РУССКИЙ СОЛДАТ ПОГОРЕЛОВ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (род. в

РУССКИЙ СОЛДАТ
ПОГОРЕЛОВ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (род. в 1924 г.)
Родился я в сельской местности в 1924 году. В конце 20-х годов было «великое
переселение» народа Ставропольского края. Целыми селами всех подряд выселяли: и
кулаков, и середняков, и бедняков в другие селения, и в течение двух дней всех
переселили. Вселяли так: на 2–3 семьи, а то и на 4, дают маленький домик. Все было
набито битком, как муравейники домики были. К людям, которые уже жили в селении,
добавили еще одно селение, и в 2 раза население увеличилось. В то же селение, откуда нас
выселили, поселили курдов из Средней Азии. Нас же через несколько дней снова
переселяли. Теперь это был какой-то барак метров 400 длиной с двумя выходами. У
людей абсолютно ничего не было – не то, что коровы, лошади, даже курицы не было.
Около барака стояли 3 котла и рельс. Вот утром звонят в рельс, и все бегут – кто с
кувшином, кто с горшком – за супом-затрухой. Спрашивают: «Сколько душ?». – «5 душ».
Вот 5 черпачков налили тебе, хлеба 5 порций отрезали, и иди до обеда. Так завтрак, обед и
ужин. А работали люди с утра до вечера. Еда была однообразная, такие супчики жидкие,
иногда в выходные дни кое-что перепадало. Так мы там жили, начиная с конца 1929 до
1931 года. В течение этого срока у нас был один праздничный день.
К осени поспел паслен, и председатель разрешил рвать его в выходные дни. Вот
это был праздник! Мать пекла пироги с пасленом, и это был праздничный пирог – вот, что
я помню из хорошей еды в течение времени, пока мы были в коммуне. Затем коммуну
нашу закрыли и перевезли нас на хутора, в колхоз. В колхозе жили очень трудно. У нас
семья все время росла, и до того дошло, что было 12 детей. Само собой, что было очень
тяжело, работы всегда хватало, а хлеба, еды недоставало все время. К началу войны, это
уже в 1940 году, работали отец, мать, еще мы 4 брата в течение лета помогали, и мы
заработали зерно, и этим самым мы перед войной себя питанием обеспечили. Одежки,
обувки – в селениях этого не было. Отец, как колхоз закончится, если деньги дадут, ездил
и в Баку, и в Тбилиси, и в Москву, привозил одежку и одевал, обувал нас…
В начале войны я уже работал трактористом. В 1941 году мы убирали хлеб, очень
он уродился хороший. Я как сейчас помню: чистое поле, ячмень высокий, колосистый.
Мне сказали: «Пока мы трактористам бронь выдаем, но чтобы каждый обучил мальчишку
или девчонку, чтобы могли трактором управлять». Я мальчишек стал учить: одного 13
лет, другого лет 8–9. Штурвальным старший стал, потом научил его, он трактористом стал
и работал все время так, а младший у него уже штурвальным был. Как проверили, что я
смену себе подготовил, так через 2 дня мне присылают повестку, бронь с меня снимают.
Сначала меня направили в Житомирское военно-пехотное училище,
эвакуированное в Ставрополь из Житомира. Мы там всего около месяца проучились,
когда на Ставрополь налетели немецкие бомбардировщики, бомбить стали, высадили
десант, и мы начали отступать. Я попал на фронт в 1942 году, в июле. Мы отступали до
самого Прохладного, там мы задержали немцев и пошли до бывшего тогда Орджоникидзе,
сейчас Владикавказа. От Владикавказа поднимались по горам до Тбилиси по военногрузинской дороге, которую построили перед самой войной. Когда мы поднялись на
Крестовый перевал, уже обессилели совсем, потому что в день нам по одному сухарику
давали и воду, и больше у нас ничего не было. Начальник училища тогда нанял горца,
чтобы он провел нас быстрее по тропам к месту назначения, в Гори, где Сталин родился.
В горах мы спускались, срывались, дожди как раз пошли, и непогода была, несколько
курсантов покалечились. Все-таки мы спустились, добрались сначала до Тбилиси, а затем
в Гори, в Сталинир, где продолжили учиться. Кормили мало, плохо – супчику тарелочку и
черпачок каши, а таскать пулеметы надо, орудие катать, все это было тяжело.
Из Сталинира нас направили в Баку, и там в мае 1943 года я окончил военное
училище, стал артиллеристом, получил звание младшего лейтенанта, и меня направили на
фронт, в город Краснодар. Там как раз формировали дивизию, поставили нас в оборону на
Азовское море. Из дальнобойных орудий мы обстреливали немецкие пароходы, которые
подъезжали. Мы получили пополнение из Азербайджана, и наша дивизия стала
называться Азербайджанской. Нас направили в Крым, через гнилое озеро Сиваш. Мы в
течение ночи перебирались на другую сторону. Пришлось делать понтонный мост, чтобы
артиллерию перебросить, немцы все время бомбили, и мы много потеряли там – и
материальную часть, и солдат, но все-таки перебрались. Отбили у немцев, заняли
небольшой плацдарм, и сразу же там сел наш истребитель, и на нем много звездочек.
Оказывается, это был герой Советского Союза Покрышкин. Как только немецкие
самолеты начали бомбить, он поднимал свою эскадрилью и немецкие самолеты сбивал.
Как посмотришь, из грязи Сиваша только хвосты их торчат. Мы радовались, что немцев
так хорошо сбивают наши летчики.
4 апреля мы получили приказ выступать 5 апреля. А ночью выпал глубокий снег, по
пояс, а мы уже ходили в гимнастерках, в пилотках, не было никакой теплой одежды.
Проснулись ночью, дрожим, без команды все поднялись и направились на первую линию
обороны, это недалеко, там румыны были. Захватили румынскую первую линию обороны
и там стали согреваться. Румыны тогда каждую ночь приходили, сдавались. Некоторые с
полным вооружением, ротами, взводами целыми, организованно приходят, складывают
ружья и в плен сдаются, они уже не хотели воевать. А выше была немецкая оборона:
вторая линия – власовцы, третья – эсэсовцы. Наше командование пустило танки в обход,
немцам пришлось все бросить, и они стали отступать. Отступали они медленно, но все
время. Наши торопили – быстрей, быстрей, пустили танки. Власовцы не сдавались, так
как знали, что их расстреляют, а эсэсовцы, как обычно, не даются, так что мало немцев мы
взяли в плен. До Симферополя добрались, заняли его, и сразу все бегут к нам люди, зовут,
в гости приглашают. Нам неудобно, мы говорим: «Поймите, нам же нужно наступать».
Ну, солдатам мы разрешили, говорим: «Только недалеко ходите», а сами, офицеры, стоим.
Вот подходят старик со старушкой, говорят: «А к нам никто и не пошел». Мы пожалели
их, взяли фляжку с выпивкой, зашли, а у них еще вино было, выпили немножко с ними,
поблагодарили и опять в наступление. Наступление трудное было в горах, очень
партизаны помогли, очень они много немцев побили.
Мы продвигались до Севастополя, где только немцы и смогли укрепиться. Весь
Севастополь со всех сторон был окружен. Начали артподготовку, одновременно
бомбардировщики бомбили, минометы работали, и мы ворвались в Севастополь. Немцы
остались только на мысе Херсонес, их много скопилось там, и они оборонялись до самого
следующего дня. Они думали, что все-таки смогут свои суда забрать, их много туда
приплыло, но наши бомбардировщики и артиллерия наша потопили много судов и
отрезали огнем весь берег, чтобы немцы не могли садиться на суда. Немцы отбивались
всю ночь, а утром сдались, 25 тысяч немцев сдались в плен. Так мы закончили
освобождение Крыма. Так как в Симферополь мы ворвались первые, то многих наших
бойцов и офицеров наградили, в том числе и меня орденом Красной Звезды.
После освобождения Крыма мы отдохнули около месяца, потому что были
оборванные, голодные, потом нам дали обмундирование и направили на север. Ехали
через Ростов – там железной дороги еще не было во многих местах, поэтому через Ростов.
Когда доехали до него, увидели, какая беда там у людей была. Дети были кости да кожа,
старики, старухи пухлые, не могут идти, женщины – страшно смотреть, одни глаза только,
видно, что труд до того у них тяжелый был, что ноги не несут. У нас было очень много
продуктов, которые мы захватили в Севастополе. Весь эшелон разгрузили мы им, ни
крошки не осталось, а люди идут и идут. Впервые я сначала войны увидел, какой у нас
тыл, что там немцы сделали.
На севере я попал в Прибалтику, где провоевал до конца войны. Немцы,
курляндская группировка, как ее называли, частично сдались в плен, многих мы
уничтожили, а один корпус целиком ушел в лес. Тогда командование решило, чтобы ни
одного солдата не потерять, артиллерией этот лес громадный окружить. И бомбили и
артиллерией били до тех пор, пока и деревья, и все не смешали с землей. На этом войну
мы закончили.
Записал Игорь Свириз,
г. Волгоград, 1999 г.