Традиция

А.С. Волгина
Межкультурная коммуникация в переводе (на материале автопереводов И.Бродского)*
Поэтический перевод – одна из наиболее тонких и сложных форм межкультурной
коммуникации. В цепи «автор – произведение – читатель» появляется дополнительное звено
– «переводчик», что приводит к усложнению всей системы «литература» и зачастую
становится причиной смысловых сбоев. Посредник одновременно выступает в роли читателя
и соавтора, отправителя и получателя художественного текста. Автоперевод – еще более
сложный случай совмещения коммуникативных ролей. Прекрасным материалом такого рода
являются поэтические автопереводы И.Бродского.
Престижные литературные премии Великобритании и США, полученные этим поэтом
исключают какие бы то ни было сомнения в его языковой компетенции. Волею судьбы
Бродский достиг билингвизма. Он сам признавался в том, что необходимость выбрать для
творческого самовыражения какой-то один из двух ставших для него равнозначными языков
грозила бы утратой рассудка.
В случае автоперевода читателем и интерпретатором произведения выступает сам автор, что
практически исключает возможность непонимания текста переводчиком. Однако известно, что
автопереводы Бродского не были приняты многими англоязычными читателями и критиками.
Очевидно, произошел информационный сбой в канале межкультурной коммуникации. Чтобы
установить его место и возможные причины представим тексты Бродского в системе: системе:
Традиция
Автор
код
Произведение
код
Читатель
Реальность
Основную задачу автоперевода (как и художественного перевода вообще) можно
определить как попытку создания адекватного оригиналу текста, (С. 263) который был бы
способен вступить в системные связи с иноязычной реальностью и лингвопоэтической
традицией, а также со сформированным в их русле иноязычным читателем. Связь эта должна
осуществляться посредством нового кода – переводящего языка. В процессе автоперевода
формируется некая вторичная авторская личность: поэт должен воспринять собственное
произведение как читатель и затем перетранслировать его при помощи нового кода
*
Межкультурная коммуникация: Учебное пособие. Н. Новгород, 2001. С.262 - 267.
иноязычному читателю. Таким образом, в идеале система должна выглядеть следующим
образом:
Т
А
код
П
Т1
Ч
код
А1
код1
П1
код1
Ч1
Р
Р1
Рассмотрим последовательно основные компоненты системы: «читатель», «код»,
«произведение» и «автор», уделяя особое внимание проблемам, связанным с межкультурной
коммуникацией - взаимоотношениями оригинальной и переводной частей системы.
Разумеется, такое разделение в значительной степени условно и мы должны будем
постоянно учитывать все компоненты и их системные связи, выдвигая на первый план один
из них.
Проблема «читателя» здесь, видимо, должна решаться, в первую очередь, в связи со
специфическим взаимодействием автопереводных
англосаксонской
лингвопоэтической
традицией.
текстов Бродского с русской
Обзор
критической
литературы
и
и
количественный анализ метрики, строфики и рифмы Бродского позволяет сделать вывод о
том, что и на уровне прямых цитат, и на уровне аллюзий, и на уровне формальной
организации стиха лирика Бродского прочно связана с русской поэтической традицией.
Тонкие семантические связи с предшествующей поэзией, ассоциации, организующие ткань
стиха Бродского, требуют, если не рационального вскрытия, то глубокого вчувствования без этого понимание не состоится. Но уровень традиционных тем, мотивов, художественных
средств в произведениях Бродского практически полностью потерян для англоязычного
читателя. Воспроизведение того, что стоит за текстом, ни в коем случае не сводится к
подбору лексических соответствий. Полностью же перенести сложную структуру стиха в
пространство иностранного языка невозможно. К тому же ряд культурных представлений,
реализованных в русской поэтической традиции, вообще не свойствен носителям
англосаксонской ментальности.
Формальная сторона поэзии Бродского, даже точно воспроизведенная аналогичными
средствами английской просодии, не может быть адекватно воспринята англоязычной
аудиторией.
Тяготение
Бродского
к
строгой
метричности
принципиально
чуждо
англосаксонской поэтической традиции на современном ее этапе. Семантический ореол
метров в русской и английской просодии различен. Точные, преимущественно женские
рифмы Бродского не (С. 264) вписываются в картину англо-американской поэзии ХХ века, в
которой превалирует нерифмованный стих. На ее фоне рифмы Бродского, по свидетельству
англоязычных критиков, ассоциируются в сознании современных читателей с комической
или детской поэзией.
Проблема «кода» в связи с автопереводами И.Бродского возникает как проблема
взаимоотношений русского и английского языков в восприятии самого поэта. Бродский,
высоко оценивая способность английского языка точно и лаконично выражать мысли,
вынужден был констатировать его несостоятельность в изображении эмоций, тонких
душевных движений, в передаче эстетического и жизненного опыта, приобретенного в
рамках иной культуры. Бродский полагает, что английский уступает русскому и в гибкости
грамматической системы, и в разнообразии просодических средств. Английский язык входит
в художественный мир Иосифа Бродского как деталь и поэтологическая возможность,
открывающая инобытие русских текстов, но он не может стать организующим принципом
этого мира. В системе «автор – произведение – читатель», центром которой являются
стихотворения Бродского, английский язык не может заменить русский в функции кода,
поскольку в представлении самого поэта он не эквивалентен русскому как средство
эстетической коммуникации.
Рассмотрение проблемы «произведения» предполагает анализ ряда автопереводов
Бродского, выявление значимых трансформаций текста. И здесь исследователь неизбежно
приходит к неутешительному выводу: из всех аспектов, составляющих ткань русского
стихотворения
вполне
переводимым
оказался
лишь
заложенный
в
текстах
повествовательный элемент. Значения, скрытые в подтексте оригинала выводятся на
поверхность: английский текст становится своеобразным комментарием к русскому и, как ни
парадоксально, способствует его пониманию. Но в то же время «буквальный» перевод
нередко приводит к разрушению метафорического строя стихотворения, ибо в поэзии на
первый план выходит не прагматическое значение отдельных слов, а тонкие ассоциативные
связи между ними, коннотации. В этом отношении авторские метафоры оказываются в
несколько лучшем положении, нежели «метафоры языка», также широко используемые
Бродским и составляющие значимую часть образной структуры его поэтических
произведений. Так, в автопереводе стихотворения «То не Муза воды набирает в рот» (1980)
строки «И глазами по наволочке лицо/ растекается, как по сковороде яйцо..» переведены
практически дословно и, поскольку образ сугубо авторский, не теряют первоначального
смысла. Даже, возможно, в английском тексте острее чувствуется скрытая здесь метафора
слез: «The face spills its eyes all over the pillowcase» («лицо разливает свои глаза по
наволочке»). Но в переводе сравнение «like eggs in the frying pan» («как яйца на сковороде»)
выглядит необоснованным, поскольку у англоязычного читателя не может возникнуть
ассоциация, обусловленная внутренней формой русского (С. 265) языка («на сковороде
яйцо» – «глазунья» – «глаз»), а в английском понятия «fried eggs» («яичница») и «eye»
(«глаз») не связаны. Возникающая в третьей строфе стихотворения авторская метафора
поцелуя («точно рыба – воздух, сырой губой / я хватал что было тогда тобой») сохраняется в
переводе, но сравнение также разрушается: «like fish that gasps… my raw lip was catching…»
(«как рыба, которая тяжело дышит,…моя сырая губа хватала…») – фразеологизму «хватать
ртом воздух» не найден аналог, приемлемый в данном контексте.
При переводе Бродский сталкивается с проблемой, сформулированной им в эссе
«Меньше единицы»: «язык отказывается воспроизвести негативные реалии другой
культуры». Так, в автопереводе стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку…»
(1980) тюремное «кликуха» уступает место «nickname», звучащему, по выражению
В.Полухиной, «почти нежно», а «вороненый зрачок конвоя» (ср. «вороненая сталь», «черный
воронок») превращается в «третий глаз часовых» («the sentries’ third eye»), не вызывающий и
тени мысли о ночных арестах, одиночном заключении или расстреле без суда и следствия.
Убедившись в непереводимости реалий советского социума, возникающих в тексте и в
подтексте стихотворений, Бродский зачастую отказывается от попыток «пересоздать» свои
произведения в рамках другой культурной традиции. Даже когда подобный русскому
феномен может быть найден в англосаксонском мире, Бродский может пойти на
неэквивалентную замену реалии, в результате чего рождается новый смысл, а, быть может, и
бессмысленность.
Попытки сохранить метро-ритмический облик стихотворений провоцируют значимые
лексические трансформации текста, грамматические неточности, обрекают поэта на
многословие
(многосложный
характер
русского
словаря
позволяет
девяти
–
четырнадцатисложной строке остаться лаконичной, в то время как практически каждый
лишний слог в английском означает введение еще одной лексической единицы, что, в свою
очередь влияет на графический образ стихотворения – массив текста значительно
увеличивается). Очевидно, что когда поэт решается пренебречь формой, произведение в
целом выигрывает. Так произошло, например, с автопереводом стихотворения «Английские
каменные деревни…» (1977), где Бродский, вопреки обыкновению, пожертвовал рифмой.
Женская рифмовка сохранилась только в первом катрене. Точная рифма, нарушенная в
оригинале лишь единожды («молью – морю»), уступает место неточной («England - window»,
«fields - kings»), популярной в английской поэзии «рифме для глаз» («tiles - fills») и даже
ассонансу («suit - sea», «East - blows»).
Эта уступка английской просодии позволяет сохранить образность, коннотативный фон
и лаконичность оригинала. И все же Бродский часто предпочитает сохранить форму,
казалось бы, в ущерб содержанию – объяснение этому можно найти в его философии языка
(формальные аспекты для него (С. 266) гиперсемантичны). Однако отметим, что
акустический облик стихотворения, как ни парадоксально, в ряде случаев восстанавливается
достаточно точно, что свидетельствует об «абсолютном слухе» поэта. Так, например, в уже
упомянутом стихотворении «То не Муза воды набирает в рот…» Бродский создает
ощущение страстного, стремительного шепота при помощи инструментовки на з, с, ч, ш, ц
(«Горячей ли тебе под сукном шести / одеял в том садке, где – Господь прости -…»; «Я бы
заячьи уши пришил к лицу, / наглотался б в лесах за тебя свинцу…») и сохраняет принцип
инструментовки в автопереводе: «are you warm tonight under those six veils / in that basin of
yours whose strung bottom wails», «I would have hare’s ears sewn to my bold head». Для
Бродского точность перевода означает, в первую очередь, тщательное сохранение формы
русского стихотворения. Лишь в этом случае, по его мнению, перевод может быть адекватен
русскому оригиналу. Но это требование вступает в конфликт с выдвинутым самим же
Бродским принципом «не столько переводить, сколько воссоздавать для читателя
иноязычную литературу средствами отечественной языковой культуры». Ибо перенесенные
в иное культурное пространство, метр, ритм, принципы рифмовки также приобретают
характер реалий чужой культуры. Парадокс разрешается, если следовать рассуждениям
самого поэта. Автоперевод, по замыслу автора, не выполняет функцию самостоятельного
произведения: он лишь подталкивает англоязычного читателя к знакомству с исходным
текстом, направляет и облегчает восприятие, «вынуждает читателя ориентироваться» на
русский язык.
Если мы вновь соберем рассмотренные нами компоненты в единую систему, то
увидим, что она принципиально отличается от «идеальной» схемы межкультурной
коммуникации, приведенной в начале данного рассуждения об англоязычном творчестве
Бродского.
Автопереводы Бродского (П1) сохраняют многоуровневые связи с русскоязычной
традицией и реальностью, так и не став явлением англо-американской культуры.
Поэтические произведения Бродского даже в переводе фактически ориентированы на
русского читателя. Категория читателя выпадает из коммуникативной цепи: англоязычный
читатель не связан с традицией и реальностью оригинала, а русскоязычный, способный
увидеть культурную и реальную основу, не владеет кодом перевода. Следовательно, в любых
условиях автоперевод следует относить к категории «текстов на непонятных аудитории
языках» - это один из немногих примеров сообщений, транслируемых только по каналу «Я –
Я», которые были выделены Ю.М.Лотманом. Система как целое прекращает свое
существование.
Наиболее интересные, глубинные процессы происходят в подсистеме, связывающей
первичную (А) и вторичную (А1) авторскую личность, оригинальное произведение (П) и
автоперевод (П1).
Вторичная авторская личность, осознающая себя переводчиком и испытывающая
потребность «раствориться» в первичной (что также является (С. 267) частью авторской
установки), в то же время обеспечивает поэту позицию «остранения», возможность нового
взгляда на собственный текст. К тому же автоперевод являет собой некий прозаизированный
вариант оригинала (происходит вскрытие метафорического строя, возникает эффект
«комментария» к
оригиналу,
«пересказа
поэзии
прозой»).
Английский
язык
как
дополнительный код также способствует «прозаизации» - он, по мнению Бродского, самой
структурой своей предназначен для изложения, повествования, истолкования. Таким
образом, между автором и произведением образуется коммуникация двух типов:
непосредственная – эстетическая, и опосредованная автопереводом – интеллектуальная.
Удлинившаяся цепочка позволяет поэту рационально осмыслить, понять некогда созданное
им в интуитивном порыве. Однако это понимание так и остается замкнутым на самого
автора-переводчика.