Смех Иисуса Христа: смеялся ли Богочеловек? К. Б. Шонь В статье предпринят анализ размышлений о смехе как о феномене и его корреляции с фигурой Иисуса Христа. Главная проблема состоит в решении задачи — мог ли смеяться Христос, когда жил на земле среди людей? Трудность состоит в том, что на этот вопрос уже пытались ответить многие учёные, мыслящие в различных дискурсах. Поэтому, чтобы отыскать истину, главным направлением теперь должен стать анализ результатов рефлексии разных исследователей. Именно этот путь должен привести нас к новому решению выдвинутой проблемы. Ключевые слова: грех, Иисус Христос, культурная традиция, манипуляция, бессознательное, Новый Завет, радость, различие духов, смех. Проблематика исследования в данной статье сводится к вопросу, смеялся ли, а точнее — мог ли смеяться Христос, когда жил на земле. Данный вопрос занимает умы мыслителей уже много веков, однако, единый ответ так и не получен (правда, в гуманитаристике вряд ли может быть единый ответ!). С одной стороны, предполагается, что хотя Христос и имел человеческие чувства и свойства, но в отличие от людей, он не имел отпечатка первородного греха и склонности к греху, а значит, и к смеху, который, как полагали некоторые богословы, греховен. С другой стороны, в Св. Писании нет указания на греховность смеха и, следовательно, не может быть противоречия между святостью и смехом. Однако задача состоит не в обсуждении возможности постановки вопроса, а в рассмотрении различных традиций ответа на него, то есть в попытке ответить, опираясь на «дискурсивную компаративистику», представление и сравнительный анализ различных позиций (культур мышления) в отношении одной и той же проблемы в разных дискурсивных традициях (психоаналитическая, медицинско-анатомическая, психиатрическая, психологическая, культурологическая, теологическая и др.). Другими словами, дело не в аргументации позиции, но в дискурсивной аргументации. Любая дискурсивная традиция складывается вокруг определённой задачи, решая проблему в одном из её проявлений, поэтому использование сравнительного анализа дискурсов («дискурсивной компаративистики») позволяет придать решению проблемы объём, выводя решение на междисциплинарный уровень. Рассмотрим основные варианты ответов на интересующий нас вопрос, ведь авторыпредставители различных дискурсов каждый по- © К. Б. Шонь, студентка Национального университета «Киево-Могилянская Академия», г. Киев, Украина. 2013. К. Б. ШОНЬ СМЕХ ИИСУСА ХРИСТА… 37 своему раскрывают понятие смеха и корреляцию этого феномена с Христом. Начнём с трактовки смеха как способа освобождения от несвободы. У Богочеловека Христа не было «лишней» энергии, от которой нужно было бы избавиться, поэтому Христос не мог смеяться. Такой позиции придерживается С. Аверинцев. По его мнению, смех — это событие динамичное, одновременное движение ума и нервных мускулов. Он говорит о присутствии в смехе динамики чрезвычайной силы, указывая на метафору «взрыв смеха». В этом контексте С. Аверинцев описывает смех как феномен, для создания которого нужны как духовный, так и физический аспекты сущности. Смех мы рассматриваем как избавление от лишнего и, следовательно, — получаем «как бы свободу». Смех — не сама свобода, но освобождение от несвободы (курсив мой. — К. Ш.). Поэтому решение вопроса о смехе Христа по С. Аверинцеву выглядит так: Иисус Христос не мог смеяться не столько по физическим характеристикам (хотя это важный фактор), но потому, что энергетически был «несмехотворным», у него не было излишней энергии, несвободы, от которой ему надо было бы избавиться благодаря смеху. Однако при такой трактовке Бог оказывается лишён возможности энергетических всплесков, ведь Бог — это не только благоухание и тихая молитва, но и ярость, злость, наказание и даже ад для грешников. Так, например, когда Христос рассердился в храме на продавцов и опрокинул их столы с товарами, неужели это было сделано с тихой покорной улыбкой (Мф. 21:12)? Думаю, Христос и в самом деле был рассержен. Если до конца следовать «энергетической» концепции, то, в самом деле, нет никаких преград для смеха Христа. Следующая трактовка смеха говорит о том, что он манипулирует смеющимся. На первый взгляд это выглядит парадоксальным, ведь зачастую именно смехом манипулируют, к примеру, во время смеховых выступлений, клоунад, шоу, но манипуляция возникает из-за того, что человек, который уже начал смеяться, не может удержаться либо остановиться. В момент бурного смеха или хохота человек не владеет собой, но им владеет смех, то есть телом и «расслабленным» умом смеющегося, и может руководить пленником как марионеткой. С. Аверинцев описывает смех как «временно отменяющий действие нашей личной воли. Личную волю вообще не спрашивают, она тут ни при чём». Исследователь низводит смех до уровня, когда сознательный выбор личности сводится к нулю: попробуйте мыслить либо совершать какие-нибудь сложные умственные операции, когда смеётесь. С. Аверинцев обращает внимание на то, что смех с греческого языка переводиться как πάθη (pathos), что значит «не то, что я делаю, а то, что со мною делается». На метафорическом уровне такой механизм действий перекликается с темой насекомоядных растений, которые должны быть якобы опылёнными насекомыми, но на самом деле они делают для насекомых ловушки своими усиками или липкими «слезами» на цветках. Среди таких и Библис (Byblis) — растение с фиолетовым цветком, получившее своё название от греческой девушки Библис, которая из-за неудачной любви оплыла слезами, а потом превратилась в ручеёк. Придерживаясь этой концепции, смех Христа оказывается под сомнением, так как мы допускаем, что смех мог манипулировать Христом, но манипуляция — прямой путь к греху, а это вступает в противоречие с положением о Божественной природе Христа и его безгрешности. Смеху часто сопутствуют разные эмоции, что потенциально составляет риск утери контроля над смехом (хотя возможность «контроля над смехом» вызывает сомнения). Этот тезис сходен с тезисом о манипуляции. По мнению Л. Карасева, угроза состоит в том, что выходя наружу, смех присоединяет к себе иные эмоции, которые на градус-другой отклоняют смех в его «чистом» измерении, придают ему красочно-эмоциональную палитру. Здесь надо отметить важную черту смеха — его «буферность». Смех возникает почти всегда на рубеже, неожиданно даже 38 VITA COGITANS №8 (2013) для смеющегося, и в этом состоит его опасность. Как говорит Л. Карасев, смех имеет две формы, высшую и низшую, хотя обе имеют один источник. Интерпретируя Карасева, можно предположить, что Христос использовал только одну форму смеха — высшую, но так ли это? Следовательно, тогда в его смехе не было бы ничего низкого, греховного или конфликтного. Но возможно ли отделить высшую форму смеха от низшей, ведь смех изначально амбивалентен? Это возможно, если взять смех под контроль, сделать его дозированным, порционным, установить границы в количестве смешного. Но бывает ли так? Ведь смех не спрашивает, когда ему появляться. «Veni, vidi, vici» — вот характеристика бурного и затяжного смеха. Остаётся не решённым вопрос, мог ли Христос благодаря своей Богочеловеческой природе покорить неукротимый смех? Ещё одно толкование смеха предполагает два ответственных центра феномена — сознательное и бессознательное. Смех понимается как продукт творения не только сознательного, но и как результат взаимодействия сознательного и бессознательного. Если мы следуем этой теории смеха, то Христос должен был идеально справляться со своим сознательным и бессознательным. Но насколько это возможно, ведь смех обращается к бессознательному, и этим снижается возможность управления смехом. Учитывая природу Христа, вероятность смеяться для Христа, согласно этой теории, несколько сомнительна. Смех — это, кроме всего прочего, сокрытие своих страхов, поэтому возникает тогда, когда становится страшно. Сходной реакцией будет также и самовысмеивание (ведь в основе лежит этого защитная реакция) как высмеивание собственного страха или даже имитация бесстрашия. Но может ли коррелироваться смех как реакция сокрытия неких собственных боязней, предубеждений или малодушия и фигура Богочеловека? Если Христос — Бог, то у него не было страхов, которые нужно было скрывать, но если же у него был страх, Христу не нужно было его скрывать, ведь это было не малодушие, но страх «по-человечески». Вспомним хотя бы стих из Нового Завета, где Христос открыто о нём говорит: «…а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46). Можно также рассматривать смех Христа с точки зрения его психологических и эмоциональных состояний. Если Христос мог плакать (Ин. 11:35), злиться, то почему же он не мог смеяться? О злости Христа мы можем говорить, обратившись к текст Св. Писания, где сказано: «и нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин. 2:14–16). Злость, как и смех, — это отклонение от некого нулевого состояния, состояния полнейшего спокойствия человека, но если злость выходила напрямую, может быть, она выходила наружу в том числе и через смех Христа? Ведь Христос не только Бог, но и человек. Хотя мы знаем, что ещё в Ветхом Завете иудеи говорили о злости Бога-Отца (например, Иер. 21:12, Иер. 7:20, Ис. 10:25 и др.). И Бог может злиться, и человек. Если Библия говорит нам, что Христос злился, значит, это позволяет нам предположить и его смех. Нигде в дошедших до нас раннехристианских источниках не сказано о смехе как о грехе. Конечно же, можно возразить на такое утверждение тем, что чрезмерный смех упоминается как нечто негативное, чего следует избегать. И это правда, но нигде нет возражения против смеха в его «чистом» измерении. К примеру, Иоанн Златоуст говорит, что смеяться ещё не значит приводить в действие осознанный грех, но смех к этому приводит. Иначе говоря, смех инициирует человека к акту сознательного греха, но сам грехом не является. Иоанн Златоуст делает прямую связь между физическим проявлением смеха и физическим проявле- К. Б. ШОНЬ СМЕХ ИИСУСА ХРИСТА… 39 нием человеческой похоти. Если это так, то зачастую смех должен приводить в действие похоть или сексуальное желание. Но так есть не всегда. Св. Августин в своей «Исповеди» помимо остального упоминает о смехе Бога. Например, «я всем сердцем желал почестей, богатства, брака, а Ты смеялся надо мной». Но важно заметить, что если ветхозаветные иудеи понимали смех Бога не как метафору, но как действительность, то Августин мыслит смех Бога скорее как символ радостности. Интересно о смехе говорит также иеромонах Серафим (Параманов): «Смех и веселье свойственны природе человека, их невозможно исключить из целого, не исказив и не нарушив целостности самой природы». Также он говорит, что смех в себе содержит противоречия, которые являются наследием первородного человеческого греха. Другими словами, смех — это органичное переплетение психики и физиологии человека. Не так радостно о смехе говорит Ефрем Сирин. Он утверждает, что смех оскорбляет Св. Духа, потому что тот, кто смеётся, забыл о Боге. Такие трактовки смеха свидетельствуют скорее об отрицательном ответе на вопрос о смехе Христа. Смех Богочеловека упоминается в неканонической христианской традиции, а именно — в «Евангелии от Иуды». Надо обратить внимание, данный источник даёт совершенно не канонический образ Христа и не является авторитетным источником для теологов. Этот текст насквозь пропитан гностическими убеждениями, а некоторые считают, что он есть откровенно антихристианский текст, поэтому для представителей Церкви он не может служить аргументом. С точки зрения культурологии этот источник весьма интересен. Христос в нём изображён язвительным, и даже грубым, он будто колет или бьёт словами. Но даже с этой позиции, несмотря на явное присутствие в тексте описания смеющегося Христа, вряд ли можно этот смех сочетать с Божественной природой Христа, а потому вряд ли апокриф может быть адекватным аргументом для культурологического исследования. В Новом Завете есть фрагменты, где упоминается о радости Христа: призыв наследовать детей, не быть грустными, как лицемеры, быть радостными, а также первое чудо Христа в Кане Галилейской. Именно это можно считать зарождением смеха от Духа Святого. Ведь обращаясь в Новом Завете к людям, Христос очень часто упоминает о радости, и это можно считать одним из продуманно позиционированных аспектов индивида. Христос говорит о прямом сочетании праведника и радости. Эту традицию продолжают и апостолы, к примеру, «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера…» (Гал. 5:22). Далее в послании речь идёт о связи между Духом Святым и радостью. Как видим, Святой Дух коррелируется с понятием радости, которую не только в рамках Нового Завета, можно связать со смехом. Такое соотнесение не выступает ни доказательством, ни опровержением, но лишь возможностью того, что радость может завершаться смехом (кроме улыбок и умиления). Сомнительной выглядит фраза о том, что в Новом Завете ничего не сказано о смехе. Так, например, в американском варианте перевода Нового Завета (New American Standard Bible (NASB)) мы читаем следующие слова: «Blessed are you who hunger now, for you shall be satisfied. Blessed are you who weep now, for you shall laugh» (курсив мой. — К. Ш.) (Мф. 5,4). Как мы видим, Христос даже обещает угнетённым смех, но, видимо, только тем, кто разговаривает на английском, ибо для русскоязычных и украиноязычных Христос обещает, согласно Синодальному переводу, радость. Поэтому возникает логичный вопрос: если для блаженных Христос обещает смех, то будет ли справедливым, если он сам не будет смеяться? Решение вопроса о смехе-несмехе Христа можно перенести в плоскость теологической иррациональности, которая наилучшим образом соотносится с понятием веры. Ведь вера — это именно то, что не является ни догматом, ни законом, 40 VITA COGITANS №8 (2013) а ограничение рамками догматики выглядит странно, как рациональное объяснение феномена веры (подчеркиваю, именно веры, а не религии). Именно поэтому некоторые исследователи проблему смеха-несмеха сводят к различию духов. И это утверждение с позиции иррациональности является базисным, хотя научно объяснить его сложно. Если Дух Святой даёт смех, такой смех a priori не может быть запрещён, ведь он добр по определению. Поэтому, если Св. Дух вдохновлял смеяться Христа, то такой смех является добрым, а значит, Богочеловек мог смеяться! М. Першин в своей работе затрагивает очень важный аспект, который иногда руководит смехом. Это ощущение смеха, или опыт смеха, который как раз помогает определить его ценность и первопричину. В духовном измерении эта проблема связана с вопросом о различии духов и не имеет рационального объяснения. Основа такой интерпретации является, скорее, интуитивной, к ней чаще всего прибегают в аскетике. Для объяснения этой позиции приведу цитату из Нового Завета: «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (Ин. 4:1). Боб ДиВей делает следующие очень важное замечание — различие духов существуют объективно, поскольку именно Писание даёт нам знаки, наставления, как различать духов. Нил Андерсон в книге «The Bondage Breaker» говорит следующее: «Spiritual discernment is not a function of the mind; it’s a function of the spirit. ...the Spirit helps us know what cannot be objectively verified». Поэтому, мы можем говорить об объективности и правильности, даже духовной безошибочности различия духов. Но также важно заметить, что это необязательно должно означать умственную точность и логичность. Интуиция, вера, ощущение — тоже в некоторых моментах выступают объективными, могут располагать к себе, хотя далеко не всегда их можно адекватно объяснить. Возвращаясь к мнению М. Першина, важно заметить, что он тоже придерживается позиции, что если смех добр, благотворен по своей сути, тогда нет никаких причин его запрещать. Сомнения в возможности смеха Христа вызваны, вероятнее всего, желанием подчеркнуть разницу между его божественной и человеческой природой, или желанием подчеркнуть невозможность Богочеловека пользоваться тем, что не запрещено для других людей; жить той жизнью, которой живут люди. Подводя итоги, хочу акцентировать внимание на следующем. Если Христос сказал, что даже волосы сосчитаны на головах человеческих, то очевидно, что Бог знает о способности людей к смеху. Всё, что человек получает от Бога, — дар Божий. И здесь назревает вопрос, от Бога ли получает человек смех в дар? Если нет, тогда почему нигде в Библии, догматических текстах, других христианских источниках не вспоминается о запрете, табу на смех? Если же человек от Бога получает этот дар, тогда почему не мог смеяться Христос, когда жил на земле, ведь он был не только Богом, но и человеком? Смех — Божий дар, ибо радость от Духа Святого может проявляться не только в духовном измерении наполненностью и внутренней гармонией, но также и через физические проявления, одним из которых является смех.