К вопросу об аллитерации в английской прозе

(Для «ТЕТРАДЕЙ ПЕРЕВОДЧИКА» № 25)
ЛАНЧИКОВ В.К.
К ВОПРОСУ ОБ АЛЛИТЕРАЦИИ В АНГЛИЙСКОЙ ПРОЗЕ
Вопрос об уместности и способах передачи аллитерации при переводе англоязычной прозы не относится к кардинальным проблемам переводоведения.
Это тема настолько узкая, что, казалось бы, те немногочисленные исследования, которые ей посвящены, раскрывают её в полной мере и содержат исчерпывающие рекомендации.
Однако при более внимательном знакомстве с этими исследованиями обнаруживается целый ряд неясностей, неточностей и нечёткостей. Для их устранения необходимо ещё раз обратиться к этой теме, которая представляет не
только самостоятельный интерес, но и как часть более широкой проблемы – передача в переводе внутриязыковых значений.
В первую очередь следует уточнить ключевое понятие – аллитерация.
Складывается впечатление, что под этим термином в отечественной и англоязычной лингвистике понимается не совсем одно и то же. В отечественных источниках аллитерация чаще всего рассматривается как «симметрическое повторение однородных согласных звуков» в речевом потоке, которое противопоставляется ассонансу – «симметрическому повторению однородных гласных»
[1. С. 27]. Аллитерация, построенная на повторе согласной или групп согласных
в начале слов одного высказывания, в самостоятельную группу не выделяется.
Что касается англоязычной традиции, характерно определение слова “Alliteration” в словаре Вебстера: “The repetition usu. initially of a sound that is usu. a
consonant in two or more neighboring words or syllables (as wild and wooly, threatening throng)” [2. P. 56]. Показательно и определение этого термина в Оксфорд-
2
ском словаре английского языка: “The commencing of two or more words in close
connexion, with the same letter, or rather the same sound” [3].
Таким образом, аллитерацию в англоязычной лингвистической традиции
отличают:
1) преимущественно начальная позиция повторяемого звука в слове 1,
2) не столь жёсткое, как в отечественной лингвистике, разграничение аллитерации и ассонанса.
Подтверждением последнего может служить едва ли не самый распространённый пример аллитерации – строка из стихотворения английского поэта
XVIII в.Ч. Черчилля “The Prophecy of Famine”: “Apt Alliteration’s artful aid”. Не
менее показательно и название шутливого конкурса, объявленного американским публицистом и лингвистом У. Сафайром во время избирательной кампании в США в 2003 г.: “Agnew Annual Alliteration Awards”. Понятно, что с точки
зрения отечественной лингвистики оба приведённых случая – примеры не аллитерации, а ассонанса.
Из сказанного следует, что требует уточнения и часто встречающееся в
переводоведческих работах утверждение: «Русскому языку аллитерация, в целом, чужда» [5. c.137]. Идёт ли речь об аллитерации, как её понимает русская
стилистика, или об аллитерации в английском понимании? Если руководствоваться первой точкой зрения, то можно возразить, что аллитерация в русской
прозе не такая уж редкость: достаточно вспомнить многочисленные примеры
аллитерации, приводимые А. Белым в книге «Мастерство Гоголя» [6. C. 245253] («Строили крепость, перерезали дорогу запорожцам», «Обрывистый берег
Как напоминают практически все исследователи этого вопроса, аллитерация в английском языке
играет столь заметную роль потому, что имеет глубокие исторические корни: древнеанглийский аллитерационный стих. В. Жирмунский отмечал: «Из (…) четырёх ударений (германского стиха – В.Л.) три или по
крайней мере два соединены аллитерацией опорных согласных ударного слога, которые в большинстве случаев, по условиям германского ударения, являются начальными согласными слова» [4. C. 379]. Это обстоятельство (сочетание требований метрики с формальными особенностями акцентуации слова) и позволило
анафорической аллитерации занять в английском языке особое место.
1
3
оброс бурьяном» и др.), примеры аллитерации в прозе И.Бунина, отмеченные В.
Жирмунским [4. C. 582-583] («Последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба, – там, где гулко гоготали исполинские топки, пожиравшие груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным
потом и по пояс голыми людьми»).
Едва ли не единственное переводоведческое исследование, где говорится
о двух пониманиях термина «аллитерация» – известная статья Я.И. Рецкера
«Следует ли передавать аллитерацию в публицистических текстах». Рецкер
различает «аллитерацию в узком смысле (повтор начальной согласной)» и «в
широком смысле (повтор согласной в любом слоге рядом стоящих слов)» [7.
C.73]. В дальнейшем изложении Рецкер пользуется терминами соответственно
«узкая аллитерация» и «широкая аллитерация».
Поскольку эти обозначения, на наш взгляд, не отражают сути стоящих за
ними явлений, позволим себе уточнить терминологию Рецкера. Нам представляется, что применительно к прозе можно было бы говорить о собственно аллитерации (по Рецкеру – «широкая аллитерация»), разделяя её на нефиксированную (когда повторяющаяся согласная в словах аллитерационной цепочки занимает разные позиции) и фиксированную (когда позиция согласной в цепочке закреплена). В свою очередь, фиксированная может подразделяться в зависимости от позиции аллитерирующего звука в слове. При повторе начального звука
мы имеем дело с анафорической аллитерацией (по Рецкеру – «узкая аллитерация»). Возможны и другие виды фиксированной аллитерации – например, повтор согласных в ударном слоге: «Жутко тукнула в чуткой тьме колотушка»
(А. Белый, «Серебряный голубь»), но их классификация уведёт нас от перевода.
Итак, говоря об аллитерации в англоязычной прозе, переводоведы, если
судить по приводимым ими примерам, чаще всего имеют в виду анафорическую аллитерацию и анафорический ассонанс. Эти виды звуковых повторов
4
действительно не так характерны для русской прозы – хотя, заметим справедливости ради, и не вовсе ей чужды. Приведём лишь несколько случаев.
«Ракета! Рассыпалась розой, роем разноцветных родинок, рождая радостный рёв ротозеев. Колёса кружились, качели, коньки, юбки парусом, чулки, полоски тела над ними. Кто-то качает высоко верблюжью морду, как насос.
Все шарахаются разом, будто сам Климент XII пастырским помелом перегоняет паству с места на место». (М. Кузмин, «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо,
графа Калиостро»)
«Ареопаг охранителей московской культуры сбесился: шипели Шишкины; болтали Бельские; высмеивали Венкстерны; презирали Петровские; патетически ломал руки Лопатин; терроризировал терпкой гримасой меня Трубецкой; за нос хватался Анучин; лопотал Лейст и подшипывал Сушкин». (А. Белый, «На рубеже двух столетий»)
«Куда денется весь этот дворянский уют с его форелями, флёр
д’оранжами и французскими фразами!» (К.Чуковский, «Александр Блок как
человек и поэт»)
И всё же подобное употребление анафорической аллитерации в русском
языке воспринимается как индивидуальный, авторский приём, тогда как в английском языке есть основания говорить о её функционально-стилистической
принадлежности.
Из этого различия вытекает важное для перевода обстоятельство: разная
степень осознаваемости – и, как следствие, действенности – данного приёма в
английской и русской прозе. Если вспомнить примеры аллитерации из Словаря
Вебстера (wild and wooly, threatening throng), то, на взгляд русиста, совпадение
начальных согласных у двух рядом стоящих слов это ещё не показатель стилистического приёма – такое совпадение можно объяснить и простой случайностью. И.А. Кашкин, в целом порицавший стремление воспроизводить аллитерацию при переводе английских заголовков как проявление формализма [8. c.
5
487], переведя сборник афоризмов А. Бирса “Devil’s Dictionary”, передал это заглавие как «Словарь Сатаны», однако, как показывают наблюдения, мало кто из
читателей угадывает в таком переводе стилистический приём. Собственно, о
том же пишет Я.И.Рецкер: «В прозе она (аллитерация – В.Л.) просто не воспринимается. Спросите любого читателя «Известий», что поражает его в заголовке
статьи о футболе: «О классе, запасе и кассе» (…) Ответ неизменно гласит: рифма. Лишь немногие обратили внимание на троекратное повторение «с» (аллитерацию в широком смысле), но никто не заметил единоначатия: класс и касса»
[7. C. 75]2.
Тем интереснее проанализировать попытки переводчиков всё-таки передать английскую анафорическую аллитерацию. Хороший материал для такого
анализа дают переводы рассказов О.Генри, выполненные переводчиками кашкинской школы.
Случаи сохранения аллитерации в разбираемых переводах немногочисленны – чаще переводчики отказывались от её передачи.
There was clearly nothing left to do but flop down on the shabby little couch
and howl. So Della did. Which instigates the moral reflection that life is made up of
sobs, sniffles and smiles, with sniffles predominating. (“The Gift of the Magi”)
Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слёз, вздохов и улыбок,
причём вздохи преобладают. (Пер. Е. Калашниковой)
В «Опыте риторики» И. С. Рижского (1796) содержится следующая рекомендация: «Вития, зная из опыта,
что повторением одних или одной меры слогов, разве сие будет сделано также с особливым намерением,
нарушается словотечение, напротив сего, искусственное их в речи смешение услаждает слух, остережётся
стечения таких слов, которые или начинаются или оканчиваются одними слогами; например: производить
приятную пряность; или: твоими приветливыми словами и поступками»[9. C. 95]. Носитель английского
языка воспримет первый из приведённых примеров не иначе как намеренную аллитерацию.
2
6
This is the shop-girl smile, and I enjoin you to shun it unless you are well fortified with callosity of the heart, caramels and a congeniality for the capers of Cupid.
(“A Lickpenny Lover”)
О, эта улыбка продавщицы! Бегите от неё, если только охладевшая
кровь, коробка конфет и многолетний опыт не охраняют вас от стрел амура.
(Пер. Р. Гальпериной)
And when we come to consider Miss Carrington she is in the heyday of flattery, fame and fizz. (“The Rathskeller and the Rose”)
К моменту нашего рассказа мисс Кэррингтон купалась в славе, лести и
шампанском. (Пер. Н. Дехтеревой)
Случаи, когда аллитерация всё-таки воспроизводилась, редки, но даже
несмотря на это заметно, что передача приёма подчиняется определённым закономерностям. Прежде всего, это число аллитерируемых элементов: чем их
больше, тем насущнее потребность сохранить формальный приём, хотя бы и за
счёт допущения несущественных смысловых неточностей:
I pray you let the drama halt while Chorus stalks to the footlights and drops an
epicedian tear upon the fatness of Mr. Hoover. Tune the pipes to the tragedy of tallow, the bane of the bulk, the calamity of corpulence. (“The Skylight Room”)
Прошу вас, подождём, пока Хор подступит к рампе и прольёт траурную
слезу на комплекцию мистера Гувера. Трубы, возвестите о пагубности
ожирения, о проклятье полноты, о трагедии тучности. (Пер. В. Маянц)
Kid McGarry arose and put on his coat and hat. He was serious, shaven, sentimental, and spry. (“Little Speck in Garnered Fruit”)
7
Малыш Мак-Гарри надел пальто и шляпу. Он был серьёзен, строен,
сентиментален и сметлив. (Пер. Е. Калашниковой)
These unfortunate dry nurses of dogdom, the cur cuddlers, mongrel managers, Spitz stalkers, poodle pullers, Skye scrapers, dachshund danglers, terrier
trailers and Pomeranian pushers of the cliff-hanging Circes follow their charges
meekly. (“Ulysses and the Dogman”)
А эти несчастные слуги собачьего царства – эти дворецкие дворняжек,
лакеи левреток, бонны болонок, гувернантки грифонов, поводыри пуделей,
телохранители терьеров и таскатели такс, заворожённые высокогорными
Цирцеями, покорно плетутся за своими питомцами. (Пер. Т. Озерской)
Кроме того, как явствует из приведённых примеров, аллитерация в переводе часто сопровождается ассонансом, в результате чего повторяется не только
начальная согласная, но целый слог. Сцепление элементов становится более
прочным, выдвижение более отчётливым, преднамеренность более очевидной.
Этот эффект усиливается синтаксическим единообразием аллитерируемых элементов: они представляют собой ряды однородных членов (слов или образованных по одной модели словосочетаний). Переводчики стараются яснее выявить основной экспрессивных механизм аллитерации – ритм. Это особенно
заметно в следующем примере, где в качестве ритмообразующих элементов в
переводе выступают уже не начальные согласные, как в оригинале, а целые
слова.
And yet there are people who spend hours fixing their faces – to what end?
Looking handsome. Oh, what a mistake! It’s the larynx that the beauty doctors ought
to work on. It’s more words than warts, talk more than talcum, palaver more than
8
powder, blarney more than bloom that counts – the phonograph instead of the photograph. (“Next to Reading Matter”)
А ведь есть люди, которые по целым часам ухаживают за своим лицом –
а всё зачем? Чтобы быть красивым. Какое заблуждение! Голосовые связки –
вот над чем надо трудиться врачам-косметологам! Звук голоса важнее, чем
цвет лица, полоскания полезнее притираний, блеск остроумия сильнее
блеска глаз, бархатный тембр приятнее, чем бархатный румянец, и никакой
фотограф не заменит фонографа. (Пер. Е. Калашниковой)
Такой подход к решению задачи в общих чертах соответствует рекомендации Я.И. Рецкера: «… Только экспрессивное (а не функциональностилистическое) использование аллитерации должно передаваться в переводе,
причём в тех случаях, когда экспрессивная функция аллитерации поддерживается всем контекстом» [7. C. 77].
Однако в связи с этой рекомендацией возникает новый вопрос: какое
функционально-стилистическое использование имеется в виду? В цитируемой
статье прямого ответа на этот вопрос нет – правда, косвенное указание на
функциональный стиль содержится в её заглавии («Следует ли передавать аллитерацию в публицистическом переводе?»), но при анализе привлекаются
примеры и из художественной литературы.
Эта неясность позволяет выявить в вопросе о передаче анафорической
аллитерации ещё один аспект: связь способа воспроизведения этого приёма с
его функционально-стилистической характеристикой.
Выше уже отмечались два коренных свойства анафорической аллитерации, которые обеспечили ей заметное место в ряду действенных стилистических приёмов: потенциал ритмообразования и прочное сцепление аллитерируемых единиц. Эти свойства придают высказыванию или аллитерируемой группе
слов цельность, некоторую смысловую автономию, формальную завершён-
9
ность, производящую впечатление завершённости смысловой. Именно поэтому,
как неоднократно отмечалось, аллитерацию присутствует во многих английских устойчивых сочетаниях: фразеологизмах, пословицах, поговорках и т.п.
Она обеспечивает связность, хотя подчас эта связность достигается при помощи
сведения вместе единиц, сходных лишь по формальному признаку (единоначатие), но с точки зрения семантики выбранных произвольно. Можно ли рассматривать сыр и мел как сущности с ярко выраженными противоположными свойствами (“as different as chalk from cheese”)? Чем гвоздь в двери отличается от
просто гвоздя (“dead as a doornail”)? Едва ли не самый наглядный пример формальной связности при отсутствии связности смысловой – английская пословица: “Lovers live by love as larks live by leeks”. (Составитель словаря английских
пословиц Дж. Эпперсон сопроводил её таким комментарием: “Desire for alliteration seems to be the only explanation of this absurd comparison” [10. P.387].)
Способность достигать формальной связности и выразительности даже за
счёт семантики способствовала распространению анафорической аллитерации в
тех речевых сферах, где экспрессивная функция выступает на первый план и
становится в один ряд с коммуникативной (если придерживаться терминологии
Р. Якобсона) – в газетной публицистике, ораторских выступлениях, рекламе.
Здесь анафорическая аллитерация – в силу упомянутого свойства – может использоваться даже как демагогический приём, что отчасти повлияло на отношение к ней: вспомним раздражённую реплику Б. Дизраэли, обращённую к
члену парламента, который в выступлении употребил сочетание “family
franchises”: “Alliteration tickles the ear and is a very popular form of language
among the savages, but it is not an argument in legislation”[Цит. по:11. P. 14].
Сходное отношение заметно и в высказывании Т. Макколея: “Taxation no
Tyranny (...) was (...) nothing but a jingling alliteration which he ought to have
despised” [Цит. по: 3]. (Имеется в виду фраза американского политического дея-
10
теля Дж. Отиса, ставшая лозунгом Американской революции: “Taxation without
representation is tyranny”.)
Тем не менее анафорическая аллитерация по-прежнему остаётся распространённым приёмом в указанных выше речевых сферах, что даёт основания
говорить о её функционально-стилистической окрашенности.
В связи с этим обратим внимание на то обстоятельство, что аллитерация в
рассказах О. Генри часто присутствует в тех местах, которые выделяются пародийно-приподнятой тональностью, присущей ораторской риторике или стилю
газетных передовиц. Это наводит на мысль, что рассматриваемый приём используется автором именно как стилистически маркированный. В сущности, мы
имеем дело с пародийным обыгрыванием приёма, и отказаться от воспроизведения его функционально-стилистического признака значило бы не совсем точно передать стилистический замысел автора3. Сохранение анафорической аллитерации в переводе (см. приведённые примеры) позволяет воссоздать экспрессивность высказывания, но эта экспрессивность отличается от присутствующей
в оригинале качественно: ораторско-журналистский пафос подменяется поэтической орнаментальностью (см. примеры анафорической аллитерации в прозе
М. Кузмина и А. Белого), пусть даже и с юмористическим заданием.
Сама по себе анафорическая аллитерация средством достижения комического эффекта не бывает. Иногда она выступает как своего рода стилистический повод для зевгмы – как в примере из рассказа “A Lickpenny Lover” или в
опять-таки заимствованном из рассказа О. Генри высказывании: “In Texas discourse is seldom continuous. You may fill in a mile, a meal, a murder between your
Сходное обыгрывание функционально-стилистической окрашенности анафорической аллитерации встречается в романе Т. Шарпа “Vintage Stuff”. Один из героев, путешествуя с семьёй по Франции, попадает в
аварию на лесной дороге и разбивает только что купленный автомобиль. “Mr Blowther, convinced that the
fallen branch had caused the catastrophy, was particularly vehement about fornicating French foresters and flaming fir-trees (…) ‘It’ll take ten years to buy another Jag. You don’t think that crumpled conglomeration of
craftsmanship was covered. All we had was a third-party insurance, and for your beastly benefit, the only third
party is that fractured flipping fir-tree!’”
3
11
paragraphs without detriment to the conversation that had begun ten miles away.” (В
переводе М. Урнова: «В Техасе разговоры редко бывают связными. Между
двумя фразами можно проехать милю, пообедать, совершить убийство, и всё
это без ущерба для развиваемого тезиса»). В прочих же случаях комический
эффект обусловлен не самим приёмом, а именно контрастом между его функционально-стилистическим признаком и обыденностью обстановки или анекдотичностью обстоятельств.
Таким образом, утверждение И.Я Рецкера о том, что переводчик не должен передавать функционально-стилистическую окраску анафорической аллитерации, справедливо лишь для тех случаев, когда рассматриваемый приём употребляется в обычной для него среде. В среде же иностилевой утрата этой
окраски приведёт к искажению авторской стилистики.
На основании приведённых примеров и наблюдений попытаемся уточнить общие принципы передачи анафорической аллитерации при переводе англоязычной прозы, сформулированные Я.И. Рецкером, Л.С. Бархударовым и
другими переводоведами.
Как уже отмечалось, аллитерация – это стилистический приём, экспрессивность которого обусловлена ритмизацией звукового состава высказывания.
Следовательно, наиболее близким эквивалентом этого приёма – как с формальной, так и с функциональной точки зрения – будут экспрессивные средства, в
основе которых также лежит ритм. Этот ритм может создаваться повтором элементов разных языковых уровней – акцентуации, звукового состава (замена
анафорической аллитерации другими её видами, включая рифму), морфем,
слов, словосочетаний и др. Возможно и сохранение анафорической аллитерации – но в такой форме, в которой преднамеренность приёма будет очевидна.
Для этого анафорическая аллитерация может поддерживаться ассонансами, нефиксированной аллитерацией, удлинением цепочки аллитерируемых единиц и
пр.
12
Пожалуй, наиболее действенным будет комплексное использование перечисленных средств в различных комбинациях. Вот несколько возможных решений.
1. Во время президентской кампании в США в 1952 г. кандидат от Демократической партии Э. Стивенсон, обличая политику республиканцев, заявил:
“Each of the following words will appear at least once: crime, corruption and cronies; bossism, blundering and bungling.”
Возможен, на наш взгляд, следующий вариант перевода аллитерированной цепочки: «Преступность, продажность, протекция, произвол, просчёты и промахи».
Анафорическая аллитерация сохранена, однако в переводе она строится
на повторе одного сочетания согласных во всей цепочке, которая разделяется на
две ритмических группы словами с дактилическим окончанием («протекция»,
«промахи»). Чтобы достичь полного подобия структур заключительных слов,
перед последним словом вводится союз «и».
2. Иное решение можно предложить для перевода высказывания из публицистического трактата английского богослова У. Пенна “No Cross, No Crown”
(1669): “No pain, no palm; no thorns, no throne; no gall, no glory; no cross, no
crown.” – «Без терний нет лавров; без стона нет престола; без мытарства
нет царства; без креста нет венца».
В данном случае решение отчасти определяется тем, что аллитерация носит фольклорно-пословичный оттенок, заданный синтаксической структурой
(ср. пословицу “No pains, no gains”). Учёт этого обстоятельства облегчает задачу выбора лексики при переводе, т.к. для русских пословиц характерно использование приблизительных созвучий, рифмоидов («Без денег в город, сам себе
ворог», «Церковь не в брёвнах, а в рёбрах» и пр.) Ритмизация звукового состава
высказывания происходит путём замены анафорической аллитерации рифмами
13
и рифмоидами. В качестве ритмообразующих средств выступают также акцентуация и синтаксический параллелизм.
3. Одним из самых эффектных пассажей, построенных на аллитерации, в
истории американской риторики считается фраза президента У. Гардинга, произнесённая во время избирательной кампании 1920 г.: “America's present need is
not heroics but healing, not nostrums but normalcy, not revolution but restoration,
not agitation but adjustment, not surgery but serenity, not the dramatic but dispassionate, not experiment but equipoise, not submergence in internationality but
sustainment in triumphant nationality”.
Для решения этой задачи придётся задействовать самые разные средства
ритмообразования на нескольких языковых уровнях одновременно: «Америке
сегодня нужны не воители, а целители, не сомнительные рецепты, а
несомненное здоровье, не революция, а реставрация, не геройство, а
обустройство, не радикальные преобразования, а спокойное существование,
не страстность, а беспристрастность, не социальные эксперименты, а
социальная гармония, не самозабвенное увлечение делами других стран, а
забота о процветании своей собственной».
ЛИТЕРАТУРА
1. Лингвистический энциклопедический словарь./Гл. ред. В.Н. Ярцева. –
М.: Советская энциклопедия, 1990.
2. Webster’s Third New International Dictionary of the English Language. –
G.& C. Merriam Co., 1971. – Vol. 1.
3. Oxford English Dictionary on CD-ROM, Version 1.02. – Oxford University
Press, 1992.
4. Жирмунский В. М. Теория стиха. – Л.: Советский писатель, 1975.
14
5. Бархударов Л.С. Язык и перевод. – М.: Международные отношения,
1975.
6. Белый А. Мастерство Гоголя. – М.: МАЛП, 1996.
7. Рецкер Я. И. Следует ли передавать аллитерацию в публицистическом
переводе? //Тетради переводчика. Вып. 3. – М.: Международные отношения,
1966.
8. Кашкин И.А. Для читателя-современника. – М.: Советский писатель,
1977.
9. Русская риторика. Хрестоматия. / Авт.-сост. Граудина Л.К. – М.: Просвещение, 1996.
10. Apperson G.L. The Wordsworth Dictionary of Proverbs. – Wordsworth
Editions Ltd., Hertfordshire, 1993.
11. Safire, W. Safire’s Political Dictionary. – Random House, New York,
1978.