ЭЛИНА РАХИМОВА (Москва, Россия)

ЭЛИНА РАХИМОВА
(Москва, Россия)
Солярная символика в заговорах калевальской метрики
Заговорно-заклинательный жанр составляет существенную часть изустных рун
калевальской метрики. В противоположность заговорам, остальные жанры, как то героикомифологические руны, баллады или произведения необрядовой лирики, были песенными по
способу исполнения, тогда как заговоры произносились без пения напряженным
речитативом. Некоторые заклинания были довольно обширными, порядка ста строк.
Старинные заклинания, особенно относящиеся к сфере лечебной магии и народной
медицины, были тесно связаны с эпосом на сюжетном уровне, так, останавливающее кровь
заклинание было связано с мифологической руной о происхождении железа и с другой
повествовательной руной о ранении колена Вяйнямёйнена топором в ходе кораблестроения
(возможно, варяжской ладьи-«драккара»). Последняя представлена многочисленными
вариантами, записанными в исторической провинции Финляндии Северная Похьянмаа,
например SKVRi_ XII(1)ii 21 (51 строк) и из области Кайнуу, например SKVR XII(1) 30 (33
строки). «Старый Вяйнямёйнен» строит лодку на скале, его топор соскальзывает, кровь течет
рекой и он усаживается в сани и отправляется на поиски целителя, посещая три дома.
Несмотря на включение нарратива, длина заговоров из северо-восточной Финляндии не
превышает 50 строк. В Беломорской Карелии, т.е. в заселенной карелами области
дореволюционной Архангельской губернии, происхождение железа берет начало или от
следов волков и медведей, бродивших по болоту, например в SKVR I(4)iii 163, записанном
местной собирательницей-энтузиасткой Насто Лесонен, или из молока, сочившегося из
груди небесных дев. Циклизация с эпическим нарративом о ранении колена также
встречается систематически. Типичен вариант протяженностью в 289 строк SKVR_ I (2)iv
1023, который был записан от рунопевца Вихтооры Лесонена из Суднозера прихода
Вокнаволок лингвистом Кустаа Карьялайненом в 1894 году. Он начинается с поисков
целителя для раненого колена Вяйнямёйнена, задетого топором во время постройки лодки на
скале. Кровотечение настолько мощное, что потоком крови оказываются залиты и самые
высокие горы, и малые болотные кочки. В поисках способного «затворить засовы крови»
Вяйнямёйнен посещает три дома: самый низкий, средний и самый высокий. Старик с женойстарухой, пытающиеся помочь ему заклинанием, напоминают, что герою самому ведомо
происхождение железа, которое берет начало из молока трех небесных дев. Волк, бегущий
вдоль болота, и медведь, по вереску бродивший, также вовлечены в мифический сюжет.
Вяйнямёйнен в качестве вещего заклинателя напоминает железу о его достойном жалости
местонахождении в болоте, где откладывают яйца лебеди и сидят на гнезде гусыни. В
соответствии с моделью действий, типовой для карело-финских заговоров [см.: Siikala
2002v, с. 87], целитель призывает прототипического вредителя появиться и признать
нанесенный ущерб. Затем он велит крови остановиться подобно тому, как стоят стена и
прочно установленная ограда, как стоймя стоит меч, упавший в море, как осока на болоте,
словно камень в водопаде, плоский валун на меже поля (“Veri seiso niinkuin seinä, Asu hurme
niinkuin aita, Kuin miekka meressä seiso, Saraheinä sammalessa, 235 Kivi koskessa kovassa, Poasi
pellon pientaressa!”).
Считалось, что знание происхождения опасных вещей, включая такие явления,
как огонь, мороз и болезни, равно как и опасных хищников, как то медведь или змея,
обеспечивает власть над ними или над причиненным ими вредом. Вот почему в карельском и
финском языках целитель именуется знахарем – ”tietäjä”, «вещим мужем».
Солярная мифология как таковая представлена эпическим нарративом – руной
калевальской метрики, которая не использовалась в прагматических целях целительства и не
исполнялась в рамках календарных ритуалов весеннего цикла в период фиксации
калевальских изустных рун от крещеных рунопевцев XIX столетия и позже. Целостные
языческие ритуалы, посвященные пробуждающемуся весной солнцу, не сохранились, хотя
их многочисленные реликтовые остатки могут усматриваться во многих календарных
обрядах, посвященных Пасхе и Троицкой Седмице и дню летнего солнцестояния (Иванову
дню у православных) в традиционных аграрных культурах карелов на Северо-Западе России,
ижор в Ингерманландии на территории нынешней Ленобласти и финнов. Согласно историкогеографическому подходу в фольклористике, разработанному Каарле Кроном, который
представляется до сих пор релевантным применительно к мифологическим сюжетам в эпосе,
необходимо различать две региональных разновидности калевальской эпики. Северная
разновидность может быть охарактеризована как карельская и включает эпические руны,
записанные в Беломорской Карелии, т.е. северо-западной части Архангельской губернии,
населенной в XIX веке карелами, а также в карельских областях Олонецкой губернии с
русской стороны границы. Она исполнялась на собственно-карельском и олонецком
(ливвиковском) наддиалектах карельского языка. С финской стороны границы она
исполнялась как на ливвиковском диалекте карельского языка, так и на саво-карельских
диалектах финского языка, географически простираясь до области Кайнуу с тамошними
локальными дилектами. Северная разновидность эпоса исполнялась преимущественно
мужчинами и оценивается как более архаичная. Южная разновидность охватывает
Ингерманландию (Ингрию – фин. Inkrei), где калевальские руны бытовали преимущественно
на ижорском языке, но также на водском и на местных саволакских и эвремейсских
диалектах финского языка, и простирается до Карельского перешейка и в финские
исторические провинции Южная Карелия и частично Саво. Для нее характерны
преобладание женского исполнительства и мощная лирическая составляющая жанрового
содержания.
Руны исполнялись аутентичными девичьими хоровыми коллективами
[Harvilahti 1994vi, с. 97], но были записаны в основном по просьбе собирателей от
единичных или нескольких певиц более старшего возраста – замужних женщин старше 30 ,
а чаще пожилых и даже престарелых вдов.
В северной калевальской эпике происхождение Земли и небесных светил
(солнца, луны и звезд) сопряжено с героической судьбой Вяйнямёйнена. В рунах из
Беломорской Карелии протагонист едет, как гласит устоявшаяся формула, «верхом на синем
лосе» (“Šeläššä šińisen hirven”), например в варианте [SKVR_I (1)vii 17], записанном от
представителя рунопевческого рода Рахуненов из Писмалакши прихода Юшкозеро Ийваны
Ийванайнеа собирателем А. Борениусом в 1877 году. Одержимый жаждой мести лапландец
стреляет в него из лука, вопреки материнским запретам. Протагонист падает в море и
дрейфует по волнам подобно стволам хвойных деревьев. Какая-либо водоплавающая птица
порождает мир с небесными светилами при посредстве раненого героя. Например, в
варианте [SKVR_ VII (1)viii 17], записанном собирателем Й. Басилиером в 1884 году от
рунопевца Федотты Сотикайнена из Лоймолы прихода Суйстамо в Приладожье с финской
стороны границы, это статная морская утка-чернеть (лат. Aythea) с болота (“Suo-sotk(a) on
soria lintu”), которая откладывает яйца на колено героя. При его шевелении яйца падают в
море и разбиваются на мелкие осколки, из которых рождаются небесные тела. В женской
лирической эпике Ингрии в качестве орнитоморфной создательницы мироздания чаще
выступает ласточка-касатка, Вяйнямёйнен никак не причастен, а расколотые яйца могут
давать начало как космосу со светилами, так и уютному зеленому острову, на котором
рождается прекрасная девица, ожидающая сватов, чтобы в замужестве родить сыновей,
обреченных на гибель на войне. Например, 47-летняя Насто Лари, в крещении Алексантра
Анастасова, из Метсяпиртти прихода Саккола в южной (финской) Карелии, в своем варианте
[SKVR_XIII (1)ix 681], записанном пастором Ад. Неовиусом (который откроет финской
культуре знаменитую певицу и плачею Ларин Параске), живописует зооморфную
создательницу мира как ласточку, днем – пташечку, по ночам
– летучую мышь
(“Peääskylintu, päivälintu, Yöl[intu], lep(akko)l[intu]”). Она сносит яйца на борт корабля,
откуда ветер скатывает их в воду. Эго баллады собирает осколки из моря, отправляет на
небо и создает небесные светила: луну из белка яйца, а звезды из желтка. Согласно
неизвестной исполнительнице варианта [SKVR_XIII (1) 691], записанного в 1880 году
неподалеку, в приходе Рауту, ласточка самолично добывает грабли в кузнице, чтобы
отправить на небо белок и желток расколотого яйца. Этот вариант длиной 25 строк содержит
специфичную для прибалтийско-финских (т.е. близкородственнных с финским) языков
отглагольную безличную форму, так называемый 3-й инфинитив, формируемый суффиксом
–ma- и падежным окончанием местного падежа иллатива (со значением вхождения вовнутрь
чего-либо, соответствует русской предложно-падежной конструкции «во что-либо») и
имеющий грамматическую семантику целевого инфинитива. Она сопрягается с так
называемым транслативом – специфичной падежной формой с семантикой превращения,
маркируемой окончанием – ksi.
Löysi sit puolen valkuaista,
(Она) нашла половинку белка,
Sen sit lähät taivosehen
Kuuksi kumottamahan.
(она) тогда ее отправила на небо,
( превратив ее) в луну, чтобы сиять.
Строчка “Kuuksi kumottamahan” – «луной чтобы сиять» / «превратив ее в луну,
которая будет сиять» – встречается в заговорах с буквальной точностью. Сильная
аллитерация скрепляет кристаллизацию строки в вербальную константу, которая связана с
семантически близкой строкой, словесно живописующей сияющее солнце, за счет
синтаксического параллелизма.
В рунах из Ингрии, в качестве протагониста мифологического нарратива о
спасении Солнца выступает Сын Божий. Такие руны следует расценивать как христианские
народные легенды, причем во многих вариантах отчетливо выявляются жанровые признаки
волшебной сказки. Например, в варианте протяженностью 155 строк [SKVR_IV (2)x 1837],
записанном в ходе экспедиций 1881-83 гг. собирателем Вольмари Порккой от пожилой
женщины Варвана из Лентисси прихода Коваши в Средней Ингрии, люди оказываются
вынуждены жить в темноте и вести яровой сев при свете берестяных факелов. Единственный
Сын Божий, «проворный Киесус», спасает солнце и луну, украденные в северное царство, из
зарослей черемухи и прибрежного ивняка. В результате троекратных попыток он вешает
светила на дерево так, что они светят поровну бедным и богатым. Это действие словесно
описано знакомой формульной парой строк, основанной на 3-м инфинитиве:
“150 Jumalaisen a[inoi] p[oikoi] Sai päivöin paistamaan, Pani kuun kumoittamaan” – “150
Единственный Сын божий Заставил солнце светить, Поставил луну сиять”.
В заговорно-заклинательной поэзии калевальской метрики солярная символика,
выраженная сравнениями и глагольными метафорами, регулярно представлена в заговорах,
обеспечивающих счастье девицы на выданье в браке.
Для калевальских сравнений и метафорических уподоблений типично, что
существительные, служащие описательным означаемым для описываемого объекта,
присоединены к глаголу. Строки, использующие солярную символику, варьируются по
грамматико-синтаксическим моделям, а глаголы могут замещаться синонимами. Такие
существительные, как “päivä” – солнце , “kuu” – луна, “täh(d)et” – звезды, представляют
собой описательные референты для характеристики девичьей красоты, направленные на
пробуждение в ней «славутности» – лемби и брачного счастья (жанровая подгруппа
«Поднятие Лемби» –”Lemmen nosto”) . Концепт Лемби, несмотря на коннотации «любви»
для современного финского языка, охватывает именно красоту, привлекательность девицы
на выданье для множества потенциальных женихов. Целью таких заговоров было не
колдовское присушивание определенного парня, а обеспечение девушки, достигшей
брачного возраста, как можно большим запасом возможностей выбрать суженого,
подходящего как ей самой, так и ее семье. Магические практики представляли собой род
купания, или в сауне, или в лесном проточном водоеме. Заговор [SKVR_XIII(3)xi 9950],
записанный наряду с другими от 61-летнего знахаря-мужчины Туомаса Оса из прихода
Каукола собирателем-энтузиастом Йормой Вяянаненом в 1935 году, включает солярное
сравнение, прикрепленное сравнительным союзом “niin kuin” – «как, словно»:
Siun kunniais kuulumaa,
Lempeyes liehumaa
Viitee kuutee kirkkokuntaa,
Seitsemäntee seurakuntaa.
35 Nii kuumottaa ku kuu,
Твою честь повсюду быть слышной,
Твою лемби развеваться,
В целые 5-6 приходов,
В семь волостей (доноситься),
35 Чтобы сиять луне подобно,
Nii paistaa ku päivä.
Tulkuut sulhaset ettäält,
Tulkuut sulhaset liikkiilt,
Venehillä vettä myöten,
40 Suksella mäkeä myöten.
Чтобы припекать как солнце.
Пусть придут женихи издалеча,
Пусть придут женихи с-поблизости,
На лодках вдоль по водам,
40 На лыжах вдоль пригорков.
Модель уподобления, основанная на сравнительном союзе, может индуцировать
шаблон действий целителя, который обращается к Господу с мольбой освободить
страждущую таким же образом, как тот вызволил солнце, если предполагается, что
затруднения с девичьей привлекательностью вызваны наведением порчи. 70-летняя
исполнительница Оксенья Хавакка из Отсанлахти прихода Куркийоки, заговор от которой
[SKVR_XIII (3) 9966] записан О. Матикайненом в 1933 году, сопроводила вербальный текст
развернутым изложением магических действий в бане. При купании девицы на выданье в
бане, по ее словам, используются три косы, красные нитки, щепки и рябиновые ветки,
которыми «отворяют дорогу жениха», причем говорится:
Piästä luoja, piästä luonto,
Piästä luoja luonnolleis,
20 Jiessus syntymäiselleis,
Отпусти, Господи-Создатель, отпусти, природа,
Отпусти, Господи, на ее природу,
20 Иисус на ее рожденье,
Niin kuin kuu kehästä pääsi,
Päivä pilvestä pirahti. {…}
25 Paista päivä piällitseis,
Как Ты освободил луну из круга,
Солнце из-за туч сверкнуло {…}
24 Выпусти солнце поверх [девицы],
Kuu kuumota alatseis!
Луну, светить пониже.
Может использоваться грамматическая модель с падежом транслативом. В
[SKVR_XIII (3) 9974], записанном в 1935 году от 81-летней Мари Лётьёнен из Куркийоки, во
время купания в бане целительница подбадривает девицу:
Pane silkit silmilleis,
Надень шелка на свои очи,
10 Kultalangat kulmilleis,
10 Золотые нити на свои брови,
Mäne kuuks kirkkoo,
Обернись Луной, идучи в церковь,
Auringoks alttarille!
Солнцем идучи к алтарю!
Близкое решение представлено в [SKVR_XIII (3) 9976], записанном от
Оккулийны Куйсмин из Яаккимы в 1909 году.
Этнопецифичная
карело-финская
грамматическая
модель
сравнения,
тяготеющего к глагольной метафоре, основана на использовании падежа эссива, который
означает состояние чего-либо, достигнутое в результате превращения. Эссивная форма
существительного «луна»: “kuuna” – может переводиться как «в виде луны, луной», так и
“луне подобно”. В заговорах и заклинаниях из исторической области Саво, эта модель
применяется к референтам из числа солярных объектов, нередко в заговорах, относящихся к
славутности-Лемби и брачному счастью. Модель строки, включающей существительное,
обозначающее одно из небесных светил, в падежной форме эссива, представляется
стереотипным для саволакских заговоров. Например, девиц ободряюще призывают сиять
луной, обрести блеск звезд, что вербализуется с использованием синонимичных глаголов, в
вариантах [SKVR_VI (2)xii 6102], исполненном 85-летним Юхой Тиссари из прихода
Пиелавеси в 1934 году (“Nouse kuina paistamaan, Tähtinä kilottamaan!” – «Поднимись
лунами сиять, Звездочками посверкивать»); и в [SKVR VI(2) 6118], записанном от женщины
Реетты Лаукканен из прихода Киурувеси в 1885 году (”Hyi, kuuna kuultamaan, Tähtenä
terottamaan!” – «Фью, луной сиять, звездочками поблескивать»).
Солярные сравнения и метафоры выступают как выкристаллизовавшиеся
подробности описания лесного царства в охотничьих заклинаниях, прежде всего
саволакских. Немало подобных заговоров было записано в финской исторической
провинции Саво в начале XIX века, за десятилетия до создания знаменитой эпопеи
«Калевала» Элиасом Лённротом. Строки, живописующие хвойные деревья северной тайги
встречаются как орнаментальная деталь словесного изображения, которая имманентно
[Foley 1995xiii, p. 7] заключает в себе мифологическую коннотацию брачного чертога для
мужчины-охотника и женского мифологического существа, Хозяйки желаемой дичи и
повелительницы опасных хищников, хотя сами заговоры, записанные позже, в конце XIX –
начале ХХ веков, могут уже адресоваться и золотому королю леса в паре с его щедрой
королевой.
Двустишие, скрепленное синтаксическим параллелизмом, встречается с
подстановкой вариативных синонимов. Существительные, обозначающие небесные светила,
использованы в падеже эисса и сопрягают с ними определенные деревья. Луна относится к
ели (лат. Picea), а солнце к сосне (лат. Pinea), что опирается на аллитерацию словесных пар:
kuusi   kuu, petäjä   päivä. Данные формульные строки представляются
исключительно
устойчивыми
при
отсутствии
словесных
совпадений
между
многочисленными вариантами заговоров. Они встречаются как в общепромысловых
заговорах на удачу охотника, так и в специальной группе заговоров при охоте на медведя.
Убийство самого опасного хищника северной тайги, медведя (который иногда выступает как
сам золотой лесной король), сопровождалось коллективным праздником, по-фински
именуемым “Karhunpeijaiset” или “Karhun vakka”, который бытовал в Саво вплоть до XIX
века. В варианте [SKVR_VI (2) 4822], записанном от Матти Вальякка из Мянтухаръю в
1858 году, Эго, отправляясь на охоту, похваляется своим красивым лицом и синими
ресницами перед торжественным описанием леса на пути к медвежьей берлоге:
40 Kuuna paistoi kuusen oksat,
Луной сияли ветки ели,
Päivänä petäjän oksat
Солнцем ветви сосенок,
Ohtosen pesän ovella.
У дверей берлоги Охтушки.
Два синонима, обозначающие сосну, использованы в варианте охотничьего
заговора, [SKVR_VI (2) 4826], который по сообщению 1858 года местного энтузиастасобирателя В. Лавониуса из Пуумалы, исполнялся дровосеками с лесопилки:
Kuuna paistoi kuusen oksat,
50 Hopiana hongan oksat,
Луной сияли ветки елей
50 Серебром ветки боровой сосны,
Päivänä petäjät[!] kerkät
Солнцем острия сосенок,
Miehen mennessä metälle
Как мужчины в лес собрались.
Вариант [SKVR_VI (2) 4829], записанный в 1890 году от 60-летнего Калле
Кяхяря из Кангасниеми, включает целый набор сравнений, основанных на эссивной
падежной модели:
Koirani keränä vieryi,
5 Itse lensin kyyhkyläisnä.
Мои псы вились клубками,
5 Сам я полетел голубком.
Minun mesälle mentyäin,
Mäin päälle päästyäni,
Korvesta kohottuani
Kuuna paistoi kuusen oksat,
10 Päivänä petäjän kelkit,
В лес на охоту отправляясь,
Добравшись на вершину горки,
Поднявшись из глубин чащобы,
Луной сияли ветви ели,
10 Солнышком острия сосенок,
Huavat oli hopia vöissä,
Осины были в серебряных поясах,
Koivut kulta kakkaleissa.
Березы в золотых сережках.
Инвентаризация словесной ткани заговоров калевальской метрики, которые
включают солярную символику, демонстрирует, что дословная устойчивость присуща
определенным комбинациям слов, а именно, таким синтагмам, как “kuu  kuumottaa” («луна
 сиять»), “kuu  kuusi” («луна»  «ель»). Они скреплены аллитерацией, которая
считается первичным просодическим фактором калевальской метрики наравне с
четырехударностью нерифмованных строк. Существенна также явная визуальная
стабильность словесного изображения. Таким образом, традиционная образность базируется
на выкристаллизовавшихся вербально воображаемых кинокадрах, предположительно
хранившихся в памяти рунопевцев и вербализующихся в ходе исполнения текста.
i
SKVR: Suomen Kansan vanhat runot, 1908-1948+1997 (33 books). Textual examples are refered by
number of the published variant, with page number.
SKVR XII (1) – Suomalaisen kirjallisuuden seuran toimituksia (SKST) 149, I. Pohjois-Pohjanmaan runot. /
Julkaissut Martti Haavio. Helsinki, 1934.
ii
SKVR I (4) – SKST 121,IV-1. Vienan läänin runot. / Toisinnot 1-822 {Loitsut}. Julkaissut A.R. Niemi.
H.:1919.
iii
iv
SKVR I (2) – SKSt 121,II. …Kalevalan-aineisia kertovaisia runoja. Toisinnot 701-1027. H.: 1917.
v
Siikala 2002: Siikala Anna-Leena. Mythic Images and Shamanism: A Perspective on Kalevala Poetry. FFC
Vol.CXXX.
vi
Harvilahti 1994: Harvilahti Lauri. The Ingrian Epic Poem and its Models // Songs beyond the Kalevala:
Transformations of Oral Poetry. Edited by A.-L. Siikala and S. Vakimo. Studia Fennica Folkloristica 2.
SKVR_I (1) – SKST 121, I. …Kalevala-aineiset kertovaiset runot. Toisinnot 1-700. H.: 1908.
vii
viii
SKVR VII (1) -- SKST 143, I. Raja- ja Pohjois-Karjalan runot. 1. Kalevala-aineiset kertovaiset runot.
Julkaissut A.R. Niemi. H.: 1929.
SKVR XIII (1) – SKST 150, I. Etelä-Karjalan runot. 1. Toisinnot 1-2692. Julkaissut Väinö Salminen. H.:
1936.
ix
SKVR IV (2) – SKST 140, II. Keski-Inkerin runot. 2. Toisinnot 1504-1272. Julkaissut Väinö Salminen. H.:
1926.
x
xi
SKVR XIII (3) – SKST 150, III. 3. Toisinnot 6442-10333. Julkaissut Väinö Salminen. H.: 1939.
SKVR VI (2) – SKST 142, II. Savon runot. 2. Loitsuja. Toisinnot 4011-6403. ….Julkaissut J. Lukkarinen.
H.: 1936.
xii
xiii
Foley 1995: Foley John Miles. The Singer of Tales in Performance. Bloomington and Indianopolis,
Indiana University.