Слинько М. А.,Соболева Е. С., Воронеж, ФУНКЦИИ

Слинько М. А.,Соболева Е. С.
Воронеж, ВГПУ
ФУНКЦИИ АНИМАЛИСТИЧЕСКОГО КОДА В КОНТЕКСТЕ
ПРОБЛЕМ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В ПОВЕСТИ И.А. БУНИНА
«СУХОДОЛ»
В связи с повестью «Суходол» Бунин писал: «Я не стремлюсь описывать
деревню в ее пестрой и текущей повседневности. Меня занимает главным
образом душа русского человека в глубоком смысле, изображение черт психики
славянина» [1]. В то же время общечеловеческий контекст не отменен
национальным, проблемы повседневности ни в коей мере не препятствуют
развитию философской тематики. Одним из инструментов авторского
исследования
обозначенной
проблемы
является
использование
анималистического кода, отсылающего к «вечным образам» мировой культуры,
архетипам, позволяющим выявить четкую оппозицию «вечное/повседневное»,
отчетливо прослеживаемую в тексте повести.
«Повседневность – эта целая система кодов, с которой мы соотносим свои
восприятия и переживания, и в которой производятся значения, создаются и
преобразуются объекты … У. Эко подчеркивал, что внутри повседневности как
знаковой системы бытийное объединено с бытовым, и этой системе заключен
культурный код семьи, группы, народа, страны» [2, с. 145].
«Раскрывая» анималистический код поэтики Бунина, мы видим, что
«живая природа» определенным образом характеризует героев, показывая
неразделенность человека и окружающего мира, выявляя специфику судьбы не
только отдельного персонажа, целого рода, нации, но и человечества. Сквозь
призму обыденных и повседневных событий читатель видит иную реальность,
иные характеры, автор неоднократно намеренно делает отсылку к вещам,
стоящим выше привычного нам бытия.
Так, Наталья, рассказывая о Суходоле, вспоминает свою матушку: «Была
она птишницей. Индюшат под её начальством было несть числа. Захватил их
град на выгоне и запорол всех до единого … кинулась бечь она, добежала,
глянула – да и дух вон от ужасти!» [1, с.133-134]. Индейка символизирует в
культурной традиции духовную традицию с Матерью-Землей (женской
плодовитостью), мужской потенцией, коллективное благо [3]. Таким образом,
смерть индюшат предвещает вырождение Суходола. Неслучайно при описании
тети Тони упоминается «комолая корова» [1, с.138-139], которую женщина
гонит домой. Строптивый нрав героини, от которого страдает, прежде всего,
она сама, позволяет вспомнить поговорку «комолая корова, хоть шишкою, да
боднет».
По-иному интерпретируется Буниным в повести и тема любви:
выражение чувства уходит от привычного и прозаического страдания и счастья.
Происходит переоценка и переосмысление вечных ценностей, которые
противостоят повседневности, занимая «надсюжетное» положение. Появляется
мотив «очарования» любовью, который связывает Наталью и тетю Тоню.
Подчеркивают особую судьбу этих героинь случайные «жители» суходольского
дома – «чудесные бабочки в ситцевых пестреньких платьицах, и в японских
нарядах, и в черно-лиловых бархатных шалях», которые контрастируют со
всеми остальными образами «живой природы», населяющими избу (мухи,
крысы, черный кот с зелеными глазами [3]), предвещающими зло, разрушение,
гибель. Убийство бабочки Войткевичем (остается только «серебристая пыль»)
символизирует качественно новый этап в жизни героинь, в котором нет места
радости, отсутствует взаимная любовь и беззаботность. Актуализируется в
связи с произошедшим и тема памяти. Влюбленные друг в друга Войткевич и
тетя Тоня – не пара, т.к. товарищ брата чужд Суходолу, его размеренной и
замкнутой жизни. Чувство не имеет будущего, потому что Суходол – это то,
что есть сейчас, сегодня, та обыденность, которая не предполагает развития и
скорее обращена к прошлому, нежели к будущему. Ведь неслучайно с тетей
Тоней «сделалась истерика» (141), когда девки по неведению стерли пыль от
бабочки – воспоминание о том, что было.
Подробно описаны обитатели суходольского сада – свидетеля и
хранителя тайн дома. Иволги – носители позитивной энергии – только
«проносились над садом», символизируя
скоротечность и непостоянство
счастья. Постоянные «жильцы» сада – галки, которые «с многочисленным
родством» обитали в развалившихся трубах и темных чердаках, филин – в
полуразвалившейся
риге.
Восприятие
филина
определенным
образом
характеризует Наталью и Тоню, «делящих одну судьбу на двоих» (выражение
Т.А. Никоновой). Их обоих пугает птица. Галка, сова/филин символизируют
злосчастье, связаны
с брачной
символикой, наделены демоническими
свойствами. Кроме того, крик этих птиц предвещает смерть/рождение, пожар
[4, с. 179, 232].
В контексте дальнейших событий все эти смыслы реализуются. Наталья в
угоду тете Тоне (вспомним Войткевича, который «напугивал» Тоню тем, что
придет за ней после смерти) никогда не выйдет замуж, Наталья не сможет
противостоять лжеюродивому Юшке (тоже чужому, страшному, страстному),
не случайно связанного в сне Натальи с образом козла [3, с. 149-150], в пожар
Наталья потеряет своего так и не появившегося на свет ребенка. Т.е. мы видим,
что Суходол, представляя собой замкнутую систему, символизирующую
специфику русской жизни, не приемлет инородных элементов (Войткевич,
ребенок Натальи). Когда же изолированность данной целостности нарушается
потусторонним, инородным, происходит трагедия, нарушается внутренний
покой героев, происходит некий «сбой» системы.
Показательно, что в том же саду внимание читателя автор фиксирует на
описании бани, где жили «белые трусы» - кролики, в христианской традиции –
«нечистые» животные [3, с. 104-105]. В бане Наталья (вечный страх объединяет
её с кроликами) хранила зеркальце, украденное у Петра Петровича «на память»
о любимом барине, за «вожделение», «нечистые мысли» (об этом известно
только ей) девушка наказана высылкой из Суходола. Мотив зеркала обнажает
сюжет взаимооборачиваемости всех явлений действительности (вспомним, что
фортепиано, на котором была убита бабочка Войткевичем, стояло под
зеркалом). Сюжет творения, радости любви заменяется сюжетом гибели.
В финале описание суходольского кладбища завершает мысль о вечном
повторении: «Только надо помнить, что вот этот покосившийся крест в синем
небе и при них был тот же … что так же желтела, зрела рожь в полях, пустых и
знойных, а здесь была тень, прохлада, кусты … и в кустах этих так же бродила,
паслась вот такая же, как эта, старая белая кляча с облезлой зеленоватой холкой
и розовыми разбитыми копытами» [1, с.187]. Кладбище, в данном случае,
соединяет в себе и повседневное (смерть в её привычном житейско-бытовом
понимании) и вечное (вопрос о вечности жизни).
«Белая кляча» - сложный неоднозначный образ, вписанный ряд традиций.
Образ клячи часто встречался в литературе второй половины XIX века. Как
правило, этот образ (его мы часто встречаем в произведениях М. СалтыковаЩедрина, Н. Некрасова, Ф. Достоевского, Л. Толстого) эпизодический,
мимолетный, но в то же время несущий огромную смысловую нагрузку, связан
с проблемами русской жизни – религиозно-нравственными и социальными,
которые также имеют отражение и развитие в повести.
Итак, анималистический код играет в повести характерологическую и
сюжетообразующую роль, что реализуется путем раскрытия в повести
оппозиции «вечное/повседневное». Символика образов «живой природы»
раскрывает сложные философские раздумья писателя о судьбе России, судьбе
сословий, судьбе человека в целом.
Список литературы
1. Бунин И.А. Собр.соч.: В 9 т. ‒ Т.3. – М., 1965. – С. 477-478
2. Струкова Т.Г. Повседневность и литература // Научно-философский
анализ повседневности: проблемы и перспективы в XXI веке / под общ. ред.
Т.Г. Струковой. Воронеж: ВГПУ, 2010. - С. 141-158
3. Тресиддер С. Словарь символов. – М., 1999. – С.127.
4. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. – М.,
1997. – С.568-586.