Мы гордимся…

Арина Лейман
г. Черногорск
Мы помним… Мы гордимся…
Раньше, до момента когда со мной случилось это, я не понимала ни значение
этого великого праздника, ни горечи и обиды не дождавшихся своего сына
или дочку родителей, ни слез людей, которые потеряли кого-то из своей
семьи в ходе этой ужасной, смертоносной борьбы, борьбы за мир, за свободу.
Все дело в случае, как говорил Лев Николаевич Толстой. Так вот…
Накануне 70-летия великой победы во всех школах города проводили беседы
о 9 мая, я слушала внимательно, но вчера легла очень поздно из-за уроков и
случайно, незаметно для себя задремала…
… бомбежка, громкие выстрелы, пожары, невнятные крики солдат:
«спрячьте детей, спрячьте детей» и все куда-то бегут. Мамы с детьми и
сопровождающие их солдаты куда-то спешат. Меня осенил громкий крик
какой-то девочки, как позже выяснилось ее звали Таня, я ринулась вслед за
толпой, уже не думая ни о чем. Выстрелы усиливались, огонь приближался.
Нас с Таней спрятали в какой-то заброшенный обугленный дом, в котором
не было ни единой души. Были только сгоревшие вещи, разбитая посуда,
черный потолок, разбитые вдребезги окна, было понятно, что этот дом сгорел
уже давно, но выхода не было, нужно было прятаться. Мы с Таней сели в
угол незнакомого, страшного здания и стали ждать следующих указаний. Так
мы просидели до утра, пока первые лучики солнца не проникли пустые
оконные рамы. Я чувствовала ее дыхание, бедной Тани. Ее бледное лицо
выражало какой-то испуг, порванная лоскутная куртка и легкое платье
защищало ее от сурового холода, ее почерневшие руки дотронулись до меня
и дрожащий голос спросил мое имя. В тусклом свете я посмотрела на Таню,
девочку, которая уже 200 дней переживает блокаду, блокаду Ленинграда.
-Так как тебя зовут?- повторила поседевшая молодая девчонка
- Арина- шепотом пробормотала я,- расскажи мне, что здесь происходит?
- оххх…- глубоко вздохнула Таня и продолжила- это блокада, страшная
война продолжается. 200 дней я провела здесь
-где твои родители, что ты здесь делаешь одна?- с удивлением спросила я,
ведь на вид Тане было всего 10 лет
-их застрелили,- с дрожью прошептала Таня и ее ярко голубые глаза
наполнились слезами, алые детские губы посинели
Я обняла девочку и отдала ей свой теплый, почти новый пуховик, а сама
пошла исследовать дом, если так можно назвать все что от него осталось. Все
что я нашла- теплое одеяло, маленький половичок, кошачью миску, в
которой был кусочек хлеба, разбитую банку с водой, перекись водорода,
бинт и какие-то лоскутки одежды: детские колготки, порванную куртку,
мужские штаны, калоши и сумку. Я не смотрела, что в ней лежало, потому
что услышала стремительные шаги к нашему убежищу. Я спрятала Таню под
одеяло, а сама накрылась остатками куртки. В дом вошел высокий,
широкоплечий мужчина с оружием в руках. Его твердый шаг становился все
громче и громче, все ближе и ближе, все страшнее и страшнее. Сначала он
поднял куртку, а потом и одеяло. Я услышала жалобный плач бедной
девочки и закричала: « не убивайте нас, пожалуйста» и зажмурила глаза от
страха. Не знаю чего я ждала, но страх настолько одолел меня, что, кажется,
я была готова и к смерти тоже. Сильный мужской голос успокоил нас, слава
Богу, русский солдат. Он отдал нам кусочек хлеба и из жалости свою теплую
куртку, пообещал завтра зайти. Мы подкрепились малюсеньким кусочком
хлеба, но Таня была так голодна, что она уже не чувствовала своих ног. Я
отдала подруге краюшку из кошачьей миски. Позже я помогла Тане
переодеться, так как она немного прихрамывала и не могла твердо стоять на
ногах. Когда она сняла свою «куртку» я увидела на ее руке нечто ужасное,
это была пуля. Пуля в руке девочки, которая только начинает жить. Я была в
замешательстве, ведь нужно срочно что-то делать, а под рукой почти ничего
нет. Таня заснула, я обработала рану перекисью и своими руками вытащила
пулю, хорошо, что она еще не далеко зашла, обмотала ее руку бинтом и легла
спать вместе с подругой. Да, день был тяжелый. На утро я помогла Тане
одеться и мы уже вместе начали поиски провианта. Начали разбирать завалы
из досок, а вдруг нам еще долго здесь придется жить. Под досками я нашла
блокнотик и фотографию. На ней была счастливая, улыбающаяся семья:
папа, мама, бабушка, дедушка и два счастливых ребенка: девочка и мальчик.
Судя по подчерку в блокнотике, его вела та самая девочка на фотографии. Я
показала находку Тане. Когда я отдала фото подруге, немного погодя Таня
уронила его, села на пол и стала смотреть куда-то вдаль. Мне стало страшно.
Ее лицо побледнело, руки покрылись мурашками, а в глазах наворачивались
горькие слезы:
-Тааань, что случилось, – с испугом спросила я
- э… это…это…- отрывками говорила девочка
-что с тобой, что ты пытаешься мне сказать?
- э… это д…
Я так и не смогла понять, что хотела сказать мне Таня. Тогда я решила
поискать ответ в самой записной книжке. Но вдруг раздались шаги, но уже не
те, что были вчера, а другие, какие-то более легкие. Испуг преследовал нас
всегда и сейчас он не оставил нас. В дом зашел молодой солдат
-здравствуйте, меня послал к вам полковник Драгунский
-М… Миш… Миша,- с радостными криками вскочила Таня и кинулась на
шею к солдату
-Танюша, сестренка моя родненькая, ты жива, Танечка
-Миша, миша, миша-твердила без остановки восторженная девочка
У обоих слезы текли без остановки, да и я не смогла удержаться. Как мне
вскоре рассказала сама Таня в 1941 году ее отца и 18-тилетнего братишку
забрали на войну в то самое время, когда он торжественно выпускался из
школы, успешно сдав все экзамены.
-у него были большие планы,- говорила Танюша- Миша хотел быть
кардиологом, хотел спасти нашу маму, у которой были проблемы с сердцем,
ежегодно мамочка попадала в больницу и лежала под капельницей и …девочка больше не смогла сказать ни слова
С трудом, Мише все же пришлось уйти, но, конечно, он обещал навещать нас
каждый день и приносить кусочек хлеба побольше
Я продолжила прерванное дело, открыла записную книжку на последней
записи, вот, что там было написано:
« 22 января 1941 год
Здравствуй мой дорогой дневник. Пишу я при свете мрачной лампадки в
укромном уголке своего дома. Мама сказала мне сидеть тихо, а злые дяди
вывели ее с папой на улицу и зачем-то поставили к стенке. Не понимаю,
зачем им это нужно. Надеюсь, что они скоро вернутся. Как жаль, что
продолжается голод. Сегодня закончился наш последний кусочек хлеба, а я
уже целый месяц кушаю кошачью еду, кстати, Мурка умерла вместе с
котятами. Мне жаль ее. Мама спрятала в шкафу сгущенку и консервы, но мы
пока их не кушаем, это на черный день, как говорят родители, хотя я не
понимаю что значит это слово. Мне немного страшно, но братик сказал, что
бояться нельзя, только трусы боятся, а я же не трусиха, вот поэто…»
На этом месте запись обрывается. Даже страшно представить что было
дальше. На улице возле забора мы нашли мертвую девочку лет 7-8, мужчину
и женщину. И тут Танька наконец сказала то, что никак не могла выговорить:
«это моя двоюродная сестра Даша и мой дядя Вася с тетей Катей» Она упала
почти без сил. Я унесла Таню в дом и укрыла одеялом. И сама немного
прикорнула… Мы с Танькой проснулись в непонятном месте, а рядом сидел
Миша и плакал. Первый раз вижу, как взрослый мальчик плачет. Танька
привстала, но раздался оглушительный крик: «Wer bist du?»
И вот тогда мы все вместе заплакали. Везде висели фашисткие знаки, а
вокруг стояли фашисты с автоматами и какой-то противный голос вторил
снова и снова: «ich fragen, wer du bist?». Никто из нас не знал немецкий,
поэтому фашисты зарядили автомат, выстрелили в ногу Мише и вновь
закричали: «oder wir erschossen zu reagieren». Это была последняя фраза в
нашей молодой, совсем юношеской жизни. Минута молчания и три выстрела
закончили наши страдания…
… проснулась я от жара и головной боли, но уже в больнице. У меня
поднялась температура и повысилось давление. Рядом стояла вся моя семья,
а в голове мелькала только одна мысль: «жизнь прекрасна».
Все дело в случае, говорит Толстой. Хоть и опасно, знаю, но впадать в жар
это в коей-то мере полезно. Благодаря именно случаю я стала современником
этой самой войны, почувствовала на себе блокаду Ленинграда, как страшно
бы это не звучало.
Теперь я каждый год хожу на парад победы, ежегодно участвую в конкурсах
стихов в честь победы и точно знаю цену жизни своих близких, слез своих
родителей и цену жизни тех, кто воевал за нашу свободу и счастливое
детство.
Никто не забыт,
Ничто не забыто!