Сазонова Н.И. НИКОНЕ (НА МАТЕРИАЛАХ ТРЕБНИКА) Отечественная история. 2008г. №4. C. 78-83.

Сазонова Н.И.
ОБ ИСПРАВЛЕНИИ БОГОСЛУЖЕБНЫХ КНИГ ПРИ ПАТРИАРХЕ
НИКОНЕ (НА МАТЕРИАЛАХ ТРЕБНИКА)
Отечественная история. 2008г. №4. C. 78-83.
Одним из важнейших направлений церковной реформы патриарха Никона 1654 - 1666
гг. было изменение богослужебной практики, включавшее "справу" богослужебных книг.
Реформа и началась в 1653 г. с богослужебных изменений - введения троеперстия в крестном
знамении и отмены земных поклонов во время великопостной молитвы св. Ефрема Сирина.
Затем последовало исправление богослужебных книг, практически не имевшее прецедентов в
русской церковной истории: в короткий срок правке подверглись все богослужебные книги без
исключения.
Никоновскому "исправлению" богослужебных книг, наряду с другими богослужебными
нововведениями, уделялось немалое внимание в исторической науке XIX - начала XX в. В
работах А. А. Дмитриевского, И. Д. Мансветова, С. А. Белокурова, Д. С. Варакина, П. Ф.
Николаевского1 и других исследователей обобщен большой материал. В наибольшей степени
благодаря работам Дмитриевского была разработана тема никоновского исправления
Служебника. Один из выводов исследователей состоял в том, что заявленный принцип
исправлений - по древним греческим рукописям - не был соблюден, и справа осуществлялась
по греческим книгам XVII в., т.е. реформа была ориентирована фактически на греческую
богослужебную практику, современную реформе2.
В современной российской науке рассматриваются проблемы текстологии исправления
богослужебных книг в ряде работ как теоретического, так и конкретно-исторического плана;
основное внимание уделяется источникам книжной справы и процессу самого исправления
богослужебного текста. Так, Б. А. Успенский исследует влияние неконвенционального
отношения к слову в XVII в. на раскол, обращаясь к общей характеристике текстологической
картины никоновской реформы3. Ход книжного исправления и личности справщиков
рассматриваются и в статьях М. Гринберга, В. К. Зиборова, М. Д. Кагана, Т. А. ИсаченкоЛисовой4.
Ряд исследователей рассматривают текстологические особенности богослужебных книг
дореформенного периода5, историю "справы" и издания реформированных богослужебных
книг, в частности Требника6. К теме никоновской "справы" нередко обращаются также
церковные историки и богословы7. Однако до настоящего времени малоизученной областью
остаются тексты богослужебных книг, подвергшиеся изменениям в ходе реформы. Еще более
важная проблема - влияние новоисправленного текста на формирование негативной реакции на
реформу.
Ответ на вопрос о роли текстовых изменений в расколе может дать только полное
исследование изменений во всех богослужебных книгах - Служебнике, Октоихе, Прологе и др.
В то же время, предварительные выводы могут делаться и по результатам изучения одной или
нескольких богослужебных книг, поскольку такая выборка может считаться репрезентативной с
точки зрения выявления основных тенденций книжной справы. Обратимся здесь к
рассмотрению исправления лишь одной, хотя и важнейшей
С. 78
из богослужебных книг - Требника. Этот выбор продиктован прежде всего
распространенностью Требника в среде верующих. Он содержит последования совершения
основных таинств Церкви (кроме евхаристии и священства), основные чины и молитвы,
совершаемые священником по просьбе прихожан ("по требованию", отсюда и название
Требник, или Потребник). Таким образом, Требник тесно связан с повседневной жизнью
верующих.
При анализе изменений, внесенных никоновской реформой в текст Требника, наиболее
плодотворным представляется сопоставление никоновских текстов с текстами богослужебных
книг, изданных в период деятельности "кружка ревнителей благочестия" (вторая четверть XVII
в.), так как именно эти дониконовские тексты в основном воспринимались старообрядцами как
правильные и истинные. В частности, это Требники 1636, 1639, 1647 и 1651 гг., экземпляры
которых сохранились в фондах музеев и библиотек Москвы и Санкт-Петербурга, а также
региональных.
В период активного участия патриарха Никона в реформе Требник был издан единожды
- в 1658 г. До Соборов 1666 - 1667 гг., но уже без участия патриарха издание Требника было
предпринято еще раз, в 1662 г. В этот период "междупатриаршества" была в основном
сохранена преемственность в проведении исправления богослужебных книг: Требник 1662 г.
имеет практически тот же состав, что и Требник 1658 г. Нет между изданиями и разночтений в
тексте основных чинов и последований таинств и треб. В то же время, в издании отразились
неуверенность и колебания, видимо, также присутствовавшие после ухода Никона: в частности,
молитвы на основание дома в Требнике 1662 г. даны в дореформенной редакции 8. Несмотря на
меньшую в сравнении с дореформенными Требниками распространенность (процесс изменения
текста продолжался и после ухода Никона, а "неисправные" экземпляры изымались из
употребления), издания 1658 г. и 1662 г. сохранились в фондах Государственного
Исторического музея, Государственной публичной библиотеки, Библиотеки Академии наук, в
фондах региональных музеев и библиотек.
Количество изменений, внесенных в текст Требника, очень велико. Изменения в составе
книги были связаны как с удалением отдельных чинов, например, чина освящения церкви
(внесенного позже в архиерейский Требник), так и с введением новых чинов и молитв. Были
предприняты масштабные сокращения текста (среди наиболее серьезных стоит отметить
сокращение чина Исповеди, существенным сокращениям подверглись погребальные чины) и
перестановки молитв в чинах Крещения, Венчания, Елеосвящения и многих других. Наконец,
самая большая группа изменений - это несколько тысяч синонимических и грамматических
изменений в тексте молитв. Вполне можно согласиться с мнением Е. А. Агеевой, которая
считает, что масштаб и количество изменений в Требнике были столь значительны, что можно
говорить не столько об "исправлении", сколько о создании принципиально нового текста 9. Это
же мнение подтверждают и современники событий, например, священник Никита Добрынин:
"Нет ни единаго псалма, ни молитвы, ни тропаря... ниже в канонах всякаго стиха, чтобы в них
наречие изменено не было"10. Уже сама масштабность изменений ставит вопрос об их
возможном концептуальном характере в глазах верующих. Особого внимания заслуживают
изменения, которые могли быть восприняты наиболее остро либо в силу их частой
повторяемости, либо в силу того, что они были внесены в чины и последования, оказывавшие
особое эмоциональное воздействие на верующих. Они и будут рассмотрены далее.
Одним из важнейших в богослужебном тексте является понятие о времени - в том
смысле, насколько близки к человеку события священной истории. Острота восприятия
божественного определяет и остроту эмоционального восприятия текста. В связи с этим
обращает на себя внимание преобладание аористных форм прошедшего времени глаголов в
дониконовских Требниках и практически повсеместная замена этих форм на перфектные - в
никоновских. Об этой особенности никоновских текстов вообще (а не только текста Требника
1658 г.) говорит Б. А. Успенский11, упоминая о языковых соображениях, могших вызвать эти
изменения (омонимия 2 и 3 лица - например,
С. 79
аористная форма "бысть" могла означать как "он был", так и "ты был"). Стоит отметить,
однако, что смысловое значение обеих форм не было идентичным. Аорист описывает события,
только что свершившиеся (например, именно эта форма употребляется в пасхальном
песнопении: слова "Христос воскресе" означают, что Христос "воскрес сейчас"). При рассказе о
событии, прошедшем и давно завершенном, употребляется форма перфекта со
вспомогательным глаголом, например, "был еси". Исследователи сходятся в том, что перфект
обозначал отнесенный к настоящему результат прошедшего действия12. В XVII в. аористные
формы постепенно выходили из употребления в разговорной речи, но до начала никоновской
реформы продолжали сохраняться в книжной. Особое внимание привлекает тот факт, что
замены аориста на перфект в тексте Требника присутствуют при упоминании о событиях
священной истории.
Например, в молитве в службе Великого освящения воды вместо аористной формы "во
Иордане креститися сподоби" (речь идет о Крещении Христа) стоит перфектная "претерпел
еси", что подчеркивает "историчность" и завершенность евангельских событий. В другой
молитве в этой же службе также содержатся аналогичные изменения аористных форм на
перфектные: слова "не стерпе Владыко... зрети от диавола мучима рода человеча.., но прииде и
спасе нас" заменены на "не претерпел еси Владыко.., но пришел еси и спасл еси нас", а слова
"на земли явися и с человеки поживе" - на "явился еси... пожил еси"13. О евангельских событиях
идет речь и в тропаре Богородице 6 гласа, в службе Малого освящения воды, где слова "Девою
пребысть" заменены на "Дева пребыла еси"14, также в священнической и молитве в той же
службе, когда слова "се здрав бысть, к тому не согрешай" заменяются на "се здрав был еси", а
слова "и от брения здравы очи содела" заменены на "соделал еси"15.
Во всех этих и других случаях (всего в Требнике насчитывается более 20 замен
аористных форм на перфектные) евангельские события предстают как исторически
завершенные в никоновской редакции и как происходящие "в данный момент" - в
дониконовском тексте. Новая, никоновская редакция текста как бы приглашает верующего
осмыслить значение евангельских событий - жизни Христа, Распятия, Воскресения.
Дониконовский же текст предлагает лично пережить и прочувствовать. Бог в этом тексте рядом с человеком, его восприятие остро, предметно и очень лично.
Характерно, что выход на уровень обобщения происходит не только применительно к
событиям священной и церковной истории. Обращает на себя внимание ряд изменений в чине
погребения мирян, одном из наиболее эмоциональных в Требнике. Этот чин подвергся
сокращениям, многие из которых имели концептуальный характер. В частности, реформой
удалено более 30 тропарей и стихир, "натуралистически" описывающих смерть. Дониконовский
текст: "Преставленый во гробе лежа мертв развалився, всем вопиет: приидите ко мне вси
земнии, и видите доброту телесную почерневшу"16. Совсем другим песнопением заменены эти
слова в никоновской редакции: "Душами владычествуяй и телесами, егоже в руце дыхание
наше, оскорбляемых утешение, упокой во стране праведных, его же преставил еси раба
Твоего"17. Здесь речь идет уже не о смерти, а о будущей жизни. А в одной из самых печальных
стихир, поемых непосредственно при погребении, слова "приидите, воззрим на гроб ясно, где
доброта телесная, где юность" заменены на "приидите, узрим на гробех ясно"18. В никоновской
редакции употреблено слово "узрети", означающее не только смотрение, но и уразумение,
понимание (значения смерти)19. К тому же слово "гроб" употреблено во множественном числе речь, таким образом, идет не об отдельной смерти, а о смерти как участи всех. Смерть в
никоновском тексте предстает прежде всего как смерть христианина, и уже потом - отдельного
человека. Таким образом, как и в случае с заменой аористных форм на перфектные,
никоновский текст выходит на обобщающий уровень понимания, на этот раз в области
представлений о смерти.
Заметим и то, что среди удаленных текстовых фрагментов немало и покаянных стихир и
тропарей от лица умершего, "не могущаго глаголати", и его близких. Вот лишь некоторые из
них: "Приидите, видим чудо выше ума, вчера был с нами, ныне же лежит мертв, приидите,
разумеем, что мятущеся совершаем, како зде вонями мажущеся, злоС. 80
вонием смердяще, како иже зде златом красящеся, без красоты и без лепоты лежит".
"Безчисленно будет блудно живущим мучение, скрежет зубом, мрак без света, слезы
неполезны, судия неумолимый"20. Удаление столь эмоциональных текстов, естественно,
снижает и общую покаянность чина. Это снижение происходит, как видим, на фоне введения в
текст осмысления смерти как смерти христианина "вообще", а не отдельного человека, и, таким
образом, предстает как логическое следствие перехода от понимания конкретной смерти к
осмыслению смерти вообще.
Та же тенденция наблюдается в чине Исповеди, также принадлежащем к числу наиболее
остро переживаемых верующими. Здесь, наряду с удалением покаянных молитв и псалмов,
вносятся концептуальные изменения в обращение священника к исповеднику. Приведем
характерный фрагмент этого обращения (занимающего до нескольких десятков страниц) из
дониконовского Требника: "И ты, чадо, не устыдися лица человеча, вси бо грешны есьмы, не
потаи в себе ни единаго греха, еже согрешил еси от юности до сего часа... Не устыдися лица
моего, но вся ми исповеждь, вся бо Господь Бог весть... исповеждь без стыдения, аз бо таков же
человек и грешнее паче всех человек"21. Никоновский текст того же обращения существенно
короче - менее страницы - и, что самое главное, имеет совершенно другую тональность: "Се,
чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое. Не усрамися, ниже убойся, и да не
скрыеши что от мене, но не обинуяся рцы вся, елика соделал еси, да приимеши оставление от
Господа нашего Иисуса Христа. Се, и икона Его пред нами, аз же точию свидетель есмь, да
свидетельстую пред ним вся, елика речеши мне. Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех
имаши"22. Здесь нет речи о личной греховности священника и его покаянии. Священник
выступает не как "таков же человек", что и кающийся, а как носитель благодати священства,
причем его личная греховность в данном случае значительно менее актуальна. Таким образом,
понимание значения священника поднимается от понимания конкретного человека с его
грехами на уровень священства вообще. В рамках такого понимания вполне логичным
представляется как сокращение обращения, так и изменение его тональности с удалением
мотива личного покаяния самого священника, который в дониконовском тексте был одним из
важнейших. И в этом случае реформаторы текста вводят в текст обобщенное понимание, на
этот раз священства.
В целом, никоновский богослужебный текст предлагает священнику увидеть себя не как
лично греховного человека, а как представителя священства и носителя благодати, а мирянину "подняться" над собственной греховностью и осмыслить себя как христианина. Наконец, всем
верующим вообще предлагается по-новому, менее эмоционально, но более обобщенно
взглянуть на события священной истории и собственную жизнь. Однако полемика вокруг
реформы показывает, что новый подход к религии не только не был принят многими, но
зачастую не был и понят.
Так, с изменением остроты восприятия священной и церковной истории был, как
представляется, связан ставший хрестоматийным спор об изменениях в тексте Символа веры
(Символ веры присутствует во многих богослужебных текстах, в частности в Требнике он
содержится в чине Крещения). Стал нарицательным старообрядческий "единый аз" из Символа
- речь идет о замене дониконовского "рожденна, а не сотворенна" на "рожденна, не сотворенна"
(речь идет о Христе). Противники реформы не уставали указывать на то, что противительный
союз "а" введен был во время борьбы с арианством, говорившим о сотворенности Сына Божия.
Они "не понимали", что ересь арианства - часть истории далеких первых веков христианства:
для противников реформы "первые века христианства" также не были историей, как не были ею
и евангельские события. В связи с этим представлением находятся и возражения старообрядцев
по поводу замены в Символе веры слов "Его же Царствию несть конца" на "не будет конца"
(речь идет о Царстве Христа): старообрядцы понимали Царство Христа как реально
существующее в данный момент, равно как все евангельские или церковно-исторические
события.
Думается, что одной из главных причин непонимания стал радикальный и
одномоментный, поистине революционный, характер реформы, сопровождавшейся не только
С. 81
серьезными и текстовыми изменениями, но и репрессиями противников реформы.
Именно сочетание этих факторов и вызвало конфликт двух "образов благочестия",
представленных в двух редакциях текста - дониконовского и никоновского. Сначала этот
конфликт коснулся священства, а затем распространился на общество, став одной из причин
церковного и общественного раскола.
Примечания
Дмитриевский А. А. Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах. М.,
2004; Мансветов И. Д. Как у нас правились богослужебные книги. М., 1883; Белокуров С. А.
Арсений Суханов. Ч. 1 - 2. М., 1891 - 1893; Варакин Д. С. Исправление книг в XVII столетии.
М., 1910; Николаевский П. Ф. Московский Печатный двор при патриархе Никоне //
Христианское чтение. 1890. Ч. 2. С. 1 - 26.
2
Успенский Н. Д. Коллизия двух богословии в исправлении русских богослужебных книг в
XVII веке // Богословские труды. М., 1975. N 13. С. 148 - 171.
3
Успенский Б. А. Раскол и культурный конфликт XVII в. // Успенский Б. А. Избранные труды. Т.
1. М., 1994. С. 333 - 367; его же. История русского литературного языка. М., 2002. С. 433 - 471.
4
Гринберг М. Московское книгопечатание в середине XVII века // Альманах библиофила. Вып.
15. М., 1983. С. 142 - 159; Зиборов В. К. Арсений Грек // Словарь книжников и книжности. Вып.
3. Ч. 1. СПб., 1993. С. 105 - 108; Каган М. Д. Дионисий Грек // Там же. С. 272 - 274; ИсаченкоЛисовая Т. А. О переводческой деятельности Евфимия Чудовского // Христианство и церковь в
России феодального периода. Новосибирск, 1989. С. 194 - 210.
5
Сиромаха В. Т. Книжные справщики Печатного двора 2 половины XVII в. // Старообрядчество
в России (XVII-XX вв.). М., 1999. С. 15 - 44; Сиромаха В. Т., Успенский Б. А. Кавычные книги
50-х годов XVII в. // Археографический ежегодник за 1986 год. М., 1987. С. 75 - 84;
Вознесенский А. В. К истории дониконовской и никоновской книжной справы//Патриарх Никон
и его время. М.,2004. С. 143 - 161; Казакова Е. Н. Апостол 1644 г.: к проблеме дониконовской
книжной справы // Патриарх Никон и его время. М., 2002. С. 162 - 173.
6
Агеева Е. А. Требник 1658 г.: история издания // Патриарх Никон и его время. М., 2002. С. 174
- 188.
7
Кантер А. А. Пророческие Песни в Иерусалимском уставе дониконовской редакции // Мир
старообрядчества: Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований:
Материалы международной научной конференции. Вып. 4. М., 1998. С. 435 - 441; Пентковский
А. М. Об особенностях некоторых подходов к реформированию богослужения // Православное
богословие на пороге третьего тысячелетия / Материалы богословской конференции Русской
Православной Церкви (Москва, 7 - 9 февраля 2000 года). М., 2000. С. 331 - 332; Желтов М. С.,
Правдолюбов С. Богослужение в Русской Церкви X-XX вв. // Православная энциклопедия:
Русская православная церковь. М., 2000. С. 485 - 518.
8
Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. N 317, л. 274 об.); Требник. М., 1662 (РНБ, N 1341, л.
274 об).
9
Агеева Е. А. Указ. соч. С. 188.
10
Суздальского соборного попа Никиты Константинова Добрынина (Пустосвята) челобитная
царю Алексею Михайловичу на книгу Скрижаль и на новоисправленныя церковный книги //
Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. 4. Ч. 1. М., 1878. С. 155.
11
Успенский Б. А. Раскол и культурный конфликт... С. 347.
12
Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. / Под ред. Р. А. Аванесова и
В. В. Иванова. М., 1982. С. 90; Никифоров С. Д. Глагол, его категории и формы. М., 1952. С. 149
- 155; Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. М., 1997. С.
320 - 326.
13
Требник. М., 1651 (РНБ, N 934, л. 59 об.); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК 1381, л. 75
об.); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК 1753, л. 75 об.); Требник. М., 1658 (БАН, N 195
СП, с. 212 - 213); Требник. М., 1658 (РНБ, N 970, с. 212 - 213); Требник. М., 1658 (РГАДА СПК
92, с. 212 - 213); Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. N 317, л. 16 об.); Требник. М., 1662
(РНБ, N 1341, л. 16 об.); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 17, л. 16 об.).
14
Требник. М., 1651 (РНБ, N 934, л. 66 об. - 67); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК 1381,
л. 74 об.); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК 1753, л. 74 об.); М., 1658 (РГАДА
БМСТ/СПК 5657, с. 179 - 182); Требник. М., 1658 (БАН N 195 СП, с. 179 - 182); Требник. М.,
1658 (РНБ, N 970, с. 179 - 182); Требник. М., 1658 (ГИМ Щап. N 1095, с. 179 - 182); Требник.
1
М., 1658 (РГАДА СПК 92, с. 179 - 182); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф. N 317, л. 4 - 4
об.); Требник. М., 1662 (РНБ, N 1341, л. 4 - 4 об.).
15
Требник. М., 1651 (Томский областной краеведческий музей (далее - ТОКМ), 7904/57, л. 68
об. - 69); Требник. М., 1651 (РНБ, N 934, л. 68 об. - 69); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК
1381, л. 75 об. - 76); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК 1753, л. 75 - 77); Требник. М., 1658
(РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 194 - 196); Требник. М., 1658 (БАН N 195 СП, с. 194 - 196);
Требник. М., 1658 (РНБ, N 970, с. 194 - 196); Требник. М., 1658 (ГИМ, Щап. N 1095, с. 194 196); Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. N 317, л. 6 об. -7); Требник. М., 1662 (РНБ, N 1341,
л. 6 об. - 7); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 2283, л. 6 об. - 7).
С. 82
Требник. М., 1651 (РНБ, N 934, л. 333 - 334); Требник. М., 1647 (РНБ, N1055, л. 212 - 214).
Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 319 - 323); Требник. М., 1658 (РНБ, N 970, с.
319 - 323); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф. N 317, л. 149 об. - 151); Требник. М., 1662
(РНБ N 1341, л. 149 об. -151).
18
Требник. М., 1651 (РНБ, N 934, л. 336); Требник. М., 1647 (РНБ N 1055, л. 217 - 221);
Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 327 - 331); Требник. М., 1658 (РНБ N 970, с. 327
- 331); Требник. М., 1658 (РГАДА СПК 92, с. 327 - 331); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф.
N 317, л. 153 - 156); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 17, л. 153 - 156).
19
Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 3. СПб., 1903. Стб. 1174 1175.
20
Требник. М., 1651 (РНБ N 934, л. 328 - 331); Требник. М., 1647 (РНБ N 1055, л. 202 об. -208
об.).
21
Требник. М., 1651 (РНБ N 934, л. 147 об. - 150); Требник. М., 1651 (РГАДА, СПК 3518, л. 147
об. -150); Требник. М., 1647 (ГИМ, Щап. N 177, л. 16 об. - 19 об.).
22
Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 65); Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. N
317, л. 54 об.); Требник. М., 1662 (РНБ N 1341, л. 54 об.).
16
17
С. 83