И.Е. Воронкова - Орловский государственный институт

ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
УДК 94 (470) "1722/1723"
И.Е. Воронкова
ПОЛОЖЕНИЕ ПЕРСИИ ИЛИ ВМЕШАТЕЛЬСТВО РОССИИ И ЕЕ ПАЛЕЦ
(персидские походы России в начале XX века)
В статье рассматривается персидская политика России начала XX века: ее содержание, методы и
способы реализации. Делается вывод о том, что персидские походы России 1909 г. и 1911 г. оказали
негативное влияние на характер русско-персидских отношений.
Персидские походы 1909 г. и 1911 г., меджлис, шах Мохаммед-Али, русский экспедиционный корпус,
казначей Морган Шустер.
Русско-персидские отношения в начале XX в. во многом определялись соперничеством России и Англии
за влияние в стране Льва и Солнца, которое разрешилось подписанием в 1907 г. русско-английского соглашения. Сферой русского влияния была обозначена северная Персия и, определяясь в направлении персидской политики, глава МИД А.П. Извольский считал необходимым последовательное применение «принципа невмешательства во внутренние дела страны и строгое соблюдение соглашения с Англией 1907 г., в основу которого
положен именно этот принцип»[1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 600 б, Л. 9 об.]. Однако уже в 1909 г., реагируя на разрастание персидской смуты, перешедшей в стадию вооруженного противостояния между Шахом и меджлисом,
Россия вынуждена была решать вопрос о своем участии в персидских делах ввиду реальной угрозы жизни и
имуществу русских подданных в Персии, а также зафиксированных фактов перехода кавказской границы
большим количеством персидских подданных, спасающихся от анархии. По итогам ряда февральских заседаний Особого совещания было выработано мнение о том, что «активное вмешательство» России в персидские
дела нежелательно. Вместе с тем, признавалось необходимым, в случае возникновения какой-либо опасности
для русских подданных, «принять все зависящие меры» к их защите.
Обозначенная опасность возникла вскоре в связи с трагической ситуацией осады г. Тавриза. Население
города, не признавшее власть Шаха, оказалось в жесткой блокаде четырех сотен казаков, регулярных шахских
подразделений и орд диких кочевников. Закрытие путей снабжения создавало угрозу голодной смерти жителей
Тавриза. Представители великих держав в Персии, осведомленные о тяжелом положении осажденных, просили
Шаха объявить шестидневное перемирие, чтобы снабдить население продовольствием. Последний согласился
практически сразу, но, поскольку известие об этом задержалось, Главный штаб отдал приказ о форсированном
марше на Тавриз двух батальонов 1-й Кавказской стрелковой бригады, двух сотен 1-го СунженскоВладикавказского генерала Слепцова полка, двух сотен 1-го Полтавского Кошевого Атамана Сидора Белого
полка, трех батарей – скорострельной, горной и гаубичной, одной роты саперов[2, 23]. Инструкция Тавризскому отряду гласила: «1. Задачу отряда составляет защита русских и иностранных подданных в Тавризе. 4. Воинские чины не имеют права принимать на себя какие бы то ни было административные обязанности по общему
управлению населением. 5. Наши войска не должны допускать вооруженных столкновений революционеров с
Шахскими войсками и сторонниками в черте города Тавриза. 6. Действия наших войск должны быть твердыми
и энергичными, но благожелательными к населению, на которое следует смотреть не как на неприятеля, а как
на мирных жителей дружественной Державы; ввиду особенностей мусульманского быта необходимо тщательно соблюдать неприкосновенность мусульманских женщин»[1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 202.]
Далее события развивались стремительно: за уведомлением о готовности Шаха снять блокаду последовал приказ приостановить движение русского экспедиционного корпуса. Однако ввиду продолжения осады
города командующим войсками Эйн од-Дойлы движение русских войск было возобновлено. Спасенное «открытием» города население Тавриза вполне искренне приветствовало своих освободителей, но вскоре все газеты обошла сенсационная телеграмма о «разнузданном поведении русских солдат в Тавризе, осквернении мечетей и т.п.»[3,214], что способствовало нарастанию негативных настроений в Персии по отношению к России.
Не добавлял оптимизма и факт поддержки российской стороной низложенного 16 июля Мохаммед-Али Шаха,
получившего убежище в летней резиденции русской миссии, а также прочное закрепление русских войск в
Тавризе и Реште. Впрочем, в 1909-1910 гг. Россия частично вывела свои вооруженные силы из Казвина и Ардебиля, однако нестабильная политическая обстановка в стране, вспышки конфликтов на конфессиональной почве, необходимость защиты торговых путей способствовала сохранению то увеличивающегося, то сокращавшегося, в зависимости от ситуации, контингента российских войск на территории Персии.
Кульминационными по силе отрицательного воздействия на русско-персидские отношения стали
действия российской дипломатии, связанные с событием назначения на должность Генерального казначея
Персии американца Моргана Шустера. Первоначально российская сторона, не желая своим отказом вызывать
«дурной эффект», заняла сдержанную позицию относительно приглашения на службу меджлисом Шустера,
хотя в письме временно управляющему министерством иностранных дел Нератову министр финансов
Коковцов будет указывать, что, судя по закону об организации финансовой системы Персии, «фактически
никаких пределов в деле пользования указанными широкими полномочиями не устанавливается и Шустер, при
желании, может приостановить любой платеж из средств персидской казны»[4, 250]. Анализируя содержание
телеграмм из Персии, в которых сообщалось о первых столкновениях между Шустером и таможенным
администратором Морнаром, Коковцов приходил к выводу, что «названный американец не склонен толковать
предоставленные ему полномочия ограничительно». Последующая организация финансовой жандармерии с
назначением на пост командира британского военного атташе майора Ч. Стокса и приемом на службу по сбору
налогов в северной Персии британского подданного Лекофра, подтвердив опасения министра финансов,
привлекут внимание дипломатического ведомства России к «проблеме Шустера» и путей ее разрешения.
Нератов придет к выводу, что с момента появления в Персии Шустера интересы России стали
«систематически» игнорироваться персидским правительством. Последней каплей в чаше терпения явились
«вызывающие по форме действия» Шустера в инциденте, связанном с конфискацией имущества потерпевшего
поражение шаха Мохаммеда-Али и его родственников, в том числе Принца Шоа-ос-Салтане. Подчеркивая, что
с этим имуществом связаны русские интересы, Нератов будет указывать, что Шустер занял в этом деле явно
антирусскую позицию, допустив не только насильственный захват недвижимости до окончания переговоров, но
и изгнание из дома Принца казаков Персидской казачьей бригады [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 98.]. В
конечном итоге, Шустер стал для российской стороны своего рода символом «дерзости» персидского
правительства, которое, «в нарушение всех традиций», после инцидента с конфискацией имущества «позволило
себе двумя последовательными нотами требовать отозвания русского генконсула и подведомственного ему
чиновника» [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 98.]. Ответные шаги последовали незамедлительно. Вслед за
предъявлением требований заменить персидских жандармов казаками и принести извинения за оскорбления
чиновников генконсульства, которые остались без ответа, последовала угроза посылки в Казвин русского
отряда.
На этот раз персидское правительство решилось протестовать против вмешательства русских властей в
нормальное функционирование финансовой администрации, что вызвало принятие соответствующих мер.
Важно отметить, что после совещаний с английской стороной, рекомендовавшей ограничиться занятием
таможен, МИД России пришел к выводу, что «персидское правительство увидело бы в означенной мере только
колебание с нашей стороны, между тем как, по нашему мнению, нужен был резкий удар, чтобы произвести
должное впечатление» [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 122]. Вскоре персидское правительство удовлетворило
русские требования, заменив жандармов Шустера казаками персидской бригады, а министр иностранных дел не
только принес извинения за оскорбления чиновников, но и заверил, что «подобное оскорбление не могло
входить даже в мысли Персидского правительства и что опоздание в выполнении наших двух требований
вызвано исключительно министерским кризисом» [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 221.]. Официальная
дипломатия рассудила иначе. Как только русский отряд прибыл в Персию, ее правительству предъявили новые
требования: увольнения Шустера и Лекофра; обязательства не приглашать на свою службу иностранцев без
предварительного согласия Русской и Британской миссий в Тегеране; возмещения персидским правительством
расходов, вызванных нынешней экспедицией в Персию [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 259 об.]. На
удовлетворение данных требований Персии было дано 2 дня, в противном случае ей грозила перспектива
русского военного присутствия в Тегеране. И вновь персы проявили непокорность, отвергнув ультиматум. В
ответ русские войска стали занимать территории в северной Персии, вызвав тем самым массовые протесты по
всей стране. По сообщениям русского посланника в Персии Поклевского-Козелл, антирусские демонстрации в
Тегеране продолжались уже третий день, было несколько покушений против лиц, «менее известных»,
наблюдалась сильная агитация в пользу бойкота русских товаров, насильно удалялась публика из вагонов,
считавшихся русским предприятием [1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 366.]. Разжигая страсти, передовица
газеты «Шемс» писала: «На земном шаре нет правительства более коварного, более кровожадного, чем Русское.
Нет народа, более грубого, чем Русский. Русское правительство душою и телом предано Самодержавию и
деспотизму; им живет тирания и порабощение; оно беспощадный враг свободы. Нет ни одного вида насилия и
беззакония, которого не применяли Русские по отношению к персиянам поклонникам конституции и свободы»
[1, Ф. 144 Б, Оп. 489, Д. 594 б, Л. 20].
Агрессивный характер русской политики в Персии, безусловно, дал ряд негативных последствий. В
международном плане карательная экспедиция, проведенная на глазах у Европы, не способствовала
поддержанию престижа и достоинства России. Еще более этот «престиж» пострадал, когда Сазонов, уже
отступая с националистических позиций, «многократно и громко» отрекался от задней мысли восстановления
экс-шаха на престоле – «мы не вернем его на престол на своих щитах» [5], и был принужден изменить смысл
требования о денежном вознаграждении с Персии [6], заявив, что Россия все же найдет способ получить
удовлетворение, имея в виду получение у персов различного рода концессий. В плане «восстановления
дружеских отношений» с Персией наращивание русского военного присутствия привело к прямо
противоположным результатам. Стычки между русскими войсками и федаями не прекращались, а первая
русская кровь на персидской земле стала требовать, словами кавказского наместника графа И.И. ВоронцоваДашкова, самого «сурового возмездия». Его настойчивые телеграммы Николаю II с призывами отмщения
возымели должный результат – император одобрил приказ графа «действовать решительно и быстро»,
следствием чего стали массовые казни организаторов и исполнителей нападений на русских солдат и офицеров.
Вместе с тем, акции устрашения не могли продолжаться бесконечно, ибо, с одной стороны, они заводили
персидскую политику России в тупик, а с другой стороны, способствовали росту напряженности в русско-
английских отношениях. Сазонов, остановив продвижение русских войск на Тегеран, принял решение вступить
в переговоры с Англией, целью которых являлось возвращение к тому положению, которое было условлено
англо-русским соглашением 1907 г. В конечном итоге, Россия согласилась принять на себя посредничество
между шахом и Тегераном, предложив Мохаммеду-Али от имени персидского правительства пансион в 50
тысяч туманов в год и полную амнистию его сторонникам при условии, что он немедленно покинет Персию. 29
февраля 1912 г. управляющий отделением русского Учетно-ссудного банка в Бендер-газе сообщил, что дела с
шахом улажены и он отбывает из страны.
Развернутые объяснения по русской политике в Персии лета 1911-весны 1912 г. были даны Сазоновым в
думской речи 13 апреля 1912 г. Отмечая слабость персидского правительства, не сумевшего внести успокоение
и водворить желаемый порядок в стране, следствием чего явились весьма значительные убытки русскоподданных, глава МИД указывал, что «неблагоприятное положение должно было неминуемо при первом же
поводе разрешиться какими-либо чрезвычайными с нашей стороны мерами». Таким поводом стали резко
враждебные России действия казначея Персии Шустера, на увольнении которого в ультимативной форме
настаивала российская сторона. Благоприятность исхода – удовлетворение требований ультиматума – была,
однако, омрачена событиями в Тавризе, где русские войска подверглись нападению федаев, спровоцировав, тем
самым, не только усиление военного присутствия в Тавризе и других населенных пунктах, но и взятие в свои
руки «суда и расправы» над виновниками нападений на наши войска. В дальнейшем, персидское
правительство, осознав всю сложность ситуации, обратилось к России и Англии с просьбой «оказать ему
поддержку в деле умиротворения страны и водворения в ней прочного порядка». Ключевым условием таковой
поддержки союзные державы поставили «прекращение борьбы» между правительством и бывшим шахом
Мохаммедом-Али. Категорически отвергая версию о русской помощи шаху, Сазонов обращал внимание на
благотворную миссию России в деле организации переговоров противостоящих сторон и последующего
добровольного отъезда шаха из страны. Подчеркивая, что продолжающееся пребывание русских войск на
территории Персии не имеет оккупационного характера, а сводится «исключительно к охране жизни и
имущества русских подданных и к обеспечению торгового движения в пределах отмежеванной нам англорусским соглашением сферы влияния», министр уверял, что «как только шахское правительство будет в силах
своими средствами поддерживать повсеместно порядок, наши войска будут отозваны обратно в Россию» [7,
Стб. 2161-2164].
Действия персидского правительства по роспуску иррегулярных частей, увеличению состава Персидской
казачьей бригады, формированию регулярной полицейской стражи в столице способствовали наступлению
некоторого затишья во внутренней жизни Персии, однако до окончательного успокоения страны, по
сообщениям российских консулов, было еще далеко, что привело к принятию решения о сохранении русского
военного присутствия в Персии, которое продолжалось вплоть до начала Первой мировой войны, а с ее
началом был сформирован русский Экспедиционный корпус под командованием генерала от кавалерии Н.Н.
Баратова, задачей которого определялось ведение боевых действий на персидском фронте [2,107].
Список литературы:
1. Архив внешней политики Российской империи.
2. Стрелянов (Калабухов) П.Н. Казаки в Персии. 1909-1918. М., 2007.
3. Русско-индийские отношения в 1909-1917 гг. М., 1999.
4. Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного
правительств. 1878-1917 гг. Серия II. 1900-1913 гг. М., 1939. Т. 18. Часть I.
5. Речь. 2.XII. 1911 г.
6. Речь. 5.XII. 1911 г.
7. Государственная дума. Созыв III. Стенографические отчеты. Сессия V. СПб, 1912 г.
Воронкова Ирина Евгеньевна
к.и.н., доцент кафедры социально-гуманитарных наук
Орловского государственного института экономики и торговли
E-mail: irivoronkova@yandex.ru