ПУТЬ В ДОЖДЬ

ПУТЬ В ДОЖДЬ
В тот день я возвращался домой в прескверном расположении духа. Мало
того, что я простоял на остановке почти час, пока не убедился, что автобусов
больше не будет, так в довершение всего на полпути к дому начался дождь.
Вообще-то я люблю дождь, особенно сильный, с грозой. Наверное, с раннего
детства, когда я умудрялся залезть в самую глубокую лужу и промочить ноги,
осталось во мне это желание - попасть под дождь. Когда перед надвигающейся
грозой у меня было два пути - остаться и переждать либо добежать с риском
промокнуть до нитки, я неизменно выбирал второй.
И я бежал под дождем. Люди жались втроем под одним зонтом, забегали в
подъезды, спасались. Я смотрел на них, и мне хотелось дико хохотать, подставить
лицо под секущие струи. Удары грома отдавались во мне чувством необъяснимого
восторга и усиливали мое безумие. Но добравшись-таки до подъезда и промокнув
до нитки, я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле или, по
крайней мере, в этом городе. Дрожащими руками я прикуривал сигарету и пьяным
взглядом смотрел, как затихает гроза, глухо ворча где-то в отдалении.
Но совсем другое дело - идти ночью по темному городу, глядя на яркие и
холодные огни витрин, отражающиеся в не менее холодных лужах, тусклыми
пятнами лежащих на темном асфальте. Тогда поневоле позавидуешь случайному
прохожему с зонтом в руке, скрывшемуся в темном переулке.
И мрачное безмолвие наваливается тяжким грузом, порождая тоскливые,
тяжелые мысли. А я обнадеживаю себя тем, что всего лишь устал. Но это мысль плод сознания, она - как насмешка над самим собой.
Я чувствую себя одиноким островком жизни, затерянным среди
бесконечного пространства, освещенного лишь мертвым светом неоновых огней.
А того дома, убогого, но желанного приюта нет вовсе. Есть только квартира,
такая же пустая и холодная, где никто не ждет меня, но и она не спасет от дождя и
холода. Мое жилище вдруг представилось мне полуразвалившимся старым домом,
домом без крыши, домом без жизни.
Эти мысли нисколько не удивляли меня, мой мозг погрузился в странную и
утомительную полудремоту. Где-то на другом конце сознания возникали невесть
откуда взявшиеся мысли и образы. Я вспоминал человека, шедшего зимой то ли
по замерзшему городу, то ли по снежной пустыне. Ему, как и мне, хотелось спать, и
он ложился в снег. Странно, но с большей радостью он стремился в объятия
смерти. Я почти понимал его.
Но мне не грозило это, и другая часть моего разума приняла за аксиому
мысль, что иной жизни в этом мире нет и быть не может, ибо вся она
сосредоточена во мне самом.
Временами усилием воли я возвращал себя к реальности, но, что
удивительно, не находил в ней особого отличия от мнимой, где сладкий голосок
ласково шептал: "Ложись в снег!" Разве что не было снега, а грязные лужи не звали
меня. Наверное, мне очень повезло.
Это балансирование между сном и явью продолжалось всю дорогу. Я твердил
себе, что смертельно устал, и лишь эта мысль становилась тем волевым усилием,
которое вырывало меня из забытья.
Таким образом, я все же дошел до дома, снял мокрую одежду. Мне стало
легче. Выключив свет, я зашел в комнату.
Вдруг мне показалось, что в моем кресле, стоящем в углу, кто-то сидит.
Противный холодок пробежал по спине. Но тут же я посмеялся над собой, привел
себе первое пришедшее в голову объяснение, списав все на усталость, лег на
кровать, и необходимость возвращаться в реальность оставила меня.
А я действительно спал. И этот господин в кресле... Он хорошо знаком мне,
нет, я прекрасно его знаю.
Мои понятия об имени и образе стали их воплощением. И это воплощение,
сидя в кресле, с усмешкой глядело на меня. Я приподнялся и сел на кровати.
- Это все сон,- пронеслось в моей голове, - мне нужно лишь проснуться.
Господин в кресле самодовольно усмехнулся:
- А помнишь ли ты, сколько раз засыпал? Сейчас ты ложился там.
Он посмотрел почему-то на потолок, и я, посмотрев на потолок, понял, что
спать я ложился не раз и не два. Именно на этой кровати.
- Так узнай для начала, в каком из своих снов ты находишься. Впрочем,
уснешь ты сейчас или проснешься, особой разницы для тебя не будет.
А я не смог вспомнить, сколько раз засыпал, и сколько раз мне нужно
проснуться, чтобы оказаться...
- В том сне, - продолжал господин, глядя на потолок,- ты хочешь и в нем
попытаться проснуться?
- Нет, - отвечал я. А может быть, сказал: «Да». Не уверен.
- Тогда не засыпай в этом.
Все эти речи окончательно сбили меня с толку. Я знал, что сплю, причем спала
именно та часть моего сознания, которая способна была логически рассуждать, и,
отбрасывая ненужное, расставить все на свои места, доказать мне, что все
происходящее не более чем сон.
Я был в своих чувствах, эмоциях. И управлять ими было некому. Они
оказались неуправляемыми, а я - их рабом.
- Впрочем, ты зря так рано покинул остановку.
Этот голос, мерзкий и скрипучий, тоже был хорошо знаком мне.
И весь путь, проделанный сегодня через дождь, вознесся перед моим
внутренним взором в обратной последовательности.
Я снова стоял на остановке, уже насквозь промокший, и ждал автобуса.
- Нет! - смеялся господин в кресле - Ты засыпаешь.
- Или просыпаюсь... - металась моя мысль.
- Здесь. Но ты повторишь свой путь.
Проклятье! Мне снова нужно было идти в дождь.
Но, странное дело, чтобы выйти из дома, мне совсем не нужно было
открывать дверь и спускаться по лестнице. Легко и свободно то ли пройдя, то ли
просочившись сквозь стену, я оказался сидящим на крыше.
И жилище мое вдруг позвало меня:
- Не уходи! Как я буду без тебя? Кто же будет...
Горелая яичница в холодильнике вдруг стала насущной необходимостью.
- Нет, ее сожрал твой кот.
Я увидел, как это пушистое создание с наглой мордой открывает лапой
холодильник и расправляется с яичницей. Мне оставалось только попросить дом
отпустить меня.
- Свободен! - крикнул я - Теперь я могу летать.
Неведомая сила, мягко обняв, подняла меня в воздух. Это было прекрасно подняться над землей, вдохнув прохладу ночи, оставить внизу и дождь, и мокрый
город.
- Дождись меня на остановке, - крикнул напоследок господин.
О да! Мне нельзя опоздать. И я шел, а может быть, летел по ночному городу,
глядя сверху на самого себя.
Но как изменился он! Ни единого огня не было внизу. Не горели неоновые
фонари, а вместо окон зияли черные провалы, как пустые глазницы. Не было и
людей, еще недавно спасавшихся от холодного дождя. Бледный, болезненный свет
луны, двигавшейся за мной, заливал этот город, мертвый город.
Но мне было все равно. Все чувства исчезли, и я не удивлялся уже ничему.
Пустота и холод поселились во мне, и, казалось, не было силы, способной
сокрушить их.
Таким образом я добрался до площади, где и находилась остановка.
Посередине площади зияла черная квадратная яма, и каменная лестница вела
вниз, в бездну.
Обойдя это жуткое зрелище, я снова оказался стоящим на остановке и
ждущим чего-то. Тугие струи дождя секли мое лицо. Я промок насквозь, но не
чувствовал холода, безучастно глядя на все вокруг.
Я знал, что автобуса уже не будет, но, тем не менее, стоял и ждал.
И вот, в конце улицы показался автомобиль. Он приближался медленно, не
включая фар. Не знаю, как я вообще разглядел его в темноте.
Автомобиль остановился передо мной. За рулем сидел тот самый человек,
который еще недавно смеялся надо мною, сидя в кресле. Я сел в машину, и она
стала кружить по площади, описывая все сужающиеся круги вокруг черной ямы.
- Постойте, но где все люди? - спросил я у водителя.
- Они ушли. Туда! - расхохотался он и резко повернул руль. Машина ушла
влево, и, прогрохотав по лестнице, полетела вниз, во мрак.
И я летел, я падал вместе с ней. Ощущение стремительного падения было
мучительно. Но еще мучительней было ожидание удара, который должен был
последовать.
Липкий черный туман затмевал все вокруг. Машина дрожала, разваливаясь
на части. И как преобразилось лицо господина за рулем! Мрак разорвал его, образ
рушился, а замены ему не находилось. Ее и не могло быть. Лишь мое больное
сознание пыталось облечь бесформие в форму. Казалось, это будет продолжаться
вечно.
- Ты хотел заглянуть в будущее? - Создание, находящееся рядом, снова
смеялось. - Не ты ли завидовал прорицателям и всевозможным гадалкам, лишь
предполагающим ход очевидного, да и то лишь до твоей смерти?
Я действительно ощутил дикое чувство зависти к ним. С неведомой силой
разгоралось оно во мне.
- Ты узнаешь больше, - продолжало существо, - но для этого ты должен лишь...
- Умереть? - завопил я. Но мой вопрос остался без ответа. Саркастическая
усмешка могла им стать, но не было и ее, как не могло быть улыбки без лица.
Последовал удар, и волной огня меня вышвырнуло из машины. Я оказался
лежащим на черном базальтовом камне. Их было много вокруг. Насколько хватало
взгляда, простиралась до багряного горизонта каменная пустыня. Камни
плавились, превращаясь в удушливый черный дым.
И из него передо мной возникло нечто. То, что наполняло мою душу ужасом и
могильным холодом. То, чья злобная воля порой сподвигала меня на действия,
несущие в мир гибель и разрушение.
Так, наверное, я и представлял себе его. Теперь оно на моих глазах обретало
форму: огненно-черное облако, из которого неясно вырисовывался силуэт,
похожий на человеческий. Впрочем, все это постоянно менялось. Неизменным
оставалось только ощущение чьего-то пронзающего взгляда, сковывающего и в то
же время разрывающего меня на части.
- Ты хотел знать, - услышал я глухой, тяжелый голос, - какая участь уготована
тебе. Твое время пришло.
Небо раскололось надо мной. Земля под ногами вдруг стала маленьким
шариком, размером не более монеты. А я остался самим собой, и центробежная
сила сбросила меня. Я полетел вперед головой в пространство, навстречу гибели,
как казалось мне. Поток крови, самой настоящей крови ударил в лицо. Я едва не
захлебнулся в нем.
- Ты – песчинка, - услышал я, и тут же оказалось, что я - маленький стеклянный
кубик. Вокруг было множество таких кубиков, и из них получался песок. Этот песок
я видел на берегу реки, текущей по планете Земля, вращающейся вокруг Солнца. И
все это неслось куда-то в бесконечном пространстве.
Но я не был мертвым кубиком. Я - жизнь, часть ее, как живая клетка. А может
быть, я - земная жизнь.
Сознание этого не делало меня больше настолько, чтобы я мог наполнить
собой пространство, скорее, наоборот. Также ярко сияли звезды, также
недосягаемы были они.
- Тысячи лет... Миллионы, миллиарды лет, что они пред Вечностью? То же, что и
ты в этом мире. Звезды рождаются, звезды гаснут, и все - ничто.
- А что же есть?
- Съешь что-нибудь! - дико расхохоталась Бездна. – Может, эта яичница,
пройдя сквозь тебя, оживит мир.
Да, мои действия, мои стремления породили колебание, подобное волне,
унесшейся вдаль.
- Законы бытия! - торжественно провозгласил совсем другой голос.
- И небытия! - подхватил первый, знакомый мне.
А Бездна вздрогнула и стала сжиматься, сокращаться, как угодно; как было
более доступно моему убогому пониманию, стремящемуся объять необъятное.
Все возвращается. Ужас, отчаяние, изгнанные когда-то, теперь приближались
ко мне, словно безмолвные всадники.
- Они знакомы тебе. Но каждый из них - лишь часть...
Часть чего? О, безумец! Всю жизнь я пытался связать между собой части
Единого. Неужели это получилось?
- Так я умру? В каком году?
- Жить вечно будешь ты.
- ...!?
И тут же на кровати я лежу.
- А будущее? - Мой глупый вопрос заставляет поморщиться меня самого. А
сон снова обнимает меня.
- Аз есмь грех твой.
Передо мной стоит огромная доска, исписанная почти целиком. Высокий
человек в сером балахоне что-то пишет на ней.
Вглядевшись в строчки, я понимаю вдруг, что здесь записаны все мои мысли
и дела. Это моя доска. А вокруг стоят такие же доски. Такие же люди в белых
балахонах что-то пишут на них.
- Рука не повинуется мне. Хватит! - закричал человек, стоявший около моей
доски, положил грифель и пошел прочь. А слова на доске вспыхнули, и огонь начал
заполнять все вокруг.
И я оказался почему-то в женской гримерной. Здесь было много очень
красивых женщин. Они снимали с себя одежду, надевали другую, и, казалось, не
замечали меня. Жгучее желание овладело мной. Я протянул уже руки к одной из
них. Но в это время неизвестно откуда взявшийся маленький черный котенок
бросился на меня и стал рвать мою грудь. Кое-как я отбросил его от себя, но моя
грудь и руки оказались расцарапанными. А женщина протянула мне что-то
наподобие монашеской рясы.
- Надень! – сказала она с усмешкой.
Я надел ее, и раздевалка исчезла. Теперь я находился в палате роддома. На
столе лежала женщина и кричала от родовых мук. Зрелище было не из приятных.
Акушер взял на руки родившегося ребенка и положил его на стол рядом. А дитя
вдруг выругалось матом, помянув всех, кого смогло, и превратилось в толстого
человека с красным лицом.
- Да, я верю в реинкарнацию! – закричал он на доктора, - но сколько можно!
Сто тридцать седьмой раз, - он кивнул на лоно матери – эта гадость корчится, и
я рождаюсь.
- Не нравится? – взревел доктор. – Родишься крокодилом! Нет, в семя
превращу тебя!
Он схватил за шиворот толстого плачущего человека и швырнул его куда-то вниз.
- Следующим будешь ты, – строго предупредил он.
А я верю, нет, верил в реинкарнацию. И я буду человеком.
-А знаешь ли ты, от кого произошел? – хохотал доктор.
-Инопланетяне? – шевельнулось в моем мозгу.
-Инопланетянин! А ну, марш на землю!
И я снова летел вниз, упав на палубу какого-то корабля. Прекрасной музыкой
было наполнено все вокруг. Мир и гармонию источала она. Всем своим существом
я стремился присоединиться к ней. Это божественно! Но, кажется, надвигается
гроза. Небо темнеет, стремясь пролиться, упасть на землю дождем из камня и
огня. Удар грома разбивает корабль, и океан поглощает его. Черные волны любят
совсем другую музыку.
Я знаю ее. Как не знать, ведь я ее автор. Эти звуки похожи на военный
марш. Под них люди стройными колоннами уходят в огонь, презирая или пытаясь
презирать смерть. А я беру медный инструмент, раскаленный необычайно, и
призываю всех погибнуть. Это ужасно! Но звук, изданный мной, сливается с ревом
океана.
И я уже на дне. Неужели, наконец, я обрел покой? Но я не желал его, мертвого
покоя!
-К жизни! – рвался я вверх, пробиваясь сквозь толщу воды. Мне хотелось
вздохнуть, но это грозило гибелью. Последние метры… Какое мучительно
яростное желание жить! Делаю вдох, но вода заполняет легкие. Свет наверху
меркнет, и я снова погружаюсь на дно.
-В сущности, тебе совсем не обязательно дышать, а тем более жить. Какой
смысл видишь ты в этом?
-Никакого! – эхом отдается во мне.
Слепец, безумец! Я проклинаю себя, но прекратить свое существование,
которое называл жизнью, не в силах. Мысль о бессмертии холодным клинком
пронзает меня.
Но нет, я буду жить, буду творить! О, муза, тебе одной молюсь!
-Но поздно.
-Я…
-Слышны мольбы твои. Так боров хрюкает в канаве.
Нет, я не боров, я великий поэт! И не в канаве я, а за столом сижу, уныло
поднимая взгляд.
А стол круглый, и много мне подобных сидит за ним, с тоскою глядя на меня.
Каким-то образом я оказываюсь председателем всего этого сборища.
-Так что на этот раз? – спрашиваю кого-то.
-Поднимается проблема…
-Решается вопрос…
О, черти! Распалили вы меня!
-Не вопрос, не проблема! – кричу им. – Опускайте!
Опускают. Но тут влетает главный боров, свирепым взглядом окидывая
сообщество.
-Я не вижу эффекта! Бесплатные помои бывают, знаете где? Что раскопали на
сегодня?
-Вот – огурец. – Встаю я с места. – Только он совсем свежий. Но, надеюсь,
время сделает бриллиант из камня. А, впрочем, позовите музу.
-Муу-за! – ревет компания.
И появляется она. Богиня! Как прекрасна ты! Небесные творения рождала ты в
душе моей.
-Вот огурец, дорогая. А подождать немного стоило. Перекусить не хочешь,
нимфа?
И я пытаюсь взять ее за руку, но чувствую сзади удар и падаю на стол. А он весьма
похож на помойное корыто. Из его заманчивой глубины всплывают вопросы. Мы
горячо обсуждаем их.
-Как мало нас осталось! – говорю я, и уныние снова повергает мой взор.
-Вдохновение! – кричит главный, и мутная субстанция с какими-то
скользкими кусками обрушивается на наши жирные бока. Компания,
восторженно визжа, хватается за ручки. Некто с краю, не совладав с
радостью, падает со стула ногами – копытцами вверх. Его уносят.
-А я вам не свинья! – вдруг заявляет главный. – Я– великий тенор! Давайте
же споем! И тут же затягивает кашляющим баритоном неизвестную народную,
собирая на своем пути всех пернатых и млекопитающих от тундры до великих,
до морей.
Два-три гнилых хлопка рождают мои руки. Зато зал за спиной взрывается
аплодисментами.
-Ты зря не хлопаешь, – слышу я голос сбоку. - Это заслуженный деятель. Он
нам все…
-И вся… - добавляю я.
-Хило! Он нам - культура.
-И искусство…
-Увести его! - вопят сзади.
-О, нет! Ну разрешите мне хоть краем глаза посмотреть. Я буду хлопать,
обещаю!
Какая-то старушка с дрожащими руками выбежала из-за кулис и улеглась на
розовую бархатную кровать, широко раздвинув посиневшие ноги. Дрожа всем
телом, она изображала, точнее, пыталась изобразить ожидание неведомой страсти.
-Молилась ли ты на ночь?
Вспотевший мавр, более похожий на индейца, возник перед ней, чуть не
потеряв свой облезлый парик. Дико вращая глазами, он с разбегу кинулся на
несчастную. Но, споткнувшись обо что-то, рухнул на Дездемону, едва не
перевернув ее вместе с кроватью. Дернувшись пару раз, он затих с
перекошенным от боли и страдания лицом. Дездемона с отвращением отпихнула
от себя безжизненное тело. Мавра унесли.
-Это великий артист! – неслось в зале.
-Семьдесят шесть Дездемон задушил. Не новичок вроде…
-Да, всякое бывает…
-Парализовало… - сокрушенные женские голоса донеслись из-за кулис.
-Кто наливал? – главный вылетел на сцену и кинулся на меня. – Не
хлопаешь!?
Я поднимаю руки для аплодисментов, но ужас! Их нет! Зачем я не хлопал! Как мог
не оценить титанический труд коллектива! Хорошо, остались хоть ноги, чтобы
покинуть это проклятое место. Но и они… О, черт!
-Парализовало! – рыдали уже на сцене.
-А если серьезно… - услышал я знакомый голос.
Тогда замолкли звуки, погасли яркие софиты, и веселье, словно зеркало,
разлетелось на куски.
Пространство, открывшееся передо мной, было освещено лишь тем холодным
светом, озарявшим когда-то мертвый город. Луна уже склонялась к горизонту.
Странно, но в том месте, где обычно восходило солнце, не было ничего. Не
освещала розовоперстая Эос восток, лишь мрак поглощал землю, следуя за
уходящей луной.
И люди, бывшие на сцене, странно изменились. Исчезли яркие костюмы, исчезли
витые парики. Глухие стенания разносились в этом подлунном мире вместо
веселых песен.
-Я люблю вас! – ворковало бесформенное существо, передергиваясь от
отвращения. Совсем недавно оно было, наверное, графом.
-Я ненавижу! – произнесла графиня, и вся покрылась мохнатыми серыми
наростами, похожими на плесень.
-Занавес, мать вашу! – завопил кто-то в глубине сцены.
С огромным трудом поднявшись, я направился к выходу. Но ноги мои тяжелели,
земля проваливалась подо мной, ее куски летели вниз.
-А теперь…
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------Но вот что-то теплое и ласковое коснулось моей щеки. Я приоткрыл глаза и сразу
зажмурился.
Это солнечный лучик, пробившись между шторами, разбудил меня.
Исчезли тоскливые ночные видения, разбежались тени, господин в кресле,
замахав руками, сполз куда-то вниз, но и оттуда прогнал его солнечный лучик.
Я подошел к окну. Огромное, сияющее Солнце поднималось над землей. Мрак
таял, последние бледные тени прятались за тонкие стволы деревьев, но и там не
находили спасения.
Не просто светом наполнялась Земля. Красавица, умытая ночным дождем, в
каждой частице, в каждой клеточке своей рождала она жизнь.
И я ощутил это великое счастье – быть маленькой частицей жизни, благодарить
Землю и славить Солнце.
ВЕСНА
И вновь на свете ты Весна! Пусть не апрель еще, но жизнью наполняется Земля. И
небо проливает чистый свет, что превращает поздний снег в сверкающее чудо.
Давно ли думал ты: « Холодные ночи, угрюмые серые дни, когда же кончатся
они?»
И не заметил, как настала ты, красавица, пришла на землю. Великим чудом
воплотилась ты в душе. Что-то знакомое, прекрасное, как прежде ожило, как
Солнце, проснулось и согрело озябшего своими теплыми ладонями.
И счастье – радоваться жизни, счастье понимать, осознавать, что жив, не ожидая
даже чего-то великого, не требуя у неба многого, благодарить за радость,
озарившую тебя.
Так позабудь же холода, они ушли, хоть и не навсегда, но впереди – апрель, и
счастье ждет тебя, поверь!
Не думай ни о чем, впусти весенний ветер в дом, и поднимись с ним до небес, как
птица, к солнцу, к свету!
Не бойся потерять – да обретешь, а, сохраняя, потеряешь. И жди – твоя удача
впереди!