Карманова З. Я.
реклама
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 10 (148). Филология. Искусствоведение. Вып.30. С. 36–43. З. Я. Карманова О СМЫСЛОВОМ ПОТЕНЦИАЛЕ СЛОВА (В РАЗВИТИЕ ИДЕЙ А. А. ПОТЕБНИ) А. А. Потебня одним из первых предпринял попытку найти место слова в ряду мыслей. Признав слово феноменологической сущностью и переведя таким образом проблему значения слова в феноменологическую плоскость, А. А. Потебня указал единственно верный путь решения проблемы значения слова – феноменологический подход, позволяющий познать слово в его глубинной сущности. Феноменологический подход предполагает (мета)смысловое измерение внутренней формы слова. Предлагаемая феноменологическая модель внутренней формы слова позволяет эксплицировать всю парадигму отношений мысли слова и различные параметры синергии мысли и слова. Ключевые слова: феноменология слова; слово как проекция мысли; синергия мысли и слова; векторы мысли или представления vs слово; феноменологическая модель внутренней формы слова. А. А. Потебня считал, что мысль должна составлять основу современного языкознания, и одним из первых предпринял попытку найти место слова в ряду мыслей1. Он видел предназначение языкознания в исследовании «мысленного содержания слов» и установлении связей и отношений между мышлением и языком, мыслью и словом. Языкознание «…есть наука основная, рассматривающая, исследующая тот фундамент, на котором построяются высшие процессы мысли…»2. Признав слово феноменологической сущностью и переведя проблему значения слова в феноменологическую плоскость, А. А. Потебня указал единственно верный путь решения проблемы значения слова, позволяющий познать слово в его глубинной сущности. Феноменологический подход предполагает (мета)смысловое измерение внутренней формы слова. Феноменологическая модель внутренней формы слова делает возможным эксплицировать всю парадигму отношений мысли слова, а также различные параметры синергии мысли и слова. Для осуществления анализа и описания смысловой структуры слова необходимы надежная методологическая база и соответствующий терминологический и понятийный аппарат, а также понимание механизмов соотнесения мысли и слова в рефлектирующем и мыслящем сознании языковой личности. Необходимо построение феноменологической модели слова, которая охватывала бы всю онтологическую парадигму связей и отношений слова и мысли, онтологически присущую сознанию и языковому мышлению человека. В основании такой модели должен лежать принцип неразрывности слова и мысли. Слово способно отражать сущности сознания человека относительно мыслимого предмета во всем объеме их актуализаций. А. А. Потебня считал, что нельзя себе представить момента речи, который бы не был в то же время актом объективирования сознания, толкования мысли, и то, «…что слово одно только указывает на процессы, совершающиеся в нас, – это не подлежит сомнению…»3. В феноменологической концепции слова А. А. Потебни сознание определяется как «… совокупность актов мысли, действительно совершающихся в данное мгновение»4, где акты сознания, участвующие в образовании новых мыслей, отождествляются с «апперципирующими массами», «массами мысли», или «представлениями». А. А. Потебня дает развернутое определение представления. «Действительная мысль – представление в самом обширном смысле этого слова»4. «Представление есть известное содержание нашей мысли, но оно имеет значение не само по себе, а только как форма, в какой чувственный образ входит в сознание; оно – только указание на этот образ и вне связи с ним, то есть вне суждения, не имеет смысла»5. Представление – «…необходимая (для быстроты мысли и для расширения сознания) замена соответствующего образа или понятия…»6. Представления являются «знаками значения» и «непременной стихией возникающего слова»7. Феноменологическая сущность слова заключается О смысловом потенциале слова (в развитие идей А. А. Потебни) в его онтологической имманентной способности отражать и заключать в себе векторы мысли или представления. А. А. Потебня понимал недостаточность слова «значение», поскольку то, что означает слово, не тождественно именованию, может выходить за рамки реально представимого и зачастую требует становления смыслов. «Значение слов в той мере, в какой оно составляет предмет языкознания, может быть названо внутреннею формою в отличие от внешней звуковой, иначе – способом представления внеязычного содержания»8. Внутренняя форма представляет ту истинную действительность слова, которая скрывается за его внешней оболочкой. По определению А. А. Потебни, «…внутренняя форма слова есть отношение содержания мысли к сознанию: она показывает, как представляется человеку его собственная мысль»9. Именно представления являются проекциями мысли в слове и формируют его внутреннюю форму. Содержание внутренней формы слова формируется из совокупности тех представлений или векторов мысли, которые актуализуются в сознании в момент порождения или восприятия и понимания слова. Иными словами, это – (мета) смысловая матрица, которая представляет собой конвариантный аналог тех ментальнорефлексивных событий в сознании человека, которые проецируются на слово в процессе речемыследеятельности. Конструкт «представление» как стихия сознания и «непременная стихия возникающего слова» может служить единицей смыслового измерения внутренней формы слова (в дальнейшем рефлексивные векторы мысли будут обозначаться R, r). Для понимания, реконструкции и анализа внутренней формы слова необходимо установить парадигму тех представлений, которые могут проецироваться на внутреннюю форму слова и участвуют в ее становлении. Сознанию человека присущи определенные онтологические основополагающие функции, свойства и отношения, которые конституируют образы бытия, составляют его определение и доступны опыту рефлексии. Это – так называемые фундаментальные предикаты сознания11. Именно в них заключается «общий механизм словесной мысли», о котором говорил А. А. Потебня. Фундаментальные предикаты сознания, которые находят отражение во внутренней форме слова в виде векторов мысли или представлений, могут быть специфицированы по следующим семи модулям. 37 Модуль 1. Феноменология рефлексивного мира языковой личности vs слово: R(ретроспективный); R(проспективный); R(экстенсивный); R(интенсивный); R(трансцендентный); R(интроспективный); R(эмпатический); R(критико-аксиологический); R(реконструктивный); R(конструктивный); R(гносеологический); R(лингвистический); R(категоризующий); R(интенциональный); R(Интенциональный, с большой буквы, по Дж. Серлю); R(коммуникативный); R(гипотетический); R(абстрагирующий); R(аналитический); R(синтезирующий); R(методологический). Отдельные рефлексивные векторы, в свою очередь, представляют собой разветвленные структуры, отражающие различные ракурсы преломления мысли в слове. Например, аксиологическая рефлексия предполагает классификацию представлений «положительной направленности духа» и «отрицательной направленности духа» (по Н. А. Бердяеву), например: r(доброе – злое); r(хорошее – плохое); r(истинное – ложное); r(высокое – низкое); r(привлекательное – отталкивающее); r(красивое – безобразное); r(моральное – аморальное); r(честное – бесчестное) и др. Модуль 2. Операциональные эгореференциальные параметры языковой личности vs слово: r(интеллектуальные чувства); r(воображение); r(интерес); r(внимание); r(воля); r(ассоциации); r(память); r(языковая интуиция, языковой инстинкт, языковое чутье); r(интериоризация); r(экстериоризация). Модуль 3. Феноменология понимания: полевая локализация мысли и слова (схема мыследеятельности Г. П. Щедровицкого): R(мД) – пояс мыследействования (наличный опыт языковой личности); R(М) – пояс чистого невербального мышления; R(М-К) – пояс мысли-коммуникации. Модуль 4. Феноменология понимания (П): таксономия типов понимания (по Г. И. Богину): П(эпифеноменальное); П(семантизирующее); П(когнитивное); П(распредмечивающее). Модуль 5. Феноменология понимания: герменевтические круги (по Х.-Г. Гадамеру и М. Хайдеггеру): R(мД) + (М-К); R(М) + (М-К); R(мД) + (М-К) + (М). Модуль 6. «Мозговая локализация» (по Р. Якобсону) языковых средств (межполушарная асимметрия головного мозга): r(левополушарная); r(правополушарная). 38 Модуль 7. Собственно синергетические функции сознания и языкового мышления vs слово: r(порядок); r(энтропия); r(флуктуации); r(аттрактор); r(диссипация); r(фрактал); r(момент или режим обострения); r(хаос). Актуализованные в момент речемыслительной деятельности фундаментальные предикаты сознания и есть те представления относительно мыслимого объекта, которые являются проекциями мысли во внутренней форме слова и формируют ее (мета)смысловое содержание. А. А. Потебня также считал, что представления не являются однородными и могут представлять собой ментальные сущности нескольких планов. «В душе бывает несколько групп, из коих каждая, по-видимому, равно могла бы апперципировать данное восприятие, а между тем в одном случае, по поводу одного и того же, приходит в сознание одна, в другом – другая»12. Каждая конкретная дискурсная ситуация или контекст инициирует отбор наиболее адекватных для каждого данного момента речи векторов мысли или представлений. Реконструкция внутренней формы слова возможна на основе «проглядывания» сознания (термин М. К. Мамардашвили) по «отпечаткам мысли», заключенным в слове. А. А. Потебня писал, что язык, будучи орудием сознания, сам по себе есть создание бессознательное и путь, которым идет язык в сознании, не ясен. Тем не менее, «…в языке человек объективирует свою мысль и, благодаря этому имеет возможность задерживать перед собой и подвергать обработке эту мысль»13. «Проглядывание» содержания внутренней формы слова возможно на основе концепции «радиантного мышления» и ментальных карт, предложенных Т. Бьюзеном14. Соответствующая феноменологическая ментальная карта может быть составлена для каждого из модулей фундаментальных предикатов сознания, так же как возможна объединенная карта, охватывающая все модули. Каждая ментальная карта в своем развернутом виде имеет радиантную структуру и представляет потенциально возможную совокупность векторов мысли относительно анализируемого слова. В центре ментальной карты помещается слово, от которого «радиусами» расходятся потенциально возможные рефлексивные векторы или векторы мысли. Становясь объектом феноменологической рефлексии исследо- З. Я. Карманова вателя, слово подвергается «сканированию» «мысленным видением» (термин Г. Гийома) исследователя по всему полю ментальной карты с целью установления непосредственно актуализованных векторов в данном слове, в данной ситуации или в данном контексте. При «сканировании» устанавливается, какие именно «ветви» и «ответвления» ментальной карты актуализованы и имеют проекцию на слово дискурса в каждой конкретной ситуации или контексте. Из большого количества признаков выделяются лишь некоторые, которые группируются вокруг центрального смысла метасмысловой матрицы. Полученные в результате картирования «кустообразные картинки» эксплицируют совокупность представлений, заложенных ритором во внутренней форме слова, и слово обретает реальные смысловые контуры. Аналогичное описание процесса «проглядывания» векторов мысли находим у А. А. Потебни: «Если я говорю: “Я думаю то-то”, то это может значить, что я прилаживаю такую-то свою мысль, в свое мгновение поглотившую всю мою умственную деятельность, к непрерывному ряду чувственных восприятий, мыслей, чувств, стремлений, составляющих мое я; это значит, что я апперципирую упомянутую мысль своим я, из которого в эту минуту может находиться в сознании очень немногое15. В речевой практике языковая личность пользуется либо готовыми, уже сложившимися матрицами с определенным набором рефлексивных векторов, либо конструирует их в речемыслительном континууме, как, например, при использовании стилистических приемов, где имеет место симультанная соорганизация множества представлений относительно мыслимого объекта. При общении (мета)смысловая матрица слова одного человека включается в системную модель интеллекта другой языковой личности, и при ее восприятии и понимании происходит считывание (мета)смысловой матрицы слова его «мысленным видением» или «духовными глазами» (А. С. Пушкин). Считывание или (ре)конструкция внутренней формы слова актуализуются как поиск и утверждение места слова в парадигме потенциально возможных мыслей относительно мыслимого объекта и оно может осуществляться по-разному: 1. Эпифеноменально, когда (мета)смысловая матрица воспринимается как один итог, мгновенное впечатление в силу того, что ее О смысловом потенциале слова (в развитие идей А. А. Потебни) восприятие и осознание закреплено опытом и нет необходимости в ее рефлексивной обработке. Такие матрицы, как правило, сливаются с прежними представлениями и не предполагают движение в смыслах (рефлексия) и к смыслам. Слияние с прежними представлениями происходит беспрепятственно. 2. Через рефлексивную реконструкцию и интерпретацию, когда происходит становление смыслов, заявленных, но не явно обозначенных в слове. На этой стадии возможно «дрожание» или состояние неосознаваемых, но готовых перейти в сознание представлений; здесь не происходит слияния с прежними представлениями, и иногда возможно лишь ощущение «кончиков и хвостиков» мыслей, т. е. лишь отдельных представлений без осознания целого. При невозможности мгновенного считывания происходит замедление хода мысли и осуществляется разложение внутренней формы и рефлексивная обработка и (ре)конструирование мысли (например, при невозможности семантизации слова, когда прибегают к установлению этимологии слова). Проблема считывания содержания внутренних форм разными людьми соотносится с мерой тождественности или конвариантности считываемых матриц, что обусловлено онтологической уникальностью мыслительнорефлексивного подчерка каждой языковой личности. А. А. Потебня считал апперцепцию явлением сугубо внутренним. Значение слова не передается, и человек сам соединяет с ним определенные образы и восприятия, «составляющие его личную, исключительную собственность». А. А. Потебня допускал возможность тождества внутренней формы слова в нас самих и в говорящем и писал: «Понимание другого произойдет от понимания самого себя»16. Однако при этом он отмечает: «Внутренняя форма слова, произнесенного говорящим, дает направление мысли слушающего, но она только возбуждает этого последнего, дает только способ развития в нем значений, не назначая пределов его пониманию слова»17. Поэтому содержание, воспринимаемое посредством слова, есть только мнимоизвестная величина, и думать при слове именно то, что другой – значит перестать быть собой. Всякое понимание есть одновременно непонимание. Относительная тождественность считываемых матриц означает частичное несовпадение их конфигураций, которое зачастую не замечается или не пред- 39 ставляется существенной при общении. Субъективно обусловленная нетождественность может быть до такой степени значимой, что приводит к недоразумениям. Как например, непонимание анекдота может быть связано с невозможностью усмотрения значимых векторов мысли во внутренней форме слова или считыванием незапрограммированных ритором векторов мысли. По А. А. Потебне, «… всякое ложное понимание было бы невозможно, еслиб значение давалось извне, а не создавалось понимающим»18. Ценность общения заключается в возможности развивать содержание внутренних форм слов общающихся. А. А. Потебня также говорил о разных степенях развития внутренней формы. По своей конфигурации, т. е. совокупности заложенных в них ритором векторов мысли, (мета) смысловые матрицы бывают трех типов. 1. Простые или упрощенные, состоящие из ограниченного набора рефлексивных векторов. Они – продукт «переработанной и покоренной» мысли (по А. А. Потебне). Такие матрицы присущи словам в их чисто номинативной или денотативной функции. Это – значение слова в узком смысле как отражение в сознании мыслимого объекта без указания его признаков, свойств и отношений (обыденное понимание). 2. Сложные, заключающие в себе разветвленную сеть векторов мысли. Формирование сложных матриц сопряжено с усложнением мысли и необходимостью выразить ее оттенки. А. А. Потебня отмечал, что «…замена простой формы сложною не есть только заплата на старое платье, а создание новой формы мысли»19. Это – функция «сгущения мысли», которое, по определению А. А. Потебни, представляет собой «…тот процесс, в силу которого становится простым и не требующим усилия мысли то, что прежде было мудрено и сложно»20. Слово может быть орудием сгущения мысли единственно потому, что оно есть представление, то есть не образ, а образ образа. Это – естественный процесс, отражающий онтологическую способность сознания к синкретичному знанию, в результате чего в коммуникативной практике «выкристаллизовываются» отдельные языковые структуры с рефлексивно маркированной «мета»смысловой «аурой». К сложным структурам могут быть отнесены пословицы, поговорки, афоризмы, а также отдельные слова, ставшие устойчивыми поэтическими обра- 40 зами и словами-символами, словами-идеями. Значительный «энергийно-смысловой» потенциал таких структур проявляется через их способность служить веским аргументом, заменять целые тексты, и как трансценденции они обладают значительным обобщающим потенциалом. В феноменологической концепции слова А. А. Потебни есть термины «расширение сознания» и «сужение сознания», которые связываются им с внутренней формой слова. Расширение – «как бы ни понимать это слово, зависит от той же причины, от которой и сила апперципирующих масс, именно от близости отношений между стихиями этих масс и от количества самих стихий»21. Если продолжить эту мысль, то всякое изменение «напора впечатлений» влечет за собой изменения во внутренней форме в сторону сужения или расширения ее конфигурации, также как и всякая внутренняя форма при ее восприятии способна производить изменения в сознании риторанта в сторону расширения или сужения. Отсюда, способность слова возвышать и принижать. Расширение сознания связывается им с духовностью и искусством. Чем выше развитие мысли, тем тоньше отношения, которыми она связывает между собой отдельные векторы мысли или представления, и тем больше расширяется сознание. Соответственно, чем выше развитие мысли, тем тоньше и полнее содержание внутренних форм слов дискурса. Качественный состав векторов мысли во внутренней форме слова также существенен. Риторические приемы строятся на основе соорганизации специфических для каждого приема векторов мысли. Мастерское слово или слово-событие выделяется из общего ряда качеством и способом (со)организации смысловых стихий. А. А. Потебня отмечал, что язык во всем объеме и каждое отдельное слово соответствуют искусству не только по своим стихиям, но и по способу их соединения. В концепции слова А. А. Потебни «сгущенная» внутренняя форма слова, в которой все его стихии заменяются одним представлением, связывается с расширением сознания, поскольку она способна сообщать «возможность движения большим мысленным массам». К словам с развитой, «сгущенной» (мета)смысловой «аурой» можно отнести слово «дорога», как, например, у Гоголя в «Мертвых душах»: «Какое странное, и манящее, и З. Я. Карманова несущее, и чудесное в слове: дорога!» Слово «дорога» обнаруживает отсутствие «твердых» смыслов и в нем ощущается энергия мысли, потому что в нем пересекается множество смысловых векторов и оно выводит за рамки эпифеноменальности. Оно символично, а в символе, по точному определению С. С. Аверинцева, есть «теплота сплачивающей тайны». В нем актуализован метасмысл жизненно важного события для любого человека. В феноменологическом контексте его матрица выглядит следующим образом: Модуль 1: R(трансцендентный); R(интроспективный); R(эмпатический); R(интенциональный: оптимизм и причастность); R(Интенциональный с большой буквы, по Серлю: надежда, ожидания, переживания, вера, радость, тревога); R(ретроспективный); R(абстрагирующий); R(синтетический); R (экстенсивный); R(аксиологический: значимость, целесообразность, полезность, привлекательность, необходимость); R(гносеологический). Модуль 2: r(эмоции, чувства); r(интерес); r(воображение); r(ассоциации); r(память); r(интериоризация). Модуль 3: векторы R(мД) как связь с наличным опытом человека и R(М) как несомненное побуждение к размышлениям о жизненных путях и мысли о будущем. Модуль 4: данное слово предполагает распредмечивающее понимание как выход за пределы «объективированных» или «овеществленных» представлений о его сущности. Модуль 6: как сущность образного мышления, связанная с творческими функциями мышления, охватом проблемы в целом, с мечтами и фантазированием, озарениями, слово «дорога» несомненно правополушарной локализации. Модуль 7: Данное слово является рефлексивным аттрактором и характеризуется диссипацией смыслов. Именно наличие множества векторов мысли во внутренней форме данного слова делает его событийным. 3. Осложненная внутренняя форма слова. Внутренние отношения между мыслью и словом могут являться функцией смыслового становления. В этом случае внутренняя форма слова предстает как потенциальная сущность, в которой ментальные проекции лишь контурно обозначены и заложены основания для движения рефлексии в смыслах и к смыс- О смысловом потенциале слова (в развитие идей А. А. Потебни) лам для формирования новых или иных представлений и образов. Они не допускают непосредственного считывания их содержания (например, метафора). Это – те случаи, когда «на слово нельзя смотреть как на выражение готовой мысли»22, поскольку мысль не выражается, но совершается в слове, т. е. происходит внутреннее движение, развертывание мысли через целый ряд планов, в результате чего значение слова является продуктом становления. На принципе осложнения внутреннего (мета)смыслового потенциала слова строится вся стилистика – «усложненный язык как орган усложненной мысли»23. И сложная (многосоставная), и осложненная (предполагающая смысловое становление) внутренние формы слова являются «следствием усложнения мысли» (по А. А. Потебне), и риторант всегда активен в «бездонном» внутреннем смысловом поле таких языковых структур (ср. бахтинское «я становлюсь активным в форме…»). А. А. Потебня пишет: «…значение образа беспредельно, ибо практически назначить ему предел нельзя, как нельзя его назначить применению пословицы»24. А. А. Потебня говорил о возможности развития и изменения значения слова, которые он связывал с увеличением или уменьшением «массы мыслей», вызываемых образами. Слово есть нечто постоянно созидающееся, поскольку оно живет и участвует в живой непрекращающейся деятельности людей, и в его внутренней форме отражается «толкование действительности»25. «Слово как представление служит только точкою опоры или местом прикрепления разнообразных признаков. Жизнь слова с психологической, внутренней стороны состоит в применении его к новым признакам, и каждое такое применение увеличивает его содержание»26. Развитие внутренних форм может идти как по линии экспансии (обретение новых векторов), так и по линии редукции (утрачивание смысловых векторов). Первые связаны с новыми «приобретениями души» (А. А. Потебня), соответственно, вторые – с утратами души, и значение внутренних форм заключается в их способности «видоизменять и совершенствовать те агрегаты восприятий, какие застает в душе»27. А. А. Потебня считал, что разрушение и рождение форм ближайшим образом зависит от «известной потребности мысли», и сложные образы могут бледнеть, затемняться, разлагаться, разрушаться и исчезать 41 из сознания . Примером изменчивости внутренней формы слова может служить слово «перестройка», которое за относительно короткое время претерпело значительные изменения от «взлета» до падения и разрушения. В середине 90-х годов это простое и привычное слово, предполагающее эпифеноменальную рефлексию и эпифеноменальное понимание, неожиданно и стремительно обрастает и обогащается смыслами и метасмыслами и выходит далеко за рамки привычного понимания, и в его внутренней форме проявляются векторы мысли, связанные с идеей развития и обновления общества: R(проспективный); R(трансцендентный); R(конструктивный); R(интенциональный: оптимизм); R(Интенциональный, с большой буквы, по Дж. Серлю: вера в идею, надежда, желание, гордость, одобрение, ожидание намерение, радость, удовлетворение, эйфория); R(аксиологический: значимость, целесообразность, необходимость, привлекательность). Капитализация слова во многих контекстах того времени свидетельствует о достижении этим словом определенного смыслового максимума, когда слово начинало восприниматься как идея и символ эпохи, соответственно, – R(абстрагирующий); R(экстенсивный); R(синтезирующий); R(конструктивный) и R(интенциональный: социальный оптимизм, заинтересованность, вера, надежда, одобрение, ожидания, эйфория). Кроме того, это слово несло в себе определенный эмоциональный заряд, мощный ассоциативный потенциал, связанный с именем М. Горбачева, и волевое начало как осознание необходимости действий и движения вперед. К концу 90-х годов произошла значительная редукция внутренней формы данного слова, которое утрачивает проспективный, трансцендентный и конструктивный векторы, и «горбачевская перестройка» начинает связываться в сознании людей с интенциями другого плана: неуверенность, сожаление, сомнение, уныние и т. п. В настоящее время при употреблении этого слова в него закладываются отрицательные интенции, связанные с разочарованием, раздражением, иронией и сарказмом. С изменением «аггрегатов» сознания относительно мыслимых объектов могут происходить изменения в степени ясности представлений или, по А. А. Потебне, «помрачение» представлений. А. А. Потебня различал слова с живыми представлениями и слова с 28 42 забытыми представлениями. Примером «помрачения» и забвения представлений могут служить следующие семантические ряды: – добронравие, добропорядочность, добролюбие, добросклонность, доброжелательность, добродетель, добродеятельность; – благонравие, благонравность, благоденствие, благость, благодатность, благожелательность; – милосердие, милосердность, милость, милостыня, сестра милосердия. Можно заключить, что развитие их внутренних форм шло и продолжает идти по линии «помрачения» ценностного полюса «положительной направленностью духа» и перехода к словам «с отрицательной направленностью духа» (по Н. А. Бердяеву). В приведенных семантических рядах «забытыми представлениями» являются «добро», «благо» и «милость». Особенно показательными являются слова «доброжелатель» и «благодетель», которые практически полностью утратили свою исконную связь с понятиями «добро» и «благо» и в настоящее время употребляются лишь с ироническим оттенком или в «потребительском» значении, как, например, в пожелании «всех благ». Объяснение процесса «забвения представления» можно найти у А. А. Потебни: «Причина забвения представления в слове заключается главным образом в той функции, для которой предназначено слово – функции собирания признаков около одного, служащего центром; как скоро их собралось столько, что признак, выраженный в представлении, оказался несущественным, – оно забывается. Таким образом, широкое и глубокое значение слова стремится оторваться от сравнительно ничтожного представления»28. Поскольку в развитии цивилизации наблюдается «откат» от жизненных ценностей «положительной направленности духа», представления о добре, благе и милости все больше и больше признаются несущественными. Еще одним «фактом падения форм», при котором «прежде добытое мыслью теряется», является слово «ширять». А. А. Потебня пишет: «Высокое летание птиц имеет смысл ничем не стесняемой свободы; рус. ширять, парить значит не только высоко, но и привольно летать»29. В настоящее время данное слово связывается с наркотическим опьянением. Возможно также полное вымирание внутренних форм, что, например, могло бы З. Я. Карманова произойти со словом «ширять» в случае полного искоренения наркомании. По А. А. Потебне, развитие языка совершается при посредстве затемнения представлений и возникновения новых слов с ясными представлениями, при этом отмечается обратимость этих процессов, когда слово с забытыми представлениями может возрождаться к жизни и обретать новые смысловые качества, и наоборот. Применение слова с забытыми представлениями к новым ситуациям порождает расширение значения и новые представления в его внутренней форме или же новое слово с ясными представлениями. Именно такая диалектика внутренней формы слова наблюдается в следующем примере: «Не пойду, – сказал Остап, – по причине гордой застенчивости. Во мне проснулись янычары». Здесь можно также говорить и о дальнейшем усложнении внутренней формы слова «янычары», поскольку оно используется в оксюморонном контексте («янычары» vs «гордая застенчивость»). А. А. Потебня отмечал, что «сознание не имеет места только для бессвязной множественности и оно не тесно для разнообразия», и «язык есть полнейшее творчество, которое только возможно человеку…»30. Многообразие проявлений слова в дискурсных ситуациях объясняется характером развертывания, динамикой и участной мерой векторов мысли, а также их структурными составляющими и особенностями их сочетаемости и соединения. Феноменологическая модель внутренней формы слова применительно к теории множеств и теории вероятности позволяет обосновать безграничность возможных актуализаций внутренних форм слов в речевой деятельности. А. А. Потебня также говорил о «пределах сознания», «ограниченности сознания» и «напряженности сознания». Предельность сознания или обнаруживает себя в использовании неформальной лексики (мат), поскольку в нем заложены все признаки редуцированного сознания и «дикарского мышления», описанные Леви-Стросом и П. Рикёром: выхолощенные мысли, деградация и эклектика мыслей, дегенеративные состояния мысли, статичность мышления, обращение к крайнему пределу, к окончательной систематизации с ее ложной альтернативой другим интеллигибельным подходам, бессознательный план, несобытийность (событие играет роль угрозы, с ним связан какой-то сдвиг и неожиданное сопротивление), незначительность содержания, О смысловом потенциале слова (в развитие идей А. А. Потебни) другой стратегический уровень мышления – чувственный; это – мышление, «которое не мыслит о самом себе» и «живет главным образом уловками, пользуясь причудливым материалом, смысловыми отходами». Исключительными характеристиками «дикой мысли», отражающей напряжение в глубине человеческого мышления, являются: неразличение момента наблюдения и момента интерпретации, вневременность, аналитичность и логика постижения, для которой содержания являются неотделимыми от формы31. Все эти признаки свидетельствуют о крайне измененных, деформированных состояниях сознания и проявляются в дискурсе через крайне ограниченный и специфический словарный состав. Качественное своеобразие речевой деятельности в условиях измененных состояний сознания такого плана состоит в актуализации примитивных логик и «заземлении» мыслей на однозначных и примитивных смыслах. Феноменологическое описание слова также предполагает раскрытие «энергийносмыслового» потенциала (термин А. Ф. Лосева) его внутренней формы. А. А. Потебня связывал энергию мысли с энергией слова. Это – энергия, понимаемая как полнота смысловых сил (по Плотину). Энергия мысли проявляется во внутренней форме слова через синергию актуализованных в ней векторов мысли. Чем выше соорганизованность векторов во внутренней форме слова (количественный и качественный аспекты), тем больше оснований говорить о силе, мощи, энергии, эффективности и воздейственности слова дискурса. Слабая энергия мысли, сопряженная с актуализацией незначительного или ограниченного набора представлений в сознании языковой личности, соотносится с (мета)смысловой матрицей неразвитой конфигурации. И наоборот, увеличение энергии мысли, обусловленной актуализацией множества представлений и смысловых стихий в сознании человека, порождает развитые конфигурации внутренних форм слов. Таким образом, внутренняя форма слова представляет собой синергию отраженных в ней смысловых стихий, и она является функцией «непрерывной борьбы мысли со словом». Примечания Потебня, А. А. Из записок по русской грамматике / А. А. Потебня. – М. : Гос. учеб.-пед. 1 43 изд-во М-ва просвещения РСФСР, 1958. – Т. I–II. – С. 69. 2 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. – М. : Лабиринт, 1999. – C. 202. 3 См.: Потебня, А. А. Из записок… – С. 58; Потебня, А. А. Слово и миф / А. А. Потебня. – М. : Правда, 1989. – С. 221. 4 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 105. 5 См.: там же. – С. 126. 6 См.: там же. – С. 18. 7 См.: там же. – С. 17. 8 См.: там же. – С. 47. 9 См.: Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 98. 10 Хоружий, С. С. Очерки синергийной антропологии / С. С. Хоружий. – М. : Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2005. – С. 21. 11 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. 12 См.: Потебня, А. А. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка / А. А. Потебня. – Харьков : Гос. изд-во Украины, 1930. – С. 112. 13 Бьюзен, Т. Суперинтеллект / Т. Бьюзен. – Мн. : Попурри, 2006. 14 Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 149. 15 Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 126. 16 См.: там же. – С. 166. 17 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 185. 18 См.: Потебня, А. А. Из записок… – С. 66. 19 См.: Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 197. 20 См.: там же. – С. 120. 21 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 165. 22 См.: Пешковский, А. М. Русский синтаксис в научном освещении / А. М. Пешковский. – М. : Учпедгиз, 1959. – С. 225. 23 См.: Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 233. 24 См.: Потебня, А. А. Из записок по теории словесности / А. А. Потебня. – Харьков, 1905. – С. 17–28. 25 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 221. 26 См.: Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 169. 27 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 108–109. 28 См.: там же. – С. 221–222. 29 См.: Потебня, А. А. Слово и миф. – С. 287. 30 См.: Потебня, А. А. Мысль и язык. – С. 195. 31 Рикёр, П. Конфликт интерпретаций : Очерки о герменевтике / П. Рикёр. – М. : Academia – Центр : Медиум, 1995. – С. 43; Леви-Строс, К. Первобытное мышление / К. Леви-Строс. – М. : ТЕРРА – Книж. клуб : Республика, 1999. – С. 286–324.
