Ковентри

КОВЕНТРИ или как мог быть прожит один вечер Уинстона Черчилля.
Действующие лица:
Уинни (Уинстон Черчилль).
Эрни.
Джон.
Мэри..
Сэм.
Место действия: гостиная в квартире Черчилля.
Время: 14 ноября 1940 года. Вечер.
На сцене Мэри. Входит Уинни в котелке и пальто. Берет трубку телефона. Разговаривая,
постепенно снимает котелок, пальто, шарф. Мэри терпеливо ждет.
У и н н и. Торнби 18–23. Это я…да…да…да… Нет, сразу… Жду.
Вешает трубку, молчит.
У и н н и. Мэри, накройте стол на три персоны.
М э р и. Здесь?
У и н н и. Здесь.
М э р и. Почему не в столовой?
У и н н и. Потому что это — гостиная. А я жду гостей.
М э р и. Вы ждете двух гостей?
У и н н и. Как вы догадались?
М э р и. Потому что вы приказали накрыть на три персоны.
У и н н и. Мэри, у вас аналитический ум. Что сегодня на ужин?
М э р и. Ветчина с горошком.
У и н н и. Из консервов?
М э р и. Да, сэр. Я хотела приготовить пудинг, но полдня не было света. А повар…
У и н н и. Клемми звонила?
М э р и. Ваша супруга Клементина звонила один раз.
У и н н и. Так что повар?
М э р и. Повар сказал, что я сую нос не в свои дела. А я не сую нос не в свои дела!
У и н н и. А я сую.
М э р и. Зачем?
У и н н и. Такая работа.
М э р и. Мне кажется, джентльмен не должен так поступать.
У и н н и. Джентльмен вообще не должен работать. Когда-то считалось, что единственное достойное
занятие для джентльмена — это война. Поэтому меня отдали в кавалерийскую школу. Сегодня я жду
двух гостей. Двух школьных товарищей. С одним я не виделся сорок с лишним лет. Мы расстались во
время войны с бурами. Вы о ней и не слыхали.
М э р и. Нет, нам говорили о ней в школе. Это была война в Африке. Буры — это голландцы.
У и н н и. Голландцы воюют с англичанами, это бывает. Но почему в Африке?
М э р и. Я не поняла.
У и н н и. И никто не понимал. Нас тогда здорово ругали в мире, называли агрессором. А потом
пришла новая война в четырнадцатом году, и та война показалась такой уютной, домашней. И сейчас
идет война…Мэри, мы воюем каждые двадцать лет. Почему?
М э р и. Мужчины всегда дерутся, они так устроены.
У и н н и. Да, мужчины должны драться. Но, к сожалению, дерутся не мужчины, а государства.
У моего друга длинное имя, но все звали его Эрни. Мы виделись в последний раз, вы подумайте, в
прошлом веке! Я боюсь не узнать его. Сделаем так: когда он позвонит, вы впустите его — и сразу ко
мне, предупредить, что это он, пока он не вошел.
М э р и. А как же я его узнаю?
У и н н и. Вы его узнаете. Когда вы повернетесь, он хлопнет вас ниже поясницы.
М э р и. Как!
У и н н и. В школе у него было прозвище — «Задница». Он не пропускал на улице ни одной девчонки,
не шлепнув ее. Это было приветствие.
М э р и. Но, сэр!
У и н н и. Понимаете, рука сама это проделывала, он ничего не мог поделать. Когда, после ранения,
в госпитале, он лежал перебинтованный и почти неподвижный, он все равно шлепал всех санитарок
подряд. Я спросил его: «Эрни, зачем ты это делаешь?». А он ответил: «Уинни, я, может, только из-за
этого и выжил». (Звонит колокольчик.) Это он. В прошлый раз он был худой и волосатый. Но сегодня,
думаю, ни того, ни другого.
Мэри уходит. Через некоторое время возвращается смущенная.
.
М э р и. Сэр…
У и н н и. Он вас обидел?
М э р и. Нет, сэр. Я просто удивилась, что у вас такой друг.
Входит пожилой, потертого вида мужчина, небритый, похожий на бродягу.
.
Э р н и. Да, Уинни, это я, Эрни Задница. Ты здорово напугал девочку моим прозвищем. Она пятилась
от меня до лестницы, боясь повернуться спиной. Ты ей меня так и не представил?
У и н н и. Ты же знаешь, я никогда не мог запомнить тво полное имя. Впрочем... Мисс Уошби,
позвольтеѐ представить: Эрнест Портер…
Э р н и. Брось, Уинни. Оно длиннее, чем у породистого жеребца. Я сам его не помню. Для вас, мисс,
я просто Эрни Задница.
М э р и. Задница — неподходящее имя для джентльмена.
Э р н и. Я не джентльмен.
М э р и. Вы подъехали на карете с гербом.
Э р н и. Меня просто подвезли из жалости. Посмотрите на меня, мисс. Вы знаете, где я провел эту
ночь?
У и н н и. Не верьте, Мэри, он скромничает. Есть и фамильный замок, и карета с гербом.
Э р н и. В замке давно госпиталь, карета продана киностудии. И вообще, я уже тридцать лет не живу
в Лондоне. А вот ваш хозяин — джентльмен. Настоящий. Даже если его раздеть. Породу не спрячешь.
Вы знаете, сколько мы с ним не виделись?
М э р и (накрывая на стол). Знаю. С прошлого века.
Э р н и. Вот именно. С прошлого века. А в детстве меня звали Сурком, потому что я любил поспать.
Сурок это такой зверь из породы грызунов.
М э р и. Да, я знаю. У нас рядом с городом были поля, и там водились сурки. А потом их не стало.
Э р н и. Почему?
М э р и. Когда через город прошла железная дорога, ястребы переловили всех сурков. Они сидели на
столбах и ждали, когда пройдет поезд. Сурки от стука колес выбегали из норок и ястребы их хватали.
А потом и ястребы исчезли.
Э р н и. Это и есть прогресс... Мы ждем еще кого-то?
У и н н и. Отца Джона.
Э р н и. Ты пригласил на ужин пастора?
У и н н и. Это Джон Маклейн.
Э р н и. Джон Маклейн, «Падре»? Он все-таки стал священником.
У и н н и. Ты не знал?
Э р н и. Давно?
У и н н и. Уже четверть века.
Э р н и. Стало быть, во время войны.
Звонит колокольчик. Мэри уходит и возвращается. За ней входит мужчина в облачении пастора.
Эрни стоит отвернувшись.
Д ж о н. Привет, Уинни.
У и н н и. Ты прямо со службы?
Д ж о н. Нет, просто не переодеваюсь. Я теперь один, отец Александр служит в госпитале. Работаю
день и ночь. (Эрни поворачивается и подходит к ним. Джон смотрит удивленно то на одного, то на
другого.) Мы знакомы?
Э р н и. И очень давно. Как выражается мисс Уошби, с прошлого века. Ну, Падре, протри глаза!
Д ж о н. Господи, да это ж Эрни! Что ты здесь делаешь?
Э р н и. А ты?
Д ж о н. Уинни, по какому случаю сбор?
У и н н и. Потом, все потом. Господа курсанты Сэндхерстской школы, прошу за стол.
Джон произносит молитву, все садятся.
У и н н и. Джон, тебе коньяку?
Д ж о н. Да, немного.
У и н н и. А тебе, конечно, виски?
Э р н и. Да уж, конечно!
Д ж о н. Я помню, что ты родился в ноябре. Неужели сегодня?
У и н н и. Нет.
Д ж о н. Нас зачислили в школу в августе девяносто восьмого. Сентябрь, октябрь, ноябрь... Эрни, ты
не помнишь, что случилось четырнадцатого ноября?
Э р н и. Помню. Мы впервые посетили, ...мисс, закройте уши. Мы посетили впервые местный
публичный дом.
Д ж о н. Эрни!
Э р н и. Увы, Падре, увы!
Д ж о н. Ты все-таки задница!
Э р н и. Возможно. Но я не отрекаюсь от своего славного прошлого, как некоторые!
У и н н и. Джон, успокойся. В Сэндхерсте не было публичного дома. Просто сегодня у меня выдался
свободный вечер. И у отца Джона, как я случайно узнал, тоже.
Д ж о н. Мне как раз сегодня прислали на помощь стажера из семинарии.
У и н н и. И Эрни тоже сегодня оказался свободен.
Э р н и. Впервые за семь месяцев.
У и н н и. Разве это не повод собраться? Выпьем за встречу.
Хором стоя.
Виват королева,
виват кавалерия,
виват Сэндхерст, виват!
Садятся.
Э р н и. Хороший виски. И коньяк. Откуда в такое время?
У и н н и. У меня глубокие подвалы.
Д ж о н. Королевские подвалы еще глубже. Но в трудные времена король должен пить то, что пьет
его народ.
У и н н и. А народ должен пить то, что пьет его премьер-министр!
Э р н и. В этом ты весь. Ты никогда не меняешь привычек.
У и н н и. Мои привычки мне нравятся.
Д ж о н. Но разве премьер-министр не должен разделять тяготы своего народа?
У и н н и. А народ может разделить тяготы своего премьер-министра? Что он о них знает? И вообще,
не в этом дело. Мы — народ, живущий на острове. Нам нужна точка опоры как никому. Знак
стабильности, константа, символ незыблемости. Вы можете себе представить, например, что
королева Виктория явилась народу без своей знаменитой шляпы? Или, что замолчал Биг Бен?
Мир сошел с ума. Но каждый англичанин знает: что бы ни случилось, Уинстон Черчилль во столько-то
просыпается, во столько-то завтракает, во столько-то принимает ванну, во столько-то засыпает после
обеда и спит ровно час, даже если небо над Лондоном раскалывается от бомб. А раз это так, значит,
можно жить, и есть что-то незыблемое в этом мире, в этом безумном мире!
Д ж о н. Браво, Уинни! Я, пожалуй, вставлю это в свою проповедь.
Все молча едят
.
Э р н и. Как ты нашел меня, Уинни? Я понимаю, ты не можешь сказать все, но... это не было игрой
случая?
У и н н и. Это не было игрой случая.
Э р н и. А то, что я оказался в Лондоне?
У и н н и. Потом, Эрни. А не сыграть ли нам в шахматы, господа?
Э р н и. Только если Джон будет играть черными, белыми он всегда выигрывал.
Д ж о н. Я и черными выигрывал.
У и н н и. Даже у меня.
Расставляют фигуры, начинают играть
.
Д ж о н. Да, кстати, Уинни, ты ведь плохой игрок, но умудрялся иногда выигрывать.
У и н н и. Это почему я плохой игрок?
Д ж о н. Тебя подводила самоуверенность. Ты ломился вперед, не обращая внимания на противника.
У и н н и. А за счет чего я выигрывал?
Э р н и. Брал нахальством, как всегда.
У и н н и. Нет, у меня была тактика.
Э р н и. Ха-ха! Шахматный тактик, Капабланка!
У и н н и. Я не разбирался в тактике шахмат, но я разбирался в людях. У тебя, Джон, я редко
выигрывал, а вот у Эрни. ..
Э р н и. Эрни тебя просто жалел!
У и н н и. Жалел? Да ты готов был убить меня каждый раз.
Э р н и. Потому что ты нечестно выигрывал, неблагородно.
Д ж о н. В игре каждый хочет перехитрить, на то она и игра.
Э р н и. Он выигрывал как-то не так, не как все.
У и н н и. Жертва, друзья мои! Жертва помогала мне, великая сила жертвы.
Д ж о н. Ну что ТЫ можешь знать о жертве!
У и н н и. Это ТЫ надо понимать, очевидно, так: ты политик, стало быть, человек без чести, без
принципов, без морали, чье ремесло лгать?
Э р н и. И обманывать в шахматах!
Д ж о н. В моем приходе есть квартал, где живут ирландские прачки, бедный, почти нищий, пьяный
квартал. Я иногда исповедую этих прачек. Ну что, как всегда — зависть, интриги, ненависть к тем, у
кого богатые клиенты. Даже на исповеди у них горят глаза и сжимаются кулаки.
Недавно я был на заседании парламента. В кулуарах наблюдал за нашими депутатами — так же горят
глаза и сжимаются кулаки. По-моему, у политика такая же грязная работа, как у прачки.
Э р н и. У прачки работа почище.
У и н н и. Да, политику приходится иногда вести себя по-женски, менять взгляды, менять партию,
составлять блоки за кого-то или против кого-то, короче, интриговать. Но ради чего мы это делаем?
Э р н и. Мы уклонились от шахмат. В чем состояла твоя жертва?
Д ж о н. Мне кажется, слово ЖЕРТВА здесь совсем неуместно.
У и н н и. Согласен, но так говорят. Да, я был плохой игрок. Но я хотел побеждать и побеждать
быстро. Однажды на уроке по военной тактике я услышал такую фразу: «Все великие полководцы
умели жертвовать малым ради большой победы, многие сражения выигрывались за счет жертвы,
которую не разгадал противник».
Я взял учебник по теории шахмат и стал изучать партии. Длинных я не разбирал, так, ходов на семь–
восемь. Я выучил все партии, где мат достигался за счет жертвы тяжелой фигуры. Когда играешь с
противником, который считает тебя слабее, он обязательно решит, что ты зевнул фигуру, и
обязательно попадется. Ты, Эрни, всегда попадался.
Э р н и. А на шахматы политика похожа?
У и н н и. Не очень.
Э р н и. А по-моему, очень. Двигать людьми, как фигурками, играть, решать их судьбу.
Д ж о н. Их судьбу решает Творец.
У и н н и. Да, судьбу решает Творец, и ОН двигает фигуры. Но не сам, а чьей-то рукой. Я
предпочитаю быть рукой, которой Бог двигает фигуры.
Э р н и. Быть рукой Бога. Скромен, как всегда! Предлагаю выпить за хозяина и его скромность.
У и н н и. Нет, сегодня второй тост за победу.
Пьют стоя.
Э р н и.
Д ж о н.
Э р н и.
Д ж о н.
И чтобы не отвлекаться, сразу третий за хозяина.
Я вспомнил, как на уроке физики...
Ты бы при нем еще математику вспомнил!
Как на уроке физики — мы проходили, кажется, электрические цепи. Уинни никак не мог
вывести формулу. Что-то не сходилось. Короче, он тонет, а учитель спрашивает, вы что, не знаете
закон Ома? И тут Уинни ему выдает, «надо еще проверить, что это за закон»!
Э р н и. Сегодня он бы сказал, надо проверить, что это за Ом, немец, наверное?
У и н н и. Никогда не был националистом. А перед немецкой культурой преклоняюсь.
Э р н и. Я тоже. Кстати, что это за уроки по тактике, где рассказывали про военные жертвы? Я не
помню.
У и н н и. Это была штабная игра. Смысл такой: есть некий населенный пункт, который собирается
атаковать противник. Мы узнали об этом, скажем, через внедренного в их штаб нашего агента.
Предлагаются два решения: первое отбить атаку, второе пожертвовать населенным пунктом. В каком
случае жертва будет оправданной?
Д ж о н. Почему обязательно жертва?
У и н н и. Наш агент сообщил, что город собираются разрушить.
Э р н и. Так это город?
У и н н и. Небольшой. Скажем, с населением двадцать тысяч.
Э р н и. Если мы заранее подготовим оборону, противник поймет, что в их штабе есть предатель.
У и н н и. Скорее всего.
Э р н и. Чтобы сохранить агента, мы идем на жертву. Жертвуем городом, но сохраняем агента. Так?
У и н н и. Логично.
Д ж о н. Логично, но не арифметично... Потерять одного или потерять двадцать тысяч.
У и н н и. Странно, что ты говоришь об арифметике. Я думал, ты заговоришь о бесценности каждой
человеческой жизни.
Д ж о н. Еще страннее, что ты об этом вспомнил.
У и н н и. Наш агент во вражеском штабе стоит целого города, он стоит еще дороже. Один человек
может сделать для победы больше, чем целая армия. Такова арифметика войны. Есть еще версии?
Э р н и. Оборонять город или нет? Так сразу не сообразишь. Атака кавалерийская?
У и н н и. Допустим. И, кроме того, пехота, авиация и новое секретное оружие.
Д ж о н. Тогда не было секретного оружия. И авиации тоже.
У и н н и. Тогда был конец девятнадцатого века. Сейчас середина двадцатого. Прогресс не
остановишь.
Д ж о н. Прогресс оружия это не прогресс.
У и н н и. Увы, война двигает прогресс. Главным образом, война.
Д ж о н. Сомневаюсь.
У и н н и. Если бы не Первая Мировая война, не было бы сейчас такой мощной авиации.
Д ж о н. Которая бомбит наши города.
У и н н и. Плата за прогресс, страшная плата, согласен. Но только война двигает технический
прогресс.
Д ж о н. Движет.
У и н н и. Как?
Д ж о н. Движет. По-английски не говорят двигает.
У и н н и. А я говорю.
Д ж о н. Даже тебе это не позволительно. Ты же писатель, Уинни, что ты себе позволяешь! Я читал
твой «Мировой кризис». Там на каждой странице то пошлость, то пафос.
У и н н и. И еще я вульгарен. Да, иногда я говорю языком улицы. И потому я популярен.
Д ж о н. Что еще ждать от писателя, который учился стилю, читая Маколея.
У и н н и. Ну отчего же. Я читал еще французские романы.
Д ж о н. Лучше бы ты читал Толстого.
У и н н и. А Толстой, между прочим, писал неправильным языком. Он придумал язык, на котором в
России не говорят!
Д ж о н. Может быть, это Россия говорит неправильным языком, а Толстой правильным?
Э р н и. И в Англии только один человек говорит правильным языком. Джон, угадай кто.
Д ж о н. Это, должно быть, великий человек.
Э р н и. Самый великий.
У и н н и. Два дурака!
Э р н и. Только невоспитанный.
Д ж о н. Нет, как раз он воспитан правильно. Просто весь остальной народ воспитан иначе.
У и н н и. Да, родители мало занимались моим воспитанием.
Д ж о н. Аристократу манеры заменяют воспитание.
У и н н и. Да, грамота никогда не была в чести у аристократов. Они были воины. Зачем воину знать
спряжение слабых глаголов? Мой славный предок, генерал Джон Черчилль, первый герцог Мальборо,
писал с ошибками, но был мастером маневра.
Д ж о н. Он умело маневрировал в дамских будуарах.
Э р н и. Осторожно, Падре, у него покраснела шея! Он тебя зарубит, его предок был пират!
У и н н и. Да, другой мой предок Френсис Дрейк был королевский пират и получил рыцарское звание
из рук королевы.
Д ж о н. Когда поделился с ней награбленным. Генерал-любовник и еще пират — хорошая
родословная. Впрочем, все аристократические фамилии Англии родом из пиратов.
У и н н и. Джонни, в тебе говорит классовое чувство! Но ты прав, мы с Эрни — деградирующие
аристократы, порченая кровь. Но в тебе-то здоровая крестьянская кровь! Ты был самый способный
среди нас, и в седле сидел как влитой. Почему же ты не сделал карьеру?
Д ж о н. Потому что я не делал карьеру.
Э р н и. Мог бы стать хоть епископом.
Д ж о н. То есть, по-вашему, генералом. Почему ты не стал генералом? Почему он не стал?
У и н н и. А я хотел. И стал бы, если бы мне сразу дали армию, как Наполеону. Но лейтенанты
становятся генералами только во время революций. А в мирное время приходится ломиться сквозь
толпу «паркетных генералов», баранов с большими звездами.
Д ж о н. Могу представить, каким бы ты был генералом. Не считал бы убитых, ни своих, ни чужих.
У и н н и. Своих бы считал. Но для пастора Джона ведь нет чужих. Во Христе все люди братья.
Д ж о н. Не только во Христе, но и на самом деле. Все люди на земле братья и сестры. Я сделал
подсчет. Исторически человечество насчитывает примерно семьсот поколений. Если взять
численность населения сегодня, с учетом войн, эпидемий и так далее, окажется, что все мы могли
произойти от двух предков.
Э р н и. От Адама и Евы.
Д ж о н. Более того, семьсот поколений наших предков за это время должны были раз двадцать
между собой скреститься. Так что мы двадцатикратно братья и сестры.
Э р н и. А негры?
Д ж о н. Что негры?
Э р н и. У Ноя было три сына. Один оказался негром. Так не бывает!
Д ж о н. У Бога все бывает.
Э р н и. Ты, видимо, не слыхал про генетику. Если в семье родился черный, значит, кто-то из предков
был чернокожий. Стало быть, в раю их было не двое, а трое. Но Библия об этом молчит. И вообще,
это разврат.
У и н н и. Возможно, Ева была негритянка?
Э р н и. Что ты говоришь, Уинни! Бог сотворил ее из Адамова ребра.
У и н н и. Может, он его сначала закоптил, это ребро?
Э р н и. Кроме черных есть еще желтые.
У и н н и. И красные.
Э р н и. Красные?
У и н н и. Да, краснокожие в Америке.
Э р н и. Ты что-то путаешь, Уинни. Красные не в Америке, красные в России. И, между прочим, по
твоей вине. Нечего было заигрывать с большевиками!
У и н н и. Большевики хорошо воюют, они нам еще пригодятся. Однако, господа офицеры, мы не
решили штабной задачки. Я предлагаю сузить проблему. Мы островные жители, атаковать нас можно
только с воздуха. Мы узнали от нашего агента, что некий город собираются бомбить. Мы можем
защитить его или дать разрушить.
Д ж о н. Никто не будет бомбить город с населением двадцать тысяч. Бомбят крупные
промышленные центры.
У и н н и. А если основная цель не бомбежка?
Д ж о н. Не понимаю.
Э р н и. Новое оружие. Они хотят испытать новое оружие.
Д ж о н. Новый тип бомбы?
Э р н и. Или новый способ доставки.
У и н н и. А мы, зная это, приготовим средства наблюдения, чтобы разгадать этот способ и понять,
как защищаться.
Э р н и. Чтобы в дальнейшем избежать еще больших жертв.
У и н н и. Гибнут люди, невинные, беззащитные. Но мы спасаем еще большее число людей.
Д ж о н. Мне не нравится ваша штабная игра.
У и н н и. Политик редко делает то, что ему нравится. Практически никогда.
Д ж о н. И мне не нравятся, Эрни, твои аргументы. Ты что, не понимаешь, куда он клонит, этот
великий политик?
Э р н и. Куда?
Д ж о н. И зачем он нас пригласил?
Э р н и. Поужинать. Кстати, мы давно не пили. Предлагаю тост за даму. Единственную, к сожалению.
За вас, Мэри. (Все пьют.) А если ты, Падре, имеешь в виду то, что я имею в виду, то имей в виду, но
виду не подавай.
Д ж о н. Очень смешно. Давно ты стал весельчаком?
Э р н и. Семь месяцев назад.
Д ж о н. Эрни, а чем ты занимаешься, собственно? Можешь не отвечать. Ты... безработный?
Э р н и. В данный момент, да. А вообще занимаюсь то тем, то этим.
Д ж о н. Например?
Э р н и. Например, даю советы премьер-министру.
Д ж о н. У него генералов не хватает?
У и н н и. У него их даже слишком много. У него друзей мало.
Э р н и. Жаль! А ведь он подавал большие надежды.
Д ж о н. Особенно в дружбе.
Э р н и. Но не оправдал их.
У и н н и. Вы все-таки два дурака!
Э р н и. Два с половиной.
У и н н и. Почему с половиной?
Э р н и. Потому что третий — придурок!
Глядя, как хохочут двое, Уинни тоже, махнув рукой, смеется.
Д ж о н. Два с половиной!
Э р н и. А один — придурок!
У и н н и (наполнив бокалы). За дружбу! (Пьют стоя.)
Э р н и. Мэри, сколько вам лет?
Д ж о н. Осторожно, Мэри, если он спросил о возрасте, значит, скоро будет к вам приставать.
У и н н и. Только не поворачивайтесь к нему спиной. Вы помните его прозвище?
Э р н и. Вы просто два болвана, два завистливых болвана! Они всегда мне завидовали.
М э р и. Отец Джон, можно мне спросить? Как становятся священником?
Э р н и. Я вам скажу — угрызения совести. Соблазненная и покинутая невинная девушка, возможно,
попытка самоубийства. Его угрызения совести, я бы даже сказал, муки совести. И, наконец, чтобы
замолить грехи молодости, вот пожалуйста — отец Джон. Ну, Джонни, признайся — была
соблазненная и покинутая?
Д ж о н. И не одна.
Э р н и. Ты растешь в моих глазах!
М э р и. Мне кажется, человек становится священником не просто так. Он как-то отличается от
других.
Э р н и. Почему вам так кажется?
М э р и. А прозвище?
Э р н и. Вы думаете, его прозвали Падре из-за благочестия? Увы! Просто тогда появился фильм, где
актер, игравший испанского монаха, был вылитый Джон. Вот и все.
М э р и. Мне кажется, прозвище случайно не дают. Его надо оправдать. Вы же свое оправдали.
Э р н и. Мэри, вы мне нравитесь все больше!
М э р и. Отец Джон, вы не ответили.
Д ж о н. Как я стал пастором? Зачем вам это?
М э р и. Мой брат Сэм после войны хочет стать священником.
Д ж о н. Вы принадлежите англиканской церкви?
М э р и. Да.
Д ж о н. Я католик. Это не совсем одно и то же.
У и н н и. Джон, расскажи. Я никогда не спрашивал, но мне тоже интересно, как человек приходит к
Богу.
Д ж о н. Идет, идет и приходит. Если не идет, никуда не приходит. Если идет, приходит либо к Богу,
либо к дьяволу.
Э р н и. А профессия идущего играет роль?
Д ж о н. Есть профессии, которые мешают познать Бога.
У и н н и. Он имеет в виду меня. Место политика в преисподней.
Д ж о н. Не обязательно. Но профессия рискованная.
Э р н и. А профессия ученого?
Д ж о н. Тоже опасная. Особенно сегодня.
Э р н и. Но ведь ученый ищет истину.
Д ж о н. Истина не в железках, а в душах. И вообще, профессия дело второе. Когда я только начинал
пасторское служение, меня послали на Багамы штатным священником при тюрьме. Это была
знаменитая тюрьма, там сидели, в основном, убийцы. Я прожил четыре года рядом с ними.
Исповедовал, причащал, просто беседовал. И я установил некий закон.
Э р н и. Ого!
Д ж о н. Ну, не закон, скорее наблюдение. Конечно, с точки зрения анатомии, это ересь, но я
выражаю это так: у нас в мозгу есть запретная область, куда вход воспрещен. Это область, где дается
разрешение на убийство. Она устроена точно так же, там те же законы, та же логика, все, как в
остальном мозгу. Кроме одного — там нет Бога.
У и н н и. Там действуют законы военного времени.
Д ж о н. Нет. На войне разрешено убивать. Но лишь тем, кто рискует быть убитым. Иначе бы солдат
не отличался от палача. Пафос войны не в том, что человек убивает, а в том, что он может быть убит.
Солдат жертвует собой.
У и н н и. Или его приносят в жертву.
Д ж о н. Нет, жертвовать можно своей жизнью. Жертва чужой жизнью называется иначе.
У и н н и. По твоей логике, всех командиров, от генерала до сержанта, надо отдать под суд. На войне
приходится других посылать на смерть.
Д ж о н. Посылают в бой, а не на смерть. А если на верную смерть, то добровольно.
У и н н и. Не всегда, к сожалению, так получается. Но на войне гибнут не только солдаты. Иногда и
генералы. Правда, крайне редко.
Д ж о н. Каким же образом?
У и н н и. Путем расстрела. По приговору суда.
Д ж о н. С трудом могу себе это представить.
У и н н и. Обещаю показать тебе это при случае.
Э р н и. Джон, а ты был на войне?
Д ж о н. Да.
Э р н и. Приходилось тебе убивать?
Д ж о н. Да.
Э р н и. Тогда и начался твой путь к Богу?
Д ж о н. Да.
У и н н и. Неужели и в твоей голове есть запретная область?
Д ж о н. Есть, конечно.
У и н н и. И ты можешь совершить преступление?
Д ж о н. Допускаю это.
У и н н и. Ты хочешь сказать, в тебе есть часть тебя, не принадлежащая Богу?
Д ж о н. Да.
У и н н и. Зачем же Он это сделал?
Д ж о н. Потому что мы свободны. Потому что мы сами делаем выбор и отвечаем за него. И мы
должны быть начеку, потому что мы не знаем, когда может распахнуться дверь в эту запретную
область. Мэри, я ответил на ваш вопрос?
Э р н и. Нет, не ответил. Тебя спросили, как ты пришел к Богу? Как! Эти твои рассуждения, они,
конечно, интересны, можно с ними согласится или нет. Но, насколько я понимаю, еще никто не
пришел к вере путем доказательств. Нужен толчок, какое-то событие, потрясение.
Д ж о н. Чудо на пути в Дамаск?
Э р н и. Именно. Маленькое чудо на пути в Дамаск.
Д ж о н. Ты прав, было такое событие, еще до войны. Я опоздал на поезд. Страшно спешил и всетаки опоздал. В тот день все мне мешало: болтливая продавщица, уличные пробки, наглый таксист. Я
опоздал на три минуты. И вот, когда я сидел на вокзале, проклиная все, дежурный объявил, что мой
поезд сошел с рельсов. Это была жуткая авария. Февраль одиннадцатого года, помнишь?
Э р н и. Помню ту аварию. И ты, естественно, решил, что десница Божия не пустила тебя на поезд, и
тут же обрел веру?
Д ж о н. Не сразу. Но с этого все началось. Я подумал — знай я про грядущую аварию, стал бы я так
спешить?
Э р н и. Естественно, нет.
Д ж о н. А если человек знает, что, в конце концов, окажется в поезде, который сойдет с рельсов, как
он будет себя вести?
Э р н и. Постарается не думать об этом.
Д ж о н. Вот так и живут атеисты.
Э р н и. А верующие сойдут на какой-нибудь уютной станции в вечной жизни?
Д ж о н. Они надеются на это. Понимаешь, Эрни, никто не знает, на какую станцию попадет. Но точно
известно, что пункт назначения зависит от того, как человек себя ведет в этой жизни. И эта надежда
помогает ему остаться человеком.
Э р н и. А если это иллюзия?
Д ж о н. То, что почти две тысячи лет делает человека лучше, не может быть иллюзией.
Э р н и. Это не аргумент!
Д ж о н. Это аргумент веры.
Э р н и. Есть еще аргумент знания. Допустим, если человек узнает точно, как себя вести, чтобы
попасть в теплое местечко, разве он не будет вести себя соответственно?
Д ж о н. Возможно, он и будет вести себя лучше. Но он не станет лучше.
Э р н и. Важен результат.
Д ж о н. У вас в школе были телесные наказания?
Э р н и. Нет.
Д ж о н. Как же у вас поддерживалась дисциплина?
Э р н и. Наш учитель был зверь, словами мог избить не хуже палки. Он все видел, даже стоя спиной.
Д ж о н. А когда выходил из класса, вы наверстывали свое?
Э р н и. Нет! Он придумал такие специальные окошки в стенах и мог нас видеть из коридора. Он и не
скрывал, что подглядывает. Говорил, запомните, я вас вижу всегда.
Д ж о н. Многие так себе и представляют Бога.
Э р н и. Зато у нас была лучшая в школе дисциплина.
У и н н и. А у нас применяли телесные наказания. И это правильно, детей надо наказывать, особенно
мальчиков. Потом скажут спасибо.
Д ж о н. Значит, мне не повезло, у нас был мягкий учитель. Мы доводили его почти до слез, но ни
разу не вывели из себя. Дисциплина была не лучшая в школе, но спасибо я бы сказал ему при
встрече.
У и н н и. За что?
Д ж о н. Он не спешил наказывать, хотя тоже все видел. Мог наказывать, но не наказывал.
У и н н и. По-моему, это бессилие.
Д ж о н. Когда Бог не наказывает немедленно за грех, это тоже бессилие? Или Он не видит наши
шалости?
Э р н и. Если видит, почему не наказывает? Иногда даже обидно, честное слово!
Д ж о н. С тобой нельзя говорить серьезно.
М э р и. Отец Джон, почему Бог не наказывает сразу?
Д ж о н. Он знает, что это только озлобит или воспитает послушание из страха. А Ему этого не нужно.
Он простит раз и много раз, пока человек не поймет, что был прощен, хотя мог быть наказан. И может
быть, станет меньше грешить.
У и н н и. Безнаказанность поощряет преступления. Он не станет меньше грешить.
Д ж о н. Тогда он будет наказан. Но тогда лишь, когда сможет принять это как наказание, и будет
знать, за что.
Э р н и. Так он и поймет через столько лет за что теперь наказан! Решит, что это невезение или
козни врагов.
Д ж о н. Поймет, если есть сердце. Наказание — тоже путь к вере.
У и н н и. Ты хочешь сказать, что любое наказание заслуженно, то есть наказания без вины не
бывает?
Д ж о н. Если это наказание за личную вину. Впрочем, наказание не всегда выглядит как наказание.
У и н н и. Не понимаю.
Д ж о н. Доживешь до ста лет — поймешь.
У и н н и. Это мне не грозит.
Э р н и. А мне грозит! Мне грозит немедленная смерть, если я сейчас же не выпью!
Д ж о н. Старый ты пьяница! За что выпьем?
Э р н и. За то, чтоб каждый понял, за что он наказан, если он наказан.
У и н н и. А если нет?
Э р н и. Тоже. Правда, Джон, мне нравится мысль, что нас наказывают не сразу, а когда мы поймем
за что. Это как-то ободряет. Вообще у меня много вопросов к твоему Господину. Я даже пробовал
выстроить их в систему.
Д ж о н. В странах с коммунистическими режимами выпущен «Катехизис молодого атеиста» с
вопросами типа: Как мог Бог создать мир за шесть дней? Как может Троица быть единой и
неразделимой? Почему в мире столько зла, если Бог благ?
Э р н и. Я не атеист, я гностик.
Д ж о н. Ты старый пьяница, а не гностик. Задавай свои вопросы.
Э р н и. Вопрос конкретный. Допустим, воюют две христианские армии. О чем молятся священники
по разные стороны фронта? Кому просят даровать победу, причем просят одного и того же Бога? Ты
ведь был военным капелланом, о чем ты молился?
Д ж о н. Всегда и повсюду идет только одна настоящая война, Бог и дьявол борются за человека.
Если люди принимают сторону дьявола, начинаются войны на земле и прочие мерзости. За чью
победу я молился? Ни за чью. Молиться о даровании победы это, знаешь ли, пережитки язычества,
когда жрецы приносили богам жертвы, чтобы склонить их на свою сторону. Задача военного
священника в другом. Он должен подготовить солдата.
Э р н и. К смерти?
Д ж о н. К тому, что после смерти. Если убьют. И к жизни, если он уцелеет. Недаром говорят, что на
войне умирают все, даже если остаются живы. Это сказано о душе. После того, что они видели,
многие возвращаются с войны с мертвой душой. Священник просит Бога, чтобы тот, кто выжил, не
потерял душу, а тот, кто погиб, получил заслуженное. Потому что один Бог знает, закончил человек
свой земной путь достойно или нет. Но мы просим помиловать и тех, кто струсил. Потому что это
война.
Э р н и. Ты только за своих солдат молился?
Д ж о н. И за своих и за чужих.
У и н н и. Я не понимаю, как можно не желать победы своей родине?
Д ж о н. Я желаю победы своей родине.
У и н н и. Но Бога не просишь.
Д ж о н. Я прошу Бога, чтобы дал солдатам терпение и мужество исполнить свой долг, чтобы
генералам хватило таланта уложить как можно меньше солдат, исполняя мудрые решения политиков,
чтобы политикам хватило мудрости принять эти мудрые решения.
У и н н и. Чтобы принять мудрое решение, нужна не только мудрость. И вообще — мудрое оно или
нет, станет ясно намного позже. И чем крупней масштаб решения, тем позже. Две тысячи лет назад в
Иудее суд принял решение казнить невиновного, то есть осудил его неправильно. Но эта смерть
оказалась спасительной для человечества. И я вас спрашиваю, было ли это решение правильным или
нет?
Д ж о н. Ради Бога, Уинни, не кощунствуй! Там, на Голгофе, Он спас нас всех и навсегда.
У и н н и. Он показал путь. Но зло продолжало твориться, а кровь лилась и лилась, невинная кровь.
И эти ручейки, реки, моря невинной крови смывали зло, которое творилось. И только потому мы живы.
Мы сегодня ведем войну со страшным противником, который сильнее нас. Поверь, я знаю, что говорю.
У нас почти нет шансов в этой войне. Только жертва на алтарь победы спасет нас. Англия должна
сплотиться. Только имя этой жертвы спаяет нас кровью. Имя, от которого сожмется сердце каждого
англичанина. Имя, которое будут произносить, стиснув зубы от ненависти.
Д ж о н. И что это за имя?
У и н н и. Скоро узнаешь. (Звонит телефон.) Слушаю. Мэри, это вас.
М э р и. Алло. Это ты, Сэм?… Да, хорошо. (Кладет трубку.) Это мой брат Сэм. Хочет зайти
проститься. Он уезжает в свою часть. Вы позволите?
У и н н и. Разумеется. Пусть зайдет.
Уинни и Джон садятся за шахматы. Эрни, уже навеселе, подсаживается к Мэри
.
Э р н и. Сколько вам лет?
М э р и. Вы уже спрашивали.
Э р н и. А вы не сказали.
М э р и. Уже двадцать пять.
Э р н и. А мне еще шестьдесят пять. Какова разница?
М э р и. Сорок лет.
Э р н и. Нет, не сорок, а всего сорок.
У и н н и. Мэри, берегитесь!
Э р н и. Мэри, я провел последние полгода своей жизни в местах, где лучше человеку не бывать.
Среди отбросов общества. Там были, да простит меня отец Джон, одни грешники.
Д ж о н. Стало быть, ты посетил ад.
Э р н и. Это и был ад, только на земле. И я решил, что если выберусь оттуда, то женюсь на первой
хорошей девушке, которую встречу. Первой оказались вы, это судьба. Должен предупредить, у меня
серьезные намерения.
М э р и. Но я вас не знаю.
Э р н и. А я вас. Вас смущает разница в возрасте? Мой дедушка был старше бабушки на сорок два
года. Так принято у нас в роду.
М э р и. Я простая девушка.
Э р н и. Замечательно! Нашу застоявшуюся дворянскую кровь нужно время от времени разбавлять
здоровой крестьянской. Иначе Англия выродится.
М э р и. Но я просто кухарка.
Э р н и. А я лудильщик.
М э р и. Кто?
Э р н и. Я в своей жизни много чем занимался, иногда это приносило пользу, но, возможно, и вред. А
в последние полгода я овладел профессией, которая никому не принесет вред. Кстати, наши
профессии близки. Вы не представляете, сколько дырявых кастрюль хозяйки вынуждены
выбрасывать, а новые не достать. Заводы, где делали кастрюли, выпускают теперь снаряды. Лужение
это операция, которая позволяет вдохнуть жизнь в изделие, которое само помогает поддержать
жизнь, то есть в кастрюлю. У меня есть идеи. На свалках Европы скопилось огромное количество
кастрюль и чайников, прогоревших из-за неправильного нагрева. Перебои с газом, некачественный
керосин — люди готовили на кострах. Если собрать на свалках этот кухонный хлам, наладить лужение
и продавать восстановленную посуду — это же Клондайк, Эльдорадо!
Д ж о н. Мэри, вас ждет блестящее будущее.
Э р н и. У вас есть родственники кроме брата?
М э р и. Только мама.
Э р н и. А дедушки, бабушки?
М э р и. Нет, мама сирота.
Э р н и. Сирота — это ужасно! Сколько ей лет?
М э р и. Сорок пять.
Э р н и. Годится. Когда женюсь на вас, я ее удочерю.
У и н н и. И вы станете матерью своей матери, а она дочерью своей дочери.
Д ж о н. А Эрни окажется женат на дочери своей дочери, то есть на своей внучке. А это запрещено.
Э р н и. Не слушайте их. Они всегда завидовали моей удаче, всегда пытались помешать.
Звонок в дверь.
М э р и. Это С э м.
Э р н и. Ведите его сюда, я должен с ним познакомится.
М э р и. Я хотела посидеть с ним на кухне.
У и н н и. Ну зачем же, пригласите его сюда. Солдат, уходящий на фронт, достоин быть гостем в
любом доме. Где он служит?
М э р и. В авиации.
У и н н и. Тем более. Ведите его сюда.
Мэри выходит. Возвращается с человеком лет двадцати
У и н н и. Вас что-то смущает, сержант?
С э м. Простите, сэр, какое ваше воинское звание?
Д ж о н. Он премьер-министр.
С э м. Это должность, сэр, а не звание. Я должен обратиться к старшему по званию.
У и н н и. Когда-то я был неплохим майором.
Э р н и. А теперь он неплохой премьер-министр.
С э м. Простите, сэр, он главнокомандующий.
Э р н и. А это звание или должность?
С э м. Это должность.
Э р н и. Уинни, открой, в конце концов, твое звание человеку!
У и н н и. Сержант, вы у меня в гостях. Забудьте о званиях.
С э м. Но на мне форма.
У и н н и. А на нас штатская одежда.
Э р н и. Не на всех. На отце Джоне тоже форма, только другая. Но он тоже воин, воин Христов. Так
что сержант может представится ему.
У и н н и. Эрни, не мучай парня. Сэм, как вы обращаетесь к своему командиру?
С э м. Я говорю: сэр.
У и н н и. Валяйте.
С э м. Сержант Сэмюель Уошби, сэр, Королевские ВВС, сэр!
Э р н и. Слава Богу!
У и н н и. Ну, меня вы знаете, а это мои друзья. Отец Джон, пастор. И Эрнест…полное имя не помню,
можете его тоже называть сэр, без звания.
Э р н и. У меня-то как раз есть звание. Только мне неудобно его называть.
М э р и. Почему?
Э р н и. Меня не так поймут.
Д ж о н. Если ты имеешь в виду школьное прозвище, то сержанта оно не смутит.
Э р н и. Нет, не его я имею в виду.
М э р и. Какое же звание?
Э р н и. Полковник запаса инженерных войск.
М э р и. Что здесь неудобного?
Э р н и. Я полковник германской армии.
М э р и. Вы шутите?
У и н н и. Он шутит, но неудачно. Сержант, расслабьтесь, наконец, и подойдите к столу. Мы хотим
выпить с вами за победу. (Все пьют.) Вы возвращаетесь в свой полк после ранения?
С э м. Так точно.
У и н н и. Долго были в госпитале?
С э м. Два месяца.
У и н н и. Ваша специальность?
С э м. Стрелок — радист.
У и н н и. Что-нибудь слышали о последних… впрочем, два месяца прошло, какие там последние!
Что-нибудь слышали про Х-лучи?
С э м. Нет, сэр.
Э р н и. Я тебе могу рассказать про эти лучики.
У и н н и. Потом расскажешь.
Д ж о н. Сэм, я слышал, вы собираетесь стать пастором.
С э м. Да, сэр, после войны.
Д ж о н. Как вам кажется, будущий священник должен побывать на войне?
С э м. Не знаю, сэр, я был мобилизован, меня не спрашивали.
Д ж о н. Сэм, вы верующий?
С э м. Да, сэр, конечно, верующий.
Д ж о н. Почему — конечно?
С э м. На войне все верующие.
Д ж о н. Эрни, слыхал? Это говорит будущий пастор.
Э р н и. А я со своей стороны могу составить протекцию. Мой дедушка был епископом. Когда я
женюсь на вашей сестре, Сэм, мы подберем вам хороший приход.
С э м. Я не понял.
М э р и. Сэр Эрнест предлагает мне стать его женой.
Э р н и. Не предлагаю, а прошу оказать честь — это во-первых. А во-вторых, вы, как будущий пастор,
должны знать, что будущие браки рождаются на небесах.
Д ж о н. Они благословляются на небесах, а рождаются здесь. Если бы браки рождались на небесах,
на земле не было бы разводов.
С э м. Но он же, но вы же…
Э р н и. Старый, хотите сказать? Мой дедушка, не епископ, а другой, был старше бабушки на сорок
три года.
М э р и. Вы сказали, на сорок два года!
Э р н и. Не хотел вас пугать сразу. Сэм, Мэри первая порядочная девушка, которую я встретил на
родине. А может, и единственная, не знаю, я тридцать лет здесь не был. А я дал себе слово, что
женюсь на ней. То есть не на ней, а на первой порядочной девушке, которую встречу. То есть на
вашей сестре.
С э м. Извините, сэр, мне пора.
У и н н и. Да, конечно. Мэри, можете проводить брата.
М э р и. А как же вы?
Э р н и. А как же мы?
У и н н и. Не беспокойтесь. Все, что было, мы съели, смена блюд не предвидится, а налить себе мы
сможем сами.
Э р н и. Да уж, налить мы сможем. Но нам будет вас не хватать…
М э р и. Я постараюсь быстро вернуться.
У и н н и. Не торопитесь, до утра вы свободны.
М э р и. Спасибо, сэр
.
Сэм и Мэри уходят.
Д ж о н. Ты в самом деле работал лудильщиком?
Э р н и. Последние месяцы работал.
Д ж о н. А раньше?
Звонит телефон. Уинни берет трубку, молча слушает, кладет трубку.
У и н н и. Пятьсот самолетов вермахта поднялись в воздух, чтобы нанести бомбовый удар по городу
Ковентри.
Э р н и. Бомбовый удар. Я так и знал! Я сразу понял, зачем я здесь!
У и н н и. Джон, позволь тебе представить: Эрнст фон Рау — это фамилия жены, профессор
Бернского, Гейдельбергского, Берлинского университетов, ведущий немецкий ученый физик в области
радиолокации и систем наведения.
Э р н и. Отсидевший семь месяцев в тюрьме. Шесть месяцев в Германии как англичанин и месяц в
Англии как немец. Уинни, это твоих рук дело?
У и н н и. Моих.
Э р н и. Значит, ты следил за мной все эти годы. Значит, из-за тебя меня выгнали в Германии с
работы. А ведь я мог там тебе пригодиться.
У и н н и. Как?
Э р н и. Я мог бы наладить контакты и передавать сведения. Я уже думал об этом.
У и н н и. Ты начитался шпионских романов. Сведения я получаю и без тебя. Мне твоя голова нужна
здесь.
Э р н и. Ради этого ты упрятал меня в тюрьму?
У и н н и. Тебя упрятала в тюрьму твоя новая родина Германия.
Э р н и. Но с твоей подачи.
У и н н и. Подача была моя.
Э р н и. Меня могли расстрелять!
У и н н и. Не могли. У них ничего на тебя не было. Тебя просто изолировали от коллег и информации
на полгода. Иначе бы тебя не выпустили.
Э р н и. А месяц тюрьмы здесь — это подарок родины?
У и н н и. Эрни, ты гражданин страны, с которой мы воюем. Тебя вообще должны были
интернировать до конца войны. Месяц — это все, что я мог сделать.
Э р н и. А фамильная карета у ворот тюрьмы сегодня. что это за декорация?
У и н н и. Это совпадение, честное слово! Я просил подать какой-нибудь транспорт. Но все
автомобили реквизированы. Они случайно нашли вашу карету!
Д ж о н. Вы можете объяснить, что происходит?
Э р н и. И ты, и я понадобились ему для какой-то высокой цели. Хотя нет, для высокой только ты, а я
для консультации. Затем нас и пригласили.
У и н н и. Да! Да! Мне нужна твоя голова и его сердце, чтобы принять решение. Потому что я,
везунчик Уинни, наглец и циник, я впервые не знаю, что делать! Впервые не знаю...
Д ж о н. Уинни, объясни по-человечески — что происходит?
У и н н и. Я уже сказал, пятьсот немецких самолетов сегодня ночью будут бомбить Ковентри.
Д ж о н. Нас бомбят уже давно, Ковентри не первый город.
У и н н и. Они должны его сегодня уничтожить, а я не могу помешать. То есть могу, но не так, как мог
бы.
Д ж о н. Это, по-твоему, объяснение?
Э р н и. Я попробую объяснить. Такие мощные налеты немцы используют для того, чтобы испытать
последние новинки. Возможно, кое-что еще. И это кое-что для нас важно.
У и н н и. Ты не представляешь, насколько важно.
Э р н и. Что известно конкретно?
У и н н и. Они собираются использовать какой-то новый луч «Х» для наведения на цель в ночное
время.
Э р н и. Луч «Кникебейн», аппарат «Х». Я слышал о нем, это расщепленный луч. Две половинки
расщепленного луча это как бы стенки коридора, по которому пилот ведет самолет прямо к цели. Но
пятьсот самолетов одновременно! Их по лучу не наведешь. Значит, первым пойдет по лучу самолетразведчик, за ним — самолеты-факельщики для обозначения цели, а потом уже все остальные. Ты
представляешь, какая должна быть точность взаимодействия, какая четкая связь между пилотами,
непрерывная связь! Эфир будет гудеть, как Таймс-сквер на Рождество!
У и н н и. Мы это услышим.
Э р н и. Услышать мало, надо понять. Нет, зачем столько самолетов? Для Ковентри хватило бы 5–6
эскадрилий. Или это репетиция?
У и н н и. Это репетиция.
Э р н и. Откуда ты знаешь?
У и н н и. А откуда я знаю все остальное: время, частоты, число самолетов, объект?
Э р н и. Ты хочешь сказать, вы «раскололи» их коды?
У и н н и. Да.
Э р н и. Фантастика!
Д ж о н. Что значит «раскололи» коды?
Э р н и. Дешифровали. Это значит, что мы услышим все их переговоры, поймем, как они
взаимодействуют, как выводят бомбардировщики на цель.
Д ж о н. А цель это город Ковентри?
Э р н и. Да.
Д ж о н. А у вас какая цель?
У и н н и. Ты о чем?
Д ж о н. Я о том, что если цель немцев — уничтожить, то ваша должна быть — защитить. Или у вас
другая цель?
У и н н и. Наша цель — выиграть войну. И вообще — я еще ничего не решил.
Д ж о н. Ты уже все решил. Они будут бомбить, а вы будете слушать их переговоры. На вас обоих
противно смотреть, у вас глаза горят, как у охотников в засаде!
У и н н и. Что, по-твоему, я должен делать?
Д ж о н. Не знаю, но что-то должен. (Подходит к книжной полке, листает справочник.) Ковентри,
Ковентри…
У и н н и. Не трудись, Джон. «Ковентри. Город в центральной Англии, в графстве Уорикшир.
Население триста тысяч. Важный транспортный узел. Заводы авиационные, сталелитейные». Помню
наизусть, до смерти не забуду.
Д ж о н. Я ничего в этом не понимаю, но если ты знаешь частоты, значит, ты можешь вмешаться.
У и н н и. Могу. Я могу создать помехи, «забить» сигнал луча наведения. Могу выставить помехи на
всех переговорных частотах и сорвать атаку.
Д ж о н. И спасти триста тысяч жизней.
У и н н и. Да. Но следующий объект атаки — Лондон. Это два миллиона жизней. Если мы потеряем
Лондон, а мы потеряем, если не извлечем уроков бомбежки Ковентри, мы проиграем войну.
Д ж о н. Ты точно так же сорвешь их налет на Лондон.
У и н н и. Боюсь, что не смогу.
Д ж о н. Почему?
Э р н и. Джонни, ты же всегда был такой сообразительный. Если сегодня мы одновременно
заблокируем частоты по всему эфиру, немцы поймут, что мы дешифровали их коды, тут же их
заменят, перенесут станции наведения — и все! Мы оглохнем и ослепнем.
Д ж о н. Придется еще раз «расколоть» новые коды.
У и н н и. На это уйдет полгода, это в лучшем случае. Если вообще получится. Такая удача может не
повториться.
Д ж о н. Удача? Да, да, удача. Ковентри это же подарок судьбы. Тебе ведь нужна священная жертва,
которая всю Англию спаяет кровью. Ты чудовище!
У и н н и. Оставь свой пафос!
Д ж о н. Это не мой пафос, это ты произнес эту пошлость о священной жертве!
У и н н и. Джон, я не чудовище. Я человек, который ищет выход из безвыходного положения. Если ты
его знаешь, скажи.
Э р н и. Уинни, а почему Ковентри?
У и н н и. А ты как думаешь?
Э р н и. Возможно, вводные параметры схожи с Лондоном. Или дело в станциях наведения. Не знаю.
Д ж о н. Нужно сорвать налет, но сделать это как бы случайно.
У и н н и. Случайно можно вывести из строя десяток самолетов, но не пятьсот.
Д ж о н. Причины бывают не только земные.
У и н н и. Вмешательство Провидения? Согласен! Останется только убедить в этом немцев.
Возможно, они поверят, что Провидение вывело из строя все их радиочастоты, но на всякий случай,
по своей пунктуальности, они расстреляют всех шифровальщиков в штабе, а там есть и мои люди, и
заменят коды. (Звонит телефон. Уинни берет трубку, слушает, кладет трубку.) Первые самолеты
появились на экранах радаров. Подлетное время восемьдесят минут. У нас в запасе полчаса.
Э р н и. Так. Давайте взвесим все ЗА и ПРОТИВ.
Д ж о н. ЗА и ПРОТИВ чего — уничтожения невинных людей?
Э р н и. Да, Джонни, уничтожения невинных людей.
Д ж о н. Ты и твой дружок Уинни, вы двое безумцев! А я третий! Один — старый пьяница, другой —
параноик с манией величия и я, слуга Божий, для комплекта. Троица решает судьбу мира!
У и н н и. Не мира, но судьбу Англии точно.
Э р н и. Итак, рассмотрим варианты. Обычно схема крупного авианалета такая: первым идет
самолет-разведчик. За ним самолеты-факельщики с зажигательными бомбами. Оказавшись над
объектом, они расходятся, сбрасывают бомбы, и объект оказывается как бы в огненном кольце. А
подлетевшая основная группа обрушивает весь бомбовый груз внутрь этого кольца. Самое слабое
место это взаимодействие разведчика с самолетами-факельщиками. Если они получат неточные
координаты, то сбросят зажигалки в стороне, и весь последующий бомбовый удар придется мимо
цели.
Д ж о н. Значит, надо вмешаться в действия факельщиков и заставить их сбросить зажигалки в
чистом поле.
Э р н и. Мы можем «забить» их радиочастоты. Ну и что? Они развернутся и уйдут на базу. Чтобы
заставить их сбросить зажигалки в стороне, надо хотя бы раз увидеть, то есть услышать, как они это
делают.
Д ж о н. А еще лучше увидеть все до конца?
Э р н и. Да, чтобы понять все, надо увидеть все до конца. Когда мы поймем все, мы сможем
вмешиваться в их действия на любом этапе, а это миллионы спасенных жизней.
У и н н и. При одном условии, если немцы не заменят коды. Их разведка тоже не бездействует, они
что-то подозревают. Если мы позволим им разбомбить Ковентри, их сомнения исчезнут. Мы получаем
бесценную информацию, но гибнет город и люди. Таковы потери.
Д ж о н. Не потери, господа, а издержки, без которых война неизбежна!
У и н н и. Согласен, пастор Джон. Только я посмотрю, повернется ли у тебя язык назвать издержками
потерю Лондона!
Д ж о н. Выходит, мы вообще не должны вмешиваться!
У и н н и. Ну почему же? ПВО отработает в обычном режиме, часть самолетов мы, вероятно, собьем.
Прошло двадцать минут. Через десять, максимум пятнадцать минут я должен дать ответ. Если я
скажу ДА, с аэродромов поднимутся истребители, заработают радиопомехи и прочие системы.
Э р н и. И мы спасем город Ковентри.
Д ж о н. А если ты скажешь, НЕТ?
У и н н и. Тогда ничего этого не произойдет.
Э р н и. И город Ковентри исчезнет, но мы спасем Лондон.
Д ж о н. Я не верю, что нет другого выхода!
Э р н и. Почему нет? Есть. Всем вместе помолиться.
У и н н и. Прекрати, Эрни!
Д ж о н. Ненавижу! Ненавижу вашу цивилизацию убийства, ваши пушки, бомбы, самолеты!
У и н н и. Да, все так, пушки, бомбы, самолеты. Тебе легче, Джон, ты можешь позволить себе
ненавидеть. Ты служишь Ему. А я служу им. И если Он не может их защитить или не хочет,
приходится мне.
Д ж о н. Ты убедил меня, Уинни, я согласен с твоей арифметикой: два миллиона больше, чем триста
тысяч. Конечно же, ты скажешь — НЕТ, и будешь прав. Но прежде чем ты скажешь НЕТ, представь, но
только по-настоящему представь, что в Ковентри живет твоя семья, твои дети и внуки. Вот и все.
У и н н и. Ты прав, Джон, ты абсолютно прав! А я буду не прав, чтобы я ни сделал. Если бы я мог,
если бы имел право, я бы сказал тебе: «Ты меня знаешь тысячу лет, я никогда не перекладывал свою
ношу на чужие плечи, наоборот, старался навалить побольше на свои. Но сегодня я не могу, эта ноша
не по мне. Мне казалось, что я сильный, я и был сильный. А теперь я старый. А вот ты как будто и не
постарел. Жизнь тебя пощадила, или грехов на тебе поменьше, не знаю. Сейчас зазвонит телефон,
ты подойдешь и скажешь ДА. Или скажешь НЕТ. Очень просто. А я посмотрю. В конце концов, кому
же, как не тебе…» Так бы я сказал, если б мог.
Входит Мэри.
М э р и. Сэр, я решила вернуться. Поезд брата перенесли на утро. Если я сегодня все уберу, завтра
смогу выйти пораньше и проводить его. Вы позволите?
У и н н и. Да, разумеется.
Все молчат.
Д ж о н. Мэри, как называется городок, где вы жили?
М э р и. Норидж.
Д ж о н. Сколько в нем жителей?
М э р и. Раньше было тысяч сто, теперь не знаю. Перед войной многие уехали в большие города. Но
сейчас возвращаются.
Д ж о н. Почему?
М э р и. В больших городах жизнь дороже. И бомбежки. Моя сестра погибла год назад.
Д ж о н. Там кто-нибудь остался из ваших
Звонит телефон. Долго звонит.
Г о л о с ВЕДУЩЕГО. 14 ноября 1940 года в результате авианалета город Ковентри фактически исчез.
И это единственная правда в нашей фантастической истории.