Театр Зинзанни

реклама
14 – 27 апреля 2008 года
30
Г
де я? В мечте моего детства, к которой никогда
раньше не доводилось подступиться? В неведомом царстве, где сливаются смех и наслаждение? Во сне, где случается невероятное?
К столику, за которым я сижу, на плохо сгибающихся ногах подошла кукла и… подмигнула. Таинственный незнакомец вручил открытку с объяснением в любви. Кто-то, неслышно подкравшись сзади,
быстро и ловко завязал мне глаза шелковым шарфом и пригласил на танец. Кружась в вихре венского вальса, ведомая необыкновенным незнакомцем, я с каждым пируэтом все дальше вырывалась
из реальности, глубже и глубже проникая
в мир, недоступный даже доктору Фрейду
– в мир сказки.
Иначе как волшебством то, что со мной
происходило, не назовешь. Попав в «Театро Зинзанни» в пятницу вечером, после
перегруженной событиями рабочей недели, я надеялась отдохнуть и расслабиться,
но никак не ожидала, что какие-то три с половиной часа преобразят мою жизнь: в нее
вольется струя фантазии, желания, наслаждения. В
этот вечер мое восприятие действительности стало
другим: неожиданно я поняла, что в наполненных
делами и проблемами буднях нужно учиться находить место для магии – магии искусства, красоты,
сюрприза, восхищения, таланта. Ну и хорошо покушать всегда приятно!
А ведь поначалу казалось, что я просто иду поужинать. Ужин мои ожидания не обманул: в нем
наличествовали и тончайших вкусовых оттенков
сыры, и воздушный салат, и непременная в наших
краях искусно приготовленная рыба (или, по желанию, мясные и овощные блюда), и тающий во рту
десерт, и ароматные вина.
Однако ресторан был необычен. Подавались эти
блюда целой армией официантов, то выплясывающих в ритме бодрого танца, то торжественно марширующих с блюдами в руках, то появляющихся в
вагонах выезжающего откуда-то из небытия поезда
с до боли знакомой надписью на нашем родном
языке, но с трогательной ошибкой – «МВП Експресс» (вместо «МПС Экспресс»), то беспорядочно носящихся между столиками либо с бокалом,
либо с пальмой в ведре, либо с огромной кастрюлей, или гарцующих с самолетного типа тележкой,
уставленной тарелками.
Происходило же это в самом настоящем шапито прямо на арене, оформленной в стиле обитых
бархатом и сверкающих зеркалами интерьеров
эпохи НЭПа, причем в центре арены оказывались
вы, усаженные за расположенные по кругу, как семечки в подсолнухе, столики. Только вместо центрального зернышка было оставлено совсем небольшое – размером чуть больше столика – пустое пространство.
Именно там, в непосредственном соседстве с нами, и совершались чудеса. Площадка в центре арены неожиданно поднималась, и на ней под руками
облаченного в черный фрак волшебника оживала
прелестная кукла с розовыми волосами, выделывавшая смешные акробатические трюки гибким,
как каучук, телом. С ней заигрывал толстяк клоун
с глуповатой физиономией, а потом он же выбирал сидящего за одним из столиков ничего не подозревающего мужчину и учил его избавляться от
печалей и забот – и скакать вприпрыжку по залу
под смеховой грохот публики.
Гибкая как кошка грациозная красавица в обольстительном обличье поднималась к куполу шапито – и буквально выворачивалась наизнанку, при
этом сохраняя невозмутимую улыбку. Дуэт юноши
и его прекрасной возлюбленной, только что обслуживавший вас в качестве официантов, а ныне
вознесшийся к потолку в крепчайшей, но почти
незаметной на вид сцепке, прямо перед вами совершал поразительные пируэты на трапеции, повторяя, паря в невесомости вниз головой, ритмы
изысканного танго.
Тот самый волшебник, который пригласил вас на
танец, а потом поднял с вашего стола сигару силой
своего взгляда, оказывался настоящим чародеем,
не произнося ни одного слова заколдовавшим не
только свою помощницу куклу, но и красавицу певицу, ведущую спектакль. Он совершал прямо на
ваших глазах поражающие воображение чудеса,
доставая из своего чемоданчика различные – типичные и неожиданные – атрибуты фокусника и
заставляя бутылки самостоятельно разливать по
бокалам вино, наручники превращаться в драгоценные ожерелья, белую гвоздику становиться
красной розой.
Наконец, только что заботившийся о качестве
Невероятной пластичности
жонглер со скульптурной
фигурой, заводящий со своими
шариками сладострастно-интимные
отношения.
На сцене – с шестилетнего
возраста. Любит музыку и танец с
момента зачатия благодаря маме –
танцовщице украинского ансамбля
народного танца имени Павла
Вирского.
Выпускник Школы циркового
искусства в Киеве. Победитель
множества международных
фестивалей артистов цирка.
Участвовал в спектаклях
крупнейших цирков мира, включая
«Фридрихштадтпалас» в Берлине,
«Лидо» в Париже, «Цирк дю
Солейл» и другие.
В «Театро Зинзанни» выступает
впервые, поскольку только сейчас
удалось найти для этого время и
впервые появиться на здешней
сцене со своей возлюбленной
Аурелией.
этого странно завораживающего танца, наверное,
является жонглирование, но исполнявшего его
артиста назвать просто жонглером никак было
нельзя. Скорее он – сверхъестественный виртуоз тела, в течение нескольких минут передавший
окружающему пространству – в котором находились вы, зрители, – энергетику своего точного и
плавного движения, эффектно отражающего звучащую музыку.
Музыка была всякая: и исполненные примадонной оперные арии; и блестящие импровизации – в
том числе и на «Подмосковные вечера» – отличного ансамбля, состоящего из пианиста, скрипача,
ударника и саксофониста, игравшего также и на
контрабасе; и умело обработанные фрагменты из
«Щелкунчика», «Весны священной» и «Кармен»,
и популярные песни в исполнении лондонской
поп-звезды.
А на фоне этой музыки, то зажигательной, то ностальгической, появляются и исчезают герои вечера – со своим характером и колоритом, со своим
сольным номером, а также со своим собственным
способом общения со зрителями, ведь за время
спектакля каждый из персонажей успевает обойти все столики и лично познакомиться со всеми
посетителями.
После спектакля эти герои – нормальные люди, с обычными житейскими проблемами. Только работа у них необычная, поскольку занимаются они колдовством, как в прямом, так и в
Евгений Воронин
Будучи матерью двоих детей, эта необыкновенная акробатка
продолжает удивлять гибкостью и пластикой своего недавно
изобретенного персонажа – куклы с розовыми волосами. Как и
некоторые другие участники шоу «Чемодан ‘Желание’», Светлана
является выпускницей Киевского училища циркового искусства.
Вместе со своим супругом и по совместительству волшебником
Ворониным была одним из зачинателей «Театро Зинзанни», а
также выступает в различных европейских цирках и кабаре.
Маг и волшебник. Нелегко, наверное,
жить на свете с такой профессией…
Именно ею в беспредельном
совершенстве владеет этот фокусник,
выпускник Киевского училища циркового
искусства и победитель многих
международных конкурсов. Еще на
родине он основал «Театр Калиостро»,
а позже стал одним из лидеров и
законодателей «Театро Зинзанни».
В свободное от «Зинзанни» время
выступает в Европе, являясь одним из
самых любимых артистов жанра кабаре.
– Какое у Вас ощущение от работы в «Театро
Зинзанни» после стольких лет на больших цирковых площадках? Ведь здесь намного более камерная обстановка.
– Нет. Мы ведь в любом случае своего рода актеры, всегда так или иначе общаемся с публикой. Просто здесь мы работаем в другом жанре и воплощаем в
жизнь театральные идеи.
– Действительно, я начинал с больших точек, с крупных цирков, и работать так близко к публике не привык. Здесь другая специфика. Но мне очень нравится
преодолевать какие-то проблемы и открывать новые
возможности.
– У Вас поразительное чувство музыки и ритма.
– Трудно сказать. Наверное, невозможно сравнить
эти две вещи. В большом шоу ты находишься в центре огромного манежа перед глазами тысяч людей, однако имеешь только шесть минут в программе. Здесь
– всего лишь двести пятьдесят человек, но они находятся настолько близко, что я могу к каждому подойти
и за время спектакля завести с ним определенные отношения. И когда я выполняю свой номер, я вижу их и
вспоминаю об их характерах, чувствую каждого из них.
Поэтому и у меня, и у них воображение и восприятие
работают совершенно по-другому.
Я много выступал в больших цирках – в «Лидо»,
«Фридрихштатпалас», «Дю Солейл», – и хорошо знаю,
как они устроены. Из тех артистов, которые в них работают, далеко не каждый является личностью. Чтобы выиграть в «Зинзанни», ты обязан быть личностью.
Здесь нельзя победить только одним своим номером,
здесь нужно уметь покорять всем комплексом актерской работы, импровизацией. Что важнее и интереснее
– умение установить индивидуальный контакт или сделать один трюк? Даже исполнение трюка может быть
разным: трюком можно только удивить, а можно поразить и покорить. Цирк «Дю Солейл» больше удивляет,
а «Зинзанни» – покоряет и затрагивает другие нервы
человеческой натуры. Для меня это совершенно ясно.
Если бы я не понимал этой специфики, я не смог бы
здесь работать после больших шоу. Представления в
больших цирках – это внешнее, визуальное искусство.
В «Театро Зинзанни» возникает искусство другого рода,
вовлекающее внутреннюю энергетику. Поэтому сравнивать их очень трудно.
Кроме того, мне очень нравится сотрудничать с такими мастерами, как Женя Воронин, творить вместе и за
десять дней создавать с чистого листа настоящий красивый трехчасовый спектакль.
– А переучиваться пришлось? Например, овладевать актерским мастерством?
– Это от мамы. Я всегда хотел совместить жонглирование с танцем. Первый мой номер был основан на
брейк-дансе.
– Как вы придумываете ваши номера?
– Это долгий процесс. Сначала возникают отдельные
элементы, потом постепенно дорабатываются дополнительные детали; разные люди подсказывают, как лучше
сделать; мы начинаем чувствовать, на что лучше реагирует публика. Можно сказать, что номера создаются
самой жизнью. В этом стиле – сочетания танца и жонглирования – я работаю с 1994 года, но номера менялись в зависимости от шоу, да и с возрастом начинаешь
по-другому чувствовать.
– Вы сначала придумываете номер и потом «вписываете» его в спектакль или же создаете номера
каждый раз заново в зависимости от концепции
спектакля?
– Номер невозможно сделать под сценарий. Номера
делаются годами, а потом модифицируются и подстраиваются под разные спектакли.
– Не надоедает одно и то же выполнять изо дня
в день?
– Нет. Могу объяснить, почему. Специфика нашего
выступления – это контакт с публикой. Мы показываем
себя в самом лучшем виде, и публика знает, что ничего подобного она больше нигде не увидит, поскольку
такой номер делаем только мы. А публика всегда разная и реагирует по-разному. Но когда у тебя есть только шесть минут, чтобы либо завоевать публику, либо
потерять ее доверие и просто отработать за деньги, ты
полностью выкладываешься. Ты ведь делаешь то, что
сам придумал, это твое, ты это любишь, и никто, кроме
тебя, это сделать не может. И доказываешь это каждый
день новой публике. Безусловно, устаешь, но при этом
никогда не надоедает.
– А провалы бывают?
– Конечно. Вот сегодня в финале шарик уронил. Но
я к этому нормально отношусь, ведь у нас живое ис-
– Так случайно получилось. Хозяева театра даже называют это шоу
«воронинским». Женя пригласил сюда своих друзей – самых лучших артистов со всего мира, с которыми он когда-либо сталкивался
на других выступлениях. То, что большинство из них русские – это
нормально, мы ведь все друзья, да и школа у нас отличная. Но Женя
также пригласил американского клоуна Питера, с которым познакомился в Швейцарии, и американскую певицу из Портланда.
переносном смысле. Кто же они? Каждый из
них – личность, и, как и следовало ожидать
от хороших актеров цирков, большинство из
них говорит по-русски. Как же получилось, что
в американском городе Сиэтле собрались русские циркачи? И что они думают о выступлении в таком страннном заведении как «Театро
Зинзанни», сочетающем в себе черты не только
цирка, но и кабаре, варьете, театра, оперы, балета и ресторана?
Сегодня мы знакомимся с солистами спектакля
«Чемодан ‘Желание’», чье название отсылает к заголовку пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай ‘Желание’». Встречайте аплодисментами!
– Мы встретились в Париже через
Женю Воронина. А до этого мы много
раз работали в одних и тех же цирках
и спектаклях, только в разное время,
и пересекаться не приходилось. Вот
и в «Зинзанни» я работаю с момента
основания, но с Виктором мы оказались в
одном спектакле только в первый раз.
– Вы овладели русским языком, познакомившись с Виктором?
– Нет, русский я выучила раньше, с друзьями.
Не могу писать и читать, но со слуха научилась
говорить. А всего знаю пять языков.
– Что вам больше всего нравится в «Театро Зинзанни»?
– Нравится все. Шоу постоянно меняется, даже когда оно в принципе готово.
Всегда что-то улучшается, дополняется, совершенствуется. И наши номера
меняются с новыми чувствами, эмоциями. Мы ведь работаем только в одном
номере, нас с ним приглашают.
– А как вас находят?
– Нас все знают. Нас легко найти.
Russian World: 11411 NE 124th ST#195, Kirkland, WA 98034 Ph: (425) 821–3741
Подхватывает Анастасия Воронина, дочь Евгения и Светланы:
– Я родилась в Сиэтле одновременно с «Театро Зинзанни»! Моя
жизнь отличается от жизни других
детей: мои друзья живут в одном городе, а я езжу в разные места. Еще я
люблю танцевать и петь!
– Ощущаете ли Вы разницу между американской и европейской публикой?
Дуэт
Артемьевых
(Елена Мозгалевская и
Дмитрий Артемьев)
– Это же совершенно другой род деятельности!
Как Вам удается совмещать его с собственными
выступлениями?
– Приходим после спектаклей домой и начинаем решать проблемы: один артист опоздал на самолет, другому
не дали визу… Сейчас у нас идет одно шоу в Индонезии,
в котором каждый месяц меняется по дюжине артистов,
и параллельно с этим мы работаем с десятком других артистов. В год получается около пяти крупных проектов и
множество мелких.
Проблема циркового артиста заключается в том, что он
исполняет свой номер до конца карьеры и не думает о том,
что будет после, когда он уже не сможет выступать. Но время идет. Сегодня тебя окружает успех, а завтра придется
заниматься чем-то другим, поэтому лучше начинать думать
о будущем заранее. У нас есть проекты и идеи, мы хотим
устраивать большие шоу, и к этому надо готовиться постепенно, завоевывать себе репутацию и доверие.
Настоящая француженка… красивая,
стройная, грациозная. Но при этом
еще и говорит по-русски! Вот уже
семь лет составляет прекрасный дуэт
с жонглером Виктором.
Закончила знаменитую цирковую
школу Анни Фрателлини. В
десятилетнем возрасте завоевала
свою первую золотую медаль на
фестивале в Монте-Карло. Выступает
в различных цирках, кабаре и
варьете. Была одной из первых
исполнительниц «Театро Зинзанни».
Эти замечательные воздушные
гимнасты, выступающие вместе с
1998 года, – москвичи, сотрудники
никулинского Цирка на Цветном
бульваре. Помимо арен
крупнейших европейских цирков,
они покоряли сердца зрителей,
работая в оперном спектакле
«Волшебная флейта» Моцарта,
поставленном легендарным
Джорджем Табори, а также
выступали в одном представлении
с Лайзой Минелли и перед
глазами Папы Иоанна Павла
Второго в Ватикане. Их танго на
трапеции, подвешенной под
куполом, является, пожалуй,
самым драматическим
номером всего спектакля.
Точность движений
сочетается в нем с
грациозностью линии и с
поразительными сцепками
и перехватами в полете.
Елена: Я попала в цирк совершенно случайно, пришла из
спорта, тренировалась в ЦСКА.
Мама у меня была увлечена оперой, а папа – спортом, и меня направляли заниматься то балетом,
то фигурным катанием, но в результате определились и остановились на художественной гимнастике. Потом познакомилась с
одним товарищем, он меня притащил в цирк, так я там и осталась. За семнадцать лет в цирке я
создала три номер в совершенно
разных жанрах и с разными партнерами. Каждый раз все начинала заново. Это было трудно, но я
не жалею, мне всегда было очень
интересно.
Дмитрий: Я начал профессионально работать в так называемом «цирке на сцене» в 1983 году
в Ташкенте. До этого занимался в
самодеятельном цирке в Мурманске, где родился в семье рыбаков
и моряков. В 16 лет мы с приятелями решили начать зарабатывать
деньги и оказались в Ташкенте, где
нас пригласили работать в цирк.
Так и началась моя карьера.
Елена: У меня очень много сомнений, я не знаю, занимаюсь ли
правильным делом в жизни. Если бы я не попала в цирк, наверное, пошла бы в театр. Мне было
бы интересно заниматься режиссурой. Когда мы возвращаемся в
Россию, нас часто судьба сталкивает с талантливыми ребятами, у
которых нет возможности развиваться. И мы им помогаем: даем
деньги на костюмы, создаем им
номера. Один уже работает в Англии, другой в Германии.
Наш труд очень тяжелый. Твое
тело – это не завод и не машина,
в которой можно сменить детали.
Физически работать в цирке очень
тяжело. Надо постоянно быть в
форме, не позволять себе ниче-
– В детстве бабушка подарила мне «Набор фокусника» – коробочку с различными предметами. Я увлекся, стал собирать
книги об иллюзионистах, показывать друзьям фокусы, им очень нравилось. Потом
я начал учиться в Киевском электромеханическом техникуме. Если в семестре были две тройки, тебя лишали стипендии, однако сохраняли ее для тех, кто участвовал
в художественной самодеятельности или
занимался спортом. Танцевать и петь я не
умел, вот и спросил, можно ли показывать
фокусы. Меня попросили подготовить номер к Новому году, что я и сделал. У нас
были студенты с Кубы, и во время выступления я случайно вызвал одного из них помогать мне. Парень ничего не понимал порусски, и наше с ним общение вызвало волны смеха. Я думал, что провалился, но всем
очень понравилось. Ко мне сразу стали подругому относиться. Друзья заметили, что
помимо салонной магии и манипуляции
мне легко удавался комический элемент.
Мне всегда нравилось фантазировать и придумывать новые элементы. Я ходил заниматься в
любительскую цирковую студию, но однажды друзья меня
затащили в цирковое училище, и, увидев мои фокусы,
мне сразу предложили перейти туда.
После училища я поступил в ГИТИС, учился у Бориса Сергеевича Брунова, и это дало хорошую
театральную базу. Затем
организовал первый в
Киеве театр магии.
– Как возникла идея создания именно таких спектаклей в «Зинзанни»?
– Она пришла из Европы. Все началось
в Швейцарии. Там жизнь более рафинированная, и люди любят приходить в ресторан за хорошей едой и красивым обслуживанием. Со временем там возникла мысль
развлекать людей, и комики начали играть
официантов.
В Германии есть цирк «Roncalli», где уже
более тридцати лет назад был сделан второй шаг – там начали использовать не только комиков, но и цирковые жанры. На спектакли этого цирка очень дорогие билеты, и
еду там готовит хороший повар.
Человек всегда заботится о качестве
жизни. Форма искусства, которую мы разрабатываем в «Зинзанни», не может существовать там, где человек думает только о
куске хлеба. Она – показатель высокого
уровня жизни наших посетителей.
– Насколько жизнеспособна такая
форма, если она не рассчитана на массового зрителя?
– Во время учебы на первых курсах циркового училища я думал: чем
больше разных
характеров сыграю, тем лучше.
А потом понял,
что все равно в
историю входит
один характер:
вспомним Олега Попова или
Карандаша.
Сложнее всего
создать один
образ, но глубже в него войти. Вот и здесь:
– Как Вы оказались в Америке?
– После циркового училища я уехал в Швейцарию, затем получил медаль на парижском цирковом фестивале,
и после этого меня начали приглашать работать по всему
миру. Через два года, в 1995 году, я уже был в Америке.
Но сейчас мы с Аурелией больше живем в Швейцарии, а
также у нас есть дом в Орландо, во Флориде.
Год назад мы открыли в Швейцарии свою компанию под
названием «Art Vision Production» и теперь занимаемся
менеджментом и продвижением артистов цирка, а также
устраиваем цирковые представления. Мы создаем номера и программы с участием уникальных артистов и даем
им возможность выступать: находим для них работу, поддерживаем поначалу финансово, продвигаем на рынке. А
рынок у нас небольшой, и в нашем кругу очень важно то,
что нас все хорошо знают и доверяют нам.
– Как вы пришли к мысли стать фокусником?
мы берем один образ и помещаем его в
разные ситуации. В «Зинзанни» я работал в
образах посудомойки, метрдотеля, сейчас
вот играю маэстро, но по сути это один и
тот же характер.
– Как Вы придумываете свои образы?
по-детски открыто: «нравится» или «не нравится». Кроме
того, в Америке повседневная жизнь зарегулирована, но,
приходя к нам, люди расслабляются, делают что хотят. И
это здорово.
Аурелия
– Как вы познакомились с Виктором?
– Как вам удается растить детей, постоянно переезжая с места на место?
– У нас шикарная профессия, очень интересная. Мы много ездим, смотрим, знакомимся
с разными сторонами жизни. Только
когда создается семья, начинаются проблемы, потому что возникают новые обязательства.
Мне очень повезло:
наши дети открыты,
не зажаты, общительны. Им помогает та атмосфера, в которой они
растут. Это их дом.
Они говорят по-русски,
по-английски и по-немецки, иногда сами участвуют в
наших спектаклях. Максу пять
лет, а Насте – девять.
кусство, а не телевидение, где можно что-то вырезать
и исправить.
– Да. Например, в Германии развито варьете, там
знают этот вид искусства и понимают, на что они идут.
Точно так же и в России: там тебя оценивают, сравнивают с другими артистами, а не воспринимают на эмоциональном уровне. Здесь, в Америке, с традициями
цирка знакомы немногие и реагируют, приходя к нам,
31
Светлана Переходова
– Почему в «Чемодане ‘Желание’» участвуют преимущественно русские артисты?
– А что Вам более интересно – обычный цирк
или «Театро Зинзанни»?
Виктор Киктев
вашего обслуживания обольстительный бритоголовый офицер с изящными манерами, разоблачившись, исполнял дикий танец, в процессе которого так и не удалось понять, кто же он – гибкий
змей с бескостными конечностями, мелкими, но
точными движениями манипулировавший разноцветными шарами, или же буквально следующий
музыкальным поворотам изумительный балерун,
в танце околдовывающий эти шары так, что они,
как намагниченные, поддавались любым взлетам
и поворотам. В какой-то момент краешком ума
я начинала догадываться, что основным жанром
14 – 27 апреля 2008 года
не на большой арене или в очень
маленьком пространстве.
Дмитрий: А мне нравится камерная обстановка. Мне хочется
видеть лица и глаза.
го лишнего. В
«Зинзанни» мне
нелегко работать,
поскольку наш номер в самом конце,
но до этого приходится три часа
общаться с посетителями в зале,
и это для меня оказалось самым
трудным. Но здесь помогают тебя
в чем-то новом раскрыть.
Дмитрий: Мне нравится общаться с людьми так близко, но
порой это дается большими усилиями. Если вдруг один человек
на тебя не посмотрит или выразит
свое недовольство, ты воспринимаешь это лично, начинаешь сомневаться в себе, нервничать.
Елена: Здесь не театр, ты не на
сцене, где перед тобой преклоняются и приносят цветы. Здесь нет
дистанции. Люди иногда ведут себя некорректно. Но приходится с
этим мириться, поскольку есть и
положительные стороны. Когда из
«Зинзанни» возвращаешься на работу в цирк, это дается очень трудно, поскольку ты находишься далеко от публики, не видишь их глаз,
не понимаешь тонкостей их реакции. Для меня, наверное, идеальной является работа на сцене, а
Елена: Здесь помогает то, что
сюда приезжают на работу интересные и талантливые артисты, известные комики, и ты у них многому учишься и приобретаешь огромный багаж. Я очень благодарна тому, что нас сюда пригласили,
и мы встретились с этими людьми.
Кроме того, здесь очень хорошее
отношение к артистам, как со стороны начальства, так и со стороны зрителей.
Единственное, чего бы мне
хотелось здесь получить,
– это режиссерская помощь. Мы работаем
над нашими характерами сами, продумываем все ходы и движения, а
очень хочется, чтобы был человек, который помог бы
их сформировать. Но такого нет. Ты
сам натыкаешься на что-то, ошибаешься, расстраиваешься, идешь
вслепую, но реально помочь никто не может. Поэтому то, что вы
видите в спектакле, артисты выстраивают сами. Каждый сам себе
режиссер. Только зритель может
подсказать – либо когда посмеется, либо когда даст тебе оплеуху.
Но, с другой стороны, нам здесь
дается полная свобода.
А вообще, мы живем в своем
мире, оторванном от реальности.
Скажем, мне довелось работать с
Лайзой Минелли, которая всегда
была моим кумиром. Или, я всегда мечтала попасть в Америку и
однажды оказалась в Сан-Франциско. Это и есть сказка.
Однако я всегда ощущаю одиночество. Не знаю, где мое пристанище. Наверное, это происходит
оттого, что я видела много хорошего, но также и много плохого. Мне
очень близки стихи Евтушенко:
«Я, как поезд,
что мечется столько уж лет
между городом Да
и городом Нет.
Мои нервы натянуты,
как провода,
между городом Нет
и городом Да!»
– В искусстве каждые четверть века возникает определенный цикл. Сейчас идет к
завершению цикл, во время которого родилось мощное направление цирка «Дю
Солейл». Этот цирк сейчас движется к кризису. Возможно, «Зинзанни» – это и есть та
новая форма, к которой со временем придет цирковое искусство. Это синтез оперы,
театра, комедии, мюзикла, варьете, кабаре.
Мы не «застреваем» в каждом из этих видов, а лавируем на гранях. К тому же посетителей ждет вкусная еда. Никакой театр
не сравнится с этим.
– Как Вы собираете артистов для Ваших спектаклей?
– Мы ищем их по всему миру, пытаемся
найти самых талантливых. Есть люди, которые занимаются только цирком и кроме
своих десяти минут ничего не видят. Мы
ищем тех мастеров, которые начинают вырастать из своего номера, и им интересно
попробовать что-то еще. Здесь работают
те, кто умеет выразить себя за пределами своего номера, завести контакт со зрителем. Здесь нужны качественные артисты. Наше шоу для всех – и для каждого
в отдельности. Между мной и зрителем
разворачивается маленькая история, которая затрагивает каждого лично. В больших цирках этот элемент часто пропадает,
а у нас он превалирует. Во время спектакля я вижу глаза людей, вблизи ощущаю их
эмоциональное восприятие. Люди влюбляются, следят за героями, нам удается их
удивлять.
«Театро Зинзанни» в Америке – это начало будущего. У него будет такое же развитие, как у кабаре, мюзикла. Так делается
история. «Цирк Дю Солейл» удивлял вчера, а «Зинзанни» может удивить завтра. Мы
находимся в гостях у будущего.
– Как эту форму искусства воспринимают американцы?
– Американцы – как дети, реагируют
очень открыто. У нас есть клуб фанатов, к
нам приходят по сто раз. От наших фанатов исходит настоящая любовь. Если они
влюбляются, ты эту любовь чувствуешь. Это
один из красивых моментов в Америке. Нас
рисуют художники, делают выставки скульпторы – посмотрите, например, работы художника Марка Стока. Мы вдохновляем
людей на искусство.
Нам приходится приспосабливаться к
ритму и темпу жизни американцев. Это
шоу работает как творческая лаборатория.
Я здесь тоже многому учусь. Шоу – живой механизм, который постоянно видоизменяется.
– Вы привносите в спектакль свои номера. А кто придумывает общий план
спектакля, дизайн, костюмы, декорации?
– Здесь работает целая команда. Это коллективная работа. Заказывают костюмы,
пишут музыку, готовят реквизит. В театре
работает 60 человек, чтобы сделать шоу
качественным. Директор театра Норман
Лангилл дает тему, а мы ее развиваем. 70
процентов шоу мы делаем сами.
Наша задача – создать тайну и загадку, перевести стрелки часов в другой мир.
Здесь создается своего рода воландовская атмосфера. Главное – включить фантазию.
Итак, на глазах публики в «Театро Зинзанни» рождается новая форма искусства. «Зинзанни» – это сочетание кабаре, водевиля, цирка и театра. Но во время созерцания этой формы ее зрители… жуют и пьют. Не принижает ли
это искусство? Не расстраивает ли это артистов? Как-то трудно представить Йо Йо Ма играющим в ресторане… хотя, выступали же Ефим
Бронмфан и Джошуа Белл на вокзале, посреди
шума и потока спешащих пассажиров.
Господа артисты, вас не смущает то, что
во время вашего выступления посетители едят?
Виктор: А кто ест, когда мы работаем? Никто! Номера настолько яркие, что за нами следят неотрывно.
Ну, все-таки многие продолжают жевать, чавкать, поднимать бокалы.
Виктор: Я стараюсь концентрироваться на
своем выступлении и не замечать ничего вокруг. Обычно люди все-таки довольно вежливо
относятся к нашей работе.
Я немножко другое имею в виду. Когда Вы выступаете в центре большой арены, несколько тысяч человек пришли сюда
только для того, чтобы посмотреть на Вас,
они следят за каждым Вашим движением,
и Вы себя чувствуете в центре внимания.
Не является ли выступление в небольшом
ресторане второстепенным компонентом
развлечения для тех, кто жует?
Виктор: Если не перейти грань между простым выступлением и таким выступлением,
когда каждый посетитель начинает тебя любить, тогда мое выступление действительно
станет вспомогательным элементом развлечения, своего рода шутовством. Но если эта
граница пройдена и чувствуется, что каждый
из людей тебя любит и в тебя верит, тогда
цель достигнута. Тогда мое выступление в этом
спектакле может даже по ощущению превосходить те шесть минут на манеже, после которых я ухожу со сцены. Здесь я не ухожу, я остаюсь, общаюсь с людьми, которые запомнят
мое выступление на всю жизнь.
«Зинзанни» – это не ресторан и не так называемое «обеденное шоу», где шоу является развлечением. Здесь и еда, и спектакль существуют на одном уровне, театр заполняет
атмосферу и создает совершенно незабываемое ощущение для зрителя: здесь царит другое
время, другое пространство, другие эмоции.
Здесь можно и пошутить, и лично пообщаться
с каждым человеком из публики, посмотреть
ему в глаза. На большом манеже не всегда возникает такой контакт, там почти всегда существует дистанция. Здесь больше чувств, больше
человеческого. Здесь артист находится ближе
к зрителю во всех отношениях, а зритель как
бы живет внутри самого спектакля.
Russian World: 11411 NE 124th ST#195, Kirkland, WA 98034 Ph: (425) 821–3741
Елена: Однако иногда мне в самом деле кажется, что это уход из традиционного искусства. Смущает еда, и ты действительно чувствуешь себя второстепенным. Я знаю, что некоторые посетители воспринимают «Зинзанни» в
первую очередь как ресторан и жалуются, что
здесь небольшой выбор еды.
Дима: Хотя, с другой стороны, люди идут
сюда покушать и посмотреть, и нашей задачей является сделать так, чтобы они хорошо
покушали, но еще и приподнялись над обывательским уровнем и окунулись в настоящее
искусство. С одной стороны, еда, бесспорно,
принижает настрой на искусство, но, с другой
стороны, делает его доступным более широкому слою населения.
Светлана: Если ты пойдешь в балет, ты только любитель балета. Если посетишь оперу, ты
любишь только оперу. Но большое количество людей, которые никогда в жизни не были
ни там, ни там, приходят сюда и захватывают
частички этих жанров, мы их образовываем и
делаем причастными. И они начинают любить
то, что видят.
Евгений: При этом многие артисты здесь
не приживаются. Будучи великолепными циркачами, они не раскрываются в шоу. А другие
– раскрываются. Потому что, работая здесь,
нужно любить эту форму искусства. Пока ты
сам ее не полюбишь, рост твоего потенциала
здесь ограничен. Надо доказать, что для тебя
это работает.
Дмитрий: Мне кажется, то, что здесь происходит, – это не форма искусства, а форма
подачи искусства. Артист под рыбу – это не
искусство. А вот то, что мы зароним в душах
зрителей – это искусство.
Виктор: Специфика искусства – затрагивать эмоциональные и душевные точки человека визуальными и эстетическими средствами. Здесь возникает совершенно новая форма
и, возможно, здесь мы еще глубже затрагиваем
душу, чем в театре, когда зритель наблюдает
вас на сцене, а не рядом посреди зала. Потому
что здесь он видит, что у тебя в глазах.
А в жизни вы такие же, как в ваших номерах?
Виктор: Нет, конечно. Хотя, безусловно,
пластика движений никуда исчезнуть не может, но динамика их другая. Чувство юмора
при этом в жизни сохраняется! Вообще, артисты часто играют сами себя, это залог успеха.
Светлана: А я уже и не знаю, кто в кого вживается – мы в образ или образ в нас…
Елена Дубинец
Похожие документы
Скачать