МОЖЕТ ЛИ КОМПЬЮТЕР БЫТЬ СУБЪЕКТОМ ПРАВА

МОЖЕТ ЛИ КОМПЬЮТЕР БЫТЬ СУБЪЕКТОМ ПРАВА?
С.В. Тиминский
Институт проблем управления сложными системами РАН
443020, Самара, ул. Садовая, 61
timinsky_s@mail.ru
тел: +7 (8462) 32-39-27, факс: +7 (8462) 33-27-70
Ключевые слова: правоспособность, дееспособность, субъект права, юридическое лицо, интеллектуальные агенты
Abstract
This paper concerns the possibility of acknowledging the legal personality by the software
intelligent agents. As mediators and as initiators of electronic transactions, intelligent agents may
truly facilitate electronic commerce by fostering a global and digital economy. As mentioned
below, there are a number of ways in which a confidence boost may be provided such as by
developing a certification system for agents, or by establishing a labeling system for them. This is
likely to be the main issue on which the extent of use of intelligent agent systems in the future
will depend.
Введение
Наверное, очень трудно даже представить в своем воображении судебный процесс, истцом или ответчиком по которому будет проходить компьютерная программа. На взгляд непосвященного, такое выглядит невозможным, также как невозможно, к примеру, судиться с миксером, кофемолкой или вообще с любой другой вещью. У вещи не может быть прав, обязанностей, поэтому у ней не может быть имущества на праве собственности, на которое может быть
обращено взыскание; наконец, это просто кажется лишенным всякого смысла, признать вещь
субъектом права, поскольку это равносильно утверждению за вещью способности адекватно
воспринимать реальность, разумно мыслить и действовать – что воспринимается как не совсем
удачная шутка.
Тем не менее, вопрос правоспособности компьютера не обходится стороной в зарубежных
исследованиях по юриспруденции [1-5], чего нельзя сказать о правовой науке нашего отечества. Современный же уровень и скорость развития информационных технологий делает эту
проблему все более актуальной, а экскурс в область истории и теории государства и права высвечивает довольно интересные ее особенности.
1 Интеллектуальные агенты и заключение договора
Как пишут Т. Аллен и Р. Уиддисон, “появляющиеся в настоящее время компьютерные
системы могут действовать не просто автоматически, но автономно. Автономные машины способны обучаться на собственном опыте, изменяя инструкции в их собственных программах и
даже создавая для себя новые инструкции. Они могут принимать решения, основанные на этих
ими же измененных или ими же созданных инструкциях… Эти процессы включают осуществление выбора, формирование намерений, принятие решений и предоставление либо непредоставление согласия” [1].
Такого рода компьютерные программы получили в технической литературе название интеллектуальных агентов. В широком смысле понятие интеллектуальных агентов включает в
себя следующие свойства:
294
•
“автономность – агенты действуют без прямого вмешательства людей или других агентов
и способны в определенной степени контролировать свои действия и свое внутреннее состояние;
• коммуникативность – агенты взаимодействуют с другими агентами (и, возможно, также с
людьми) посредством некоторого рода языка для коммуникации агентов;
• реагирование – агенты изучают окружающую их среду (это может быть физический мир,
пользователь – через графический пользовательский интерфейс, другие агенты, интернет,
или, возможно, все сочетания перечисленного) и своевременно отвечают на изменения, которые в ней происходят;
• профессиональная активность – агенты не просто действуют при изменении их окружающей среды, они способны демонстрировать целенаправленное поведение посредством
взятия инициативы” [2].
В узком смысле помимо перечисленных характеристик понятие ‘интеллектуальный агент’
включает в себя одну или несколько из следующих особеностей:
• “мобильность – способность агента перемещаться в электронном сетевом окружении;
• достоверность и точность – предположение, что агент не будет использовать информацию,
если будет знать, что она является ложной;
• благожелательность – предположение, что агенты не будут иметь противоречивых целей;
• рациональность – предположение, что агент будет действовать так, чтобы достичь своих
целей и не будет действовать так, чтобы предотвратить их достижение, хотя бы в той степени, в которой позволяют его представления об этом” [2].
Появление компьютерных программ с подобными свойствами вызовет определенные
проблемы в области права – в частности, в сфере возмещения ущерба и в договороном праве.
Как отмечает К. Карноу “результатом некоторых решений [интеллектуальных агентов] будет
“патология”; то есть решение будет не только непредсказуемым или удивительным, что может
быть вполне желательным, но также может иметь непредусмотренные и разрушительные последствия как для сетевого пространства, так и для значительной части всей нашей инфраструктуры, подсоединенной к такому сетевому пространству”[3]. Должен ли человек нести
ответственность за действия, автономного компьютера, который способен на принятие самостоятельных решений? Ряд исследователей полагает, что нет. Л. Уэйн, например, пишет: “оставленные без контроля интеллектуальные артефакты должны нести ответственность независимо от людей ими владеющих, с позиции универсальной концепции ответственности основных правовых систем в течение истории”[4].
Кроме того, внедрение интеллектуальных компьютерных агентов в электронную коммерцию приводит к появлению такого типа договоров, заключение которых с одной или с обеих
сторон происходит без непосредственного участия человека, и даже более того, человек, в интересах которого компьютерная программа заключает договор, не знает о его существовании
вплоть до стадии его исполнения [1, 5]. С позиции традиционной договорной доктрины – как в
системе общего праве, так и континентального – в действительности таких договоров возникают очень большие сомнения ввиду отсутствия критерия “совпадения воль”, необходимого
для возникновения любого соглашения.
2 Восток и Зàпад
В некоторой степени может быть справедливо утверждение, что аналог Интернета – «локальные, территориальные и глобальные сети» появился в СССР раньше, чем в США [10]. Тем
не менее, существование в СССР плановой экономики не лучшим образом повлияло на потребительский рынок – нормой был дефицит товаров и большие очереди.
В США же во время холодной войны процветала рыночная экономика, большое развитие
получили так называемые удаленные или дистанционные контракты (distant contracts) – теле-
295
магазин или система рассылок товарных каталогов (советским аналогом была система посылторга) и контракты, заключаемые путем покупки товара у автомата. В СССР автоматические
покупки не были сильно развиты – исключение составляли лишь автоматы с газированной водой. Творчество юристов лишь отражает состояние экономики того или иного государства,
поэтому западная юриспруденция знает немало работ, посвященным заключению дистанционных или автоматических контрактов, а советская и российская правовая наука этих вопросов
едва касалась.
Переход РФ на рыночную экономику в 90-х годах привел к возникновению такой ситуации, что купля-продажа путем дистанционных (магазин на диване, интернет-магазин) контрактов стала развиваться. Все большее число бизнес-процессов, хотя и медленно (предпочтение
пока что отдается факсам, а не электронной почте) автоматизируются, человек делегирует свой
труд компьютерному роботу. В том числе фактически компьютерной программе передаются
полномочия по заключению, изменению и расторжению договора с потребителем или коммерсантом. Поэтому приобретает особую актуальность вопрос о том, не лучше ли в интересах
удобства придать такой программе-роботу статус субъекта права, чтобы освободить человека
от риска нести ответственность за ошибки или неточности, которые допускает робот при работе с контрактами.
3 Правоспособность и дееспособность. Исторический экскурс
Правоспособность есть способность субъекта иметь права и обязанности. По современному правосознанию каждый человек правоспособен прежде всего потому, что он человек, не
составляют исключение даже малолетние дети и умалишенные лица. Хотя эти лица фактически
лишены возможности проявлять юридически признаваемую волю, тем не менее они считаются
способными обладать юридически обеспеченной сферой власти. Право признат за ними способность вырабатывать волю; оно считает их только временно лишенными этой способности,
предполагая, что даже неизлечимо больные могут выздороветь [6]. Пока эти лица не имеют
разумной воли, право восполняет этот недостаток при помощи института законных представителей.
Юридические отношения возникают главным образом путем действий лиц, участвующих
в гражданском обороте. Действие в юридическом смысле есть внешнее проявление акта воли.
Но с юридической точки зрения, лишь тот, кто может принимать решения, взвешивая мотивы и
принимая во внимание внешние последствия действий. Поэтому дети и душевнобольные люди
не могут действовать в юридическом смысле слова. За лицами, которые могут действовать,
право признает способность вызывать путем своих действий известные юридические последствия. Эта способность называется дееспособностью. В работе [6] дееспособность подразделяется на способность к совершению деликтов (правонарушений) – вменяемость или деликтоспособность – и способность к совершению юридических сделок.
История права знает немало примеров, когда правосубъектностью наделялись даже неодушевленные предметы и, наоборот, когда люди не рассматривались в качестве субъектов
права, а отсутствие у них persona, необходимого для участия в гражданском обороте, приравнивало их к неодушевленным вещам или животным.
Так, Дж. Ч. Грэй пишет, что храмы в Древнем Риме и здания церкви в Средние века пользовались отдельным корпоративным бытием в качестве субъектов права. Грэй также замечает:
“Неодушевленные вещи рассматривались как носители законных обязанностей, - я собирался
добавить, в первобытные времена, но, как мы увидим, понятие это упорно сохранялось даже в
наши дни. Если здесь имелась фикция, она не заключалась в том, чтобы приписать вещи истинную волю человека, но в предположении, что вещь имеет свой собственный ум. Мне кажется, однако, что часто не было никакой сознательной фикции, но была некая определенно не
осознанная вера в то, что вещь действительно обладает умом и волей” [12].
296
Тем не менее, как отмечает Л. Уэйн, с исторической точки зрения, “изощренная конструкция вещи как полномочного представителя человека уходит своими корнями не в отношения
между людьми и неодушевленными объектами, но в отношения между одними людьми и другими” [4] – а именно, как это ни парадоксально, в институт рабства1.
Раб в древнем Риме находился вне политического общества и не являлся субъектом ни ius
civile, ни ius gentium;по римскому праву, как и в других античных правовых системах, он считался вещью (res) [7], говорящим орудием (instrumentum vocatio) [8]. В контексте нашей тематики сущность института рабства заключалась не только в том, что право полагало человека
вещью, но еще и в том, что эта вещь постепенно стала допускаться к участию в гражданском
обороте, оставаясь при этом “в глазах” права вещью на протяжение очень долгового времени2.
Правовой инструментарий, применяемый для этого древнеримскими юристами, был весьма
оригинален:
Первоначально участие раба в коммерческом обороте подчинялось принципу, что заключенные им сделки могут только улучшать положение его господина, но не ухудшать. И.Б. Новицкий комментирует это так: “Разумеется, такое примитивное построение - по сделкам раба
права приобретаютсяя господином, а обязанности ложаться на раба (с которого ввиду его неправоспособности получить было нельзя) – не могло сохраниться с развитием торговли и
с усложнением хозяйственной жизни. Желающих вступать в сделки с рабами при полной безответственности по этим сделкам самого рабовладельца нашлось бы немного. Правильно
понятый интерес рабовладельца требовал, чтобы третьи лица, с которыми вступал в деловые
отношения раб, могли рассчитывать на возможность осуществление своих прав по сделкам
с рабами”.
В интересах рабовладельца происходило постепенное признание личности раба [8]. На
этой почве сложился институт пекулия. Термином «пекулий» называлось имущество, выделяемое из общего имущества рабовладельца в управление раба. Поскольку управлять имуществом
невозможно без совершения различных сделок, то не признавая раба правоспособным лицом,
древние римляне признали, однако, юридическую силу за совершаемыми им сделками.
Далее, современное английское право в определенной степени распространяет правосубъектность на корабли с целью обеспечения интересов кредиторов. Это позволяет заинтересованным лицам выдвигать исковые требования непосредственно против судна, … указав его в
качестве ответчика. Как отмечают Т. Аллен и Р. Уиддисон, в данном случае наделение кораблей некой разновидностью правосубъектности представляет собой достижение определенно
значимой для права цели удобным и относительно недорогим способом [1].
4 Лицо и персональность. Юридическое лицо
Современная гражданско-правовая наука воспринимает любого носителя прав и обязанностей со значительной долей абстракции, обращая внимание лишь на внешних социальнозначимых его особенностях. Идея абстрактного субъекта правоотношения получила соответствующее воплощение в понятии лица: латинский термин persona (лицо) первоначально означал
ни что иное как театральную маску. С позиции права все лица - это всего лишь маски с некоторым набором прав и обязанностей в зависимости от степени участия в гражданском обороте.
Негативным эффектом такого положения дел является существование теневой экономики
с так называемыми фирмами-однодневками, существующими только номинально, с единственной целью ухода от налогообложения стоящих за ними реальных субъектов.
1
Еще в 1950 году Н. Уинер писал: “автоматические механизмы, что бы мы ни думали по поводу тех чувств, которые
они испытывают или не испытывают, являются точным экономическим эквивалентом рабского труда”- N. Wiener, The
Human Use Of Human Beings, p. 189 (1950), цит. по [4].
2
Рабы стали допускаться до участия в гражданском процессе лишь после соответствующего рескрипта императора
Юстиниана (VI в. н.э.) – см. [7]
297
Позитивным же следствием персональной абстракции является то, что «под понятие субъектов права … подходят, кроме отдельных людей, еще те социальные организмы которые также преследуют человеческие интересы и имеют особую организацию, позволяющую им выработать самостоятельную волю, отличную от воли отдельных сочленов, входящих в состав этих
социальных организмов, и стоящую над волей этих последних» [6]. Эти коллективные субъекты получили в современной теории права название юридических лиц.
Сторонники признания правоспособности компьютера в качестве исторической аналогии
приводят в пример именно конструкцию юридического лица – которое долгое время считалось
(а в англо-американском праве считается до сих пор – см. [9]) искусственной конструкцией
(теории фикции). Родоначальником этого подхода принято считать римского папу Иннокентия
IV. В 1245 г. на вопрос о возможности отлучения корпорации от церкви он заявил, что корпорация не имеет души, а существует лишь в воображении людей, будучи persona ficta или corpus
misticum, т.е. фиктивным, не существующим в реальности лицом [13].
Таким образом, при решении вопроса о правосубъектности компьютера можно не принимать во внимания такие факторы, как наличие или отсутствие у компьютера внутренней воли,
самосознания и других подобных качеств, хотя некоторые исследователи эту проблему затрагивают, выдвигая гипотезу о существовании некоего морального права для признания любого
субъекта права со стороны правовой системы [15].
Теория социальной реальности утверждает, что коллективные группы могут развиваться в
общественном организме с различной социальной волей. Правовая система просто распознает
социальный факт их независимого существования, наделяя их правосубъектностью. Как заметил Тебнер: «... как правило, стало прововой политикой наделять правосубъектностью социальные системы, которые уже обладали социальной способностью для коллективного действия, […] правовая система подверглась огромному воздействию, чтобы завершить социосубъектность правосубъектностью» [10].
Юридические лица являются социальными системами, в то время как компьютеры – это
информационные системы. Но есть одно ключевое сходство: в случае с организациями, проблема заключается в отграничении сущности и действий юридического лица от сущности и
действий его учредителей. Другими словами, способность к коллективным действиям в обществе составляет ее сущность. В случае с компьютерами, проблема также заключается в отграничении сущности и действий компьютера от людей, осуществляющих над ним контроль [1].
Поэтому можно трансформировать утверждение Тебнера следующим образом: «становится
смыслом правовой политики предоставление правосубъектности информационным системам,
которые уже имеют способность к автономным действиям».
По аналогии с юридическими лицами предлагается решить и проблему идентификации.
Одно решение, предложенное скандинавскими правоведами [11] – это внедрение различных
классификаций по надежности (security classification) и сертификация интеллектуальных агентов со ссылкой на соответствующий класс стандартов надежности. При этом предъявляются
различные требования в отношении уровней надежности, которым интеллектуальные агенты
должны соответствовать в том случае, если они допускаются к определенной деятельности.
Такая система может потребовать контроля, определяющего соответствие агентом специфичному уровню надежности. Это может привести, в свою очередь, к развитию системы независимых отметок о проверке (verification marks) для особенностей надежности агента.
Сходную систему маркировки (labelling) агентов предлагает использовать Ж.-Ф. Леруж
[5], отличием выступает ее добровольный, а не принудительный характер, что обеспечивало бы
большую гибкость.
К. Карноу предложил систему сертификации электронных агентов, благодаря которой
агенты смогут использоваться только после их сертификации. Сертификационный орган (Реестр Тьюринга) оценит риски, связанные с использованием агента, и соответственно этой
298
оценке он выдаст сертификат для агента. Такой агент будет способен функционировать только
с системами, которые также имеют сертификат, выпущенный Реестром [3].
Заключение
Как посредники и как инициаторы сделок, заключаемых и/или исполняемых в информационно-коммуникационном пространстве интеллектуальные агенты могут действительно упростить электронную коммерцию, принимая участие в создании глобальной и цифровой экономики. Однако, для того, чтобы это произошло в действительности, как предприниматели, так
и потребители должны сначала почувствовать удобство феномена интеллектуальных систем.
Очень часто пользователь не только не видит, что на самом деле происходит в информационной системе с его правами и обязанностями, но и не знает этого. Подобные ситуации не приводят к чувствам комфорта и безопасности, необходимых для активного использования таких
систем в различных общественных сферах.
Как упоминалось выше, существует ряд способов, когда рост доверия может быть вызван
развитием особой сертификационной системы для интеллектуальных агентов или введением
системы для их маркировки. Это, по всей видимости, будет основным вопросом, от которого
будет зависеть степень использования систем интеллектуальных агентов.
Список литературы
[1] Tom Allen & Robin Widdison, Can computers make contracts?, 9 Harvard Journal of Law and Technology,
25 (1996).
[2] M. Wooldridge & N. Jennings, Intelligent Agents: Theory and Practice, Knowledge Engineering Review
Vol. 10 No. 2, June 1995, Cambridge University Press, 1995.
[3] C.E.A. Karnow Future Codes: Essays in Advanced Computer Technology and the Law, Artech House, 1997.
[4] L.E. Wein, The responsibility of intelligent artifacts: Toward an automation jurisprudence, 6 Harvard
Journal of Law & Technology, 109-110 (1992).
[5] J.F. Lerouge, “The use of electronic agents questioned under contractual law: Suggested solutions on a
European and American Level”, The John Marshall Journal of Computer & Information Law, Vol. XVIII
No. 2, Winter 2000, pp. 403 et seq.
[6] Хвостов В.М. Система римского права, М.: Спарк, 1996.
[7] Дождев Д.В. Римское частное право, М., 1996.
[8] Новицкий И.Б. Римское право, М., 1994.
[9] Батлер У.Э., Гаши-Батлер М.Е. Корпорации и ценные бумаги по праву России и США, М., 1997, с.21
[10] Biological Metaphors in Legal Thought, Rottleuthner in Autopoietic Law: A New Approach to Law and
Society, Teubner (ed.) (1988, Walter de Gruyter, Berlin/New York)
[11] Юзвишин И.И. Основы информациологии. Учебник. – М., 2000, с.442 и далее.
[12] J.C. Gray, The Nature And Sources Of The Law, (2d ed. 1921)
[13] Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность, Л., 1948, с. 675
[14] Stuurman, C. & Wijnands, H.S.A. (2001). Intelligents agents: a curse or a blessing: a survey of the legal
aspects of the application of intelligent software systems. The Computer Law and Security Report, 17(2),
92-99.
[15] L. Solum, Legal Personhood for Artificial Intelligences (1992) 70 North Carolina Law Review p 1231.
299