Колесов В

Колесов В. В.
Звукопись в “Слове”
ЗВУКОПИСЬ В “СЛОВЕ” — худ. прием, при котором звуковая форма слов усиливает их
эстетич. воздействие. З. как поэтич. средство уст. произведения стала основой системной
организации словесного и образного материала в С. и проявляется в аллитерации, анафоре,
ассонансе, звукоподражании (ономатопея), метатезе, ритмике, символе, ударении, эвфонии, и пр.
В ясно осознаваемом “звучании” С. — “тайна целостности” произведения: С. “полно звуков, как
никакое другое произведение мировой литературы” (В.Ф.Ржига). Это стало причиной мн.
искажений текста при его переписке — он был осужден на это “самой своей фоникой”
(Л.А.Булаховский).
“Мастерство автора живописать звуками” (Б.А.Ларин) отражает свойственное уст. поэзии
стремление соединить отдельные фрагменты текста в цельное произведение и адекватно передать
его при исполнении (см. Диалог). “Стихия устной речи” связана в С. с уст. формами поэзии и с
ораторским искусством одновременно, что и приводило к совмещению чисто риторич. приемов с
поэтикой нар. творчества, отраженного в живом слове. Как и цвет, звук в С. выполняет композиц.,
худ. и содержательно-смысловую функции. “Древняя русская литература чаще раскрывает, чем
описывает” (Лихачев. “Слово” и культура. С. 29), с помощью словесных средств возникает
“внесловесное” выражение поэтич. образов, картинность описания и неразгаданная ритмичность
С.
По-видимому, в С. еще нет ни аллитерации, ни ассонанса в классич. их проявлении; из сотни
примеров З., представленных С. (в сочетаниях от двух слов до целых фраз), нет ни одного, в
котором звуковой эффект был бы не связан со слогом в целом; он выражается в совместном
повторении соответств. согласных и гласных, совмещением ассонанса и аллитерации (напр.,
зубные согласные соединяются с непередними гласными — как и губные согласные, а свистящие
и шипящие — с передними). Эта особенность фоники С. была замечена еще до открытия
фонологами слогового принципа древнеслав. фонетики (включенность согласного и гласного в
общий по определенным признакам слог), первоначально в виде наивных высказываний
А.И.Смирнова о том, что в С. “оканье” возможно лишь после губных согласных (“потопташа
поганые полки”, “створисте” и пр.). А.М.Лукьяненко говорил о том, что аллитерация в С. всегда
встречается “только в созвучиях” (“пороси поля покрывают”, “се ли створисте моей сребреней
сђдинђ” и пр. — указ. выше сочетание свистящих с гласными переднего ряда). Нарушений
слоговой З. не происходит и в случае групп согласных, допускаются только возможные в
древнеслав. яз. сочетания, но также эвфонически организованные (“свистъ звђринъ въста...” для св
— зв и ст; “стругы” — “растре”, и пр.); ту же функцию несут и чередования полногласных /
неполногласных слогов с плавными р, л (ср.: “страны ради, гради весели”). Совмещение
аллитерации с ассонансом на уровне слога как нельзя лучше передает основной мотив
произведения — смешение “звука” и “шума” (гласного и согласного) и подтверждается явлениями
гаплологии (опущение одного из двух непосредств. следующих друг за другом одинаковых
слогов) и диттографии (стяжение или расширение текста также на уровне слога).
З. С. исследователями XIX в. была замечена не сразу: из общей поэтики ритма, тропов и
стилистич. рядов стали выявляться как частные проявления З., так и общее отличие З. от др.
поэтич. средств С. Классификация признаков и элементов З. ведется в зависимости от целей
исследования: текста (П.П.Вяземский), фоники (Булаховский), акцента и ритмики (В.В.Колесов),
поэтики (А.Ю.Чернов), семантики (Т.М.Николаева) и пр. Семантика может в принципе включать в
себя все предыдущие классификации, поскольку семантич. организация текста формально
обслуживается звуковой его организацией. “Иерархическая модель усложнения” (в представлении
Николаевой) дает звуковые последовательности в виде инициалей, которые и открыты были
раньше всего (аллитерация типа “потопташа поганыя полкы половецькыя...”, см. также анафора,
анэпифора), затем в виде тем (т.е. тематич. осмыслением З. — аллитераций, главным образом
сонантов), фуг (движение по тексту некоторой совокупности звуков, гл. образом аллитерац. п, р, т
— к, п, т) и анаграмм. Классификация удачна указанием перехода от самого поверхностного
уровня сопряжения семантич. и звуковой систем — до наиболее шифрованного с семантич. точки
зрения. О том же говорил и Е.А.Ляцкий: для С. характерна “звуковая поэтизация стиля”, при
которой “образующая сила стиха направлялась на вызов созвучия”, совр. исследователи
предпочитают говорить не о поэтич., а о семантич. основах звукотехники С.
Лит.: Вяземский П.П. Слово о полку Игореве: Исследование о вариантах. СПб., 1877; Смирнов.
О Слове. II. с. 233; Ржига В.Ф. Гармонія мови “Слова о полку Игореве” // Україна. 1927. Кн. 4. с.
24—34; Лукьяненко А.М. “Слово о полку Игореве” со стороны стиля и языка // Учен. зап. Саратов.
пед. ин-та. Саратов, 1938. Вып. 3. Тр. ф-та яз. и лит-ры. с. 246; Ляцкий Е.А. Звукопись в стиховом
тексте Слова о полку Игореве // Slavia. Praha, 1938. Roč. 16. Seš. 1. s 50—78; Соколов Ю. “Слово о
полку Игореве” и народное творчество // Лит. критик. 1938. № 5. c. 84—93; Булаховский Л.А. О
первоначальном тексте “Слова о полку Игореве” // ИОЛЯ. 1952. Т. 9, вып. 5. с. 439—449; Wollman
SI. Slovo o pluku Igorove jako umělecké dílo. Praha, 1958. s. 81, 82, 108, 109; Ларин Б.А. Лекции по
истории русского литературного языка. М., 1975. с. 163—164; Колесов В.В. Ритмика “Слова о
полку Игореве”: (к вопросу о реконструкции) // ТОДРЛ. 1983. Т. 37. с. 14—24; Чернов А. 1)
Вслушаемся в “Слово о полку Игореве” // ЛО. 1985. № 9. с. 8—10; 2) Поэтическая полисемия и
сфрагида автора в “Слове о полку Игореве” // Исследования “Слова”. с. 270—279; Николаева Т.М.
Функционально-смысловая структура антитез и повторов в “Слове о полку Игореве” // Слово. Сб
— 1988. с. 120—124.
Энциклопедия “Слова о полку Игореве”. В 5 т. Т. 2. Г—И. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995, с.
218—220.
http://feb-web.ru/feb/slovenc/es/es2/es2-2181.htm