УДК 9+34(159.99) А. А. Бабий Красноярское общество «Мемориал» Красноярск (Россия) ИСТОРИКО-ПРАВОВЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ: СОПЕРЕЖИВАНИЕ КАК ИНСТРУМЕНТ ДЕМИФОЛОГИЗАЦИИ Основной источник мифов о советском прошлом – незнание. Несмотря на то, что и интернет, и книжные магазины полны исследований и документов, молодое поколение растёт в информационном вакууме. Если в советское время этот вакуум возникал оттого, что многие темы были закрыты, то теперь – оттого, что к этим темам нет интереса. Незнание истории обретает порой комичные формы. Так, однажды во время дискуссии среди красноярских студентов-историков (!) выяснилось, что никто из них не знает, кто такой Колчак. Впрочем, один из студентов сказал, что это тот человек, который завоевал Сибирь в 17-м веке. Однако и имеющиеся знания нередко основаны на советских мифах. Так, в процессе сбора подписей против установки в Красноярске памятника Сталину в 2005 году, выяснилась позиция тех, кто был ЗА памятник. Поскольку мы собирали подписи около здания мэрии, отказывающиеся подписать наши подписные листы аргументировали это так: «если бы был Сталин, он бы ЭТИХ (показывая на мэрию) перестрелял». То есть работает старый миф, запущенный ещё Хрущёвым на ХХ съезде – что во время «культа» репрессировались в основном партийные и государственные деятели. Сейчас этот миф трансформировался: якобы репрессировались коррупционеры, нечистоплотные чекисты и т.п. Однако достаточно посмотреть приказ № 00447 или полистать любую книгу памяти жертв политических репрессий, чтобы убедиться в том, что репрессии 1937 года были направлены в первую очередь против раскулаченного крестьянства, а партаппаратчики и даже вообще члены партии составляли незначительный процент среди репрессированных. Для той части молодёжи, которая всё-таки интересуется историей, характерна позиция «от противного». Если в школе учат, что репрессии – это плохо, (а в школе всё врут), то на самом деле репрессии – это хорошо. Именно эти молодые люди составляют костяк «младосталинистов» на различных интернет-площадках. Характерно, что никакие документы и логические доводы на эту аудиторию не действуют: документы тут же объявляются подделкой, доводы, как правило, не оспариваются, а просто игнорируются. Одному такому молодому человеку, яростно отстаивавшему тезис о том, что репрессировались именно коррумпированные аппаратчики и чекисты, были предъявлены тома книги памяти и предложено пофамильно перечислить лиц указанной им категории. Он нашёл одного (!) чекиста среди десятков тысяч человек и счёл это достаточным доказательством своей правоты. Однако незнание – не единственная проблема. Дело в том, что недостаточно осознавать репрессии только на уровне разума, документов, логики. Неосталинисты именно потому непробиваемы, что выводят за скобки цену «достижений», не в состоянии сочувствовать жертвам. Именно эмоциональная, нравственная составляющая должна быть доминирующей, если мы хотим демифологизировать молодых людей. Одна из таких форм была найдена во время историко-правовых экспедиций, которые много лет проводятся Красноярским обществом «Мемориал» совместно с Енисейским педагогическим колледжем. Каждое лето около десяти студентов колледжа (в основном с исторического отделения) вместе с членами общества «Мемориал» выезжают в сёла Енисейского района и опрашивают бывших репрессированных. Красноярский край был одним из трёх основных ссыльных регионов, и в любом населенном пункте можно встретить не один десяток немцев, «прибалтов», греков, раскулаченных крестьян. Для студентов это – летняя практика по теме «устная история», для «Мемориала» – источник новой информации. Технология этих опросов (методички, опросники, лекции и т.п.) – отдельная тема, но главный результат таких экспедиций – не собранная информация и не методика проведения опросов. Главный результат – это заплаканные глаза девушек, когда они приходят с интервью. То, что в учебнике было подано скупой статистикой, вдруг обрастает живыми подробностями, часто страшными именно своей обыденностью. И сами интервьюируемые плачут, вспоминая это, и плачут потрясённые студентки. При опросах упор делается на бытовые детали. Это важно и с исследовательской точки зрения, но не менее важно и с эмоциональной. Вот типичный пример: семью депортированных немцев привозят в северное село Ярцево. Мужа забрали в трудармию, жену отправили на лесоповал. Казалось бы всё ясно, однако, на самом деле не так. Выдавали ли спецодежду на лесоповале? Ведь та одежда, которая была в Поволжье, не годится для Сибири, да и очень быстро приходит в негодность: порвалась сучком, прожглась у костра. Выясняется, что никакой спецодежды не выдавалось. Могли ли спецпоселенцы её купить? А значит, платили ли им зарплату или только выдавали продовольственный паёк? Выясняется, что на первых порах был только паёк. Следовательно, купить можно было только на те деньги, которые привезли с собой, или обменять на привезённые вещи, или заработать, например, при помощи привезённой швейной машины. Вот так один небольшой вопрос «вытягивает» множество других, но главное – что студентки начинают понимать, какими немыслимыми сложностями сопровождались обыкновенные, вроде бы, действия (например, поездка в райцентр, в больницу). У немцев (да и у «прибалтов», украинцев) была языковая проблема: многие не знали русского языка. Интервьюируемые рассказывают разные случаи – бывает, смешные, бывает, трагические, но из этих случаев складывалась жизнь спецпоселенца… Важно то, что студентки потом будут преподавать историю в школе. Есть надежда, что и школьникам они будут не просто рассказывать по «учебнику», но и воздействовать эмоционально. Сопереживание жертвам очень важно, наравне со знанием фактов и документов.