Спор о судьбе России в трудах Масарика и Бердяева

Ю. В. Колесниченко
СПОР О СУДЬБЕ РОССИИ
В ТРУДАХ МАСАРИКА И БЕРДЯЕВА
Особое внимание европейских мыслителей и общественных
деятелей Россия привлекла к себе в начале XIX в. Страна, победившая Наполеона, стала для многих государств Европы олицетворением идеалов свободы и независимости. Но пик интереса к
России приходится на конец XIX – начало XX в., когда политическая ситуация в Австро-Венгрии стала накаляться. Активные
деятели чешского народного движения начали интересоваться
возможностями политического сотрудничества с Россией.
В то время будущий чехословацкий президент Томаш Гарик
Масарик совершает несколько путешествий в Россию, где изучает русскую литературу, философию и встречается с самыми известными мыслителями и общественными деятелями того времени. Стараясь понять феномен русского общества, он обращается к истории. Как и русские историософы, одним из самых
важных моментов для объяснения общественного и политического состояния России в начале XX в. он читал реформы Петра I, которые положили начало европеизации страны. По словам
Масарика, именно в тот момент зародилось противоречие в мировоззрении русского человека: «Европеизация России заключается не только в принятии определенных идей и практик, но и в
том, что здесь происходит особенный исторический процесс, во
время которого старорусская основа, старорусская культура и
уклад жизни меняются и разлагаются вследствие того, что в них
проникают европейские нравы, культура и традиции. Внутри
себя, в своей особой душе, русский человек, получивший европейское образование, чувствует данное противоречие»1.
Данная проблема привела к возникновению вопроса о судьбе
России: должна ли она развиваться по европейскому образцу или
у нее свой, особый, неповторимый путь?2 Самым ярким примером попыток решения данной историософской проблемы явля-
1
Masaryk T.G. Rusko a evropa. Praha, 1995. S. 14.
Бердяев даже считал, что именно благодаря этой историософской проблеме пробудилась русская общественная мысль («Русская идея», гл. II).
2
250
ются два противоположных русских философских течения: западники и славянофилы.
Характеризуя славянофилов в книге «Россия и Европа», Масарик подвергает острой критике их историософскую аргументацию. Например, он находит ошибочной стратегию противопоставления России и Европы как двух различных типов мышления
на основе их духовного развития, берущего начало от Платона и
Аристотеля, которую предлагает И. В. Киреевский. Платон был
мистиком, а Аристотель – рационалистом, но оба они жили в одно время и оба были греками, представителями одной и той же
культуры. Поэтому, считает Масарик, нельзя так категорично
противопоставлять Россию и Европу, основываясь на разделении
типов мышления Аристотеля и Платона.
Главная идея славянофилов – органичность и целостность
философской мысли, а также личной и общественной жизни –
оценивается Масариком негативно. Причина скрывается в том,
что славянофилы хотели достичь своей цели путем православной
веры. Всецело преклоняясь перед церковью и традициями православия, они не принимали идею индивидуализма, с которой был
связан либерализм, а с ним, в свою очередь, и европейский конституционализм, сторонником которого являлся Масарик. Он
писал: «Теократические взгляды мешали славянофилам понять
существование разных социальных сил; они используют слишком абстрактный термин “народ”, и поэтому не способны понять
социальное и экономическое состояние России»1. Его возмущало, что славянофилы замечали классовые различия на Западе, но
не хотели их видеть в России. Идея целостности представлялась
ему как их самый важный научный и философский дефект.
Идея целостности должна была стать, согласно теории славянофильства, основой русского мессианизма. Славянофилы
приписывали России особую роль в мировой истории, ставя перед русским народом задачу спасения мира. Подвергнув острой
критике идею цельного разума, Масарик, как ни странно, не стал
опровергать вытекающую из нее идею особой судьбы России, ее
миссии. Но будущее мира он связывал с Россией не потому, что
она является государством, сохранившим истинную веру – православие, а по причине ее «молодости» и «свежести».
1
Masaryk T.G. Rusko a evropa. S. 242.
251
Н. А. Бердяев также подверг критике мышление славянофилов. Но он поддерживал идею целостности и органичности русского народа, считая, что ему действительно свойственна большая коммунитарность, чем народам Запада. Он глубоко симпатизировал идее «хорового начала», высказанной К. С. Аксаковым. Однако желание сохранить русского мужика без изменений, а вместе с ним и соответствующие экономические условия,
казалось ему наивным, потому что целостность есть прежде всего духовное свойство русского народа. «Когда славянофилы, –
писал Бердяев, – особенно Аксаков, подчеркивают значение хорового начала у русского народа в отличие от самодовления и
изоляции индивидуума, они были правы. Но это, конечно, не
значит, что призвание России в мире, мессианизм русского народа связаны с отсталой формой экономической общины»1.
В отличие от Масарика, который категорично окрестил славянофилов «теократами», Бердяев понимал, что они не были
сторонниками существовавшего государства и власти: «В отличие от католического Запада славянофильское богословие отрицает идею авторитета в церкви и устами Хомякова провозглашает небывалую свободу»2.
Главное отличие западников от славянофилов Масарик видел в их отношении к политике: славянофилы аполитичны и желают лишь внутренних, моральных и религиозных реформ, западники, наоборот, видят будущее России в радикальной политической революции. Масарик отмечал, что западники относились к государству, как к исторической и социальной движущей
силе. Они говорили о свободной церкви в свободном государстве. Западники полюбили Россию, разочаровавшись в Европе. Но
в отличие от славянофилов они видели в России те же недостатки, что и в Европе. Масарик отмечал, что мессианизм присутствует и у западников, но они видят спасение России и Европы в
радикальной революции.
Главной фигурой западнического течения Масарик считал
Белинского. Как и Бердяев, он отмечает несколько этапов развития его философских идей. Прежде всего, Масарик находит у
Белинского попытку противопоставить демократические свобо1
2
Бердяев Н.А. Русская идея. Харьков, 1997. С. 56.
Там же. С. 58.
252
ды теократическому абсолютизму. Бердяев, характеризуя Белинского, уделяет большее значение его бунту против Гегеля и его
философии мирового духа, а также последовавшему за этим бунтом переходу к социализму. Он пишет: «В последние годы у Белинского складывалось миросозерцание, которое можно считать
основой русского социализма»1. Белинский верил в то, что не
будет больше богатых и бедных, царей и подданных, а все люди
будут братья. К народнической ветви русского социализма на
закате своей жизни примкнул еще один выдающийся западник –
А. И. Герцен. Бердяев отмечает, что огромную роль здесь сыграла первоначальная идеализация Европы, которая сменилась
сильнейшим разочарованием после столкновения с реальностью.
В этом он схож с Масариком.
Бердяев видел много общего в течениях западников и славянофилов. Он писал, что западники, как и славянофилы, были
патриотами России, любили ее и хотели для нее блага. Но самое
важное сходство Бердяев видел в их главном различии: «Но сейчас нужно отметить, что в России был двоякий исход философии: у славянофилов – в религию, в веру, у западников – в революцию, в социализм. И в том, и в другом случае было стремление к целостному, тоталитарному миросозерцанию, к соединению философии с жизнью, теории с практикой»2.
Сравнивая взгляды Масарика и Бердяева на философию славянофилов и западников, можно найти в них много общего, особенно в вопросах, касающихся западников (хотя стоит заметить,
что если бы Масарик писал «Россию и Европу» после социалистической революции и гражданской войны в России, то он, скорее всего, с большим опасением отнесся бы к радикальной идее
«демократии свободы» Белинского и разглядел бы в его учении
предпосылки к установлению тоталитарного социализма).
В оценке философии славянофилов позиции Масарика и
Бердяева значительно расходились. Масарик, выросший в католическом обществе, не мог понять и принять возможность существования православной религии без всепоглощающего стремления церкви к власти. Он бескомпромиссно обвиняет славянофилов в теократических идеях, хотя они говорили о православии в
1
2
Там же. С. 106.
Там же. С. 62.
253
большинстве случаев лишь в контексте обретения органичности
и целостности в жизни, а не с целью передачи светской власти
патриарху. Масарик, как борец за идею демократии в Европе,
очень боялся любого ограничения свободы, а теократия, безусловно, являлась таким ограничением. Бердяев, несмотря на критику славянофилов, симпатизирует им. Среди многочисленных
идей славянофильства он находит и правильные мысли (о хоровом начале русского народа, о соборности русской души и т. д.),
указывая, что эти философемы будут востребованы и в ХХ в.
Масарик провел огромную работу по изучению философского мышления в России, ее истории и литературы. Нельзя умалять
его заслуги на этом поприще, хотя его критика основывалась
иногда на непонимании сути разбираемой проблемы. Кроме того, скепсис Масарика относительно русского мессианизма и православия как единственно верной религии вполне может оказаться весьма полезным и актуальным в настоящее время, когда
в России происходят такие же кардинальные изменения в культурной, политической и социальной жизни, какие имели место в
первой четверти ХХ в. Как тогда, так и теперь именно идеи
«особенности» русского мышления и «богоизбранности» русского народа могут стать помехами на пути к интеграции России в
систему современных социально-культурных и политических
отношений, основанных на принципах толерантности, взаимоуважения и демократии.
254