- Homo Beatus
реклама
Наум На деж дин Беседы с Давидом Н АУМ Н АДЕЖДИ Н Беседы с Давидом [ В Н Е ] Б И Б Л Е Й С К И МОСКВА, 2007 Е Х Р О Н И К И УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6 Н17 Художник Э. Калване Надеждин, Наум Беседы с Давидом / Наум Надеждин. – М. : Открытый Мир, 2007. – 432 с. – (Серия «[Вне]библейские хроники»). «Беседы с Давидом» – психологический триллер-фантазия по мотивам биографии одного из самых известных библейских персонажей – царя Давида. История Давида рассказывается так, как будто он наш современник. Шокирующие откровения главного героя помогают нам понять, что происходит с человеком, уверовавшим в свою избранность, и что лишь научившись любить и прощать, каждый из нас может постичь и исполнить свое истинное предназначение. УДК 821.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6 ISBN 978-5-9743-0072-1 © Наум Надеждин, текст, 2006 © «Enteos Publishing», 2006 © ООО «Открытый Мир», 2007 О Г Л А В Л Ен и е От автора.............................7 Пролог.................................9 Глава 1............................... 29 Глава 2............................. 145 Глава 3..............................311 Эпилог............................. 423 О т а в т ор а И пронеслось имя Давидово по всем землям, и Господь сделал его страшным для всех народов 1-я Пар. 14, 17. Почему я пишу о Давиде? Когда много лет назад я впервые познакомился с героем моего рассказа, он сразу же поразил меня своим жизнелюбием, своей уверенностью в том, что все будет хорошо. Нечасто в нашей жизни встретишь такой оптимизм. Впрочем, тогда я еще не знал всех подробностей насыщенной и драматичной жизни Давида. Не знал, как много ему пришлось выстрадать, перенести, пережить. Шли годы. Наше знакомство продолжалось и развивалось. Давид всегда удивлял меня. Каждая наша встреча – а были эти встречи то частыми, почти ежедневными, то редкими, очень редкими, порой мы расставались на годы – так вот, каждая наша встреча оборачивалась для меня открытием. Да, Давид умел удивлять. События его жизни были порой захватывающими, порой – просто необычайными. Но главным было не это. Самым уди- –7– [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ вительным было то, что встречался я с Давидом, а открывал что-то в себе самом. А еще меня всегда поражало, что чем больше я узнавал о Давиде, тем ближе становился он мне. И тем отчетливее я понимал, что раньше или позже, но я обязательно напишу о нем. И о себе. Вот почему я пишу эту книгу. Конечно, все, что вы прочтете, не более чем фантазия автора и имеет мало общего с событиями, которыми была так богата жизнь моего героя. Пожалуйста, помните, что все совпадения, если таковые встретятся вам, будут абсолютно случайны. Не удивляйтесь. Я вполне осознанно решил не пересказывать вам биографию Давида. Зачем? Вы легко можете познакомиться с ней сами. Я же решил рассказать вам о Давиде так, как будто он является нашим современником. Почему? Да потому, что он действительно наш современник. И даже более того – он живет в каждом из нас. Думаете, я преувеличиваю? Ничуть. P. S. Я буду очень рад, если вы сможете полюбить моего героя так же, как полюбил его я. Поверьте, Он заслуживает этого. Этого заслуживаете вы... п р о л о г – Иди, – сказал мне Чумазый, – только помни, у тебя всего десять минут. Я кивнул. Опаздывать я не собирался. Не до­ ждетесь! Я уже ученый… Вообще-то Чумазый был не таким уж плохим парнем. При желании с ним даже можно найти общий язык. Если, конечно, вам когда-нибудь доводилось искать общий язык с отъявленными мерзавцами и вы понимаете, о чем я говорю. Чумазый не был врединой. В моей ситуации это значило очень много. Я пошел по знакомому мрачному коридору. Двери справа, двери слева. Одинаковые, невзрачные, без табличек и надписей, словно специально созданные для того, чтобы нагонять тоску и вселять ужас. Сколько их тут? Сотни? Тысячи? Я прошел мимо первого, а потом и второго пересечения коридоров, уводящих куда-то влево и вправо. Я никогда не ходил туда, но знал совершенно точно, что и там я нашел бы все те же до боли и тошноты знакомые мне двери. – 11 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Двери, двери, двери… Двери, за каждой из которых, как я подозревал, скрывалась драма однойединственной человеческой души. Я оглянулся: коридор уходил в бесконечность. Да, дверей здесь было много. И одна из них была моя. Я шел по коридору и думал о том, что за те четыре года, которые я провел здесь, в пятом отделении шестого блока тринадцатого корпуса четырнадцатой колонии двести тридцать четвертой зоны, я не просто научился безошибочно находить нужную мне дверь, но делал это с первой попытки, руководствуясь каким-то внутренним чутьем. Звериным чутьем, хотелось сказать мне. Почему? Да потому, что мне даже не нужно думать или пытаться сосредоточиться на поисках той единственной двери, где ждал меня Чумазый. Третий коридор, четвертый, пятый… Отчего-то я вдруг вспомнил, как проходил здесь в первый раз. Ох, и натерпелся я тогда страху! И тут же я горько усмехнулся. И зачем я обманываю сам себя? Я ведь очень хорошо знаю, что, охватив меня тогда, страх поселился во мне. Навсегда... Оставив позади шестой коридор, я перестал вспоминать и сосредоточился на поисках нужной мне двери. Она ничем не отличалась от сотен и ты- – 12 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М сяч остальных дверей, заполняющих эти коридоры, но вела в совсем иной мир – в курилку. Да, да, не удивляйтесь, я шел в курилку. В самую обычную, пропитанную насквозь табачным дымом, смолами и никотином курилку, которая стала для меня самым радостным открытием всего моего посмертного существования. Мне бы очень хотелось сказать «посмертной жизни», но назвать это жизнью было бы слишком громко. По крайней мере, я не смел. Я опять усмехнулся. Вот ведь как странно порой получается: в той моей – как это правильнее сказать: человеческой или земной? – жизни я не курил. Ну, если не считать раннего детства и первых опытов в кругу дворовых мальчишек. Впрочем, именно с тех самых пор я понял, что курить мне не нравится. Не мое это. И больше я уже не курил никогда. «Да, – подумал я, – никогда не знаешь, что с тобой будет завтра». Теперь, по прошествии четырех лет, я был не просто заядлым курильщиком. Я был завсегдатаем курилки, если только это слово может передать тот смысл, который я в него вкладываю. Я думал о курилке, мечтал о ней, с нетерпением, до дрожи, ждал каждого перекура… Я с благодарностью подумал о Чумазом и тут же одернул себя: «Что-то я последнее время слиш- – 13 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ ком часто думаю о моем палаче с благодарностью. К чему бы это? Нет, все правильно. Это ведь он рассказал мне о курилке...» Я с трудом разлепил глаза. Внутри у меня все горело. – Воды… – выдохнул я. Чумазый смотрел на меня с интересом. – Воды! – мне было больно говорить и дышать. Легкие наполнял сухой смрадный воздух, который сжигал и отравлял меня изнутри. – Нет воды, – почти ласково сказал толстяк, – терпи. Я не мог терпеть. Наверное, он понял это по моим глазам. – Ничего, – терпеливо и снисходительно сказал Чумазый, – никуда ты не денешься. Не можешь терпеть? Все равно терпи. Выхода-то нет. И он отвратительно рассмеялся. Я бессильно закрыл глаза, но тут же вновь по­ старался широко открыть их – мои сухие, давно все выплакавшие глаза жгло огнем. – Пожалуйста! – взмолился я. – Воды! Чумазый перестал разыгрывать из себя заботливого и терпеливого папочку. – Слушай, – рявкнул он, – что ты пристал ко мне? Нет воды! Не-ту! И ты это отлично знаешь. – 14 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я и правда очень хорошо знал это. Воды у Чумазого действительно не было. Но оттого, что я об этом знал, мне было только хуже. – Воды! Глоток… Капельку… – бессвязно забормотал я. Чумазый посмотрел на меня с досадой. – Знаешь, – сказал он, – ты что-то перестаешь мне нравиться. А ведь я к тебе почти привык… Я взглянул на толстяка. Ну и морда! Одни гнилые зубы чего стоят! Но ведь в чем-то он прав. Я тоже начал привыкать к своему палачу. Я замолчал, пытаясь понять, к чему Чумазый клонит. – Ты лучше не раздражай меня, – он шептал, доверительно наклонившись ко мне, – ни к чему это. Все равно помочь я тебе ничем не могу. А вот хуже сделать – это запросто. Тут мне пришлось с ним согласиться. Сделать хуже Чумазый действительно может. Запросто. Возьмет, например, и перестанет со мной разговаривать! Или, того хуже, сократит время перерывов в бесконечных пытках. От одной этой мысли мне стало холодно. И даже расхотелось пить. Я с благодарностью посмотрел на Чумазого. Умеет же он все-таки убеждать! Толстяк, кажется, понял меня без слов. – 15 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ну что, полегчало? – спросил Чумазый. – Вот и ладненько. Он похлопал меня по плечу. – Что-то мы с тобой заболтались, – спо­ хватился Чумазый, – пора за дело. На чем ты там остановился? Я с ужасом посмотрел на него. Неужели уже все? Мой палач кивнул. – Нет! Ну пожалуйста, еще чуть-чуть, – начал канючить я. Чумазый покачал головой. – Нет. Не могу, – в голосе его не было жест­ кости, – так на чем ты остановился? Я очень хорошо помнил, на чем я остановился. На том, как я в первый раз переспал со своим лучшим другом, воспользовавшись тем, что он был в стельку пьян. Фу, мерзость. Возвращаться к этому мне совсем не хотелось. – Нет, – замотал я головой, – еще минутку! Чумазый с сожалением посмотрел на меня. – И рад бы, да не могу. Порядок, понимаешь... Я услышал сочувственные нотки, и у меня появилась робкая надежда. – Очень тебя прошу... – начал я, но мой палач не дал мне договорить. – 16 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А если бы и мог, то не дал бы! Понял?! Я растерянно уставился на него. Увидев мое замешательство, Чумазый расхохотался. – Купился? Как я тебя обманул, а? Купился, да? Он радовался, как ребенок. Мне стало обидно. – Ну и ладно, – сказал я, – и не надо... Я отвернулся от своего палача, готовый снова погрузиться во тьму суда. – Да брось, – примирительно сказал толстяк, – не переживай... Я ничего не ответил. Только дернул плечом. Мол, ничего мне от тебя не нужно. – Не могу я, понимаешь? – в голосе Чумазого было и сочувствие, и раздражение. – Вот если бы ты был курящим… – А что тогда? – в моем воспаленном мозгу вспыхнул огонек надежды. – Тогда? Тогда бы у тебя были перекуры. – Часто? – тихонько, чтобы не спугнуть удачу, спросил я. Чумазый пожал плечами. – Пару раз… – В день? – попытался угадать я. – Еще чего?! – закричал мой палач. – За дураков нас держишь? – 17 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я испуганно замотал головой. – В неделю, – чуть спокойней сказал Чумазый, – только тебя-то это никак не касается. Ты же не куришь. Так что давай, пошевеливайся! В моей голове уже созрел план. – Да, – сказал я задумчиво, – не курю. И никогда не курил. Представляешь? – Что, совсем никогда? – удивился толстяк. Я видел, что он заинтересовался столь удивительным фактом и даже забыл о том, что мне пора на плаху. Хороший знак, подумал я. – Никогда! – гордо подтвердил я. – Много раз меня пытались научить и даже заставить, но никому не удалось. Так что, между прочим, я умер совершенно здоровым! Я выразительно посмотрел на Чумазого. Это была правда, и он знал это. – Ну и что? – обиделся тот. – Все равно ведь умер! Да… будь она неладна, эта последняя поезд­ ка с друзьями к морю. Впрочем, кто же знал, что все закончится именно так? – Абсолютно здоровым! – еще раз выразительно сказал я. – Да ладно! – пробурчал Чумазый. – Здоровым, нездоровым… Что с того? – 18 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ничего, – успокоил я его, – но готов поспорить, что, даже если бы ты захотел научить меня курить, у тебя все равно ничего бы не получилось. – Это у меня-то? – встрепенулся толстяк. – У тебя, у тебя, – спокойно ответил я, – еще и не такие пытались… Как я и рассчитывал, вынести столь унизительное предположение в свой адрес Чумазый не мог. – А ну, кури! – зарычал он, и я увидел, что в его лапе лежит непонятно откуда появившаяся папироса. – Не буду! – для вида начал сопротивляться я. – Еще как будешь! – заверил меня Чумазый. – У меня еще и не такие курили! Будешь как миленький. Он насильно запихнул мне в рот папиросу, сжал мои губы и поднес к табаку горящую спичку. – Нет! – говорить со стиснутыми губами было совсем нелегко, но я старался. – Не буду! – Будешь! – Чумазый еще сильнее сжал мне губы, чтобы я не мог выплюнуть уже дымящуюся папиросу. Я замотал головой. – Будешь! – рявкнул толстяк и второй лапой зажал мне нос. – 19 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Мне ничего не оставалось, как затянуться. – Ну? – с довольным видом победителя спросил Чумазый. – Сдаюсь! – задыхаясь и кашляя, прохрипел я. Он радостно захохотал. – То-то же! Будешь знать… Я пожал плечами. – Но это было нечестно! – пробурчал я, делая вид, что сильно расстроен. – Еще чего захотел, «честно»! – развеселился Чумазый. – Не туда попал! Ошибся адресом! Он опять захохотал. – Ладно, – я сделал вид, что сдаюсь окончательно, – твоя взяла. Научил ты меня курить. – Заставил, – придирчиво поправил меня толстяк. – Заставил, – согласился я. – То-то же! – обрадовался Чумазый. – А ты сомневался... – И… когда теперь? – с самым невинным видом спросил я. – Что? – не понял Чумазый. – Перекур. Я ведь курящий… Толстяк сплюнул. Радости у него заметно поубавилось. Он сердито посмотрел на меня. – Обманул, да? – 20 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я пожал плечами. Разве это обман? Так, мелочь. Чумазый согласился. – Мелочь, конечно. Но все равно… Мне показалось, что он обиделся. По крайней мере, такой у него был вид. Он даже губы надул. – Так как там с перекуром? – напомнил я ему. – Покурим? – Не курю, – буркнул Чумазый. – Ну, тогда я один, – я поправил во рту потухшую папиросу, – огонька не найдется? Чумазый покосился на меня и ничего не ответил. Мне стало жаль толстяка. – Не обижайся, – смягчился я, – я же не хотел. – Ладно, – успокоился Чумазый, – что уж. Ты меня, я тебя. Это по-нашему... Только, знаешь, курить здесь нельзя. – А где можно? – удивился я. – В курилке… Я толкнул дверь курилки. Никого. Я не удивился. Не знаю, как уж это у них так все устроено, но я никого никогда не встречал. Ни разу. И не только в курилке. Ни разу я не встретил никого в этих бесконечных коридорах. Я вообще тут ни- – 21 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ когда никого не видел, кроме Чумазого. И это угнетало меня более всего... Впрочем, сейчас меня волновало не это. Я уже знал, что и здесь бывают исключения. По крайней мере, так было в прошлый раз, когда я услышал его… Все было как всегда. Я сидел и смотрел на кирпичную стену перед собой. Я садился так не специально. Просто стены были везде. Поэтому я сидел и смотрел, как дым от моей папиросы поднимается по стене к потолку. «Куда уходит дым?» – подумал я и поймал себя на мысли, что задаю этот вопрос в сотый раз. А может быть, и в тысячный. Но со­всем не потому, что мне интересно размышлять о системе загробной вентиляции. На самом деле мне абсолютно все равно, куда уходит табачный дым. Меня радовала возможность думать о чем-то, кроме своих преступлений, и делать что-то, кроме того, чтобы судить себя. Ведь именно этим я занимался двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. И только короткие беседы с Чумазым раз в сутки да перекуры два раза в неделю давали мне возможность отвлечься от суда и приговора, который я выносил себе каждую минуту. – 22 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Здесь, в курилке, можно отдохнуть. Даже от себя и от Чумазого. Вот почему я любил курилку. Вот почему я стремился попасть в нее. Я сидел, смотрел на кирпичную стену, на дым, поднимающийся к потолку, и чувствовал себя счастливым. Как мало, оказывается, нужно человеку, чтобы ощущать себя счастливым! Странно, когда-то мне казалось, что для этого нужно так много… Кажется, в этот момент я и услышал его. Сначала я даже не понял, что это был за звук. То ли скрежет, то ли скрип. Это было настолько неожиданно, что я даже вздрогнул. Потом, убедившись, что звук не несет в себе никакой угрозы, прислушался. И очень скоро я понял, что это был за звук. Это было покашливание! В курилке ктото был... Это открытие так глубоко взволновало меня, что я даже забыл выдохнуть дым. И сам закашлялся. – Кто здесь? – раздался глухой голос. – Тут кто-то есть? Голос еле пробивался из-за стены, но для меня он звучал подобно самой сладкой музыке. – Я! Это я, – заторопился я, – я тут, за стеной. – За какой стеной? – удивился голос. – 23 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – За этой, – растерялся я, – за каменной. Я тут! Голос не отвечал. По крайней мере, я ничего не слышал. Неужели это все? Секунды превратились в часы. Мне захотелось плакать. – Я не вижу стены, – очень тихо проговорил голос. «Наконец-то! – обрадовался я и тут же одернул себя. – Чему ты радуешься? Бедняга, наверное, слеп». Мне стало жаль собеседника. Интересно, как же он находит дорогу в курилку? – Ничего, – утешил я, – это не страшно, что ты не видишь. Ведь мы можем разговаривать. Это главное, правда? Мне очень хотелось поделиться с невидимым собеседником своей радостью. – Странно, – задумчиво проговорил голос и замолк. Моя папироса подходила к концу. И время, отведенное мне на перекур, тоже. Я заторопился. – Мне пора. Но я приду сюда в следующий раз. Ты будешь? Голос молчал. Я бросился к стене. Нет, не молчи! Ты что, не понимаешь, что я не могу уйти вот так? Ну пожалуйста! – Ты будешь здесь? Ответь мне! Ты будешь? – 24 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мне надо было бежать. Срочно. Но… – Буду, – ответил тихий голос. И я стремглав вылетел из курилки. С тех пор прошло три дня. И все то немногое время, что я мог отдыхать от суда и казни, я по­ тратил на то, чтобы задавать себе один и тот же вопрос: «Придет ли мой невидимый собеседник, как обещал?» Я очень надеялся на это. Я сел у самой стены, закурил, постарался взять себя в руки. Я плохо представлял себе, что со мной будет, если никто не откликнется на мой зов. «Впрочем, – успокоил я себя, – ясно одно: я не умру». Я усмехнулся. Приятно сознавать, что есть что-то, что умершему не грозит. Я затянулся и откашлялся. Погладил стену… Ну что, пора? – Ты тут? Ничего. Ни слова, ни звука. – Я пришел, как и обещал, – сказал я, – а ты? Ответом мне была тяжелая тишина. Я вздрогнул. Неужели это конец? – Нет! – заорал я. – Ты не можешь так со мной поступить! Это нечестно! Я начал колотить руками в стену. – Ответь мне! Ответь сейчас же! Не молчи! – 25 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Это ты мне? – тихий голос из-за стены прозвучал так неожиданно, что я даже потерял дар речи и поперхнулся дымом. – Где ты? – спросил голос. – Здесь! Я здесь! – заорал я. – Где ты был? Ты не отвечал мне! Голос молчал. Я испугался. Может быть, я обидел его чем-то? – Прости, я просто испугался, что ты не придешь. – Что ты сказал? – переспросил голос. – Я сказал, что я испугался, – повторил я. Голос ничего не ответил. – Эй, – позвал я, – ты ничего мне не скажешь? – Кто ты? – спросил голос. Я назвал себя. Голос молчал. – А ты кто? – спросил я. – Назови и ты себя. – Хм, я не знаю такого, – задумчиво произнес голос. На секунду он замолчал, потом добавил: – А где ты? Мне не понравилось, что он не захотел представиться, но я решил не настаивать. А то спугну еще, потом буду жалеть… – Как где? В пятом отделении. – Каком отделении? – не понял голос. – 26 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мне было жаль терять драгоценное время разговора на такую ерунду. – Неважно, – сказал я. – Нет, очень важно, – строго сказал голос. – В каком отделении? Я удивился. Зачем ему это? Впрочем, спорить я не стал. – В пятом отделении шестого блока, – очень четко ответил я. – Какого блока? – переспросил голос. Я начал раздражаться. И чего пристал? Скоро кончится моя папироса. – Шестого блока, – терпеливо повторил я. Голос не отвечал. – Зачем тебе это? – спросил я. Он молчал. – Скажи мне, кто ты? – попросил я. – Время уже заканчивается. Мне пора. – Я не понял, какого блока? Какого отделения? – голос звучал как-то странно. Папироса догорела. Я поднялся. – Пятый блок шестого отделения тринадцатого корпуса четырнадцатой колонии двести тридцать четвертой зоны, – очень отчетливо проговорил я. – Теперь понял? Голос молчал. «Вот идиот!» – подумал я, но вслух сказал совсем другое: – 27 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Кто ты? Голос молчал. Интуиция подсказывала, что у меня остается всего пара секунд. Потом я опоздаю. – Кто ты, гад? – заорал я. – Назовись! – Давид, – тихо сказал голос. Я облегченно вздохнул и бросился к выходу из курилки. В дверях я на секунду обернулся. – Я вернусь! Обязательно! – крикнул я. Времени на ожидание ответа у меня уже не было. Меня ждали Чумазый, суд и плаха… г л а в а 1 1 Я сел удобнее. Мне очень нравилось это место. Склон холма, зеленая трава и раскидистое дерево, дающее мне тень и прохладу. Не подумайте, что здесь очень жарко. Теплое ласковое солнце греет, но не обжигает. Просто иногда так приятно посидеть в тени, наслаждаясь легким дуновением ветерка и пением птиц, стрекотом кузнечиков и цикад. Тем более что все здесь мне хорошо знакомо. Эти трава, кусты и деревья, этот вид передо мной, эти холмы и горы, эти бесконечные просторы, уходящие к горизонту, и это голубое небо, без которого просторы не могут существовать. О, как мне все это знакомо! Ничего удивительного, подумал я. Просто здесь все было почти таким, как в моем далеком детстве… Я прикрыл глаза. Может, подремать? – Ты здесь? Я открыл глаза и посмотрел по сторонам. Опять этот голос! – 31 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Я здесь. Я пришел. Где ты? – голос был очень глухим, словно доносился из-под земли, но я все равно угадывал волнение и напряжение, исходящие от него. Интересно, откуда этот голос? Может быть, действительно из-под земли? Что-то он в прошлый раз говорил про какие-то блоки... – Прошу тебя! – голос был так глух, что мне казалось, будто это ветер дует в огромную трубу. – Поговори со мной! Пожалуйста, не молчи! Я огляделся. Никого. Ладно, что мне стоит? Может быть, это он, тот, кого я жду? – Я здесь, – сказал я. – Давид! – обрадовался голос. – Я верил, что ты придешь. Я опять посмотрел по сторонам. Никуда я не приходил. Я уже давно сижу тут, под моим любимым деревом. – Слушай! – сказал голос. – Я так рад! Ты даже представить себе не можешь, как я рад! Я улыбнулся. Чему он так радуется? Впрочем, для грусти причин действительно нет. Почему бы и не радоваться? А голос продолжал: – Давид, я хотел спросить тебя: как ты тут? Я не очень понял, о чем он говорил. И потому молчал. – 32 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Тебе не слишком тяжело? – снова спросил голос. – Держишься? Я пожал плечами. Вроде бы все в порядке. – Держусь, – сказал я и неуверенно добавил: – Нормально. Мы помолчали. Разговор не клеился. Я ощущал, что голос хочет спросить меня еще о чем-то или сказать мне что-то важное, но не решается. Мне захотелось хоть как-то поддержать моего невидимого собеседника. Поэтому я спросил его: – Ну, а ты как? Голос вздохнул. – Тяжело мне, – он помолчал. – Пить очень хочется. – Прости, – сказал я, – у меня нет воды. – Я знаю, Давид. Здесь ни у кого нет воды. Я опять пожал плечами. Странно. Вроде бы тут воды достаточно. Правда, никто особо ее не пьет. Но это потому, что никто не хочет пить. А если захочется, то почему бы и нет? Странно. Может быть, это действительно он? – А ты шутник, Давид, – сказал мой невидимый собеседник. Я немного удивился. Откуда он знает? Я вроде бы еще и не шутил... Голос вздохнул: – 33 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Этот бесконечный суд... Я не думал, что все будет так. Очень страшно… «Должно быть, это действительно он», – подумал я. Теперь я уже не удивлялся. Я начинал догадываться, о каком суде идет речь. И почему он сказал «бесконечный». Но мне необходимо убедиться, что я не ошибся. – Слушай, – спросил я, – а о каких блоках ты говорил в прошлый раз? И еще о каких-то зонах. И о суде. Где ты? Голос вздохнул. – Смеешься, Давид? – мне послышалось в его голосе осуждение, но уже через секунду голос смягчился. – А вообще-то ты молодец. Нет, правда, молодец. Это значит, что ты держишься. Не теряешь присутствия духа. И правильно. Тут ведь без шутки можно сразу сойти с ума. «Да, – сказал я сам себе, – похоже на то, что я не ошибся. Что ж, значит он пришел. Я рад. Но если мы хотим общаться, то каждый из нас должен четко понимать, что это значит». Я так и сказал ему. – Слушай, – я старался говорить медленно и громко, чтобы он хорошо меня услышал и понял, – я пока не знаю, кто ты и откуда. Но если ты хочешь говорить со мной, ты должен мне все объяснить. – 34 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М И было бы лучше, если бы ты смог показаться мне. Что, если прямо сейчас? Попробуем? Голос усмехнулся. – Хотел бы я! Но зачем тебе это? Ты ведь все равно слеп! Что это даст? – Я слеп?! – от такой неожиданной новости я даже поперхнулся. – Да, – неуверенно ответил голос, – ты. Ты ведь сам сказал… – Что сказал? – уточнил я. – Что ты ничего не видишь... Я посмотрел по сторонам. Бред какой-то! Я все отлично видел. – Я не говорил такого! – как ни странно, в моем голосе не было уверенности. – Но ты ведь сам сказал, что не видишь стену! Я осмотрелся еще раз. Что ж, действительно, никакой стены я не видел. – Не вижу, – признался я. – Вот видишь, – обрадовался голос, – а как же ее можно не видеть? Только слепой ее не увидит. Тут ведь кругом стены… – Что кругом? – не понял я. – Да стены же! Я услышал, что мой невидимый собеседник был раздосадован моей непонятливостью. Видно, пора уже прояснить ситуацию. – 35 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Послушай, – сказал я, – я не знаю, про какие стены ты мне все время толкуешь. И ни про какие блоки и зоны я не знаю. Я вообще не очень хорошо понимаю, о чем ты мне все время говоришь. И шутить с тобой в мои планы пока не входит... Я замолчал. Голос испугался. – Давид! Где ты? Не уходи! Пожалуйста! Мне стало жаль моего невидимого собеседника. Я смягчился. – Я здесь. Не волнуйся. – Спасибо! Спасибо, что не ушел. Хотя мне самому уже пора. Но я вернусь. Обязательно. Через три дня. Теперь я был окончательно уверен, что это он. Но на всякий случай решил удостовериться в этом еще раз. Просто так. Чтобы потом к этому не возвращаться. Последняя проверка, так сказать. – Знаешь, – сказал я, – мне твои фокусы надоели. Какие три дня? Что ты выдумываешь? Зачем? Забыл, что у нас вечность? Голос ойкнул. – Как?! Как вечность? Это… Это что, навсегда? – Конечно, чудак! – подтвердил я. – А как же иначе? Ведь ради этого мы жили и страдали. Разве нет? – Ради этого? – в голосе послышалось изумление. – Ну конечно… – успокоил я его. – 36 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет! – крик моего собеседника был не просто сильным, а каким-то истошным. – Нет! Нет… И я услышал глухие удары, а потом мой невидимый собеседник заплакал. – Нет! – бормотал голос. – Нет! Пожалуйста, нет! Точно, он, понял я. Сомнений больше не оставалось. Теперь мне захотелось утешить моего собеседника. – Не надо плакать, пожалуйста! Все будет хорошо! Я услышал, как он тяжело вздохнул. – Где ты? – опять спросил я. – Я хотел бы тебя увидеть. Не можешь ли ты мне показаться? Мой собеседник продолжал всхлипывать. – Мне пора. Пора бежать. А показаться… Хотел бы я, но как? За все четыре года, что я уже провел тут, я еще не видел ни одного человеческого лица… Я ужаснулся. Четыре года! Бедняга... – Не может быть! – вырвалось у меня. – Что значит – не может быть? – не понял голос. – А ты что, видел? Я кивнул. – Ты видел? – строго спросил голос, и только тут я сообразил, что собеседник меня не видит. – Да, видел. И вижу, – поправился я. – 37 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Давид, – взмолился он, – научи меня! Пожалуйста! Я тоже хочу. – Хорошо. Научу. Обманывал ли я его? Нет. Конечно, я не мог научить моего собеседника видеть, но я мог дать ему нечто другое. Гораздо более ценное. И именно это я собирался сделать. И, кроме того, я ясно ощущал, что ему сейчас очень необходима моя поддержка. – Хорошо, – повторил я, – я помогу тебе. – Спасибо, Давид! – радостно закричал голос. Я улыбнулся. Подожди, хотелось сказать мне собеседнику. Еще рано благодарить. Еще успеешь... – Я убегаю, – торопливо проговорил голос, – но я вернусь! Обязательно вернусь! – Подожди, – попросил я. Мне хотелось поговорить с моим собеседником еще. – Куда ты торопишься? Голос усмехнулся: – Туда же, куда и ты, – в пекло. – В пекло? – А что, ты можешь назвать это как-то иначе? Прощай, Давид! Я уже опаздываю… – Постой! Но мне никто не ответил. – 38 – 2 Пекло... Итак, он пришел. Я действительно не знаю его. Но это не обязательно. Конечно, хорошо, когда человек тебе знаком. Начинать с нуля тяжелее, но мне не привыкать. Ничего, справимся. «Мы обязательно справимся!» – ободрял я себя и невидимого собеседника. Я встал и немного походил вокруг дерева. «Ну, и что же мне теперь делать? – размышлял я. – Ждать?» Опять ждать... Я знал, что мне придется ждать. Хотя бы потому, что мне сразу захотелось идти куда-то. И немедленно. Все как всегда. Мне опять не терпелось. Мне опять казалось, что надо рассказать о нем кому-то, с кем-то поделиться. Почему? Да ведь нельзя медлить ни секунды! Надо же что-то делать! Человек страдает... Я еще походил вокруг дерева – мне не хотелось уходить далеко от этого места – и немного успокоился. Опять я тороплю события! Зачем мне бежать куда-то? Что я могу сделать? Что может сделать кто-то иной? – 39 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Каждый человек сам выбирает, где ему быть. И я никак не могу облегчить участь этого несчастного, если он решил страдать. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Это свобода… Я вздохнул и опять опустился на землю. Сел удобнее. Снова окинул взглядом манящие просторы, вершины, голубое небо. «Хорошо здесь! – подумал я. – Очень хорошо…» И в который раз порадовался, что выбрал рай… – Мне страшно… – прошептал я. Ависага погладила меня по голове. – Ничего, мой храбрый повелитель, тебе не будет больно. Я облизал сухие губы. Меня била дрожь, я никак не мог согреться, но мне все равно казалось, что я чувствую жажду. – Дай мне попить чего-нибудь теплого! – по­ просил я женщину. Ависага легко поднялась с нашего ложа и скрылась за углом. – Куда ты ушла? – я попытался приподняться на локте, но не смог. Черт бы побрал мою немощь! – Я тебя не вижу! Иди сюда! Женщина уже шла ко мне, держа в руке чашку. – 40 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ну что ты? Я несу тебе твой любимый чай. Пей! Согреешься. Она присела на кровать и нежно погладила меня по руке. Протянула мне чашку. – Сначала ты, – сказал я и отвернулся. Мне было неловко. Но иначе я не мог. – Боишься, что отравлю тебя? – усмехнулась женщина. – Зачем мне это? Я кивнул. Да, я боялся, что она отравит меня. Почему? Не потому, что я не доверял Ависаге. Она-то как раз была большой умницей. Я не доверял никому. Тем более теперь, когда немощь не давала мне шансов на отмщение. – Выпей! – приказал я. Женщина послушно сделала глоток. Я молча смотрел на нее. Кажется, все в порядке. Но лучше еще подождать. Так надежнее... Я облизал пересохшие губы. Впрочем, слюны у меня почти не было и легче мне не стало. – Пей, – погладила меня по руке Ависага, – не бойся. Я замотал головой. – Не хочу, – пробормотал я, – потом… Она поставила чашку на тумбочку рядом с кроватью. Пожала плечами. – Как хочешь… – 41 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я смотрел на Ависагу. Она была очень красива. – Откуда ты знаешь? – спросил я ее. – Что знаю? – не поняла женщина. – Что это будет не больно? Ависага усмехнулась. – Я многое знаю… – загадочно сказала она. Женщина хотела подняться с кровати, но я удержал ее. – Ависага! – позвал я. – Я здесь, – ответила она и нежно погладила меня по голове. Мне очень нравились ее прикосновения. И она знала это. – Как ты думаешь, я умру без страданий? Задав этот вопрос, я испугался. А вдруг она ответит «нет»? Я заторопился, чтобы Ависага не успела ничего ответить. – Я не хочу страдать! Понимаешь? Я хочу уйти тихо. – Успокойся, – женщина улыбнулась, – ты умрешь очень тихо. Во сне. Просто уснешь, и все… – Откуда ты знаешь? – я посмотрел на Ависагу с недоверием. – Не хочешь ли ты сказать… Она покачала головой. – Я ничего не хочу сказать кроме того, что мне открывает мое сердце и Бог. Они говорят мне – ты не будешь страдать! – 42 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Он открыл тебе? – я удивленно посмотрел на Ависагу. – С каких это пор Бог говорит с тобой? Она засмеялась. – Бог не говорит со мной. Но я могу слышать Его. Как и любой человек… Я фыркнул. Любой! Надо же такое придумать! Глупая женщина… – Ты ничего не понимаешь, – сказал я. – Бог говорит с избранными. Ависага засмеялась. – Почему ты смеешься? – удивился я. – Разве я сказал что-то смешное? – И нет, и да. Просто ты говоришь как все, кто боится. – Боится? – не понял я. Женщина закивала головой. – Чего боится? Кто боится? Перестань говорить загадками! Ависага опять погладила меня по голове. Я немного успокоился. Ее прикосновения и ласки действовали на меня, как бальзам. Я затих. – Любой человек, который боится, хочет найти себе оправдание, – говорила Ависага, – но страх не дает оправдать себя. И тогда человек начинает все списывать на Бога. Тогда он говорит: «Я избран Богом, чтобы делать это и то. Какие ко – 43 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ мне могут быть вопросы и претензии? Спрашивайте у Бога!» Так и появляются избранные… И Ависага весело засмеялась. Я тоже улыбнулся. – Да ты, оказывается, у меня философ, а я и не знал. Что же, придется мне сделать тебя своим учителем. Будешь меня учить уму-разуму… – Нет, – засмеялась Ависага, – лучше я буду учить тебя искусству любви. Тебе это больше пригодится. Что она болтает? Издевается, что ли? – Ты смеешься? Я постарался отвернуться от женщины. Меня снова начала бить дрожь. – Холодно! – проворчал я. Ависага скинула халат и юркнула ко мне под одеяло. Прижалась всем телом. Я ощутил тепло и нежность ее молодой кожи. Ах, ну почему я так стар? – Ависага, сколько тебе лет? – спросил я. – Почти семнадцать, а что? Ничего. Когда-то мне тоже было семнадцать. И я был молод и красив. Боже, как давно это было. Больше полувека прошло… – Послушай, – повернулся я к женщине, – а чему это ты хотела научить меня в любви? Ты разве не знаешь, сколько у меня было женщин? – 44 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Ависага улыбнулась и положила ладонь мне на грудь. – Лежи спокойно, мой любвеобильный повелитель, – приказала она, – женщин у тебя действительно было много. Я с гордостью посмотрел на нее. То-то же! – А вот любить ты не умеешь, – продолжила женщина, – не научился. – Откуда ты знаешь? – обиделся я. – Мы ведь с тобой не спали. Вот если бы ты попробовала, то так бы не говорила. Никто никогда не жаловался… Ависага засмеялась. – Чудной ты, Давид, – голос ее был весел, – там, куда ты идешь, весь твой опыт ничего не стоит. Там нужна не мужская сила, но любовь. Я вздрогнул. – Ты опять о смерти? Я не хочу! Она погладила меня по волосам. – Давид, Давид, – сказала Ависага, – какой же ты смешной. Ведь смерти нет. Разве ты забыл? – Откуда ты знаешь? – покосился я на женщину. – От тебя. Ты научил меня этому. – Я? Когда? – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня… – пропела – 45 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Ависага и ласково посмотрела на меня. – Разве ты забыл? Мне стало немного легче. Даже дрожь куда-то пропала. – Почитай мне! – попросил я и прикрыл глаза. – А еще лучше – спой… Я знал, что Ависага помнит наизусть почти все мои песни. – Я почитаю, но очень скоро ты услышишь пение. Чудесное пение. – Какое пение? Вместо ответа женщина начала читать: Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою; направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; – 46 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни. Кажется, я задремал. – Спи, мой Давид! – тихонько говорила Ависага. – Спи, не открывай глаза. Мне действительно не хотелось открывать глаз. – Сейчас ты уснешь, – продолжала женщина, – и это будет добрый сон. Ты будешь спать спокойно и безмятежно, мой повелитель. Голос Ависаги становился все тише и глуше. Но это не мешало мне отчетливо слышать его. Казалось, этот голос звучит внутри меня. – А когда ты проснешься, не забудь избрать Его. Прошу тебя! Послушай меня. Выбери Его… Мне хотелось спросить Ависагу, что за странные вещи она говорит, но сон становился все плотнее. Он обволакивал меня и не давал пробудиться. Но это было совсем нестрашно. – Выбери Его… – в последний раз донеслось до моего сознания, и я уснул. А когда я проснулся, вокруг было много людей… – 47 – 3 Я открыл глаза и посмотрел на холмы, долины и бесконечные просторы, лежащие передо мной. И засмеялся. Почему? Да просто вспомнил тот день – день моей смерти. И как перепугался, когда очнулся от сна и понял, что я почему-то не лежу, а внимание всех собравшихся людей обращено не ко мне, но к чему-то, лежащему на моей кровати и полностью покрытому покрывалом. Увидев, что это «нечто» имеет форму человеческого тела, я испугался еще больше: почему у всех такие печальные лица? Неужели что-то случилось с Ависагой? Я огляделся и облегченно вздохнул, увидев, что Ависага, живая и невредимая, стоит у окна и смотрит куда-то в небо. Надо же, я ведь тогда даже не сразу и сообразил, что умер! Вот ведь как бывает… – Давид, ты здесь? Голос заставил меня отвлечься от воспоминаний. – 48 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Да, – сразу откликнулся я, – я здесь. – Хорошо, – сказал голос, – я так рад! А то я боялся, что ты не придешь… – Я здесь, – успокоил я моего невидимого собеседника, – и ждал тебя. Я услышал вздох облегчения. Вот и хорошо. Теперь я уже знал, что мне надо делать. – Послушай, – сказал я, – мне надо многое сказать тебе… – Да, да, – заторопился голос, – ты обещал научить меня видеть… Мне пришлось перебить его: – Но сначала ты должен рассказать мне, как ты попал в ад. – Я? – переспросил голос. – Ты, – подтвердил я. – Но разве… – голос звучал как-то неуверенно, – разве я в аду? – А где же еще? – Ну… – замялся голос, – не знаю. Может, это просто такое место… – Ты же сам говорил: «Пекло», – напомнил я ему. – Говорил, – согласился голос, – но это я так, образно. Я понимал, что ему очень не хотелось признавать очевидное. А кому, скажите, было бы приятно признать это? – 49 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я постарался его успокоить. – Ничего. Это не страшно. Ты просто расскажи мне, как ты попал туда. – Почему ты говоришь «туда»? – спросил голос. – Разве ты не здесь? Я покачал головой, но решил не говорить ему правды. Пока. Зачем расстраивать человека? – Это неважно, – сказал я, – ты лучше расскажи, как ты попал в пекло. Мне показалось, что я нашел удачное слово. Тем более мой собеседник сам употреблял его. – Н-не знаю, – сказал голос, – я не специально. – Объясни... – Ну, я шел… – По дороге? – уточнил я. – Да, по дороге. – С тобой кто-то был? – Нет, я был один. А кто бы там мог быть? Я же уже умер. Я не стал рассказывать ему про Ангела. Зачем? Он ведь все равно его не видел. – И?.. – И все. Потом я оказался здесь, – грустно сказал голос. Мне показалось, что он чего-то не договаривает. – 50 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Прости, – сказал я, – не мое это дело, конечно, но, по-моему, ты что-то скрываешь. По его сопению я понял, что мой невидимый собеседник замялся. – Трудно сказать... – неуверенно начал он, – там, на дороге, ко мне подошел один тип и спросил… – Что спросил? Не стесняйся, – подбодрил я. – Ну… Спросил, хочу ли я судить себя сам, или пойду на суд к Богу. – И ты сказал… – начал я. – А что я мог сказать? – раздраженно проговорил мой собеседник. – Это с моими-то грехами! Как я мог к Богу? Мне ведь показали все мои… Он замялся. Я понимал его. Очень хорошо понимал. – Ты испугался? – тихо спросил я. – Да, – ответил голос, – очень. Я увидел все, что было, и понял, что лучше уж я буду судить себя сам. Я не мог идти к Богу таким. – Почему? – Почему? – зло переспросил собеседник. – Ты что, не понимаешь? С такими грехами к Богу не пускают. Да если бы и пустили, Он бы не простил… Я улыбнулся про себя. – Что же такого ужасного ты сделал в своей жизни? Мой собеседник вздохнул. – 51 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Много чего. Какая разница… – Не хочешь вспоминать? – догадался я. Он усмехнулся. – Да я все время только и делаю, что вспоминаю. Не могу уже больше. – А простить себя не пробовал? – тихо спросил я. – Да что ты, – ответил он, – как можно? Такое не прощают… Мне стало интересно: что же он такого натворил в своей жизни? – Ты что, убил кого-то? Он молчал. – Не стесняйся, – попросил я. – Может, расскажешь – легче станет. – Не знаю, может быть… Я слышал неуверенность в голосе моего собеседника. Как же мне ему помочь? – Я точно знаю, что тебе станет легче. По­ пробуй! Голос вздохнул: – Эх, Давид, если бы это было так легко и просто... – А ты попробуй... – осторожно настаивал я. – Хоть чуть-чуть. По неуверенному сопению моего собеседника я угадал, что он сомневается. Я решил – 52 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М больше не настаивать, чтобы не спугнуть его. – Знаешь, – сказал голос, – пора мне уже. Давай в другой раз? Не обижайся, ладно? – Я не обижаюсь, – сказал я. Что же, говорить о себе он не готов. Значит, попробуем по-другому. – А хочешь, я расскажу тебе про себя? Про свою жизнь. И как я здесь оказался. Хочешь? Он помолчал. Я ждал его ответа. – Давид, – позвал он. – Я здесь, – откликнулся я. – Спасибо тебе, Давид! – в голосе моего собеседника я услышал искреннюю благодарность. – Ты знаешь, мне теперь легче. Гораздо легче. Потому что теперь у меня есть ты... – Знаю... Он молчал. – Если захочешь, начнем прямо с детства, ладно? – предложил я. – Хорошо, – ответил он, – только теперь мне пора. Пора бежать. Но я приду! – Я знаю. Я буду ждать… Я снова посмотрел в небо. Только здесь оно может быть таким бездонным и таким светлым… – 53 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я вспомнил свою дорогу сюда. Конечно, в чем-то мне было легче. Со мной ведь шел Ангел. Впрочем, у меня ведь тоже был выбор… – Ну вот, – сказал Ангел, – теперь тебе пора решить, куда идти дальше... – Почему? – не понял я. – До этого ведь мы шли все время прямо и ничего не решали. Что изменилось? Ангел ничего не ответил. – Скажи, что изменилось? – попросил я его. Он покачал головой. – Тебе пора решать, – повторил он и махнул рукой куда-то вперед. Метрах в пятидесяти от нас дорога разделялась на две тропы. Интересно, подумал я, зачем? С виду тропы ничем не различались. А на распутье, на большом камне, сидел странного вида мужчина и смотрел прямо на меня. Я оглянулся на Ангела, желая убедиться, что должен подойти к этому человеку, но Ангела нигде не было. Мне стало не по себе. – Чего ждешь? – сказал мужчина. – Думаешь, я за тобой бегать буду? – Нет, не думаю. – Тогда давай, – в голосе мужчины появилось легкое раздражение. – 54 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Что «давай»? – Подходи. Решай. Определяйся. Я подошел: – А что я должен решать? – Куда пойдешь. – А в чем разница? – Ни в чем. Вопрос только – кто судить будет? – Это как? – не понял я. – Очень просто, – мужчина показал на одну из троп, – эта ведет на суд Божий. Та – сам себя судить будешь. Я вздрогнул. Суда мне не хотелось. Никакого. – А других вариантов... – начал было я, но поймал такой выразительный взгляд, что осекся. Ладно, попробуем по-другому. – А если я избран? – уточнил я. Мужик оценивающе осмотрел меня с ног до головы. – А это не имеет значения, – ответил он, – здесь иные и не ходят. Только избранные. Мне стало легче. Значит, все не так плохо. – А что за суд-то? – решил уточнить я. – Суд-то? – переспросил человек. – Да самый обычный. Жизнь свою видел? Показали уже? Я кивнул. Да, я уже все видел. – 55 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ну вот, за что судить будут – знаешь. Оста­ лось выбрать судью. И у тебя есть выбор – ты или Бог. – И?.. – Что и? – не понял мужик. – Кого мне выбрать? – А это уж – как хочешь. Твое дело. Кому больше доверяешь. Мне стало не по себе. Легко сказать, кому доверяешь! То, что я увидел в своей жизни, пройдя по дороге с Ангелом, меня страшило. Очень. – Боишься? – спросил мужчина. Я пожал плечами. – Многие боятся, – как ни в чем не бывало сказал человек, – нормально. Ничего страшного. Выбери дорогу и иди себе. – А какую выбрать? Он пожал плечами. – Это от тебя зависит. Хочешь, чтобы Бог судил, – туда, хочешь сам себя – сюда. Вот и вся наука. Я задумался. Конечно, соблазн судить себя был очень силен. Согласитесь, кто лучше меня знает, какой я хороший? Кто лучше меня самого сможет меня пожалеть и оправдать? Кто сможет утешить и залечить раны? – 56 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Но, вспомнив свою жизнь, вспомнив все, что пронеслось у меня перед глазами, я засомневался, что смогу. Сердце мое рвалось на части. Такое не прощают! Даже себе… – Так что, – спросил мужчина, – решил, куда идешь? Пора уже. – А Он простит? – вдруг спросил я. Человек пожал плечами. – Это известно только Ему. Он опять пожал плечами и отвернулся, всем своим видом показывая, что разговор наш закончен. Я задумался. Конечно, у меня не было сомнений, что я избран Богом, но… что там говорила Ависага про боящихся? Мол, избранником себя считает тот, кто боится. Так ли это? Не знаю, но факт был налицо – я боялся. Слишком много крови на моих руках. Слишком много… Я боялся, и от этого мне становилось нехорошо. Муторно как-то. Я посмотрел вперед, на расходящиеся тропинки. Дорожки как дорожки. Ничем не примечательные. Да и расходятся друг от друга не так уж и далеко. Вроде почти параллельно идут. Может, по правой? Я сделал неуверенный шаг вперед и остановился. Нет. По правой не могу. Может, по левой? – 57 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я сделал еще один шаг и опять остановился. Нет. Не могу... Я поднял глаза к небу. Не то чтобы я там ожидал что-то увидеть. Просто я не понимал, что мне теперь делать. Куда идти? К Богу? А что, если это была ошибка? Большая ошибка... Судить себя самому? Но где взять силы, чтобы простить себя? Что-то назойливо мешало мне сосредоточиться. Оказалось, что мужчина на камне начал насвистывать какой-то мотивчик. Мне показалось, что я его уже где-то слышал. Я прислушался. Конечно, это же была одна из моих песен. Я даже помнил ее слова. Господи, как там было? Да, кажется так. Я тихонечко пропел про себя: «Да будет милость Твоя, Господи, над нами, как мы уповаем на Тебя…» Мне стало легче. Я понял, что делать. «Ну что же, моя мудрая Ависага, я последую твоему совету, – сказал я сам себе. – Я выберу Его…» Я улыбнулся мужику, махнул ему рукой и не спеша пошел по левой тропе. – 58 – 4 его. – Ты здесь, Давид? Голос звучал тревожно. Я постарался успокоить – Здесь. Не волнуйся. Я ждал тебя. Он облегченно вздохнул: – Спасибо! Я так рад… Я перебил его: – Ты уже говорил это. – Да, но с тех пор прошло более трех дней. Я посмотрел в голубое небо. Надо же, как, оказывается, медленно течет время. Я уже и забыл. Или там, на земле, оно воспринималось по-другому? – Неважно, – сказал я, – давай не будем тратить твое время на пустяки. – Да, – ответил мой невидимый собеседник, – ты прав. У меня его не так много. Ты хотел рассказать мне о себе. – Да, я готов. Но может быть, ты передумал? Может, начнешь ты? Мне кажется, что твое прошлое сильно тревожит тебя. Мой невидимый собеседник засопел. – 59 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Мне нечего рассказывать. В моей жизни не было ничего интересного. Я просто жил. – Все живут... – Вот и я жил, как и все… Мы помолчали. – Хорошо, – сказал я, – я расскажу тебе о себе. Чтобы ты не боялся. – Чего не боялся? Я усмехнулся. – Чтобы ты ничего не боялся. Не боялся вспоминать. Не боялся рассказывать про себя. Не боялся прощать… Собеседник хмыкнул: – Тебе легко говорить, Давид, а окажись ты на моем месте… Я понял, что уговорить его мне не удастся. Пусть так. Зачем тогда терять время? – Знаешь, – сказал я, устраиваясь удобнее, – я с детства знал, что я не такой, как все. – Что значит «не такой»? – уточнил голос. – Только не подумай, что у меня было что-то не так, как у других людей, – усмехнулся я, – я был самым обычным ребенком. Ну, может быть, чуть красивее других детей… На мгновенье я вспомнил далекое детство. Сколько нам тогда было, пять? Шесть? Соседская – 60 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М девчонка взяла в руки мои белые кудри и, заглянув мне в глаза, спросила: «А почему ты не такой, как все, Давид?» Я стоял среди соседских ребят. Все они были черны и чумазы. Я не знал, что ей ответить. У меня было не так много друзей. Кто защитил бы меня? Я посмотрел с надеждой на своего старшего брата. Он сделал шаг вперед и с вызовом сказал: «Не трогай его, дурочка! А то вдруг заразишься!» Девчонка в страхе отдернула руки. Все засмеялись. Я сжал кулаки. Идиоты! – Со мной все было в порядке, – успокоил я собеседника, – просто я всегда ощущал, что я особенный. Но это ощущение приносило не радость. Скорее, боль и обиду. Потому что мир не понимал и не принимал меня. И это было очень грустно. – А родители? – осторожно спросил мой собеседник. Я понимал, что он боится сделать мне больно. Чудак! Впрочем, я был благодарен ему за тактичность. – И родители тоже. Никто не понимал меня. И мне приходилось защищаться. Ото всех. Я жил в своем собственном мире – мире, где у меня было право на свою избранность. – А братья и сестры? – 61 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – У меня было семь братьев, представляешь? – Ого! И как ты с ними ладил? – Никак, – спокойно ответил я. – Я был самым младшим. И с детства я должен был делать все, что от меня хотели родители и мои старшие братья. Им казалось, что так и должно быть. Тем более что я был не такой, как все. Не такой, как они… – Нелегко тебе было, – посочувствовал собеседник. – Нелегко, – согласился я, – но зато у меня был мой собственный мир. Мир моей мечты. Мир, в котором я был нужен всем. – И что это был за мир? – Хочешь знать? – уточнил я. – Хорошо. Это был мир моих фантазий. В этом мире я был не только самым красивым, но и самым сильным, самым смелым, самым мудрым. В этом мире я любил и был любимым. В этом мире у меня не было врагов, потому что все они или уничтожались мной, или становились моими друзьями. Лучшими друзьями. Другого выбора у них не было... Отец смотрел мне в глаза. Я не отводил взгляд. И видел в глазах отца печаль и муку. Словно у него что-то сильно болело. – 62 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Давид, – сказал отец, – так нельзя. Я упрямо сжал зубы. Отец заметил это и смягчился. – Я понимаю, что тебе тяжело, сынок. Но пойми и нас. Нам тоже нелегко. Я упрямо мотнул головой. – Да, – кивнул отец, – это так. Может быть, ты думаешь, что нас это не касается. Но ты ошибаешься. Ты ведь наш сын, ты брат. Ты живешь с нами… – Да, – закричал я, – живу! Живу и каждый день мечтаю о том, что однажды все это закончится! – Что закончится? – словно испугавшись, отец отшатнулся от меня. – О чем ты? – О вас. Обо всех вас. Вы не понимаете меня! Вы хотите, чтобы я делал за вас всю грязную работу. Вы заставляете меня делать то, что не хотите делать сами. И вы не хотите меня понять! – Это не так, Давид! Зачем ты говоришь такие вещи? Кто тебя заставляет? Просто ты – член семьи. У каждого из нас есть свои обязанности в семье. Неужели ты лучше нас? – Да, я лучше! Я – другой! И вы знаете это и мстите мне. Потому что вы – не такие. Вы завидуете мне! На отца было страшно смотреть. – 63 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Кто завидует тебе? Что ты, сынок? – Вы. Вы все, – я уже не мог остановиться, – и ты, и братья! Все. Отец вдруг успокоился. – Ты знаешь, Давид, как раз сегодня утром мы говорили с мамой и твоими братьями о том, как часто у тебя ничего не получается. За что бы ты ни брался, что бы ни просили тебя сделать по дому или в хозяйстве, у тебя все валится из рук. – Ложь! Это ложь! Они наговаривают на меня. Потому что я не такой, как все! Они завидуют мне! – Успокойся, – попросил отец, – успокойся, Давид! Никто не хочет тебе зла. Зачем? Ты наш сын. Ты брат. Но что-то нам все равно надо делать. Если ты хочешь жить с нами… – Не хочу! Я уйду! – Куда ты пойдешь? – устало спросил отец. – Ты же ничего не умеешь! Кем ты будешь? Как ты будешь зарабатывать себе на хлеб? Отец никак не хотел понять меня, и от этого мне становилось все больнее. – Отец! Почему ты не хочешь понять меня? Почему ты слушаешь их? Отец устало махнул рукой. – Знаешь, Давид, даже если бы я не слушал их, у меня есть глаза. Что ты мне прикажешь сделать – 64 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М с ними? Не открывать? Но я смотрю на тебя, и мне больно. Очень больно. Потому что я вижу перед собой своего сына, который решил испортить себе жизнь. Когда ты уже перестанешь витать в облаках, Давид? Когда ты начнешь жить, как все? – Ты считаешь, что я ненормальный? Да? – Нет, – отмахнулся отец, – я считаю, что тебе не помешает хорошая порка… Я заплакал. – Давид, – отец подошел и положил мне руку на плечо, – ты уже большой мальчик. Ты должен понимать, что мы хотим тебе добра. Мы заботимся о тебе… – Нет, – я сбросил руку отца и отбежал, – вы не хотите… Вы хотите, чтобы я стал таким же, как все вы. Но я не буду! Я – другой! Взгляд отца стал тяжелым. – Хорошо, Давид. Пусть будет по-твоему. Хочешь быть один – будешь один. Будешь пасти овец. – Отец! Ты не можешь! – Могу, очень даже могу. – Нет! – я хотел крикнуть это твердо, но получилось как-то жалобно. Отец странно посмотрел на меня и покачал головой. – Да, Давид, – по его голосу я понял, что решение окончательное и спорить бесполезно. – Решено, с – 65 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ завтрашнего дня ты будешь со стадом. По крайней мере, хоть этому научишься. Я опять заплакал. Отец подошел ко мне. Мне показалось, что он хочет погладить меня по голове. Я отшатнулся. – Бог вам этого не простит, – сквозь слезы бормотал я. – Он накажет вас всех. Вы все – преступники… – Замолчи! – отец отдернул руку. – Как ты можешь говорить такие слова? Безумец! Я молча утирал слезы. Все, больше я никогда не буду плакать, подумал тогда я. Я буду самым сильным, как там, в моем мире. И у меня не будет врагов. И Бог всегда будет со мною. – Знаешь, – сказал я, – когда мой отец решил, что я должен пасти овец, я думал, что никогда не прощу ему этого. В первый же день моей новой пастушеской жизни, сидя под деревом, я начал писать стихи… – Ты писал стихи? – удивился голос. – Да, писал. Всю жизнь. Стихи и песни. – Почитаешь? – спросил мой собеседник. Я покачал головой. – Нет, не сейчас. – Жаль. Я уже целую вечность не слышал стихов. – 66 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ну, разве что пару строк, – сказал я. – Я прочту те, что были написаны мной в тот самый первый день. Я сидел под деревом на склоне горы и, глядя на овец, сочинял: Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога». Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро. Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного… – Да… – сказал голос. – Нелегко тебе было. Мы помолчали. – Ты верил в Бога? – спросил собеседник. – Я правильно понял? – Всегда. – Ты сам решил, или в семье было принято? Я задумался. Как же мне поточнее ответить на этот вопрос? – Знаешь, у нас в семье все верили, все молились Богу, но мой Бог был иным. Не таким, как Бог моих братьев. – 67 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не таким? – не понял голос. – Вы что, ходили в разные церкви? – Нет, просто мой Бог был частью моего мира. А их Бог был частью их мира. А наши миры были разными. Вот и все. – А… Понятно… Но мне показалось, что он ничего не понял. Как же ему это объяснить? – Я не очень любил ходить с семьей в церковь, – начал я, – мне казалось, что с Богом надо разговаривать по-другому. Мне хотелось петь Ему. Играть на гуслях. Танцевать перед Ним. Этого хотел от меня мой Бог. Он хотел радости. А там, в церкви, все было очень правильно и скучно. Мы опять помолчали. – Поэтому ты начал писать стихи и песни? – спросил голос. – Да, и не только. Еще я стал играть на гуслях. И танцевать. Я делал все, чего хотел мой Бог. – А ты говорил об этом отцу или братьям? – Нет, не говорил. – И ни разу не пел и не танцевал перед ними? Я усмехнулся. – Нет. Никогда… – я задумался. – Впрочем, на гуслях я иногда играл. Отец знал, что я играю. Он ведь должен был купить мне инструмент. И иногда я играл во время праздников. Для всех. – 68 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А в семье? Я покачал головой. А в семье – нет. Я накинул на плечо ремень пастушеской сумки, взял под мышку свои гусли, в руки – палку. Что ж, кажется, ничего не забыл… Мать подошла ко мне неслышно. – Давид, – она обняла меня за плечи, – почему ты никогда не поиграешь мне? Мне показалось, что она хочет поцеловать меня. Я постарался высвободиться. – Не надо, мама, – попросил я, – я ведь уже большой. – Тебе неприятно? – мать обиделась. Я пожал плечами. Не знаю. Просто я уже вырос. Впрочем, я всегда избегал ласк и близости с моими родными. Сколько себя помнил. – Я пойду? Овцы ждут меня. Я направился к двери. – Ты сердишься на нас? – спросила мать. Я остановился, но поворачиваться не стал. – Знаешь, мам, я уже привык. Мне нравится моя работа. – Чем же она тебе нравится? – Там, среди гор, деревьев и овец, я могу быть самим собой, и там это никому не мешает. Там никто не хочет видеть меня иным. Никто не хочет меня – 69 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ переделать. И там я могу петь и играть. И всем это нравится. – Но ведь там никого нет, Давид, – удивилась мать. – Только овцы и кусты. Я обернулся. – Там есть все, для кого я играю и пою. – А как же я? Я опять пожал плечами. – Приходи на праздник, я буду играть. Меня просили. А сейчас мне пора. – Подожди, Давид, – тихонько позвала мать. – Ну, что еще, мама? – в моем голосе было раздражение. – Овцы ждут меня. Мне пора. Мать подошла ко мне, обняла за плечи. – Ты уже большой мальчик, – очень ласково произнесла она, – и должен понимать, что мы с папой очень любим тебя. И твои братья тебя тоже любят… Я рассмеялся. Но смех получился наигранным и горьким. Я рассердился. – Ну, и любите друг друга, – жестко ответил я, – я-то тут при чем? Мне вашей любви не надо… – Сынок, – мать прикрыла рот руками, – как ты можешь? – Могу. Очень даже могу, – я старался говорить так же твердо, как мой отец. – Вы никогда не понимали меня! – 70 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Мы старались! Я усмехнулся. – Нет. Вы не хотели понять. А теперь уже поздно. Теперь даже если захотите – не сможете. И не надо! Мать застыла и смотрела на меня, словно видела впервые. Я расправил плечи, чтобы казаться еще выше. – И вообще, – сказал я, – недолго мне еще тут с вами мучаться осталось! Надоело! Я развернулся и вышел из дома, хлопнув дверью… – Ты еще тут? – Да, – ответил голос, – но у меня уже мало времени. Скоро мне надо будет идти. – Пойдешь… – сказал я и, помолчав, добавил. – Так мы и жили. Моя семья сама по себе, я – сам по себе. А потом в моей жизни произошло событие, которое изменило все. – Что «все»? – Все. Всю мою жизнь. Кто знает, может быть, я бы до самой смерти так и пас своих овец, если бы однажды в наш город не пришел пророк. – Кто? – Пророк, – повторил я. – Божий человек. – Пророк? Как это? – 71 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Да, пророк. Очень известный и могущественный. Его знали. Его любили. Его боялись. Самуил… – Это его имя? – спросил голос. – Да, так его звали – Самуил… – И что же было дальше? – нетерпеливо спросил мой невидимый собеседник. – Тебе пора, – ответил я. – Но я хотел бы услышать конец истории… – До конца еще очень далеко. А продолжение будет в следующий раз, когда придешь. Договорились? – Да, ты прав. Мне уже пора. Тогда – до встречи! – До встречи! – И спасибо тебе, Давид! Я улыбнулся. Нет, это тебе спасибо. Я был рад, что мог рассказывать ему о своей жизни. Конечно, если бы говорил он, было бы лучше. Но он дал нам шанс, а это уже много. Я поднялся, потянулся. Надо бы размять ноги. Засиделся. Я посмотрел по сторонам. Куда же мне пойти? Может быть, выше, в горы? Пожалуй, не стоит... Не стоит мне уходить от этого места. Кто знает, когда он вернется. Лучше бы мне быть рядом. И я стал задумчиво бродить неподалеку от дерева… – 72 – 5 Мальчик совсем запыхался. Пот катился с него градом. Он пытался что-то сказать мне, но у него ничего не получалось. – Давид! Давид! Скорее… Я нехотя оторвался от гуслей. Зачем он пришел – мешать мне? Кто его звал? Или что-то случилось? – Давид! Иди скорее, отец зовет тебя! Он наконец-то отдышался и мог говорить членораздельно. – Зачем? – мне не хотелось подниматься. Мальчик подошел ближе и дернул меня за рукав. Я отдернул руку. – Зачем? – снова спросил я. – Что-то случилось? – Самуил пришел в город! – выпалил он. – Отец зовет тебя! Я пожал плечами. – Что с того, что он пришел? Мальчик удивился. – Ты что, не знаешь? Это ведь Самуил! Сам Самуил! Весь город уже вышел встречать его. – 73 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Вот и хорошо. Значит, там хватает народа и без меня. Я останусь тут, с овцами. Мальчик замотал головой. – Нет, Давид, – видно было, что он очень переживает, – твой отец прислал меня, чтобы я побыл с овцами. А ты должен быть там, внизу, в городе. Отец зовет тебя… – Обойдется. Мальчик удивленно посмотрел на меня. – Ты что? – Ничего, – зло отрезал я. – Сказал, что не пойду, значит – не пойду. Кому надо, пусть приходит сюда. – Но Самуил… – мальчик растерялся. – Соберется весь город. Может быть, тебя попросят поиграть для гостя… – Обойдутся, – все также зло проворчал я, – подумаешь, пророк пришел! Да если бы он был настоящим пророком… – А он разве не настоящий? – Нет, настоящий бы знал… – Что знал? – Ничего, – смутился я. – Что знал, Давид? – настаивал мальчик. Я рассердился на него. Чего пристал? Так я тебе и скажу, что должен знать настоящий пророк! Я поднялся с земли, схватил мальчишку за шиворот и развернул его от себя. – 74 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Иди отсюда! – закричал я. – Не мешай работать! Мальчишка был перепуган и удивлен. – Ты чего? Я ведь хотел как лучше… – Иди отсюда! – замахнулся я на него. – А то сейчас получишь… Мальчишка пожал плечами и повертел пальцем у виска. – Бешеный ты какой-то… Странный… Не хочешь – не надо… Парнишка развернулся и побежал вниз по склону. Я опустился на землю. Хотелось ли мне увидеть Самуила? Конечно. Но я не мог пойти вниз, в город. Почему? Потому что моего прихода хотел отец. Потому что там, внизу, я был бы одним из них, одним из тех сотен любопытствующих людишек, что вышли встречать пророка. Нет, мне лучше остаться здесь. Потому что здесь, в моем мире, пророк Самуил шел навстречу мне, склонив седую голову и раскрыв объятья… – Ты здесь, Давид? Я удивился. Так быстро? – Здесь, – отозвался я и сел на свое место под деревом, – ты быстро вернулся… Голос горько усмехнулся. – Да уж… Если это называется быстро… – 75 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Мне не хотелось терять время на пустые разговоры, и я решил не отвечать ему. – И что же было дальше, Давид? – спросил мой собеседник. Этого вопроса я ждал. – Ты остановился на каком-то пророке и колдуне, – пытался вспомнить подробности голос, – и звали его как-то на С… – Самуил, но он был не колдуном, а пророком. – А что, есть разница? – Большая, – кивнул я, – и даже очень. Пророк не занимается магией. Он не создает будущее. Он просто видит его или говорит то, что хочет сказать людям Бог. – Но если пророк говорит, то он все равно влияет на будущее, разве нет? Я пожал плечами. Какая разница? Главное, что все это делается без магии. – Может, и влияет, – согласился я, – но ровно настолько, насколько пророка слушают. А слушают его редко. – Почему? – Так уж устроены люди. Им больше нравится слушать магов и колдунов. – Почему? – снова удивился мой собеседник. – 76 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не знаю, – ответил я, – может быть, потому что человеку удобнее слушать то, что говорит обычный человек. Проще, понятнее, соблазнительнее. С пророками тяжелее. Они говорят совсем не то, что от них хотят слышать. И это пугает. – Может быть, – протянул голос, – и что же было дальше? Ты послушал пророка? Мне показалось, что моего собеседника не очень заинтересовали и убедили мои слова о пророках. Ну и ладно, подумал я. Я же не для того с ним говорю, чтобы обращать его в свою веру. У меня иная цель... – Послушал, – ответил я, – правда, пророк был немногословен… Я стоял перед огромным седым стариком и смело смотрел ему в глаза. Глаза у него были необычные... Но мне не было страшно. – Как тебя зовут? – спросил Самуил. – Давид. Он помолчал, придирчиво осматривая меня со всех сторон. Мне стало не по себе. – Почему ты не пришел сразу? Я покосился на отца и братьев, стоявших в стороне. Сказать правду? – Был занят, – я опустил голову, – пас овец. Старик подозрительно посмотрел на меня. – 77 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А мне сказали, что пастух ты никудышный… Я оглянулся в сторону братьев. Ясно, кто мог такое сказать. Я усмехнулся. – Неужели тебе было неинтересно посмотреть на меня? – Самуил нависал надо мной, как скала. От него веяло силой, решимостью, властью. Мне это очень нравилось. – Нет, – соврал я, – неинтересно. – Почему? – удивился старик, – со всех сторон люди сбегаются, чтобы поглазеть на меня, а тебе не интересно? Он говорил громким строгим голосом, но я не чувствовал угрозы. – Я посылал за ним, – словно оправдываясь, проговорил за спиной Самуила отец, – мальчик бегал… Я с упреком посмотрел на отца. Кому это интересно? Старик сделал вид, что не услышал отца. – Так что ты молчишь? – снова спросил меня Самуил. – Нечего сказать? Я пожал плечами. А что я мог сказать? Рассказать ему про свой мир? Не поймет… – А ты расскажи мне, – вдруг сказал старик. – Кто знает – может, я пойму? Я удивился: он что, умеет читать мысли? – Не молчи, – приказал старик. – 78 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я понял, что надо что-то сказать. – Я пас овец, – забормотал я, – я самый младший… остальные вас встречали… – Знаю, – усмехнулся старик, – познакомились уже. И я приказал послать за тобой. Или ты хотел, чтобы я сам пришел к тебе? Самуил пристально посмотрел на меня. Я по­ краснел... – Далеко пойдешь… – сказал пророк. Я молчал. – Только я что-то не пойму, – продолжал Самуил, – почему ты не хотел прийти ко мне раньше, без специального приглашения, чтобы я мог благословить тебя, как всех остальных? Почему не хотел быть со всеми? – А он не такой, как все, – хихикнул кто-то из братьев. Я исподлобья глянул в их сторону. Господи, как они мне надоели! – Не такой, говорите? – Самуил повернулся к моим братьям. – И чем же он не такой? Братья молчали. – Я вас спрашиваю! – потребовал ответа старик. Словно испугавшись, братья заговорили все разом. – Он ничего не умеет делать… – 79 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – И все у него из рук валится… – И друзей у него нет… – Только на гуслях играет и все… – И по дому не помогает… – И за овцами не смотрит... Старик поднял руку, и все замолчали. – Это правда? – строго спросил меня Самуил. Я пожал плечами. – Говори! – прикрикнул на меня старик. – Они ничего не понимают… – Чего не понимают? – уточнил пророк. – Меня не понимают, – мне было неловко говорить, но другого выхода у меня не было, – ничего не понимают. – А ты? – спросил Самуил. – Ты понимаешь? Я кивнул. Да, я понимал. – Ладно, – старик подошел ко мне еще ближе, почти вплотную, – сейчас. Он нагнул мою голову, что-то достал из кармана. Щелкнула крышка. И я почувствовал, как пророк помазал чем-то мою голову. Мне было плохо видно, что именно держит в руках Самуил. Снова щелкнула крышечка. – Вот и все, – сказал старик. Потом он обнял меня и поцеловал. – Ты – не такой, как все, – прошептал он мне в самое ухо. – Ты будешь выше всех… – 80 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М И он легонько оттолкнул меня. Кажется, никто ничего не понял и не услышал. – Ну что, – повернулся Самуил к отцу, – будем обедать? Пора. Я же сказал, что мы сядем за стол, когда все твои дети соберутся в доме. Отец засуетился. Братья бросились наперебой приглашать гостя на самое почетное место. И только я остался стоять там, где стоял. Вот оно – думал я – свершилось! Я действительно избран! Мой мир стал реальностью! Наконец-то! Жаль, этого не услышали отец и братья. Да ничего, они все равно ничего не поняли бы. Им не дано… Наконец-то! – И что же тебе сказал пророк? – спросил голос. – Не помню, – ответил я, – дословно не помню. Зато смысл его слов был мне ясен – быть мне великим… – Что, так и сказал? – удивился мой собеседник. – Нет, так я его понял. – Да… – протянул голос. – И что? Что-то после этого изменилось? Я посмотрел в небо. Изменилось? Да, стало еще хуже. Гораздо хуже. Потому что стало тяжелее… – 81 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я посмотрел на отца. – Не знаю, – сказал я, – я не знаю, как мы будем жить дальше. Я действительно не знал. С того дня, как Самуил помазал мою голову елеем, прошло уже много месяцев. Целая вечность. По крайней мере, так мне тогда казалось. День проходил за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а в моей жизни ничего не происходило. Это становилось невыносимым. – Послушай, сынок, – отец старался быть терпеливым, но ему это плохо удавалось, – мы с мамой вырастили семерых твоих братьев. Нам казалось, что мы знаем, что значит растить детей. Но теперь мы в растерянности. Это правда, подумал я. Отец действительно выглядел растерянным. – С каждым днем ты все больше и больше удаляешься от нас. Уходишь в себя. Мы боимся потерять тебя! Я с сожалением посмотрел на отца. Он так ничего и не понял! Что я мог ответить ему? Рассказать ему о предсказании Самуила? Зачем? Что это даст? – Давид, – отец протянул мне руку, – подойди ко мне. Я подошел ближе, но остановился на таком расстоянии, чтобы отец не смог прикоснуться ко мне. – 82 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Отец с сожалением посмотрел на меня и опустил руку. – Ты уже вырос, Давид, – отец посмотрел на меня снизу вверх, – стал красивым юношей. Пройдет еще пара лет, и ты покинешь отчий дом. Я посмотрел на отца с плохо скрытым ужасом. Еще пара лет? Нет, я не выдержу столько. Отец понял мой взгляд по-своему. – Ничего, сынок, так устроена жизнь. Раньше или позже, но все кончается. Дети уходят из отцовского дома… Мне стало смешно. Неужели он подумал, что я испугаюсь возможного отъезда? – Отец, – сказал я, – я надеюсь, что мне не придется так долго ждать. Я хотел бы уехать уже сегодня. – Сегодня? – изумился отец. – Куда? – Не знаю, – ответил я, – мне все равно куда. Я знаю только одно – мое место не здесь. Отец пристально смотрел на меня: – А где твое место, Давид? – Там, – ответил я, – там… Мы замолчали. – Давид! Но я даже не посмотрел на отца. В это мгновение я был в том, своем мире, доступ куда был открыт только мне одному… – 83 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Отец, – я не заметил, как в комнату зашел мой старший брат Елиав, – ты еще занят? – Да, – ответил отец, – подожди, я говорю с Давидом. – Нет, – откликнулся я, – мы уже закончили. – Закончили? Но ты еще не сказал мне, куда ты собрался. – Давид уезжает? – удивился Елиав. – Куда? Зачем? Я молча смотрел на них, пытаясь понять, стоит ли мне с ними разговаривать. Пожалуй, не стоит. Да и что я мог им сказать? Решение уехать из дома пришло прямо сейчас. Я даже не знал, куда я собираюсь. Что же я мог им рассказать? – Я ничего вам не скажу, потому что это вас не касается, – ответил я с вызовом. Елиав побелел. – Как ты разговариваешь с отцом, Давид? – Ничего, Елиав, – попытался успокоить его отец, – ничего. Потом отец повернулся ко мне. – Почему нас это не касается, Давид? – Ты слышал, мальчишка? Отвечай отцу, когда тебя спрашивают! – закричал Елиав. Я молчал. Мне не хотелось ссориться и спорить с ними. По крайней мере, сейчас. Пока я не решил, куда я отправлюсь. – 84 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Знаешь, папа, – смягчился я, – я пошутил. Я никуда не уезжаю. А завтра с утра пораньше пойду пасти овец. Как всегда. Хорошо? Отец недоверчиво смотрел на меня: – Ты уверен, что это была шутка, Давид? Я кивнул. – Конечно, отец, – сказал я и обернулся к брату. – Знаешь что, Елиав? Однажды ты пожалеешь, что повысил на меня голос сегодня. Очень пожалеешь! Я повернулся, чтобы выйти из комнаты. – Ты угрожаешь мне? – с вызовом спросил меня старший брат. Я не стал отвечать. Я решил, что будет правильнее не удостоить его ответом. Поэтому я просто вышел из комнаты. И даже не стал хлопать дверью… – Так что же изменилось? – переспросил мой невидимый собеседник. – Ничего. Всего лишь я сам, – ответил я. – После встречи с Самуилом я поверил, что моя избранность – это не плод моей фантазии. И я не мог оставаться дома, где все смотрели на меня как на самого обычного человека. Меня хотели сделать обычным, понимаешь? – Понимаю, – подтвердил голос, – меня тоже хотели. И моих друзей. И вообще я думаю, что в – 85 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ жизни каждого человека бывает время, когда он ссорится с родителями, учителями. Иногда со всем миром. Это же нормально для подростков. Разве нет? – Да, – сказал я, – но это немного иное. Это не был конфликт со взрослыми. Я ощущал свое отличие и от моих братьев, понимаешь? И от сверстников. Ото всех. – Может быть, – задумался мой собеседник, – не знаю. – Вот и я не знаю... Мы помолчали. – Да уж, – заметил голос, – я только сейчас наконец понял, как сильно в то время я обижал всех, кто хотел мне добра. Эх, если бы можно было вернуться туда… Мне стало смешно. Вернуться туда? Зачем? Можно все исправить прямо здесь и сейчас. Они ведь всегда с нами. Те, кто нас любит… Но я не стал говорить об этом моему невидимому собеседнику. Сам потом поймет. – И что же было дальше? – спросил голос. – Дальше? – я задумался. – Дальше я отправился в столицу. – Убежал из дома? – удивился мой собеседник. – Ну, ты даешь! – 86 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет, – засмеялся я, – я не убегал. Меня пригласили… – Пригласили? Кто? – А вот это так и осталось для меня тайной… Мой собеседник спохватился: – Прости, Давид, мне надо бежать! Прости! Ничего страшного, хотел ответить я, но не успел. Собеседник уже покинул меня. – 87 – 6 Да, так как же я оказался во дворце? Случайно? Я задумался, пытаясь лучше вспомнить все детали моего долгожданного и неожиданного отъезда из отчего дома. И тут я вспомнил, что, пожалуй, давно не виделся с родителями. – Отец! – позвал я. – Мы тут, сынок! – услышал я радостный голос отца, а через мгновенье увидел и их самих: моих отца и мать – спускающихся ко мне по горной тропинке. – Как я рад вас видеть! Я залюбовался своими молодыми и красивыми родителями. – Погуляем немного? – спросила мать. – Мне кажется, ты не прочь пройтись. Я не ошиблась? Она, как всегда, все понимала без слов. Я нежно обнял ее. – Нет, мам, ты не ошиблась. Давайте погуляем. Мы пошли прямо по траве, которая приятно щекотала босые ноги. – Как в детстве! – засмеялся я. – 88 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мать потрепала меня по волосам. – А ты ничуть не изменился с тех пор, Давид. Все такой же выдумщик. – Мы слышали, как ты говорил с ним, – сказал отец. – Думаю, это ему поможет. Мать согласно закивала. – Обязательно поможет. Я пожал плечами. – Не знаю. Я постараюсь. – Правильно, Давид, постарайся, – поддержала меня мать. – Не знаю только, получится ли? – засомневался я. – У тебя получится. Я знаю, – успокоила меня мать. – Просто расскажи ему о себе. Больше ничего и не надо. – Думаешь? – Знаю, – твердо сказала мать, – да ты и сам знаешь. Скольких ты уже привел сюда? Я опустил голову. Какая разница? Что я, считал, что ли? Тем более – каждый раз был для меня как первый. У каждого встреченного мною человека была своя собственная история. Со своим началом и концом. И я не всегда знал, каким он окажется, этот конец. Так что к чему говорить об этом? – Ты у меня молодец! – сказала мать. – Я горжусь тобой! – 89 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не надо, мам, – попросил я, – при чем тут я? Я ведь ничего не делаю. – Делаешь, сынок, делаешь, – вступил в разговор отец. Я повернулся к нему. – Кстати, пап, я давно хотел спросить тебя: тогда, в тот самый первый раз, кто организовал мое приглашение в столицу? Уж не ты ли постарался? Отец покачал головой. – Нет, Давид, я тут ни при чем. Думаю, это был кто-то из окружения Саула. Кто-то, услышавший твою игру на празднике. Ты ведь хорошо играл. Мне нравилось… – Мне тоже, – сказала мать, – всегда. А уж красавец ты был… Неудивительно, что тебя заметили и пригласили. – Странно все получилось. – Ничего странного, – успокоила меня мать, – такое часто бывает. – Поиграешь нам сегодня? – спросил отец. – С удовольствием. И поиграю, и спою. Мы вернулись назад, под тенистое дерево, опустились на траву. Я взял в руки гусли и негромко запел: Благослови, душа моя, Господа, и вся внутренность моя – святое имя Его. Благослови, душа моя, Господа – 90 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М и не забывай всех благодеяний Его. Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои; избавляет от могилы жизнь твою, венчает тебя милостью и щедротами; насыщает благами желание твое: обновляется, подобно орлу, юность твоя. – Как хорошо, Давид! – сказала мать. – Твое пение подобно лучам солнца. Оно согревает и насыщает жизнью. Какой замечательный у тебя дар… Отец согласно кивал. Он смотрел куда-то вдаль: то ли на горы, то ли в небесную высь – и ничего не говорил, но я видел, что он не меньше матери наслаждается моим пением. Я продолжал: Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца гневается и не вовек негодует. Не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам. Ибо, как высоко небо над землею, так велика милость к боящимся Его. Как далеко восток от запада, так удалил Он от нас беззакония наши. – 91 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Как отец милует сынов, так милует Господь боящихся Его. Я на мгновенье прервал пение и, продолжая наигрывать на гуслях, посмотрел на отца. – Ты знаешь, пап, я очень тебе благодарен за все, что ты сделал для меня. И тебе, мама! – Знаю, Давид, – ответил отец, – а я благодарен тебе. За все. Ты многому научил меня. Хоть порой было и нелегко. – Да, – улыбнулась мать, – доставил ты нам хлопот. Но оно того стоило. Правда, отец? – Правда, – ответил отец, – ничто не пропадает напрасно. И ничто не проходит бесследно. И слава Богу, что это так! Мы помолчали. – Интересно все в жизни устроено, правда? – задумчиво сказал я. – Все так быстро пролетает. И кажется, что уже ничего не вернуть. А потом начинаешь понимать, что это лишь оптический обман: ничто в жизни не исчезает и все возвращается, только уже иначе. В любви. Я посмотрел на родителей. – Я очень вас люблю! – И мы тебя любим, Давид! И я снова запел: – 92 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Ибо Он знает состав наш, помнит, что мы – персть. Дни человека – как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его. Милость же Господня от века и до века к боящимся Его… – Ты здесь, Давид? Я прижал палец к губам, показывая родителям, что прошу их молчать. Мать согласно кивнула. Мы поднялись. Я по очереди обнял родителей. – Не будем тебе мешать, сынок, – шепнула мне на ухо мать, – успехов! – Спасибо, Давид, – прошептал отец, – скоро увидимся. Успехов! Я благодарно подал им руки и опустился на место: – Я здесь. Я ждал тебя. Голос облегченно вздохнул: – Ох, а то я уже испугался… – Ничего не бойся. Я с тобой… Кажется, я задремал. – Давид! – тихонько позвал меня отец. – Ты спишь? – 93 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я открыл глаза и увидел отца, склонившегося надо мной. Я не сразу сообразил, где нахожусь. – Уже пора? – Пора, – улыбнулся отец, – очень даже пора. А то все проспишь. Я сел и понял, что нахожусь на пастбище, среди моих овец. Почему отец здесь? Что-то случилось? Он никогда не приходил ко мне сюда. Может быть, пропала овца? Я постарался пересчитать их. Отец заметил мои усилия. – Не волнуйся, Давид, – сказал отец, – это сейчас не так важно. Я здесь не из-за овец. – Что-то случилось? – встрепенулся я. Отец странно, словно оценивающе, посмотрел на меня. – Как сказать. Может, и случилось. – Что? Отец молча разглядывал меня. Мне хотелось поторопить его, но я понимал, что это бесполезно. И потому просто ждал. – М-да… – протянул отец. – Не знаю… Я начинал сердиться. – Чего ты не знаешь, отец? – Не знаю, – задумчиво повторил отец. Я схватил его за рукав и начал трясти. – Объясни мне! – 94 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Отец, словно очнувшись от своих мыслей, удивленно посмотрел на меня. – Успокойся, Давид, – сказал отец, – я не знаю, что мне ответить царю… – Царю?! Мое удивление было столь сильным, что я почувствовал слабость в ногах. Хорошо, что сидел, а то бы мог и упасть. – Ну, не самому царю, конечно, – сказал отец, – его посланцу. – Какому посланцу? – Который приехал, чтобы сказать, что царь приглашает тебя к себе во дворец. – Меня?! – Тебя, Давид, тебя, – отец потрепал меня по голове, – играть на гуслях для царя. – Выступить? Перед царем? – я не очень понимал, о чем идет речь. Я никогда не мечтал стать придворным музыкантом. – Нет, – терпеливо объяснил мне отец, – жить при царе и играть ему. Все время. – Все время? – я удивился еще больше. – Нет, не все время, а когда царь захочет. Быть придворным музыкантом. Что думаешь? – отец во­ просительно посмотрел на меня. Что я думал? Когда первое изумление прошло, я понял, что Бог посылает мне тот самый шанс, о – 95 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ котором я мечтал. Я же всегда знал, что мое место не здесь. Столица! Царь! Вот оно… На мгновенье мне представилась яркая картина: царь подходит и обращается ко мне: «Давид, я давно хотел поговорить с тобой. Мне нужен твой совет. Только ты можешь мне помочь решить эту сложнейшую задачу…» И мы вдвоем уходим в царский кабинет… – Давид! – позвал меня отец. – Очнись! Где ты? Опять витаешь в облаках? Я очнулся. Посмотрел на отца и вскочил на ноги. – Бежим, отец! – закричал я и рванул вниз по склону. – Куда ты, Давид? Стой, сумасшедший! А овцы? Я слышал голос отца, но был не в силах остановиться. Какие овцы? Как я мог остановиться, если там, внизу, меня ждал посланец из моего мира? Тот, кто должен отвести меня туда, где мое место, – во дворец! Туда, где я наконец-то обрету себя… – Ты знаешь, – сказал я собеседнику, – я очень рассердился на отца. – За что? – За то, что он не хотел пускать меня в столицу, куда я должен был поехать по приглашению царя. – Царя? – удивился голос. – Слушай, а где ты жил? В смысле, что за страна? – 96 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Неважно, – ответил я, – какая разница? Не нравится тебе царь, назови его правителем, президентом. Какая разница? Меня приглашало первое лицо государства, а отец не хотел отпускать меня. Представляешь? – Представляю… Ты, наверное, чуть с ума не сошел… Я усмехнулся. Да уж. Скандал я закатил тогда грандиозный. – Давид, а почему отец не хотел пускать тебя? – удивился собеседник. – Обычно же родители радуются, если их детей замечают, выделяют. Разве нет? – Конечно, родителям было приятно, что меня приглашают, но отец боялся, что это может плохо кончиться. – Почему? Я пожал плечами. Тогда мне было трудно понять отца… – Сколько раз я могу повторять? Я – против! Отец не выглядел сердитым. И это вселяло надежду. – Но почему, отец? Ты же знаешь, что я должен ехать! Отец удивленно посмотрел на меня: – Кто сказал, что должен? Я ничего подобного не слышал. – 97 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Никто не говорил, – согласился я, – но я знаю, что это мой шанс. Понимаешь? – Я понимаю, что если ты приедешь к царю и будешь продолжать свои фокусы, то ничем хорошим это не кончится. Тебя выгонят. Это в лучшем случае. А если ты чем-то обидишь царя – забудешь поиграть ему в назначенное время или еще что-то – могут и наказать. – Но папа! – Подожди, Давид, послушай меня, – отец был настойчив. – Тебя выгонят или накажут, а про нас с матерью скажут, что мы не умеем воспитывать детей, а еще что мы отправили к царю негодного сына, который только и может, что витать в облаках. – Папа! – Что – папа? – отец начинал раздражаться. – Я всегда говорил тебе: возьмись за ум. Стань человеком! Думаешь, мне не хотелось бы гордиться тобой? Мой сын играет царю! Но я не хочу позора, понимаешь? Лучше ты останешься здесь, дома. И будешь пасти овец… – Отец! Наверное, в моем взгляде или голосе было что-то, что заставило отца умолкнуть. – Послушай меня, – сказал я, – я поеду во дворец. Хочешь ты этого или нет. Я не останусь здесь. Мое место – там. Это мой шанс. И если ты не позволишь мне использовать его – я возьму его сам. – Как это? – не понял отец. – 98 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Я уйду из дома. Я все равно приду к царю. Я расскажу ему, что ты не хотел пустить меня. И если царь решит, что ты ослушался его или сделал это назло, – я не виноват! Лучше отпусти меня! Отец пристально смотрел на меня. – Давид, – тихо сказал он, – ты не готов. Может быть, позже, когда подрастешь… – Нет, – я был тверд, – я уезжаю! Отец хотел сказать еще что-то, но осекся, махнул рукой и вышел из комнаты… – Наверное, моему отцу казалось, что я еще не готов к самостоятельной жизни, – задумчиво сказал я. – Но ты поехал? – спросил голос. – Да. В тот же день. И не один… – А с кем? – Уж не знаю, о ком больше беспокоился мой отец: о себе или обо мне, – но он послал со мной щедрые подарки царю – осла, козленка, хлеб, вино. – А может быть, это был знак уважения? Может быть, твой отец хотел сделать что-то приятное царю? – Может быть, – сказал я, – но для меня это было ударом. Сильным ударом. Я очень обиделся на отца. – Почему? – Потому что царь звал меня. Меня, понимаешь? Ему был нужен я. По крайней мере, так мне тогда казалось. А подарки отца превращали меня в посыльно- – 99 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ го, который просто вез дары царю. И это было очень унизительно. Я сильно переживал. – Да… – протянул голос. – И ты не мог простить этого своему отцу? – Долгое время. – А потом? – я понял, что он задал этот вопрос не из праздного любопытства. – А почему ты спрашиваешь? – Да так, – смутился он, – интересно. Я улыбнулся. Пусть будет так. – Потом, конечно, простил. Только это было гораздо позже. – А… – с облегчением произнес голос. – Хорошо… – Хорошо, – согласился я. – Тебе понравилось во дворце? Мне показалось, что мой собеседник задал этот вопрос чуть поспешно, словно желая поскорее перейти к другой теме. Что ж, если он хочет, то почему бы и нет? – Как там было? Я усмехнулся. Хороший вопрос… – 100 – 7 – Играй! – глаза Саула были налиты кровью. Из приоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Мне стало страшно. – Играй! – свирепея, завопил царь и ударил кулаком по столу. – Играй! Он весь трясся от ярости. И тут я испугался. Мой испуг был так силен, что весь мир вокруг меня вдруг стал дрожащим и неустойчивым. Может быть, задрожал и я? Я посмотрел на свои полусогнутые пальцы, застывшие в неподвижности над инструментом. Нет, кажется, они не тряслись… – Убью! – прорычал царь и запустил в меня кубком. Тот пролетел в нескольких сантиметрах от моей головы. Я машинально пригнулся. Затравленно по­смотрел по сторонам. Может быть, мне пора бежать? Почему меня не предупредили? За что? Почему я? – Играй! – крик перешел в нечеловеческий рев. Я вздрогнул и ударил по струнам… – 101 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я не помню, что именно я играл тогда, но зато очень хорошо помню, о чем я думал, сидя перед Саулом со своей арфой. А думал я о том, что приглашение во дворец оказалось совсем не тем счастливым шансом, о котором я так долго мечтал. Скорее наоборот. То, что я увидел здесь, совсем не походило на радужные картины, что рисовало мое воображение. Нет, это был совсем иной мир. Не мой мир. Во дворце Саула бурлила какая-то мутная и зловонная жизнь. Сначала мне показалось, что в этом котле варятся лишь те, кто по долгу своей службы должны пресмыкаться перед господами. Но очень скоро я понял, что жизнь во дворце – одна жизнь на всех… Я закончил играть и поднял голову. Царь сидел, уронив голову на стол. Спал ли он? Я тихонько поднялся, надеясь, что все мои испытания на сегодня уже позади. – Куда? – голос за моей спиной прозвучал так неожиданно, что я чуть не вскрикнул. – Играть! Я обернулся. Царь стоял у стола, опираясь на него руками, и пристально смотрел на меня. Я пошел назад, к инструменту. – Убежать хотел? – хмуро спросил Саул. – Не сметь! Убью! – 102 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М И он ударил по столу так , что тарелки подпрыгнули, а графин упал со стола и разлетелся на мелкие осколки. На звон в комнату вбежали слуги. Следом за ними важно вошел Иессуи, сын царя. Он подошел к отцу. – Ты расстроен, отец? – заботливо спросил он и строго посмотрел на меня. – Тебе не понравилась его игра? Он кивнул головой в мою сторону. Я замер. Что ответит царь? – Кто это? – спросил царь, указывая на меня пальцем. – Музыкант, – ответил Иессуи, – он играл тебе. – Мне? – удивился Саул. – Тебе, отец, – ласково проговорил его сын, – на арфе. Тебе не понравилось? – На арфе… – задумчиво повторил царь. – Музыкант… Пусть играет. Иессуи повернулся ко мне. – Ты что, не слышал? Играть! Я сел и приготовился. Что же им сыграть? Слуги уже убрали осколки и незаметными тенями покинули комнату. Иессуи подскочил ко мне. – Играй, щенок! Ты что, не понял? – Что играть? – наивно спросил я. – Ты что, новенький? – 103 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я кивнул. – Да, – сказал я, – я сегодня в первый раз играю. Иессуи чуть смягчился. – Давно ты здесь? – Семь дней, – ответил я. – Царю уже представляли? – спросил он. Я опять кивнул. – И что царь? Ты ему понравился? Я вспомнил, как Саул внимательно разглядывал меня во время церемонии представления, а потом, подойдя почти вплотную, похлопал меня по плечу и весело сказал: «Вот такими молодцами мы будем гордиться! Как зовут?» Я ответил. Царь продолжил: «Беру тебя на службу, Давид! Будешь моим оруженосцем. Сообщите отцу». Он повернулся к писцу, а потом снова обратился ко мне: «Орел! Служи мне верой и правдой, не пожалеешь! Я умею быть благодарным!» И он опять похлопал меня по плечу. Сердце мое забилось часто-часто… Вот оно… – Думаю, понравился, – неуверенно сказал я, – он назначил меня оруженосцем. Иессуи ухмыльнулся. – Оруженосцем? Да, это он может. Знаешь, сколько у него оруженосцев? Штук сто. А может, и больше. Никто их не считал… И он противно засмеялся. Мне стало неприятно. – 104 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А почему ты тогда здесь? – спросил царский сын. – Ты же оруженосец. – Я умею играть… – скромно ответил я. – А! – хлопнул он себя по лбу. – Ты, значит, тот самый парень из Вифлеема, которого позвали, чтобы он играл во время приступов… – Каких приступов? – не понял я. – Играть! – заорал царь. – Убью! Саул шарил по столу рукой, надеясь найти что-то подходящее, чем бы он мог запустить в меня. – Играть! – вдруг заорал Иессуи почти мне в ухо. Я вздрогнул и растерянно посмотрел на него. Они тут что, все с ума посходили? – Играть! – снова завопил сынок и больно ткнул меня под ребра. – Убью! Слушать, что царь говорит! Потом он подмигнул мне. Я ничего не понимал. Но увидев, что царь направляется в мою сторону, ударил по струнам. Ну их… Саул остановился, постоял, словно ловя звуки музыки, и тяжело опустился на стул. Затих. – Играй, – тихо приказал мне Иессуи, – не переставай. – Долго? – так же тихо спросил я. – Пока не пройдет. – Что «не пройдет»? – не понял я. – Приступ, – ответил царский сын. – 105 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Какой приступ? Он пожал плечами. – А я почем знаю. Говорят, приступ. Поди пойми их, этих врачей. – Но я-то тут при чем? – удивился я. – А ты у нас вроде скорой помощи будешь, – засмеялся Иессуи. – Я?! – Ты. Врачи говорят, это помогает. А то он в момент приступа совсем невменяемый становится. Крушит все, на людей бросается. Чуть не убил двоих. Чудом спасли. У меня по коже побежали мурашки. – А если меня? Царский сын пожал плечами: – Другого найдем… Но ты не переживай, он от музыки добреет и засыпает, сам видишь. Я мотнул головой. Этого мне только не хватало. – Ладно, – сказал Иессуи, – мне пора. А ты играй. И помни, не понравится царю – никто за твою жизнь и ломаного гроша не даст. Играй… Он похлопал меня по плечу и вышел из комнаты. Я продолжал играть. Несколько раз мне казалось, что царь уже уснул, но я боялся перестать. А вдруг Саул очнется? – 106 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Сколько времени так продолжалось? Час? Два? Не знаю. В конце концов я понял, что пальцы больше не слушаются меня. Я перестал играть и опустил затекшие руки. Украдкой взглянул на царя. Он смотрел прямо на меня. Я вздрогнул… – Кто такой? – хмуро спросил царь. – Музыкант, – заикаясь, пролепетал я. – Звать как? – Давид. – Давид, – повторил Саул, – давно ты тут? – Не знаю... с вечера. Царь поднялся и пошел ко мне. Я с ужасом смотрел на него. Что сейчас будет? Может быть, стоит позвать на помощь? Я сжался в комок. – Спасибо тебе, Давид, – сказал царь, подойдя ко мне, – будешь верно служить – озолочу! Он похлопал меня по плечу. – Завтра утром приходи ко мне, поговорим. Хочу расспросить тебя кое о чем… Мое сердце забилось часто-часто. Вот он, мой шанс! Саул похлопал меня по плечу еще раз и, слегка пошатываясь, вышел из комнаты… – Так как там было, во дворце? – снова спросил меня мой невидимый собеседник. – 107 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не так уж плохо, но очень скоро я понял, что это не для меня. Мне стало тесно во дворце. Захотелось вырваться оттуда. – Почему? – спросил голос. – Тебя обижали? – Нет... как тебе это объяснить? Ты когда-нибудь жил во дворце? – Нет, ни разу. Интересно было бы попробовать… Я усмехнулся. Ничего интересного. – Знаешь, – сказал я, – мне приходилось там все время играть. – На гуслях? – На арфе, но я не об этом. На арфе я играл лишь изредка, только в особых случаях, а вот играть роль мне приходилось все время. – Какую роль? – не понял голос. – Свою. Делать вид, что мне все это очень нужно. Что мне это нравится. Делать вид, что это мой мир. И зорко смотреть, чтобы никто не вторгся на мою территорию. Да еще посматривать, нельзя ли залезть в соседский сад. – Вы что там, по садам лазали? – Нет, – засмеялся я, – это я в переносном смысле. Подсиживали друг друга. – А… – протянул голос. – А то я не понял. – Да, – согласился я, – это трудно понять, пока не поживешь там. – Но ты ведь хотел оказаться во дворце, разве нет? – 108 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ты бы тоже захотел. Всем хочется, пока они не узнают, что это такое. – И что же это такое? – спросил собеседник… Я постучал в дверь. Мне никто не открыл. Я по­ стучал сильнее. Тишина. Наверное, сказал я себе, мне надо открыть дверь. Ведь царь приглашал меня. Он же сказал – утром… Я толкнул дверь. И увидел, что передо мной еще дверь, а в небольшой комнатке перед нею сидит человек. – Куда? – он даже не поднял головы. – К царю! – твердо ответил я. Я не спал почти всю ночь. Все думал о том, что же хочет мне сказать царь, что я ему отвечу и что будет со мной после этого. Я прокручивал в голове десятки вариантов и терялся в догадках. Но одно я знал твердо – этот шанс я упустить не могу. – Пошел вон! – Но… Царь приглашал меня! – Пошел вон! – повторил он, наконец подняв голову. По его взгляду я понял, что говорить нам не о чем. – Царь велел прийти мне утром, – сделал я по­ следнюю попытку. – 109 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Вот и придешь утром. Закрой дверь с той стороны. – Когда утром? – не понял я. – Во сколько? – Во сколько надо будет, – проговорил мрачный человек, – тебя позовут. – Хорошо, – кивнул я, – меня зовут Давид. Не забудьте, пожалуйста. Он опять поднял голову, удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Только сделал выразительный жест рукой. Я вышел и закрыл за собой дверь. Что же мне делать? Уходить не хотелось. Мне не хотелось упускать свой шанс. И я решил подождать царя в коридоре. Ждать пришлось долго. Я успел о многом передумать за это время. Наконец дверь открылась, и я увидел улыбающегося Саула. Я сделал шаг навстречу. – Ты кто? – все так же с улыбкой спросил царь. – Давид. Вы звали меня. – Я?! – удивился царь. – Когда? Зачем? – Вчера вечером, – напомнил я, – я играл на арфе. – На арфе, – задумчиво повторил Саул, – вчера вечером… – И вы сказали, что хотите поговорить со мной. Велели прийти утром… Я все еще надеялся, что царь вспомнит меня. – Помните? По глазам царя я видел, что он ничего не помнит. – 110 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Как же, помню, – сказал Саул, – отлично помню. Как, говоришь, тебя зовут? – Давид, – подсказал я. – Хорошо, Давид. Ты музыкант? – Ваш оруженосец, – ответил я. – Оруженосец? – обрадовался Саул. – Очень хорошо! Люблю оруженосцев. Орлы! Будешь мне верно служить – награжу. Щедро награжу! Саул похлопал меня по плечу. Сердце мое заколотилось. Может, теперь? – Вы хотели говорить со мной, – напомнил я, – о чем-то важном. – Да, – сказал царь, – конечно. Но не сейчас. Позже. Я сейчас очень занят. Я позову. Как твое имя? Во мне все замерло. – Давид, – упавшим голосом ответил я. – Отлично! – бодро сказал царь. – Я распоряжусь насчет тебя! Он повернулся и пошел по коридору. А я остался стоять, не в силах пошевелиться. Все рухнуло. – Знаешь, – сказал я моему невидимому собеседнику, – наверное, вся беда в том, что я был не готов. Прав был мой отец. – Думаешь? – Да. Я ведь ехал во дворец покорять мир. Я ехал, веря, что это и есть мой шанс. Шанс сделать мой мир – 111 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ миром всех людей. Но, оказывается, меня позвали туда, чтобы я служил. Был простым мальчиком. Был «одним из». Таким же, как все остальные. Я был не готов к этому. – И что же ты сделал? – Уехал. – Куда? – удивился мой собеседник. – Домой. – Домой? – еще больше удивился голос. – Но почему? – У меня не было другого выхода. – Правда? – Правда, – ответил я, – началась война. И я понял, что не хочу умирать. – Расскажешь? – спросил мой невидимый собеседник. – Обязательно, – ответил я, – когда встретимся в следующий раз. Мне кажется, что тебе пора. – Да... Но как же мне не хочется покидать тебя! – Не покидай. – Ах, если бы я мог, если бы я мог! Он тяжело вздохнул. – Все, мне пора бежать… Я ничего не ответил ему. А про себя подумал: «Когда-нибудь ты обязательно сможешь!» – 112 – 8 – Я вернулся, отец! Отец повернулся и посмотрел на меня. – Здравствуй! – сказал он. – Как доехал? Все хорошо? Он сделал шаг навстречу и в нерешительности остановился. Наверное, он не знал, что надо делать. Или просто ждал моей реакции. Я тоже не знал, что мне делать. Я стоял и переминался с ноги на ногу. Во мне боролись самые разные чувства. Как будто очень разные люди жили одновременно во мне. Одному ужасно хотелось броситься на шею к отцу, обнять его, поцеловать. Может быть, заплакать от радости. Я очень соскучился по дому… Другой «я» все еще не мог забыть обиду, нанесенную отцом, когда он отправил со мной к царю свои подарки. Теперь, когда я не понаслышке знал, что из себя представляет жизнь дворца, воспоминания о моем пути в Гиву с никому не нужными дарами и пустыми и наивными мечтами были для меня особенно мучительны. Но мне, конечно, не – 113 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ хотелось признавать свои ошибки. Я во всем винил отца. Если бы не его дары, говорил я себе, если бы не его желание выставить меня перед всеми самым обычным деревенским мальчишкой, все могло бы быть по-другому… Третий «я» хотел сказать отцу спасибо. Если бы не его вмешательство, быть бы мне сейчас на войне. И кто знает, чем бы это все закончилось? Это ведь отец упросил царя отпустить меня домой, к нему и матери, чтобы я мог помогать им по хозяйству и хоть как-то заменить трех моих старших братьев, которые отправились на войну вместе с Саулом. Я хотел поблагодарить отца, но сделать это по-мужски. Чтобы показать всем, что я уже взрослый и самостоятельный. И хоть я не совсем ощущал себя таким здесь, перед отцом, но там, в моем мире, я был именно таким: большим, смелым, сильным, мужественным и гордым… – Хорошо. Спасибо, – сдержанно сказал я и сделал маленький шаг навстречу отцу. Отец подошел и обнял меня. Поцеловал. Я постарался немного уклониться. Не маленький я уже, чтобы целовать меня! Но уклонялся не сильно, чтобы не обидеть отца. Ладно уж, раз ему так хочется… – Как тебя отпустили? – спросил отец. – Без проблем? – 114 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Сначала не хотели, – сухо ответил я, – потом согласились. Не до меня им стало. – Вот и хорошо, – сказал отец, – а братья твои уже уехали. Жаль, не застал ты их. Не успели по­ прощаться. Я опустил голову, чтобы отец не заметил моей усмешки. Не успели попрощаться! Вот уж беда! Очень мы все от этого расстроились. Особенно они… Я был по-прежнему зол на своих братьев. За что? За все. За все мое детство. За все их насмешки и непонимание. И даже за то, что они пошли воевать, а я должен возвращаться домой и пасти за них овец. Ну уж нет, я по ним плакать не буду! – Ну что, – спросил отец, – пойдем в дом? Я кивнул, но остался стоять на месте. – Что ты, Давид? Я не отвечал. Я не знал, как будет правильнее сказать отцу то, что я хотел, и при этом так, чтобы не упасть в его глазах. – Что-то случилось? – отец участливо заглянул в мои глаза. – Скажи мне! Я решился. – Нет, отец, все хорошо. Я просто хотел сказать тебе спасибо. – За что? – За то, что позвал меня домой… – 115 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Но я позвал тебя, потому что нам с мамой нужна помощь. Ты ведь знаешь, что твои братья пошли на войну. – Знаю, – сказал я. – Так за что же спасибо? Я опустил голову. – За то, что я смог вернуться домой, – тихо сказал я. Отец обнял меня. – Тебе было плохо у Саула? Я кивнул. Мне очень хотелось плакать. – Тебя обижали? – спросил отец. Я мотнул головой. Нет, меня никто не обижал. – Так что же случилось? Как я мог объяснить отцу, что все было гораздо хуже, чем он мог себе представить? Меня не обижали – меня уничтожали. Они уничтожали мой мир! Они не замечали меня. Думали, что я такой же, как все! Как я мог объяснить это отцу? – Ничего не случилось, пап, – тихо сказал я, – все хорошо. Просто, наверное, это не мое место. – Тебе плохо? – Нет, – ответил я, – уже нет. Я рад, что я дома. А где мама? – Она ждет тебя, – отец махнул рукой в сторону дома. – Идем? – 116 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Идем, отец. Мы пошли к дому. – Так почему же ты вернулся домой? Странно, я даже не заметил, когда он появился, мой собеседник. – Ты давно тут? – спросил я его. – Не очень, но кое-что я слышал. Это не страшно? – Это хорошо, у меня нет от тебя секретов. Я услышал, как он довольно хмыкнул. – Почему я вернулся домой? – повторил я во­ прос. – Наверное, потому что я был в шоке. Мой план, мои мечты превратились в руины. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя и все осмыслить. Конечно, в то время я видел и понимал все немного по-другому, но я думаю, что так оно и было. – А почему ты не пошел на войну? Ведь это мог быть твой шанс проявить себя! Ты испугался? Мне нравились его вопросы. Я видел, что собеседник начал переживать мою историю, как свою собственную. Это хороший знак, подумал я… – Испугался ли я? Нет, не думаю. По крайней мере, я не ощущал страха. Хотя, знаешь, иногда страх живет в нас, но мы не чувствуем его. Так бывает. – Да, пожалуй, – согласился голос. – 117 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Так вот, я не знаю, был ли во мне страх быть убитым на войне, но я точно знаю, что я боялся быть убитым в толпе. Я боялся бесславного конца. Боялся смерти, которую никто не заметит. – Потому что там, в твоем мире, ты умирал, как герой? – Да, на глазах тысяч. И умирал красиво… – Представляю, – сказал мой собеседник. – Я тоже когда-то мечтал о красивой смерти… Он сделал паузу и тяжело вздохнул: – А умер так глупо! Я услышал в его голосе горечь. Мне захотелось помочь ему. – Как ты умер? – спросил я. – В автомобильной катастрофе. Мы ехали с друзьями. Он замолчал. – И что случилось? – спросил я. – Не знаю. Я даже не успел ничего толком понять. Я разговаривал с другом и не смотрел на дорогу. Но знаю одно: умирать я совсем не собирался. И в моей смерти не было никакого смысла. И никакой красоты. Мог бы еще пожить… Я покачал головой. – В каждой смерти есть смысл, поверь мне. А вот красоты в ней действительно нет. – 118 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не знаю, – задумчиво сказал мой собеседник, – я как-то не задумывался о смысле смерти. – Ничего, – успокоил я его, – у тебя еще будет возможность. К тому же теперь ты знаешь главное: смерти нет. Правда? – Правда, – ответил он, – только пока меня это не радует. Мне тяжело. Может быть, это мучение можно как-то прекратить? – Можно, – осторожно сказал я. Я не хотел давать ему напрасную надежду. Я ведь не знал, чем все это закончится... – Как? – оживился собеседник. – Расскажи мне, Давид! Пожалуйста! – Я не знаю, – ответил я, – вернее, знаю, что у каждого человека это происходит по-своему. – Значит, – вздохнул собеседник, – ты не можешь помочь мне? – Не могу, – честно признался я, – и никто не может. – Почему? – в отчаянии спросил голос. – Почему так несправедливо все устроено? За что? – Никто не может помочь нам победить наш страх. Только мы сами можем сделать это. – Страх?! – Страх. Мы помолчали. – 119 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Почему страх? – спросил голос. – Разве я здесь, потому что боюсь? – А разве нет? – осторожно спросил я. От ответа моего собеседника зависело очень много. – Может быть, – задумчиво сказал он, – я как-то не думал об этом. Я облегченно вздохнул. Кажется, все будет в порядке... – А что было дальше? – спросил голос. Я вернулся в реальность. – А дальше я снова пас овец и размышлял о том, как стать великим. – Ты стал им? Я ожидал этого вопроса. И был готов отвечать на него. – Стал, – я сделал небольшую паузу. – Как каждый из нас. – Из каких «нас»? – не понял голос. – Из нас, из людей. – Ты шутишь, Давид? Я, например, не велик. – Это тебе так кажется, – ответил я, – просто ты кое-чего еще не знаешь. – Может быть, – сказал мой собеседник. – Зато я очень хорошо знаю, что быть великим значит быть известным. Чтобы каждый знал твое имя и то, чем ты прославился. А про меня никто не знал. И не знает… – 120 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет, – возразил я, – я не согласен. Быть известным и великим – это не одно и то же. Люди знают огромное количество имен других людей, которые стали широко известными, еще не став великими. А многие из них так никогда и не стали. – Возможно, – задумчиво согласился мой собеседник, – но ты противоречишь сам себе. Ты только что сказал, что каждый из людей велик. А говоришь «не стали»... – Да, – сказал я, – но многие узнают о своем величии только после того, как их земной путь уже закончился. Мы помолчали. – Ты думаешь, что я тоже велик? – осторожно спросил голос. – Я знаю, что ты велик. Как и каждый человек, – уверенно ответил я. – И чем же я велик? – Не знаю, – честно ответил я, – но рано или поздно ты узнаешь об этом. В этом я не сомневаюсь. – Как? – Он расскажет тебе. – Кто «он»? – не понял мой собеседник. – Бог, – просто ответил я. Он усмехнулся. – Бог! Таких, как я, к Богу не пускают! Он замолчал. – 121 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я не стал разубеждать его. Зачем? – Знаешь, – сказал я, – иногда людям кажется, что они все знают и понимают. Тем, кто известен, кто достиг славы, кажется, что они знают, чем они велики. Но они ошибаются. Почти всегда. Потому что они велики не тем, что им представляется. А совсем иным. Поверь мне. Так бывает очень часто. – И как же узнать, чем я велик? – Я же уже сказал тебе – Бог откроет тебе эту тайну. – А ты? – спросил он. – Тебе Бог открыл, чем ты велик? – Открыл, – признался я, – и знаешь, я был сильно удивлен тем, что услышал. – Интересно, – сказал голос. – А ты можешь мне рассказать, чем ты велик? – Я обязательно скажу тебе, но не сейчас. Позже. Когда ты больше узнаешь обо мне. Кто знает, может быть, тогда ты сам сможешь догадаться о том, чем я велик? – Хорошо, – сказал голос, – я попробую. Так что же было дальше? – Я же сказал, я пас овец и размышлял о том, как мне стать великим. Кстати, в то время мне казалось, что быть великим и известным – это одно и то же. Я мечтал о славе… – 122 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Давид, я хочу послать тебя к братьям, ты не возражаешь? Я не сразу понял, о чем говорит отец. Со дня моего возвращения домой прошло уже больше месяца. Я по-прежнему пас овец, уходя каждый день подальше от дома и мечтая о том времени, когда наконец сбудется предсказание великого пророка. Чем дальше в прошлое уходили дни моего пребывания во дворце Саула, тем яснее мне становилось, что все произошедшее было не более чем одной большой ошибкой. Время услужливо стирало из памяти все неприятные моменты, оставляя меня один на один с пронзительной мыслью: я не ошибался, столица и двор царя – это действительно мое место. Ошибкой была роль, которую я согласился играть там. Я согласился стать музыкантом, слугой, чернью. Именно так со мной и обходились. Теперь я должен вынести урок из случившегося, я должен попасть во дворец как победитель, как человек, перед которым гостеприимно откроются царские палаты… Я снова увидел перед собой царя, который приветливо берет меня под руку и вкрадчиво говорит: «Давид, друг мой, пришло твое время…» Именно так все происходило в моем мире. Мне оставалось только ждать, когда моя мечта станет реальностью. Мог ли я ускорить бег времени? Мог ли я что-то предпринять, что-то сделать, чтобы при- – 123 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ близить долгожданный миг? Этого я не знал. Зато я знал нечто иное: жизнь должна дать мне шанс прославиться. И вот тогда… – Куда ты хочешь меня послать? – не понял я. – К братьям? – Да, – отец кивнул головой, – к твоим братьям на фронт. Сначала я испугался. Я подумал, что отец хочет избавиться от меня. Почему? За все время моего пребывания в доме мы ни разу не поругались. Я ни разу не высказал недовольства. Я стал послушным сыном. За что меня на фронт?! – Я хотел бы послать им кое-что из еды и одежды. Никто ведь не предполагал, что война затянется, – сказал отец. – Заодно узнаешь, как их здоровье. Не нужно ли им чего-нибудь. Кто знает, когда все это кончится? Тут я подумал, что за последнее время я ни разу не вспомнил ни о своих братьях, ни о войне. Я был слишком увлечен своими идеями, своим миром. О братьях я не слишком печалился, а вот война… А что, спросил я сам себя, может быть, это и есть мой шанс? Может быть, уже пришло время? – Хорошо, отец, – я постарался изобразить смирение, – я выполню твое поручение. Но кто же останется с овцами? – 124 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Об этом не беспокойся, – ответил отец, – сторож посмотрит за ними. Я согласно кивнул головой. – Хорошо, пусть будет так. Ты хочешь, чтобы я отправился завтра? – Завтра утром, – подтвердил отец. – Отнесешь еду братьям да еще гостинцы их начальникам. Я все приготовлю. Хорошо? Я склонил голову в знак согласия. Господи, кому они нужны, эти гостинцы? Опять я выполняю работу посыльного! Волна раздражения поднялась во мне, но я решил сдержаться. Отец все равно ничего не поймет. – Хорошо, – сказал я, – я сделаю все, как ты хочешь. Отец благодарно похлопал меня по плечу. – Спасибо, Давид. Я знал, что ты мой сын. А теперь иди, хорошенько отдохни. Путь тебе предстоит нелегкий… Я распрямил спину и потянулся. Посмотрел на лучики солнца, пробивающиеся сквозь листву. Сегодня отличный день. Впрочем, здесь так всегда. Смешно, но именно таким был и тот день – день моей славы… – Знаешь, – сказал я, – в моей жизни было много всякого, но один день останется в ней самым памятным. Знаешь какой? – 125 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не знаю, – ответил мой невидимый собеседник, – но могу угадать. – Попробуй. – Твоя первая встреча с царем? – Нет, – улыбнулся я. – Первая любовь? – Нет… – Рождение первого ребенка? – Нет. – Не знаю, – сказал голос, – сдаюсь. Что же это за день? – День, когда я впервые убил человека. Он ахнул. – Убил?! – Убил, – спокойно подтвердил я. Он помолчал. – А почему ты сказал «впервые»? Ты что, убивал еще? – Много, – ответил я. – На войне? – с надеждой в голосе спросил мой собеседник. Я вновь улыбнулся. – В тот день – на войне. – А потом? – А потом бывало всякое. Я расскажу тебе. Но потом – это уже не то. Запоминается самый первый раз. По крайней мере, я его запомнил очень хорошо. – 126 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Впрочем, денек тогда выдался особенный, полный событий. Такое не забывается. – Это было в тот день, когда ты пришел проведать братьев? – Да… Я пришел в расположение войск и обнаружил, что в обозе остались лишь немногие, все воины уже стояли в шеренгах. Оставив свою ношу сторожу, я поспешил к войскам. Зачем? Не спрашивайте меня! Я не могу ответить на этот вопрос. Вернее, не мог бы ответить однозначно. Я бежал к рядам воинов, потому что там стояли мои братья. Потому что там решалась судьба моего народа. Потому что там меня ждала моя судьба. Мое сердце рвалось из груди, словно крича мне: «Вот он, твой шанс!» Я довольно быстро нашел братьев. Они не удивились, увидев меня. Мы сухо поздоровались. – Отец просил передать вам кое-что, – сказал я, – я оставил все в обозе. Мне казалось, что братья не слушают меня. Их взгляды были устремлены вперед, туда, где стояли плотные вражеские ряды. – Он просил узнать, как ваше здоровье, – мне не хотелось говорить все это, но я обещал отцу выполнить его поручение. Да и должен же я был что- – 127 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ то сказать своим братьям. А о чем нам было еще разговаривать? – Передай отцу, что у нас все в порядке, – хмуро сказал Елиав, – по крайней мере, так было до сегодняшнего дня. Другой мой брат, Аминадав, оглянулся на меня и сквозь зубы процедил: – Передавай отцу спасибо за заботу и привет. И шел бы ты уже отсюда. Здесь не место соплякам… Я обиделся. За что он так со мной? Мне хотелось сказать что-то очень обидное в ответ, чтобы он понял, что я совсем не тот маленький мальчик, за которого они меня принимают, но подходящих слов не находилось. Елиав посмотрел на меня с усмешкой. – Что, герой, страшно? Это тебе не на арфе играть! Беги скорей, а то поздно будет. Ну, ты мне за это ответишь, подумал я. Но не успел ничего сказать, потому что из рядов противника выступил солдат огромного роста, который начал что-то кричать, всем своим видом и жестами стараясь выразительно показать, что именно он думает о нашем войске. Я моментально забыл про братьев. – Кто это? Что он хочет? – я дернул за край одежды воина, стоявшего рядом со мной. – 128 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Гад один, – зло ответил тот, – который день ходит тут перед нами, оскорбляет, приглашает помериться с ним силой. – А вы? – не удержался я. Солдат с удивлением посмотрел на меня. – Да ты что, не видишь, какой он? Такой стукнет раз – мало не покажется. Нет уж, умирать у него в лапах дураков нет. Я презрительно посмотрел на соседа. В моем мире воины так не разговаривали! – И что, неужели никто не согласился биться с ним? – воскликнул я. – Как видишь, – ответил мне сосед справа. – Который день тут ходит. За его голову царь нам и денег сулил, и дочь свою, и все, что ни пожелаешь… Но только что-то нет ни у кого охоты помирать за царскую дочь. Лучше уж мы тут потихоньку, зато живые! Я дернул плечом. Эти кощунственные рассуждения раздражали меня. Что они понимают? Там, в моем мире, с подобными трусами разговор был бы коротким: вжик – и голова с плеч! – А что будет тому, кто победит этого выскочку? – спросил я. Мне казалось, что я начинаю понимать, зачем я попал сегодня сюда. Вот он – мой шанс! Воин оценивающе посмотрел на меня и осклабился: – 129 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Тебе уже сказали: одарит царь и деньгами, и славой, и дочерью своей. Только тебе-то это не грозит. Мелковат ты! И он противно засмеялся. – Идиот! – злобно сказал я. Тут кто-то дернул меня за рукав. – Давид! – это был мой старший брат Елиав. – Что ты тут делаешь? Сказано тебе, иди домой! Я молчал. Вместо меня в разговор вступил мой сосед справа: – Да он тут собрался принять участие в поединке. Узнает, какая награда ждет того, кто победит Голиафа! И воин снова засмеялся. Елиав тоже криво улыбнулся. – Смешно! Очень смешно, – потом он повернулся ко мне. – Слушай, а ты зачем пришел сюда? Тебе что, любопытно стало, как мы тут будем кровь проливать? Решил посмотреть? Развлечься захотелось? Я растерянно смотрел на брата – Что ты на меня смотришь? – взорвался Елиав. – Сказано тебе, иди отсюда! – Но… – попытался сказать я. Брат не дал мне договорить. – Молчи лучше! Я тебя насквозь вижу. Все твое высокомерие, злобу, бессердечие. Бросил отца, хо- – 130 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М зяйство и решил развлечься? Мало тебе крови овец? Решил посмотреть, как будут умирать герои? От обиды и несправедливости у меня перехватило дыхание. Да как он посмел говорить такое?! Да еще во всеуслышание! – Я… – снова попытался вставить я, но брата уже понесло. Видно, сказывалось нервное напряжение перед боем. – Сопляк! Дрянной мальчишка! Ты всегда ставил себя выше всех нас. Выше отца и матери. Конечно, ты же такой особенный! Мы всегда были для тебя никто, люди второго сорта. Тебе подавай твои кровавые забавы! А теперь пришел полюбоваться на нашу смерть? Внутри меня сначала все взорвалось, а потом словно застыло. Челюсти свело судорогой. Я не мог вынести такого позора. И в тот же момент я понял, что я должен делать. – Замолчи! – крикнул я. – Все это пустая болтовня. Вы умеете только молоть языками! Трусы! Брат замолк и растерянно смотрел на меня. – Эй! – возвысил я свой голос, обращаясь сразу ко всем. – Не пора ли уже прекратить это позорище? Сколько можно терпеть издевательства? Вы все слышали, как обещал царь наградить того, кто убьет этого филистимлянина? – Все, все, – раздался нестройный хор голосов. – 131 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Люди в растерянности смотрели на меня, не понимая, к чему я клоню. – Я сделаю это! – закричал я. – Я убью этого подонка! Елиав дернул меня за рукав. – Перестань! – зашипел он. – Что ты творишь? Позоришь нас? Я вырвал свою руку. – Нет! – заорал я так громко, как только мог. – Это ты и подобные тебе позорите наше войско! Богом клянусь, сегодня я убью этого ублюдка! Я оглядел стоящих рядом людей. Они смотрели на меня с каким-то благоговейным ужасом. Не знаю, что производило на них более сильное впечатление: мои слова или мой вид, – но люди смотрели на меня, как загипнотизированные. Я торжествовал. Мне удалось! Я смог! Я выиграл свою самую первую битву – меня заметили! Я сделал шаг вперед, и ряды воинов сами расступились передо мной. Еще шаг – все те же глаза, полные удивления и благоговейного трепета, как будто я уже убил беснующегося гиганта. Я ликовал… – И ты ни капли не боялся? – спросил меня мой невидимый собеседник. – Я не думал об этом. Вернее, я очень сильно боялся, но еще большим был страх не сделать того, – 132 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М что я пообещал. И этот, второй, страх был гораздо сильнее первого. Меня всего трясло, но не от страха смерти, скорее от возбуждения. – И ты пошел с ним сражаться? – Пошел, но не сразу. Сначала меня отвели к царю. – К Саулу? – Да, – я вспомнил эту встречу, – и знаешь, что самое смешное? – Нет. – Царь даже не узнал меня. Он вел себя так, как будто никогда не видел меня. – И ты не напомнил ему о себе? – Нет, конечно. Я хорошо усвоил полученный в царском дворце урок – люди во власти чаще всего воспринимают не тебя, но твою должность. Место, которое ты занимаешь в обществе. Там, во дворце Саула, я был никем. Так он и относился ко мне. Сейчас перед Саулом стоял человек, который пообещал избавить царя и его войско от позора. Спасти его. Спаситель – это уже совсем другое дело. Поэтому мне было на руку, что царь не узнал меня.. – И что, царь так просто послал тебя, молоденького мальчика, на поединок? Я засмеялся. – Что ты имеешь в виду? Заботу о ближнем? Нет, Саул не мучился подобными вопросами. Его – 133 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ больше волновало другое: как такой юнец, как я, сможет победить профессионального воина? Да еще такого исполина? Он был огромен и невероятно силен, этот филистимлянин. Царь не поверил мне. Мне пришлось убеждать. – И как же ты это сделал? Я усмехнулся. – Пришлось рассказать ему красивую сказку о моих победах над львами и медведями. – Над кем? – удивился мой невидимый собеседник. – Над львами и медведями, – повторил я, – мол, гонял я диких зверей, а если кто-то из них бросался на меня, то я просто брал льва за гриву и убивал. Голос сначала засмеялся, а потом вдруг осекся и испуганно спросил: – А ты что, в самом деле… Убивал львов и медведей руками? – Нет, конечно, – ответил я, – впрочем, это как посмотреть. Там, в моем мире, я именно так и делал. И не потерпел ни одного поражения... – Так ты обманул царя? – уточнил голос. – Не совсем, – спокойно ответил я, – я сказал царю то, что он хотел услышать. Чтобы он успокоился. – И что же царь? Поверил? – 134 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Может, и не поверил. Но сделал вид, что поверил. И даже благословил меня на поединок. И предложил мне свои доспехи. – Слушай, – перебил меня голос, – а когда ты все-таки жил? Я что-то не пойму: цари, доспехи, поединки? Откуда ты? – Я? Отсюда. – Откуда «отсюда»? – не понял мой собеседник. – Отсюда, где я есть. Здесь мой дом. Это моя родина. – Нет, я имел в виду твою земную жизнь. – Я понял, – ответил я, – но это не имеет значения. – Почему? – удивился он. – Потому что время и пространство имеют значение только для земной жизни. Там они играют свою роль. Впрочем, человек ее явно переоценивает. Время и пространство не так уж и важны. А может быть, и бессмысленны. – Как это? – А вот сам посуди, – предложил я, – мы с тобой находимся в абсолютно разных реальностях. Мы не можем видеть друг друга. И что, это что-то определяет? – А-а... – догадался мой собеседник. – Ты – не тут? – 135 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Да, – честно признался я, – я не там. Не с тобой. Я нахожусь в ином мире. Но разве это чтото меняет? Наша земная жизнь была разделена не сотнями, а тысячами лет. И разве это что-то меняет? Мы помолчали. – Нет, – наконец, сказал голос, – это ничего не меняет, кроме одного: я хочу к тебе. Мне кажется, что в твоем мире лучше. Я обвел взглядом восхитительный пейзаж, открывающийся мне. Что же, он прав, в моем мире действительно лучше. – Может быть, – сказал я. – Я смогу? – неуверенно начал он. – Смогу попасть к тебе? – Не знаю, – ответил я, – впрочем, это зависит только от тебя. Если по-настоящему захочешь, то сможешь. Я уверен. – Но я уже хочу! Что мне надо для этого сделать? – Для начала – послушать мою историю, если только она тебе не надоела. – Нет, нет, Давид, что ты! – затараторил он. – Я слушаю! – Я знаю, – ответил я. – А потом? – спросил мой собеседник. – Что «потом»? – уточнил я. – 136 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Что будет потом, когда я дослушаю твою историю? Ты возьмешь меня к себе? – Не торопись, – попросил я его, – всему свое время. Но обещаю, что помогу тебе. – Спасибо, Давид, – обрадовался он. – Пока не за что, – ответил я. Мы помолчали. – И что же было дальше? Царь дал тебе доспехи… – напомнил он. – Да, и я надел их, и пробовал в них ходить. Но понял, что не могу. – Почему? – Потому, что они были тяжелыми и неудобными. И я чувствовал себя в них словно в кандалах или тисках. Я был зажат, они давили меня, пригибали к земле. Я не смог бы в них сражаться. И я все снял. И даже отдал царю меч, который не мог толком поднять. – Ты пошел сражаться безоружным?! – Не совсем, – с улыбкой ответил я, – я взял с собой пращу и камни из ручья. И, конечно, свой пастушеский посох… – Ну, ты даешь! – восхитился мой собеседник. – И ты победил? – Да! Я убил гиганта камнем, выпущенным из пращи. Я попал ему прямо в лоб. – Здорово… – 137 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не знаю. – Почему? Я молчал. Как же мне объяснить тебе это? – 138 – 9 Когда я бежал к распростертому на земле гиган­т у, я не был уверен, что убил его. Голиаф вполне мог быть лишь оглушен. За время моего пастушества я неплохо овладел пращой, благо места и времени для тренировки у меня было предостаточно, но все же… Да, да, не удивляйтесь, я уделял тренировкам с пращой не меньше времени, чем игре на гуслях и сочинению песен. Почему? На это у меня были две причины. Не знаю, какая из них была главной. В то время я как-то не думал об этом. С одной стороны, я заботился о собственной безопасности и безопасности овец. Не могу сказать, чтобы дикие звери нападали на мое стадо каждый божий день, но случалось всякое. И праща была для меня замечательным оружием, которое позволяло отгонять непрошенных гостей, не вступая с ними в единоборство. В самом деле, не таскать же мне львов за гривы! – 139 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Но была и вторая причина, заставлявшая меня любить мою пращу. Это был инструмент и символ моей власти. Власти над овцами. Да, с тех самых пор, как я стал пастухом и понял, что теперь никто не в силах помешать мне жить в моем собственном мире, где я был верховным правителем и единовластным вершителем судеб, овцы стали моим народом. О них я заботился. Их оберегал. Им пел свои песни. И именно на них я отрабатывал свое мастерство... Вот почему я спешил к распростертому телу филистимлянина. Как мастер своего дела, я знал, что далеко не каждый удар камня бывает смертельным... У меня отлегло от сердца, когда я увидел, что глаза гиганта открыты, а камень торчит изо лба. От таких ударов не оправляются. Но на всякий случай я ткнул филистимлянина палкой. Он не шевелился. Я ткнул еще раз, сильнее. Ничего. И тут я поверил – я убил его! Не то чтобы я сомневался в своей победе. Нет. Сколько раз в моем мире я был главным героем и одновременно свидетелем своих побед над всевозможными противниками. Одни львы чего стоили! Но между миром моих фантазий и реальным миром, где я стал героем сегодня, была большая – 140 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М разница. Вид поверженного врага совсем не придал мне уверенности. Скорее наоборот. Может быть, все дело было в том, что Голиаф совсем не походил на овцу... На мгновение перед глазами всплыла совсем иная картина. Картинка из прошлого: я подбегаю к овце, лежащей на боку. Она мелко дрожит, и ее ноги судорожно дергаются, словно пытаясь зацепить воздух. Я еще не понимаю, что происходит. Я знаю, что камень из моей пращи попал в нее, но почему она упала? И тут я вижу рану на голове. Темная кровь толчками выплескивается на белую шерсть. Я наклоняюсь и трогаю шерсть около раны рукой. Она жесткая и липкая. От крови. Я с удивлением смотрю на свою руку. Как ни странно, вид крови совсем не пугает меня. Наоборот. Вид поверженного противника – да, да, именно в своего главного и ненавистного противника метнул я тот камень – успокаивает и вдохновляет меня. Мой выдуманный мир, где я только что воевал с врагами не на жизнь, а на смерть, врывается в реальность. Я – победитель... Видение исчезло, и я снова увидел перед собой распростертого гиганта. Дрожь возбуждения, что – 141 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ била меня с момента, когда я впервые выкрикнул свое обещание убить Голиафа, куда-то пропала. Вместо нее я ощутил слабость в ногах и иную, противную дрожь испуга. Мой страх нагнал меня. Чего я испугался? Этого я не мог объяснить себе. Но руки и ноги плохо слушались меня. Я постарался взять себя в руки. «Ну же, смелее!» – подбадривал я сам себя. И в этот момент я неожиданно понял, что, убив Голиафа, я ничего не достиг. Здесь, в этом реальном мире все было совсем не так, как в том, моем. Конечно, я выполнил обещание, я спас от позора войско и царя, но я не стал победителем, не стал героем. Почему? Да потому, что я убил этого воина, как белку или собаку. Как овцу. Я не вступил с гигантом в поединок. Его убил не я, а мой камень, выпущенный из пращи. Я ощутил внутри пустоту. Зачем? К чему все это? Неужели я не использую данный мне шанс? И тут я испугался не на шутку. Дрожь стала еще сильнее. Надо было что-то делать. Прямо сейчас, здесь. Я должен стать героем в глазах всех этих людей. Я поднял свою непослушную ногу и поставил на грудь распростертого гиганта. Войско взревело, и я понял, что я на правильном пути. – 142 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Трясущимися руками я вытащил огромный меч из ножен Голиафа. Он так и не успел достать его. Что же мне теперь делать? Вонзить его в грудь поверженного противника? Нет. Этого будет мало. Двумя руками я постарался поднять меч как можно выше и с силой ударил Голиафа по незащищенному горлу. Раздался отвратительный хруст, кровь брызнула мне в лицо. Я невольно зажмурился. Когда я открыл глаза, я увидел, что голова гиганта лежит на небольшом удалении от его тела. Хорошо, подумал я, что мне удалось сделать это с одного удара. Я посмотрел на голову и первое, что увидел, – это обрывки кровоточащих сосудов и мышц, торчащих из шеи. Меня начало мутить. Нет, запретил я себе, ты не можешь себе позволить этого. Ты – герой! А он – овца... Стараясь не смотреть на кровавое месиво, я нагнулся и взялся правой рукой за волосы гиганта. Они были жесткие. Очень жесткие. Почти такие же жесткие, как у моих овец... Это ощущение жестких волос немного успокоило меня. «Теперь ты должен поднять его голову как можно выше, – скомандовал я себе. – Ну же!» – 143 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я закрыл глаза, поднял голову Голиафа и потряс ею. Кровь потекла по моей руке. Капли ее упали мне на лицо. Странный тошнотворный запах ударил мне в ноздри, и я ощутил вкус победы. Вкус власти. Вкус славы… Истошный рев пронесся над полем. Это был крик радости и победы наших войск. Рев нарастал, становился подобен всесокрушающей волне. Рев заполнил собой все небо и землю, мой слух и мое сознание. Земля содрогнулась. Я ничего не видел и не слышал. Я знал только одно: я сделал это! Я – победил! Я использовал шанс, данный мне Богом. Вот она – моя новая жизнь… г л а в а 2 1 – Здравствуй, Давид! Как я рад видеть тебя! Я поднял голову. Голиаф навис надо мной, заслоняя собой солнце. Я поспешно поднялся. – И я рад видеть тебя, мой друг! Мы обнялись. – Господи, какой же ты большой! – в который раз удивился я. – Тебя не обхватить. Гигант довольно засмеялся. – Да, куда уж тебе! Я тоже засмеялся, представив себе на мгновенье, как мы выглядим со стороны. – Ты звал меня, – сказал Голиаф, – или я ошибся? Я покачал головой. Нет, мой друг, ты не ошибся. – Работаешь? – спросил Голиаф. – Кто он? – Не знаю, только начал. Я еще очень мало про него знаю. – Ничего, – сказал гигант, – у тебя получится. – 147 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Надеюсь, – ответил я. Он усмехнулся. – Не скромничай, Давид! Если уж тебе удалось вытянуть оттуда меня… – Это было не так уж и сложно, – хитро улыбаясь, заметил я. – Почему? – удивился Голиаф. – Ты так хотел встретиться со мной еще раз, что был готов на все! Мы засмеялись. Удачная шутка. – Пройдемся? – предложил филистимлянин. – Давай, только недалеко. Я еще не могу угадывать, когда он появится. – Хорошо, будем поблизости, – согласился Голиаф. Мы пошли вдоль склона. – Хорошо здесь у тебя… – одобрительно сказал гигант. Я кивнул. Мне тут тоже нравится. – Но и у тебя неплохо, – заметил я. – Да, – согласился он, – только вот такого простора не хватает. Голиаф залюбовался видом, открывающимся перед нами. – Сам же выбирал, – напомнил я ему. Он согласно кивнул. Конечно, сам. – 148 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мы помолчали. Нам было легко молчать вместе. Мы понимали друг друга без слов. А что вы хотите, родственные души, можно сказать. – Ну, – начал Голиаф, – зачем же ты хотел меня видеть? Только не говори, что соскучился. Все равно тебе не поверю. – А я и не говорю. Тебя так много, что по тебе трудно соскучиться. – А если серьезно? – А если серьезно, то я хочу просить тебя поучаствовать в нашей с ним беседе. Ты же понимаешь… Но только не сейчас, позже. Я позову. Он кивнул своей большой головой с очень жесткими волосами. На секунду мне захотелось потрогать их. Удобно ли? – Можешь, – простодушно отозвался гигант, – ты же уже их трогал. Так что для тебя – никаких секретов. Я осторожно коснулся его волос. Сразу ожили воспоминания. – Да уж… – сказал я, – если бы мне кто тогда сказал – не поверил бы. – А если бы мне, – подхватил Голиаф, – убил бы на месте! Мы засмеялись. Нам было хорошо вместе. Жаль, не удается встречаться чаще. – Так придешь? – уточнил я. – 149 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Обязательно, – засмеялся гигант, – если хорошо попросишь и заплатишь. – Опять петь… – протянул я, – нет бы чего иного попросить. Побороться с тобой, например. Чтобы я опять смог тебя побить. – Ты? Меня? – Голиаф в шутку принял воинственную позу. – Да ни за что! Я теперь уже все твои запрещенные приемчики знаю. Опять небось камни за пазухой носишь? Я, сделав вид, что он угадал, изобразил сначала испуг, потом смущение. Мы любили дурачиться. Глядя на меня, гигант заулыбался, потом стал серьезен. – Нет, Давид, ты же знаешь, твои песни – вот что мне надо. Да и не только мне. – Ладно, – кивнул я, – идем обратно, спою. Когда мы вернулись к дереву, я взял гусли и запел: Как хорошо и как приятно жить братьям вместе! Это – как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его; как роса Ермонская, сходящая на горы Сионские. Ибо там заповедал Господь благословение и жизнь на веки. – 150 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Когда я закончил петь, Голиаф поднялся. Я последовал за ним. Мы обнялись. – Люблю тебя, брат мой Давид, – сказал гигант. – И я люблю тебя, брат мой Голиаф. – Тогда до встречи! – гигант зашагал вниз по тропе, весело насвистывая мелодию моей песни. Я опустился на свое место под деревом. Пора бы уже ему появиться… – Я пропустил что-то интересное? – на этот раз голос не был неожиданным. Я вспомнил Голиафа и усмехнулся: – Нет, ничего не пропустил. – Это хорошо, а то я уж начал волноваться. – Не беспокойся, я с тобой, – напомнил я собеседнику, – у тебя нет причин бояться. – Да уж, – хмыкнул он, – особенно с Чумазым… – Чумазый? Кто это? – Да так, тип один, – нехотя ответил голос, – тот, что ждет меня каждый раз, когда я ухожу от тебя. – Интересное имя. – Да это не имя, это я его так зову. – А как зовут его остальные? – 151 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Какие остальные? – не понял он. – Тут ведь никого нет. Все правильно, подумал я, он точно в аду. Ну ничего, будем надеяться, что это не надолго… – Будешь рассказывать дальше? – собеседник мой был любопытен. – Если хочешь… – Хочу! – Хорошо, тогда слушай. Я расскажу тебе о своей второй жизни. – Почему ты называешь ее второй? – Потому что, когда я, все еще стоя над трупом поверженного мной противника и держа в правой руке его отрубленную голову, открыл глаза и увидел свои руки, залитые кровью, и, облизав сухие губы, ощутил вкус его крови, я ничуть не испугался. Наоборот. Я совершенно успокоился. Мне нравилось все, что я видел и ощущал. – Почему?! – Наверное, потому что это был уже не я. Это был иной Давид. Давид, воображаемый мир которого стал реальностью. Давид – победитель. – Ты нравился себе? – осторожно спросил голос. – В тот момент – да, – честно признался я, – и даже очень. Настолько, что дал сам себе клятву, что никогда и ни за что я не вернусь туда, откуда я пришел. – 152 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ты имеешь в виду – к родителям? – Я имел в виду свою прошлую жизнь: с родителями, овцами, братьями, игрой на арфе для царя… Всю свою жизнь. – И ты сдержал клятву? – Отчасти, – горько усмехнулся я, – не во всем. Но я действительно больше никогда не переступил границы моего родного города – Вифлеема… Я шел по полю, крепко держа в одной руке голову Голиафа, в другой – свою пастушескую палку и тяжеленный меч гиганта. Это были мои трофеи. Мой пропуск в новую жизнь. Рядом со мной остановился высокий, статный воин. Судя по его вооружению и подобострастному поведению свиты, можно было понять, что он тут большой начальник. – Авенир, – представился он, – командующий войсками. Он слегка наклонил голову в знак приветствия. Я продолжал смотреть прямо перед собой. «Ждешь от меня знаков внимания? – подумал я. – Обойдешься. Я буду говорить только с царем». – Царь ждет тебя, – словно угадав мои мысли, сказал Авенир. Он сделал приглашающий жест. – Прошу. Не глядя на него, я двинулся вперед. – 153 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Может быть, тебе помочь? – участливо спросил полководец. Я не обратил на него никакого внимания. Зачем? Полководцы приходят и уходят. Мне нужен был царь. – Саул просил узнать, кто ты и откуда? Скажешь мне? – спросил Авенир. Я молчал и продолжал идти вперед. – Ты – храбрый юноша! – продолжал он. – Чей ты сын? Сколько тебе лет? Я хотел бы взять тебя к себе. Будешь в моем окружении. Оруженосцем, например. Я даже не обернулся. Я вообще не слышал, что говорит этот человек. Кто он? Как он себя назвал? Вдруг Авенир, чуть обогнав меня, резко повернулся и преградил мне путь. Я остановился. – Ты, конечно, герой, – тихо, но очень четко сказал мне полководец, – ты только что убил гиганта. Но будь осторожен. Твой главный враг еще жив! Я не понял, что он хотел сказать мне. Но в тот момент мне не было никакого дела до его загадок. Меня ждал царь! Я сделал шаг навстречу, прямо на Авенира. Он выдержал мой то ли невидящий, то ли испепеляющий взгляд, склонил голову и уступил мне – 154 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М дорогу, сделав еще один приглашающий жест. Больше я не смотрел на него. Саул уже ждал меня у входа в свой шатер. С широкой улыбкой он пошел мне навстречу, раскинув руки. – Герой! – громко говорил царь. – Герой! Орел! Он обнял меня и расцеловал. – Горжусь тобой! Я с поклоном положил к ногам царя голову гиганта. Царь слегка пнул ее носком сапога. – Mерзость! Он снова посмотрел на меня. – Кто ты, мой храбрый воин? Как тебя зовут? Я поднял голову и посмотрел прямо в глаза царю. – Давид, мой государь! Затем я почтительно склонил голову на грудь, а про себя добавил: запомни, царь, это имя. Запомни его хорошенько! – Давид! – воскликнул Саул. – Как жаль, что я не знал тебя раньше. А то мог бы назначить тебя моим полководцем, вместо этих… И царь ткнул пальцем в военачальников, стоящих небольшой группкой слева от него. – 155 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Бездари, – пробормотал царь, но услышал его только я. – Я – недостойный раб твой, мой царь, готовый служить тебе там, куда ты пошлешь меня… И я опять покорно склонил голову перед царем. – Нет, Давид, – снова обнял меня царь, – ты достоин награды. И ты получишь ее! Я умею щедро награждать! – Мне не нужна награда, мой господин, – скромно и твердо сказал я, – я сделал это не ради награды. И лучшая награда для меня – твоя победа над врагами, мой царь! Я склонился перед царем. – А ты, оказывается, скромен, герой! Это хорошо! – заметил царь. – Именно таких людей мне не хватает. Скромных и решительных, смелых и рассудительных, молодых и мудрых. Я сделаю тебя своей правой рукой! – Я буду рад служить тебе, мой царь, всем, чем могу. Даже своей жизнью, – твердо сказал я. – И никогда не устану восхищаться твоими мудростью и милосердием. И снова поклон. – Перестань, Давид, – сказал Саул, – ты ведь уже почти мой родственник. Я же обещал отдать – 156 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М победителю свою дочь, забыл? Перестань кланяться! Идем в мой шатер, отдохнем, отпразднуем победу… Во мне все ликовало и пело. Вот оно! Вот то мгновение, которого я так долго ждал. Царь, приглашающий меня в свои покои... Я собрался уже было сделать шаг вперед, но что-то удержало меня. Я замялся. Царь, кажется, заметил это. – Что? Что-то случилось? – несколько раздраженно спросил он. Было видно, что он не привык, чтобы его распоряжения или просьбы не выполнялись незамедлительно. – Прости, мой царь, – я опять почтительно по­к лонился, – но я обещал отцу, что вернусь к нему сегодня же. Он ждет меня. Если, конечно, ты не решишь иначе. – Кто твой отец? – спросил Саул. – Я сын Иессея из Вифлеема, – скромно, но с достоинством ответил я. – Я пошлю своих людей к твоему отцу. Они отвезут ему подарки в знак благодарности за то, что он воспитал такого замечательного сына, и сообщат ему, что ты остаешься у меня. Ты нужен мне при дворе. – Но, мой царь… – начал было я. Саул нетерпеливо махнул рукой. – 157 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Хватит, Давид, уже все решено. Идем празд­ новать. Я почтительно склонил голову. Царь обнял меня за плечи и повел к входу в свою палатку. Все стоящие вокруг кланялись нам. Я смотрел на всех этих людей сверху вниз и понимал, что это именно то, к чему я стремился и чем жил все эти годы. Я буду выше всех! Весь мир будет у моих ног, потому что таково мое предназначение. Так было в моем вымышленном мире до сего дня. Таков будет этот, реальный, мир начиная с сегодняшнего дня... Аромат власти, славы и успеха стал еще сильнее. Я жадно втянул воздух битвы и победы. Свершилось! Саул одобрительно похлопал меня по плечу. Я осторожно покосился на него и понял, что избранная мной тактика поведения дает свои результаты – я нравился царю. Очень нравился. Почему я вел себя именно так? Не знаю. Может быть, потому, что так вели себя мои подчиненные в том, моем мире. И мне это нравилось. Мы вошли в палатку. В ней было темно и прохладно. Мои глаза, привыкшие к яркому солнечному свету, почти ничего не видели. Я – 158 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М в нерешительности остановился, не зная, куда мне идти. – Располагайся, – сказал Саул, войдя следом за мной. Он обошел меня и направился куда-то внутрь огромного шатра. Я не решился последовать за ним. – 159 – 2 Я стоял у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. – Давид! – кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Рядом со мной стоял Ионафан, старший сын Саула. Я склонил голову в знак приветствия. Я никогда прежде не общался с Ионафаном, хотя, конечно, видел его издали в то время, когда был музыкантом во дворце Саула. Слишком влиятельной и важной персоной был наследник царя. Я знал, что Саул не принимал никаких решений: ни больших, ни малых – не посоветовавшись со своим старшим сыном. Знал я и о тех подвигах и чудесах смелости, которые выказывал Ионафан еще в период воцарения Саула. Тогда, во дворце в Гиве, я смотрел на Ионафана, как на живую легенду, как на олицетворение того далекого, блистательного, волнующего, но недосягаемого для меня мира, к которому так стремилась моя душа. И вот теперь этот мир открывал мне свои объятья. Мое сердце замерло. – 160 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Дай я обниму тебя! – сказал Ионафан. Он сделал неловкий шаг навстречу мне и обнял. Объятия Ионафана были не просто крепкими. Не знаю, как точнее описать их. Они были живыми, что ли? Саул обнимал меня совсем не так. Он обнимал, как хозяин. Здесь же, с Ионафаном, не было ничего для вида. Я ощутил тепло сильных рук на своей спине. Я ощутил, как пластинки его кольчуги врезаются в мои ребра. Я ощутил прикосновение его щеки к своей. Я ощутил его дыхание на своей шее и его аромат. И на мгновенье мне показалось, что старший сын царя жадно вдыхает мой запах. Я аккуратно ответил на объятье Ионафана. Но не сильно. Я не знал, понравится ли это наследнику. – Давид! – прошептал Ионафан и прижался ко мне еще плотнее. – А, я вижу, вы уже познакомились? – голос Саула раздался почти над самой моей головой. – Да, отец, – Ионафан выпустил меня из объятий. – Если позволишь, я покажу юному герою твои походные покои и помогу ему умыться. Он весь в крови. – Хорошо, – откликнулся Саул, – только не опаздывайте к ужину. Я хочу больше знать о нашем герое. Будем праздновать вместе. – 161 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Ионафан склонил голову в знак согласия. Я тоже поклонился. Саул вышел из шатра, и мы остались вдвоем. – Ну что, пойдем? – спросил меня Ионафан. Его голос, только что бодрый и веселый, вдруг стал глухим и срывающимся. Словно слова давались ему с трудом. Я украдкой посмотрел на могущественного царского сына и заметил, как он облизывает пересохшие губы. Волнуется, понял я. Отчего? Ведь все уже позади, сражение закончено… – Знаешь, – сказал я своему невидимому собеседнику, – я даже и представить себе не мог, что в тот день мои испытания еще не кончились. Новая жизнь началась слишком бурно, она захлестнула меня огромной волной, словно стараясь бесследно смыть всю предыдущую жизнь. Вместе с моим выдуманным миром. – Ты расстроился? – Не знаю. События развивались так стремительно, что я не успевал расстраиваться. Представляешь, еще утром я был деревенским мальчишкой, обычным пастухом, а к закату того же дня стал народным героем, правой рукой царя, начальником над всеми военными людьми и любовником наследника престола. – 162 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Кем?! – Ты не ослышался, любовником Ионафана. Мой невидимый собеседник закашлялся. – Ты что, был голубым? Я услышал в его голосе нечто большее, чем праздное любопытство. – Нет, я никогда не был голубым. Я всегда любил женщин. – Значит, он был голубым? Я покачал головой. – Нет, Ионафан тоже не был голубым. Он тоже любил женщин. И у него была семья. Жена. Сын. – Тогда что значит – «любовником»? – Видишь ли, иногда между мужчинами это случается. Не потому, что они так любят плоть друг друга. Или она им очень нужна. Нет. Причина совсем в ином. Иногда мужчинам кажется, что их не понимают. Или им не хватает общения. Или у них проблемы с самореализацией. Или они все время находятся в напряжении. Короче, причины могут быть разными. – Может быть, – задумчиво сказал голос. – И что же за причина была у сына царя? – Мне кажется – двойственность его положения. – Как это? – 163 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – С одной стороны, он был наследником и самой могущественной персоной двора. После царя, разумеется. Перед ним преклонялись, от него все время чего-то хотели, его пытались использовать в своих интересах. У Ионафана не было настоящих друзей. – Почему? – С детьми царей тяжело дружить. Они никому не верят, потому что их слишком часто обманывают. И это неудивительно. Слишком многие набиваются к ним в друзья, но ищут они не дружбы, но выгоды. – Может быть... – Точно, – заверил я моего собеседника, – но это еще не все. С другой стороны, царь очень часто принимал решения без ведома своего сына. – Но ты же говорил, что он с ним советовался по всем вопросам! – Да, именно так это и было. Но советоваться и принимать решение – это не одно и тоже. Царь не всегда следовал советам своего старшего сына. Так что Ионафан отнюдь не стоял у руля. И это его удручало. – Ты думаешь… – Я думаю, – перебил я своего собеседника, – что это был своеобразный кризис среднего возраста. Впрочем, сам Ионафан вряд ли понимал – 164 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М это. Он просто полюбил меня. Думаю, что это было неожиданностью для него самого. – Постой, ты хочешь сказать, что он был старше тебя? – Конечно. Но это ведь не мешает любить, правда? Ионафан полюбил меня. – А ты? – Я?.. – А вот здесь ты можешь умыться и переодеться, – сказал Ионафан. Его рука лежала на моем плече. Мне казалось, я чувствую, как в ней пульсирует кровь. Я уже вполне освоился в этом переносном дворце и чувствовал себя комфортно. Придирчиво осмотрел все, что было приготовлено для купания. Что ж, кажется, все на месте. И тут я вспомнил, что моя одежда пропитана кровью. Я осмотрел комнату еще раз, но никакой одежды не заметил. – Мне не во что переодеться, – сказал я. – И правда, – Ионафан прищелкнул пальцами, – забыли. Вот растяпы! Сейчас распоряжусь. Он направился к выходу из ванной комнаты, но на пороге остановился. Секунду постоял в нерешительности, потом повернулся ко мне. Я увидел, что он взволнован и тяжело дышит. – 165 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Знаешь, – сказал Ионафан срывающимся голосом, – я хотел бы предложить тебе свою одежду, если ты, конечно, не против. Заметив мое удивление, наследник заторопился: – Она совсем чистая. Я надел ее только сегодня утром. И тебе она будет впору, а если что, то мы подошьем. Я видел, что ему очень хочется, чтобы я согласился. Но я не знал, хочу ли этого я. С одной стороны, надеть платье самого Ионафана было для меня большой честью. С другой стороны, я не хотел чувствовать себя зависимым от кого бы то ни было. Я в нерешительности смотрел на Ионафана. В его глазах была мольба. – Ну пожалуйста, Давид! Я кивнул. Ладно. – Спасибо! Вот спасибо, – заторопился Ионафан. Он вел себя так, словно я сделал ему большой подарок. – Я очень рад. Правда. Ионафан начал расстегивать одежду и поспешно стаскивать ее с себя. Я не знал, что делать. Наследник увидел мое замешательство и по­ старался поддержать меня. – Раздевайся, Давид, не бойся! Я не боялся. Я просто никак не мог понять, что происходит. С одной стороны, все было по- – 166 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М нятно, Ионафан предлагал мне свою дружбу и расположение, с другой стороны – я ощущал какое-то напряжение. Воздух был как будто наэлектризован. Я не понимал, что это значит, и чувствовал себя неуютно. Мне не хотелось раздеваться при Ионафане. Я в нерешительности крутил пуговицу. – Можно, я помою тебя? Вопрос Ионафана застал меня врасплох. Я даже не заметил, когда царский сын успел подойти ко мне. Но он стоял рядом, и его почему-то слегка трясло. – Пожалуйста! Не отказывай мне. Я хочу по­ служить тебе. Я с удивлением смотрел на наследника. Что это значит? Дрожь его обнаженного тела была мне неприятна. Мне захотелось отстраниться от него. Ионафан удержал меня, схватив за плечо. Он вдруг склонил голову к самому моему уху и горячо, торопливо зашептал: – Не отталкивай меня, Давид! Я могу тебе дать очень много. Больше, чем ты думаешь. Уже сегодня царь назначит тебя своим советником, хочешь? Или полководцем. Я попытался вырваться, но он только крепче держал меня. – 167 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, Давид, пожалуйста, я отдам тебе все, что хочешь. Я все могу! Мне стало страшно и захотелось убежать отсюда. Немедленно. Я рванулся к выходу. – Я отдам тебе царство, Давид! Я замер. Царство?! Я медленно обернулся и увидел, что Ионафан стоит на коленях, согнувшись, и его руки скорбно протянуты ко мне, словно в безмолвной мольбе. И что-то было в нем такое, что весь мой страх куда-то пропал. Я вдруг понял, кто стоит передо мной на коленях – мой будущий царь! Царь, который предлагает мне царство… Вот оно, подумал я. Вот мгновение, которого я так долго ждал. Да, сказал я себе, ты сделаешь это. Ради исполнения своей мечты. Ради всего, к чему ты стремишься. Ты сможешь. Я подошел к Ионафану и положил руку ему на плечо. Сначала неуверенно. Потом уже спокойнее. – Хорошо, – сказал я, – ты можешь сделать это. Он поднял голову и с надеждой посмотрел на меня. – Правда? Я кивнул. – Правда. Ты можешь послужить мне. – 168 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Ионафан жадно протянул ко мне руки, стремясь обнять меня за талию, но я остановил его. – Подожди. Я хочу, чтобы ты знал. – Что? – с тревогой в голосе спросил он. Я погладил его по волосам. С удивлением отметил, что это оказалось совсем не так неприятно, как я думал. А еще я подумал о том, что вот – я уже второй раз за день дотрагиваюсь до волос на голове мужчины и каждый раз мужские волосы играют роль счастливого билетика, открывающего для меня дорогу в новую жизнь. Впрочем, волосы Ионафана совсем не были жесткими. Они ничем не напоминали овечью шерсть. Но это меня уже не тревожило. Я еще раз погладил наследника по волосам. Он затих. – Я хочу, чтобы ты знал, что я ничего не хочу от тебя, – сказал я, – но ты должен поклясться мне, что ты не сделаешь никогда ничего такого, что могло бы причинить мне вред. Клянись! – Клянусь! – с воодушевлением произнес Ионафан. – Клянусь всем, чем хочешь. – Хорошо, – сказал я, – но запомни, Бог был свидетелем твоей клятвы. Ионафан радостно закивал и с надеждой взглянул на меня. – 169 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Хорошо, – повторил я, – теперь ты можешь послужить мне. Я прикрыл глаза и ощутил нежное прикосновение сильных мужских рук к своему телу. Что ж, такого в моем мире, конечно, не было, но… – Я позволял Ионафану любить себя, – сказал я. – Но почему? – удивился мой собеседник. – Ты ведь был совсем молод. Неужели тоже проблемы в общении? – А ты никогда не задумывался, почему дети начинают заниматься самоудовлетворением? – Как, ты и этим занимался?! – изумленно воскликнул мой собеседник. – Что значит «и этим»? – в свою очередь удивился я. – И чем ты так удивлен? – Ну, не знаю… – замялся он. – Просто я думал, что это неправильно. Нехорошо… – А это и есть неправильно и нехорошо, – заметил я, – только вопрос сейчас не об этом. Почему дети начинают этим заниматься? – Не знаю, – задумчиво ответил голос, – может быть, зов плоти? – 170 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Зов плоти? – я засмеялся. – Может, и зов плоти, конечно, но я говорю о другом. – О чем же? – У всех неправильностей, у всех проблем и слабостей в нашей жизни есть свои причины. Корни, если хочешь. И пока ты не узнаешь, где корень той или иной твоей проблемы, ты ничего не можешь с ней поделать. – Ты хочешь сказать, что если я, например, занимался самоудовлетворением, то это не потому, что я такой, ну… неправильный, что ли, а потому, что на это у меня были свои причины? Какой-то корень? – Именно так. – И как же я могу узнать, что это за корень? – спросил голос. – Сначала надо признать наличие проблемы, – сказал я, – принять, что есть нечто, что тебя волнует, что представляется тебе постыдным и неправильным, но от чего ты не можешь избавиться. – А потом? – Потом? Потом решить, что ты не хочешь смириться с этим, не хочешь считать себя конченым человеком. Что ты готов делать что-то для того, чтобы изменить ситуацию. – А потом? – 171 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Потом уже искать корень, – ответил я. – Но где его искать? Что это за корень? Может, это гены? – Гены? – засмеялся я. – Нет. Тут все и проще гораздо, и сложнее. – Ладно, Давид, не томи! – попросил голос. – Понимаешь, – задумчиво произнес я, – корнем большинства наших проблем являются раны, которые мы когда-то получили. Душевные раны. Нам наносят их другие люди. Иногда сознательно, иногда даже не подозревая об этом. А мы страдаем. Впрочем, очень часто мы тоже не подозреваем об этом. Мы загоняем свою боль внутрь. Мы говорим себе, что все у нас хорошо. Вот тогда эта боль и прорывается наружу в виде какого-нибудь порока. Именно так рождаются наши неправильности и проблемы. И их корни нам и надо находить. И выкорчевывать, конечно. – И как же я могу это сделать? Как вырвать корень? – Сначала ты должен простить себя. – Простить себя? За что? Ты же сказал, что корень – это душевная травма, которую кто-то нанес мне. Это ведь я пострадал. Разве нет? – Да, – ответил я, – страдаешь ты. Но корень наших проблем не в том, что у нас что-то болит. А в том, что мы не можем простить нашего обид- – 172 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М чика. И мы должны простить себя прежде всего за это. И за свои слабости, конечно. – А потом? – Простить других. – Тех, кто тебя обидел? – Всех, – сказал я, – прощать нужно всех. Мой невидимый собеседник тяжело вздохнул. Мы помолчали. А что я мог ему сказать? Конечно, это нелегко. Только ведь, если хочешь оказаться здесь, другого пути нет. Прощать придется… – А ты простил? – спросил голос. – Конечно, – ответил я, – и себя, и своих родных, которые не понимали меня, а мне казалось, что не любили. – А на самом деле, они, твои родные, тебя любили? По тону, которым был задан этот вопрос, я понял, что он очень важен для моего собеседника, поэтому я постарался ответить на него как можно более точно. – Знаешь, очень часто в нашей жизни так случается, что люди хотят любить и любят, но не знают, как это правильно делать. Они не знают, как проявлять свою любовь. И потому страдают. Все страдают: и тот, кто любит, и тот, кого любят. А – 173 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ ведь любовь – это радость. Но радость возможна только в свободе. А свобода – это отсутствие условий. А безусловной любви нас никто не учит… – Как это – «безусловной любви»? – Ну вот, смотри, – сказал я, – как правило, родители любят своих детей. Но при этом хотят, чтобы дети их слушались, хорошо себя вели, росли такими, какими их хотят видеть родители. Родители забывают, что их дети – совсем другие. Не такие, как они. Родители ставят детям условия, которые лишают любовь свободы и радости. И этим просто убивают любовь. – Не знаю, – задумчиво сказал голос, – я както никогда не задумывался об этом. – А еще родители не всегда умеют любить. Вернее, они забывают, что любить – это не только заботиться, чтобы ребенок был одет и накормлен. Любить – это значит понимать и поддерживать. Даже тогда, когда все происходит совсем не в соответствии с твоими планами. Вот так было и с моими родителями. Они хотели меня видеть таким, каким я мог бы им нравиться. Но я был другой, и мне казалось, что они меня не любят. А они любили, только не понимали. Но ведь можно не понимать и любить. И так оно и было, они любили меня, но не умели выражать свою любовь. А мне казалось, что меня не любят. И я страдал. – 174 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М А мои родители видели, что мне тяжело, и сами страдали. А еще им казалось, что я их не люблю. Но это было не так, я любил их. Только не знал, как я могу проявить свою любовь. Ведь они не понимали меня… – И как же вы разобрались в этом? Как вы смогли простить друг друга? Я опять услышал, что эти вопросы очень волнуют моего невидимого собеседника. – Рано или поздно, – сказал я, – но время приходит и все встает на свои места. Любовь все равно побеждает. Это точно… Я замолчал, давая моему собеседнику время обдумать услышанное. Пока мы молчали, я вспомнил мою первую посмертную встречу с родными. Этот большой экран напоминал мне кусок неба. Таким он был бездонным и большим. Именно таким, чтобы всем собравшимся перед ним было хорошо и удобно видеть, что на нем происходит. А показывали на этом небесном экране всю мою жизнь, со всеми тайными и явными пороками, без прикрас, в мельчайших подробностях, даже то, о чем, как я надеялся, никто никогда не узнает. Перед экраном стояли и сидели мои родители и братья, родные и друзья. Здесь были люди, ко- – 175 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ торых я знал и которых не знал. Те, кого я любил, и те, кого я ненавидел. Здесь собралась огромная толпа народа. Я смотрел на экран, смотрел на себя со стороны, и, к моему удивлению, мне не было ни капельки стыдно. Мне было больно. Очень больно. На глаза наворачивались слезы… Но я не жалел себя. Это было какое-то иное, еще незнакомое мне чувство. Я оторвался от экрана и посмотрел по сторонам. К моему удивлению, все присутствующие реагировали точно так же, как и я. И куда бы я ни смотрел, я видел все те же слезы сопереживания и сострадания. И мне становилось легче. Я даже не заметил, как изображение на экране погасло. Кто-то тронул меня за руку. Я оглянулся. Рядом со мной стояли отец и братья. – Спасибо, Давид, – растроганно сказал отец, – спасибо, что согласился показать нам свою жизнь. И прости меня! Прости, что заставил тебя так страдать. Я заплакал. Но, к моему удивлению, это были совсем не горькие слезы. Это были слезы освобождения и радости. – Прости и ты меня, отец! – я обнял его. – Я люблю тебя! – 176 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Некоторое время мы стояли обнявшись. Я ощущал, как в моем сердце закрываются и исцеляются кровоточащие раны. Я удивился. Я никогда и представить себе не мог, что их так много. Господи, сколько же лет я носил в себе все это?! Потом я услышал осторожное покашливание. Я поднял голову. Рядом со мной стоял мой старший брат. Я благодарно взглянул на отца, еще раз поцеловал его и повернулся к брату. – Прости меня! – сказал Елиав. – И ты прости меня! – от всего сердца ответил я. Мы крепко обнялись. – Я люблю тебя, – сказал я брату, – и всегда любил. И завидовал. И хотел быть таким, как ты. – А я завидовал тебе... Мы засмеялись. – Прости меня, Давид! – сказал Аминадав. Я оглянулся. Вокруг меня стояла толпа людей, жаждущая только одного – прощения. Этого же хотел и я. Всем сердцем. Всей душой. Всей своей сутью. – И ты меня прости, – ответил я, обнимая брата. Мы расцеловались. – Прости меня… Прости меня… Прости меня… – говорили подходившие ко мне люди. – 177 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ И мы обнимались, и плакали, и смеялись. И нам становилось очень хорошо. Мне открывался мой новый мир… – Знаешь, – сказал я моему невидимому собеседнику, – самоудовлетворение не было главной проблемой моего детства. – То есть? – не понял он. – Было еще что-то? – Было. – И что же это было? – осторожно спросил голос. – Кровопролитие... – Кровопролитие?! В каком смысле? – В прямом. С тех пор как я стал пастухом, мои тренировки с пращой на овцах давали мне гораздо более сильные ощущения и более глубокое удовлетворение, чем мои сексуальные опыты. – Тебе нравилось смотреть, как льется кровь? – голос моего собеседника почему-то стал хриплым. – Да, – честно ответил я, – но еще больше мне нравилось осознание того, что она проливается по моему желанию. Мне нравилось, что это я проливал кровь. Понимаешь? – Нет, – как-то слишком поспешно ответил голос, – не понимаю. Я никогда не проливал кровь... – 178 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Да, – сказал я, – это трудно понять. Даже мне самому. Мы замолчали. Мне показалось, что моему собеседнику хочется поскорее сменить тему. Наверное, так оно и было. – Так вот почему твой старший брат подумал, что ты пришел посмотреть, как будет литься кровь? – догадался голос. – Да, – подтвердил я, – мое увлечение недолго оставалось тайной. Мои братья при стрижке видели у овец рубцы и раны. Конечно, я всем рассказывал про диких зверей. Но я думаю, они догадывались, что происходило на самом деле. Мы опять замолчали. Я понимал, что моему собеседнику нелегко. Мне захотелось помочь ему. – Конечно, все это было очень по-детски. В моей новой жизни все было иначе... Мне показалось, что мой собеседник пытается стряхнуть остатки неприятного разговора. Он шумно вдыхал и выдыхал воздух. Я решил дать ему время окончательно прийти в себя. – Так почему же ты все-таки позволял любить себя? – неожиданно спросил голос. – Кому? – Сыну царя, – сказал голос, – про него ты мне рассказал, а про себя? Почему ты согласился на эту близость? – 179 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я пожал плечами. – Я решил использовать его. Разве это не ясно? – И ты так спокойно говоришь об этом?! Мне показалось, что собеседник опять ужаснулся. – Да. Но совсем не потому, что считаю это нормальным. Впрочем, в то время я действительно считал, что смогу использовать такое положение дел себе на пользу. – И?.. – И я не ошибся. По крайней мере, так мне тогда казалось. В тот же вечер я был назначен начальником над всеми воинами царя. – Начальником войска? – Нет, – сказал я, – начальником войска был Авенир. Все было не так просто… – 180 – 3 За большим столом сидело довольно много людей. Часть из них была мне знакома еще со времен моего пребывания во дворце в Гиве. Впрочем, в то время они со мной не общались, да и вряд ли подозревали о моем существовании, так что я был для них неизвестным гостем. Хотя к этому времени о подвиге Давида знали уже все. Слуга проводил меня к столу и показал мое место. Я обратил внимание, что меня усадили в середине длинного, уставленного различными яствами праздничного стола. Царь собирался праздновать победу с размахом. Все гости уже сидели на своих местах. Рядом со мной было два свободных кресла. По другую сторону от них сидел Авенир. Я догадался, что свободные места предназначались Саулу и Ионафану. Царь и его старший сын задерживались. Я потихоньку разглядывал приглашенных. Кто-то сидел молча, кто-то негромко беседовал. К еде никто не притрагивался. Все ждали царя. – 181 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Передо мной склонился в поклоне один из оруженосцев Саула. – Господин, тебя спрашивают на улице. – Кто? – строго спросил я. – Два воина. Они говорят, что они твои братья. Они хотят видеть тебя. – У меня нет братьев, – сказал я и отвернулся. Мальчик поклонился и исчез. Я продолжал разглядывать присутствующих. – Господин, – снова раздался тот же голос за моим плечом, – они назвали себя. Это Елиав и Аминадав. Они просят тебя выйти к ним. Я чуть повернул голову и, не глядя на мальчика, зло, но четко и спокойно произнес: – У меня нет братьев. Я не знаю этих людей. И знать не хочу. Если кто-то хочет видеть меня – пусть приходит завтра утром. Я поговорю с ним. Мальчик снова поклонился и исчез. Но через минуту снова тронул мое плечо. – Что еще? – теперь уже сердито спросил я. – Царь хочет видеть тебя, – прошептал оруженосец, – я провожу. Мы прошли во внутренние покои царя. Саул сидел в походном кресле. Рядом с ним стоял Ионафан. Мне показалось, что, увидев меня, они прервали какой-то важный, но неприятный – 182 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М для обоих разговор. Лицо Ионафана было покрыто красными пятнами. При моем появлении он отвернулся и стал смотреть в сторону. – Сядь, – коротко приказал мне царь, махнув рукой в сторону кресла. Я поклонился и остался стоять. Что все это значит? – Ну? – грозно сказал Саул. Внутри у меня все замерло. Неужели царь узнал о нашем «купании»? Ионафан ведь поклялся, что никому не расскажет об этом. Что теперь будет? – И как это понимать? – снова спросил меня Саул. Неужели конец? Кровь застыла в моих жилах. – Что же ты, герой, отказываешься от наград? Нехорошо, – царь грозно и пристально посмотрел на меня. – Гордый очень? У меня отлегло от сердца. Пронесло, подумал я, и удивленно посмотрел на Саула. – Вот сын мой жалуется, что ты отказываешься принять из его рук награду – его оружие. А оно дорогого стоит. Я поклонился. – Пусть мой государь не сомневается, любое слово царя и его сына – лучшая из наград для меня. А если я не принял оружие твоего сына, мой господин, то лишь потому, что не достоин носить его. – 183 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Подобает ли верному рабу носить доспехи своего доблестного хозяина? Я поклонился еще раз. – Говоришь ты хорошо, – похвалил меня Саул, – разумен. Но ты не раб, а друг. Мой друг. Друг моего сына. Друг моих друзей. И почти родственник. Так что не сомневайся, бери. Ионафан! Старший сын повернулся к отцу. – Я здесь, отец! – Вручай свой подарок, – велел Саул. Ионафан подошел ко мне и вручил мне свой меч и лук со стрелами. – Прими этот дар в знак моей искренней благодарности, – он смотрел мне прямо в глаза, – ты был неотразим. Саул, сидящий за спиной сына, не мог видеть выражения глаз Ионафана и понял все сказанное по-своему. – Да уж, – сказал он, – ловко ты этого гиганта завалил. Никто и глазом моргнуть не успел. Я поклонился обоим в знак благодарности. – А теперь скажи мне, Давид, – проговорил царь, когда Ионафан вернулся на свое место, – готов ли ты служить мне верой и правдой? Я поднял голову и посмотрел прямо в глаза царю. Мне хотелось, чтобы он видел мои глаза и не сомневался в искренности моих слов. – 184 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Готов, мой царь! – Это хорошо, – сказал Саул, – а то Ионафан тут просит за тебя, а я не знал, можно ли тебе доверять. Но теперь вижу, ты не подведешь. Это хорошо. А теперь иди. Мы тут еще пошепчемся. Скоро встретимся за столом. Иди. Я поклонился и вышел из комнаты. Когда я вернулся за стол, никто не обратил на меня особого внимания. Только Авенир бросил на меня странный взгляд. Впрочем, увидев, что я заметил это, он тут же приветливо улыбнулся. Я слегка склонил голову в знак приветствия. Судя по тому, что он занимал место за столом рядом с царским, я догадался, что этот человек играет при дворе гораздо более важную роль, чем мне представлялось раньше. Впрочем, не совсем так. Раньше я об этом просто не задумывался. Вошли Саул и Ионафан. Все встали и снова сели вслед за царем. Ионафан сел рядом со мной. Царь сел рядом с Авениром. Саул взял в руки кубок. – Я хочу поднять этот бокал за нашу победу. Полную и безоговорочную. Враг разгромлен! Все встали и закричали: – Ура! Да здравствует царь! Слава царю! Я кричал вместе со всеми. Хотя думал, конечно, совсем о другом: «Если бы не я, еще не известно, кто – 185 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ бы сейчас праздновал победу. И где был бы сейчас ваш царь…» – Слава царю! – кричал я, стараясь, чтобы мой голос выделялся из общего хора. Когда все успокоились, царь продолжил: – А еще я хочу выпить за героя сегодняшнего дня, за Давида! – Ура! – закричали все, но царь поднял руку, показывая, что он еще не закончил. – За Давида, которого я назначаю начальником над всеми военными людьми моего царства! Ура! И все снова закричали. Когда все сели, я почувствовал, как Ионафан незаметно под столом дотронулся до моей руки. Я не стал отдергивать руку. Наследник наклонился ко мне. – Я буду рад служить тебе, – шепнул он мне. – Я склонил голову, как будто в знак признательности. Потом я поднял голову и посмотрел на Ионафана и царя. Они о чем-то тихо переговаривались. И тут же я поймал ненавидящий взгляд Авенира. Полководец смотрел на меня, словно хотел лучше разглядеть и запомнить. – Кто он? – тихонько спросил я Ионафана. Он проследил за моим взглядом и так же тихо ответил: – 186 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Авенир? Начальник войска. Двоюродный брат отца. – Он что, теперь не будет начальником вой­ ска? – спросил я. Ионафан пожал плечами. – Будет, наверное. Почему бы ему и не быть? Не думаю, что ты захочешь его уволить, – он засмеялся, – но ты будешь его начальником. Как тебе, нравится? У меня закружилась голова. Я смотрел на этот стол, на людей, произносящих здравицы в мою честь, на царя, приветливо улыбающегося мне, и понимал, что со старой жизнью покончено раз и навсегда. – Как ты себя чувствуешь? – участливо спросил меня Ионафан. – Все в порядке? Я кивнул. Все было даже лучше, чем я мог себе представить… – Да, – сказал голос, – ну и жизнь у тебя была. И позавидовать можно, и посочувствовать. Я усмехнулся. Жизнь как жизнь. Такая же, как у любого другого человека. Ничего необычного. – И что было дальше? – Дальше? Дальше начались суровые будни моей новой жизни. – Не понял. – 187 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А что же тут непонятного. Борьба за власть – это суровая штука, которая требует неимоверных усилий и многочисленных жертв. – Борьба за власть? – удивился голос. – Но зачем и с кем ты боролся? Ты ведь достиг всего в один день. Чего еще ты мог желать? Выше тебя был только царь. Еще, может быть, его старший сын, который был уже у тебя в руках. Чего же ты хотел? Я не понимаю. Я усмехнулся. – Наверное, ты никогда не был у власти. Ах, этот сладкий вкус славы и власти! Познав его однажды, не каждый сумеет сохранить равновесие, спокойное отношение к нему. Что ты хочешь, я был тогда молоденьким деревенским мальчишкой, в один день вознесенным к вершинам власти. Мог ли я устоять? Не знаю. Но тогда я знал только одно: я должен быть при царе. Рядом с ним. И я делал для этого все, что мог. И даже чуть больше… – Как это? – не понял мой собеседник. – Скоро узнаешь, – заметил я, – сразу, как только вернешься. – Ой, – закричал он, – я же совсем забыл, что мне пора! Я опоздал! Кошмар! Мне надо бежать! – Подожди, – попросил я его. – Зачем бежать? Почему ты так спешишь? Что будет, если ты опоздаешь? – 188 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Голос усмехнулся. – Что будет? Лучше не спрашивай. – И все-таки? – Ничего хорошего. Я называю это «повторением пройденного». – И что же это такое? Он вздохнул. – Это когда я осуждаю себя за то, что совершил. За какой-то поступок, который был уже осужден мною раньше. Только я переживаю все это, как будто в первый раз. Так отчетливо. Так больно. А потом я осуждаю себя за то, что хотел найти себе оправдание. И за то, что слишком мягко себя судил и выбрал слишком мягкое наказание. Я осуждаю и осуждаю. Глядя на себя глазами людей, которые были мне близки. И чем дольше это длится, тем строже мой суд и тем сильнее муки, на которые я себя обрекаю. И продолжается это бесконечно долго. Пока я не лишаюсь последних сил. Это ужасно! – Ужасно, – согласился я. – А зачем ты соглашаешься на это? – А что, у меня есть выбор? – горько спросил голос. – Шутник ты, Давид! Прости, мне надо бежать. – Тебе действительно пора. Я буду ждать тебя здесь. – Спасибо! – крикнул он и исчез. Он так и не понял, что я имел в виду. – 189 – 4 Ионафан ворвался в мою комнату во дворце в Гиве без стука. Он был очень взволнован. Я удивился. Наследник метался по комнате, словно не замечая моего присутствия. Странно. Обычно он был очень внимателен ко мне. Можно сказать, нежен. – Что-то случилось? – спросил я. Я работал с бумагами. Пытался навести порядок в документах, касающихся снабжения армии. Не знаю, кто до меня так сильно постарался, но все в этих бумагах было так запутано, что понять, что к чему, стало практически невозможно. Я подозревал, что сделано это не случайно. Кто-то хорошенько нагрел руки, прикрываясь всей этой неразберихой. Разбираться было непросто, однако я не терял надежды. На государственной службе дела мои шли неплохо. Я старательно наводил порядок в делах армии и уже не раз удостоился похвалы царя. И было за что! Ионафан словно не замечал меня. Он продолжал кружить по комнате, нервно теребя в руках платок. – 190 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Что случилось? – снова спросил я. – Мерзавцы! – рявкнул наследник. – Грязные подонки! – О ком ты? – удивился я. – Об Авенире и его друзьях, – раздраженно ответил Ионафан. – Ох, уж этот родственничек! Повсюду ему нужно влезть! Я подошел к Ионафану, обнял его за плечи и посадил на стул. – Успокойся! – приказал я ему. – И объясни мне все по порядку. Он благодарно посмотрел на меня. – Спасибо, Давид! Ты так заботлив. – Рассказывай, – напомнил я, – что там у тебя случилось? Ионафан немного успокоился. – Не у меня, а у тебя, – начал он, – вернее, у нас. – У меня? – удивился я. – Я ничего не знаю. Ионафан горестно вздохнул. – У нас, Давид. У нас. Я только что от отца. Он в гневе. – Почему? Что-то случилось? – Знаешь, что он сказал мне? – Что? – Что тебе недостает только царства! Я удивился: – 191 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Что это значит? Я ведь верой и правдой служу царю. У меня и в мыслях нет… – Я знаю, Давид, – перебил меня Ионафан, – и отцу я сказал то же самое. Но он взбешен. – Да что случилось? – я начинал сердиться. – Объясни мне толком! Ионафан вздохнул. – Провокация, Давид. Кто-то хорошо поработал с населением. Людям рассказывали о твоих подвигах и заслугах. О том, какой ты хороший. Как тебя любит царь. Как ты любишь простых людей. Как ты внимателен к простым солдатам. И теперь по всей стране проходят празднования, посвященные нашей победе, где тебя чествуют больше, чем царя. Короче, ты – национальный герой, а Саул остался в тени. Понимаешь? Я медленно опустился на стул. – И ты думаешь… – начал я. Ионафан кивнул. – Авенир, конечно, кто же еще? Его происки. Или кого-то из его компании. Им совсем не нравится, что ты наводишь порядок в армии. Да, похоже, Ионафан прав. Что же теперь делать? Я повернулся к другу. – Но ты объяснил царю, что это провокация? Что я тут ни при чем? – 192 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Он раздраженно махнул рукой. – Да все я объяснил! Толку-то? Ты что, Саула не знаешь? Начнет подозревать – все, не отмоешься. А тут еще случай не единичный. Поработали с размахом. По всей стране поют: «Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч!» Кому это понравится? – Сволочи! – не сдержался я. – А я что говорю? – вспылил Ионафан. Мы замолчали. Я пытался найти выход, но в голову ничего не приходило. Мысли вихрились и путались. – И что же мне теперь делать? – Не знаю, – Ионафан снова забегал по комнате, – не знаю, Давид. Но что-то делать надо. Надо что-то срочно придумать… Что я мог сделать? Как вернуть доверие царя? Как доказать ему свою преданность? Мечта, которая была так близка, оказалась под угрозой. Неужели все напрасно? Я испугался. Нет. Я не могу покинуть дворец и вернуться домой. Это было бы равносильно поражению. Я представил себе, как стучусь в дверь отцовского дома, как мне открывает Елиав: «Вернулся?» По спине побежали струйки холодного пота. Нет! Такого позора я не переживу! – 193 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я постарался отогнать от себя тяжелые мысли. Наверняка еще не все потеряно. Еще можно что-то предпринять. Но что? Я вспомнил свой первый приезд во дворец. Как мне было тяжело тогда! И все же я справился. Справился! И тут меня осенило. – Ионафан! – закричал я. – Я, кажется, знаю, что мне надо делать. – Что? – Играть! – Играть? – удивился он. – Во что играть? – Не во что, – поправил я друга, – а на чем. На арфе. Я буду играть царю. – Зачем? – не понял Ионафан. – У него же есть музыканты. Я подошел к наследнику и обнял его за плечи. – Во-первых, – прошептал я, – я смогу проводить с царем больше времени. Я хочу показать твоему отцу, что я ему предан и готов ради него на все. Что я не держусь за должности и звания. Могу и поиграть. – Не знаю, – неуверенно проговорил Ионафан, – как-то странно: начальник над всеми военными людьми, играющий на арфе. Что-то я о таком не слышал… – Есть еще и во-вторых, – напомнил я. – По своему опыту знаю, что Саул после приступа бо- – 194 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М лезни очень добр. Измотан до крайности и добр. В это время он испытывает угрызения совести и благодарен тому, кто помог ему справиться с приступом. Ионафан с удивлением посмотрел на меня. – Ты хочешь сказать... – Это буду я, Ионафан! – воскликнул я. – Понимаешь? – Ты уверен, что справишься? Я кивнул. Может, я и не был уверен, но другого выхода у меня все равно не было. – У тебя есть план лучше? – спросил я. Он покачал головой. – Только будь осторожен, ладно? – сказал наследник. – Я буду волноваться за тебя. – Я знаю, – ответил я. – Тогда обещай, что ты не позволишь Саулу обидеть тебя. Ты нужен мне живой и невредимый. Очень нужен. А то кому же я буду служить? Он улыбнулся. Я тоже. Он притянул меня к себе. – Я буду ждать твоей победы. Как обычно. – Спасибо… – Ты здесь, Давид? – Здесь, – ответил я своему невидимому собеседнику, – и ждал тебя. – 195 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Он облегченно вздохнул. – Ты обещал мне рассказать про свои будни в борьбе за власть. Помнишь? Конечно, я помнил. – Ты знаешь, – сказал я, – на самом деле это не так уж интересно. – Почему? – Потому что иногда логика борьбы заставляет принимать решения и совершать поступки, которые потом не очень хочется вспоминать. Противно как-то… – Ты опять играл Саулу? – Играл, – ответил я. – Ионафан отдал все необходимые распоряжения, и, когда у Саула случился новый приступ, к царю позвали меня. И я играл. – Царю понравилось? – Да, и настолько, что он дважды бросил в меня копье. – А ты?! – Оба раза увернулся. – И тебе не было страшно? Неужели после первого копья тебе не захотелось все бросить и убежать? Он ведь мог тебя убить! И это была бы совсем не славная смерть! – Ты прав, – сказал я, – мне было страшно и хотелось убежать, но я не мог себе этого позволить. Вот это и есть логика борьбы за власть. – 196 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не понимаю, – растерялся мой собеседник. – Объясни мне! – Хорошо. Если бы я испугался и убежал, то ничего бы не добился. Мне нужно было дождаться, когда закончится приступ. Мне нужен был путь к сердцу царя. – И ради этого ты рисковал жизнью? – Нет, не ради этого. Но ради того, чтобы сделать реальностью мой мир. Тот мир, который я нес в своем сердце. Мир, в котором царем был я. – Так тебе удалось убедить Саула в своей невиновности? – спросил голос. – Да, – ответил я, – только это не сработало. – Почему? – Потому что и Авениру удалось убедить царя удалить меня от себя. – И что же царь? – Понизил меня в должности. Я стал обычным тысяченачальником. Одним из многих. Все мои усилия по наведению порядка в армии пошли прахом. Все вернулось на круги своя. – Ты расстроился? – Расстроился – не то слово. Я был в бешенстве… – И что же ты сделал? – Сначала написал песню. Хочешь послушать? – 197 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Хочу. Я прочитал моему невидимому собеседнику: Боже хвалы моей! не премолчи. Ибо отверзлись на меня уста нечестивые и уста коварные; говорят со мною языком лживым. Отовсюду окружают меня словами ненависти, вооружаются против меня без причины. За любовь мою они враждуют на меня; а я молюсь. Воздают мне за добро злом, за любовь мою – ненавистью. Поставь над ним нечестивого, и диавол да станет одесную его. Когда будет судиться, да выйдет виновным, и молитва его да будет в грех; да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой; дети его да будут сиротами, и жена его – вдовою. Да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих. Да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие да расхитят труд его. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующего сирот его; – 198 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М да будет потомство его на погибель, и да изгладится имя их в следующем роде. Да будет воспомянуто пред Господом беззаконие отцов его, и грех матери его да не изгладится. Да будут они всегда в очах Господа, и да истребит Он память их на земле… Возлюбил проклятие, оно и придет на него; не восхотел благословения, оно и удалится от него; да облечется проклятием, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренность его и, как елей, в кости его. Да будет оно ему, как одежда, в которую он одевается, и как пояс, которым всегда опоясывается. Таково воздаяние от Господа врагам моим и говорящим злое на душу мою! – М-да… – задумчиво протянул голос. – Знаешь, мне как-то страшно. – Мне тоже. Теперь. А тогда ничего. Казалось, что так и должно быть. – И что же ты делал потом? – осторожно спросил мой невидимый собеседник. – Жил, – коротко ответил я. – 199 – 5 Я раздраженно сбросил руку Ионафана со своего плеча. – Оставь меня! Наследник выглядел расстроенным. – Давид, пожалуйста, не сердись! Я же не виноват! Я решил немного наказать его. – Виноват, не виноват! Какая мне разница? Я не собираюсь до старости быть войсковым командиром. Да еще сложить свою голову на поле боя неизвестно ради чего! Думаешь, для этого я пришел в Гиву? Нет уж. Лучше я отправлюсь обратно в Вифлеем! Надоело мне все это! На Ионафана было жалко смотреть. Этот сильный и храбрый мужчина выглядел сейчас словно обиженный мальчик, у которого отбирали его любимую игрушку. – Давид, пожалуйста! Мы же друзья. Не надо так поступать со мной! Как я буду без тебя? – Не знаю, – жестко ответил я, – знать не хочу! Если никто не думает обо мне, то почему я должен думать о других? Ионафан засуетился. – 200 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Давид, ты не прав! Я все время думаю о тебе. Ты же знаешь… Мне стало смешно. Да уж, Ионафану не помешало бы думать обо мне чуть меньше. Иногда мне казалось, что он совсем забросил свою семью. Я пожал плечами и строго сказал: – И откуда я могу об этом знать? Ионафан растерялся. – Но наша дружба… – Дружбой сыт не будешь, – все так же жестко ответил я. Я хорошо изучил Ионафана за время нашего знакомства и не боялся перегнуть палку. – Неужели ты думаешь, что я останусь в Гиве после того, как меня прилюдно унизили, избили на глазах собственных подчиненных… И никто даже не вступился за меня! Пристыженный Ионафан опустил голову. Я лукавил. Все было не совсем так, как я хотел это представить. Вернее, все было совсем не так. После моего понижения в должности и удаления из ближайшего окружения царя мне пришлось искать новую стратегию и тактику поведения. Очень скоро я понял, что здесь, во дворце, я совершенно чужой и рассчитывать на помощь и дружбу кого бы то ни было не могу. Конечно, у меня был Ионафан, всецело преданный мне, но он один не мог противостоять полчищу врагов в окружении царя. Время от времени он пытался побеседовать с Саулом и – 201 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ обелить меня в глазах отца, но переусердствовать с заступничеством Ионафана за опального Давида было нельзя. Для того чтобы царь прекратил видеть во мне угрозу и конкурента, должно пройти время. Но кто смог бы защитить меня в это смутное время, если Авенир или кто-то другой решит расправиться со мной окончательно? Я долго размышлял над этим и нашел только один ответ: народ. Солдаты, что были в моем подчинении. Их родственники и родственники их родственников. И потому я начал планомерно и последовательно завоевывать любовь и расположение простонародья. Вообще-то идея завоевать народную любовь принадлежала не мне. За меня постарался Авенир. Но я решил, что та идея, что привела к моему удалению от власти, может теперь поработать на меня, обеспечив народному герою безопасность. К тому же – нужно было думать о будущем. Образ доброго царя-батюшки когда-нибудь мне весьма пригодится. Каким образом я завоевывал любовь солдат? Самым обычным. Я был добр, заботлив, никого не обижал напрасно, всегда знал солдатские нужды. Я старался быть справедливым и милосердным. Я входил в положение и разрешал споры. Я был своим. – 202 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Но это не все. Я стал вести такой образ жизни, чтобы каждый мой шаг был открыт для любого, кто хотел бы узнать, как живет Давид. Покинув дворец, я жил просто и скромно, посвящая себя заботе о солдатах. Почти все свое время я проводил в окружении простых людей. Короче говоря, всей жизнью я являл образец служения царю и своим подчиненным. Конечно, в моей жизни все равно оставалось кое-что, о чем никому или почти никому не было известно. Но благодаря моему разумному поведению и осторожности Ионафана нам удавалось избегать огласки. Очень скоро весть о Давиде как о справедливом и заботливом командире, добром человеке и радетеле интересов царя и народа разошлась по всей стране. Я понимал, что слухи об этой всенародной любви не могут не дойти и до дворца Саула. Я даже догадывался о том, какую реакцию они могут вызвать. Но я был готов к ней. Все это время я беспрекословно выполнял все указания и приказы любого из вышестоящих начальников. Я никому не давал ни малейшего повода усомниться в моей верности царю. Везде и всегда я подчеркивал: все, что я делаю, я делаю на благо государя. – 203 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ На что я рассчитывал? На то, что рано или поздно, но Саул вынужден будет вызвать меня для разговора. И тогда я положу к его ногам свою верность, а в придачу – всенародную любовь и уважение. Кто сможет отказаться от такого дара? Что делают с всенародными любимцами и национальными героями? Их приближают. Ни один правитель, как бы он ни был глуп, как бы ревниво он ни относился к собственной славе и популярности, не стал бы разбрасываться таким сокровищем. Я знал, что у царя не останется другого выхода, ему придется вернуть меня. Я даже знал, как именно он сделает это. Саулу придется породниться со мной, выдав за меня свою дочь. Этого я и добивался. Впрочем, я хорошо понимал также, что после этого царь воспользуется первой же возможностью, чтобы избавиться от меня навсегда. Не своими руками, конечно, – руками моих врагов. А что, смерть народного героя на войне хорошо подстегнет патриотизм народа. Будет за кого мстить и за что бороться… Все получалось именно так, как я задумал. Я был готов к встрече с Саулом и с нетерпением ждал развития событий. Но для меня было очень важно, чтобы инициатива исходила от самого царя. Поводом для приглашения во дворец вполне мог бы стать инцидент с участием кого-то из – 204 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М ближайшего окружения царя. Мой выбор пал на Авенира. Я понимал, что он до сих пор не может мне простить унижения, которому я подверг его после поединка с Голиафом. И того оскорбления, что нанес ему Саул, поставив меня начальником над Авениром. Я хорошо помнил полный ненависти взгляд военачальника на пиру в честь победы. И эту ненависть полководца я решил использовать себе на пользу. Подходящий случай представился очень скоро. В один из дней, когда я находился со своими людьми в городе, на многолюдной площади появился Авенир в сопровождении многочисленной свиты. Я подал знак одному из моих доверенных воинов. Тот смешался с толпой и громко крикнул: – Давид! Здесь Давид! Да здравствует Давид! – Да здравствует Давид! – поддержала его толпа. – Да здравствуют Саул и Давид! – не унимался мой человек. – Да здравствуют Саул и Давид! – ликовала толпа. Я шел по площади, кланяясь и пожимая руки простым людям направо и налево, прямо навстречу Авениру. Толпа ликовала. По мере приближения к полководцу я видел, как мертвенная бледность – 205 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ покрывает его лицо. Челюсти его были словно сведены судорогой. Я подошел совсем близко к нему и остановился. Ликование и возгласы в честь Саула и мою продолжали звучать над площадью. Толпа сопровождала меня, окружая со всех сторон. Казалось, никто не замечает Авенира. Я улыбнулся своему начальнику и склонился перед ним в почтительном поклоне. То же самое сделали мои люди. На наших лицах было смирение и уважение. – Да здравствует Давид! – истошно вопила толпа. Я поднял глаза и увидел, что Авенир в бешен­ стве. Я понял, что близок к цели. Военачальник был уже в шаге от меня. Я снова склонился в поклоне. – Заставь своих людей замолчать! – Авенира трясло. – Я приказываю тебе! Я поднял голову. – Я не могу, мой господин, – ответил я, – народ славит царя! – Они славят тебя! – заорал он. – Тебя, выскочку и мальчишку! Молчать! Я понял, что гнев Авенира дошел до нужной точки кипения, и дал условный сигнал моим людям. Площадь стихла. – 206 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Я – часть народа, мой господин! – громко сказал я. – Я верный раб моего царя. И все, что я делаю, я делаю во имя его славы! – Ты прохвост и быдло! – Авенир не заметил, что площадь стихла, и продолжал громко кричать. – Как и твой народ. Народ на площади загудел. – Пусть я быдло, но я горжусь тем, что я часть моего народа, плоть от плоти его, того народа, что верой и правдой служит царю и восхваляет его. Да здравствует Саул! – Да здравствует Саул! – подхватили со всех сторон. – Да здравствует Давид! – Молчать! – Авенир ударил меня по лицу. Я почтительно склонился перед ним в поклоне, демонстрируя свое смирение. Народ, видя, что обижают его любимца, начал напирать со всех сторон, желая защитить меня. Я поднял руки. Народ остановился, площадь стихла. – Я принимаю этот удар как знак твоей признательности за все, что я сделал для тебя, мой господин. Но я знаю, что наш государь, наш царь Саул, воздает своим храбрым воинам по заслугам иначе, – сказал я. – Да здравствует Саул! И я снова склонился в поклоне. Авенир в бешенстве вращал глазами. Он не знал, что ему делать. – 207 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Толпа напирала, и только мои поднятые руки удерживали людей от решительных действий. Авенир понял это. Он развернулся и почти бегом покинул площадь… Вот об этом «унижении» я и напоминал сейчас Ионафану. – Ударить меня, как собаку, при всем народе! При моих подчиненных! Какой позор! – Я поговорю с отцом, – почти скулил наследник, – я попрошу его… – Нет, – сказал я, – не надо. Не надо ничего говорить твоему отцу. – Но я объясню ему, какую ошибку он делает! – Нет! – я был непреклонен. – Я не хочу еще большего унижения. На Ионафана было жалко смотреть. – Давид! Я поговорю с отцом. Пожалуйста, не уезжай. – Какой смысл мне оставаться здесь? – я сделал вид, что всерьез раздумываю над этим вопросом. – Что я тут потерял? – А я? А наша дружба? – в глазах Ионафана стояли слезы. – Неужели для тебя это ничего не значит? Я понял, что настала пора перейти от наказания к утешению. – 208 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я подошел и обнял своего друга. – Что ты, Ионафан, конечно же – значит. Еще как значит! – Так ты не уедешь? – с надеждой в голосе спросил он. – Не уеду, – успокоил я его, – и даже более того. Я покажу тебе, что значит для меня наша дружба. Если тебе удастся убедить отца в том, что я верен ему, и если твой отец все-таки захочет приблизить меня, я сделаю все, чтобы наша дружба не пострадала. – О чем ты говоришь? – Если твой отец предложит мне жениться на Мерове – я откажусь! – Ради меня?! – ахнул Ионафан. – Ради тебя. Ради нашей дружбы. Лицо Ионафана засияло. Он облегченно вздохнул. – Ты знаешь, Давид, – доверительно сказал он мне, – ты снял с моей души огромный камень. Я ведь боялся идти к отцу и говорить с ним о тебе, потому что понимал, что отец предложит тебе жениться на его дочери. И я боялся, что ты согласишься. Так боялся! – Что ты, – сказал я с улыбкой, – разве я не твой друг? Разве наша дружба значит для нас не больше, чем женская любовь? Как ты мог так думать? – 209 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Прости меня, Давид! – Ионафан упал к моим ногам. – Позволь мне загладить свою вину! Я с улыбкой смотрел на его затылок. Да уж, Ионафан, тебе придется хорошенько постараться! – Обязательно, – сказал я другу, поднимая его с пола. – Сразу, как только ты вернешься от отца! – Уже бегу! – закричал счастливый Ионафан и выскочил за дверь. – И Саул предложил тебе жениться на своей дочери? – спросил мой невидимый собеседник. – Конечно, – ответил я, – а что ему еще оставалось? – И ты отказался? – Как и обещал Ионафану. Я всегда старался держать свое слово. – И ты не пожалел об этом? – удивился голос. – Ты же хотел породниться с царем. Зачем ты это сделал? – Я действительно хотел породниться с царем. И сделал это, только немного позже, взяв в жены младшую дочь Саула – Мелхолу. – Тогда я не понимаю – сказал голос, – где же тут логика? Хотел, отказался, согласился… Как-то непонятно. – Тут была иная логика – логика борьбы за власть. Не забывай об этом, – уточнил я. – 210 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Все равно непонятно. Объясни мне! – по­ просил мой собеседник. – Смотри, – начал я, – все просто: я хотел, чтобы Саул предложил мне руку своей дочери. И он предложил ее. Но я отказался, потому что, во-первых, Мерова меня не любила и поэтому была бесполезна мне. Она не стала бы просить отца за меня или делать что-то во имя любви ко мне. И зачем она мне нужна такая? Во-вторых, отказываясь от Меровы по причине «своей малости и незначительности», я показывал Саулу, что вовсе не набиваюсь в родственники, не рвусь во власть, так сказать. Ну, и в-третьих, убедив Ионафана, что я делаю это ради него, я смог вертеть наследником как хотел. Теперь Ионафан был готов на все ради меня. Так что я ничего не проиграл, отказавшись от Меровы. Только выиграл. Мой невидимый собеседник закашлялся. – Что с тобой? – спросил я. – Ты так спокойно говоришь обо всем этом! Я бы не мог! – Ты забываешь, что все это уже в прошлом, – напомнил я ему. – Но разве прошлое не догоняет нас? Не бьет нас под дых в самый неподходящий момент? Не мучает бессонными ночами? – 211 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, – сказал я, – если, конечно, оно действительно стало нашим прошлым. – Как? – не понял голос. – Если наше прошлое не дает нам спать и догоняет нас, значит, оно еще не прошлое – оно наше настоящее. Мы только делаем вид, что все в прошлом. Помнишь, я говорил тебе, что время – это обманчивая штука. Если стрелки часов ушли вперед или день сменился ночью, то это не значит, что все, что произошло с нами вчера, уже в прошлом. – А как же иначе? – Прошлое становится прошлым только тогда, когда мы отпускаем его. – Отпускаем?! – Когда мы прощаем себя и других. Когда мы благодарим Бога и людей за все, что они сделали для нас. – Даже если они обидели нас? – Даже за это. Благодарим за все. – Но как можно благодарить человека за то, что он ударил тебя, или ограбил, или убил твоего ребенка? Это невозможно. – Возможно, – ответил я, – потому что без благодарности нет настоящего прощения. – Как это? – удивился мой собеседник. – Знаешь, что такое настоящее прощение? – спросил я. – Это когда ты говоришь человеку: «Я – 212 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М благодарю тебя за то, что ты для меня сделал. Можешь это сделать для меня еще раз». – Что?! – То, что ты слышал, – спокойно сказал я. – И вот тогда, после прощения, прошлое становится прошлым. И оно уже никому не страшно. И никого не догоняет. И позволяет нам жить дальше. – А как же Бог? – растерянно спросил мой собеседник. – И Его тоже нужно прощать, – сказал я. – Прощать за все, что Он делает для нас. И благодарить, конечно... – 213 – 6 Я открыл глаза и посмотрел сквозь листву на небо. Оно было окрашено розоватыми лучами заходящего солнца. Я залюбовался панорамой, открывающейся моему взору. Ах, как хорошо! На ум пришли строчки из песни, написанной когда-то давно, еще в той, моей земной жизни: Только в Боге успокаивается душа моя; от Него спасение мое. Только Он – твердыня моя, спасение мое, убежище мое: не поколеблюсь... Да, именно так я это и ощущал. Здесь я не просто чувствовал себя в безопасности. Здесь был мой дом. И дом всех моих близких. – Мерова! – позвал я. – Здравствуй, Давид, – женщина появилась сразу, словно ждала моего приглашения. Меня всегда занимало, как быстро и без видимых усилий мы преодолевали здесь пространство. Впрочем, что это я? Его же здесь нет. – 214 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Здравствуй, Мерова! – я обрадовался, увидев свою старую знакомую, и поднялся ей навстречу. Мы расцеловались. – Ты хорошо выглядишь! – сказал я. Женщина рассмеялась. – Какой ты шутник, Давид! И ничуть не меняешься. Все бы тебе смеяться. – Какие шутки? – сказал я. – Ты действительно выглядишь замечательно. – А как я еще могу выглядеть? – с укором спросила Мерова, но я видел, что мой комплимент ей приятен. Женщина всегда остается женщиной. – Не знаю, – ответил я, – вдруг ты решишь сменить имидж? – Да ну тебя! – махнула рукой женщина. – Ты тоже неплохо выглядишь. Мы улыбнулись. – Пройдемся? – предложил я. Она кивнула, и мы пошли по тропинке. – Знаешь, – начал я, – я тут пытаюсь объяснить одному парню, что значит прощать. Говорю ему про радость, про прощение Бога. Ты ведь понимаешь, правда? Мерова кивнула. – Но вот не знаю, как объяснить ему, чтобы он меня понял. Похоже, он не до конца улавливает. Не поможешь? – 215 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ох, Давид! – засмеялась женщина. – Хитрец! Хочешь меня использовать, верно? И за что женщины тебя так любят? – Меня все любят, – поправил я женщину. – Верно, все, – она стала серьезной, – и я тоже. И я, конечно, помогу тебе. – Спасибо! – откликнулся я. Мы прошли чуть вперед. Я знал, что у ближайшей скалы открывается великолепный вид на равнину. Именно туда я и вел Мерову. – Правильно ли я понимаю, что ты хочешь, чтобы я рассказала этому твоему дружку… – Он не дружок, – перебил я ее, – мы только начали работу. Я его еще плохо знаю. Но он мне нравится. – Не перебивай, – попросила меня Мерова. – Какая разница: дружок, не дружок? Правильно ли я понимаю, что ты хочешь от меня, чтобы я рассказала ему, как я простила тебе убийство моих пятерых детей? Я кивнул головой. – Кстати, как они? – Они передают тебе привет, – ответила женщина, – старший хотел бы как-нибудь зайти к тебе, поболтать. Ты не против? – Нет, конечно, – ответил я, – буду рад. Надеюсь, наша последняя беседа пошла ему на пользу. – 216 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Еще как, Давид! – воскликнула Мерова. – Ты даже представить себе не можешь, какие прекрасные песни он стал писать. И все благодаря тебе! Я потупился. – При чем тут я? У мальчика талант. От Бога. – Не скромничай! Не надо стесняться своего дара. Твои песни – это что-то! Мне было приятно слушать комплименты, но я позвал ее не за этим. – Так что, могу я на тебя рассчитывать? – Конечно! – сказала Мерова. – Все расскажу в подробностях. И как ты отдал моих детей на мучительную смерть, мстя им за то, что в их жилах текла кровь Саула, и как они висели, все пятеро, на вершине горы под палящим солнцем. И как я чуть не сошла с ума от горя. Все расскажу, не беспокойся. – И как проклинала меня, – напомнил я женщине. Она улыбнулась. – Да уж, и об этом не забуду. – Вот и хорошо, – сказал я. – Так я позову, когда надо будет, ладно? – Зови, Давид, зови, – опять улыбнулась женщина, – что с тобой делать? Отказать тебе просто невозможно. Я рассмеялся. – 217 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Что же я могу поделать, если Бог так любит меня? – И не только Он, – заметила Мерова, – не только Он… Кстати, ты напрасно думаешь, что я тебя не любила. Можешь мне поверить, не только моя сестра, но и я была очарована твоей красотой и молодостью. Так что, не отвергни ты меня тогда, кто знает, что из этого бы вышло… И женщина шутливо шлепнула меня по плечу. Она так смешно разыграла кокетство, что я рассмеялся. Мерова расхохоталась. Посмеялись мы от души. Конечно, теперь-то нам было легко смеяться. Не то что тогда… Мы полюбовались чудесным видом на равнину. Потом немного прошлись по тропинке, болтая о разных пустяках. – Мне пора, – сказал я Мерове. – Мне тоже, – ответила женщина, – была рада повидать тебя. – И я. До скорой встречи! – До скорой встречи! – Мерова помахала рукой. Я вернулся к дереву… – Знаешь, – сказал мне мой невидимый собеседник, – ты меня немного озадачил. Вернее, сильно озадачил. – Чем? – 218 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не знаю. Может быть, это потому, что я всегда считал, что таким, как я, не место рядом с Богом. А ты еще… Он замялся. – Еще хуже? – помог я ему. – Ну… – неуверенно начал мой собеседник. – В какой-то мере. Не знаю. – Не стесняйся, – подбодрил я его, – говори что думаешь. Я не обижусь. – Да я и не хочу тебя обижать, Давид. Ни в коем случае. Ты для меня – лучик света. Только вот я не могу понять, почему я здесь, а ты где-то там? Чем ты лучше меня? По твоим рассказам получается, что ничем не лучше. Даже наоборот. Я засмеялся. – Я понимаю тебя, – сказал я, – и нисколько не обижаюсь. Я действительно хуже тебя, если смотреть на всю эту историю глазами людей, то есть судить меня. А если не судить? – Как это? – не понял голос. – Что, если тебе попробовать принять меня таким, какой я есть? И полюбить меня таким, какой я есть. Не хочешь попробовать? – Хочу, – неуверенно сказал голос, – только пока не знаю, смогу ли… Да и не пойму, зачем? – Как зачем? – удивился я. – Ты же хочешь быть со мной? Оказаться здесь? – 219 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Да, да, – заторопился голос, – очень хочу! – А как же иначе ты попадешь сюда, если не примешь меня и не полюбишь меня? Никак. – А разве ты решаешь, кто будет там, а кто здесь? – удивился мой собеседник. – Нет, – засмеялся я, – решаю не я. Просто я не встречал тут ни одного человека, который бы не любил меня. А чтобы полюбить меня, тебе сначала нужно научиться любить и принимать себя таким, каков ты есть. Со всеми своими слабостями, пороками и недостатками. – Как? – закричал он. – Ты хочешь, чтобы я полюбил свои пороки? Свои преступления? Все, за что я осуждаю себя на муки? – Нет, мой друг, – сказал я, – я хочу, чтобы ты полюбил себя. Признавая, что эти пороки у тебя есть, и желая от них избавиться. Я хочу, чтобы ты не хотел быть кем-то иным. Я хочу, чтобы ты радовался тому, что ты – это ты. И что ты такой, какой ты есть. – Зачем тебе это? – Потому что этого хочет Бог, – ответил я и добавил: – И я вместе с Ним. Мы помолчали. – А как же мои грехи? Моя вина? – Покаяние и осуждение – это очень разные вещи, – сказал я, – поверь мне. Я это очень хорошо знаю. – 220 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мы опять замолчали. – Я подумаю, – сказал наконец голос. – А ты расскажешь мне, что было дальше? – Я люблю тебя, Давид! Мелхола стояла передо мной, стыдливо опустив глаза. Я залюбовался девушкой. Ее очень красил нежный румянец. Младшая дочь Саула была весьма привлекательна. – Я тоже люблю тебя, Мелхола! – как можно нежнее произнес я. – Но ты ведь знаешь, что я простой человек. Простой крестьянин. За моими плечами нет ни знатного рода, ни богатства. Я не ровня тебе! Я порывисто отвернулся от девушки, показывая ей, что нахожусь в полном смятении. Мелхола бросилась ко мне. – Замолчи, Давид! Зачем ты говоришь такие страшные вещи? Разве все это имеет значение? Ведь я люблю тебя! – Нет, Мелхола! – горестно сказал я. – Иногда любовь бессильна. Ничто не сможет убедить твоего отца отдать тебя мне в жены! Он никогда не согласится на это. – Я поговорю с ним! – Не надо! Это бессмысленно. Будет только хуже! – 221 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Почему, Давид? Я уверена, что отец поймет меня. Он же хотел отдать за тебя Мерову! – Это другое, Мелхола. Он знал, что я не соглашусь взять ее в жены, поэтому и предложил мне ее. – Откуда он мог знать? Я изобразил смущение, показывая, что не хочу говорить об этом. – Почему ты смутился? Что-то случилось? Я осторожно коснулся плеча Мелхолы. – Нет. Ничего не случилось. Просто… – Что? Скажи мне правду, умоляю тебя! Я внимательно посмотрел на девушку, словно раздумывая, могу ли я быть откровенным с ней. – Пожалуйста, Давид! Она смотрела на меня с мольбой. Ну что же, значит, время уже пришло. – Саул знал, что я люблю тебя! Только тебя. И никто другой мне не нужен! Мелхола вспыхнула. – Это правда, Давид? – Да, Мелхола, – сказал я, и на моих глазах выступили слезы. – Я влюбился в тебя в тот миг, когда впервые увидел. Ты так прекрасна! – И ты… – осторожно начала она. – И ты отказался от моей сестры, от возможности стать зятем царя из-за меня? – 222 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ради тебя, Мелхола, я готов отказаться от всего. Зачем мне царство, если тебя нет рядом? Мелхола упала мне на грудь. – О мой Давид, – нежно шептала она, покрывая поцелуями мое лицо, – как я люблю тебя! Я робко ответил на поцелуй. Но, почувствовав жажду ее губ, я поцеловал Мелхолу более страстно. Какое-то время мы молчали. – Что же нам делать? – спросила Мелхола. Я погладил ее по голове. – Ничего, любовь моя. Будем жить, как жили. – Нет! – вскричала Мелхола. – Это невозможно! Не говори так! Я задумчиво смотрел на девушку. – Ты в самом деле так сильно любишь меня, что согласна выйти замуж, несмотря на то, что я беден, незнатен и твой отец отчего-то сердится на меня? – спросил я девушку, глядя ей прямо в глаза. – Да, Давид! – не задумываясь, ответила Мелхола. – И готова быть со мной всегда: и в радости, и в горе? – Да, Давид! – она прижалась ко мне еще теснее. – 223 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – И ради меня ты готова пойти даже против отцовской воли? – Да, Давид! Я пойду с тобой куда хочешь, даже на край света! Я крепко обнял Мелхолу и прижал к себе. – Тогда никто и никогда не разлучит нас, любимая моя! Ты – моя жизнь… Мы снова поцеловались. – Так что же мы будем делать? – снова спросила Мелхола. – Может быть, убежим? – Нет, – ответил я, – мы не будем бегать. Ведь мы не делаем ничего плохого. Мы просто любим друг друга. – Да, милый! – Давай сделаем так, – предложил я, – тебе не надо говорить с отцом. Если он увидит, как сильно ты любишь меня, то ни за что не разрешит нам быть вместе. Но ты можешь сделать так, чтобы Саул узнал, что я тебе нравлюсь. Пусть царь услышит от кого-то, что ты готова стать моей женой, если такова будет воля отца. Пусть это будет его идея. – Зачем? – Твоему отцу важно знать, что именно он контролирует ситуацию. Это должна быть его воля, его план. Он должен сам захотеть этого. – 224 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М И если он предложит мне взять тебя в жены, я откажусь. Но это для вида. – Подожди, – остановила меня Мелхола, – ведь ты говорил – отец знает, что ты любишь меня. Зачем же тебе отказываться от меня? – Если твой отец узнает, что это не его, а наш план, он ни за что не позволит состояться нашей свадьбе. Да, он знает, что я люблю тебя. Это знают все! Но я буду отказываться от свадьбы не потому, что не люблю, а потому что я беден и незнатен. – Но это не имеет значения! – Я знаю, Мелхола. Но нам нужно, чтобы эту свадьбу задумал твой отец. Он должен уговаривать меня. Понимаешь? Мелхола покачала головой. – Нет, – сказала она, – не понимаю. Все это слишком сложно. – Ничего сложного. Доверься мне. Я знаю, как сделать, чтобы мы могли быть вместе всю жизнь. И никто не сможет разлучить нас! Мелхола снова бросилась мне на шею. – Ты веришь мне? – спросил я девушку. – Да, милый! – ответила она. – Я – с тобой. – Любимая! Мы снова слились в страстном поцелуе… – 225 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ты действительно любил ее? – спросил мой невидимый собеседник. – Не знаю, – ответил я. – Она была хорошенькая. И любила меня. Это подкупает. – Но ты не любил ее, да? Скажи мне правду! Пожалуйста. – В то время я не очень задумывался об этом. Мелхола была мне нужна. Она открывала мне доступ в семью. Я становился родственником, понимаешь? – Понимаю. – Ради этого я был готов любить. Тем более с ней это было просто. Она любила меня. – Но ведь это не была настоящая любовь. Разве не так? – Ты знаешь, что такое настоящая любовь? Голос не ответил. Мы помолчали. – Ну, если тебе так хочется, – сказал я, – то я не любил Мелхолу. – Вот, – оживился голос, – я так и знал. А зачем ты морочил ей голову всеми этими рассказами о коварстве ее отца и разными хитроумными планами? Лично я ничего умного в них не увидел. Концы с концами там явно не сходились. – А я и не пытался их сводить. Зачем? Для влюбленной женщины нет ничего невозможного. Мелхо- – 226 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М ла сама додумала за меня все, что я не договорил ей. Состыковала все, что не стыковалось у меня. Мне было важно другое. Она должна была понять, что Саул – наш враг. Не ее и не мой, но именно наш. Враг нашего счастья. Что сближает людей лучше, чем наличие общего врага? Я хотел, чтобы Мелхола научилась играть с Саулом. Чтобы не была с ним искренна. Поэтому я и плел ей все подряд, лишь бы она поверила, что только я могу обеспечить наше счастливое будущее. Примерно так. Голос откашлялся. – Ну, ты даешь! Даже и не знаю, как это назвать… – Не даю, а давал, – поправил я его, – это большая разница. – Думаешь? Разве люди так сильно меняются? Я имел в виду: разве человек может измениться так сильно? – Может, – сказал я, – для человека нет ничего невозможного. – Почему ты так думаешь? – спросил собеседник. – Я вот, например, всю жизнь был самим собой. Менялся, конечно, но не слишком. А ты? – И я всю жизнь был самим собой, – ответил я. – Так как же тогда? – спросил голос. – Как же человек может измениться? – 227 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я не ответил. Зачем? Он пока не был готов услышать ответ. – Я расскажу тебе об этом позже, хорошо? – Хорошо, – ответил он и добавил, – не обижайся на меня, ладно? Я не хотел тебя обидеть. Я рассмеялся про себя. Обижаться? На что? – Все в порядке, – сказал я, – не волнуйся. – Правда? – Правда, правда. Кстати, хочешь ли ты знать, чем закончилась вся эта история со свадьбой? – Конечно, хочу, – сказал голос. – Вы поженились? – Да. Но для этого мне пришлось убить несколько сотен человек. – Что сделать?! – Убить, – подтвердил я. – Ты сказал – несколько сотен? – не понял он. – Да, именно так. – Но зачем?! – Это был мой выкуп за невесту. – И кого ты убил? Тебе пришлось воевать? Тебя послали на фронт? – Нет, – покачал я головой, – мне пришлось резать. – Что резать? – не понял собеседник. – Живых людей... – 228 – 7 Иттай явно не понимал, что от него требуется. – Хорошо, – сказал я, – я объясню тебе еще раз. Ты должен собрать наших самых надежных людей. Только тех, кому мы можем доверять. Тех, на кого можно положиться. Ни одного труса, ни одного болтуна. Это важно. Нас ждет особая работа. – Ты сказал, нам придется убивать? Я правильно понял? Ты имеешь в виду, мы идем на войну? Но ведь войны нет. Это какая-то секретная миссия? Я в нерешительности смотрел на верного Иттая. Может быть, мне лучше рассказать ему все как есть? Ведь я вполне могу ему доверять. А зная все, он сможет помочь мне лучше подготовить людей. Я решился. – Ладно, Иттай, садись и слушай внимательно. Если будут вопросы, задашь потом, когда я закончу. Иттай покорно опустился на скамью. – Три дня назад мне передали, что царь готов отдать за меня свою дочь Мелхолу, но хочет за нее не совсем обычный выкуп… – 229 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Иттай вопросительно посмотрел на меня. – Сто краеобрезаний филистимлян, – ответил я. Иттай вскинул брови, но не издал ни единого звука. Он честно выполнял мое указание: все вопросы – потом. Я кивнул. – Да, именно так, сто краеобрезаний. А где я их возьму? Сейчас ведь нет войны. Конечно, мы могли бы напасть на какой-нибудь гарнизон, но это опасно. Иттай вновь вскинул брови, и я уточнил: – Я не боюсь драки, дело не в этом. Но нам надо не просто захватить гарнизон или перебить охрану, мы должны принести царю трофеи. А это требует времени. Я имею в виду – собрать их. Нет, связываться с регулярной армией опасно. Иттай никак не отреагировал на мои слова, и я продолжал: – Поэтому я решил, что мы не будем нападать на укрепленные гарнизоны. Мы нападем на деревню. Иттай изумленно смотрел на меня… – Что ты вытаращил глаза? – я начинал нервничать. – Думаешь, мне приятно устраивать бойню? Но у нас нет другого выхода. Мне нужны сто кусков крайней плоти филистимлян! Понял? Иттай кивнул. – 230 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ну, что ты молчишь? – раздраженно спросил я. – Говори! – Что? – не понял солдат. – Что, что? Откуда я знаю – что? Пойми, я не хочу напрасно рисковать людьми! Понимаешь? Я не хочу, чтобы кто-то погиб только потому, что царю захотелось крови. Я не хочу крови! Иттай согласно кивал головой в такт моим словам. Когда я закончил, он был растерян. – Но ведь там будут женщины… И дети… – Знаю! – рявкнул я. – И что? Что это меняет? Ты хочешь, чтобы я поменял кровь какой-то филистимской шлюхи или ее выродка на кровь моих солдат? Ты этого хочешь? Иттай покачал головой. – Нет. Но что мы будем делать с ними? Я тяжело посмотрел на своего верного солдата. – Ты знаешь иной выход? Я – нет. Ни одного живого свидетеля! Ты понял? Ни одного! Иттай покорно склонил голову. – Я понял, мой господин! Что я должен делать? Я немного успокоился. – Прежде всего – подобрать подходящих людей. Только тех, кому можно доверять. Потом найти подходящую филистимскую деревню. Все разведать. – 231 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нам нужно сто кусков плоти? – уточнил Иттай. Я кивнул. – Да, но это для Саула, деревня нужна побольше. Я не собираюсь разбираться, кто из них там обрезан, а кто нет. Да и у стариков я ничего отрезать не собираюсь. Я не хочу, чтобы кто-то сказал потом, что я воюю со стариками и женщинами. Так что ищи такую деревню, где будет мужчин двести… Там, на месте, разберемся… – Сколько у меня времени? – уточнил Иттай. – Неделя. И ни дня больше. Я должен все предоставить царю еще до назначенного срока… Иттай поднялся. – Я могу идти? – Иди. Он собрался уходить, но я остановил его и посмотрел в глаза. – Ты со мной, Иттай? – спросил я солдата. Он опустил голову, секунду помолчал, а потом поднял на меня глаза. – Да, Давид! – До конца? – До конца! – Спасибо! Я верю в тебя! Иттай поклонился и вышел из комнаты. – Почему? – Что почему? – не понял я. – 232 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Почему ты сделал это? – хрипло спросил мой невидимый собеседник. – Я же уже объяснил, – сказал я. – Царь хотел крови, а я не хотел проливать кровь своих солдат. – Я не об этом! – в голосе моего собеседника слышалось напряжение. – Почему ты решил убивать всех? Всю деревню. Женщин, детей, стариков… В чем они были виноваты? – Ни в чем, – честно ответил я, – на них пал выбор Иттая. Вот и все. – Он только исполнял твой приказ. Разве нет? – Конечно, – спокойно ответил я, – но я не знаю, почему он выбрал именно эту деревню. – Я не про деревню! Я про убийство ни в чем не повинных людей! Я молчал. – Ответь мне хоть что-нибудь! Не молчи! Мне тяжело! – Почему? – спросил я. – Потому что после долгих лет мучений в этом пекле я, наконец, нашел кого-то, кто стал мне близок. Кто стал моей надеждой. За эти месяцы я поверил тебе! Я привык к тебе! Надо же, подумал я, сколько времени, оказывается, там у него прошло. Какие муки ему пришлось вынести за это время! Я ощутил сострадание к моему собеседнику. – 233 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ А он продолжал: – Я поверил тебе! Я поверил, что в этом мире есть что-то кроме этих бесконечных мучений, этих коридоров, дверей, Чумазого, курилки… – Конечно, есть, – вставил я. – Нет! – закричал мой собеседник. – Ложь! Ничего нет! Я не верю тебе! – Почему? – спокойно спросил я. – Ты сказал мне, что ты находишься не здесь, не в зоне. Что ты видишь свет солнца, людей и воду. И я даже поверил тебе… Но этого не может быть! Ты обманул меня! – Но это правда! Все так и есть. – Нет! – снова закричал мой собеседник. – Этого не может быть! Так не должно быть! – Почему? – Потому что это было бы слишком жестоко! Даже для ада. Такие, как ты, не могут иметь больше, чем имею я. Разве что больше огня и вечных мук! На твоих руках кровь сотен ни в чем не повинных людей! – На моих руках гораздо больше крови, – спокойно сказал я, – кровь тысяч. – Что?! – мой собеседник даже охрип от негодования. – И ты так спокойно говоришь об этом?! – Да, – сказал я, – я могу спокойно говорить об этом. Не забывай, что все это уже в прошлом. – 234 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет! – кричал он. – Это не может быть в прошлом! Знаешь, я думаю, что это ты сидишь в аду. Сидишь и рассказываешь мне сказки. Признайся! Это так? Я окинул взглядом просторы, открывавшиеся передо мной, посмотрел в чистое небо. Вдохнул легкий аромат полевых цветов и трав. – Нет, – сказал я, – это ты в аду. А я – в раю. Здесь хорошо. – Что? Ты – в раю? Каким же страшным местом должен быть этот рай, если в него пускают таких, как ты! Я не хочу туда! Я еще раз посмотрел по сторонам. Это, конечно, дело вкуса, но лично мне тут нравится. – Тут неплохо, – заметил я. – Ты издеваешься надо мной? – закричал голос. – Неплохо! Да если там хоть на десятую часть так хорошо, как ты рассказываешь, то там просто рай! – Тут и есть рай, – подтвердил я. Мы помолчали. Мой собеседник немного успо­ коился. – Прости, я немного погорячился. – Ничего, бывает. Я понимаю. – А вот я не могу понять тебя! – сказал голос. – Ты так спокойно говоришь обо всем. И ни капли сожаления, раскаяния… – 235 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А что я, по-твоему, должен делать? – Не знаю, – сказал он, – но что-то должен. Раскаиваться, рвать на себе волосы, просить прощения, мучиться! Не знаю… – Мне кажется, что у тебя не совсем верное представление о покаянии, – сказал я, – но это сейчас не так важно. Я не об этом. Ты же не знаешь, может быть, все это уже было сделано. Почему ты судишь меня? После короткой паузы он сказал: – Не знаю. Может быть, потому что я сужу себя. И осуждаю. – И не хочешь принять ни меня, ни себя такими, какие мы есть. И это плохо. – Почему? – удивился голос. – Что плохого в том, что я не могу смириться с беззаконием и преступлениями? – Ничего, – ответил я, – это очень по­ хвально. – Тогда в чем проблема? – Твоя проблема в том, что ты забыл, что любой человек, как бы плох он ни был, – это не только сборище пороков. Это еще и чистая и светлая душа, данная нам Богом. Она есть в каждом. Поверь мне. – Но если она, эта душа, не видна? Если человек погряз в грехах и грязи? – 236 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Она все равно есть. И она все равно перевешивает все то, что делает человек. Она бесценна. – Ты хочешь сказать, что ничем не хуже меня? – Знаешь, – сказал я, – нам всем надо было бы хорошенько помнить, что каждый из нас уникален. Никто не лучше и не хуже другого. Каждый из нас бесценен. Разве это не здорово? Мы помолчали. – Скажи, – вдруг спросил меня собеседник, – там много таких? – Ты имеешь в виду, много ли здесь, в раю, таких, как я? – Да. Я задумался. – Думаю, что много. Ты встретишь тут и насильников, и убийц, и развратников, и извращенцев, и мошенников, и проходимцев… Всех встретишь. – Почему? – Что почему? – Почему они там, с тобой, а я – тут? – Потому что это был твой выбор. – Но я не выбирал ад! Это какая-то ошибка. – Никакой ошибки. Ты сам отказался от Божьего суда. И от Его милосердия… – А что, разве иного пути в рай нет? – 237 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, – просто ответил я. Мы подошли к деревне ночью. Прежде чем мы окружили ее, я построил всех и сказал короткую речь: – Воины! Я обращаюсь к вам от имени нашего Бога и царя. Вы избраны мной и Богом, чтобы совершить сегодня подвиг во славу нашего народа и веры! Я надеюсь на вас! Входя в дома наших врагов, вы должны помнить, что это те самые люди – впрочем, мне тяжело назвать их людьми – так вот, это те самые изверги, что жгли ваши дома, насиловали ваших матерей и жен, убивали ваших детей. Они делали это ради выгоды, ради наживы, ради своих лживых богов. Сегодня мы пришли сюда, чтобы отомстить им и показать силу и могущество нашего Бога и нашего народа! Смерть врагам! – Смерть врагам! – ответил мне дружный хор. – Пусть ни один не уйдет от возмездия! – продолжал я. – Пусть не дрогнет ваше сердце при виде женщины, старика, ребенка. Им не место на этой земле! Это наша земля! – Это наша земля! – вторили мне воины. – И еще кое-что. Я хочу, чтобы вы отрезали крайнюю плоть у каждого убитого вами врага! И не церемоньтесь, – пошутил я, – если плоть будет – 238 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М не такой уж крайней, вас никто не осудит. Это обрезание мы творим во имя нашего Господа Бога и по Его повелению! Смерть врагам! – Смерть врагам! – Вперед, мои славные воины! – скомандовал я. Мы окружили деревню. В ней все спали. И это было нам на руку. Черные тени моих солдат вступили на улочки, проскользнули к домам. Я прислушался. Тишина. Посмотрел в небо. Ночь была удивительно звездной! Я невольно залюбовался звездами. Они сияли так ярко и призывно. Совсем как в моем собственном мире красоты и любви… Ах, мой выдуманный мир! Как близок и как далек был он сейчас от меня. Еще немного, всего лишь несколько минут, и условие Саула будет выполнено. Еще немного, несколько дней, и я стану родственником царя, войду в его ближайшее окружение. Вот оно! Вот то, ради чего я так много страдал. Над деревней раздались первые крики. Я поморщился. Только этого нам не хватало! Теперь придется поторопиться. Я выхватил свой меч и вбежал в ближайший дом… Когда все было кончено, мы собрались на южной окраине села. Светало. – 239 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я смотрел на усталые, но довольные лица моих солдат. Мы уже знали, что ночная операция удалась на славу. Ни одного погибшего или раненого с нашей стороны. Я радовался. Чему? Тому, что все мои воины живы. Тому, что все уже позади. Тому, что впереди меня ждут свадьба и власть. Тому, что теперь, после этой ночи, у меня есть моя верная армия – мои люди, прошедшие это испытание кровью. Я посмотрел на руки. Они были покрыты кровью. Я осторожно попробовал ее на вкус. Кровь как кровь. Ничего необычного. Но мне показалось, что я ощутил какой-то новый оттенок. Может быть, это и был вкус власти? Или просто я дотронулся языком до того места, куда попала кровь той маленькой девчонки? Интересно, а вкус крови у взрослых и детей различается? Я отогнал от себя эти глупые мысли. Не за тем я пришел. К чему заниматься пустяками? Я смотрел на моих солдат, покрытых с ног до головы кровью, и понимал, что эти люди готовы пойти за мной и ради меня на все. До конца. И это радовало меня. Да, кровь связывает, подумал я. Крепко связывает. – Молодцы! – обратился я к воинам. – Я горжусь вами! Вы хорошо поработали. Бог вами доволен. – 240 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ура! – закричали мои солдаты. Мы не боялись кричать. Нас больше некому было услышать. – Пусть каждый из вас отдаст свои трофеи Иттаю, – приказал я и повернулся к моему помощнику, – а ты сосчитай то, что каждый отдаст тебе. Кто принес больше всех – получит награду. От меня. Лично! Солдаты загудели. Им было приятно. Мне тоже было приятно… – Скажи мне, – попросил мой невидимый собеседник, – почему я, с моими мелкими, как я теперь понимаю, грешками и пороками, мучаюсь, виню и казню себя и никак не могу успокоиться, а ты чувствуешь себя нормально? – Не нормально, – поправил я его, – а отлично! Как и все здесь. – Тем более, – хмуро сказал он, – так почему? Может быть, вы другие? Не такие, как я? Может быть, вы – избранные? Я улыбнулся. Конечно, избранные! Я так и сказал ему: – Конечно, мы – избранные. Все мы. И ты тоже. Других Бог не творит. А различаемся мы с тобой только тем, что я простил себя, а ты – нет. – А почему ты смог, а я не могу? – 241 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Потому что без Бога человек простить себя не может. Как не может и измениться. Помнишь, ты спрашивал, может ли человек измениться? Может. Если научится прощать. Но без Бога это невозможно. – Значит, моя проблема только в том, что я не избрал Бога? – Да, – ответил я и добавил: – Ты не опоздаешь? – О черт! – вскричал мой собеседник и исчез. Жаль, что он еще не готов. Ну, ничего. У меня была долгая жизнь… – 242 – 8 – Как ты мог? Ионафан смотрел на меня с укором. Он был явно чем-то расстроен. – Что мог? Не то чтобы я не догадывался о причинах его грусти, но мне хотелось услышать об этом от самого наследника. – Я узнал от отца, что ты принес ему выкуп за Мелхолу. Ты женишься на ней! – Да, но почему это так тебя расстраивает? Ионафан смотрел на меня удивленно: – Ты что, не понимаешь? – Нет. – Ты клялся мне в верности. Ты говорил, что наша дружба для тебя превыше женской любви. Ты обещал, что ради меня не женишься… – На Мерове, – уточнил я. – И я сдержал свое слово! – Но ты женишься на Мелхоле! – вскричал Ионафан. – Какая разница, на ком жениться? Ты предал меня! – 243 – [ его. В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Так я и думал. Я подошел к другу и обнял – Ах, Ионафан, Ионафан, – мягко проговорил я, – ты развеселил меня! – Чем же это, интересно? – Ионафан надул губы. – Ты еще издеваешься надо мной? – Нет, – совершенно серьезно ответил я, – ни капли. Я люблю тебя! – Правда? – Правда, – ответил я, глядя ему прямо в глаза. – А Мелхола? – Что Мелхола? – Как же она? Ты ведь женишься на ней? – Ну и что? – успокоил я друга. – Ты ведь тоже женат. Разве это мешает тебе любить меня? – Нет, конечно, – сказал Ионафан. – Это другое дело. – Нет, Ионафан, – ответил я, – это то же самое дело. Все, что я делаю, я делаю ради тебя. Ради нашей дружбы. – Почему? – не понял Ионафан. – Ты думаешь, мне очень нужна Мелхола? – Не знаю, – растерялся наследник, – но ты ведь зачем-то решил жениться… – Уж совсем не ради женских ласк, – твердо сказал я. – 244 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Правда? А зачем? Разве тебе плохо со мной? – В том-то и дело, что хорошо, – сказал я, – очень хорошо. И я не хочу терять тебя… – Что ты? – удивился Ионафан. – Я и не собираюсь… – Знаю. Но есть одно обстоятельство… – Какое? – встрепенулся мой друг. – Царь догадывается… – О чем?! – О наших с тобой отношениях. – Что?! Не может этого быть! На Ионафана было страшно смотреть. Он весь побелел. Я усмехнулся про себя. – Да, Ионафан, мне стало известно об этом из достоверных источников. – Но откуда он узнал?! Мы ведь были так осто­ рожны! Я пожал плечами. – Какая теперь разница? Но я не думаю, что Саул узнал, скорее, он только догадывается. Теперь понимаешь? – Нет, – замотал головой мой друг, – а что я должен понимать? – Почему я женюсь на Мелхоле. Это же так очевидно. – Да что очевидно-то? – 245 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Что я должен рассеять подозрения Саула, – объяснил я. – Царь должен убедиться, что все эти слухи – только слухи. Ничего более. Понимаешь? Ионафан неуверенно кивнул. – И я делаю это ради нас. Ради нашей дружбы, – добавил я. – Это все только для того, чтобы царь успокоился и мы могли быть вместе? – Конечно, чудак-человек! Для чего же еще? Неужели ты мог подумать, что мне нужна твоя сестра? Ионафан облегченно вздохнул: – О, прости меня! Пожалуйста! Я поверил, что ты влюбился в Мелхолу. – Как ты мог? – вспылил я. – И это после всего, что я сделал для тебя? Мое негодование было искренним. – Прости, Давид! Я так виноват перед тобой! Ионафан опустился передо мной на колени. – Позволь мне загладить свою вину! Я все еще сердился: – Я жертвую собой... Скрепя сердце соглашаюсь на этот брак, а ты… – Прости, Давид! Ионафан искренне раскаивался. Я смягчился. – Ладно. Во имя нашей дружбы. – 246 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Ионафан встрепенулся. – Правда? Ты больше не сердишься на меня? – Нет, – сказал я, – но я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил: все, что я делаю, я делаю ради нашего счастья и благополучия! Ради нас, понимаешь? – Понимаю, – обрадовался наследник. – Спасибо, Давид! Я решил еще немного попугать моего друга. – Представляешь, что могло бы случиться, если бы я не согласился на эту свадьбу и царь узна­л правду? Ионафан в ужасе отшатнулся. – Прошу тебя, – я взял друга за руку, – доверяй мне. Я всегда найду выход из любого положения. Можешь мне верить! – Да, Давид, да! – горячо зашептал Ионафан. – Я верю тебе! Он склонился предо мной. Я потрепал его по волосам. – Вот и хорошо! Кстати, что ты подаришь мне на свадьбу? И мы рассмеялись… …Некоторое время нам было не до разговоров, потом Ионафан спросил: – А что ты сказал Мелхоле про выкуп? – 247 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Как что? – удивился я. – Правду, конечно. Что я мог еще сказать? – А мне расскажешь? Пожалуйста! – попросил меня наследник. – Я тоже хочу услышать эту историю из первых уст. От самого героя. Я скромно потупился. – Ну, уж прямо так и героя… – А то ходят разные слухи, – продолжал Ионафан. – Какие слухи? – насторожился я. – Разные. Кто говорит, что ты разбил со своими людьми целую армию. Кто говорит, что ты в одиночку перебил тысячу филистимлян. А еще я слышал, что ты обрезал все окружение филистимского царя! Я был доволен. Это хорошо. Пусть говорят. Мне это было на руку. – Нет, конечно, – сказал я Ионафану, – все было совсем не так. Но тебе я могу рассказать правду. Когда я пошел выполнять задание царя, Бог послал нам навстречу отряд из трехсот филистимлян, представляешь? – А вас было… – А нас было всего сто пятьдесят, – сказал я, – но Бог был с нами. – Вы напали на них внезапно? – Если бы! Это они первыми заметили нас и напали! Неожиданно. Но мы разгромили их. И перебили. Всех до единого. – 248 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Здорово! – обрадовался наследник. – А ваши потери? – А вот это самое удивительное, – сказал я, – ни одного человека! – Ни одного? – удивился Ионафан. – Да это же чудо! – Самое настоящее, – подтвердил я. – Бог явил нам свою милость. Он отдал нам в руки наших врагов. И не потребовал за это никакой жертвы. – Да ты просто счастливчик! – воскликнул Ионафан. – Я обязательно расскажу об этом всем. Все должны услышать эту потрясающую историю! – Не надо! К чему это? – застеснялся я. – Нет, нет. Обязательно! – воскликнул Ионафан с энтузиазмом. – Знаешь, – сказал мой друг, – даже если теперь в ответ на поражение филистимляне пойдут на нас войной, то все будут уверены, что это Бог посылает их нам в руки, чтобы мы могли разбить их. Это здорово! – Что же, ты добился своего, – сказал мой невидимый собеседник. – Не совсем, – ответил я. – Что значит – не совсем? – не понял он. – Я добился того, что стал членом семьи царя. Я приобрел и упрочил дружбу с наследником и дочерью царя. Я прославился как доблестный воин. – 249 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Кстати, филистимляне после того случая все-таки пошли на нас войной. И мы их разбили. Но это неважно. Мои отношения с Саулом стали еще более натянутыми. – Почему? – спросил голос. – Потому что я не погиб, сражаясь с филистимлянами, – ответил я, улыбаясь, – а царь очень рассчитывал на это. Очень ему хотелось оплакать своего зятя и народного любимца. – И все? – Нет, конечно. Масла в огонь подлила любовь Мелхолы ко мне. После свадьбы нам уже не нужно было скрывать своих чувств. Когда Саул узнал, что его дочь по-настоящему любит меня и слушает только меня, он был в бешенстве. Но было уже поздно. – И что же Саул? – Решил убить меня. Раз не вышло руками врагов, то хотя бы руками друзей. – Чьих друзей? – удивился голос. – Моих, конечно. Саул приказал своим доверенным людям найти способ избавиться от меня. То есть – убить. – А как ты узнал об этом? – От Ионафана. У Саула не было секретов от старшего сына. Вот царь и обсуждал с ним, как бы это лучше сделать. – 250 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Он так и не догадался о вашей дружбе? – Нет, конечно, он о ней и не подозревал. Стал бы он иначе откровенничать со своим сыном! – И что Ионафан? – Ничего. Обсудил с отцом план моего убийства и пошел предупредить меня. Мне удалось скрыться. – Ну и жизнь у вас была! – воскликнул голос. – Сын обсуждает с отцом план убийства своего любовника! Надо же! – А что, у тебя жизнь была иная? – уточнил я. – Ну, не знаю, – замялся голос, – мне как-то не доводилось такими вещами заниматься. Но в принципе… – Человек всегда остается человеком, – заметил я, – время и пространство не властны над ним. Впрочем, я уже говорил тебе это. – А что было дальше? – спросил голос. – Царь немного успокоился. Ионафану удалось убедить Саула, что все его подозрения против меня беспочвенны. И я смог вернуться во дворец. Но ненадолго. – Почему? – Снова началась война. И я пошел воевать. – С филистимлянами? – 251 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ты угадал. Кстати, я храбро сражался. Если это поможет тебе. – Поможет мне? – Принять меня, – напомнил я. – Не так уж я был и плох. Например, я был отличный воин и полководец. Бился плечом к плечу со своими солдатами. И никогда не боялся смерти. Я знал, что Бог охраняет меня. Всегда знал. Голос молчал. – Ну как, стало легче? – спросил я. – Не очень, – ответил мой собеседник. – Вот и мне легче от этого не становилось. Тем более, что мои победы над филистимлянами и моя неуязвимость стали раздражать Саула. – И что же он сделал? – Давай я лучше расскажу тебе, что сделал я. – Давай, – согласился голос, – и что же ты сделал? – Стал играть царю. – Опять?! На арфе? – Опять, – подтвердил я. – На арфе. – Но зачем?! – Царь попросил меня об этом… – 252 – 9 Мелхола подошла сзади и, обняв меня за шею, поцеловала в волосы. Вид у нее был встревоженный. – Что-нибудь случилось, любимая? – спросил я. Мелхола задумчиво улыбнулась. – Я люблю тебя! – нежно прошептала она. – Я знаю... И я люблю тебя. Моя жена опять грустно улыбнулась. – Мне тяжело, Давид…. – Что случилось? Скажи мне! Я вижу, что-то не так. Я поднялся, усадил жену на свое место и присел рядом с ней, так, чтобы видеть ее лицо и глаза, которые она почему-то прятала от меня. – Все хорошо, – сказала Мелхола, отворачиваясь. – Мелхола! – позвал я ее. – Посмотри на меня! Любимая! Жена никак не реагировала на мои слова. Тогда я взял ее лицо в свои руки. – 253 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ну, что случилось? В глазах жены застыли слезы. – Почему у нас нет детей, Давид? – вдруг спросила Мелхола. Я растерялся. Я совсем не был готов к этому вопросу. – Почему? – снова спросила жена и заплакала. – Ты не хочешь, да? Я нежно гладил вздрагивающие плечи и думал, что мне ответить жене. Почему у нас не было детей? Потому что мне было некогда думать об этом. У меня были дела поважнее. – Что ты, что ты, любимая? Перестань! Все будет хорошо! – начал успокаивать я жену. – Почему? – упрямо спросила она меня сквозь слезы. Я начал раздражаться, но решил не подавать виду. – Я не знаю, – сказал я жене, – наверное, еще не пришло наше время. Бог не дает нам детей. – И это все? Я недоуменно посмотрел на нее: – Не понял... – А ты? Ты хочешь, чтобы у нас были дети? – жена смотрела мне прямо в глаза. – Скажи мне правду! – 254 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ну что ты, глупенькая, конечно, хочу! – сказал я радостно. – Еще как хочу! Что может быть лучше детей? Ты родишь мне много-много сыновей и дочерей! – Правда? – улыбаясь сквозь слезы, спросила меня Мелхола. – Ты действительно хочешь этого? На мгновенье я представил свою жену беременной. Потом ее же с младенцем на руках. И ее же – в окружении целой толпы маленьких детишек. Попробовал разобраться, что я ощущаю при этом. Ничего я не ощущал. Ровным счетом ничего. И меня на всех этих картинках не было… – Конечно, хочу! – А почему я не чувствую этого? – почти успокоившись, спросила меня жена. Я пожал плечами. – Я не знаю, милая, – я говорил это совершенно искренне: я действительно не знал, почему Мелхоле кажется, что я не хочу иметь детей. – Наверное, ты устала. Или не выспалась. – Нет, Давид, – сказала жена, – я не про сейчас говорю. Я говорю вообще, в принципе. – А что в принципе? – уточнил я. – Что тебе кажется? – Не знаю... Ты вроде бы и заботлив, и внимателен, и нежен, но у меня тревожно на сердце, и – 255 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ мне кажется, что ты не хочешь иметь детей. Меня это беспокоит… Я погладил жену по волосам. – Глупенькая ты! Совсем глупенькая. Я ведь люблю тебя! Ты забыла? И все, что я делаю, я делаю ради нашей любви. Жена доверчиво смотрела на меня. – Правда, Давид? – Конечно, – сказал я, – мне сейчас приходится много работать. Твой отец отчего-то сердится на меня. У меня много дел, я сильно устаю, и ты должна понимать это. Скоро все будет совсем подругому. Поверь мне! – Да, Давид, я верю, – поспешно сказала жена. – Я ведь делаю все это ради нас! – Да, Давид, я знаю, – Мелхола склонила голову, – прости меня за глупые мысли! Пожалуйста! Я опять погладил жену по волосам и притянул к себе. – Я люблю тебя! Очень люблю! Ты – моя жизнь. Жена встрепенулась и прильнула ко мне. – О мой Давид! – нежно прошептала она. Я гладил жену по волосам, плечам, спине и раздумывал, стоит ли нам заняться любовью прямо сейчас или немного погодя. Позже, решил я. Меня – 256 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М очень интересовало, о чем Мелхола беседовала со своим отцом во время их последней встречи. – Как твой отец? Здоров? – спросил я, слегка отстраняя жену. – О чем вы говорили? – О тебе и о его здоровье, – ответила Мелхола. – А как ты догадался? – Он не очень хорошо выглядел вчера утром, когда я видел его в последний раз. – Да, – сказала Мелхола, – отец пожаловался мне, что приступы болезни участились в последнее время. Он действительно неважно выглядит. – Ревность съедает его, – шутливо заметил я. – Ревность? – удивилась Мелхола. – Да, он ревнует. Ему кажется, что Бог любит меня больше, чем его. – Он прав, – засмеялась моя жена, – так и есть. Все любят тебя. Все только и говорят, что о смелости, простоте и доброте Давида. Ты – всеобщий любимец. А мой отец – всего лишь царь. Вот он и ревнует. – Но мне же ничего этого не нужно! – воскликнул я. – Ни славы, ни власти, ни любви! Мне нужна только ты, любовь моя! И возможность верой и правдой служить твоему отцу. Неужели он этого не понимает? – Я говорю ему то же самое, Давид, – простодушно сказала жена, – но отец думает, что ты не так прост, как хочешь казаться. – 257 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Смешно, – сказал я, – кто может быть проще обычного деревенского паренька, который всю жизнь пас овец своего отца? – Но ты действительно не так прост, как ты говоришь! – Ты думаешь? – встревожился я. – Конечно! – уверенно сказала Мелхола. – Ты умен, мудр и храбр. А чего стоят твои песни! Спой мне что-нибудь, Давид! Пожалуйста! Ты так давно не пел мне! Петь мне совсем не хотелось. – Потом. Позже, – сказал я. – И что же отец? – Ничего, – откликнулась жена, – приглашал тебя заходить к нему, поболтать. Кстати, он сказал, что с удовольствием послушает твою игру и пение. – Но у него ведь есть музыканты… – Он сказал, что они не могут сравниться с тобой. Отец сказал, что скучает по твоей музыке. Велел мне спросить тебя, не мог бы ты поиграть ему? Я задумался. Мне эта идея совсем не нравилась, но отказываться было неудобно. Как-никак царь, да еще тесть, к тому же больной человек. Придется идти. – Хорошо, я сыграю ему. А больше вы ни о чем не говорили? – 258 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Отец спрашивал меня, как я отношусь к тебе. И как мы живем. – И ты? – А я отвечала ему так, как ты учил меня. Мол, тяжело мне с тобой, но раз такова воля отца, то я терплю. – Поверил? – Не знаю. Отец ничего не сказал. Но я старалась. Я погладил жену по голове. – Ты у меня умница! А больше Саул ничего не говорил? – Нет, Давид. Да и о чем ему говорить со мной? Он ведь не советуется со мной по государственным вопросам. Я всего лишь женщина… Я улыбнулся. – Да, любимая, но ты не просто женщина – ты очаровательная женщина. Женщина, которую я люблю больше жизни! – О Давид! – жена бросилась мне на шею. Мы поцеловались. Я постарался отвлечься от мыслей о Сауле, но у меня ничего не получалось. Зачем он хочет, чтобы я играл ему? Он что-то задумал… – Ты не хочешь меня? – огорчилась Мелхола. – Тебе не нравятся мои ласки? – 259 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Вот черт! Я совсем забыл, что мне надо изображать страсть. Я посмотрел на жену. Нет, говорить ей о том, что мне сейчас не до того, никак нельзя. Опять расстроится, чего доброго, еще расплачется... – Ну что ты, милая? – нежно сказал я. – Мне очень нравятся все твои ласки. Я весь горю! – Разве? – Да, – страстно сказал я и, взяв жену за волосы, запрокинул ее голову назад. Мне не хотелось видеть ее глаза. Открылась нежная линия шеи моей жены. Я хотел припасть к ней губами, но на миг задержался, любуясь ее изгибом, и тут же вспомнил все. И страсть нахлынула на меня мощной волной… – А что ты вспомнил? – спросил меня мой невидимый собеседник. – Если это не секрет, конечно. – От тебя у меня нет секретов, – ответил я. – Я вспомнил шею другой женщины. Она была тоже очень красива. – Расскажешь мне? – Да не о чем рассказывать. – Она была твоей любовницей? – спросил голос. Я покачал головой. – Нет. – 260 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Но ты с ней спал? – Да. Один раз. – Почему один? – удивился собеседник. – Не понравилось? – Очень понравилось, – ответил я. – Тогда в чем же дело? Тебе пришлось уехать? Или у нее были строгие родители? – Я не знал ее родителей. А она умерла. – Прости, – сказал голос, – я не знал. Прими мои соболезнования. Прости. Я вошел в комнату. Там, снаружи, мне казалось, что в этом доме никто не живет. Но когда я вошел и бегло оглядел обстановку, стало ясно: здесь живет женщина. Одна. Скорее всего – из тех, что созданы, чтобы доставлять мужчинам радость. Оставалось ее найти. В постели никого не было. Я растерянно посмотрел по сторонам. Куда же она могла спрятаться? В комнате было темно, но сквозь закрытое окошко лился мягкий свет месяца и звезд. Я же уже говорил, ночь тогда выдалась удивительно звездная. Я присел на корточки и увидел ее. Она сидела, сжавшись в комочек и забившись под низенький столик. Если бы она додумалась надеть на себя что-то черное, возможно, я бы и не заметил ее. Ее – 261 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ выдала белизна кожи. И подвел лунный свет. И моя настойчивость и последовательность в поисках. Я подошел к столику, но не стал его переворачивать. Я наклонился и, схватив женщину за волосы, потащил ее из-под стола. Почему-то мне захотелось получше разглядеть ее. И первое, что я увидел, была ее нежная шея. Удивительная шея… Волна страсти нахлынула на меня. Все так же держа женщину за волосы, я потащил ее в сторону кровати. Но по дороге понял, что кровать нам не нужна. Мне захотелось ее взять здесь и сейчас. Так захотелось, что на время я даже забыл, зачем оказался в этой деревне. Я отложил меч и схватил женщину двумя руками. Она не сопротивлялась. Вернее, сопротивлялась, но ровно настолько, чтобы доставлять мне еще большее удовольствие. К запаху крови, исходящему от меня, добавился запах страсти, запах молодой плоти, запах власти. Я господствовал над ней безраздельно и полновла­ стно. И от этого мое возбуждение становилось еще сильнее. На какое-то время я полностью отдался страсти… Когда я пришел в себя, первое, что я увидел, были ее глаза. Женщина смотрела прямо на меня, и в этих глазах не было ничего, кроме любви. Она не боялась меня! Мне захотелось лучше рассмотреть ее. – 262 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я немного отстранился от женщины. В лунном свете кожа ее словно светилась. Казалось, что ее тело высечено из мрамора. Она была прекрасна! Но не это было самое главное. Я понял, что вижу перед собой ту, что предназначена мне судьбой. Это была она – моя половинка. Это была женщина моей мечты. На сердце стало легко и радостно… – Тебе удобно? – спросила меня женщина. Это были ее первые слова. У нее оказался замечательный голос. Голос, который я мог бы слушать всю жизнь. Только тут я сообразил, что лежу рядом с женщиной, упираясь локтем в острый угол кровати. Но боли я не чувствовал. – Может быть, ляжешь удобнее? – спросила женщина и немного подвинулась. Ее голос словно пробудил меня ото сна. «Удобно ли мне?» – подумал я. И вспомнил, кто я и зачем пришел в эту деревню. Я выдернул свою вторую руку из-под женщины. Встал. Начал поправлять одежду. – Как тебя зовут? – спросила женщина. – Зачем тебе? – я говорил не грубо. Мысли мои были уже далеко. Они были там, во дворце в Гиве, где ждали меня Саул, власть и моя невеста. – 263 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Хочу знать, как зовут человека, которого я ждала всю свою жизнь, – тихо ответила женщина. – Ждала? – удивился я. – Разве ты не проститутка? – Нет, – улыбнулась женщина, – я была всегда верна своей мечте – тебе. Ты хочешь, чтобы я встала? – спросила она меня. – Нет, лежи. – Назови мне свое имя, – попросила она. – Давид. Я уже закончил приводить себя в порядок. Поднял свой меч. – Ты не хочешь знать, как зовут меня? – улыбаясь, спросила женщина. Я покачал головой: – Незачем. Я подошел к постели. Женщина по-прежнему смотрела на меня с нежностью. Казалось, моя грубость ничуть не задела ее. Я взял ее за волосы и запрокинул голову назад. Женщина не сопротивлялась. – Почему незачем? – спросила она. – Разве тебе не интересно? – Нет. Меня не интересуют мертвецы. С этими словами я рассек мечом ее горло. Хлынувшая кровь казалась в лунном свете черной. И это сочетание белого мрамора и черной краски на нем позабавило меня. Запах свежей крови смешался с – 264 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М запахом страсти, все еще стоящим в этой комнате, и я снова ощутил возбуждение. Я отпустил ее волосы и вышел из комнаты... – Знаешь, – сказал я моему невидимому собеседнику, – знаешь, что меня больше всего удивило в себе в тот момент? – Нет, – растеряно ответил он. – Я поймал себя на мысли, что жалею, что она не была мужчиной. – Почему? – не понял он. – Я потратил на нее много времени впустую. Если бы она была мужчиной, я бы отсек ей крайнюю плоть. – Ты бы смог? – Смог. И отдал бы этот трофей в числе других царю. Мой невидимый собеседник тяжело вздохнул. – Знаешь, Давид, когда я слушаю тебя, мне начинает казаться, что человек – это страшное существо. – Глупости! Человек прекрасен. Хочешь, я докажу тебе? – Попробуй! – Хорошо, я просто спою тебе одну из своих песен. Вернее, ту единственную, что я написал по дороге домой, возвращаясь в Гиву с трофеями для Саула. С моим выкупом за невесту. – 265 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я сделал паузу. – Спеть? – Да. Я запел: Господи, Боже наш! как величественно имя Твое по всей земле! Слава Твоя простирается превыше небес! Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя. Когда взираю я на небеса Твои, дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил: то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами; славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, все, преходящее морскими стезями. Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле! – 266 – 10 Я закончил петь, и некоторое время мы молчали. Слушали тишину, наверное. Потом мой собеседник сказал: – Ты очень красиво поешь! – Спасибо. – Когда тебя слушаешь, то забываешь обо всем. И на душе становится спокойно и радостно. Даже удивительно, как у тебя так получается? Это дар, наверное. – Наверное, – согласился я, – дар, который призван помочь людям узнать, как прекрасен человек. Каждый человек. Даже ты. Даже я. – Может быть, – задумчиво сказал мой собеседник. Мы помолчали. – Знаешь, – сказал он, – я опять хочу к тебе. Вернее, я хочу к тебе по-другому. – Как по-другому? – уточнил я. – Раньше я хотел к тебе, потому что здесь мне было плохо. Мне хотелось вырваться отсюда. Точнее, я хотел не к тебе, а отсюда. – 267 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А теперь? – А теперь я хочу к тебе. То есть в твой мир. Правда, теперь он не кажется мне таким идеальным, но в нем есть что-то, что делает его очень привлекательным. – Может быть, это я? – осторожно спросил я. – Может быть, – неуверенно ответил мой невидимый собеседник. – Нет, – сказал я, – ты ошибаешься. Это не я. Вернее, это не совсем я. Тебя привлекает Тот, Кто сделал меня таким, Кто сотворил мой мир. Тебя привлекает Бог. – Думаешь? – Думаю, – ответил я, – а ты сомневаешься? – Знаешь, – сказал мой собеседник, – я никогда особенно много не думал о Боге. Я всегда жил своей головой. А Бог, Он что? Ну, есть Он и есть. Или Его нет. В моей жизни от этого ничего особо не менялось. Я не ощущал присутствия Бога в моей жизни. Он замолчал. – Тебя это тревожит? – спросил я. – Это очень плохо? Я имею в виду, Он очень рассердится на меня за это? Я улыбнулся. – Почему ты думаешь, что Он должен рассердиться? – 268 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не знаю... Наверное, я бы на Его месте рассердился. Но я же не виноват! Что я мог сделать, если я не ощущал Его, не слышал Его голоса, не видел никаких чудес? Разве я виноват? – Теперь, когда ты умер и убедился, что жизнь не заканчивается со смертью, теперь, когда ты знаешь, что такое пекло, когда ты знаешь, что кроме него есть еще какой-то иной, незнакомый тебе мир, когда ты знаешь, что в этом мире есть я и мой Бог, неужели ты не можешь поверить, что Бог примет тебя здесь такого, какой ты есть? – Не знаю. Не знаю… – Что тебя смущает? – Тебе легко говорить, – ответил он, – ты с дет­ ства верил в Бога. Ты совершал поступки с Его именем на устах. Ты сочинял для Него песни. Может быть, у вас с Ним какие-то особые отношения? А я? Я простой человек… – Чудак! Если у меня с Богом особые отношения, то неужели я не замолвлю за тебя словечко, если обещаю? – Правда?! В его голосе слышалась надежда. – Конечно. Только – знаешь что? – Что? – спросил он. – Я думаю, что это тебе придется замолвить за меня словечко перед Богом. – 269 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Почему? – удивился он. – Потому что Божий избранник – это ты. – Откуда ты знаешь? – Потому что избран каждый из нас! Впрочем, кажется, я уже говорил тебе об этом. Разве нет? – Говорил, – грустно подтвердил голос, – только вот мне как-то нелегко в это поверить. Я ведь ничего в своей жизни не совершал. Что же это за избрание такое? – Достаточно того, что ты жил. – Просто жил? – Просто жил. Неужели ты в самом деле думаешь, что жизнь не имеет смысла? – Не знаю... Мне надо подумать. – Думай, – сказал я, – у нас еще есть время. Мне кажется, ты сможешь. – Ты так думаешь? – с надеждой спросил голос. – Я уверен в этом! – Спасибо... Мы опять помолчали. – Знаешь, Давид, ты ведь так и не рассказал мне, чем закончился твой концерт у царя. Я рассмеялся. – Ты еще помнишь об этом? – Конечно, – ответил голос, – мне очень интересно. – 270 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Саул хотел проткнуть меня копьем. – Опять?! – Опять. Но это было уже в последний раз. Я убежал от него. – Странно, – сказал мой собеседник, – раньше ты не убегал. Он ведь уже не впервые бросал в тебя копьем. Что-то изменилось? – Очень многое. – Что же? – Во-первых, раньше Саул делал это под влиянием болезни, помутнения сознания. Во время приступа он хватал все, что было под рукой, и швырял это в музыканта или в кого-нибудь другого. Было ли это копье или чаша – не так важно. Когда больной человек что-то бросает в тебя, нетрудно увернуться. – А теперь? – А теперь он хотел убить меня сознательно. Саул инсценировал приступ. И пока я играл, он пошел на меня с копьем, чтобы ударить и убить наверняка. Он не бросал в меня копье. И это было уже серьезно. – Но ты сказал «во-первых», значит, было и во-вторых? – Было, – подтвердил я, – во-вторых, я понял, что все это уже не имеет больше никакого смысла. Я устал. Я видел, что Саул ждет любого случая, – 271 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ чтобы расправиться со мной. Я понял, что уже хватит. И что уже пора. – Что хватит? Что пора? – Хватит завоевывать доверие Саула. Я понял, что я не могу это сделать. А пора… Пора что-то делать. Терпение мое подходило к концу. Ведь не для этого же, в самом деле, я был помазан Самуилом, побеждал Голиафа, резал филистимлян! – А для чего? – Чтобы самому быть царем. – Что?! – Да-да, именно так. К этому времени у меня уже не было сомнений в том, что я должен стать во главе моего народа. Я был не просто умнее, хитрее или удачливее Саула. И это было, но не это было главным. Я нес в себе мой мир, мир, который был лучше того, что окружал меня. И этим своим миром я хотел осчастливить всех. За время моего пребывания во дворце я понял, что мой мир никого там не интересовал. Саулу не были нужны мои советы. Все мои попытки говорить с ним по государственным вопросам упирались в стену непонимания. У него уже были советники. У него было свое представление о том, как все должно быть. Нам было не по пути… К этому времени я уже был так популярен в народе и армии, что решил: мое время приходит. – 272 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Не может быть, думал я тогда, что я призван Богом сюда, в Гиву, чтобы играть больному царю на арфе. И я решил действовать… – Ну, ты даешь! – произнес голос с нотками восхищения. – И что же ты предпринял? – Уехал. – Куда? Домой, к родителям? – Ну нет, я же уже говорил тебе, что сдержал свое обещание не возвращаться туда никогда. Я уехал к Самуилу, в Раму. – К Самуилу? – Ну да, к тому самому пророку, что когда-то помазал меня елеем. Помнишь? – Да. А зачем ты уехал к нему? – Об этом я тебе обязательно расскажу, только чуть позже. – Почему? – Потому что сначала, убежав от Саула, я пришел к жене… Мелхола не ждала меня. – Давид? Я не ждала тебя так рано… Она хотела обнять меня, но я мягко отстранил ее. – Прости, мне некогда. Я прошел в комнату и начал собирать свои вещи. – 273 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ты уезжаешь? – удивилась жена. – Да, – коротко ответил я. – Сейчас? Ночью? – Твой отец хотел убить меня! Жена ахнула. – Как убить? У него был приступ? – Нет, Мелхола, он хотел убить меня сознательно. Только сделал вид, что ему нездоровится. Хотел насадить меня на свое копье, как бабочку на иглу. Я убежал. – Убежал?! – испугалась жена. – Все так плохо? – Хуже, чем ты думаешь, – очень серьезно ответил я. – Не удивлюсь, если Саул уже послал за мной стражу. Они могут быть тут с минуты на минуту. Мне надо торопиться! – Но ты уверен? – спросила жена. – Может быть, тебе только показалось? Ты же знаешь отца: посердится и перестанет… Я перестал складывать вещи и внимательно посмотрел на жену. – Нет, Мелхола, на этот раз все серьезно. Мне надо уезжать. – Куда? – Пока не знаю. Но чем дальше от Гивы, тем лучше. Это точно. – Хорошо, Давид, – сказала Мелхола. Казалось, она совсем оправилась от шока, – я поеду с тобой. – 274 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Жена направилась к выходу. – Нет, любимая, – остановил я ее, – это невозможно. Я еду один. – Почему? А как же я? Я ведь твоя жена! – Мелхола смотрела на меня в растерянности. Я подошел и обнял ее за плечи. – Да, Мелхола, ты моя жена, и не просто жена, но любимая. Плоть от плоти. И потому ты останешься. Ты нужна мне здесь. – Зачем? – удивилась жена. – Разве я не должна следовать за тобой? – Ты нужна мне здесь, потому что мне нужно знать, что замышляет Саул. – Но отец знает, что я люблю тебя. Разве он будет делиться со мной своими планами? Давай я лучше поеду с тобой, Давид! – Нет, Мелхола, – сказал я, – это невозможно. Я еще не знаю, куда я пойду. Мне нужно время, чтобы хорошо все обдумать. А ты должна остаться здесь. Но я обязательно вернусь к тебе. – Ты приедешь за мной? Ты заберешь меня отсюда? – Нет, любимая, я просто вернусь. – Но… Я не дал жене договорить. – Скажешь отцу, что я угрожал убить тебя, если бы ты не помогла мне бежать. Он поверит. – 275 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А если нет? Я задумался. Зная подозрительность Саула, я легко мог предположить, что он не поверит своей дочери. Что же делать? Ответ пришел быстро. – Тогда мы должны сделать вид, что мы боролись. И я избил тебя. – Ты шутишь? – растерянно рассмеялась Мелхола. – Мне не до шуток, любимая, – нежно сказал я. – Ты должна мне помочь. Я привлек жену к себе и поцеловал ее. – Чем я могу помочь тебе, Давид? – Верить, – ответил я, – верить, что все, что я делаю, я делаю ради нашего блага. – Я верю. Это хорошо, подумал я, но не это сейчас главное. Главным сейчас было заставить поверить Саула, что Мелхола на его стороне. Я должен был ударить свою жену. Ударить сильно. Но как? Мелхола крепко обнимала меня. В это время в дверь постучали. – Кто это? – встрепенулась жена. – Ты когонибудь ждешь? Она вопросительно посмотрела на меня. Я покачал головой. – 276 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет, – сказал я, – но я догадываюсь, кто это может быть. Это стража. Пойди спроси, кто там, но не открывай ни за что на свете. Жена кивнула и спустилась вниз. Я слышал, как она разговаривает с кем-то за дверью, но слов разобрать не мог. Через минуту Мелхола вернулась. Я как раз успел бросить в дорожный мешок последние вещи. – Это стража. Саул приказал сторожить наш дом. Говорят, в городе появились разбойники. Стража останется у ворот до утра. – Они не просились в дом? – Нет, – ответила жена, – а зачем? Они ведь должны охранять нас. Ты ничего не напутал? Я покачал головой. – А не спрашивали они, дома ли я? – Да, я сказала, что ты спишь. – А они? – Обрадовались. Сказали: значит, будешь в безопасности. – Ясно, пошли докладывать царю. И знаешь, что сделает твой отец? – Нет… – Пришлет сюда своих верных псов, чтобы увезти меня во дворец, в каземат, или убить прямо на месте, на твоих глазах. – 277 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не может быть! – Может. – Но, Давид, тогда ты должен бежать. Немедленно! Я не хочу терять тебя! – Да, любимая… Я понял, что придется изменить план. Нужно было выиграть время, чтобы успеть скрыться из города. Ссадина или царапина на лице Мелхолы как свидетельство моих угроз уже не обязательна. Я решил, что Саулу хватит и большого синяка на руке или плече. – Мне пора, любимая, – сказал я и поцеловал жену. – Я буду ждать тебя, Давид! – ответила она. – Но как же ты пойдешь? У двери стража. – Да. И ты должна помочь мне. – Хорошо, – согласилась жена. – А как? – Ты должна сделать четыре вещи, – сказал я, – слушай и запоминай. Жена кивнула. – Сначала я ударю тебя… – начал я. – Давид?! – Да, любимая, так надо, чтобы твой отец поверил тебе. – И ты сможешь поднять на меня руку? – удивилась жена. Я с трудом сдержал усмешку. – 278 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Так надо, любимая! Потом ты должна будешь помочь мне спуститься из окна по веревке… – Но у нас нет веревки! – Тогда по покрывалу, – мне некогда было спорить с женой, – а когда к тебе постучат… – Кто? – От Саула… Скажешь, что я болен и сплю. В дом не пускай. Пусть опять идут к царю. Мне нужно время, чтобы скрыться. Если потом придут и захотят посмотреть на меня – покажи им постель, положи на нее что-нибудь. Короче, тяни время, любовь моя! – Хорошо, Давид! – А Саулу скажи, что я ударил тебя. Покажешь ему синяк или ссадину. Он поверит. Мне очень нужно, чтобы он доверял тебе. Все. Мне пора. Мы поцеловались. – Прощай, любимый мой, – сказала Мелхола, – я буду ждать тебя. – Прощай, любимая, – сказал я и без пред­ упреждения ударил жену кулаком в плечо. Я бил сильно, чтобы на месте удара остался здоровенный синяк. Но результат превзошел все мои ожидания. Мелхола отлетела в сторону и упала на пол, до крови ободрав ногу. – Ты что? – закричала жена. – Больно! Я приложил палец к губам. – 279 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Тихо! Так надо. Я помог жене подняться. Глаза ее были полны слез. – Ты смог ударить меня? Я не могу поверить в это! Этого не может быть! Я сунул ей в руки конец покрывала. – Держи крепче. Намотай на руку. Упрись хорошенько ногами в стену! Прощай. Через пару секунд мою черную тень поглотила беззвездная ночь… – 280 – 11 – Тебе не жалко ее? – спросил мой невидимый собеседник. – Кого? – не понял я. – Твою жену, Мелхолу? – ответил он. Я задумался. – Ты хочешь знать, что я чувствовал тогда или сейчас? – А что, есть разница? – Очень большая. – Почему? Ты так сильно изменился? – Видишь ли, – сказал я, – дело не в том, как меняется человек. Дело в том, что человек всегда остается человеком. – Объясни... – Так уж устроен человек, что он всегда и при любых обстоятельствах оправдывает себя. Сознательно или бессознательно. Когда мы делаем что-то плохое, постыдное, мы всегда находим тысячу причин, по которым мы якобы не могли поступить иначе. Не замечал? – Да, – задумчиво проговорил мой собеседник, – замечал. Так оно и есть. И что из этого следует? – 281 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А задумывался ли ты над тем, что лежит в основе этого механизма? Почему мы оправдываем и защищаем себя? – Не знаю, – сказал голос, – не задумывался. Может быть, инстинкт самосохранения? – Может быть, но давай скажем проще – страх. Человек защищает себя тогда, когда он боится. Неважно, сознает ли он свой страх или нет. Согласен? – Наверное… – неуверенно ответил мой собеседник. – Возьмем одну и ту же ситуацию, например предательство, совершенное при одних и тех же обстоятельствах. В случае, когда предателем буду я сам, и в случае, когда предаст кто-то другой, незнакомый, восприятие самого факта предательства будет очень разным. Не так ли? – Так, – ответил голос, – но ведь совесть все равно мучит… – Подожди, – попросил я и продолжил. – Итак, в первом случае в нас тут же начинает говорить адвокат, который защищает нас от обвинителя, тоже присутствующего в нас. А во втором случае, когда предатель кто-то иной, не я, адвокат нам уже не требуется. Наш обвинитель осуждает человека на всю катушку. – Хорошо, – сказал мой невидимый собеседник, – пусть все так и есть. Но к чему ты мне это рассказываешь? Я ведь только спросил… – 282 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – К тому, что и адвокат, и обвинитель – это две стороны одного и того же чувства – чувства страха. Страх руководит всем судебным процессом… – Страх?! – удивился мой собеседник. – Страх, – подтвердил я. – А я думал, это совесть обвиняет меня в моих беззакониях и преступлениях. – Совесть – это голос Бога, звучащий в наших сердцах. Он никогда не обвиняет нас. Он всегда предлагает и помогает нам сделать чтото, чтобы исправить положение, возместить тот ущерб, что был нанесен кому-то, а иногда и нам самим, в результате наших преступных действий. – Как это? – спросил голос. – Предположим, ты кого-то отравил. Неважно, сознательно или нечаянно. Совесть предложит тебе дать человеку противоядие, оказать ему медицинскую помощь или, если уже слишком поздно, понести наказание, соответствующее тяжести преступления. А страх будет обвинять тебя, доказывая, что тебе нет и не может быть прощения, или оправдывать, доказывая, что ты ничего особенного не совершил. Мол, жертва сама виновата. К сожалению, очень часто люди так увлекаются спором между обвинителем и – 283 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ защитником, что совсем не слышат голоса совести. – Ты приводишь какой-то кровавый пример, Давид. Нельзя ли что-то попроще, ближе к жизни? А то у меня мороз по коже. – Прости. Я попробую. Предположим, тебе дали деньги, чтобы ты раздал их нуждающимся людям, а ты использовал их на свои собственные нужды. Допустим, на украшения и наряды. Что тебе предложит совесть? – Возместить ущерб. – Правильно. А страх? А страх будет говорить, что все это ерунда, ты ведь тоже «нуждающийся», или, наоборот, что страшнее преступления просто нет. И что бы ты ни делал, как бы ни старался возместить ущерб – все бесполезно. Ты пропал... – Знаешь, – сказал мой собеседник, – я согласен с тобой, что страх защищает, но почему страх обвиняет и судит нас? Разве это естественно? Ведь мы боимся наказания. – Боимся. Но это ничего не значит. Все дело в том, что сам механизм осуждения основан на страхе. Наша совесть никого не судит. Ни себя, ни других людей. Судит страх. И чем больше в нас страха, тем суровее суд. – Ну, с другими людьми я еще могу понять, – сказал голос, – допустим, все так и есть. Чем сильнее – 284 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М я боюсь, тем строже сужу. Но я-то тут при чем? Разве мы боимся себя? – Когда человек не боится ни себя, ни других – он живет в радости. Он радуется всему, что происходит в его жизни. Он свободен. Он любит. Да, да, это так и есть. Потому что именно страх убивает и свободу, и любовь. Но стоит страху поселиться в нас – мы начинаем судить. Сначала других. Потом себя, потому что мы боимся, что другие осудят нас строже. Мы так сильно боимся осуждения со стороны, что готовы приговорить себя к высшей мере наказания за случайно разбитую чашку. Я сделал небольшую паузу, чтобы мой собеседник перевел дух. Потом продолжил: – Конечно, нам становится тяжело. Трудно жить с грузом вины. Но мы виним в этом не себя. Мы виним людей вокруг, потому что нам кажется, что если бы они были немного добрее и не судили нас так строго, то и нам бы не пришлось судить так строго самих себя. Самое смешное или грустное: при этом мы забываем, что смотрим на людей своими глазами, то есть судим о них по себе. И если бы мы сами стали чуть добрее, то и люди вокруг нас были бы гораздо добрее. – М-да… – сказал голос. – Правильно ли я понял, что я нахожусь здесь только потому, что боюсь? – 285 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Думаю, что так оно и есть, – ответил я. Мы помолчали. – Кстати, – сказал я, – страх мешает нам видеть реальность. Видеть мир таким, каков он есть на самом деле. Страх не дает нам видеть доброе и хорошее. И не только в людях, но и в Боге. Там, где царит страх, Бога нет. Там вообще ничего нет. – А зачем ты мне все это рассказывал? Я ведь спросил тебя, не было ли тебе жалко жену? Только и всего. – А я пытался тебе объяснить это. – Как это? – В то время, когда происходили все эти события, мной руководил страх. Я боялся. Я защищался. Мне некогда было думать о таких мелочах, как переживания другого человека. Тем более что своими действиями я защищал жену. Так мне тогда казалось. – А сейчас? – спросил мой невидимый собеседник. – А сейчас я ничего не боюсь. – Совсем? – удивился он. – Совсем, – твердо ответил я. Собеседник вздохнул. – Тогда легко тебе все это говорить, Давид. Впрочем, за твоими плечами столько всего, что тебя уже ничем не испугать… – 286 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Нет, – ответил я, – я не боюсь, потому что я здесь. И я здесь, потому что не побоялся прийти сюда. А совсем не потому, что многое пережил. За моими плечами ровно столько, сколько и за твоими. – Ну уж нет, я не убивал! – Разве? Что ж, тогда ты счастливый человек. – Это точно... – Не сказал бы, твой голос не кажется мне счастливым. Да и место ты себе выбрал… – Ой! – воскликнул он. – Я же совсем забыл! – Что забыл? – Все, все на свете я тут с тобой забыл! Господи, сколько же времени прошло? Это ж надо так заболтаться! Все! Теперь мне конец! Я грустно улыбнулся. – Нет, друг мой, это совсем не конец. Ты только подходишь к началу… – Прости! – крикнул он. – Мне надо бежать… Я не стал его удерживать. Зачем? Я задумался. Было ли мне жалко Мелхолу? Наверное, нет. По крайней мере, пока я шел в Раму, я ни разу не вспомнил о ней. Некогда мне было. Я был слишком занят мыслями о том, что именно и как я расскажу Самуилу… – 287 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Самуил! Старик никак не отозвался на мои слова. Он продолжал сидеть в своем огромном, как трон, кресле. Подбородок его касался груди, глаза были закрыты. Может быть, он спит? Мне не хотелось будить его, но и сил ждать, пока старик проснется, у меня тоже не было. В нерешительности я топтался перед дремлющим Самуилом. – Самуил! – опять позвал я. Но не очень громко, чтобы не потревожить его сон, если он глубок. Самуил не шевельнулся. «Ладно, – подумал я, – подожду». От нечего делать я стал осматривать внутреннее убранство покоев величайшего пророка. Ничего особенного… – Кто ты? Я вздрогнул. Голос, который произнес эти слова, был совсем не старческий и уж никак не сонный. Я оглянулся. В кресле никого не было. Я снова оглянулся, пытаясь понять, куда же исчез Самуил. И тут же наткнулся на самого пророка, стоящего за моей спиной. – Самуил! – обрадовался я и склонился в по­ клоне, демонстрируя глубокое почтение. – Кто ты? – грозно повторил Самуил. – 288 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я выпрямился. – Я Давид, – представился я, – сын Иессея из Вифлеема. Неужели ты не помнишь меня? Самуил ничего не ответил. Он смотрел прямо на меня, но я не мог понять, разглядывает ли он мое лицо или смотрит куда-то сквозь меня. – Однажды ты помазал мою голову елеем и сказал… – Я все помню! – строго прервал старик. – Зачем пришел? Он был неласков, и это насторожило меня. Что это он? Вроде бы ему я ничего плохого не сделал. – Я – Давид, – повторил я, – победитель Голиафа, гроза филистимлян, зять Саула. Думаю, ты слышал обо мне. – Да… Он махнул рукой, развернулся и пошел к двери. – Куда ты? – не понял я. Самуил ничего не ответил. Он вышел из комнаты. Я последовал за ним. Мы прошли по узкому коридору и остановились на пороге совсем маленькой комнатушки. В ней почти не было мебели. Старик вошел в нее и тяжело опустился на стул. Я вошел следом. – Я знаю, кто ты и зачем пришел ко мне. Мог бы и не представляться… – 289 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Но ты ведь сам спросил меня, – напомнил я ему. – Я спрашивал не об этом, – сказал Самуил и замер на стуле. Его глаза были открыты, но сам он как будто уснул. – А о чем? – поинтересовался я. – Ты ведь спросил, кто я. Что же это еще может значить? Старик молчал. Я пожал плечами. Не хочет говорить – не надо. – Я пришел, чтобы просить твоего совета, Самуил. Я проделал долгий путь. Пожалуйста, выслушай меня! – Я спросил тебя, кто ты, потому что хотел узнать, что ты думаешь о себе. Иногда люди недооценивают себя. А иногда – переоценивают. – Ах, в этом смысле, – рассмеялся я, – ну, тогда ко всему перечисленному я могу добавить, что я будущий царь. Старик ничего не ответил. – Теперь ты доволен моим ответом? – спросил я его. – Ты сказал больше, чем следовало, – ответил старик, – но это твое дело. Так чего же ты хочешь от меня? – Я хочу, чтобы ты помог мне. – 290 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – В чем? – Когда-то ты пообещал мне, простому деревенскому пареньку, что я буду велик. Я думаю, что уже пришла пора. – Нет, – спокойно сказал старик. – Что «нет»? – уточнил я, – не пришла пора или ты не поможешь мне? – Нет – это значит, что не пришла пора и что я не стану помогать тебе в том, чего ты просишь от меня. Но я могу помочь тебе в другом. – В чем же? – поинтересовался я. – Я не могу помочь тебе стать царем, но я могу помочь тебе стать человеком. Великим человеком. Я не очень понял, в чем разница и что именно предлагал мне Самуил. Зато я хорошо понял, что он не хочет помогать мне. Этого я не ожидал. – Я уже человек, – сказал я, – и притом великий человек. Конечно, у меня нет такого авторитета, как у тебя, но зато у меня есть слава военачальника и любовь народа. У меня есть имя, которое знают не только у нас. И Бог во всем со мной. И если бы мы с тобой объединились… – Нет, – сказал Самуил строго. Я решил сменить тактику. – 291 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Я знаю, что ты помазал Саула на царство. И тебе неудобно идти против своего избранника. – Его избрал Бог! – произнес Самуил. – Да, да, конечно, – поспешно подхватил я, – но ведь ты помазал и меня. Разве нет? Почему же ты идешь против другого своего избранника? Ведь меня тоже избрал Бог! – Да, – сказал Самуил, – Бог избрал тебя. Именно поэтому я готов помочь тебе. Я удивился. Только что он говорил, что не хочет мне помогать... – Погоди, ты передумал? Ты же сказал, что не хочешь помочь мне занять трон, – уточнил я. Самуил покачал головой. – Ты ничего не понял, – сказал он, – твое предназначение иное. И твое царство – не это… – Что значит – не это? – еще больше удивился я. – Я не знаю никакого иного царства, где я мог бы стать царем. Да и не хочу я искать никакого другого царства. Я займу трон Саула! Старик странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. – С твоей ли помощью или без, но я буду царем! – твердо сказал я. Я думал, что важно показать Самуилу мою решимость. И то, что я не отступлю ни при каких обстоятельствах. Может быть, он просто боится Саула? – 292 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Я знал, что ты далеко пойдешь, – словно про себя проворчал старик. Мы помолчали. «Да, – решил я, – он просто боится Саула. Боится, что я один. Я должен убедить его». – Так что? Ты со мной? Если ты думаешь, что я один, то можешь быть спокоен. У меня есть войско. Люди, преданные мне. Готовые идти за мной до конца. Со мной сын царя и его дочь. У меня есть все необходимое. Не хватает только тебя. – Зачем я тебе, если у тебя есть все? – Ты должен объявить народу, что Бог избрал меня. Что Саул больше не царь. Что Бог отвернулся от него. Что Бог хочет видеть царем меня. Разве это не так? Ты просто должен объявить народу правду! Самуил покачал головой. – Стар я стал, – сказал он, – это вам, молодым, воевать еще не надоело, а мне уже пора о душе подумать. «Хитрит старик, – подумал я. – Неужели он на стороне Саула?» Нет, не может этого быть. За все время моего пребывания в Гиве Самуил ни разу не приезжал туда. Да и Саул не выезжал в Раму. Конечно, они могли общаться и на расстоянии, но я слышал, что у Самуила и Саула появились разногласия. Неужели я ошибся? Я ведь рассчитывал, что Самуил под­держит меня. – 293 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я начинал нервничать. Там, в моем мире, все было проще. После нашего разговора Самуил, разгневанный всеми беззакониями Саула, отправлялся в Гиву, где публично объявлял, что Бог отверг Саула и не хочет видеть его более царем. А новым царем Бог избрал меня… Крики «ура», аплодисменты, цветы. Покаяние Саула. Публичная казнь Авенира… Ах, как хороши были эти картины! И вот все рухнуло. Проклятый старик! Что же мне теперь делать? Саул просто убьет меня! – Что, – спросил он, – страшно? Я действительно испугался. – Пойдем со мной, – сказал старик, – я отправляюсь в Навафу. У меня там будет молитвенная встреча. Если хочешь, можешь быть с нами. Я замотал головой. Какая молитвенная встреча? Мне нужно было думать, что теперь делать. Куда бежать? Самуил поднялся и, взяв меня крепкой рукой за плечо, подтолкнул к выходу. – Пойдем, – в его голосе уже не было суровости, – отдохнешь, переведешь дух. А то вон как тебя всего трясет, готов за меч хвататься. Да оно и понятно, при царе ведь состоишь… Я не очень понял, о чем говорил Самуил, но его предложение передохнуть и провести несколько дней вдали от Саула и Гивы показалось мне заманчивым. Я кивнул. – 294 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Хорошо, я поеду с тобой. – Вот и славно, – сказал старик, – у нас будет время поговорить. И про царей, и про великих людей… Поехали! Из дома великого пророка мы вышли вместе. На улице ярко светило солнце… – Так помог тебе пророк? – голос возник неожиданно. – Рад слышать тебя, – сказал я. – Я тоже, Давид… – Тяжело было? – спросил я. Он вздохнул. – Знаешь, я не хочу об этом. Не хочу терять драгоценное время. Лучше расскажи мне про Самуила. Он помог тебе? – Помог, – ответил я, – только не так, как я ожидал. – А как? – Я хотел бы рассказать тебе об этом позже, – ответил я. – Почему? – Потому что в то время мне казалось, что он никак мне не помог. Я был разочарован и убежал от него. – Убежал? Вы ведь собирались куда-то вместе… – Да, мы действительно поехали вместе в Навафу, где Самуил проводил молитвенную встречу. Там собралось – 295 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ огромное количество народа. Самые разные люди. И все они пророчествовали. Вообще-то было интересно, только мне тогда было не до того. Я искал выход из сложившейся ситуации. – Ты сказал, они пророчествовали. Предсказывали будущее? – Нет. Не обязательно. Я же тебе говорил, что пророк – это не предсказатель. Пророк говорит то, что хочет сказать людям Бог. – И о чем же все эти люди говорили? – О разном. О Боге, о любви, о том, к чему Бог призывает человека и как счастливо и хорошо мы могли бы жить, если бы слушали Бога. Примерно так. – А ты? – А мне казалось, что все это пустые разговоры. Атмосфера там была очень хорошая. Знаешь, такая всеобщая любовь и братство. Я действительно отдохнул там душой и сердцем, но мой мозг непрестанно искал выход из сложившегося положения. – И долго ты там пробыл? – Пока туда не приехал Саул. – Саул?! Зачем? – Он охотился за мной. Прислал сначала своих слуг, потом приехал сам. – А ты? – А я убежал в Гиву… – 296 – 12 – Как я рад тебя видеть, Давид! Ионафан наконец выпустил меня из своих объятий, и я смог свободно вздохнуть. – Я так соскучился! – добавил мой друг. – Я тоже, –ответил я, – очень. – Тогда, может быть, я помою тебя? Ты ведь с дороги? – Да, но мыться не хочу. – Тебе не нравится, когда я мою тебя? – обиделся наследник. Я укоризненно посмотрел на Ионафана. – Слушай, как ты можешь такое говорить? Ты ведь отлично знаешь, как я люблю тебя. Ты знаешь, как я ценю нашу дружбу и все, что ты делаешь для меня. – Знаю. – И вот теперь, в тот момент, когда мне угрожает смертельная опасность, ты озабочен только тем, что мне не хочется мыться! А моя жизнь тебя не волнует?! Последние слова я выкрикнул прямо в лицо наследнику. – 297 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Прости, – испугался он, – я не знал, что все так плохо. А ты уверен, что твоей жизни угрожает опасность? – Уверен! – ответил я. – Еще как уверен. Саул хотел убить меня прямо во дворце. Я бежал. Он послал своих слуг в мой дом. Я бежал и оттуда. Он послал за мной в Раму. А потом приехал туда сам… – В Раму? – удивился Ионафан. – А что ты делал в Раме? – Я ездил к Самуилу. На молитвенную встречу. – На молитвенную встречу? – еще больше удивился мой друг. – Зачем? Ты ведь никогда… Я перебил его. – Мне надо было отдохнуть, помолиться, прийти в себя. Думаешь, легко быть дичью, за которой гонятся охотники? – По-моему, ты преувеличиваешь, – сказал Ионафан. – Да? – резко возразил я. – А зачем это Саул поехал в Раму? Если не за мной, конечно. Ионафан пожал плечами. – Я думал, что, пока я отдохну и приду в себя, у твоего отца тоже будет время прийти в себя. Но нет, он так гневается на меня, что даже не захотел дождаться моего возвращения… – 298 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не знаю, – задумчиво сказал Ионафан, – я виделся с ним перед отъездом. Я не спрашивал его, зачем он едет в Раму, но он ни слова не сказал мне про тебя. И это странно. Он ведь во всем советуется со мной. Помнишь, мы даже обсуждали с ним, как лучше убить тебя. А тут – ни слова… Я не думаю, что он ездил за тобой. – Это ничего не значит. Вернее, это значит только одно: твой отец узнал про наши отношения. – Что?! – испугался Ионафан. – Откуда? – Какая разница? – спросил я. – Очевидно одно – он уже не доверяет тебе. – Нет. Этого не может быть. Мы хорошо с ним говорили, – я видел, что Ионафану совсем не хочется верить в подобное предположение. – Нет. Он ни в чем не упрекнул меня… – Он это сделает позже, – иронично ответил я, – но сначала убьет меня. – Нет, Давид! Зачем ты говоришь так? Ты ранишь мое сердце! – Это правда, Ионафан, – ответил я, – суровая, но правда. – Что же нам делать? – растерялся наследник. – Может быть, уедем вдвоем? – Нет, – сказал я, – если кому и придется уехать, то только мне. Ты останешься при отце. – 299 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Но, Давид, я не могу жить без тебя! – Придется, – строго сказал я, – до тех пор, пока моя жизнь под угрозой. Кто еще сможет защитить меня, если не ты? Ты нужен мне здесь. Ионафан тяжело вздохнул и опустил голову. Я похлопал его по плечу. – Не грусти. Мне тоже тяжело. Но я вернусь, обещаю тебе! – Правда? – он посмотрел на меня с надеждой. – Правда, – сказал я, – я ведь тоже не могу без тебя. – Давид! Ионафан хотел обнять меня, но я остановил его. – А может быть, тебе не надо уезжать? Может быть, отец успокоился? – торопливо спросил наследник. – Откуда ты знаешь? – А вот это как раз ты и должен узнать, – ответил я. – Хорошо, – обрадовался он, – я поговорю с ним. Он ведь сегодня возвращается из Рамы. – Нет, – сказал я, – если твой отец знает о нас или даже просто подозревает, то он не будет с тобой откровенен. Мы сделаем по-другому. – Как? – 300 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Завтра пир. Я там должен присутствовать. Ты скажешь царю, что я отпросился у тебя в Вифлеем, мол, семейные дела. Посмотришь на реакцию отца. Если он никак не отреагирует, значит, успокоился и я могу не уезжать. А если разгневается – точно, ищет моей смерти. – Хорошо, – сказал Ионафан, – я сделаю все, как ты хочешь. Я кивнул. Мне было важно знать, есть ли у меня хоть малейший шанс на примирение с царем. Впрочем, я хорошо понимал: если Саулу стало известно, зачем я приезжал в Раму и о чем говорил с Самуилом, то шансов у меня нет никаких. Царь не успокоится, пока не убьет меня. Знает или не знает? Вот что мучило меня. – Как ты дашь мне знать о реакции царя? – спросил я Ионафана. – Я не могу оставаться дома или у тебя. Мне надо спрятаться. – Конечно, – сказал наследник, – поедем за город. Найдем тебе укрытие, договоримся о деталях. К тому же мы давно не были с тобой на природе… Я вздохнул. Каждому свое. У него только одно на уме. – Ладно, – сказал я, – поедем. Но помни, речь идет о моей жизни! – Помню, помню, – обрадовался Ионафан, – я сделаю все, как ты просишь… – 301 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Сделал? – спросил голос. – Сделал, – ответил я, – сделал все, как я просил. – И что Саул? – Разгневался. И еще как. Он даже бросил копье в Ионафана. – Копье?! – изумился мой собеседник. – В наследника? – Я думаю, что кто-то все-таки донес Саулу и о наших отношениях с Ионафаном, и о том, зачем я ездил в Раму, и о нашей встрече после моего возвращения из Рамы. Саул подозревал сына в сговоре со мной. Но это было не так важно. Важно было то, что я был обречен. Теперь в этом не было никаких сомнений. Ни у кого. – И что же было дальше? – Я стоял на пороге моей новой, уже третьей по счету жизни. Но прежде чем я вошел в нее, мне предстояло проститься со старой… – Как? – Я простился с Ионафаном… – Давид! – Ионафан! Мы бросились в объятья друг другу и некоторое время страстно целовались. Наши руки скользили по телам, словно пытаясь навсегда насытиться – 302 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М их теплом или сохранить в памяти это ощущение близости. Мы не могли оторваться друг от друга. Почему? Наверное, потому что там, впереди, нас ждала новая, еще не изведанная жизнь. Нам было страшно. Наконец мы обессиленно откинулись на траву. Я посмотрел в небо. Голубой простор пугал своей бездонностью. – Нет, Давид! – попросил меня Ионафан. – Пожалуйста, не оставляй меня здесь одного! – Ты не один, – напомнил я ему, – у тебя есть семья. – У тебя тоже, – беззлобно огрызнулся мой друг. Мы улыбнулись. – Нет, Ионафан, – начал я объяснять наследнику, – я не могу взять тебя с собой. – Почему? – спросил он. – Куда ты идешь? – Еще не знаю, – ответил я, – все так быстро произошло. Мне надо подумать. – Может быть, пойдешь домой, к родителям? – спросил Ионафан. – Или скроешься где-то? Мы могли бы вместе… Я едва не рассмеялся. Нет, мой друг, я не пойду домой и не собираюсь нигде скрываться. И мы не можем идти вместе. Потому что ты нужен мне здесь. А еще потому, что я пойду в Геф, к царю – 303 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ филистимлян. Вот кто поможет мне занять причитающийся мне трон… – Нет, мы не можем вместе, – рассудительно и печально сказал я. – Если ты исчезнешь сейчас вместе со мной, царь не простит этого ни тебе, ни мне. Он, конечно, сердит на тебя, но это пройдет. Он успокоится. Тем более что ты будешь помогать царю искать меня. Ионафан возмутился: – Давид, я же твой друг! Как ты можешь? Я улыбнулся. – А как иначе я узнаю, что замышляет Саул? Тебе придется не просто вернуться к отцу и просить у него прощения, но и войти к нему в доверие. Объяснишь ему со временем, что ты раскаиваешься. Ну, и все в таком роде. – Мне совсем не хочется просить прощения у отца, – задумчиво произнес Ионафан. – Особенно после того, как он чуть не убил меня. Но если ты просишь меня об этом… – Да, прошу. Очень прошу. Сделай это ради нас. Ради нашей дружбы. – Хорошо, – сказал Ионафан, – ради тебя я готов сделать все, что угодно. – Спасибо, ты мне очень поможешь. Вернее, нам. Потому что все, что я собираюсь делать, я буду делать ради нас. – 304 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А что ты собираешься делать? – Еще не знаю. Мне надо подумать. – Потом расскажешь? – Конечно. У меня ведь нет от тебя секретов. Мы помолчали. Я понимал, что пришло время расставаться. Нужно было идти – впереди меня ждал далекий путь. – Мне пора, – сказал я и заплакал. Слезы текли по моему лицу, но я и не думал вытирать их. Наоборот, я плакал все сильнее. – О, Давид! – глядя на меня, залился слезами и Ионафан. Мы лежали на траве, взявшись за руки, смотрели друг на друга и тихо плакали. Я не знаю, почему плакал Ионафан. Наверное, ему было тяжело прощаться с любимым человеком. Но зато я хорошо понимал причину своих слез. Я прощался с моей второй жизнью. Прощался с неосуществленными планами, с несостоявшимися надеждами и рухнувшими мечтами. Прощался со всем, во что я вложил столько сил, ради чего убивал, обманывал, предавал, хитрил, терпел. И плач мой становился все сильнее. Тяжелые слезы текли по моим щекам. – 305 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Давид! – Ионафан пытался утешить меня. – Как ты любишь меня! Не плачь... Все будет хорошо. Я с тобой! Меня начало трясти. Все, все рухнуло! Все надо начинать с самого начала! – О, мой Давид, – шептал Ионафан, – клянусь тебе, ради тебя я готов на все. Я все никак не мог успокоиться. – Помнишь, я предложил тебе царство? – спросил Ионафан. – Когда я стану царем, я отдам его тебе! Обещаю! Моему другу очень хотелось утешить меня. Я горько улыбнулся. Нет, Ионафан, я не намерен ждать так долго. Мое время придет гораздо раньше. – Да, Ионафан, я все помню. Спасибо. Но помни и ты то, что я сказал тебе когда-то: мне ничего от тебя не нужно. Я делаю все это не ради власти, славы или наград, но ради нас и нашей дружбы. Ради нашей любви. – Мой Давид... – Ионафан был очень растроган. Я поднялся с земли. – Мне пора. – Нет! – вскричал мой друг. – Не уходи! Остань­ся! – 306 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Мне пора, – повторил я, – я должен идти. Но я скоро вернусь. Я действительно собирался скоро вернуться. Я был уверен, что Анхус, царь Гефа, не откажется помочь мне получить царский трон. Ионафан тоже поднялся. Мы крепко обнялись и поцеловались на прощание. – Если царь убьет меня, – сказал я, – обещай, что с моей семьей ничего не случится. – Обещаю! – торжественно сказал Ионафан. – Благодарю тебя, мой друг. – И ты пообещай мне, что если что-то случится со мной, то ты позаботишься о моем роде, – попросил Ионафан. – Обещаю, – сказал я, – и да будет Бог нам свидетелем! Мы опять поцеловались, и я отправился в путь… – И вы сдержали свои клятвы? – Ионафан – да, – ответил я. – За все годы, что я скрывался от Саула, с моими родными ничего не случилось. Впрочем, я сделал все, чтобы обезопасить их. – А ты? – спросил голос. – Ты сдержал свое слово? – 307 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я помедлил. – Мне казалось, что да, – ответил я, – правда, сейчас я смотрю на это по-другому. А в чем разница, ты уже знаешь. Теперь я не боюсь и потому могу видеть все так, как оно есть и как было. – И что же ты сделал? Как нарушил клятву? – спросил голос. – О, все это было гораздо позже, – ответил я, – и я не могу тебе рассказать об этом сейчас. – Почему? – Потому что все это было частью моих других, четвертой и пятой, жизней. И сейчас ты не поймешь, почему я тогда поступил так, а не иначе. Там была своя логика. – Логика борьбы за власть? – Да, – кивнул я, – логика борьбы за власть. Логика сохранения власти. Много всего. Мы помолчали. – Скажи мне, – попросил голос, – ты убил всех? – Кого всех? – уточнил я. – Из рода Саула… – Я пощадил сына Ионафана, – ответил я, – как и обещал. Я сохранил ему жизнь. Мой собеседник ничего не ответил. Но мне казалось, что я слышу его дыхание. – 308 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ты здесь? – спросил я. – Здесь. – Почему ты молчишь? – Я думаю. – О чем? – О том, как мы странно устроены. – Кто мы? – уточнил я. – Люди. Я о людях думаю. Вернее, о себе, – по­ правился он. – И что же ты думаешь? – Знаешь, я ведь тоже не всегда держал слово. Хотя старался. – Я тоже старался, – вставил я. – Я знаю. И я старался. Но я не об этом. Только я никогда не знал, что это может быть так страшно. В смысле, я никогда не видел это в таком свете. – А теперь увидел? – Теперь – да. Но странно не это. – А что? – Чем больше я узнаю тебя, Давид, тем страшнее мне становится от твоих рассказов. И тем сильнее мне хочется оказаться рядом с тобой. Там, в твоем мире. Почему это? – Наверное, ты перестаешь бояться, – ответил я. – Может быть, – задумчиво сказал он, – не знаю. – 309 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Он замолчал, но через мгновенье добавил: – А еще странно то, что я все меньше осуждаю тебя. И от этого мне действительно становится легче. – Это хорошо, – сказал я, – это очень хорошо… г л а в а 3 1 – И с чего же началась твоя новая жизнь? – спросил мой невидимый собеседник. – О, она началась очень символично… – Вот как? И что же это был за символ? Ты меня заинтриговал! – Не буду томить тебя. Ко мне вернулся меч Голиафа. – Меч Голиафа? – Да, тот самый меч, которым я отрубил ему голову. Ну, ты помнишь… – Я помню. И как же он вернулся к тебе? Разве ты терял его? – Нет. Тогда, после победы, я отдал его Саулу вместе с головой Голиафа. Я знал, что царь передал его на хранение в одно из святилищ, в Номву. В тот день, день моего бегства от Саула, меч вернулся ко мне. – Это действительно очень символично. Твоя вторая жизнь ведь тоже началась, когда ты взял этот меч в руки. – Да, – согласился я, – этот меч сыграл в моей жизни важную роль. – 313 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я подходил к Номве и думал о том, что я скажу священникам. Я понимал, что говорить о мече сразу неразумно. Это может вызвать подозрения. Но никакого дела к священникам у меня не было. И в голову мне ничего не приходило. Зато я чув­ ствовал, что голод становится все сильнее. Где бы мне попросить поесть? И тут я понял – это же идея! Я попрошу у священников хлеба. Заговорю зубы. Тогда мой вопрос о мече будет не таким подозрительным. Решено! Настроение мое улучшилось. Несмотря на усталость, я ускорил шаг. До Номвы оставалось совсем чуть-чуть. Зачем мне был нужен меч Голиафа? Это я сознавал очень хорошо. Однажды он уже послужил мне пропуском в новую жизнь. Жаль, конечно, что все сложилось не так, как я ожидал, но повторять ошибок я не собирался. Зато собирался снова использовать меч Голиафа как аргумент в свою пользу. Я решил, что этот трофей поможет мне в переговорах с Анхусом, царем филистимлян. Я понимал, что переговоры будут трудными, но надеялся на успех. Меч убитого гиганта должен был помочь мне. Почему я наделся на успех? Я рассчитывал, что, когда Давид, победитель Голиафа и гроза филистимлян, придет к Анхусу и предложит ему союз, – 314 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М царь филистимлян обрадуется, заключит со мной сделку и поможет мне занять столь желанный трон. Я собирался сказать Анхусу: «Смотри, вот меч Голиафа, лучшего из твоих воинов. Меч, который я отвоевал в честном поединке. Я не просто возвращаю этот меч тебе. Я возвращаю его тебе вместе с этими руками, головой и сердцем, которые помогут тебе восстановить ваше былое могущество, если ты, царь, поможешь мне». Ну, или что-то в этом роде. Меч Голиафа был мне необходим. Не мог же я прийти к Анхусу один, да еще с пустыми руками… Я постучал в дверь. Священник открыл почти сразу. Я узнал его. Это был Ахимелех. Мы виделись с ним у Саула во дворце, в Гиве. Он тоже узнал меня. – Приветствую тебя, Ахимелех! – я почтительно поклонился. – Здравствуй, Давид! – ответил он. – Могу я войти? – спросил я. Он уступил мне дорогу, и я прошел внутрь. Священник выглянул на улицу и, никого не увидев, смутился. – Ты один? А где люди? Я понимал, что ситуация выглядит нелепо. Не пристало зятю царя шататься по стране в одиноч- – 315 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ ку – ни охраны, ни свиты... Но к этим вопросам я был готов. – Я с поручением от царя. Спешным и очень важным. К тому же – секретным. – Ко мне? – удивился священник. – Нет, – успокоил я его, – это я объясняю тебе, что царь просил, чтобы никто не знал о сути моего поручения. Поэтому мои люди остались в надежном месте. – А, – понимающе сказал Ахимелех. – Чем же я могу помочь тебе? Я осмотрелся. Помещение было очень простым и неказистым. Чем же он может помочь мне? – Нам бы поесть, – сказал я, – хлебов пять или шесть. Сколько найдется. Священник развел руки. – Рад бы. Но у меня нет простого хлеба, – ответил он, – только священный. Он остановился в замешательстве. Я понимал, что ему очень не хочется отказывать зятю царя. Интересно, предложит ли он мне священный хлеб? Я молча ждал. – Я могу дать священный, – наконец, сказал он, – если только вы чисты… Молодец, подумал я, а вслух поспешил успокоить священника. – Не беспокойся, мы чисты. – 316 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Хорошо, – сказал Ахимелех, – тогда подожди здесь. Он вышел в соседнюю комнату. Теперь, подумал я, мой вопрос о мече не будет выглядеть подозрительным. Надо только правильно его задать. Я не успел додумать эту мысль до конца, потому что двери открылись и в комнату вошел священник, а следом за ним Доик, один из слуг Саула. Мое лицо исказила болезненная гримаса, словно у меня заболели зубы, но я постарался взять себя в руки. – Приветствую, Давид, – сказал Доик и по­ клонился. – Здравствуй, – ответил я и повернулся к Ахимелеху. – Вот хлеб, – сказал священник и протянул мне сверток, – здесь пять хлебов. – Спасибо. Священник поклонился, явно ожидая, что я буду прощаться. Но я не уходил. Он вопросительно посмотрел на меня. Что ж, я не хотел говорить о мече при свидетелях, но теперь у меня не оставалось другого выхода. – Вот еще, – сказал я, – нет ли у вас тут какогонибудь оружия? Может быть, копья или меча, на худой конец. Священник удивленно посмотрел на меня. – 317 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Я уже объяснял тебе, что торопился, потому что мое дело спешное, – я говорил, показывая священнику глазами на Доика, который стоял спиной к нам и усиленно делал вид, что наш разговор его ни капли не интересует. Я приложил палец к губам, показывая Ахимелеху, что не собираюсь говорить при посторонних о сути моей миссии. Священник понимающе закивал головой. – Нет, у нас нет оружия, – почему-то шепотом ответил он, – кроме меча Голиафа, конечно. – Меч Голиафа? – удивился я. – Да, разве ты не знал, что его передали нам на хранение? – Нет, – сказал я, – впервые слышу. Что ж, пусть будет меч Голиафа. Неси. – Но… – начал было смущенный Ахимелех. Я перебил: – Не волнуйся, я не потеряю его. Я ведь однажды уже держал его в руках, разве ты забыл? – Нет, – ответил священник и поклонился, – кто может забыть о твоем подвиге! – Тогда неси, – приказал я, – на обратном пути я верну его в целости и сохранности. – Хорошо, – Ахимелех пошел за мечом. – 318 – БЕ С Е Д Ы он. С Д А ВИ ДО М Доик повернулся ко мне. – Государственные дела? – почтительно спросил Я не удостоил его ответом. – Могу я быть чем-то полезен моему господину? Я покачал головой. Вернулся Ахимелех с мечом. – Вот, – сказал он. Я взял меч. Поток воспоминаний нахлынул на меня. Господи, как же давно это было! Словно вечность отделяла меня от того дня, когда этот меч впервые попал ко мне... Я постарался взять себя в руки. Ну что же, пока все шло по плану. Я взглянул на стоящих передо мной мужчин. За священника я не волновался, он не станет доносить Саулу о том, что я приходил к нему, а вот Доик не внушал мне доверия. Эта бестия сразу побежит к царю, как только услышит о моем исчезновении… Конечно, неплохо было бы убить этого Доика, но делать это здесь было нельзя. Подкараулить его, когда он выйдет из святилища? Но сколько мне придется его ждать? Стоит ли терять драгоценное время? «Да и к чему это, – подумал я. – Очень скоро слуги Саула уже совсем не будут интересовать меня. Как и сам царь. Ладно, пусть живет». – 319 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Спасибо, – сказал я священнику, – я пойду. Я поклонился и вышел за дверь. Настроение у меня было отличное. Впереди меня ждал Геф… – Знаешь, – иронично сказал я, – я ведь зря не убил тогда Доика. – Он донес на тебя? – Да. Но дело не в этом. – А в чем? – Когда Саул услышал, что Ахимелех поделился со мной едой и отдал меч Голиафа, он велел позвать к себе весь род Ахимелеха, всех священников из Номвы. – Что-то случилось? – догадался мой невидимый собеседник. – Да, – ответил я, – царь приказал убить их всех. Никто из слуг не решался на такое преступление. Убийство священника во все времена считалось тяжким грехом. Один лишь Доик согласился исполнить приказание царя. Он убил всех. Не пощадил ни женщин, ни детей, ни стариков. Он вырезал весь город. – Сколько погибло? – тихо спросил мой собеседник. – Кто говорил – восемьдесят священников, кто – триста. Остальных никто не считал. Их резали, как скотину. – Господи… – прошептал голос. – 320 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Да, – сказал я, – когда я услышал об этой трагедии, мне некоторое время даже казалось, что это я ответствен за смерть всех этих людей. – Почему? – Если бы я убил Доика тогда, в день нашей встречи, он не смог бы донести об этом Саулу. Люди остались бы живы… – Но ведь в том, что Доик убил священников по приказу Саула, нет твоей вины, – заметил голос. – Конечно, нет, – сказал я, – но мне казалось иначе в то время. Страх осуждал меня. – И что ты сделал, когда узнал об этом преступлении? – спросил мой собеседник. – Я? Написал песню. Хочешь, спою? – Давай. Мне очень нравится слушать тебя. Ты не одинок, хотел сказать я ему. А потом подумал – зачем? И я запел: Что хвалишься злодейством, сильный? милость Божия всегда со мною. Гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва он у тебя, коварный! Ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду. Ты любишь всякие гибельные речи, язык коварный. – 321 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ За то Бог сокрушит тебя вконец, изринет тебя и исторгнет тебя из жилища и корень твой из земли живых. Увидят праведники, и убоятся; посмеются над ним и скажут: «вот человек, который не в Боге полагал крепость свою, а надеялся на множество богатства своего, укреплялся в злодействе своем». А я как зеленеющая маслина в доме Божием; и уповаю на милость Божию во веки веков. Вечно буду славить Тебя за то, что Ты соделал, и уповать на имя Твое, ибо оно благо пред святыми Твоими. – Ты замечательно поешь! Слушать тебя – одно удовольствие, – заметил Доик, – но тут ты был неправ. Признай это! Я приветливо посмотрел на него. И приложил палец к губам. Тихо! – Ты что-то сказал? – спросил голос. – Я не расслышал. Я укоризненно посмотрел на Доика и улыбнулся: – Вечно ты не вовремя! Он улыбнулся мне в ответ. – 322 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Что делать, Давид, видно, такое у меня призвание – вставать тебе поперек дороги. – Твое призвание – любить Бога, – напомнил я ему, – зачем пришел? – Эй, что там происходит, Давид? – закричал голос. – Ты со мной разговариваешь? Я ничего не слышу. Говори громче! – Старается! – пошутил Доик. – Новенький? Я кивнул головой. – Скоро? – снова спросил Доик. – Не знаю, – честно ответил я, – если не будешь мне мешать, то будет скорее. – Прости, – ответил мой гость, – я на минутку. Тебе просили передать… Я поторопил гостя: – Кто и что? Говори скорее… Доик опустился рядом со мной на траву. – Слушай, а почему ты меня тогда все-таки не убил? Хотел ведь, правда? – Правда, – ответил я. – Так почему? – Наверное, мне твое лицо сразу не понравилось, – задумчиво сказал я, – хотел, чтобы ты потом в аду подольше помучился. – Шутишь? – обиделся он. – А я серьезно. – А если серьезно, то мне надо работать, понимаешь? Время идет. – 323 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Какое время? – не понял он. – Время. Обычное время. Забыл? Там у парня каждая минута на счету. А ты тут меня пустяками отвлекаешь, как будто нельзя потом поговорить об этом. – Прости, Давид, – сказал Доик, – ты прав. Как всегда. Все, уже бегу. Он поднялся с травы. – Подожди, – сказал я, – зачем приходил-то? – Ой, – Доик остановился, – прости. Совсем забыл. Тебе просили передать, что мы решили со­браться. В смысле – встретиться. – Кто мы? Где? Зачем? – рассмеялся я. – Слушай, ты можешь говорить нормально? Доик махнул рукой. – Ты же знаешь, я в этом не силен. – Знаю, – опять рассмеялся я, – потому, видно, тебя и просят выступать в роли вестника. – Ну и что? – притворно обиделся он. – Никто пока не жаловался. – Давид, где ты? Почему не отвечаешь? – раздался голос моего невидимого собеседника. Я приложил палец к губам, показывая Доику, что он должен молчать. – Я здесь, – ответил я, – прости, мне пришлось отвлечься. – 324 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Ох, как хорошо, что ты тут, а то я уж перепугался. Ты пропал, не предупредив. Какие-то голоса… – Да, – сказал я, – тут ко мне друг заходил. Пришлось поболтать. – Друг? – удивился голос. – Так вас там много? – Да нет, – ответил я, – вообще-то я один, друг заглянул ненадолго. Прости, он не предупредил, что придет. – Ничего, – сказал голос, – а кто он? Я с сомнением посмотрел на Доика. Сказать или не сказать? Готов ли он услышать правду? Доик настойчиво закивал головой. Ладно, решил я, попробуем. – Один старый знакомый. Доик… – осторожно начал я. – Доик? – удивился голос. – Надо же, мы только что говорили про Доика. И много у вас там Доиков? – Не знаю, – ответил я, – вернее, я знаю только одного. – В смысле… – не понял мой собеседник. – Это… Это тот самый?! – Тот самый, – подтвердил я. Доик довольно кивнул. Голос молчал. – 325 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Эй, – тихонько позвал я, – ты здесь? – Здесь, – ответил голос. – А почему молчишь? – спросил я. – Не знаю, что сказать. Я в шоке. – Почему? – Ты еще спрашиваешь? Да ты понимаешь, что ты мне только что сказал? – А что я сказал? – удивился я. – Только то, что ко мне зашел старый друг, Доик. – Ага, – добавил голос, – который зверски зарезал то ли восемьдесят священников, то ли триста, не считая женщин и детей… Доик удивленно посмотрел на меня. – Это ты рассказал ему про меня такие гадости? Я кивнул. – Я, конечно, но так ведь все и было. Разве нет? – Было, конечно, но это ведь не все, что я сделал в своей жизни. – Подожди! – попросил я его. – Не мешай работать. – Эй, – сказал я, – и что теперь? Ты уже не хочешь ко мне? – Но ведь он убил столько людей! Почему он с тобой? Что это за место, где собраны такие… – Такие кто? – не понял Доик. – 326 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Проходимцы, отщепенцы, изверги… – пояснил я ему. – Слушай, шел бы ты уже отсюда, а? Видишь, у человека кризис. Не мешай. – Ладно, ухожу. Я приветливо помахал ему рукой. – Не обижайся. Давай поговорим в другой раз, ладно? Доик кивнул и пошел вниз по тропе. Потом вдруг остановился. – Слушай, – сказал он, – хорошее у тебя призвание. Только трудное. Неужели со мой тоже так тяжело было? – С тобой еще тяжелее. Доик горестно вздохнул. – С тобой всегда тяжелее, – добавил я. Доик понял, что я шучу, и махнул рукой: – Да ну тебя, Давид! Вечно ты шутишь. – Знаешь, – сказал мой невидимый собеседник, – этого я никак не ожидал. Я уже смирился, что ты там… Ты, со всеми своими… – Преступлениями, – помог я ему. – Да. Но теперь я не знаю, что и думать… – Ничего не думай, – посоветовал я ему. – Как это? – не понял он. – Очень просто. Принимай мир таким, каков он есть. Зачем удивляться и возмущаться? Я посмотрел вслед удаляющемуся Доику. – 327 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ты ведь ничего не знаешь о Доике. Не знаешь, сколько времени он провел вот в такой зоне, как ты. Как не мог простить себя. Сколько страдал, проклинал и казнил себя. Ты не знаешь, чего мне стоило вытянуть его оттуда. Ты не знаешь, какую жизнь он прожил. Не знаешь, сколько полезного и доброго он сделал там, на земле, и здесь, в этом мире... Ты ничего не знаешь. – Так расскажи мне, – попросил собеседник. – Зачем? – спросил я. – Чтобы ты мог судить его и оправдать? Но кто ты такой, чтобы судить его? Кто ты такой, чтобы судить того, кого принял Бог? Мы помолчали. – Прости, – сказал голос, – я просто еще не привык. – Привыкай, – мягко сказал я, – пригодится. – Ты думаешь, я когда-то смогу оказаться там, с вами? – с надеждой спросил голос. – Уже скоро, – ответил я, – если, конечно, захочешь. – Я хочу, – ответил мой собеседник. – И не боишься, что встретишь тут меня и Доика? – улыбнулся я. – Не боюсь, – улыбнулся и он, – хотя компания получается немного странная. Мы засмеялись… – 328 – 2 Отсмеявшись, мы продолжили беседу. – Ну, и что же было дальше? Дошел ли ты до филистимского царя, у которого хотел найти помощь? Помог тебе царь? Вернее, твой меч? – Дошел, – ответил я. – Дойти-то дошел, но все получилось совсем не так, как я предполагал. – Погоди, – сказал голос, – я что-то не понял: разве не с филистимлянами вы все время воевали? Разве они не были вашими врагами? – Ты прав, – заметил я, – у тебя хорошая память. – Твой рассказ о резне филистимлян там, в деревне, не так-то легко забыть. – Пожалуй, – согласился я, – но они действительно были нашими врагами. – И как же ты решился обратиться к ним за помощью? Разве это не предательство? – Конечно, предательство. И даже большее, чем ты думаешь. – Как это? – не понял мой собеседник. – 329 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Филистимляне были не просто врагами. И даже не заклятыми врагами. Мы вели с ними войны именем нашего Бога. Филистимляне были «неверными». Понимаешь? – Да, – ответил голос, – ты так и рассказывал. Но разве это не значит, что твое предательство было «двойным»? Ты предал не только царя, но еще и свой народ, свою веру... – Ты знаешь, мне так не казалось. Скорее наоборот. Я не сомневался в том, что Бог хочет видеть царем меня. А для исполнения Божьей воли все средства хороши. Так мне казалось в тот момент. Если Бог избрал филистимлян инструментом заслуженной кары для Саула, то кто я такой, чтобы мешать этому? Голос закашлялся. – Ну, знаешь, – возмутился мой собеседник, – у меня слов нет! Это же надо все так извратить! Да так можно оправдать любое преступление! Все что угодно! – Ты прав, – ответил я, – но ведь так в мире и происходит. Разве нет? – И все – именем Бога! Мол, это все Ему угодно и Он этого хочет. Разве это не подло? Противно как-то... – И опять ты прав. Но это логика политической борьбы – борьбы за власть. А в ней все средства – 330 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М хороши. А уж не использовать имя Бога – просто неразумно. Сам подумай. Это ведь не просто аргумент в пользу того, кто стремится к достижению своей цели – к власти. Этим ты можешь и оправдать себя, грех с души снять, и народ за собой поднять. Короче говоря, одни плюсы... – Слушай, Давид, – по голосу я понял, что мой собеседник немного успокоился, – а как Бог все это терпит? Неужели Ему не надоело? Я улыбнулся. – Когда-нибудь ты сможешь спросить Его об этом сам. – Думаешь, ответит? – с недоверием уточнил мой собеседник. – Обязательно ответит. Он всегда отвечает. Если только тебя это по-настоящему интересует. Ответит. Мне же вот ответил... – И что же Он тебе сказал? – Я Его спрашивал немного не так, не вообще, а про себя. Ну, это был личный вопрос. Мол, почему Он терпел все эти мои преступления? – И что же Он сказал? – Что сказал? – переспросил я. – Сказал, что иначе я не смог бы исполнять свое призвание. То, к чему я Им призван. – Не понял, – сказал голос, – так ты что, палач? Или как там это у вас называется? – 331 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я засмеялся. – Нет, конечно. У меня совсем другое призвание. Гораздо более мирное. – Какое? – Ты же хотел сам догадаться об этом, – напомнил я собеседнику. – Уже забыл? – Я пытаюсь... – ответил голос. – Только пока не очень получается. – Это, наверное, потому, что ты не очень хорошо знаешь нашего Бога, – заметил я. – Что значит – не очень хорошо знаю? – Ты не представляешь, как это все устроено. В смысле призваний, харизм, даров, грехов… – Да, – согласился голос, – совсем ничего не знаю. И как же это устроено? – Если в двух словах, то у Бога все совсем не так, как у людей. Если Ему нужен человек, чтобы совершить какое-то действие во славу Бога, то Он выбирает самого неподходящего по его человеческим качествам. С точки зрения людей, разумеется. – Зачем? – А как бы иначе Бог мог являть Себя? Подумай об этом. – Правильно ли я понял, что если Богу понадобится человек, который смог бы рассказать остальным людям о том, что Бог есть, то Бог выберет его из числа атеистов? – 332 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Правильно, – сказал я, – с одной существенной поправкой: из числа самых стойких атеистов. Но это еще не все. – А что еще? – А еще для того, чтобы люди могли что-то делать для Бога, Он дает им соответствующие дары. Харизмы. А к ним соответствующие грехи. Пороки. – Что-что?! Я слышал, что мой собеседник был крайне удивлен. Еще бы! Не каждый день услышишь такое. – Очень просто. Бог наделяет человека всеми дарами от рождения. Неважно, когда человеку придется применить их. Он уже носит их в себе. Но до тех пор, пока он не осознал, чем он, человек, должен послужить Богу, все его дары оборачиваются для него и окружающих грехами и пороками. – Как? Я не очень понимаю. Поясни мне! – Например, если у человека есть от Бога дар стойкости, твердости в вере, то до тех пор, пока человек не осознает это, не придет к Богу, он будет всем показывать свое упрямство. И окружающим от него не будет житья. Человек, которому дан от Бога дар любви, дар переживания особо близких, можно сказать, интимных отношений с Богом, до осознания этого своего дара и призвания будет – 333 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ изводить всех сексуальными проблемами. Ну, и так далее. – Интересно, – сказал голос, – а другие грехи? – Что «другие грехи»? – Они тоже – дары? Например – лень? – Конечно, – ответил я, – это дар упования на Бога. Дар медитации и молитвы. – А зависть? – Дар распознавания иных даров и харизм. – А гордыня? – Дар лидерства. Умения вести за собой. – А... – начал было голос, но я перебил его: – Хватит уже, ладно? Можешь и сам немного поразмыслить об этом. Это не так трудно. – Хорошо, – согласился мой собеседник, – но правильно ли я понял, что, чем больше в человеке грехов, тем больше в нем даров от Бога? – Правильно, – сказал я, – но обратное тоже будет истинным. Чем больше даров, тем больше пороков. – Интересно, – сказал голос, – я никогда не думал об этом. – Подумай, – предложил я, – вот хотя бы на моем примере. Или можешь на своем. – Давай на твоем, – предложил голос. – Возьмем твое предательство. Это тоже дар? – Конечно, и я уже называл тебе его. – 334 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Какой? – Дар видеть во всем волю Бога. – Ага, – сказал мой собеседник, – и использовать ее в своих интересах. – Я не об этом, – заметил я. – Я не собираюсь оправдывать свои поступки волей Бога. Теперь мне это совсем ни к чему. Тем более что между предательством и умением следовать воле Бога есть большая принципиальная разница. – Какая? – заинтересованно спросил мой собеседник. – Человек предает тогда, когда его верность не бескорыстна. Когда он не получает вознаграждения, на которое рассчитывал, давая присягу. Например, я надеялся, что Саул приблизит меня, сделает своей правой рукой, правителем… Но люди не оправдывают наших ожиданий. Так уж устроен этот мир. И тогда мы предаем их. То есть нарушаем клятвы, данные в расчете получить нечто ценное для нас. Таков механизм предательства. Согласен? – Согласен, – неуверенно произнес голос. – А Божья воля? – Когда человек осознает, для чего его призывает Бог, когда он становится верующим, тогда грех предательства превращается в дар видения во всем воли Божией и человек уже никого не предает. – Почему? – 335 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Потому, что тогда он полагается только на Бога и принимает все только от Него. И тогда человек ничего не ожидает. И не дает никому обещаний. – Но ты ведь предал? – Предал, – ответил я. Мы помолчали. – Ладно, – примирительно протянул голос,­ – так что же там случилось? У филистимлян... – Как я и сказал, все пошло совсем не так, как я предполагал... – И как ты докажешь, что ты – тот самый Давид? В глазах усталого чиновника не было никакого интереса. Он смотрел сквозь меня, как будто меня тут и не было. – У меня есть доказательства, – скромно ответил я. Мне не хотелось доставать меч Голиафа раньше времени. По крайней мере, не перед этой мелкой сошкой. – Проводите меня к царю, и вы не пожалеете, – настаивал я, – царь отблагодарит вас за это. – Вот уж не уверен, – насмешливо произнес чиновник, глядя на мою запыленную одежду, – много тут вас таких ходит... Только от работы отвлекаете! – 336 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Я – не многие. Давид – один. И царь знает это! Чиновник зевнул. – Ты Давид? А я буду Саул или Анхус. Ну и что? Я начинал раздражаться. Там, в моем мире, во дворце Анхуса меня встречали совсем иначе... – Послушайте, – горячо начал я. – Я – Давид! Понимаете? Я пришел к царю Гефа... – Понимаю, – перебил меня клерк, – ты пришел к царю. Зачем? – Это не ваше дело! – Ха! – воскликнул он. – Думаешь, не мое? Нет, мое. Ходят тут всякие, мешают мне, царя отрывают от работы! Или говори, зачем пришел, или проваливай! А то сейчас стражу вызову! Я понял, что мне не удастся уговорить этого бюрократа пустить меня к царю. Придется объясняться. – Хорошо, – я постарался взять себя в руки, – я – Давид, победитель Голиафа, зять Саула... Я не успел договорить. Все тело чиновника стало сотрясаться от смеха. Он явно не слышал меня. Я в неуверенности остановился. – Победитель Голиафа! Ой, не могу! Держите меня! – чиновник смеялся каким-то неприятным, хрюкающим смехом и при этом тыкал в меня пальцем. – 337 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Все присутствующие в комнате тоже заулыбались. Это было невыносимо. Я взорвался. – Молчать! Как ты смеешь?! Чиновник, который никак не ожидал от меня ничего подобного, словно подавился своим смехом. Лицо его вытянулось. – Что? – Я – Давид, – отчеканил я, – пришел к вашему царю по важному государственному делу. Если ты, скотина, сейчас же не проводишь меня к царю, то завтра твоя голова будет выставлена у ворот города. И не говори, что я не предупреждал тебя! Я видел, как меняется выражение лица чиновника: от гнева и презрения – через недоверие и удивление – к подобострастию. – В самом деле? Давид? – пролепетал он. – Я могу отрубить тебе голову прямо сейчас, если ты хочешь убедиться в этом, – сурово произнес я. Чиновник потер шею и замотал головой. – Нет! Не надо! В его глазах плескался ужас. Мне стало весело. То-то же! – И долго мне еще ждать? – Момент. Один момент. Я уже бегу! – 338 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Он действительно сорвался со своего места и куда-то убежал. От нечего делать я стал оглядывать приемную, в которой толпилось довольно много народа. Все с любопытством смотрели на меня, но, как только я встречался с кем-нибудь взглядом, тут же опускали глаза. Мне стало еще веселее. Во мне росла волна возбуждения. Да, я на правильном пути. Мое решение прийти сюда, в Геф, чтобы заручиться поддержкой филистимлян, было верным. Тут меня боятся. Это хорошо. Это значит, что меня примут с почетом, думал я. И очень скоро я вернусь в Гиву победителем... – Прошу вас... – голос чиновника изменился до неузнаваемости, – пройдите со мной. Я окинул взглядом его подобострастную фигуру и надменно кивнул. Мы вышли из приемной, прошли сначала по одному, потом по другому коридору и через несколько минут оказались в просторной комнате. Чиновник поклонился и исчез. Судя по обстановке, я был у цели. Царь где-то рядом. – Вам придется подождать, – сказал мне слуга, – царь примет вас через несколько минут. У него совещание. Я согласно кивнул. Почему бы и не подождать? Теперь я мог не торопиться. – 339 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я сел поближе к окну, чтобы видеть панораму города. Геф... Вот ведь как получается. Я даже и представить себе не мог, что когда-нибудь окажусь здесь. Вернее, раньше я представлял, и не раз, что вхожу в этот город как победитель, разбив вражескую армию. Но чтобы вот так... – Давид? Неужели тот самый? Я оглянулся. Через комнату проходили два филистимских военачальника и что-то оживленно обсуждали между собой. Я понял, что говорили они обо мне. – Да если он тот, за кого себя выдает, то завтра же его голова должна украшать ворота нашего города... Не заметив меня, они прошли в царские покои через услужливо распахнутые для них двери. Я вздрогнул. Что это они? Зачем? И тут я очень отчетливо представил себе, как сейчас там, у царя Гефа, решается моя судьба. Как вот эти самые или другие люди убеждают царя, что меня, самого злейшего из врагов, нужно публично казнить, чтобы доказать всем и каждому, что так будет с каждым, кто поднимет руку на филистимлян... Я увидел эту сцену и услышал эти голоса так отчетливо, как будто присутствовал там, за стенами. – 340 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Мне стало страшно. Очень страшно. Я покосился на охрану, стоящую у дверей. Господи, подумал я, что же я наделал? Зачем я пришел сюда? Что же мне делать? Бежать? Но куда? Да я шагу не успею сделать, как меня схватят. Мой мозг лихорадочно заработал, пытаясь найти выход из западни. Должен же быть хоть какой-то выход! Я увидел, как открываются двери в царские покои. Все! Все пропало! Как я мог так ошибиться?! – Да он, должно быть, сошел с ума, если решился прийти сюда, – проговорил кто-то за дверью. И в тот же момент я понял, что мне делать. Я рванул на себе ворот, одним взмахом руки растрепал на голове волосы. Глаза мои стали стеклянными. По бороде потекла слюна. Я начал чтото судорожно искать в своей одежде. – Где он? – царь со своей свитой уже вышел из своих покоев. Слуга почтительно склонился перед царем и показал ему рукой на меня. Взгляды всех присутствующих устремились на меня. – Давид? Настал мой час, подумал я. Сейчас все решится... – 341 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я поднялся со своего места и рывками пошел в сторону царя, то останавливаясь, то убыстряя шаг. При этом с моих губ сыпались какие-то бессвязные слова, руки продолжали судорожно копаться в одежде, а голова безвольно упала на грудь. – Давид?! Это ты – Давид? – снова произнес все тот же требовательный голос. Но я уже хорошо вошел в роль. Не дойдя нескольких шагов до царя, я резко свернул в сторону, подскочил к дверям и начал внимательно изучать материал, из которого они были изготовлены, водя руками и чуть ли не носом по дереву. Потом начал писать на двери пальцами какие-то замысловатые знаки. Я не обращал на царя никакого внимания. – Кто это? – грозно вопросил царь. – Кого вы привели ко мне? Никто не отвечал. Все продолжали смотреть на меня. – У меня что, мало своих сумасшедших?! – рявкнул царь. – Идиоты! Гоните его отсюда! Царь развернулся и пошел обратно в свои покои. Свита последовала за ним. Ко мне подскочили слуга и два стражника и ухва­тили меня за руки и ворот. Я не сопротивлялся. Я вообще не обращал на них никакого внимания. Они вытолкали меня в коридор и потащили куда-то. – 342 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Может, поколотить его хорошенько? – спросил один из охранников. – Да ну его, – ответил второй, брезгливо вытирая с руки мою слюну, – с больным связываться... Вот и правильно, подумал я. Не надо меня колотить. Проходя мимо открытой двери приемной, я увидел знакомого чиновника. Тот стоял посреди комнаты и гордо говорил каким-то людям: – Я сразу узнал его. «Это же Давид!» – подумал я... Мне стало смешно. Интересно, что он скажет, когда узнает, что пропустил к царю сумасшедшего? Через несколько мгновений я был уже на улице. – Да, – сказал мой невидимый собеседник, – не вышло у тебя... Зато получил хороший урок. Это я про предательство. – Как сказать, – ответил я. – Не получилось в тот раз, получилось в другой. – А что, был еще и другой раз?! – Был, конечно. А урок я тогда извлек для себя совсем иной. – И какой же? – Я в очередной раз убедился, что люди боятся и уважают силу. Когда ты один – ты никто и ничто. Когда у тебя в руках сила – армия, народ – тогда совсем другое дело. Это в своем вымышленном мире я мог в одиночку – 343 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ свернуть горы, но реальный мир оказался иным. Здесь одиночка был обречен. – И что же ты сделал? – Я? Вернулся на родину и стал собирать свою армию. – Армию... – Да, свою собственную. Армию, которая помогла бы мне завоевать власть. И осуществить мои мечты. Сделать мой мир реальностью. – Послушай, – сказал мой собеседник, – ты все время говоришь мне про свой воображаемый мир. Ты так носился с ним. Так что же с ним стало? Удалось тебе сделать его реальным? – И нет, и да. – Как это? Частично, что ли? – Нет, – ответил я, – не частично. Полностью, но не так и не там, где я рассчитывал. Все оказалось совсем иначе. – Я не понимаю, объясни мне, пожалуйста, – по­ просил меня голос. – Знаешь, – сказал я, – мой воображаемый мир действительно стал реальностью, превзойдя все мои ожидания. Но это случилось гораздо позже. Уже после того, как закончился мой земной путь... – А... – сказал голос. – Значит, после смерти. – Да, – ответил я, – когда началась моя жизнь... – 344 – 3 Я видел, что мой верный Иттай растерян. – Чего ты боишься? – спросил я. Он пожал плечами. – Я воин. Я не умею бояться, – просто ответил он, – но я не знаю, как мне объяснить людям, почему они должны идти с тобой. – Потому что я – их командир! Иттай почтительно поклонился. – Да, Давид, ты был нашим командиром, и мы любили тебя. И не только потому, что ты был храбр и добр к нам. Но еще и потому, что ты всегда учил нас выполнять приказы царя. Учил служить верой и правдой... Я усмехнулся, хоть мне было совсем не до смеха. Надо же, научил на свою голову! – Иттай! – прервал я своего солдата. – Посмотри на меня! Это я! Все тот же Давид! Я ничуть не изменился. Только стал немножко умнее. Вижу чуть больше. Хочешь, я расскажу тебе, что я вижу теперь? Иттай опустил голову и замотал головой. – 345 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, Давид, не надо. Я знаю, что ты знаешь про царя гораздо больше меня. Но я не хочу ничего слышать! – Почему? – удивился я. – Разве тебе не интересно? – Нет, не интересно. – Почему? – настаивал я. – Мне будет потом сложно умирать за него. Я горько улыбнулся. – Умирать надо не за царя... – А за кого? – поднял на меня глаза Иттай. – За тебя? Я задумался. Судя по всему, мои надежды на то, что всенародная любовь поможет мне собрать вокруг себя верных и преданных людей, оказались несбыточными. Мой воображаемый мир снова подвел меня. Реальность оказалась отрезвляющей. Оказывается, все любили меня, прославляли и были готовы идти за мной только тогда, когда я был на службе у царя. Стоило мне впасть в немилость – и люди отвернулись от меня. Стали коситься и опускать глаза при встрече. Ни восторженных криков, ни приветствий, ни обожающих взглядов. Ничего... Что же мне теперь делать? Я решил спросить Иттая об этом. – И что ты мне предлагаешь? – 346 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Он опять пожал плечами. – Вернуться к Саулу... Я горько рассмеялся. – Принести свою голову прямо на плаху к палачу? Здорово придумано! Только мне хочется жить. Как быть с этим? – Может, царь пощадит тебя? Если покаешься... Но в голосе солдата уверенности не было. Я покачал головой. – Нет, Иттай, Саул не пощадит меня. Ни за что! – Но почему? За что он преследует тебя? Ты ведь всегда верой и правдой служил ему... Что я мог сказать своему солдату? Я не был уверен, что Саул не пощадит меня. Ведь рядом с ним были мои друзья – Ионафан, Мелхола. Они, конечно, замолвили бы за меня словечко... Нет, дело было совсем в другом. Я понимал, что, вернись я к царю, вся моя жизнь станет совсем иной. Я потеряю свою исключительность. Я снова стану «одним из». Я перестану быть Давидом. Буду просто военачальником. Просто зятем царя. Буду никем... Этого я допустить не мог. Не для этого я проделал столь долгий путь. Не для этого я был помазан Самуилом. Нет, эта дорога не для меня. – 347 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ А какой же путь – мой? Мне не удастся поднять народ против царя, теперь это уже понятно. Никто не хочет быть государственным преступником и закончить свою жизнь на виселице. Я тоже не хочу. Значит, надо искать какой-то другой вариант. Я решил попробовать. – Знаешь, Иттай, боюсь, что ты неправильно понял меня. Я не собираюсь идти против Саула. Воин поднял на меня удивленные глаза. Несколько минут назад я говорил ему совсем другое. – Да, Иттай, я люблю царя и всегда служил ему верой и правдой. Ты же знаешь. Я же учил вас этому. Иттай облегченно вздохнул и закивал. – Все, чего я хочу, – чтобы царь простил меня. Понимаешь? Чтобы он не сердился на меня. Я не собираюсь делать ничего плохого, клянусь тебе! Я видел, что в его душе борются два разных чувства. Он и верил и не верил мне. – Подумай сам, ведь если бы я хотел занять трон, я вполне бы мог обратиться за помощью к филистимлянам. Разве нет? Иттай в ужасе отшатнулся: – Ты не смог бы! – Конечно, нет! – заверил его я. – Я не могу предать царя, народ, Бога. Именно об этом я тебе – 348 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М и толкую. Все, чего я хочу, это чтобы царь признал мое право на жизнь, мое право верно служить ему! Это все! Я видел, что Иттаю становится легче. Еще немного – и он снова будет со мной. – Я знаю, что царь очень хороший. Но вокруг него есть люди, которые мешают ему управлять страной. Которые заботятся исключительно о своих интересах. Они не думают ни о народе, ни о царе. Только о себе. Царь должен знать, что около него есть те, кто вбивает клин между ним и народом. Те, кто должен понести заслуженное наказание за все свои беззакония. Но наказывать их должны не мы. Судить их должен царь. Это должен быть справедливый суд... Я видел, что мои слова ложатся на благодатную почву. Что же, подумал я, пожалуй, вот такой образ – образ народного радетеля, человека, который на собственной шкуре испытал, что такое немилость, стал жертвой произвола чиновников, подходит мне больше. Здесь нет и намека на бунт. Здесь есть только стремление к справедливости. Значит, так оно и будет. – Знаешь, Иттай, – сказал я, – я думаю, что мы могли бы помочь всем тем, кто несправедливо по­ страдал от беззаконий царских чиновников. Эти бюрократы! Знаю я их! Думают только о собственных карманах. А люди страдают... – 349 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Если ты не против царя... – начал Иттай. – Не против?! – вскричал я. – Да я готов отдать за него свою жизнь! Все отдать! Все положить к его ногам! – Тогда люди могут пойти за тобой, Давид,­ – уже веселее сказал Иттай. – Думаешь? – Уверен. Люди любят царя и любят тебя. И если вы опять вместе... – Конечно, вместе, – поспешил я успокоить верного служаку. – Я всегда за царя! – Тогда люди потянутся к тебе. Много людей... Я обрадовался. Именно это мне и было нужно. – А ты? – осторожно спросил я. – Ты со мной? Иттай задумался. – А что будет с филистимлянами? – спросил он. – Я ведь солдат. «А что с филистимлянами, – подумал я. – Ничего не будет. Это ведь не моя головная боль. Пусть Саул защищает людей и земли». Но, заглянув в глаза верного Иттая, не стал ему этого говорить. – Мы будем сражаться с ними, и, если они нападут, я буду первым, кто встанет на защиту нашей родины. – 350 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Спасибо, Давид, – Иттай был так растроган, что голос его дрожал. – Я с тобой. Я облегченно вздохнул. Вот и хорошо. Я похлопал Иттая по плечу: – Я не сомневался в тебе! Воин почтительно поклонился. Ну что же, я одержал свою первую победу. Но праздновать рано. Мне нужно гораздо больше. – Я хочу попросить тебя, Иттай, – начал я. Мой верный солдат всем своим видом показал, что внимательно слушает меня. – У меня есть для тебя поручение. Я хочу, чтобы ты поехал в Вифлеем, к моей семье: к отцу и братьям... – У тебя есть братья? – Да, – кивнул я, – целых семь. – Ты никогда не говорил о них... Я пожал плечами. – Не было случая. Но теперь время пришло. Итак, я хочу, чтобы ты поехал к моим родственникам и передал им, что им всем угрожает опасность. Иттай вскинул брови. – Опасность?! – Да, – подтвердил я, – им всем угрожает опасность. Саул может обратить свой гнев на них. – Но зачем? – удивился мой солдат. – 351 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Не сам Саул, конечно, – объяснил я. – Но в его окружении наверняка есть люди, которым очень не понравится, что Давид решил бороться за справедливость. Они постараются заставить меня замолчать любым способом. Они знают, что я не сдамся. Никогда... А родные – это мое слабое место. Если что-то случится с ними, мне будет очень тяжело. Я хочу, чтобы ты объяснил моим родителям и братьям, что им угрожает опасность и что мне нужна их помощь. Понимаешь? Мы будем вместе бороться против произвола и несправедливости чиновников. Мы должны помочь царю навести в стране порядок! Кто же это сделает за нас? Кто, если не мы? Иттай кивнул. – Вот и хорошо. А по пути в Вифлеем ты можешь рассказывать всем, кого встретишь, что Давид зовет к себе честных людей, всех, кто по­ страдал от произвола и несправедливости. Одному человеку трудно пробиться сквозь бюрократические барьеры, трудно найти справедливость, трудно объяснить что-то чиновникам. Трудно достучаться до царя. Вместе – это совсем иное дело. Вместе мы – сила. Пусть все знают это! Иттай смотрел на меня с восхищением. – Да, мой господин, – сказал он, – я сделаю все, как ты говоришь. – 352 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Хорошо. Я буду ждать вас всех в Одолламской пещере. И учти, ты должен привести всех моих родных. Это очень важно. Иначе у нас ничего не получится... – Постой, – спросил меня мой невидимый собеседник, – а зачем тебе понадобились родные? Ты ведь никогда не чувствовал их поддержки. Да и с братьями у тебя было не очень... – Да, – сказал я, – но в тот момент они были нужны мне. – Это я понял, только не понял – зачем. – Потому что мне было необходимо доверие простых людей. А доверие к одному человеку и доверие к семье, к целому роду – это разные вещи. Не забывай, я был очень молод тогда. Кто поверит мальчишке? Кто пойдет за вчерашним любимчиком и зятем царя? А вдруг они завтра снова помирятся? Что будет тогда с теми, кто доверился ему? Нет, мой друг, наличие семьи придавало всей моей затее совсем другой вид. Любой человек мог прийти к нам и убедиться – это серьезно. – Получается – ты использовал их? – Да, – честно ответил я, – они были мне нужны. – И ты не пожалел своих родных? Не подумал о том, что ты рискуешь их жизнями ради достижения своей цели? – 353 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Кто знает, может быть, я действительно считал, что им угрожает опасность? Может быть, я хотел защитить их? – Но ты ведь знал, что Ионафан поклялся тебе... – Чудак! – сказал я. – Ты думаешь, я верил ему? – А разве нет?! Ведь вы были... друзьями. И больше, чем друзьями! – Подумаешь... Это ничего не значило. В то время я не верил никому. И никому не доверял. – Но... но разве так можно жить? Никому не доверяя... – Ты забыл, что я прошел очень хорошую школу – школу царского двора, где каждый был сам за себя. И школу моего детства, где я был один против всех... – Как же тебе было тяжело… – вздохнул мой невидимый собеседник. – Да, – подтвердил я, – но тогда я не думал об этом. Мне нужно было достичь определенной цели – убедить простых людей довериться и прийти к нам. Они ни за что не пришли бы ко мне, но они пришли к нам – к семье. Мне это было нужно, и я этого добился. – Но твои родные?! Я улыбнулся. – 354 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А что мои родные? Что ты так переживаешь за них? Отца и мать я чуть позже отправил к Моавитскому царю, так что они были в безопасности, а братья... – Подожди, – попросил меня голос, – а почему ты отправил их под защиту царя? И почему только их? – Потому что всему свое время. Когда у меня собралось уже достаточно народа и когда я убедился, что от моих родителей у меня больше головной боли, чем пользы, то я решил укрыть их в безопасном месте. Вот и все. – А твои братья? – А вот они мне были еще нужны. Впрочем, пользы от них было немного. Мне гораздо больше помогали мои племянники, сыновья Саруи. – Ты всех втянул в это... – Да, – согласился я, – но мальчикам все это нравилось. Впрочем, как выяснилось позже, то, что я приблизил племянников к себе, тоже было большой ошибкой. – Почему? – Ну, это отдельный разговор. Но кончилось все плохо. – Ты убил их? – Не всех. Асаила убил Авенир. Но вот перед смертью мне действительно пришлось попросить – 355 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ моего сына Соломона убить другого моего племянника – Иоава... Мы помолчали. – Ты знаешь, Давид, ты страшный человек! – Знаю, – спокойно ответил я, – только не забывай, что я рассказываю тебе все это совсем не для того, чтобы запугать тебя. Наоборот. Ты должен победить свой страх. – Я понимаю, – ответил голос, – и я очень благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь. Мне уже гораздо легче. – Правда? – Правда. Мне кажется, что уже скоро я смогу прийти к тебе... – задумчиво сказал голос. – Ты хочешь этого? – уточнил я. – Да, очень. Но есть что-то, что мешает мне. – Страх? – спросил я. – Может быть, – он задумался, – не знаю. Может быть, мне нужно время? Не так просто изменить себя... – Что ж, – заметил я, – значит, у нас еще есть время поговорить о моей жизни. – Да, но только когда я вернусь... Мне пора! – Уходишь? Жаль... Но я все равно буду ждать тебя! – Спасибо! – 356 – 4 Я сидел под своим любимым деревом и размышлял о том, что же еще рассказать моему подопечному, чтобы он наконец решился... Картины прошлого мелькали перед моим мысленным взором, я никак не мог остановиться на чем-то. – Расскажи ему, как ты два раза мог убить меня, но не сделал этого... Я поднял голову. Передо мной стоял улыбающийся Саул. – Привет, – сказал я, – рад видеть тебя. Думаешь, ему это нужно? – Не знаю, это я так, к слову. Тебе виднее. Я посижу с тобой? Я задумчиво покачал головой. – Нет, давай лучше погуляем. Если ты не против, конечно. – С радостью, – ответил Саул, – у тебя тут так хорошо... – Да, – согласился я, – мне тут самому нравится. – 357 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Впрочем, в моем голосе не было воодушевления. Я был погружен в размышления о моем невидимом собеседнике и о том, как ему помочь. Мы пошли по тропинке. – А может быть, тебе рассказать о борьбе с филистимлянами? Тогда, помнишь? Они захватили Кеиль, ты выбил их оттуда, а я хотел тебя там поймать... – Ага, – сказал я. – А местные жители в благодарность за то, что я освободил их город от филистимлян, хотели меня отдать в твои руки, и мне пришлось бежать... Помню, конечно. Только я не уверен, что это то, что ему нужно... – Ну, расскажи про Зиф... – предложил Саул. – О чем? О том, как местные жители хотели избавиться от меня и отправились к тебе просить, чтобы ты поскорее поймал меня? Ничего интересного... – Сам виноват, – ядовито заметил Саул. – В чем же? – А не надо было грабежами заниматься! Тоже мне, освободитель! – Да я и не грабил... почти. Разве что брал опре­деленную плату. Но это ведь по справедливости, за охрану. – 358 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Это за то, что не убил? Действительно, а ведь мог же. Чем не повод взять за это приличное вознаграждение?! – Умный ты очень, – беззлобно огрызнулся я. – Вот попробовал бы сам побегать по стране, когда за тобой охотятся... – Охотятся! – рассмеялся Саул, – да я, между прочим, не поймал тебя у Зифа только потому, что мне пришлось идти на войну с филистимлянами. А то бы... – А то что? – шутливо разгневался я. – Ничего, – так же в шутку рассердился Саул. – Обманщик! – Это еще почему? – удивился я. – А что, ты уже забыл, как ты клялся мне у ЕнГадди, что не тронешь моих наследников и не уничтожишь моего имени? И что? – Ну... – сказал я. – Не получилось. Но ведь у меня были обстоятельства... – Обстоятельства! А я тебе поверил, между прочим! – Ой ли? – Конечно, поверил! Саул сделал такое честное лицо, что я не выдержал и рассмеялся. Вслед за мной расхохотался и Саул. Эта дружеская пикировка вернула мне силы и хорошее расположение духа. – 359 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Спасибо тебе! Ты здорово помог мне. – Не за что, – ответил он, – как не помочь старому другу? А то вижу – сидишь, маешься. И хмурый какой-то. Так нельзя! – Да, да, – сказал я, – спасибо! Ты прав. Саул дружески похлопал меня по плечу. – Вот и хорошо. Идем обратно? – Идем, – согласился я, – а то он скоро должен появиться. – И как? – поинтересовался Саул. – Долго еще ждать? – Думаю, не очень, – признался я, – но загадывать не хочу. Всякое бывает, ты же знаешь. – Знаю, – кивнул Саул, – вернее, хорошо помню. Помню, как ты меня тащил... – А ты сопротивлялся! – Еще бы! – рассмеялся Саул. – Я ведь твоим сладкозвучным пением насытился по горло уже там, на земле! – Ага! – засмеялся я. – Значит, сегодня петь не буду! Ловлю на слове! – Нет, нет, – Саул сделал вид, что испугался, – что ты, Давид! Я ведь, можно сказать, за этим к тебе и пришел. – Вот я тебя и поймал, – подмигнул я, – знал ведь, что ты с корыстной целью! И мы опять рассмеялись. – 360 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Так что, споешь мне? – спросил Саул. – Конечно, – заверил я. – Тогда мою любимую. Можно? – Можно. И я запел: Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их. Он поставил в них жилище солнцу, и оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще. От края небес исход его, и шествие его до края их, и ничто не укрыто от теплоты его. Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи. – 361 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ты очень красиво поешь, – услышал я тихий голос. Я приложил палец к губам, жестом попросив Саула молчать. Он кивнул и поднялся, показывая, что уходит. – Спасибо! – ответил я моему собеседнику. – Вот, ждал тебя... – Я спешил… – откликнулся он. Я поднялся вслед за Саулом. Мы обнялись на прощание, и он пошел вниз по тропе. Я помахал ему вслед рукой. – Знаешь, я тут подумал, – сказал собеседник, – а почему ты не рассказываешь мне о любви? Ты что, никого не любил? Я задумался. – Ну, почему же. Любил. Я смотрел в глаза женщины и понимал, что все пропало. В смысле, что пропал я сам. Она была не просто красива. Она была обольстительна... – Поднимись с колен, – попросил я ее, – я хочу поговорить с тобой. – Нет, мой господин, – отвечала она, – я буду умолять тебя о прощении и милости. Да не допустит Бог, чтобы ты, мой господин, омрачил себе сегодняшний день кровопролитием и мщением! – 362 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я не очень понимал, о чем она говорит. Впрочем, меня это мало интересовало. Гораздо больше меня интересовала сама женщина. – Встань, – приказал я. Женщина посмотрела мне в глаза и послушно поднялась с колен. – Как тебя зовут? – спросил я ее. – Я жена Навала, – отозвалась она, – жена того самого человека... Я не дал ей договорить. – Меня не интересует, чья ты жена. Я спросил тебя, как твое имя. Женщина почтительно поклонилась. – Прости, мой господин, мое имя – Авигея. Красивое имя, подумал я, под стать красоте женщины. – Что ты хочешь? Только говори кратко. Я спешу. Женщина опять поклонилась и начала говорить. Я смотрел в ее лицо, видел, как шевелятся ее губы, видел красивые белые зубы и розовый кончик языка. Я видел, как порхают вокруг ее прекрасных карих глаз бабочки-ресницы, но не слышал ни одного ее слова. Я не слушал ее. Я думал о другом. – 363 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ О чем? О ней и обо мне. Она должна быть моей, понял я. – Вот и все, мой господин, – закончила женщина и снова поклонилась. – Твои речи весьма разумны, – сказал я, – твоя мудрость дополняет твою красоту. Это редкое сочетание. И весьма похвальное. Женщина снова поклонилась. Да, решил я, она будет моей. Сегодня же. – К сожалению, я тороплюсь, но ты можешь поехать с нами, если хочешь. – Куда торопится мой господин? – спросила женщина. Я улыбнулся. – Есть у нас тут одно небольшое дельце. Один негодяй отказал моим людям в еде и вине. Мы торопимся проучить его. И пусть Бог поразит всех моих врагов без моего участия, если до рассвета я оставлю из всего его хозяйства хоть одного мочащегося к стене! Мои люди засмеялись. Шутка получилась удачной. Женщина опять почтительно поклонилась. – Я жена этого человека, – сказала она. И только тут до меня дошло. Так вот о чем она твердила мне! А я все никак не мог понять, чего она от меня хочет... – 364 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Что же ты сразу не сказала? – Это дары, мой господин, которые я везу тебе, чтобы ты не гневался на нас. Прости нас и пощади! Прости моего неразумного мужа. Она показала рукой на груженых ослов и овец. И опять поклонилась. Я задумался. Что же мне теперь делать? Я по­ смотрел на своих людей. Они жаждали мщения. Отказ Навала дать пищу и вино моим посланцам разозлил многих. Люди жаждали крови, потому я и вел их во владения этого жмота и грубияна. И наша цель была одна – забрать все, что сможем унести, и сжечь все, что унести не сможем. Но эта женщина вмешалась в мои планы. Она должна быть моей. Но я не могу взять ее силой. Она должна прийти ко мне сама. Прийти добровольно. Если я убью ее мужа и всех его работников, если я разорю их, она вряд ли захочет быть со мной. Нет, надо что-то придумать... – Хорошо, – сказал я женщине. – Господь милостив. Он услышал твои молитвы. Ты спасла и мужа, и своих людей. Мы примем твои дары и извинения. Мы не тронем вас. Иди с Богом! В глазах женщины вспыхнула радость. – О мой господин, – воскликнула она, – как мне благодарить тебя?! – 365 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я усмехнулся. Это ты еще успеешь сделать, подумал я. – Это я должен благодарить тебя, – сказал я, – что ты удержала меня от кровопролития и мести. Благослови тебя Бог! Женщина вновь поклонилась. – Езжай, – сказал я ей, – и расскажи всем про милость Давида. Мы не тронем вас! Я слышал, как мои люди недовольно загудели за моей спиной. Ничего, подумал я, я найду, чем их успокоить. – Езжай! – прикрикнул я. – И пусть твой муж не устает благодарить Господа Бога за то, что он послал ему такую жену... – Я лишь верная раба... – начала говорить женщина, но я остановил ее. – Я хочу, чтобы ты рассказала своему мужу обо всем, что ты сделала сегодня. – Но... – Это мое условие. Он должен знать, что ты, твоя мудрость, спасла его и его людей от смерти. Он должен это узнать. – Хорошо, – женщина поклонилась, – я сделаю так, как ты приказываешь. – Хорошо, – сказал я, – а теперь поезжай. У нас еще есть дела сегодня... Женщина села на своего осла и поехала прочь. – 366 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я долго смотрел вслед удаляющейся женщине. Она была прекрасна... – Давид, – мой племянник Авесса тронул меня за рукав, – почему ты отпустил ее? И почему мы стоим тут и не идем дальше? Я обернулся к нему. – А мы и не пойдем дальше. Мы возвращаемся назад. – Что?! – воскликнул он. – Что я слышу? Неужели эта женщина смогла уговорить тебя? Я усмехнулся. – Любовь творит чудеса, Авесса! – Какая любовь? – не понял он. – О чем ты говоришь? Мы же собирались проучить негодяя! Ты что, забыл? Я покачал головой. – Нет, не забыл. И мы проучим его. Но чуть позже. – Почему позже? Людям это не понравится! Поехали вперед и закончим все сегодня. Порубим всех, заберем скот... – Замолчи, – попросил я Авессу. Он обиженно посмотрел на меня. – Почему это я должен молчать? – Потому, что ты ничего не понимаешь. Занимайся своим делом, а принимать решения предоставь мне. – 367 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Авесса ничего не ответил. Он обиженно надул губы и отъехал от меня. «Ничего, – подумал я, – ему полезно. А то совсем мальчишка избаловался. Чуть что, за меч хватается». Знаком я подозвал к себе Иттая. – Поворачивай людей, – приказал я ему, – месть на сегодня отменяется. Воин почтительно склонил голову. – Могу я сказать тебе кое-что? – спросил он. – Говори, – приказал я. – Люди будут недовольны, – сказал Иттай, – все настроены решительно. Люди хотят получить и поделить добычу сегодня. – Ничего, – легкомысленно ответил я, – перебьются. Иттай покачал головой. – Не знаю, Давид. На твоем месте я был бы осторожнее. Конечно, ты наш командир, но... – Что значит «но»? – Может быть, ты не заметил, что твоя верная армия уже давно перестала быть армией борцов за справедливость, – сказал Иттай, – люди привыкли грабить и убивать. Да, они преданы тебе, но ровно настолько, чтобы следовать за тобой в поисках добычи. Может быть, сегодня они и пойдут за тобой, не получив своей доли, но долго так продолжаться не сможет. Ты должен знать это. – 368 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я посмотрел на моего преданного Иттая. Он стоял передо мной, низко опустив голову. Да, нелегко ему. Ну ничего, осталось недолго. Не может же Господь испытывать мое терпение бесконечно. Когда-нибудь я стану царем... – Вот что, – сказал я, – я благодарен тебе за твою заботу, но у меня есть другой план в отношении этого проходимца и его жены. И потому мы поворачиваем назад. – Хорошо, – поклонился Иттай, – я скажу людям. – И пришли ко мне Иоава, – попросил я. Иттай поднял голову, внимательно посмотрел на меня, покачал головой, но ничего не сказал. Я улыбнулся. Да, мой племянник был отпетым мерзавцем. Это знали все. И именно ему я доверял самые деликатные поручения. Потому что никто не мог справиться с ними лучше. – Ты звал меня? – спросил Иоав. – Да, – сказал я, – есть дело. Я взял племянника за рукав и притянул к себе. – Муж этой красавицы должен исчезнуть дней через десять, – понизив голос, сказал я. – Исчезнуть? – Иоав смотрел на меня испытующе. – Да, – я утвердительно кивнул, – я уверен, что Господь не оставит этого проходимца в живых после всего того, что он сделал мне. – 369 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Да, – сказал племянник, – Господь милостив. Он любит тебя и позаботится о том, чтобы ты был отомщен. – Вот именно, – подтвердил я, – я ничуть в этом не сомневаюсь. Но я также уверен, что Бог найдет такой способ мщения, чтобы это никак не было связано с моим именем. – Я понимаю, – сказал Иоав. – Вот и хорошо, – я похлопал племянника по плечу, – а когда отмщение случится, ты пошлешь к Авигее, чтобы сказать ей, что я беру ее в жены. Ну, и ее хозяйство, конечно, в качестве приданого. Мы рассмеялись. – Ты мудр, Давид, – сказал Иоав и почтительно поклонился. Я улыбнулся ему. – Да, Иоав. И скажи людям, что они получат свою долю. Никуда она от них не денется! Разве что придется немного подождать. Племянник кивнул и повернулся, чтобы идти к людям. – Я надеюсь, – задумчиво сказал я вслед Иоаву, – что Господь выберет для моего обидчика мучительную смерть. Племянник ничего не ответил, но я понял, что он услышал меня... – 370 – 5 – Как он умер? – спросил меня мой невидимый собеседник. – Кто? – не понял я. – Муж этой женщины. Как ее звали? – Авигея, – подсказал я. – Так как? Я пожал плечами. – Не знаю. Я не интересовался, – ответил я. – Неужели? – А зачем? Мне было достаточно того, что все последние дни своей жизни он мучился от осо­ знания того, что жена предала его. – Откуда ты знаешь? – Я не сомневался, что Авигея выполнила мое поручение и все рассказала своему мужу. Да она сама рассказала мне потом об этом, когда стала моей женой. – Она согласилась?! – Конечно. А с чего бы ей было отказываться. Я был молод и красив. – Да, – сказал голос, – и ты умел мстить... – 371 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я улыбнулся. – Умел... – Как ты думаешь, она догадывалась, что ее муж умер не случайно? – спросил мой собеседник. – Не знаю, я не спрашивал ее об этом. – Но Авигея, наверное, недолго раздумывала над твоим предложением? – Да, она согласилась стать моей женой сразу же. Я умел убеждать... Мы помолчали. – Ты любил ее? – Кого? – уточнил я. – Свою жену, – ответил мой собеседник. – Которую? – Ту, которая была твоей женой в это время. Авигею. – Ну, кроме Авигеи, у меня была и еще одна жена в это время – Ахиноама. А Авигею я любил. – Еще одна? Зачем? Я пожал плечами. – Я же тебе говорил, что всегда любил женщин. К тому же я не привык себя ни в чем ограничивать. – И ты думаешь, что это была любовь? – Так я думал тогда, – ответил я, – такой я ее себе представлял. – А как же Ионафан? – спросил голос. – 372 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А что Ионафан? – Вы с ним потом еще встречались? Ты, кажется, говорил, что он погиб... – Да, погиб в бою с филистимлянами, но перед этим мы действительно встретились с моим другом еще раз. Последний. Впрочем, это было задолго до моей женитьбы на Авигее. Сразу, как только мы ушли из Кеиля... – Давид! – Ионафан? Я был удивлен, встретив моего старого друга здесь, в лесу. – Что ты здесь делаешь? Ионафан улыбнулся. – Ищу тебя. Что я могу тут еще делать? Мы обнялись. Я почувствовал, что Ионафан не хочет выпускать меня из объятий, но не мог позволить ему проявлять свои чувства на людях. Я мягко отстранил друга. – Тебя послал отец? Наследник растерянно посмотрел на меня. – Отец? При чем тут отец? Я пожал плечами. – Не знаю. Просто подумал, может быть, он хочет поговорить со мной. Все-таки мы освободили Кеиль от филистимлян... – 373 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, – сказал Ионафан, – отец не знает, что я пошел к тебе. Зато он знает правду! Ионафан с гордостью посмотрел на меня. – Какую правду? – не понял я. – Всю! – гордо сказал наследник. – Я рассказал ему всю правду! – Всю? – насторожился я. – Я рассказал отцу, что я люблю тебя. И что я собираюсь отречься от короны в твою пользу... Я ужаснулся. – Ты с ума сошел! Как ты мог? Наследник увидел, что я расстроен, и принялся утешать меня. – Что с тобой, Давид? Отчего ты расстроился? Неужели ты не рад? – Рад?! Чему я должен радоваться? Что ты спятил? Ионафан обиделся. – Зачем ты так говоришь? Я думал, что обрадую тебя... – Чем?! – крикнул я. – Чем ты собирался меня обрадовать? Мы замолчали. Я чувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Ионафан предал меня! Я-то рассчитывал, что он будет моими ушами и глазами во дворце Саула, что при необходимости сможет замолвить за меня словечко, а он... – 374 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я с укором смотрел на своего друга. – Почему ты так смотришь на меня, Давид? Что я такого сделал? – Зачем? – спросил я Ионафана. – Зачем ты полез к отцу со своими откровениями? – Мне было тяжело, – наследник опустил голову на грудь, – мне надо было с кем-то поговорить о тебе. Он же мой отец... – Он – царь! – закричал я. – Саул и так ищет моей смерти... – Ты неправ, – начал уговаривать меня мой друг, – когда я рассказал отцу всю правду, то он немного успокоился. Правда! Поверь мне. Я ведь объяснил, что ему нет смысла бояться тебя. Ведь ты любишь меня. И тем более – если я добровольно отдам тебе корону, то зачем тебе желать смерти моему отцу? «Дурак! – хотелось мне крикнуть. – Что же ты наделал?» – Давид, не сердись, пожалуйста, – упрашивал меня наследник. Я отвернулся от него. А может быть, это и к лучшему? По крайней мере, теперь я знаю, что вся моя игра в борца за справедливость и помощника царя уже не имеет никакого смысла. Царь никогда не простит мне такого позора и унижения. – 375 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Он ведь мой отец, понимаешь? – твердил Ионафан. – А я – его сын. Он любит меня. Он полюбит тебя. Вот увидишь! Ионафан хотел обнять меня, но я отстранился. – Не надо, – попросил я друга, – мне сейчас не до этого. – Все будет хорошо, Давид! Клянусь тебе! Дай мне время... Я уже потерял всякий интерес к Ионафану. Господи, и зачем он пришел ко мне? Сидел бы в своей Гиве... – Вот что, – сказал я, – тебе пора. Если твой отец узнает, что ты был здесь, будет очень сердиться... – Ну и что? – легкомысленно спросил Ионафан. – Он ведь теперь знает, что я люблю тебя! Я устало посмотрел на своего друга. Это же надо быть таким мальчишкой! А ведь взрослый мужик уже... – Нет, Ионафан, – я обнял друга за плечи, – тебе пора. – Но ведь ты обещал прийти ко мне и не пришел. Вот почему я отправился искать тебя. Я соскучился. Очень... Я остановил наследника. – 376 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не надо, прошу тебя. Сейчас это не имеет никакого смысла. Твой отец хочет убить меня. Я не знаю – за что. Но до тех пор, пока Саул не изменит своего отношения ко мне, мы не сможем быть вместе. Пойми это! – Да, – закивал Ионафан, – я понимаю, но мне важно знать, что ты по-прежнему любишь меня... – Конечно, люблю, – заверил я друга, – как же иначе? – И все наши клятвы остаются в силе? – Да, – подтвердил я, – конечно. – И мы можем иногда видеться? – с надеждой в голосе спросил мой друг. – Нет, – я покачал головой, – это невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока Саул не поймет, что я не только твой, но и его друг. «Только теперь, благодаря твоим стараниям, он уже не поймет этого никогда», – горько подумал я. Это же надо быть таким простаком! Рассказать отцу правду! Да кто же после этого станет со мной о чем-то разговаривать? Да Саул теперь в лепешку разобьется, чтобы найти меня и прилюдно казнить. Он ни за что не простит такого позора! Все, это конец. – Давид! – Ионафан потянулся ко мне. – Как я люблю тебя! – 377 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я с сожалением посмотрел на своего бывшего друга. Да, не получилось! Столько сил потрачено, и все впустую. Надо же... – Что еще нового во дворце? – мне хотелось отвлечь наследника от никому не нужных нежностей. Ионафан потупился. – Саул решил отдать Мелхолу замуж... – За кого? – почти автоматически спросил я. – Не знаю, – Ионафан пожал плечами, – отец еще не решил. – Почему? – отрешенно спросил я. – Он сказал, что не потерпит такого позора, – Ионафан снова повесил голову на грудь, – чтобы его дочь была замужем за любовником его сына... «Вот! Вот оно! Вот чего ты добился!» – мне хотелось хорошенько отлупить Ионафана. – Прости, если я что-то сделал не так, – по­ просил наследник. Я не стал ему ничего отвечать. Зачем? Зачем тратить время впустую? Ионафан уже не интересовал меня. – Простишь? – Ионафан пытался заглянуть мне в глаза. – Пожалуйста! Я мягко отстранил его. – Тебе пора. Иттай проводит тебя. – 378 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я сделал знак рукой своему верному воину, чтобы он приблизился. – Неужели мы вот так и расстанемся? Я видел, что Ионафан чуть не плачет. Но я не собирался успокаивать его. Этого мне только не хватало. Я пожал плечами. – Не время сейчас, – я старался говорить как можно мягче, – у меня много дел. И тебе пора. – Но скажи мне хоть что-нибудь, – попросил наследник, – ты любишь меня? – Конечно, – ответил я, – конечно, люблю... – Можно, я обниму тебя? Я покачал головой. – Нет, не стоит. Люди не поймут. В другой раз. Ионафан опустил голову. Потом снова взглянул на меня. – Тогда до свидания, Давид! – До свидания, мой друг, – ответил я. И мысленно поправился: «Прощай, Ионафан!» Так-то оно будет вернее... – Да, – подал голос мой подопечный, – интересная у тебя была жизнь... – Очень, – ответил я. – Только радости в ней было мало. Правда? – 379 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Правда. Хотя... как сказать. Тогда мне казалось по-другому. Мы помолчали. – И долго ты скрывался от Саула? Я пожал плечами. – Долго. До тех пор, пока не понял, что все это не имеет смысла. – Почему? – Саул гнался за мной, я бежал от него. Ничего не менялось. И мне все это надоело. – Правильно ли я понял, что твоя идея стать народным героем – борцом за справедливость – провалилась? Народ тебя не поддержал? – Да, – сказал я, – ты понял правильно. Куда бы я ни пошел, местные жители хотели избавиться от меня. И бежали к Саулу за защитой. – А почему? – Ты хочешь знать, что я думал об этом тогда? Или что думаю сейчас? – Что ты думал тогда. – Тогда я думал, что народ – быдло. Что прав был Авенир. Что с этими бестолковыми и грубыми людьми ничего уже не поделаешь. Примерно так. – И что же ты решил? – Решил уйти к филистимлянам. – Но ведь они по-прежнему были вашими врагами! Разве нет? – 380 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Конечно, были. – Так почему же ты пошел к ним? Почему не пошел к тому царю, который дал кров твоим родителям? – Ты что, забыл, что я бредил царством? Это не было бегством. – Так значит, это было то самое, второе, предательство, о котором ты упоминал? – спросил голос. – Да, – ответил я, – но на этот раз все было по-другому. – 381 – 6 Кровь на моих руках запеклась и стала совсем черной. «Надо умыться, прежде чем идти домой», – подумал я. Авигея совсем не выносит вида крови. Неженка! Эта мысль была мне чем-то неприятна. Но я не стал ломать голову над этим. А может, мне пойти сегодня к Ахиноаме? Я поднял голову и посмотрел на палящее солнц­е. Жарко сегодня. Хорошо бы искупаться... – Давид, могу я поговорить с тобой? Я вздрогнул. Рядом со мной ехал Иоав. Что за манера подкрадываться! – Чего тебе? Быть может, мой вопрос прозвучал грубо, но мне совсем не хотелось сейчас разговаривать. – Если не хочешь разговаривать – скажи. Я могу позже, – обиделся племянник. Раньше, позже, какая разница? Все равно, если пристал, то уже не отстанет. – Ладно, говори, – смягчился я. – Я хочу спросить тебя, Давид, сколько все это будет продолжаться? – спросил Иоав. – 382 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – О чем ты? – не понял я. – О нашей жизни, – уточнил он. – А что, тебе не нравится наша жизнь? – я пристально смотрел на племянника. – Нет, – ответил он, – мне нравится наша жизнь. Даже очень нравится. Но это не может продолжаться вечно. – Почему? Я все никак не мог понять, к чему Иоав клонит. – Рано или поздно, но мы допустим ошибку... – Мы?! – удивился я. – Хорошо, – согласился племянник, – не мы, но кто-то из наших людей. Ты ведь сам понимаешь, что нам все сходит с рук только благодаря тому, что мы не оставляем свидетелей. Я кивнул. Да, я хорошо понимал это. Потому и требовал, чтобы мои люди не щадили никого. Потому и заставлял добивать раненых и сжигать все, что мы не могли забрать с собой. – И что дальше? – не выдержал я. – А что будет, если однажды кому-то из жителей удастся удрать? Ну, случайно… Я встревожился. Может, он заметил что-то? – Ты хочешь о чем-то рассказать мне? Говори! Что, мы упустили кого-то? Кто? Иоав поспешил успокоить меня. – 383 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Нет, Давид, все в порядке, мы убили всех. Как всегда. Я все еще не мог успокоиться. – Ты уверен? – Да, – кивнул Иоав, – я хорошо все проверил. Все как всегда. Никто не ушел. Ни один. – А дети? – с тревогой спросил я. Дети доставляли нам больше всего хлопот. Обычно мы нападали на поселение ночью, когда все спали. Старались работать без шума, чтобы не создавать паники. Но конечно, иногда кто-то успевал крикнуть. Я не винил в этом моих людей. Невозможно делать каждый удар настолько точным, чтобы не было ни единого крика. Рука устает. Глаз тоже. Если деревня просыпалась, то первым делом женщины начинали прятать своих детей. Или выбрасывать их в окна. Или закрывать своими телами. Короче говоря, люди старались уберечь своих детей и нам приходилось тратить много времени и усилий, чтобы найти, поймать и убить всех. – Все дети убиты, – сообщил Иоав, – не волнуйся. Я проверил. Я немного успокоился. Когда Иоав говорит, что все убиты, ему можно верить. Он еще ни разу не подводил. – 384 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Но тревога не унималась. Я раздраженно по­ смотрел на племянника. Зачем задавать такие во­ просы? Еще накаркаешь... – В принципе, – ответил на мой невысказанный вопрос племянник, – думал ли ты о том, что с нами будет, если мы допустим хоть одну ошибку? – Не надо допускать ошибок! – рявкнул я. Думал ли я? Конечно, думал! Еще как думал. Если Анхус узнает правду о том, чем мы занимаемся, то нам не жить... Прошло уже больше года, как мы пришли в Геф, к Анхусу. Это было насыщенное время. Сначала мы все жили в Гефе. Как я и ожидал, теперь, когда я пришел вместе с личной армией, меня принимали совсем иначе. Не могу сказать, что с большими почестями, но, по крайней мере, я уже не боялся, что кому-то из придворных царя захочется меня публично казнить. Не так-то легко это было устро­ ить. Шестьсот человек солдат. Плюс семьи... Это сила. Первое время мы вели долгие переговоры с Анхусом. Мы торговались и пытались лучше узнать друг друга. Я предлагал царю верную службу и дружбу в обмен на его покровительство и помощь в борьбе за трон Саула. Царь предлагал не торопить события и погостить у него. Короче говоря, мы, как и полагается, совсем не доверяли друг другу. Тем – 385 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ более что Анхус вполне обоснованно опасался, что такое количество потенциальных врагов в его столице может обернуться неприятностями. Я же, в свою очередь, опасался подвоха со стороны царя или его придворных. Диалог не получался, и нервы у всех были на пределе. Тогда я предложил Анхусу перевести нас в небольшой городок, где мы могли бы жить и откуда мы могли бы отправляться на работу. Под работой подразумевались набеги на врагов филистимлян, прежде всего – на земли Саула. Царь согласился и выделил нам Секелаг. С тех пор прошел почти год, и царь Анхус был очень доволен нами. Мы исправно выполняли свое обещание и приводили в Геф скот, ослов и верблюдов, приносили одежду и имущество, захваченное нами во время набегов на мирных жителей. Правда, Анхус иногда удивлялся, почему мы не приводим рабов, но я всегда объяснял царю Гефа, что не хочу оставлять в живых своих соплеменников, чтобы никто потом не мог упрекнуть меня в том, что я воюю против своего народа. Анхус находил мои объяснения весьма благоразумными. Понемногу царь стал доверять мне. Можно сказать, полюбил меня. Что же, я умел производить хорошее впечатление... – 386 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Чего же я боялся? Я боялся, что Анхус узнает правду – мы грабили и убивали его союзников. Набеги мы совершали не на земли Саула, а на соседние племена, которые были союзниками филистимлян... И стань это известно царю Гефа, наше пребывание у филистимлян закончилось бы весьма плачевно. Вот почему нам было так важно не оставлять в живых ни одного свидетеля. Вот почему я требовал от людей быть особенно внимательными, чтобы не ушел ни один... – Ничего, – сказал я Иоаву, – все это скоро кончится. Будем надеяться, что никто не узнает. – Откуда ты знаешь, что кончится? – спросил он. – Тем более скоро. – Анхус говорил мне, что скоро будет большая война, – доверительно сказал я. – С нашими? – С нашими. – И что мы будем делать? – Воевать. Что же еще мы можем делать? – За филистимлян? Я кивнул. Иоав покачал головой. – Ты против? – Нет, – сказал мой племянник, – но некоторые из наших людей будут против. Иттай, например. – Ничего. Что-нибудь придумаем, – успокоил я его, – время еще есть. – 387 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Мы помолчали. Потом Иоав снова повернулся ко мне. – А почему мы будем воевать за филистимлян? Ты что, решил остаться здесь навсегда? – Нет, – засмеялся я, – я как раз не хочу оставаться здесь навсегда. Но кто-то же должен помочь мне занять царский трон в Гиве! Анхус весьма подходит для этого. К тому же он почти мой друг. Разве может друг отказать другу? – Ты что, решил стать союзником филистимлян? – не понял Иоав. – Все, конец вражде? А как же наш Бог? Я сердито посмотрел на племянника. – Я решил занять трон Саула. Анхус поможет мне в этом. Потом война начнется с новой силой. И однажды я войду в Геф победителем! – Но ты же только что сказал мне, что Анхус – твой друг! – Он нужен мне. И пока это так – он мой друг. Но это совсем не значит, что так будет всегда. Понимаешь? Зачем мне друзья, которые становятся обузой? Иоав кивнул. – Ты очень мудр, Давид, я всегда восхищаюсь ясностью твоего ума! Мне была приятна эта неприкрытая лесть. – 388 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Но почему мы обманываем Анхуса? – неожиданно спросил племянник. Я удивленно посмотрел на него. Неужели это не понятно? – Почему мы не грабим своих, если мы все равно собираемся воевать с ними? – Потому что воевать – это одно. А грабить – совсем другое. Я же хочу стать царем и другом своего народа, а не прослыть вором и убийцей. – Но мы уже все равно воры и убийцы, разве нет? Я внимательно посмотрел на своего племянника. К чему это он клонит? – Знаешь, Давид, – сказал Иоав, – мне иногда снятся люди, которых я убил. Много людей. – А мне – нет, – жестко ответил я, – никогда. И тебе я тоже советую выбросить все это из головы. Иоав встряхнул головой и широко улыбнулся. – Да это я так шучу, Давид! Неужели ты подумал, что я и в самом деле мучаюсь? Спать не могу? Вздыхаю и ворочаюсь. Ну, ты даешь... Я рассмеялся. В самом деле, я как-то забыл, что передо мной Иоав. Я представил себе Иоава ворочающимся без сна на постели и мне стало совсем смешно. – 389 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Провел ты меня! – закричал я. – А я тебе и поверил. Испугался уже. Думал, совсем уже все плохо. – Не волнуйся, – заверил меня Иоав, – со мной все в порядке. И переживать мне некогда. Нас ведь ждет еще много дел. Правда? – Правда, – благодарно ответил я. Хорошо, когда рядом есть верные люди. Жаль, конечно, что когда-нибудь мне придется его убить. Но до этого пока далеко... Не забыть бы мне только умыться. Авигея со­ всем не выносит вида крови. А я все-таки решил пойти сегодня к Авигее... – И ты воевал против своих? – спросил мой невидимый собеседник. – Нет, – покачал я головой, – мне не пришлось. Филистимские князья выступили против этого. Они уговорили Анхуса отправить меня с людьми домой. – А если бы не отговорили? – Тогда бы воевал, конечно. – И ты убивал бы своих? – спросил голос очень тихо. – Убивал бы, – ответил я. – И рука не дрогнула бы? Я улыбнулся. – 390 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Не дрогнула бы... – Почему? – Потому что свято верил, что такова воля Бога. – Воля Бога?! – закричал мой собеседник. – Да как тебе такое могло взбрести в голову? Ведь филистимляне были вашими врагами. Врагами вашего Бога. И ты шел воевать против своего народа и своего Бога. И ты говоришь, что это воля Бога? Как это возможно?! – Все очень просто, – ответил я. – Ты забываешь, что я нес в себе тот самый мир, который был моим с детства. Мир, который я должен был принести людям. Это был мир мой и мир моего Бога. И ради него, ради того, чтобы он стал реальностью, я был готов на все. Вот почему я свято верил, что такова воля Бога... – И что, люди принимали этот твой мир? Он им нравился? – Про каких людей ты говоришь? – уточнил я. – Про тех, кто был рядом с тобой. Про самых близких тебе. Про тех, с кем ты делил свою жизнь. Им твой мир нравился? Я задумался... – Давид! – мой верный Иттай был очень взволнован. Я впервые видел его таким. – 391 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я поднял на него глаза, но ничего не ответил. Мне не хотелось говорить. Вернее, я не мог. – Давид, поднимайся! Скорее! Нам надо бежать! Что? Что он сказал? Бежать? Зачем? Куда бежать? – Давид! – Иттай тряс меня за плечо. – Да опомнись ты наконец! Я потихоньку приходил в себя. – Что? Что ты сказал? – Люди идут сюда. Много людей... – Люди? Какие люди? – Наши. Твои люди. Бежим... Иттай схватил меня за рукав и потянул к двери. – Скорее! Если только еще не слишком поздно... Мне наконец-то удалось взять себя в руки. – Подожди, Иттай. Объясни толком. – Некогда! – коротко бросил он мне через плечо. – Я не знаю, сколько времени у нас осталось. Возможно, не более пары минут. – Пары минут до чего? – резко осадил его я. – Говори толком. Иначе я никуда не пойду с тобой. Я сел за стол и приготовился слушать. Иттай повернулся ко мне. Сначала он хотел снова схватить меня за рукав, но, увидев, что я уже вполне контролирую себя, остановился. – Говори! – приказал я. – 392 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Сюда идут люди. Они хотят судить тебя. И скорее всего – побить камнями, – коротко и четко, повоенному доложил солдат. – Какие люди? – не понял я. – Наши. – Наши?! Иттай кивнул головой. – Они что, с ума посходили?! – заорал я. Солдат пожал плечами. – Ты же знаешь, иногда горе лишает людей рассудка. Тем более такое горе... Им сейчас нелегко. Да, подумал я, горе было огромным. Почти все наши близкие стали жертвой вероломного нападения амаликитян. Наши семьи. Наши жены и дети. Кто-то погиб, кто-то ранен. Большинство оказалось в плену. Сакелаг был полностью разорен. В моей армии не было ни одного солдата, чей дом беда обошла бы стороной. В плену оказались и обе мои жены... – Но я-то тут при чем?! Я был искренне возмущен и удивлен. Бред какой-то! Иттай снова пожал плечами. – Некоторые говорят, что все из-за тебя. И многие так думают. Мол, если бы не ты, ничего бы не случилось. – Если бы не я?! Но ведь нас тут не было! Я же был вместе с вами у Анхуса... – 393 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – В том-то и дело. Люди говорят, что если бы мы были в Сакелаге, то этого бы не произошло. Я возмущенно смотрел на Иттая, как будто это он придумал всю эту нелепицу. – Но мы ведь и до этого покидали Секелаг. Когда уходили на работу... – Я знаю, – подтвердил солдат, – и все знают. Но в том-то и дело. Люди говорят, что Бог разгневался на нас за наши беззакония, и прежде всего – на тебя за то, что ты решил идти воевать с Саулом на стороне филистимлян. Сказав это, Иттай опустил голову. Что я мог ответить ему? Мне и самому приходили в голову подобные мысли, но я гнал их прочь. К чему думать об этом? Разве не по воле Бога, который спасал меня от рук Саула, я оказался здесь? Разве не по Его воле я отправился с Анхусом на войну? Нет, если допустить хоть тень сомнения, что все, что происходит, происходит по воле Бога, то… Нет... Я видел, что Иттаю очень тяжело. Он оставался верен мне до конца, хотя переживал нашу «измену» больше всех. Он был самым ярым сторонником отказа от участия в войне на стороне филистимлян и самым ярым сторонником участия, но на стороне наших войск. Мне пришлось потратить очень много времени и сил, чтобы уговорить Иттая отправить- – 394 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М ся с нами в поход. И вот теперь он пришел, чтобы предупредить меня о грозящей опасности. Я был благодарен ему за это... – Почему ты сидишь? – спросил меня Иттай. – Они скоро будут здесь. – Я поговорю с ними... – растерянно ответил я. – Поговоришь? – удивился воин. – Да прежде чем ты успеешь открыть рот, в тебя полетят камни. Много камней... – Все так плохо? – спросил я его. – Гораздо хуже, чем ты думаешь. Люди припомнят тебе все. И то, что ты привел нас сюда, к филистимлянам. И несправедливый дележ добычи. И смерть, и плен близких. Мало не покажется... – Что же делать? – спросил я Иттая. Я был смущен. Я еще не успел оправиться от шока из-за того, что мои жены попали в плен. Я даже не допускал и мысли, что подобное может случиться со мной! Разум отказывался служить мне. – Надо бежать, – упрямо сказал Иттай, – если только еще не поздно. Поторопись! Бежать? Куда? Куда я мог убежать? К Саулу? К Анхусу? К соседним племенам? Везде была выжженная земля. Выжженная мной. Один, без армии, я везде обречен на смерть. Мне некуда бежать. – 395 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Это было единственное, что я понимал очень хорошо... – Мне некуда бежать, – сказал я, – я остаюсь. – И что будет дальше? – спросил Иттай. – Что-нибудь придумаем... Что я мог придумать? У меня был только один путь – попробовать переубедить людей. Я знал, что сейчас это будет нелегко. Жажда мести захлестывает толпу, мешает думать... Им кажется, что, убив меня, они совершат богоугодное дело... Мысль о Боге показалась мне спасительной. Бог... Вот кто поможет мне. Должен помочь... – Иттай, – обратился я к воину, – позови ко мне Авиафара. Срочно. – Что ты задумал? – встрепенулся солдат. – Я знаю, что нам делать, – ответил я, – зови священника... Когда Иттай вышел, я постарался сосредоточиться на деталях предстоящего дела. Мой план был прост. С помощью Авиафара я хотел убедить людей, что Бог не отвернулся от меня. Что Он не хочет наказывать меня. Что все произошедшее никак не связано со мной. Наоборот, Бог говорит, что только я могу спасти наших близких, наших жен, родителей, детей... Люди должны поверить мне. Вернее, поверить Богу. – 396 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М А если не поверят? Тогда я постараюсь подороже продать свою жизнь. Я буду убивать их по одному и десятками. И убью столько, сколько смогу... – Ты звал меня? – спросил запыхавшийся Авиафар. – Да, – спокойно ответил я, – мне нужно, чтобы ты помог мне узнать волю Бога. – Волю Бога? – удивился священник. – Мне казалось, что ты попросишь меня помочь тебе бежать. Ты разве не знаешь, что люди хотят побить тебя камнями? – Я хочу знать волю Бога, – твердо ответил я. Мне не хотелось вступать с ним в пререкания. – В чем? – спросил священник. – О чем ты говоришь? – Я собираюсь преследовать амаликитян, сразиться с ними и освободить наших родных. Я хочу узнать, угодно ли это Богу. Поможешь? – С радостью, – ответил священник, – это благое дело. – Тогда принеси мне свое облачение. Я хочу узнать, что думает об этом Бог... Иттай с восхищением смотрел на меня. Когда Авиафар вышел, я задумался. Какова воля Бога, я ничуть не сомневался. Господь не может желать, чтобы меня побили камнями. Он не может желать моей смерти. Не для этого я прошел – 397 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ весь этот долгий путь. Значит, нам предстоит сразиться с амаликитянами. Другого выхода у меня все равно нет. Я должен попытаться освободить людей... Меня волновало не это. Я размышлял над тем, каким образом задать вопрос Богу, чтобы Его воля была услышана не только мной. Когда Авиафар принес свое аккуратно сложенное облачение, я уже знал, что мне следует делать. – Положи его сюда, – попросил я священника. Он выполнил мою просьбу. Я повернулся к Иттаю, который скромно стоял в углу комнаты. – Иттай! – позвал я его. – Я здесь, – откликнулся воин. – Ты должен во все глаза смотреть на то, что будет происходить в этой комнате. И слушать все, о чем мы будем говорить. Ты должен все хорошенько запомнить. Так хорошо, чтобы потом рассказать это любому, кто будет спрашивать тебя. – Хорошо, Давид! – И еще. Ты будешь всем говорить только правду. Ничего, кроме правды. Понял? – Да, – ответил воин. Я повернулся к священнику. – 398 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Теперь я буду молиться и вопрошать Бога, чтобы Он ответил мне на два вопроса: нужно ли мне преследовать амаликитян и догоню ли я их? Ты тоже молись. Потом расскажешь, что ты услышал. Иттай будет нам свидетелем. Авиафар кивнул головой. Мы начали молиться. Не знаю, как молился Авиафар, но моя молитва была краткой. Я просил Бога только об одном – сохранить мне жизнь, чтобы я мог сделать то, для чего Он призвал меня. Правда, молился я истово... – Ну как, – спросил я Авиафара по прошествии некоторого времени, – сказал ли тебе Бог, что мы должны остаться дома и оплакивать наших близких вместо того, чтобы попытаться спасти их? – Нет, – покачал головой священник, – я ничего подобного не слышал. – Хорошо, – сказал я. – А ты? Что услышал ты, Давид? – спросил священник. Ответ на этот вопрос был подготовлен мной заранее. – А я слышал, как Бог сказал: действуй, Давид! Я отдаю тебе в руки Моих врагов. Всех тех, кто ищет твоей смерти. Ты сможешь не только догнать амаликитян, но и вернуть пленников. И забрать трофеи... – 399 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Авиафар восхищенно посмотрел на меня. – Как тебе это удается, Давид?! Бог действительно любит тебя!.. Я поднял руку, показывая, что не намерен слушать его комплименты. Жестом подозвал Иттая. – Ты все слышал? – спросил я у воина. – Да, – подтвердил он. – У нас нет времени, – твердо сказал я, – идите и расскажите всем людям, что нам сказал Бог. Пусть все знают, какова Его воля. – А ты? – спросил Авиафар. – А я начинаю готовить поход. Я не собираюсь идти против воли Бога. Кто хочет исполнить Его волю, может присоединиться ко мне. Выступаем на рассвете... – Да благословит тебя Бог! – воскликнул священник и поспешно вышел из комнаты. Иттай ничего не сказал, но я видел, что он по­ трясен. – Иди, – напутствовал я своего верного воина. – И объясни всем хорошенько, какова Божья воля. Иттай кивнул и вышел. Ну вот, теперь надо хорошенько выспаться. Путь нам предстоит неблизкий... – Люди пошли с тобой? – спросил мой невидимый собеседник. – 400 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Пошли. Все пошли. Все до одного. – И вы догнали этих... как ты их называл? – Амаликитян, – подсказал я. – Да, мы их до­ гнали. – И освободили своих родных? – Всех. Ни один не пропал. – А амаликитяне? Что вы сделали с ними? Я пожал плечами. – Убили, конечно. Что нам с ними еще было делать? Мы ведь пленных не брали. – Всех? – глухо спросил голос. – Всех. Кто не успел убежать. Но часть убежала. Небольшая. – А что твои люди? Они снова поверили тебе? – Конечно. И не просто поверили. Они убедились, что Бог со мной. Во всем... – Да уж... – проворчал мой собеседник. – Кстати, урок с несостоявшимся битьем камнями пошел мне на пользу, – заметил я. Мой невидимый собеседник удивился: – На пользу? – Я понял, что мне надо лучше работать со своими людьми, – пояснил я. – Делать из них союзников. Из каждого. Заботиться о них. – И ты... – начал голос. Но я не дал ему договорить. – 401 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Я начал по-другому делить добычу. Поровну между всеми. – А до этого? Я улыбнулся. – До этого я делил ее иначе. – Брал все себе? – попытался угадать мой собеседник. – Ну, не совсем так. Людям же тоже надо было жить. К тому же не забывай, что мы отдавали большую часть добытого Анхусу. – Но и себя ты не обижал, верно? – спросил голос. – Верно. Однако после разорения Секелага я стал делить иначе. Всем доставалось поровну... – Но себе ты все равно брал больше, – то ли спрашивал, то ли настаивал мой собеседник. – Конечно, больше, – ответил я. – У меня ведь на то были свои причины. – Например? – поинтересовался голос. – Например: из добычи, отнятой у амаликитян, я послал щедрые дары старейшинам и другим уважаемым людям у меня на родине. – Зачем? – не понял голос. – Что значит «зачем»? – удивился я. – Мне же надо было готовить почву для своего возвращения. Я знал, что дни Саула сочтены, жить ему оставалось недолго... – 402 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Так ты еще и подкупом занимался? – каким-то странным голосом спросил мой собеседник. – Ну, если ты называешь это так... Вообще-то в политике это называется по-другому... Я не стал уточнять, как именно. И собеседник не спросил меня. Мы помолчали. – Слушай, – вдруг спросил меня голос, – а откуда ты мог знать? – Что знать? – Откуда ты мог знать, что дни Саула сочтены? По его напряженному голосу я понял, что этот вопрос не на шутку взволновал его. – Я же видел, какие силы собрали на войну филистимляне. Я мог предположить, что они победят в сражении... – попытался объяснить я. – Я не об этом. Победа противника в сражении не означает смерть полководца и тем более царя. Ты мог предполагать, что филистимляне победят, но ты не мог знать, что Саул погибнет. Как ты мог это узнать? Это невозможно предсказать. Разве нет? Я порадовался проницательности моего собеседника. – Все так. Но не забывай, что иногда будущее не так уж и сложно предсказать, – заметил я, – особенно, если уметь правильно его планировать... – 403 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Так это ты? – ахнул мой собеседник. – Ты убил Саула? – Я?! Голос заторопился: – Ну, не сам, конечно. Не своими руками. Но ты мог организовать... – Мог, – заметил я. – Но это не значит, что я это сделал. – Значит, все это не более, чем случайное совпадение? И твоя готовность воевать на стороне противника, и отправка щедрых подарков старейшинам перед битвой, и смерть Саула... Ты хочешь сказать, что все это случайность? – Этого я не говорил, – улыбнулся я. Мой собеседник закашлялся и замолчал. Я не торопил его. Он должен был принять решение сам. – Послушай, Давид, – сказал мой невидимый собеседник, – с меня достаточно. Я больше не хочу ничего слышать от тебя! Ни одного слова! – Почему? – удивился я. – Ты еще спрашиваешь – почему? Потому что я устал от крови, насилия, обмана, предательства, коварства... Я устал от тебя! – Думаешь? Не знаю... – 404 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Зато я знаю, – уверенно сказал голос, – я знаю, что я хочу услышать от тебя только одно – что тебе сказал Бог, когда ты пришел к Нему. И еще – для чего все-таки ты был призван. Вот это ты и расскажи мне! – А обо мне больше не хочешь? Я ведь потом царем стал. Долго правил. Многого достиг. Очень интересно было... – Нет! – отрезал голос. Мы помолчали. Мой невидимый собеседник вздохнул. – Ты прости, Давид, что я тут кричал, – сказал он, – мне нелегко все это дается. Ты понимаешь... – Понимаю, – сказал я, – и не сержусь на тебя. Наоборот, я рад, что ты больше не хочешь слушать про меня, но хочешь слушать про Бога. Я очень рад! – Правда? – удивился он. – Значит, ты не сердишься? – Сержусь?! – рассмеялся я. – Да что ты? Ты даже представить себе не можешь, как ты меня обрадовал. – Чем? – Тем, что ты уже готов. Это здорово! – Готов к чему? – осторожно спросил он. – Услышать волю Бога. Очень важно, что она интересует тебя. – 405 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Да, – ответил голос, – интересует. Еще как. Мне нужно знать, что сказал тебе Бог. – Я расскажу тебе, – пообещал я, – обязательно. И только правду. Но сначала ответь мне на один вопрос. – Какой? – Для чего тебе это? Почему это так важно для тебя? – Потому что я хочу к тебе, – ответил голос, – вернее, к Богу. Но мне важно узнать, что думает Бог о таких, как ты. – О таких, как я? – Да, о таких, как ты, – подтвердил голос, а потом добавил: – О таких, как я... – Хорошо, я расскажу тебе... – 406 – 7 Бог смотрел на меня и улыбался. Мне стало не по себе. – Ну что, Давид, – сказал Бог, – что Мне с тобой делать? Я не знал. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы Бог сказал мне что-то хорошее или даже наградил меня, но после всего того, что я увидел и понял, пройдя по загробной дороге вместе с Ангелом, я уже не рассчитывал на благодарность и награду. – Так что? – повторил Бог. Я пожал плечами. Я действительно не знал. – Я дал тебе столько даров, – тихо произнес Бог. – Столько талантов! А ты... А что я? Я ощущал их в себе, я знал, что я избран и призван. У меня не было в этом никаких сомнений. Но, наверное, я понял что-то не так. – Я дал тебе так много, а ты все утопил в крови... – продолжал Бог. Я опустил голову. Я не мог смотреть на Бога. Мне было очень стыдно. Мы помолчали. – 407 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Зачем? – вдруг спросил Он. Что я мог Ему ответить? Только правду. – Я хотел, чтобы люди приняли мой мир. – Что? – не понял Бог. – Твой мир, – поправился я, – я хотел, чтобы они узнали и полюбили Тебя. Исполняли Твою волю. Я старался. Я поднял глаза на Бога. Он... улыбался. Это было удивительно и немного страшно. – Ах, Давид, ты так ничего и не понял, – сказал Бог. Я удивленно смотрел на Него. Чего же это я не понял? – Хочешь, я расскажу тебе, для чего ты был призван? – спросил Бог. Я кивнул. – Только сначала ответь – а сам-то ты как думаешь? – спросил Он. Я замялся. С чего бы начать? Может, с самого главного? – Чтобы быть царем... – начал я. Бог добродушно и немного устало рассмеялся. – И ты туда же! Это надо же! Кому ни дашь какой талант, он себя сразу исключительным считает и во власть лезет! Сколько можно? Надоело уже! – 408 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Бог говорил все это вроде бы сердито, но я понимал, что Он не сердится на меня. Мне стало легче. – И это все? – спросил Бог. Я понял, что не угадал. – Чтобы возвеличить имя Твое... – начал я и тут же осекся. Бог смотрел на меня с усмешкой. – Чье, говоришь, имя ты возвеличивал? Чтото Я не расслышал! Мне стало стыдно. Но отступать я не хотел. Ведь для чего-то я жил?! – Чтобы родить детей. Соломона... – попытался угадать я. Бог опять рассмеялся. – Да уж, с детьми ты постарался. Сколько их у тебя? – Кого, детей? – Да, – ответил Бог и беззлобно погрозил пальцем, – про жен Я уже не спрашиваю. С ними ты явно перестарался... Я понял, что Бог шутит. Но мне было как-то не смешно. – Так сколько? – повторил свой вопрос Бог. – Девятнадцать. Или двадцать... – неуверенно ответил я. – 409 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А от любовниц? Забыл? Эти что – не дети? Я опустил глаза. Дети, конечно, только о них я как-то не думал. Мне опять стало стыдно. – То-то же. Так что там с призванием? – спросил Бог. – Еще варианты есть? Я покачал головой. Вариантов у меня не было. – Хорошо, – сказал Бог, – тогда Я скажу. А ты послушай. Я согласно кивнул. – Я дал тебе все необходимое, чтобы ты мог петь... – Петь? – удивился я. – Да, – подтвердил Бог, – и играть на гуслях и арфе. – Играть?! – Да, и сочинять песни. Прекрасные песни. Я был потрясен. Я никогда не думал об этом как о своем призвании. – Я хотел, – продолжал Бог, – чтобы этими песнями люди могли наполнить свой мир и свою жизнь. Чтобы они помогали людям жить, верить, молиться, говорить со Мной... – Но... – начал я, но Бог не дал мне договорить. – Подожди. Послушай Меня, – попросил Он. – 410 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я кивнул. И Бог продолжил: – Эти песни тебе дал Я. Они наполняли твой мир. Они будут украшать мир людей. И знаешь что? – Что? – насторожился я. – Ты сделал это несмотря ни на что, – закончил Бог. – Ты сделал. Спасибо тебе! – Но я... На мгновение в нашем разговоре возникла пауза. Я был настолько ошеломлен, что не знал, что сказать. – Может быть, ты хочешь знать, для чего было все остальное? – спросил Бог. – Да, я хочу знать... – Не знаю, – довольно беспечно сказал Бог. – Как?! – не мог поверить я. – Ты не знаешь? Но разве не по Твоей воле я стал царем? Разве не по Твоей воле я вел свои войны? Разве... – Достаточно, – сказал Бог. – Я уже понял, что тебя волнует. Нет. – Что «нет»? – не понял я. – Нет – это значит, что все это было не по Моей воле. Вернее, против Моей воли. – Но... – я был почти в шоке. – Но как Ты мог? Почему Ты не остановил меня? Почему Ты допустил это? – 411 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – А зачем? Зачем Мне было останавливать тебя? – Но ведь лилась кровь... – прошептал я. – Да, – сказал Бог, – много крови. И Я хотел бы у тебя спросить – зачем? Зачем ты проливал ее? – Во имя Твое... – прошептал я. Бог улыбнулся. – Во имя Мое? Интересно. А ну-ка, вспомни Равву! – Равву? – удивился я. – Да, Равву Амонитскую, – подтвердил Бог, – что ты сделал с ее жителями, когда взял город? – Но они не хотели поклониться Тебе... – начал было оправдываться я. Мне не хотелось вспоминать Равву. – Я спрашиваю, что ты сделал с ее жителями, – очень серьезно сказал Бог. – Убил... – еле слышно прошептал я. – Знаю. Как убил? Я молчал. – Что ты сделал с жителями? – строго по­ вторил Бог. – Я положил их... – Кого их? – перебил меня Бог. – Людей. – 412 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Людей не бывает, – строго сказал Бог. Я в изумлении поднял взгляд на Него. – Я творю не людей, но человека, – пояснил Бог. – Каждого. И каждый есть Мое дитя. Мое творение. Так кого же и куда ты положил? Что ты сделал с Моими детьми? Я опустил голову. – Я положил женщин, мужчин, детей, стариков и старух... – голос мой срывался, – положил их... – Куда? – прогремел надо мной голос Бога. – Под пилы, молотилки, топоры... Бросил их в печи... Я замолчал. Я не мог больше говорить. – Во Имя Мое, говоришь? Интересно... – задумчиво повторил Бог. Мы помолчали. – А те веревки, которыми ты мерил моавитян? – задал очередной вопрос Бог. – Тех самых, между прочим, что дали приют твоим родителям, когда ты скрывался от Саула... Так вот, те веревки, которыми ты мерил людей, отправляя их на смерть, уж не Моя ли это была идея? Я молчал. – Отвечай Мне, – строго сказал Бог, – это что, тоже было во имя Мое? Я кивнул, не поднимая головы. – 413 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Ладно, – сказал Бог, – тогда и Я отвечу тебе, почему Я не останавливал тебя. Я не смел поднять глаз. – Во имя твое... – спокойно сказал Он. – Как это? – не понял я. – Ты знаешь, – сказал Бог. – Я даю каждому из вас самое ценное, что есть у Меня: Любовь, Свободу и Самого Себя. Больше Мне вам дать нечего. И если вы не хотите принять Мои дары, то Я не в силах заставить вас. – Почему? – Потому, что это ни к чему. Все равно любовь побеждает. Тем более что каждый ваш грех, и слабость, и заблуждение Я все равно обращаю на пользу Себе. – Как это? – опять не понял я. – Очень просто, – ответил Бог. – Вместо того, чтобы петь, чтобы наполнять мир Моим именем, ты стал рваться к власти и убивать, наполняя мир своим именем. Но и это пойдет на пользу Мне. Я вопросительно посмотрел на Бога. – Твое имя стало широко известно, – пояснил Бог. – Это хорошо. Я сделаю его еще более известным. Не возражаешь? – Зачем? – спросил я. Мне было как-то не по себе. – 414 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Затем, чтобы люди не боялись приходить ко Мне. Я вопросительно посмотрел на Бога. Он заметил мое недоумение и улыбнулся. – Да, Давид, – сказал Бог, – вряд ли на земле найдется хоть один грешник, который сможет похвастаться большим количеством грехов. Ты преуспел в этом. Я опустил голову. Я знал это и сам. – Поэтому Я и решил, – продолжал Бог, – что к твоему призванию певца мы добавим еще одно: ты будешь помогать людям спасаться. Я поднял голову. – Помогать спасаться?! – у меня появилась надежда. – Как?! – Очень просто, – ответил Бог. – Мир отвергает учителей. Ему нужны свидетели. Те, кто может свидетельствовать обо Мне своей жизнью, своим опытом. Ты будешь делать это. – Хорошо, – обрадовался я, – но как? – Я дам тебе особый дар, – ответил Бог. – Ты сможешь встречаться с людьми, которые попали в ад... – В ад?! – Да. По ошибке, по неведению, по недоразумению... Короче говоря, с теми, у кого еще есть шанс. Кто еще может прийти ко Мне. – 415 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я восхищенно посмотрел на Бога. О таком я даже не мог и мечтать! Наверное, Он заметил мой энтузиазм. – Но никакого насилия, запомни! А то начнешь тут буйствовать. Во имя Мое... Бог иронично посмотрел на меня. Я опустил голову. – Запомни. Хорошенько запомни, Давид: здесь царствует свобода. Каждый сам делает свой выбор. Понимаешь? Я кивнул. – Ты просто будешь рассказывать человеку о себе, о своей жизни. И он будет приходить ко Мне. Если захочет. Согласен? Конечно, я был согласен. Вот только... – А что, если человек испугается? – тихо спросил я. – Испугается и осудит тебя? – уточнил Бог. Я кивнул. – Ничего страшного, – ответил Он. – Если люди осуждают и боятся, значит, они еще не готовы идти ко Мне. Не научились прощать и принимать мир таким, каков он есть. Таким, каким Я сотворил его. Это значит, что их время еще не пришло. Но это не страшно. – Почему? – Потому что там, в аду, есть время. А у нас его нет, – Бог улыбнулся. – У нас – вечность. Понимаешь? – 416 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Я покачал головой. – Если кто-то не готов принять Меня сегодня, то примет завтра. Я всегда жду его... – Кого? – не понял я. – Человека, – ответил Бог. – Каждого. Как ждал тебя. Мы замолчали. – Ну что, готов помогать? – спросил меня Бог. – Готов, – подтвердил я, – я постараюсь. – Вот и хорошо, – обрадовался Он. – И петь, конечно, будешь. Мне нравится, как ты поешь. – Правда? – Правда. Ты многое пережил... В твоих песнях много веры и упования... Жаль только, что не в Меня... Я удивленно посмотрел на Бога. – А что ты удивляешься? – спросил Он. – Ты же творил, что хотел... Мне стало стыдно. – Но кое в чем ты был прав... – заметил Бог. – В чем? – вырвалось у меня. – В том, что Я есть. В том, что Я всегда с тобой. В том, что Я жду тебя. В том, что, несмотря ни на что, Я приму тебя, если ты захочешь быть со Мной... Я опустил голову. – Ничего, – сказал Бог, – все уже позади. Теперь ты свободен! – 417 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Свободен?! – Да, – очень серьезно ответил Бог. Мое сердце наполнилось благодарностью. – Да, и вот еще что, – сказал Он, – я хотел бы познакомить тебя с одним человеком. Не возражаешь? Я не возражал. – А кто он? – спросил я. – Авраам, – ответил Бог. – Думаю, ты слышал про него. Я кивнул. Еще бы! – Конечно, ты тут со многими встретишься и со всеми перезнакомишься, но для вас двоих у меня есть еще одно дело. Если ты, конечно, не будешь против... Я согласно кивнул. – Ну, вот и хорошо, – сказал Бог. – Я позову его... Через мгновение к нам присоединился молодой симпатичный мужчина. Его лицо показалось мне знакомым. Может быть, я уже встречал его где-то? Но нет, он был незнаком мне. От человека исходило какое-то мягкое, но очень светлое сияние. Так вот он какой, Авраам! Я представлял его совсем иначе... – Я здесь, Господи, – сказал он. – Ты звал меня? – 418 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – Да, – ответил Бог, – познакомься, это Давид. Авраам с интересом взглянул на меня и подал руку. – Авраам, – просто сказал он. Мы обменялись рукопожатием. – Ну, вы тут пока познакомьтесь, – сказал Бог, – а Я скоро приду. Мы остались вдвоем и стали разглядывать друг друга. Я смотрел на Авраама и проникался к нему симпатией. Почему? Не знаю. В нем было нечто, что, как мне казалось, роднило нас. – Хочешь спросить о чем-то? – поинтересовался у меня Авраам. Я кивнул. Как это он догадался? Да, я хотел спросить его. – Знаешь, – сказал я, – мою прабабку звали Руфь. И она была моавитянкой. – Знаю, – кивнул Авраам. Я даже не успел удивиться его осведомленности. – А знаешь ли ты, – с некоторым вызовом сказал я, – что я рад, что она была моей прабабкой. Очень рад. – Прекрасно, – сказал Авраам. – Я-то тут при чем? – 419 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Я пожал плечами. – А тебя не пугает, что я ее правнук? Вдруг у тебя с этим какие-то проблемы. – Какие проблемы? – не понял Авраам. – Может, тебе неприятно, что в моей крови течет кровь моавитян... Может, ты думаешь, что я недостоин быть тут с тобой? Авраам улыбнулся: – Нет, Давид, меня это не волнует. – Нисколько?! – удивился я. – Нисколько, – очень просто ответил он. – Почему? – спросил я. – Потому что я уже не тот, – ответил он просто, – так же, как и ты. Да, наверное, он прав, я уже действительно не тот... – Хорошо, – сказал я, – а ты меня ни о чем спросить не хочешь? – Хочу, – сказал Авраам и улыбнулся, – только думаю, что ответ на свой вопрос я уже знаю. – И все-таки? – Ладно, если ты хочешь, – начал Авраам, – тогда скажи мне, Давид. Почему ты вспомнил про свою прабабку моавитянку сейчас? – Потому, что встретился с тобой, – ответил я. – Мне всегда казалось, что этот вопрос, вопрос – 420 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М чистоты крови, тебя волнует. Теперь я вижу, что я ошибался. – Я не об этом, – улыбнулся Авраам. – Я хотел спросить тебя, почему ты не помнил про свое родство с моавитянами тогда, когда приказывал своим людям уничтожить две трети моавитян? Я тоже улыбнулся. – Ты прав, – сказал я, – ответ тебе хорошо известен. Потому что я был не тот, кто я есть сейчас. И мы засмеялись. – Ну, Я вижу, вы уже познакомились, – сказал Бог, подойдя сзади и обняв нас за плечи. – Вот и славно. А дело у Меня к вам такое... Я замолчал, надеясь, что мой собеседник проявит интерес к тому, что было дальше, и задаст какой-нибудь вопрос. Но он молчал. – Вот такой была моя встреча с Богом, – сказал я на всякий случай. Мне никто не ответил. – Эй, – позвал я, – куда ты пропал? Тишина. – Ты слышишь меня? Где ты? Убедившись, что никто не отвечает, я приот­ крыл глаза и посмотрел на ласковое теплое солныш- – 421 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ ко в голубом небе. Потом потянулся и расправил плечи. – Ну что, закончили? – спросил я сам себя и счастливо рассмеялся. Не знаю откуда, но я твердо знал, что мы закончили. Все. Все уже позади. Он обретет свободу! Я потянулся еще раз и хотел подняться, чтобы пройтись по склону горы. Но в то же мгновение непонятно откуда донесся тихий и встревоженный голос. Словно ветер завывал в большой трубе: – Эй, кто тут? Тут кто-то есть?! Кто ты? Я прислушался. Голос был мне незнаком... Э П И Л О Г Я шел по коридору. Быстрее, еще быстрее, и еще… В конце концов я пошел так быстро, что начал задыхаться. Но и это не заставило меня замедлить шаг. Наоборот, я не выдержал и побежал. «Где она, эта чертова дверь?» – подумал я и поразился тому, что не ощутил раздражения. Скорее это были удивление и нетерпение. Я удивлялся сам себе. Это надо же, столько лет находить дверь с закрытыми глазами и вдруг обнаружить, что не знаю, какая из этих дверей – «моя». Это было странно, но раздумывать было некогда. Мне не терпелось увидеть изумленные глаза Чумазого. «Эта? Нет. А может, эта? Нет…» – я метался по коридору, а нужная мне дверь упорно не находилась. «Стоп! – сказал я себе. – Так нельзя. Успокойся! Что ты бегаешь туда-сюда?» Я остановился и отдышался. Осмотрелся по сторонам. Двери справа, двери слева… – 425 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ Какая из них моя? И тут я одернул себя: «Твоей двери тут уже нет. Хватит!» Не знаю, сказал я это вслух или про себя, но мне показалось, что я слышал голос. Это было настолько удивительно, что я даже прислушался – не последует ли еще что-то? Нет, ничего не последовало, но эхо произнесенных кем-то – скорее всего, мной – слов по-прежнему звучало в моем сознании. «А что? – подумал я. – Пожалуй, действительно хватит!» Решившись, я расправил плечи и стал чуть выше ростом. По крайней мере, мне так показалось. Я оглянулся, чтобы найти в этом коридоре хоть что-то, что могло бы подтвердить справедливость моего предположения, какую-нибудь зацепку для глаза, но ничего не заметил. Зато я увидел нужную дверь. «Это она, – понял я, – только на этот раз я нашел ее иначе». В чем состояло это самое «иначе», я разбираться не стал. Не до того мне было. Я подошел к двери и толкнул ее… Чумазый смотрел на меня с интересом. – Ну что? – иронично спросил черт. – Накурился? Я кивнул, не поднимая головы, чтобы он не увидел моих глаз раньше времени. – 426 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М – А опоздал зачем? – участливо спросил Чумазый. Я не отвечал. – Соскучился по наказанию? – почти ласково уточнил черт. – Ничего, это мы исправим! С этим у нас никаких проблем. Сам знаешь… Я опять кивнул, стараясь сдержать смех. – Эй, что ты там застрял в дверях? Проходи, присаживайся. На чем ты там остановился? Чумазый на секунду отвернулся от меня, поудобнее устраиваясь в своем кресле. Мне как раз хватило этого мгновения, чтобы поднять голову и улыбнуться. – Не-а! – весело сказал я. – Что «не-а»? – не понял черт, все еще не глядя на меня. – Забыл, что ли? Так я тебе напомню… Он был так смешон, что я не выдержал и громко рассмеялся. Чумазый удивленно посмотрел на меня. – Ты чего? – Ничего, – еле выговорил я сквозь смех, – смешно… – Что смешно? – опять не понял черт. – Ты смешон, – я ткнул в него пальцем. Неприлично, конечно, но уж слишком комично он выглядел, стараясь впихнуть свое жирное тело в маленькое неудобное кресло. – 427 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Я? – черт начинал сердиться. – Я тебе сейчас покажу… Хотя Чумазый выглядел теперь еще забавнее, я стал абсолютно серьезен. – Нет, – сказал я. – Что – нет? И тут я понял, что весь этот балаган мне действительно ужасно надоел. И этот непонятливый черт, все время твердящий свое «что нет», и эти двери, и вся эта преисподняя. Я посмотрел на Чумазого и очень отчетливо сказал: – Нет – это значит, что все кончилось. Суды, плахи, пытки, казни, наказания… Все кончилось, – я подошел к черту поближе, – и ты тоже. Все. Конец. Черт странно посмотрел на меня. – А ты знаешь, что за такие дела бывает? Как ни странно, его угроза не произвела на меня никакого впечатления. Я покачал головой. – Не знаю. И знать не хочу. Чумазый попытался вскочить, но я удержал его: – Не надо, Чумазый, не вставай. Все уже кончено. Черт потрясенно смотрел на меня. – Да, Чумазый, да, – я похлопал его по плечу. – Я ведь, можно сказать, попрощаться зашел. – 428 – БЕ С Е Д Ы С Д А ВИ ДО М Черт опять попробовал подняться. На этот раз я не удерживал его. Чумазый меня уже нисколько не интересовал. Я отошел к двери, повернулся и, глядя черту прямо в глаза, громко и твердо произнес: – Требую Божьего суда! Черт охнул. – Требую Божьего суда! – повторил я и добавил: – Я отказываюсь судить сам себя. Я отказываюсь судить других людей. Я прощаю всех, кто вольно или невольно обидел меня. Я говорю спасибо всем, кто был встречен мной в жизни. Я говорю им спасибо за все, что они сделали для меня. Я принимаю все, сделанное для меня всеми людьми. И Богом. Я понимаю, что все это было необходимо, чтобы научить меня любить. Чтобы помогать мне возрастать в любви. – Нет... – как-то жалобно пискнул черт, но я не обратил на него никакого внимания. – Я прощаю себе все слабости, беззакония и преступления, которые я осознал и в которых раскаялся. Я прощаю! Чумазый затих и совсем сник. «Да, не повезло парню, – подумал я, – достанется ему от начальства!» Мне даже стало жаль его. Впрочем, что это я? Мое место уже не здесь. – 429 – [ В Н Е ] БИ Б Л Е Й С КИ Е Х РО Н И КИ – Хочу к Богу! – тихо, но твердо сказал я. Чумазый ойкнул. – Хочу к Богу! – повторил я и подошел к двери. Я толкнул дверь, она широко распахнулась, и вместо привычного мрачного коридора пятого отделения шестого блока тринадцатого корпуса четырнадцатой колонии двести тридцать четвертой зоны я увидел зеленую лужайку, освещенную лучами теплого весеннего солнца. – Прощай, – бросил я через плечо и сделал шаг навстречу своей настоящей жизни… ч и т ай т е Т А К Ж Е : ВНЕ БИ Х Е Х Н АДЕЖДИ Н И Е ВНЕ БИ Е Х Е Х И БЛЕЙС www.nadezhdin.com ВНЕ НИК домашняя страница автора: Н АДЕЖДИ Н РО Н АУМ КИ КИ НИК И БЛЕЙС РО Проклятие смоковницы Н АДЕЖДИ Н БИ Н АУМ БЛЕЙС РО НИК Н АУМ КИ КИ И БЛЕЙС Н АДЕЖДИ Н НИК Я, Авраам... Вавилонская башня ВНЕ РО Н АУМ БИ Сотворение мира Серия [ВНЕ]БИБЛЕЙСКИЕ ХРОНИКИ Наум Надеждин Беседы с Давидом Редактор С. Караджова Художник Э. Калване Корректор Н. Одегова Оригинал-макет М. Клячиц ООО «Открытый мир» 115093, г. Москва, ул. Павловская, д.18, стр. 1 Тел.: + 7 495 789-82-31 Наш электронный адрес: www.ombooks.ru Интернет-магазин: www.omstore.ru Enteos publishing info@enteos.info Подписано в печать 11.10.2006. Формат 84х108/32 Печать офсетная. Усл. печ. л. 22,68 Тираж 5000 экз. Заказ №
