Юлий Нисневич: До конца ХХ века человечество знало только

Юлий Нисневич: До конца ХХ века человечество знало только силовые
формы смены политических режимов, причем две: внешняя – это оккупация
или вторжение, и внутренняя – это вооруженная революция. С конца ХХ века
появляется некая новая идея, новая техника смены политических режимов, ее
условно,
причем
очень
условно,
можно
назвать
"ненасильственные
революции". Смысл этого заключается в том, что движущей силой
становится гражданское сопротивление, гражданское неповиновение, и как
правило – невооруженное. Это первое замечание.
Второе. Не являясь специалистом по Ближнему Востоку и по странам
Магриба, тем не менее, мне кажется, что в тех событиях, которые произошли
за последний год на этой территории, можно и нужно выявить те факторы,
которые, на самом деле, являются более универсальными, не имеющие чисто
предметного отношения к этому типу государств. Я думаю, что помимо
некой национальной специфики есть такие факты.
И последнее замечание. Смена авторитарных режимов в этих странах,
на мой взгляд, не обязательно приведет к демократическим режимам. И
вообще я считаю, что любая смена авторитарного режима и то, к чему она
приведет, оценить можно приблизительно через 2-3 избирательных цикла.
Пока эти 2-3 избирательных цикла не пройдут, говорить о том, что это страна
с каким-то более или менее определившимся политическим режимом, на мой
взгляд, не очень точно, тем более, что мы знаем пример нашей страны, когда
через 2-3 избирательных цикла мы получаем авторитарный режим просто
другого типа. И сейчас в политологии есть такая теория "неоавторитарных
режимов".
Это те замечания, из которых я исхожу.
Теперь о тех факторах, которые, как мне кажется, проявились, которые
очень важны не только для стран Ближнего Востока, но и для всей тенденции
ненасильственных революций, которые проявились в событиях, которые мы
наблюдаем на Ближнем Востоке и Магрибе.
Первая, и, на мой взгляд, очень серьезная проблема, которая
проявилась: одним из основных мотивов массовых выступлений против
правящих режимов стала коррупция. Обращаю ваше внимание, что об этом
говорят и внешние наблюдатели, и, если мы посмотрим лозунги самих
выступающих, там коррупция находится на одном из первых мест. Это
довольно новое явление. Никогда мотив коррупции не являлся основным
мотивом, хотя уже с конца ХХ века есть целый ряд государств, где
коррупция приводила если не к смене политических режимов, то, во всяком
случае, к их трансформации. Приведу один пример – это Турция. В 1996
года было такое массовое явление, которое называлось "Минута тьмы ради
вечного смета". Его источником тоже послужила коррупция. И в Бразилии
была такая знаменитая компания и она называлась "Чистый бюллетень",
которая привела к принятию нового закона о выборах и отстранения людей
хоть как-то замешанных в коррупции на восемь лет от политической
деятельности. Есть еще целый ряд фактов.
Почему, на мой взгляд, появляется коррупция?
Первое. Я занимаюсь этой проблематикой и могу вам совершенно
точно доложить, что сегодня в мире существует не более 25 государств,
которые успешно справляются с этим злом. Во всех остальных эта проблема
хуже или лучше, но является очень серьезной.
Вторая проблема состоит в том, что, на мой взгляд, коррупция стала
наиболее ярким проявлением социальной несправедливости. Мы понимаем,
что социальная несправедливость – это всегда один из движущих мотивов. И
коррупция
–
это
сегодня
наиболее
яркое
проявление
социальной
несправедливости.
На этом фоне очень важно обратить внимание на то, что события в тех
странах, о которых мы говорим, произошли на фоне достаточно
благополучной экономической ситуации. Я исключаю Йемен, там как раз
бедность и была основным двигателем. Во всех остальных странах, я приведу
данные по Всемирному банку и по открытой базе ЦРУ, рост ВВП существует
во всех этих странах, он везде разный, где-то от 2,1 в Алжире до 4,9 в
Марокко, ВВП на душу населения в пределах от 2270 в Египте до 4216 в
Иордании. Для сравнения, чтобы вы понимали, в самых интенсивно
развивающихся странах БРИК в Бразилии ВВП на душу населения 8121, а в
Индии вообще 1134.То есть мы видим, что здесь такого классического
экономического катаклизма не наблюдается. Это, кстати, опровергает целый
ряд теорий о том, что сначала экономика, а потом политика.
Второе. Если мы говорим об уровне коррупции, то практически во всех
странах: Алжир, Египет, Ливия, Марокко, Сирия, по данным исследований
Всемирного банка, в которых этот показатель является один из шести
показателей эффективности государственного управления, он высокий. По
уровню коррупции эти страны находятся в зоне высокой коррупции. Чуть
лучше ситуация в Иордании и Тунисе. Этому есть объяснение.
И еще, что очень важно, на мой взгляд, в этой ситуации, что
фактически в этих странах коррупция становится основным двигательным
механизмом государственного управления. Сегодняшний мир и анализ
коррупции показывает, что в странах могут существовать только два
механизма их жизнедеятельности: либо конкуренция, либо коррупция. Там,
где конкуренция гасится, она обязательно замещается коррупцией. Мы
можем говорить о таком коррупционном феномене, который тоже
достаточно мало известен, сейчас он изучается, это симбиоз экономической и
политической коррупции (обращу ваше внимание, что когда я говорю о
коррупции, я имею в виду не только экономическую коррупцию). И по
сегодняшним международным определениям коррупция – это не обязательно
материальная выгода, это может быть любая неправомерная выгода от
использования служебного положения, когда мы говорим о коррупции в
публичной сфере.
Вот эти государства, по всей видимости, относятся к категории так
называемых государств, в которых произошел захват государства, т.е. когда
коррупция выросла и стала в самой верхушке управления,
когда
захватывается политическая власть для того, чтобы те, кто ее захватили,
могли бы использовать национальные ресурсы в целях личного или
группового обогащения.
Это то, что касается коррупции.
Теперь, что выступило движущей силой этих движений.
Посмотрите, что происходит в этих государствах. Молодежь в возрасте
от 15 до 25 лет составляет в этих государствах от четверти до трети
населения. Это данные Всемирной организации труда. А в возрасте до 35 лет
– это 35-40%. При этом обращаю ваше внимание, что есть в социологии, в
политологии такое знаменитое правило Парето, когда 20% ресурсов дают
80% результата. Смотрите, какой объем молодежного ресурса в этих странах
существует. Является ли молодежный ресурс в данном случае особенностью
этих стран или в перспективе мы увидим это и в других странах, тут вопрос к
специалистам.
Вторая важная особенность – это самый высокий уровень безработицы
в этих странах именно среди молодежи. Уровень безработицы среди
молодежи от 15 до 25 лет приблизительно в 2-3 раза выше, чем вообще
уровень безработицы в этих странах.
Есть следующие данные. В Египте при среднем уровне безработицы 9,4
– безработица среди молодых мужчин в возрасте от 15 до 25 лет – 23,3. В
Тунисе соответственно цифры 14,2 и 31,4.
А что такое сегодняшняя молодежь и не только в этих странах? Это
самая мобильная часть населения, тем более, что сегодня, когда у нас по всей
земле существует повышенная миграционная мобильность, люди уезжают
работать в другие государства, молодежь как раз составляет костяк этого
мигрирующего трудового ресурса, причем, даже если они потом не остаются
в стране, куда они приехали работать, они возвращаются назад, значит, они
приносят новые отношения, новые знания, новое понимание окружающей
действительности. Но даже те, кто остались, они, как правило, не теряют
связи со своими государствами, и эти информационные потоки все время
существуют.
Молодежь
больше
приспособлена
к
современному
постиндустриальному миру, он им ближе.
В связи с этим существует такой мнение, и я его внимательно изучал, о
том, что очень важным технологическим элементом этих событий послужили
новые технологии Интернета. Здесь у меня есть некие сомнения, хотя я не
отрицаю того, что Интернет и связанные с ним технологии сыграли
определенную роль. И давайте здесь посмотрим ситуацию с проникновением
новых технологий в этих государствах.
То, что касается такой технологии, как мобильная связь – да, здесь
уровень очень высокий: от 34% в Сирии до 93% в Алжире. Если мы говорим
об Интернете, то тут другая ситуация: Алжир – 11,9%, а Марокко – 33%.
Средний уровень сегодня по миру проникновение Интернета где-то 25,6%, в
Европе 52%, в России –
по последним данным это 40%.
Но в Ливии
проникновение Интернета – 5,1%, хотя мобильная связь 77%.
На мой взгляд, вот эта интернетсоставляющая имела место, но имела
место еще одна технология, как я ее называю "технология пятничной
молитвы". Дело все в том, что анализ показывает, что каждый раз после
"пятничных
молитв"
обязательно
мы
наблюдали
усиление
этих
сопротивлений. Более того, есть интересный пример. Если вы знаете, в
Египте с 27 на 28 января, буквально через три дня после начала событий, был
отключен Интернет, причем был отключен в течение пяти дней. От этого
спад волны не произошел, она даже продолжала нарастать. Безусловно,
Интернет-эффект имеет место, социальные сети будут играть значительную
роль, но это отдельный предмет для разговора. Вообще в современном мире
социальные сети – это не только Интернет, социальные сети понимаются
более широко. Это может быть основа целого ряда структурных вещей и
особенно в политике. Но наряду с Интернетом, конечно, надо иметь в виду
"технологию пятничной молитвы".
И последнее, на мой взгляд, важнейший фактор, и он более специфичен
для этих государств, но существует и в других странах – это позиция армии.
Смотрите, какая логика, которую я предлагаю вам оценить. Когда мы
говорим о массовых выступлениях против правящих режимов, то силы
внутренней безопасности, безусловно, задействованы, это их задача, их учат
подавлять массовые выступления. Но, как правило, опыт показывает, что
если мощные выступления идут достаточно длительно, то полицейские либо
убегают с улицы, либо переходят на сторону восставших, на сторону
бунтующих. С армией происходит другая ситуация. Некий грубый анализ
говорит вот о чем. Армия, как правила, сначала пытается держаться в
нейтральном состоянии, и, слава Богу, потому что мы видим, что от
поведения армии зависит «кровавость» самого процесса. Если армия
достаточно быстро понимает, что режим необходимо менять, и переходит на
сторону тех, кто выступает против режима, то режимы, как правило, падают
или сменяются не с такими кровавыми последствиями.
Второй вариант может быть, когда армия не понимает, на какую
сторону ей надо перейти, тогда процесс затягивается и ситуация может быть
хуже.
И последний, самый неприятный вариант, это пример Ливии, когда
армия раскалывается, либо продолжает поддерживать режим. Тогда, как
правило,
такие
ситуации
заканчиваются
большим
кровопролитием,
гражданской войной.
Вот те тезисы, которые я предлагаю вам обсудить и, если я не прав, я с
удовольствием послушаю ваши возражения и замечания. Я сравнивал такие
события не только на Ближнем Востоке, но и в некоторых странах, в
частности Европы, в которых происходили похожие процессы. Там эти же
факторы проявлялись, может быть, в меньшей степени те, которые связанны
с технологической системой Интернета, потому что в тот момент она не была
еще так развита.