Лепишева Е. М. ГЕРОЙ И СОЦИУМ В ПЬЕСАХ ЕЛЕНЫ

Лепишева Елена Михайловна, Минск
ГЕРОЙ И СОЦИУМ В ПЬЕСАХ ЕЛЕНЫ ПОПОВОЙ
1970-х – первой половины 1980-х годов
Елена Попова принадлежит к старшему поколению русскоязычных
драматургов Беларуси, начало творческого пути которых пришлось на
1970-е гг. (А. Делендик, А. Дударев, А. Петрашкевич, Г. Марчук). Однако
уже ранние произведения («Дом на берегу моря», 1973, «Объявление в
вечерней газете», 1978) свидетельствуют о нетипичности ее авторского
мышления для основного пласта белорусской драмы того периода.
В центре внимания Е. Поповой – взаимоотношения человека и
социума, осложнившиеся в «застойное» время. Ракурс подхода к этой
проблеме, художественные пути ее решения сближают белорусского
драматурга с представителями «новой волны» русской драматургии
(Л. Петрушевской, А. Галиным, В. Славкиным, С. Злотниковым,
Н. Колядой). Направляя творческий поиск в русло их исканий, Е. Попова
предложила
собственную
стратегию
интерпретации
героя,
проанализировать которую мы попытаемся в данной статье.
Е.Попова по-новому раскрывает феномен советского человека,
органично соединив два подхода: социальный (человек в системе социума)
и экзистенциальный (человек, «заброшенный» в дисгармоничный мир).
Реализация этой стратегии предопределила особую, социальноэкзистенциальную модель героя, столкнувшегося не только с
неблагополучием общества (стандартизацией, отсутствием перспектив), но
и с «экзистенциальным вакуумом», приведшим, по мысли В. Франкла, к
душевной опустошенности, апатии, ощущению смыслоутраты [1, с. 28].
Такая модель героя позволила воссоздать многоаспектность частной
жизни советского человека, последовательно раскрыв как его социальные
параметры (характер социального действия, ценностные ориентиры), так и
экзистенциальную стратегию (мировоззренческий выбор).
На основании предложенных критериев мы выстроили типологию
героев в произведениях Е. Поповой 1970-х – первой половины 1980-х гг.,
включающую «героя-неудачника», «героя-прагматика» и «герояпотребителя».
Среди них явно доминирует «герой-неудачник», типологические
особенности которого четко проявляются в «среднем возрасту» (30-40
лет) ─ подведении некоторых жизненных итогов, обернувшихся глубоким
личностным кризисом. Социальными чертами
стали эскапизм,
вытеснение на периферию социума, размытые ценностные ориентиры
(нравственный релятивизм). Все это сформировало амбивалентную
1
стратегию героя, мироощущение которого парадоксально сочетало
отчужденность, эгоцентризм и тоску по идеалу, стремление обрести
«внутренний дом». Таким образом, «неудачник» интерпретировался как
герой «промежутка» (личностного, социального и экзистенциального).
Данный тип генетически восходит к чеховским персонажам, но в
большей степени к Виктору Зилову из пьесы «Утиная охота»
А. Вампилова, от которого он унаследовал рефлексию, эгоцентризм,
отсутствие однозначного определения «плохой / хороший». Открытый
А. Вампиловым
подчеркнуто
«негероический»
(Б.
Любимов),
«вибрирующий» (Л. Аннинский) герой вытеснил представления о «героесовременнике», укорененные в советской литературе.
В силу ряда причин (обусловленных как национальной
ментальностью, так и тенденцией развития родственных литератур)
процесс «дегероизации» гораздо раньше произошел в русской драме,
нежели в белорусской. В произведениях отечественных авторов 1970-х –
первой половины 1980-х гг. продолжал действовать «положительный»
герой, ориентированный на социально значимые ценности и идеалы, тогда
как неудачник на социальной арене раскрывался в комическом ключе
(пьесы А. Делендика, А. Петрашкевича, Г. Марчука). И лишь некоторые
белорусские драматурги (А. Дударев и Е. Попова) предложили его
драматическую трактовку, уловив новые тенденции развития социума.
В их пьесах, как и в русской поствампиловской драме, нашла
художественной воплощение модель позднесоветского социума
(тоталитарного,
стагнационного,
иерархизированного),
демонстрировавшего первые признаки разрушения. Эта деструкция, как
точно отметил Л. Аннинский, предопредела новое, по сути, маргинальное
положение человека, социальные критерии которого оказались смещены:
«Ступеней давно нет. Уровни идут вперекосяк. Чует драматургия
принципиально новую, косую, качающуюся, парадоксальную плоскость
конфликта. Нет верха и низа» [2, с. 3].
Положение человека в социуме виделось не только маргинальным,
но фатально несвободным, не лишенным жертвенности, т.к. он выступал
одновременно и как порождение социума, и как его жертва. Однако
восприятие социального негатива в пьесах советского периода было
лишено эксплицитно выраженного отрицания, сюжетно реализуясь не как
борьба, но как скрытое неприятие социальной среды, отказ от активной
самореализации,
ставшие
доминирующими
маркерами
«героянеудачника».
2
В отличие от деятельного героя, предложенного «производственной
драмой» предыдущего десятилетия, он пребывал в состоянии бесконечной
рефлексии, не стремясь утвердиться на избранном поприще. Как следствие
– заурядная социальная роль, не соответствующая его личностному
потенциалу. Эта двойственность глубоко укоренилась в сознании
«неудачника», разделив жизнь на «черновую», вынужденную, и
«заветную», но в силу неблагоприятных обстоятельств отложенную на
«потом». Однако это «потом» никогда не наступало, обнажая трагедию
бездействия, «глубоко связанную с болезнью духа, с избытком
нерастраченных сил, с отсутствием цели и смысла жизни» [3, с. 151].
Такова не сложившаяся судьба художника Рязанова («Дом на берегу
моря», 1973), не завершившего главную картину своей жизни и не
успевшего проститься с матерью, после смерти которой он говорит:
«Какое страшное слово – поздно! Особенно, когда за ним целая жизнь» [4,
с. 29].
В более поздней пьесе «Жизнь Корицына» (1982) тема
нереализованных возможностей раскрывается через совмещение
нескольких временных пластов, воссоздающих различные жизненные
этапы заглавного героя, постепенно снижающего социальные амбиции. О
его эскапизме свидетельствуют изменения профессионального статуса:
студент, мечтающий совершить переворот в науке, – рядовой сотрудник
института – фотограф.
Важная особенность «героя-неудачника» в пьесах Е. Поповой
состоит в том, что, в отличие от русских драматургов, он осмыслен как
герой ищущий, не статичный, вовлеченный в круговорот противоречивых
тенденций. Не сумевший окончательно выбрать профессию, ищущий
применения своим творческим способностям в различных областях, он,
тем не менее, более оптимистичен, благодаря чему вызывает сочувствие и
симпатию читателя / зрителя. Это особенно ощутимо в более ранних
пьесах, показавших его в трагикомическом плане (Ольга в пьесе
«Объявление в вечерней газете», Серафима в «Скорых поездах», Миша
Воронков в пьесе «Тихая обитель»).
В структурной оппозиции к «неудачнику» находятся «герой –
прагматик» и «герой-потребитель», выстраивающие принципиально
иные взаимоотношения с социумом. Ориентация на его ценности и идеалы
(конформизм, «двойную» мораль, демагогию) позволяет им достичь
материальной обеспеченности и престижного социального статуса.
«Герой-прагматик» получил достаточно широкое распространение в
драматургии Е. Поповой анализируемого периода (Новицкий в пьесе «Дом
3
на берегу моря», Прохоров в пьесе «Тихая обитель»), однако как
отдельный социально-психологический тип он гораздо меньше
исследован, чем «неудачник». Так, лишь некоторые ученые
противопоставили «неудачникам» «не грешников и не злодеев, а
практичных людей, предпочитавших рефлексированию – действия, хотя и
не всегда “во имя высоких идеалов”» [5, с. 65].
Генетически
этот
герой
близок
«деловому
человеку»
«производственной драмы» (И. Дворецкий, И. Шатров, Д. Валеев),
воплотившему тип «целерационального» социального действия. В отличие
от эгоцентричного «неудачника», он органично включен в социальную
систему, причастен к определенному сообществу, что свидетельствует о
высокой степени личностной социализации. Рефлексии и философскому
мировосприятию он противопоставляет стремление жить без иллюзий,
крайнюю работоспособность, самоуверенность.
В
пьесах
Е. Поповой
«прагматик»
представлен
двумя
типологическими разновидностями.
У одних героев желание
самоутвердиться оборачивается равнодушием к Другому, нравственнодуховной ущербностью (Селезнев в пьесе «Скорые поезда», Владимир в
«Объявлении в вечерней газете). У других ─ свидетельствует о творческой
инициативе, волевом характере (Прохоров в пьесе «Тихая обитель»).
Наряду с «неудачником» и «прагматиком» в творчестве Е. Поповой
представлен и «герой-потребитель», вобравший черты человека
«рыночного типа» (термин Э. Фромма), ценностные ориентиры которого
адекватны обществу потребления. «Потребитель» сближается с
«прагматиком» органичной включенностью в социум, стремлением
достичь привилегированного положения и материального благосостояния.
Вместе с тем, творческое отношение к делу подменяется у него
потребностями в развлечениях и бытовом комфорте, бездуховностью,
отсутствием самосознания.
В пьесах Е. Поповой этот тип не получил столь широкого
распространения, как в русской поствампиловской драме («Смотрите, кто
пришел!» В. Арро, «Ретро» А. Галина, «Счастье» Л. Разумовской). Среди
наиболее значимых представителей следует назвать Сергея, сына
знаменитого профессора («Скорые поезда»), Бычковского, обладателя
многочисленных знакомств («Объявление в вечерней газете»).
Значительное отличие от русской драмы касается и его трактовки.
Выводя на сцену «потребителя», белорусский драматург показывает
последствия ценностной дезориентации социума, рассматривая вещизм
как крайне опасный, но по-человечески понятный способ социального
4
действия в условиях общественной бесперспективности и стагнации.
Отсюда – осуждающе-сочувствующая авторская позиция по отношению к
этим героям, отличающаяся как от резко сатирического изображения в
белорусских комедиях (А. Делендик, А. Петрашкевич, Г. Марчук), так и от
гротескного заострения его негативных черт в русской драме
(Л. Петрушевская, С. Злотников, Л. Разумовская).
Необходимо отметить, что, несмотря на различный характер
социального действия, «неудачнику», «прагматику» и «потребителю»
присущи утрата смысла жизни, ощущение одиночества и бессилия, что
значительно обогатило представления о них, показав двойственность,
амбивалентность этих героев. Эгоцентризм «неудачника», карьеризм
«прагматика» и вещизм «потребителя» были органично связаны с
личностной
нереализованностью
в
тоталитарном
социуме
и
воспринимались как деструктивные попытки восполнить этот пробел.
Именно это и позволяет рассматривать выделенные нами типажи в
контексте социально-экзистенциальной модели личности.
Как видим, особенностью подхода Е. Поповой к проблеме героя и
социума стало стремление перевести ее в философскую плоскость,
выявляя в человеке универсальное, вневременное начало. Глубина
подобного осмысления была присуща в те годы, пожалуй, лишь
Л. Петрушевской, индивидуально-авторский подход которой базировался,
однако, на архетипическом, а не на общечеловеческом, как в пьесах
Е. Поповой.
Обнаружив прогрессирующую социальную деформацию, многие
русские драматурги (ранний А. Галин, Л. Разумовская, В. Арро)
«замкнулись» на ее натуралистическом изображении, что привело к
одностороннему художественному видению. Как показало время, залогом
творческого успеха и сценического долголетия стало движение от
злободневных проблем к вечным, способность увидеть через социальный
статус героя его онтологическую перспективу. Такая художественная
оптика была открыта А. Чеховым, сумевшим синтезировать точное
воспроизведение действительности и «моделирование универсальной
картины мира с ее классическими координатами верха и низа, жизни и
смерти как таковых» [6, с. 69]. В русле этой традиции, как представляется,
создавались и пьесы Е. Поповой, интересные зрителю благодаря
узнаваемым героям.
Литература
1. Франкл, В. Э. Воля к смыслу / В. Э. Франкл. – М.: Апрель-пресс: ЭКСМО-пресс,
2000. – 366 с.
5
2. Аннинский, Л. Посмотрим, кто пришел / Л. Аннинский // Литературная газета. –
1983. – 26 января. – С. 3.
3. Отургашева, Н. В. Концепция личности в современной советской драматургии:
дисс…канд. филол. наук: 10.01.02 / Н. В. Отургашева – Томск, 1985. – 216 л.
4. Попова, Е. Дом на берегу моря / Е. Попова // Неман. - 1973. - № 8. - С. 5-36.
5. Громова, М.И. Русская современная драматургия: учеб. пособие / М.И. Громова.
– М.: Флинта: Наука, 1999. – 160 с.
6. Тютелова, Л. Г. Проблема жанра в поствампиловской драматургии /
Л. Г. Тютелова // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе.
Проблемы теоретической и исторической поэтики: материалы Х Междунар.науч.конф.,
19-21 сентября 2004 г., Гродно: в 2 ч. Ч. 2. – Гродно, 2005. – С. 67-73.
6