруг игроков уносит за взрывом взрыв.
Но нет, ничего — лишь бы жив остался,
А если... то я не почувствую боли.
Но нет! Поскорее бы танец кончался!
Ведь мы танцуем на минном поле
Вальс.
Скорее бы танец кончался! Хоть вида
Я не подам, но ведь как обидно:
Глупый конец — этот танец! В последний раз!
Все, кончилась музыка, слава Богу!
Ну что ж, посижу, отдохну немного,
А завтра снова войду в этот адский вальс.
Чувство, что жизнь и смерть так близко —
Это пьянящее чувство воли,
Это пьянящее чувство риска —
Мы танцуем на минном поле
Вальс.
1988
Дрожка
…В центре площади люди стояли неподвижно; было такое впечатление, словно они
оцепенели и не падают только потому, что сжаты толпой. Красный — синий —
зеленый, красный — синий — зеленый... Одеревеневшие запрокинутые лица, черные
разинутые рты, неподвижные вытаращенные глаза. Они там даже не мигали под
плафонами... Стало совсем уже тихо, и я вздрогнул, когда пронзительный женский
голос неподалеку крикнул: «Дрожка!» И сейчас же десятки голосов откликнулись:
«Дрожка! Дрожка!» Люди на тротуарах по периметру площади начали размеренно
хлопать в ладоши в такт вспышкам плафонов и скандировать ровными голосами:
«Дрож-ка! Дрожка! Дрож-ка!»
Em9 Gm9#
Мы смотрели сериалы по ОТВ,
Em G C H7
Мы торчали под музыку MTV,
Em G C H7
Мы балдели, мы ходили на голове,
Em G C H7
Да покуда не разбили ее до крови.
C9 H7
Пока интели оттачивали умный слог,
А рыбари своею кровью удобряли снег,
Меценаты воровали, кто сколько мог,
Остальных помало-малу затягивал слег.
Поначалу нам претило. Больше не претит.
Смысл жизни — в ловле кайфа, но еще немножко
Нас способна удержать пока на полпути
Дрожка!
Слово «счастье» по-немецки так и будет: «глюк».
Нас влечет к себе, как тянет небо птицу, ад.
Жизни круг размыкается в висельный крюк.
Ну, как минимум — в хороший галлюцинат.
Лучший выход в жизни серой, как сплошной четверг,
Лучший выход в жизни пресной, как сырой творог.
Этот вывод нам никто пока не опроверг,
То есть, пробовали многие — никто не смог.
Осчастливить землю думают высокие умы.
Посочувствуем бедняжкам: не на ту пошли дорожку,
Ну, а с нами остается наш радужный мир —
Дрожка!
29 марта 1995