стью. В этом более широком контексте оценка его значения

стью. В этом более широком контексте оценка его
значения выходит за пределы вопросов, которые рассматривала Йейтс.
Память и изменяющиеся формы коммуникации
Тема информационных технологий не только обнаруживает границы того пространства, в котором Йейтс
расположила искусство памяти; она создает также особый контекст для изучения истории памяти, отличающийся от контекста, намеченного историками политики коммеморации. Эта тема переключает внимание с
политики на культуру. Она впервые была представлена
вниманию научного сообщества в начале 1960-х годов
канадским ученым Маршаллом Маклюэном, размышлявшим о культурных последствиях распространения
средств массовой информации, особенно заметного в
то время.60 Интеллектуальная изысканность Маклюэна сразу же принесла ему популярность, несмотря на
то, что его идеи в академической среде были оценены
по достоинству поздно.61 Его теория коротко формулируется в известном изречении: «средство коммуникации само является сообщением».62 Маклюэн хотел показать, как переход к электронной культуре разрушает
матрицу, внутри которой в свое время вынашивалась
культура книгопечатания. Культура книгопечатания,
указывал он, обладала исторически определенными
способами организации знания. Знание, когда-то считавшееся объективным, на самом деле зависело от особенностей печатного слова.63
Работа Маклюэна была манифестом электронной
революции в коммуникациях. Но она обладала большим значением и для истории изменения способов
коммуникации. Маклюэн строит свою аргументацию,
указывая на сходную реорганизацию систем коорди55
нат знания при переходе от рукописной культуры к
культуре книгопечатания за два столетия до этого, а
также при переходе от устной культуры к письменной
тысячелетие назад. Современная революция в средствах массовой информации, таким образом, поднимает
фундаментальные вопросы о связи между методами
мышления и способами коммуникации на исторической сцене прошлого. Специальные исследования каждой из этих тем уже проводились. Но работа Маклюэна осветила их взаимосвязь и показала, что они были
лишь аспектами более широкого процесса историче64
ских перемен. Когда изменялись способы коммуникаций, менялось и использование памяти, а следовательно, и восприятие прошлого у историков.
Американский литературовед и историк культуры
Уолтер Дж. Онг сделал самый лучший, по мнению многих, обзор этих длительных изменений в способах
коммуникации в связи с культурными трансформациями. Онг познакомился с Маклюэном еще будучи
студентом университета в Сент-Луисе незадолго до
второй мировой войны и именно по его предложению
приступил к работе над интеллектуальной биографией
Петра Рамуса, ритора и мнемоника эпохи Ренессанса.65 Рамус обладал более развитой наклонностью к абстрактному мышлению, чем пленившие воображение
Йейтс философы-герметики, и его стремление к наглядным методам обучения подтолкнуло Онга к исследованию природы устной традиции, от которой эта новая риторическая практика отталкивалась.66 Несколько работ Онга о связи устной и письменной традиций,
завершившихся книгой «Устная и письменная традиции» (1982), были посвящены анализу культурных изменений, сопровождавших переход от одной формы
коммуникации к другой.67
Онг строит свои рассуждения, исходя из восприятия созидательной силы традиции в коммуникациях
56
между людьми. Он утверждает, что устное высказывание является матрицей, от которой отталкивается любая коммуникация, и оно еще долгое время продолжало служить основой человеческой культуры после появления искусственных средств коммуникации. Его
особенности легко отличить от особенностей письменной традиции, что свидетельствует и о различии между двумя способами мышления. В связи с этим Онг
подчеркивает экзистенциальный характер произнесенного вслух слова. Вместе со своим обращением к
метафоре и своим поэтическим подражанием ритмам
природы, устное высказывание погружается в жизненный мир. Онг говорил о «присутствии слова», которое связывает прошлое и будущее в восприятии настоящего. Устное высказывание склонно к излишествам; оно сильно зависит от предварительно сформулированной фразы. Письменное выражение, напротив,
стремится к экономии; свойственное ему использование слова заметно облегчает абстрактное мышление.
Для нас же более важно то, что письменное выражение позволяет критически осознать различия между
прошлым и настоящим, а также различия в использовании памяти.68
С точки зрения Онга, развитие письменности ни в
коей мере не лишило силы устную традицию. До восемнадцатого века, объясняет он, письменная культура была прежде всего культурой рукописи, с ее ограниченной возможностью формировать способ передачи слова. Онг признает, что изобретение письменности в древности открыло дорогу более абстрактным
способам мышления. Однако устные формы высказывания продолжали оказывать сильное воздействие на
организацию и передачу знания вплоть до наших
69
дней. Мир рукописных текстов поздней античности
и средневековья был предназначен главным образом
для сферы элитной культуры. До семнадцатого века
57
письменность была недостаточно распространена,
чтобы на нее могло ориентироваться все общество в
целом. Письмо было доступно немногочисленным ученым и считалось скорее личным, чем публичным достоянием. Письменность способствовала росту устного
мастерства риторов; она обеспечила возможность диалога внутри ученого сообщества. Но эти знания обычно не предназначались для общества в целом. Несмотря на все изысканные достижения интеллектуальной
элиты, традиционная европейская культура продолжала основываться на привычках повседневной жизни,
нравственных обычаях и ценностях народной религиозности, на уважении к неписаному закону, которые
все оставались связанными с формами устной комму70
никации. Таким образом, граница между устной и
письменной традициями четко прослеживалась на
протяжении почти всей западной истории.
Более значительные изменения, связанные с влиянием письменности произошли, делает вывод Онг,
только с появлением печатной культуры, влияние которой становится повсеместным к восемнадцатому
веку. Печатная культура усилила и обнародовала перемены, впервые появившиеся в рукописной культуре.
Она усилила способности к абстрактному мышлению,
переместив коммуникации из сферы жизненного
мира. Она преобразовала фонетические созвучия в типографские символы. Чтобы получить такое сообщение, необходимо было переключиться от уха к глазу,
как к первоначальному средству восприятия. Сообщения, уже не связанные с личными особенностями почерка, стали в большей степени безличными и унифицированными при возможности их безграничного воспроизводства. Самой впечатляющей была способность
печатного слова доходить до более широкой читательской аудитории. На смену конфиденциальности рукописной культуры пришла публичность печатной. Пе58
чатное слово ускорило распространение массовой грамотности. Его сила раскрылась в способности распространять публичные сообщения с небывалой до этого
скоростью.71
Первым последствием революции книгопечатания
стала, как объясняет Онг, текстуализация культуры.
Здравый смысл, когда-то толкуемый как мудрость неписаной традиции, приобрел форму общепринятого
знания, хранящегося в книгах. Как первый ориентир в
системе публичных коммуникаций печатный текст
сильно повлиял на процесс обучения. С одной стороны, он экстериоризировал знание. Появилась возможность с беспрецедентной точностью хранить знание за
пределами человеческого сознания, в газетах и книгах,
а их, в свою очередь, в библиотеках и архивах. Печатный текст создал общий критерий кодирования знаний; он стимулировал потребность в ясной и точной
формулировке идей. Знание отныне индексировалось
в алфавитной последовательности, заменившей мнемонические локусы, к которым когда-то риторы подбирали ключи.72 С другой стороны, печатный текст интериоризировал поиск знания. Чтение поддерживало
73
интроспекцию. Так, поиск идентичности своего «Я»
как уникальной личности стал важнейшей темой с
74
конца восемнадцатого столетия.
Для Онга электронная революция нашего времени
является еще одним стихийным преобразованием нашего способа коммуникаций. Внедрение радио, кино,
компьютеров и в особенности телевидения снова привело к реорганизации канонов знания. Онг называет
наше время временем вторичной устной культуры.75
Звуковой сигнал вытесняет печатное слово в качестве
базовой единицы знания, преобразуя и необычайно
увеличивая скорость и объем коммуникаций. Ускоряя
темпы коммуникации настолько, что они становятся
недоступными чувственному опыту человека, элек59
тронные средства массовой информации усилили тенденции к абстрагированию. Открытые электронной
революцией средства организации и представления
знания сделали возможной более вдумчивую позицию
по отношению к ресурсам печатной культуры, аналогичную позиции рукописной культуры по отношению
к устной. Медиакратическая культура заставила наших современников осознать ограниченность печатной культуры, осознать зависимость знания вообще от
тех средств, через которые оно передается. Онг предполагал, что наступающая электронная культура вернет риторике то значение, которое она когда-то имела
в культуре рукописной, но на этот раз она будет восприниматься не как набор методов для передачи сообщений, а как важнейший составной элемент культуры
76
вообще.
Можно утверждать, что Онг группирует способы
коммуникаций как стадии одной и той же долгое время действующей модели исторического развития: от
устной культуры к рукописной, затем к печатной культуре, и, наконец, к медиакратической. Эту модель
можно рассматривать диахронически, так как свойства коммуникации на каждой стадии отличаются от
свойств предыдущей. Но эти стадии можно также воспринимать и синхронно, потому что каждая новая стадия сосуществует с уже имеющимися, вступая с ними
во все более сложное взаимодействие. Устная культура продолжает оказывать по меньшей мере ограниченное влияние даже на самые изощренные достижения
медиакратической культуры. Онг не обращался к проблеме памяти систематически. Но его рассуждения
имели важный смысл для изучения изменяющихся
способов использования памяти при длительном переходе от устной традиции к письменной. Экспрессивная коллективная память устной традиции уступила
место интроспективной личной памяти письменной
60
культуры. Память, которую сначала понимают как повторение, в конечном счете, воспринимается как воспоминание. С течением времени представление о памяти как о привычке сменяется ее оценкой в качестве
репрезентации. По этой причине работы Онга предоставляют более широкую систему координат для концептуализации истории памяти, чем любая из применявшихся прежде.77
У Маклюэна, Онга и тех, кто трактовал вопрос устного/письменного в том же русле, появились и критики, утверждающие, что, отведя технологии ведущую
роль в культурных изменениях культуры, эти ученые
упускают из виду, что сами эти технологии формировались под действием социальных и культурных сил.
Влияние той или иной технологии, утверждали они,
нельзя отрывать от ее особого использования в конкретных исторических обстоятельствах. Когда коммуникации рассматриваются в переплетении цивилизационных процессов, то широкая модель исторического развития от устной традиции до высших стадий
письменной культуры у Онга распадается, утверждают они, калейдоскопом конкретных ситуаций. Они упрекают также Онга за то, что он представил устную
традицию в качестве древнейшего основания человеческих коммуникаций, искаженного введением искусственных технологий, которые увеличили эффективность коммуникаций за счет выразительности высказывания. Они полагали, что Онг рассматривает переход от наивной устной традиции к более изощренной
78
письменной как процесс вырождения.
Действительно, рассуждения Онга носят редукционистский характер. Но не стоит воспринимать их как
развернутую телеологическую схему, или рассматривать достижения в технологиях коммуникации как
главную движущую силу истории культуры. При всей
своей ограниченности концептуальная схема Онга мо61