лекция № 9 А.Бирс, Брет Гарт
advertisement
Лекция № 8 Амброз Бирс. Брет Гарт. 1850-е годы усугубили недоумение большой части американской нации: в самой свободной стране мира, вдохновляемой мечтой о справедливом, совершенном общественном устройстве, сохранялись узаконенное рабство, дискриминация коренного населения, отрицалось право голосования и другие гражданские права женщин. В 1860 г. президентом становится Авраам Линкольн в1861г. начинается Гражданская война (1861—1865). Нация раскололась на два лагеря. Одиннадцать Южных штатов: обе Каролины, Джорджия, Флорида, Алабама, Миссисипи, Луизиана, Техас, Виргиния, Теннеси и Арканзас — заявили о своем выходе из США и создании независимой Конфедерации под управлением избранного ими президента Джефферсона Дэвиса. При этом они опирались на права, гарантированные Конституцией, и на основные принципы "Декларации независимости". На Севере, однако, в штатах, отказавшихся от рабовладения еще в 1887 году, этот акт со стороны южан вызвал небывалое кипение общественных страстей: отделение Конфедерации угрожало распадом Союза и крахом надежд на упразднение рабства и восстановление социальной справедливости на всей территории лишь недавно ставшего огромным государства. К этим общественно-политическим соображениям, естественно, примешивались и экономические: лишение южного хлопка, табака и другой экспортной и сырьевой продукции аграрных штатов серьезно ущемляло интересы индустриального Севера. Определенные основания имела и весьма распространенная теория "непримиримого антагонизма" между американскими Севером и Югом, выдвинутая Эдвардом А. Поллардом сразу после окончания войны. Согласно этой теории, Север и Юг Америки изначально развивались как два взаимно антагонистических общества, образ жизни которых, базировавшийся на диаметрально противоположных принципах экономики, соответственно, индустриальном и аграрном, отстаивался каждой из сторон как единственно верная модель устройства американского государства в целом. Этот конфликт был настолько резок и глубок, что исключал какое-либо примирение и неизбежно вел к войне. Надо заметить, что данный конфликт постоянно подогревался "человеческим фактором" — прочно укоренившимися стереотипами обывательского мышления и той и другой стороны. В восприятии "северян" (жителей Новой Англии и центральных штатов) Юг был жестоким, отсталым, сопротивлявшимся социальному прогрессу регионом, где всем заправлял Король Хлопок и где истязали бедных негров, Север же — истинно демократическим государством всеобщего равенства, идущим по пути прогресса к построению совершенного общества. Для южан, напротив, собственная культура была рафинированной и утонченной, а цивилизация "янки" — грубой и материалистически ограниченной, их культурная тирания и провинциальное самовосхваление несносными, а северные капиталисты куда более жестокими, чем южные рабовладельцы, ибо они изнуряли непосильным трудом даже детей и престарелых. В ключевом вопросе о рабстве в южных штатах, послужившим непосредственным предлогом войны, искаженное восприятие обеих сторон проявилось особенно остро: "северяне" существенно преувеличивали жестокость плантаторов по отношению к неграм, южане — свою опеку над вверенным им чернокожим народом: "И негры нежатся в объятьях рабства, Воспитывалась в нем вся эта раса", — писал поэт-южанин У.Дж. Грэйсон. В основной массе рабы по-христиански мирились со своей участью, но случались и отдельные вспышки протеста, подобные кровавому восстанию, устроенному Натом Тернером в 1831 году "во имя освобождения его порабощенных братьев и под воздействием божественных знаков и голосов", — как пояснил Тернер на суде. Это событие настолько потрясло американское сознание, что не забылось даже после Гражданской войны в Америке и отмены рабства. Оно озадачило белых благодетелей т.к. впитанные с детства расистские предубеждения мешали им признать за неграми чувство человеческого достоинства и стремление к свободе. Несмотря на все попытки ослабить противостояние Севера и Юга и не дать разгореться конфликту, 12 апреля 1861 началась Гражданская война. Союзными войсками командовал генерал Улисс Грант (в недалеком будущем президент США), армией конфедератов — генерал Роберт Ли; в конце 40-х оба участвовали в Мексиканской кампании и знали друг друга лично. Гражданская война продолжалась четыре года и оказалась самой страшной и кровавой во всей национальной истории: 600 тысяч убитых (более 250 тысяч в армии конфедератов, более 350 тысяч — в значительно превосходящей ее численностью армии Союза) — это больше, чем Америка потеряла за все остальные вместе взятые войны. Исход войны общеизвестен: победили "северяне", и южные штаты были интегрированы в состав единого американского государства. Юг лежал в развалинах, и жизнь здесь надо было начинать заново. Экономике Севера также предстояло перестраиваться на мирные рельсы. Следовало трудоустроить толпы освобожденных чернокожих граждан. Через пять дней после капитуляции конфедератов (9 апреля 1865 года) от руки убийцы пал популярнейший президент Авраам Линкольн, который намеревался восстанавливать мирную жизнь в стране, следуя принципу: "не злоба, но милосердие ко всем". Период Реконструкции оказался чреватым конфликтами и часто бывал продолжением войны иными средствами. Два срока президентского правления доблестного генерала Улисса Гранта, охватившие почти весь этот период, были отмечены некомпетентностью и коррупцией. На Юге хозяйничали, да и просто мародерствовали "саквояжники" — "белая голытьба", привлеченная сюда с Севера возможностью легкой добычи. Определенную, и не только мнимую опасность представляли не обученные никакой профессии и приученные к рабской психологии чернокожие южане — прежние невольники с плантаций и домашние слуги, ныне выбитые из привычной колеи; для защиты от них белого населения и был создан печально знаменитый Ку-клукс-клан. Против Юга были приняты жесткие меры, южане, в свою очередь, попытались вернуть прежний порядок, введя в целом ряде штатов так называемые "Черные кодексы", лишавшие афроамериканцев практически всех гражданских прав. Политика дискриминации черных американцев под девизом "отделены, но равноправны" продолжалась еще почти столетие, и тяжелых социальных, экономических, политических и нравственных последствий ее не избегли ни Север, ни Юг. Столь стремительные и резкие перемены в общественно-политической жизни страны не могли не сказаться в характере ее культурного развития. США перешли к провинциализму, что нашло выражение в т.н. областнической, или «местной», литературе. С другой стороны, промышленный рост в послевоенные годы изменил облик нации. Писатели стали уделять больше внимания непосредственной сиюминутной американской жизни и меньше – разработке отвлеченных идей. Точность формулировок и пристальное наблюдение будничного существования способствовали развитию реализма. Доминирующей в литературе 1865–1910 стала тема борьбы американца за сохранение своей личности во всей ее целостности перед лицом экономических и общественных перемен. Одним из самых ярких явлений в литературе тех лет стал Амброз Бирс. Он родился 24 июня 1842 года в сельской местности в округе Мейгс, штат Огайо. У его отца было десять детей, и всем детям он дал имена, начинающиеся на букву А: Абигайл, Адиссон, Аурелин, Алмеда, Анна, Амелия, Августин, Андрью, Альберт, Амброз. После начала Гражданской войны Бирс записался в армию юнионистов (северян), служил в Девятом полку Добровольцев Индианы. В 1862 году был прикомандирован к штабу генерала Уильяма Хейзена, исполнял обязанности топографа и картографа. В июне 1864 года был тяжело ранен в сражении за гору Каннесо. В начале 1865 году был комиссован. Участвовал в конной экспедиции на Западные равнины с целью инспекции. В конце 1866 году прибыл в Сан-Франциско. В Сан-Франциско Бирс получил чин майора и уволился из армии. После войны сменил несколько профессий, пока наконец не нашёл себя в журналистике и политической карикатуре, работая корреспондентом и редактором в ряде газет. В 1872 году уехал по заданию редакции в Лондон, где заслужил за свои язвительные статьи прозвище «Бирс с горчинкой» (Bitter Bierce; по аналогии с Bitter Beer — «горькое пиво»). В 1876 вернулся в США и стал работать в газете «Санди Экземинер» (Сан-Франциско), а затем переехал в Дедвуд (Северная Дакота). Однако профессиональный успех не доставлял Бирсу удовлетворения, ибо у него возникли неприятности в личной жизни. В 1889 году старший сын Бирса погиб на дуэли из-за женщины, а младший сын умер в 1901 году от алкоголизма. В довершение всего, в 1904 году от него ушла жена. В конце 1913 года немолодой писатель отправился на юг США, чтобы посетить места своих былых сражений. Он проследовал через Луизиану и Техас, затем направился в Мексику, где тогда бушевала революция. В городе Сьюдад-Хуарес писатель присоединился к армии Панчо Вильи в качестве обозревателя. Своё последнее письмо другу Бирс отправил 26 декабря 1913 года, после чего его следы теряются. Обстоятельства этого исчезновения — одного из самых загадочных в истории США — так и остались необъяснёнными. Они легли в основу романа Карлоса Фуэнтеса «Старый гринго» (1985). Первый рассказ «Долина призраков» Бирс напечатал в 1871 году в журнале «Оверленд Мансли». Дебют Бирса, как и первый его сборник рассказов «Самородки и пыль» (1872), не был замечен. Другие сборники тоже не принесли популярности. В 1909—1912 годах публикуется первое и единственное собрание сочинений в двенадцати томах. Тираж — двести пятьдесят экземпляров, но и он не расходится. В своём творчестве Бирс продолжает традиции американской новеллы. В «страшных» рассказах («Человек и змея», «Соответствующая обстановка», «Проклятая тварь») Бирс всегда доводит ужас до самого предела. К «страшным» рассказам примыкают рассказы о Гражданской войне («Случай на мосту через Совиный ручей», «Убит под Ресакой», «Паркер Аддерсон, философ»). Хотя Бирс воевал на стороне северян, но в рассказах его не интересует идеология. Война — это абсурд: абсурдная гибель, абсурдная жестокость, абсурдная храбрость. Юмористические рассказы Бирса саркастичны Книга «Словарь Сатаны» — это собрание язвительных афоризмов на разные темы, размещённых в виде словаря. Значительную часть художественного наследия А. Бирса составляют произведения сатирического характера. Сатира Бирса являла собой полемику с официально декларируемыми ценностями современного ему американского общества. Многое, что считалось в его время положительным, прогрессивным, он видел в ином свете. Предприимчивость, страсть к накопительству, корысть как основной побудительный фактор, как двигатель прогресса, демократическое устройство государственной власти, ложные нравственные ориентиры его современников Бирс отрицает целиком и полностью. Для рассказов Бирса характерна четкая организация и структурнокомпозиционная целостность. Из его новелл нельзя изъять ни единого компонента без разрушения единства произведения. В рассказах Бирса все подчинено единой целиэто задача автора вызвать у читателя сильнейшее эмоциональное потрясение. Новеллы Бирса обладают рядом особых черт, что позволяет говорить о нем как о художнике оригинальном, не лишенном самобытности. Прежде всего это касается еще большей, чем у Э. По, лаконичности и краткости новелл, что в равной степени относится и к объему его произведений, и к художественному языку. Новеллы Бирса предельно сжаты и обнаруживают тенденцию к дальнейшему уменьшению своего объема в более поздний период творчества писателя. О том, что в «страшных» рассказах Бирса прослеживается влияние Э. По, упоминали почти все исследователи творческого наследия писателя. Сам Бирс неоднократно признавал воздействие По на свое творчество, называя его самым великим из американцев. Подчас невооруженным глазом видно сходство избираемых обоими писателями фабульных ситуаций. Они основаны на тайне, которую рассказчик, а с ним и читатель распутывают, опираясь на логику и наблюдательность. Повествующий очерчен скупо и, собственно, остается персонажем незаинтересованным, бесстрастным. Еще одной чертой новелл Бирса является незавершенность структуры, отсутствие развязки («Погребение Джона Мортонсона», «История, рассказанная в клубе»), рассказы с нетрадиционным построением («Соответствующая обстановка»). Эксперименты привели писателя к созданию совершенно оригинальной композиционной структуры произведения. Строение большинства произведений По можно представить так: завязка – развитие действия – кульминация – развязка (время наступления эффекта). Бирс вводит дополнительную деталь в композицию - его модель построения новеллы можно представить так: завязка – обширная композиция – кульминация – псевдоразвязка – развязка. Так построено большинство новелл Бирса. Введение двойной развязки усиливает эмоциональный эффект, увеличивает драматизм повествования. Обычно псевдоразвязка являла собой удачное разрешение конфликта, положенного в основу сюжета, развязка же истинная развенчивала мнимый хэппи-энд и окрашивала повествование в трагические тона. Иногда двойная развязка напрямую связана с рациональными и иррациональными началами в творчестве Бирса и выступает в качестве некоего регулятора, определяющего прочтение в том или ином ключе. Например, рассказы «Человек и змея» и «Заколоченное окно». Происшествие, описанное в рассказе «Человек и змея», имело место в обстановке, казалось бы, чуждой всяких суеверий – в городском доме известного ученого доктора Друринга, изучавшего змей. Друг доктора Друринга Харкер Брайтон – человек завидного здоровья, богач, холостяк и большой эрудит, мнивший себя далеким от всякой суеверной чепухи, замечает под кроватью «две светящиеся точки… возможно, отблеск газового рожка на шляпках гвоздей», принимает их за сбежавшую из лаборатории змею; не в силах отвести от них глаз и постепенно проникаясь уверенностью в реальности своего предположения, он в несколько минут перейдя от «крайнего удивления и чувства гадливости» к ошеломляющему ужасу, умирает от разрыва сердца, не подозревая, что его загипнотизировали «две башмачные пуговицы», вставленные вместо глаз в старое змеиное чучело. Во всех новеллах Бирса развязка позволяет посмотреть на описанные события под другим углом зрения. Истинная развязка также может наметить новый конфликт. Так, в новелле «Добей меня», капитан Мэдуэлл из сострадания добивает смертельно раненого друга - сержанта Хэлкроу, избавляя его от лишних мучений. Совершив акт милосердия, Мэдуэлл замечает идущих к нему людей, и среди них родного брата только что убитого им человека – с которым у него к тому же была сильнейшая обоюдная неприязнь. На этом повествование заканчивается, но не трудно догадаться, что за этим последует обвинение капитана Мэдуэлла в преднамеренном убийстве. В качестве известного примера, демонстрирующего оригинальность мышления Бирса в области композиции, приведем одну из лучших его новелл «Случай на мосту через Совиный ручей». Неминуемая развязка (казнь диверсанта – южанина) дана на первой же странице, но человек вступает в заведомо безнадежную схватку со своим неотвратимым уделом, и в нем открывается безмерная сила сопротивления убийственным обстоятельствам, такая изобретательность и такое мужество, что неосуществимое бегство из петли нельзя не воспринять, как осуществившийся факт. Последней фразой Бирс развеял эту иллюзию. Однако он писал свою новеллу не для того, чтобы засвидетельствовать профессиональное умение руководившего казнью сержанта. Существенно само это слияние истинного и пригрезившегося – до полной их ситезированности. Герой погибает, когда угроза смерти, казалось бы, уже позади. С введением подобной двойной развязки Бирс достигает высшей степени того эмоционального эффекта, которому еще По придавал решающее значение в построении произведения. Истинные развязки новелл Бирса всегда неожиданные и зачастую противоречат всему ходу повествования; это свойство связано с той особой функцией, которая возложена на них автором. Истинная концовка всегда усиливает драматизм, доводит конфликт до наивысшего предела, нередко граничащего с абсурдом. Трагизм и безысходность – основные качества подавляющего большинства новелл Бирса, и именно развязка акцентирует эти свойства, предавая всему произведению эмоциональную окраску, соответствующую замыслу автора. Развязка объясняет целесообразность появления тех или иных элементов в сюжете и отдельных деталей повествования. Но самое главное заключается в том, что неожиданность и кажущаяся алогичность второй развязки напрямую связана с теорией «тотального эффекта» Э. По. Один из типичных рассказов Бирса о привидениях – «Кувшин сиропа». «Это повествование начинается со смерти героя» - вот первая фраза рассказа, из которого мы узнаем историю лавочника Сайласа Димера, домоседа и старожила маленького захолустного городка, которого обыватели вот уже двадцать пять лет подряд видят каждый день на привычном месте – в его лавке : « он ни разу не болел и даже местный суд был «изумлен», когда некий адвокат предложил послать ему вызов для дачи показаний по важному делу», первый же вышедший после его смерти номер местной газетки «добродушно отметил, что Димер разрешил себе наконец «небольшой отпуск». И вот после похорон, которым был свидетелем весь Гилбрук, один из «самых почтенных граждан» банкир Элвен Крид, придя домой, обнаружил исчезновение кувшина с сиропом, который он только что купил у Димера. Повозмущавшись, он внезапно вспоминает, что лавочник умер – но если нет его, то не может быть и проданного им кувшина, однако Димера он только что видел! Так появляется на свет «дух Сайласа Димера» и для его утверждения, как и для материализации «проклятой твари» из одноименного рассказа, Бирс, не жалеет реалистических деталей для создания видимости полного правдоподобия. Крид не может не доверять собственным глазам, а так как банкир – почтенный человек, вслед за ним весь город начинает верить в призрак лавочника. Следующим вечером целая толпа горожан осаждает бывший дом Димера; все настойчиво вызывают духа, требуя, чтобы он показался и им. Но вся их решимость испаряется, когда в окнах внезапно вспыхивает свет и внутри лавки появляется привидение, мирно перелистывающее приходно-расходную книгу. Казалось бы, любопытство толпы и стремление пощекотать нервы удовлетворены и все прояснилось, но народ наваливается на дверь, проникает внутрь здания, где внезапно теряет способность ориентироваться. И после того, как последний любопытный вмешивается в «невообразимую толчею, где люди бессмысленно двигались ощупью, наносили удары куда попало и осыпали друг друга бранью», в лавке внезапно гаснет свет. Наутро магазин оказывается абсолютно пуст и в книге на прилавке все записи оборваны последним днем, когда лавочник еще был жив. Жители Гилбрука же, окончательно убедивщиеся в реальности духа, решают, что «принимая во внимание безобидный и добропорядочный характер сделки, совершенной Димером при изменившихся обстоятельствах, можно было бы разрешить покойнику снова занять свое место за прилавком». «К сему суждению, - лукаво добавляет Бирс, местный летописец почел за благо присоединиться». К этому суждению как будто бы присоединяется и сам писатель, но уже ссылкой на летописца и манерой рассказа он убеждает читателя как раз в обратном – в ленивой тупости гилбрукских обывателей, которые легко поверили в то, во что хотели поверить. Когда соседи растащат заброшенный дом на дрова, то легко убедить всю улицу, что дома-то, собственно, и не было. Когда в каждом коренится свой страх и свои суеверия, легко поверить и в страхи других. Сам Бирс всегда разоблачает эти страхи – иногда для этого достаточно лишь намека. Но давая реалистичное объяснение призраку в рассказе «Соответствующая обстановка», он расставляет ловушку для читателя, которому вздумалось бы поверить в объяснение феномена «проклятой твари», предложенное в дневнике ее жертвы. Это данный на втором плане ряд намеков (исчезнувшая собака, которую Морган сначала считает бешеной; хриплые, дикие звуки, напоминающие рычание, когда Морган борется с невидимой тварью), по которым скептически настроенный читатель может построить свою «собачью версию» смерти главного героя. Бирс охотно ставит персонажей своих рассказов в опасное положение, но самая опасность эта – лишь «внешнее воплощение внутреннего страха», ужас перед чучелами, что буквально обыгрывается в рассказе «Человек и змея». В своих новеллах Бирс проявлял такую беспощадность к тому, что считал безнравственным, что это дало повод современникам обвинять его в цинизме и мизантропии. Идеологическая направленность бирсовской сатиры недвусмысленна и сконцентрирована на проблемах взаимоотношений человека и семьи, религии и общественно-политического устройства общества. Для усиления сатирического эффекта Бирс, как и По, использует прием гротеска, создавая фантасмагорию чудовищного, но словно бы возведенного в норму поведения. Сатирические новеллы Бирса представляют собой эскизы «общества античеловеков», ирония и злой сарказм становятся приемами сатирического отражения действительности, выступая средствами выражения авторского отношения к изображаемому. Бирс занимает позицию отстраненного наблюдателя, бесстрастно запечатлевающего картины нравов морально деградирующего общества, где возможны самые аморальные с точки зрения общепринятых представлений о нравственности события (в рассказе «Город почивших» гротеск достигает чудовищной силы, доводя ситуацию до абсурда). Гротеск Бирса остро-социален. Герой рассказа, открыв ту истину, что «он беден потому, что работал», оказывает услугу знаменитому фальшивомонетчику и добывает себе диплом врача. И вот врач шарлатан начинает делать деньги. Своим невежеством он губит людей, так что в городе резко повышается смертность населения. Одновременно он покупает большой участок земли и устраивает новое кладбище. «Я приобрел также очень доходные мраморные мастерские по ту сторону кладбища и обширную цветочную плантацию по другую. Короче, я занялся весьма процветающим бизнесом». В самом деле, герой отправляет людей на тот свет, он же поставляет венки и мраморные памятники и предоставляет место на кладбище. Более того, выясняется, что герой использует возможности до дна: он ухитряется часть трупов продавать в анатомические театры, а другую – на производство мыла (в могилы же опускаются пустые гробы). «Я приобрел фабрики мыла по всей стране и пустил их на полный ход. Превосходство моего туалетного мыла было засвидетельствовано десятками экспертов». Какая злая сатира на деятельность монополистов, создававших «вертикальные» и «цепные» тресты, и какой зловещий смысл имеет рассказ! С точки зрения предпринимательства герой идеально поставил дело, прямо-таки гениально. Но как это дико с обычной человеческой точки зрения! Почти все гротески и юморески Бирса, в отличие от его «страшных» рассказов на военную тему, скрыто или явно пародийны. Скрытой пародией на прекраснодушные святочные рассказы Диккенса можно считать «Просителя» Бирса. В этой новелле резко обнажается жестокость и уродливость буржуазного мира, царящее в нем лицемерие. Амос Эбершайз, некогда богатый буржуа, построивший на свои деньги убежище для престарелых, а теперь больной и нищий, просит принять его в это убежище. Но опекунский совет отвергает просьбу несчастного филантропа из-за боязни повредить репутации богадельни. Амос Эбершайз замерзает в снегу у порога собственного заведения. Рассказ построен в характерно бирсовском духе: маленький мальчик обо что-то спотыкается. Это начало и вместе с тем конец, который раскрывается во всем своем гротескном ужасе только в последнем абзаце. «Что-то» – это труп старика – основателя этого самого убежища для престарелых. Казалось бы, пожертвование на нужды церкви – отличный вклад в загробную жизнь и приют – хорошая вывеска для бизнеса, расходы, которые в конце концов должны окупиться. Так поступали многие богачи. Имя Эбершайза выведено на каменном фронтоне, и с каменной черствостью его отбрасывает в лапы смерти то учреждение, цель которого – принять, накормить, дать кров бездомным старикам. Работает каждая деталь: споткнувшийся мальчик – сын председателя совета попечителей, под чьим председательством и было решено отказать просителю. Время действия – рождественское утро, когда люди, вспоминая о Христе, должны быть особенно добры друг к другу. Есть в рассказе диккенсовские интонации, прежде всего, в изображении смотрителя убежища Тилбоди. Это злобное существо мечтает только о том, чтобы вовсе освободить убежище от стариков, а пока ускоряет их переход в загробный мир. Ничто, ни один звук не смягчает леденящего ужаса. В рассказе, прежде всего ирония создается самой ситуацией. Подобные иронические ситуации возникают у Бирса подчас из простого недоразумения (рассказы «Банкротство фирмы Хоуп и Уондел», «Сальто мистера Свиддлера» и т.п.), а в рассказе «Проситель» само недоразумение выражает глубокую дисгармонию между внешностью и сущностью. Писатель драматически сталкивает два факта: замерз нищий старик и основатель убежища на своем опыте познал бесчеловечность созданного им учреждения. Благодушная интонация повествования обманчива. В предельно сжатой форме Бирс дает убийственные характеристики своим персонажам, глубина нравственного падения которых представляется безмерной. В новелле «Фермер и его сыновья» сатирически обыгран традиционный фольклорный мотив об отце и его нерадивых сыновьях, которых он испытывает на нравственную стойкость. Отец сообщает им о том, что в саду зарыт клад, и сыновья в его поисках выкопали все сорные травы, а заодно и виноградные лозы, забыв похоронить отца. Бирс не питает ни малейших иллюзий в отношение сущности природы человека. Царство зла безгранично и всеподавляюще. Сквозь авторскую иронию ясно ощущается горечь отчаянья. Наибольшего накала острота бирсовского разоблачения достигает в «Словаре Сатаны» - вершине сатирического творчества Бирса. «Словарь Сатаны» был начат в еженедельных газетах в 1881-м, и отрывки из него с долгими перерывами печатались до 1906-го. Это собрание язвительных афоризмов на разные темы, размещённых в виде словаря. Это произведение основано на полемике автора с общепринятыми представлениями о нравственных ценностях. Основным средством выражения авторской позиции становится резкая критика современности. (Отметим, что в первом издании произведение называлось «Словарь циника», что подчеркивало отсутствие у автора веры и надежды на позитивные перемены в обществе). Бирс в наиболее ясной и точной форме воплощает универсальный нигилизм, отрицая, к примеру, что упорный труд может привести каждого к богатству и президентскому креслу, что церковь является духовным оплотом нации, что государство проявляет внимание и заботу к каждому из своих граждан и что государственная власть может обеспечить гарантию демократии, а каждый человек обязан быть патриотом. Отрицание Бирса абсолютно универсально. Он отрицает богатство и религию, государственное устройство, веру в прогресс, достижения научно-технической мысли, моду, понятие о дружбе, любви и привязанности. АБОРИГЕНЫ, n. Люди небольшого роста, стесненные избытком земли в недавно обнаруженных странах. Очень скоро перестают создавать какие-либо затруднения; становятся прекрасным удобрением. АМНИСТИЯ, n. Великодушие государства к тем обидчикам, которых было бы слишком дорого наказать. АПЛОДИСМЕНТЫ, n. Эхо банальности. Бирсу всегда хотелось заглянуть вглубь, исследовать человека в обстоятельствах особых, чрезвычайных, испытать на излом. Война предоставила неисчислимое количество подобных ситуаций – невероятных, необычайных, но тем не менее реалистически правдоподобных. Ситуаций, похожих на те, которые он сам наблюдал, в которых сам участвовал, о которых ему рассказывали очевидцы. Он сражался в армии северян, но по его рассказам этого не определить, - война у него, всякая война – кровавое, бессмысленное побоище. Такой взгляд на войну был тогда распространен. Изображение войны так важно для Бирса не потому только, что это часть его биографии, личный опыт, но и потому, что на войне обнажается сокровенная сущность человека, то, что в мирное время могло лежать под спудом на дне души и остаться тайной для всех и для него самого. В изображении войны много беспощадной правды. Его война не парадная, не приукрашенная, с Бирса ведет свою историю американская проза о войне – о настоящей войне, там, где льется кровь, а не той, где современные рыцари без страха и упрека с завидной легкостью совершают подвиги за подвигом, вдохновляясь высокими словами и воспоминаниями об ангелоподобной невесте. Один из его рассказов «Убит под Ресакой», где такого рода стереотипы, которыми изобиловала скороспелая беллетристика о Гражданской войне, развенчаны со всей присущей Бирсу ненавидящей иронией. «Лучший офицер полка» лейтенант У. Брэйл в любом сражении не кланялся пулям, шел с высоко поднятой головой – и хотя храбрость его была явно безрассудна, все невольно им восхищались. Смерть его изображена несколько необычно для Бирса – это смерть, окруженная почтительным восхищением и соратников, и противников, ничуть не похожая на обычную в его рассказах отвратительную, уродливую смерть, пусть и приведшая к бессмысленной кровавой бойне. Но финал этого рассказа по новому освещает начало: сослуживец обнаруживает в вещах убитого письмо от кокетливой дамы, и поначалу ему кажется, что это «обыкновенное любовное письмо» – но именно оно и объясняет причины столь отважного поведения лейтенанта в бою – это равно и не истинный патриотизм и не самоотверженное служение во славу дамы сердца – а лишь стремление Брэйла опровергнуть слух, что в одном из прежних сражений он показал себя трусом! Бирс усовершенствовал жанр американской романтической новеллы, дополнив его новым арсеналом художественных средств, привнеся в литературу безошибочное знание материала, честность и трезвость его осмысления, пристрастие к достоверности, любовь к конкретике, презрение к «возвышающему обману». По складу художественного мышления Бирс был реалистом, а по характеру волновавших его коллизий, по преобладающим чертам поэтики – он был романтиком. Бирс сократил разрыв между романтизмом и реализмом, так как наличие романтических и реалистических тенденций в его творчестве бесспорно. Фрэнсис Брет Гарт Среди многочисленных писателей Запада США, внесших вклад в фольклор и культуру, выдающееся место принадлежит Брету Гарту. Фрэнсис Брет Гарт родился в Олбани (штат Нью-Йорк) 25 августа 1836 года. Отец его — Генри Гарт — был школьным учителем. Человек широко образованный, любитель и знаток литературы, он не обладал качествами, необходимыми для быстрого делового успеха, и семья, в которой было четверо детей, жила до чрезвычайности скромно. В доме не было ничего лишнего, но зато была прекрасная библиотека. Маленький Фрэнк был “книжным мальчиком”. Он редко выходил из дома и был постоянно погружен в чтение. Уже тогда он познакомился с сочинениями Дефо, Филдинга, Смоллета, Шекспира, Ирвинга, Вальтера Скотта. Его любимыми авторами на всю жизнь остались Диккенс и Дюма. Уже будучи в преклонных летах, Брет Гарт называл в числе лучших книг мировой литературы “Графа Монте-Кристо”. В 1845 году умер отец Фрэнка. Семья осталась без средств к существованию и начала потихоньку распадаться. Старший браг завербовался в солдаты и отправился на Мексиканскую войну. Старшая сестра вышла замуж. Фрэнку пришлось бросить школу и поступить рассыльным в контору стряпчего. Было ему тогда всего 13 лет. Спустя три года мать Фрэнка вышла замуж за полковника Вильямса и уехала со своим новым мужем в Окленд (Калифорния), уговорившись с Фрэнком и Маргарет, что они тоже переберутся в Окленд в начале следующего года. Калифорния была овеяна ароматом легенды, обещанием счастья. Десятки и сотни тысяч американцев искали своей судьбы в Калифорнии, которая была сельскохозяйственным, рыболовецким и торговым краем. Некогда Калифорния была частью Мексики. В 1824 году Мексика обрела независимость, и владычество испанцев в Калифорнии кончилось. Началось интенсивное заселение края иммигрантами. Сюда устремились не только мексиканцы, но также американцы, китайцы, гавайцы и даже русские; впрочем, русские появились здесь еще в 1811 году. Основное ядро в этом иммиграционном потоке составляли американцы. В 1846 году США объявили войну Мексике и по договору 1848 года официально и формально стала частью территории Соединенных Штатов. За неделю до заключения договора — 24 января 1848 года на земле крупного землевладельца Джона Саттера было найдено золото. Открытие золота произвело переворот в судьбе Калифорнии. Началась знаменитая “золотая лихорадка”, переломившая жизнь Калифорнии. “Ремесленники бросили свои инструменты, фермеры оставили урожаи гнить на полях, а скот подыхать с голоду, учителя забыли свои учебники, адвокаты покинули клиентов, служители церкви сбросили священнические облачения, матросы дезертировали с кораблей — и все устремились в едином потоке к месту золотых приисков. Деловая жизнь в городах замерла, покинутые дома и магазины ветшали и приходили в упадок. Золотоискатели шли как саранча... с кирками, лопатами и ковшами для промывки золота”. Постепенно сведения о калифорнийском золоте просочились в восточные районы страны и овладели умами сотен тысяч людей. На Дальний Запад ринулись фермеры, ремесленники, чиновники, крупные и мелкие торговцы, авантюристы всех мастей, уголовные преступники, жулики и проходимцы, шулера и проститутки. Они оседали вблизи золотых приисков, создавая старательские поселки, состоявшие из палаток, дощатых хижин и иных строений, сработанных из подручных материалов. Материальные условия в этих “лагерях”, “станах”, “поселках” были ужасны. Люди жили впроголодь, были начисто лишены всякой медицинской помощи. От зари до зари они трудились на своих участках, перелопачивая тонны земли в надежде раздобыть золото, которого оказалось гораздо меньше, чем предполагалось. Государство никак не охраняло гражданских, имущественных, человеческих прав золотоискателей. Нравы в старательских поселках были дикие и буйные. Человеческая жизнь стоила дешево. Убийства и грабежи были обычным делом. Поскольку не было закона и органов, обеспечивающих его исполнение, люди брали правосудие в свои руки и вершили его как умели. Самыми распространенными способами разрешения споров и конфликтов были драки, суд Линча и дуэли. Золотоискательский “бум” в Калифорнии продолжался сравнительно недолго, т.к. поверхностные залежи золота были исчерпаны в два-три года. Началась эпоха промышленной добычи золота, требовавшая капиталовложений, технического оборудования, геологической разведки. Возникли многочисленные акционерные компании и предприятия, владевшие приисками, а вольнолюбивые старатели превратились, в массе своей, в наемных рабочих, положение которых мало отличалось от положения рабочих на любом промышленном предприятии — горнорудном, машиностроительном, обувном и т. д. Фрэнк Гарт прибыл в Калифорнию весной 1854 года. К этому времени золотая пора старательства была уже в основном позади. Разумеется, он не мог об этом знать заранее. Голова его была полна рассказов о вольной жизни золотоискателей, о чудесных находках и сказочном богатстве, валившемся в руки счастливчиков. В доме отчима в Окленде он задержался ненадолго, всего на несколько месяцев, а затем снарядился в дорогу. Шесть лет он странствовал по северной Калифорнии, не имея, очевидно, никакой цели. Он перепробовал множество профессий: учительствовал в школе, воспитывал детей в частных домах, служил охранником почтовых дилижансов в компании “Уэллс Фарго”, пытался добывать золото, работал наборщиком и репортером в маленьких провинциальных газетах. Если попытаться оцепить значение этой полосы в его последующей творческой жизни, то следует сказать, что он собирал, накапливал впечатления, краски, звуки, запахи старательской жизни, уходившей в прошлое, поселков, превращавшихся в города-призраки, горных перекрестков, становившихся современными городами. Этого материала ему потом хватило на сорок лет писательства. Годы странствии Фрэнка Гарта были полны событий, приключений и впечатлений. Среди них можно выделить один момент, существенный для понимания характера и убеждений будущего писателя. В конце 1858 года он получил работу помощника редактора в газете “Северный калифорниец”, только-только начавшей выходить в городке Юнион (округ Гумбольдт). Издателем и редактором был некий полковник Уиппл, человек предприимчивый, но малосведущий в газетном деле. Он часто уезжал по разным делам, оставляя 20-летнего Фрэнка единовластным хозяином газеты. Как раз во время одной из таких отлучек Уиппла в округе Гумбольдт произошли трагические события. На рассвете 26 февраля 1860 года жители поселка Эврика, расположенного в восьми милях от Юниона, учинили, без всякого к тому повода, кровавую резню в ближайшей индейской резервации. Десятки индейцев, мирно спавших у погасших костров, были зверски убиты. Повода не было, но причина, однако, была — это общий взгляд белых пришельцев на коренное население Америки. Индейцы пытались отстоять свою независимость, свободу, достоинство, но все эти попытки были заранее обречены на провал. Они пробовали договориться с американцами, однако всякий раз были обмануты; они вступали в стычки с войсками, нападали на караваны переселенцев (такой случай описан Бретом Гартом в повести “Степной найденыш”), устраивали засады, налеты на почтовые дилижансы, угоняли скот. Успех этих операций был незначителен, зато белые как бы получали “законные” основания для контрмер и в конечном счете для широкомасштабных военных действий, проходивших под лозунгом “Хороший индеец — мертвый индеец”. Фраза эта принадлежит американскому генералу Шеридану, получившему прозвище “Верховного палача индейских племен”. 29 января в “Северном калифорнийце” появилась статья, приведшая обывателей в ярость. Она называлась “Массовое избиение индейцев. Зарубленные топорами женщины и дети”. Автором ее был Фрэнк Гарт. Он, видимо, понимал, на что идет, и знал, что не встретит сочувствия. Статья, можно сказать, публиковалась тайно. Он сам написал се, сам набрал текст в типографии и сам сверстал газету. Появление статьи было для окружающих полной неожиданностью. Автор выступил с гневным обличением убийц, явившихся в спящий индейский лагерь с ножами и топорами. Он не пожалел злых слов и едких выражений при описании женщин, стариков и детей, заколотых, забитых, зарубленных и зарезанных озверевшими обывателями, обвинив при этом не только непосредственных участников злодеяния, но все белое население округа Гумбольдт, уверовавшее в то, что индейцы — “недочеловеки”. Статья произвела сокрушительное впечатление на читателей. Послышались голоса, требовавшие линчевать “молодого негодяя”. Некоторое время Брет Гарт вынужден был скрываться. В этом эпизоде биографии Фрэнка Гарта впервые ярко обнаружилась характерная черта его натуры, сохранявшаяся потом в течение всей его долгой жизни: полное отсутствие расовых предубеждений и предрассудков, нетерпимость к расовой дискриминации, сострадание и сочувствие к угнетенным и преследуемым “малым” народам, отчетливо проявившееся в таких раccказах, как, скажем, “Язычник Вань Ли”. Сотрудничество Брета Гарта в “Северном калифорнийце” имеет важное значение еще и потому, что здесь, по сути дела, началась его журналистская деятельность, продолжавшаяся затем целое десятилетие, а то и больше. В конце марта 1860 года Фрэнк Гарт перебрался в Сан-Франциско. В городе появились новые газеты и журналы, всевозможные литературные салоны и сообщества, выросло новое поколение талантливых молодых журналистов, поэтов, прозаиков, в числе которых назовем хотя бы Марка Твена, Амброза Бирса, Хоакина Миллера, Чарлза Уэбба, Чарлза Стоддарда. Перебравшись в Сан-Франциско, Брет Гарт, считавший себя профессиональным журналистом, искал работы в местных журналах и газетах. Поначалу ему пришлось примириться со скромной должностью наборщика в еженедельнике “Золотая эра”. Большая часть ранних сочинений Гарта имела сатирическую направленность, и Фрэнк скрывался за псевдонимами, чтобы не пажить себе лишних врагов. В начале 60-х годов Гарт проявлял изрядную политическую активность, выступал в поддержку республиканской партии и президента Линкольна, произносил речи на митингах и собраниях, печатал острые заметки и сатирические стихи, направленные против конфедератов-южан. Три года работы в “Золотой эре” были хорошей школой для Фрэнка Гарта. Газетный опыт учил экономности в словах, точности, помогал избавиться от цветистых фраз и провинциальной пышности стиля. Когда в мае 1864 года Гарт перешел во вновь открывшийся журнал “Калифорниец”, это уже был опытный литератор, пользовавшийся популярностью у читателей и авторитетом у собратьев по перу. Его соратники по журналу — Чарлз Стоддард и Сэм Клеменс постоянно обращались к нему за советом и прислушивались к его критическим замечаниям. В 1867 году Фрэнк Гарт напечатал первые две книги. Одна из них — “Романы в сжатом изложении” — представляла собой сборник пародий на сочинения знаменитых романистов — Диккенса, Бронте, Дюма, Коллинза, Гюго, Купера и др. Другую — “Пропавший галеон” — составили стихи и поэмы разных лет. Пародии были блистательны, стихи не лишены оригинальности. В журнале “Оверленд мансли”, начиная со второго номера, Гарт начал печатать свои калифорнийские рассказы, принесшие ему мировую известность. Первый же рассказ из этой серии (“Счастье Ревущего Стана”) покорил Америку в считанные недели. Брет Гарт любил Калифорнию, любил бурление и энергию народной жизни с ее контрастами, противоречиями и налетом авантюризма. Его воодушевляло стремительное развитие края, где города вырастали как грибы, а дороги прокладывались как бы сами собой, где движение времени было почти физически ощутимо и жизнь во всех своих моментах и проявлениях менялась буквально на глазах. Он восхищался калифорнийцами, их трудолюбием, сосредоточенностью на определенной цели, широтой их натуры, способностью рисковать, их умением стойко переносить невзгоды и неудачи, их грубым юмором и склонностью к сочинению невероятных, фантастических историй. Но он вовсе не склонен был писать сусальные, сентиментально-слюнявые портреты “аргонавтов” и пионеров. Писатель знал жизнь старательских поселков и маленьких калифорнийских городков из первых рук, видел воочию. Свой художественный мир, свою “Золотую Калифорнию” он выстроил из собственных наблюдений, личного опыта и многочисленных легенд, преданий, рассказов, анекдотов, бытовавших в старательской среде в изустной традиции. Жизнь в этом мире была трудной, грубой, жестокой и опасной. И населяли его вовсе не какие-то особые “герои”, а рудокопы, картежники, воры, бандиты, кучера и конюхи, кабатчики и бродячие актеры, судейские чиновники, шерифы и авантюристы всех мастей. Этот мир был пестрым и сложным во всех отношениях. Брет Гарт не старался ничего пригладить или подлакировать. В качестве примера можно сослаться хотя бы на знаменитое описание обитателей Ревущего Стана: “Возле хижины собралось человек сто. Один или двое из них скрывались от правосудия; имелись здесь и профессиональные преступники, все они, вместе взятые, были отчаянным народом... Прозвище “головорезы” служило для них скорее почетным званием, чем характеристикой. Возможно, у Ревущего Стана был недочет в таких пустяках, как уши, зубы, пальцы на руках и ногах и тому подобное, но эти мелкие изъяны не отражались на его коллективной мощи. У местного силача на правой руке было всего три пальца; у самого меткого стрелка не хватало одного глаза”. В художественном мире Брета Гарта все идет своим порядком, совершенно так, как в реальной жизни. Старатели с утра до ночи копают землю и вручную промывают ее, конокрады крадут коней, шерифы ловят конокрадов и тут же их линчуют, обыватели побивают камнями китайцев, учителя учат детишек, картежники обыгрывают простачков, в барах и салунах происходят пьяные драки, нередко оканчивающиеся поножовщиной и смертоубийством, кучера почтовых дилижансов отбиваются от бандитов. Обо всем этом Брет Гарт повествует спокойно, без ужаса и без восторга. Тут нет никакой экзотики. Просто таково нормальное течение жизни в его “Золотой Калифорнии”. Один из критиков увидел парадоксальность рассказов Брета Гарта в том, что “изображение в них жизни людей, посвятивших себя, видимо, личному обогащению во что бы то ни стало, имеет центральной темой самопожертвование, бескорыстную преданность или забвение своих интересов ради чужих”. Критик прав относительно центральной темы рассказов Гарта, но, очевидно, заблуждается насчет парадоксальности. Никакого парадокса тут нет. Брет Гарт был убежден, что зло и порок образуют, так сказать, внешнюю оболочку человеческой натуры. В глубинах же ее сохраняется здоровое нравственное начало. Отсюда принципиальная возможность бескорыстия, самопожертвования, безграничной преданности высокому идеалу, забвения своих интересов ради чужих — иными словами, проявление всех тех высоких принципов нравственности и человеколюбия, которые и впрямь становятся то и дело главной темой рассказов писателя. Кентукки (“Счастье Ревущего Стана”) — пьяница и богохульник, Джон Окхерст (“Изгнанники Покер-Флета”) и Джек Гемлин (“Браун из Калавераса”) — профессиональные игроки, не вполне чистые на руку, Дик Буллен (“Как Санта Клаус пришел в Симпсон-Бар”) — пьяница и бездельник. В соответствии с узкой моралью благополучных мещан, от этих героев невозможно было бы ожидать благородных поступков. Но вопреки этой узкой морали они такие поступки совершают, и при этом отлично понимают, что делают. Как говорит Мигглс, трогательно заботящаяся о своем бывшем возлюбленном, которого разбил паралич, но упорно отказывающаяся выйти за него замуж: “...если бы мы были мужем и женой, тогда то, что сейчас я делаю добровольно, я должна была бы делать по обязанности”. Иначе говоря, Мигглс явно не в ладах с официальной моралью, которая, в ее глазах, есть средство принуждения. А она обрекла себя на замкнутую и трудную жизнь добровольно, и в этом высокое достоинство ее жертвы. Особенность авторской стилистики заключалась в том, что он не только наделял своих персонажей чувством юмора, но и сам писал о них чуть насмешливо, чуть иронически, как бы не вполне принимая всерьез их самих и их поступки. Прекрасной иллюстрацией к сказанному может послужить небольшой пассаж в “Брауне из Калавераса”, где описывается поездка Джека Гемлина через лес: “Въезжая вглубь леса, где уже не было и признаков жилья, он запел таким приятным тенором, исполненным такого покоряющего и страстного чувства, что, я готов ручаться, все малиновки и коноплянки замолчали, прислушиваясь к нему. Голос мистера Гемлина был необработан, слова песни были нелепы и сентиментальны... но в тоне и выражении звучало что-то несказанно трогательное. В самом дело, это была удивительная картина: сентиментальный мошенник с колодой карт в кармане и револьвером на поясе, оглашающий темный лес жалобной песенкой о “могиле, где спит моя Нелли” с таким чувством, что у всякого слушателя навернулась бы слеза. Ястреб-перепелятник, только что заклевавший шестую жертву, почуял в мистере Гемлине родственную душу и воззрился на него в изумлении, готовый признать превосходство человека. Хищничал он куда искуснее, однако петь не умел”. Следует заметить, что юмор Брета Гарта обладал особенным качеством, свойственным только ему, да, пожалуй, еще Марку Твену и двум-трем другим калифорнийским писателям. То не был юмор человека, наблюдавшего жизнь со стороны и посмеивающегося над ее забавными сторонами, как это делал, например, английский юморист Джером К. Джером, автор знаменитого сочинения “Трое в лодке, не считая собаки”. Брет-гартовский смех был рожден мощной стихией народного юмора старательской Калифорнии. Здесь смех был психологической необходимостью, столь же важной, как еда и одежда. Жизнь золотоискателей была немыслимо тяжела, можно даже сказать — трагична. Для огромного количества людей она оказалась невыносимой. Историки отметили, что в старательских поселках число самоубийств значительно превосходило количество убийств. Как сказал один из биографов Гарта, людям оставалось либо смеяться, либо сойти с ума. Они смеялись, смеялись над собой и друг над другом, над вышестоящими и нижестоящими, устраивали бесконечные розыгрыши, проделки, “практические шутки”, сочиняли фантастические небылицы, придумывали анекдоты. Юмористическая стихия западного фольклора существовала как некий противовес бытия, она помогала людям выжить. Не следует, однако, забывать о том, что, хотя Брет Гарт жил среди золотоискателей, знал их быт изнутри и был отлично осведомлен о многочисленных легендах, “историях”, рассказах, распространенных в их среде, он не был одним из них. Он всегда оставался образованным, интеллигентным человеком, начитанным, гуманным, воспитанным на высоких идеалах и прославленных литературных образцах. Юмор его рассказов, так же как их общая стилистика, лишен примитивной грубости, жестокости, вульгарности, какие были характерны для жизни, быта и фольклора пионеров Дальнего Запада. Может быть, поэтому ему удалось в своем творчестве создать легендарный образ “Золотой Калифорнии”, приемлемый для читателей всех уровней, национальностей, возрастов, убеждений и нравственных принципов. Иронический взгляд как бы снимал противоречие между положением человека и его деяниями, между его репутацией и душевным состоянием. В художественном мире Брета Гарта игроки, бандиты, воры спокойно могли жертвовать жизнью во имя благородной цели, не оставляя у читателя ощущения неестественности или неправды. Да и самый мир калифорнийских рассказов приобретал очертания полуреальностиполулегенды, а в их сюжетах и героях просматривались легендарные черты. Художественный мир Брета Гарта населен живыми характерами, на создание которых Брет Гарт был великий мастер, и потому правдоподобен. Он был уникален, этот мир, поскольку писатель обладал зорким глазом и особенным талантом в изображении местного колорита. Взор писателя не был бесстрастен. Его душа была преисполнена сострадания и сочувствия к обездоленным и отверженным, гонимым и преследуемым. Не случайно и не напрасно Брет Гарт многократно выступал в защиту китайских иммигрантов, которые подвергались в те времена особенно жестким гонениям, чем навлек на себя неудовольствие многих граждан Сан-Франциско, считавших, что следует забросать китайский район динамитными бомбами — и делу конец. Калифорнийские рассказы имели блистательный, сенсационный успех. Брета Гарта провозгласили “новым Диккенсом”, журналы без конца перепечатывали его прежние рассказы и требовали новых, соглашаясь платить любые гонорары, издатели жаждали издавать его сочинения. Слава писателя распространилась далеко за пределы Америки, и умирающий Диккенс просил раздобыть для него выпуски “Оверленд мансли”, в которых были напечатаны “Счастье Ревущего Стана” и “Изгнанники Покер-Флета”. Тогда Брет Гарт решил, что хватит ему сидеть на краю земли, и перебрался в восточные штаты поближе к культурным центрам Америки. Теперь он жил в Нью-Йорке, Бостоне, Вашингтоне, купаясь в лучах славы и пожиная плоды своих прежних трудов. Американское правительство наградило его тем единственным способом, каким оно обычно награждало выдающихся писателей — предоставив ему дипломатическую должность. В свое время Ирвинг получил должность секретаря американской “легации” в Лондоне, а затем — посла в Мадриде; Купер был американским консулом в Лионе; Готорн — консулом в Ливерпуле. Брет Гарт был назначен консулом в Крефельде — богом забытом немецком городке в Рейнской области, неподалеку от Дюссельдорфа. 28 июня 1878 года он покинул Америку, чтобы никогда уже в нее не возвращаться. Последние четверть века своей жизни он провел в Европе, сначала в Германии в качестве консула, затем, в той же должности, в Глазго, а в последние годы — в Лондоне в качестве частного лица. Однако вся эта новая жизнь почти никак не отразилась в его произведениях. Творческое сознание Брета Гарта продолжало пребывать в золотоискательских поселках холмов Сьерры. Он вновь и вновь возвращался к жизни калифорнийских приисков 1850-х годов, к своим прежним героям, возрождая к жизни даже тех, кого он уже похоронил в прежних рассказах. Чем дальше, тем больше творчество писателя утрачивало художественное достоинство. Рассказы становились слабее. Публиковать их становилось все труднее. Звезда Брета Гарта закатилась, слава его померкла. Как справедливо заметил Твен, “счастливый Брет Гарт, довольный Брет Гарт, честолюбивый Брет Гарт, Брет Гарт, исполненный надежд, яркий, веселый, улыбчивый Брет Гарт, которому жизнь была в радость и удовольствие, этот Брет Гарт умер в Сан-Франциско...”. Брет Гарт покинул Калифорнию в зените славы. Его старый друг Ч. Стоддард писал впоследствии: “Я часто думал, что если бы Брет Гарт скоропостижно умер во время переезда из Калифорнии в Нью-Йорк, мир единодушно возгласил бы, что погиб величайший гений того времени”. В действительности случилось совсем иное. Смерть его в 1902 году осталась почти незамеченной. Те, кто узнал о ней из скупых газетных сообщений, только пожимали плечами: они думали, что Брет Гарт умер давным-давно. “Золотая Калифорния”, или, иначе говоря, художественный мир ранних рассказов, равно как и творческое сознание, создавшее его, питались живыми соками калифорнийской действительности. Оборвав связи с этой действительностью, писатель лишил свое воображение питательной среды. Единственным выходом для него было бы обращение к той реальности, среди которой он теперь существовал. Но он не мог этого сделать по той причине, что действительность Германии, Франции, Англии оставалась для него чужой. Так и случилось, что калифорнийские рассказы Брета Гарта, написанные в Сан-Франциско и в первые месяцы после его отъезда оттуда, остались лучшей частью его художественного наследия. Ранняя слава его была, вероятно, преувеличена. Брет Гарт был прекрасным писателем, но по масштабам своего дарования уступал, конечно, таким титанам, как Марк Твен или Диккенс. Ф.Брет Гарта создал цикл пародий под названием “Романы в сжатом изложении”. Основной художественной задачей литературной пародии является создание комического образа пародируемого произведения. Подвергая опыт предшественников комическому переосмыслению, пародия становится важным компонентом литературной полемики, особенно в эпоху зарождения нового направления в литературе и искусстве, когда существующие эстетические концепции представляются несостоятельными, и художники осознают необходимость поиска новых способов изображения действительности, отвечающих требованиям времени. Именно в такую эпоху появились “Романы в сжатом изложении” (1865), в эпоху борьбы за создание самобытной национальной американской литературы на базе реалистического направления. В данном пародийном цикле нашли яркое выражение важнейшие составляющие этого процесса: дискредитация романтической эстетики и борьба за освобождение от влияния европейских литератур, прежде всего — от давления английской литературной традиции. Сами названия пародий данного цикла тем или иных образом указывают на объект пародирования. Автор использует цитатное заглавие, например, пародия на “Рождественские повествования” Ч.Диккенса называется “The Haunted Man”, что вызывает у читателя ассоциации с названиями произведений Диккенса “The Haunted Man, and The Ghost’s Bargain” и “The Haunted House”. Иногда название оригинала представлено в несколько трансформированном виде: пародия “Мичман Бризи” на известный роман английского писателя-мариниста первой половины XIX века Ф.Марриета “Мичман Изи”. Название пародии “Девяносто девять гвардейцев” не указывает прямо на пародируемый объект, но явно отсылает к роману А.Дюма “Три мушкетера”, в обоих случаях использованы числительные, а между словами “мушкетер” и “гвардеец” существует семантическая связь. Важным способом выражения взаимосвязи пародии и оригинала служит использование имен собственных. В целом ряде пародий Брет Гарт сохраняет имена персонажей пародируемых произведений без изменений: Атос, Арамис, Д’Артаньян, граф де Ла Фер, Фантина, Натти Бампо. Иногда имена подвергаются некоторой трансформации. Судья Темпл из романа Ф.Купера “Пионеры” превращается в пародии в Томпкинса, Шерлок Холмс становится Хемлоком Джонсом. Характерной особенностью пародий “Романы в сжатом изложении” является их близость к объектам пародирования. Американский исследователь Альберт Нокк даже рекомендует современным студентам, изучающим литературу, начинать знакомство с произведениями некоторых писателей с пародий Брет Гарта, которые, по его мнению, дают достаточное представление о творческой манере того или иного автора. В пародии воспроизводятся либо дословно, либо в трансформированном виде элементы оригинала”. Этот прием составляет основу художественного своеобразия пародий Брет Гарта. Так, рассказывая о детских воспоминаниях героини пародии “Miss Mix” пародист довольно точно воспроизводит описание рисунков Джен Эйр: “My earliest impressions are of a huge, misshapen rock, against which the waves beat unceasingly. On this rock three pelicans are standing in a defiant attitude. A dark sky lowers in the background, while two sea-gulls and gigantic cormorant eye with extreme disfavor the floating corpse of a drowned women in the foreground. A few bracelets, coral necklaces, and other articles of jewelry, scattered around loosely, complete this remarkable picture”. В романе Ш.Бронте “Джен Эйр” на рисунке героини изображено бурное море, клубятся низкие тучи, все морское пространство тонет во мраке. Только вместо многочисленных представителей семейства пернатых, упомянутых в пародии (три пеликана, две морские чайки), на рисунке Джен Эйр есть лишь один баклан, который держит в клюве золотой браслет, тогда как в пародийном тексте фигурирует целый ряд различных ювелирных изделий: браслеты, коралловые ожерелья. В обоих случаях такой мрачный пейзаж дополняется плавающим в воде телом утопленницы.
