«Взрослая» прагматика и «детская» грамматика: влияние речи взрослого на усвоение языка ребенком «Adult» Pragmatics and «Children» Grammar: The Influence of Adult Speech on Child Language Acquisition «Взрослая» прагматика и «детская» грамматика: влияние речи взрослого на усвоение языка ребенком1 «Adult» Pragmatics and «Children» Grammar: The Influence of Adult Speech on Child Language Acquisition Виктория В. КАЗАКОВСКАЯ Российская академия наук Институт лингвистических исследований Россия, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9 Резюме Результаты недавних кросс-лингвистических исследований инпута предоставили новые аргументы к неутихающей дискуссии о ведущих факторах речевого онтогенеза. Анализ различных способов реагирования взрослого на детскую речевую продукцию, интерпретируемых как позитивные / негативные свидетельства, показывает, что инпут помогает ребенку обнаружить и запомнить правильное / ошибочное. Полученные данные способны существенно ослабить тезис о «лингвистической бедности» обращенной к ребенку речи взрослого, а значит – и о ключевой роли «врожденных языковых структур» в процессе освоения языка. Предполагается также, что взрослый довольно чувствителен к детским аграмматизмам. Однако остается неизвестным, ошибки каких типов провоцируют негативный инпут в большей степени, поскольку практически отсутствуют исследования, выполненные на ма- Summary The results of recent cross-linguistic studies of child-directed speech (CDS) provided new arguments in the discussion of the major factors of the speech ontogenesis. Analysis of the different types of caregiver reactions to child language, interpreted as positive/negative evidence, shows that CDS helps children discover and learn the correct/incorrect way of speaking. This data can significantly weaken the thesis of “linguistic poverty” of CDS and, consequently, the key role of LAD in first language acquisiИсследование выполнено при поддержке Фонда Президента РФ (грант НШ-1348.2012.6 «Петербургская школа функциональной грамматики»). 1 124 tion. It is also assumed that an adult is quite sensitive to the children’s agrammatism. However, it is not known what types of errors trigger negative input, largely because research carried out on material of morphologically rich languages is virtually absent. In addition, the detection of the preferred reactive tactics of caregivers from different languages raises questions about the factors that determine qualitative features of their reactive repertoire. The paper discusses the pragmatic, communicative and structural characteristics of the reactions of Russian-speaking adults to the wrong/incomplete verbal utterances of a young child. The results are Виктория В. КАЗАКОВСКАЯ 1 териале морфологически богатых языков. Кроме того, обнаружение предпочтительных тактик реагирования взрослых – носителей разных языков – ставит вопрос о факторах, обусловливающих качественное своеобразие их «реактивного репертуара». В статье обсуждаются прагматические, коммуникативные и структурные характеристики реплик-реакций русскоязычного взрослого на ошибочные и «неполные» глагольные высказывания ребенка раннего возраста. Результаты сопоставляются с аналогичными данными, полученными при анализе инпута языков, различающихся с точки зрения богатства флективной системы, – литовского, французского и немецкого. Ключевые слова: речь взрослого, обращенная к ребенку (инпут), реактивные реплики взрослого, речевой онтогенез, усвоение глагольной морфологии; русский, литовский, французский, немецкий языки. compared with similar data obtained by the analysis of CDS from languages differing in terms of a wealth of inflectional systems namely, French, German and Lithuanian data. Pragmatic classification of reactions is based on the categorisation of reactions to the form and content of children’s phrases thus permitting allocation to metalinguistic and conversational response. Also, adult sentences were coded as interrogative and noninterrogative repetitions, expansions, corrections, reformulations and clarifications. Analysis aimed at identifying the correlation “error type vs. reaction type”, took into account the classification errors on a) their relevance to a particular grammatical category (inclination, time, reflexive, gender, person, number) and b) the right / wrong way of formation, usage or agreement. The errors associated with the omission of the verb (semantic, modal or phase), are present in both classifications (incomplete utterances). The results suggest that Russian adults in dialogue with a child are highly responsive and reactive. Their reactions provide the child with sufficient positive/negative evidence for develop- ment of the various components of communicative competence: conversational reactions are more important for proper dialogic competence, while metalinguistic ones are important for that of the language-system. The distribution of pragmatic reactions to erroneous phrases depends on the type of error: adults are more sensitive to wrong verb formation and less sensitive to its contextual use. In addition, they react differently to similar errors of the child made at different ages, which supports the stage theory. The study also showed that adults who are carriers of areal and genetically close languages demonstrate the same communicative strategies, and, despite their differences, developed their own individual style of communication with the child. Disproportion revealed in pragmatic reactions of the adult may partially explain the divergence in the development of language-system and dialogue skills identified in the early stages of language development. Keywords: child-directed speech, negative evidence, first language acquisition, acquisition of verbs, Russian, Lithuanian, French, German. Введение Статья посвящена языковому взаимодействию взрослого и ребенка, а именно особенностям диалогической тактики взрослого (caregiver) в аспекте становления начальной детской грамматики. Проблема заключается в том, что роль инпута в усвоении ребенком родного языка оценивается по-разному. С одной стороны, наряду с когнитивным развитием речь, обращенная к ребенку, рассматривается как один из ведущих факторов речевого онтогенеза (Snow, Ferguson, 1977; Galloway, Richards, 1994). В частности, так полагают исследователи, придерживающиеся ненативистских взглядов на природу этого процесса, – главным образом, представители социопрагматического подхода (Croft, Cruse, 2004). С другой стороны – в теориях адептов генеративистского направления – ключевым фактором являются врожденные языковые структуры (language acquisition device), а инпут считается ущербным и недостаточным для построения ребенком с опорой на него собственной языковой системы (Guasti, 2004; Radford, 2004; Carnie, 2006). Полемика не нова, однако и сегодня верификация гипотезы оказывается нетривиальным вопросом (Ambridge, Lieven, 2011). Как кажется, ситуацию способно прояснить контрастивное изучение особого типа инпута – негативного (negative evidence, negative feedback, Просвещенные умы многих эпох и поколений интересовал вопрос о том, каким образом и благодаря чему человеческий детеныш научается говорить в столь короткий срок. В разные времена на этот вопрос отвечали по-разному – в соответствии с уровнем развития науки, общества, религиозными верованиями. Но, тем не менее, определенного ответа не существует и сейчас, в начале 21-го столетия. Не случайно онтолингвистика (first language acquisition) устойчиво занимает первые позиции среди наименее изученных сфер современного языкознания. На материале многих языков исследуется и речь самого ребенка, и речь взрослого, обращенная к нему (input, child-directed speech, motherese, babytalk). В России активно изучаются такие области речевого онтогенеза, как усвоение ребенком семантических категорий и начальных средств их языкового выражения (Семантические категории в детской речи, 2007), становление именной и глагольной морфологии (Гвоздев, 2007; Гагарина, 2009; Воейкова, 2011), словообразование и словосложение (Харченко, Озерова, 1999; Юрьева, 2006; Цейтлин, 2009), развитие коммуникативной компетенции ребенка в диалоге с взрослым (Лепская, 1997; Казаковская, 2011). ISSN 1392-8600 žmogus ir žodis 2013 I 125 «Взрослая» прагматика и «детская» грамматика: влияние речи взрослого на усвоение языка ребенком «Adult» Pragmatics and «Children» Grammar: The Influence of Adult Speech on Child Language Acquisition Виктория В. КАЗАКОВСКАЯ Итак, в статье обсуждается вопрос о том, как negative input). Речь идет об определенных типах реакций взрослых (What did you say? What are you влияет речь взрослого – ее прагматические, комtrying to say? I can’t understand you. Not …, but …) – муникативные и структурные особенности – на разного рода реформуляций (reformulations) – в усвоение ребенком грамматики. Рассматриваются ответ на ошибочную речевую продукцию ре- реплики-реакции взрослого на ошибочные и небенка (Demetras et al., 1986; Chouinard, Clark, полные высказывания ребенка раннего возраста с 2003; Saxton et al., 2005). Данная проблематика глаголом. Результаты сопоставляются с аналогичполучила развитие в исследованиях кросс-лин- ными данными, полученными при анализе инпута гвистического проекта «Pre- and Protomorphology языков, различающихся с точки зрения богатства in Language Acquisition», объединяющего ученых флективной системы – литовского, французского из разных стран, представляющих более двадцати и немецкого (Kilani-Schoch et al., 2008). разноструктурных языков (Австрийская академия наук, рук. – проф. В.У. Дресслер). Результаты Материал и методология подобных исследований ослабляют тезис о линисследования. ребенка опережает развитие системно-языкового. Наконец, были все основания проверить гвистической бедности инпута и доказывают, что гипотезу стадиальности М. Шунар Кларк. речь взрослого помогает ребенку обнаружить Материалом дляи И.исследования послужил в статье обсуждается вопрос ио закодированных том, как влияет речьв взрослого – ее ошибочное и запомнить правильное в фонетике, Итак, корпус расшифрованных лексике и грамматике. Исследователи единодушпрагматические, коммуникативные структурные особенности – на усвоение ребенком программе CHILDESи(MacWhinney, 2000) аудионы и в том, что взрослый чувствителен к детским записей спонтанных диалогов взрослых грамматики. Рассматриваются реплики-реакции взрослого (бабушки на ошибочные и неполные аграмматизмам (см. также (Hirsh-Pasek et al., и родителей) с мальчиком-монолингвом треть-сопоставляются с высказывания ребенка раннего возраста с глаголом. Результаты 1984)), а его реакции не одинаковы на всем проего года жизни, родившимся в интеллигентной аналогичными данными, полученными при анализе инпута языков, различающихся с точки тяжении речевого онтогенеза (Chouinard, Clark, петербургской осуществлялись зрения богатства флективнойсемье. системы Записи – литовского, французского и немецкого (Kilani2003). Однако оставалось неизвестным, ошибки несколько раз в месяц в домашней обстановSchoch et al., 2008). каких типов провоцируют негативный инпут в ке – в каждодневных и привычных для малыша большей степени, – отчасти потому, что иссле- Материал ситуациях кормления, купания, игры, чтения и методология исследования. Материалом для исследования послужил дования реформуляций, сделанные на материале книги, рисования и пребывания за городом – на корпус расшифрованных и закодированных в программе CHILDES (MacWhinney, 2000) морфологически богатых флективных языков (к даче (34 часа). Период наблюдения составил аудиозаписей спонтанных диалогов взрослых (бабушки и родителей) с мальчикомчислу которых принадлежат балто-славянские девять месяцев: с 2;0 – момента появления монолингвом третьего года жизни, родившимся в интеллигентной петербургской семье. языки), отсутствовали. первых глагольных форм (в это время средняя Записи осуществлялись несколько раз в месяц в домашней обстановке – в каждодневных С появлением в проекте литовских и русских длина детского высказывания (MLU) составляла и привычных для малыша ситуациях кормления, купания, игры, чтения книги, рисования данных (Balčiūnienė, 2009; Казаковская, 2010) 1.032) до 2;8 – времени активного и практически и пребывания за городом – на даче (34 часа). Период наблюдения составил девять стало очевидно, что взрослые-носители языков, безошибочного употребления глагольных форм месяцев:(при с 2;0 –MLU=2.603). момента появления первых глагольных форм (в это время средняя длина различающихся с точки зрения морфологического детского высказывания составляла 1.032) до 2;8 – усвоевремени активного и богатства, избирательны в своих реактивных преНа Рис. 1 (MLU) показано, как происходило практически форм (привMLU=2.603). ференциях (Kazakovskaya, Balčiūnienė, 2012). Так ниебезошибочного глаголов в употребления первый годглагольных их появления речи Рис. 1 показано, происходило усвоение глаголов в первый год их появления в возник вопрос о факторах, обусловливающих ка- На мальчика на как фоне его общего лингвистического речи мальчика на фоне его общего лингвистического развития (MLU) и индекса лексикочественное своеобразие «реактивного» репертуара развития (MLU) и индекса лексико-грамматичекэагиверов, из числа которых не следует исключать грамматического разнообразия (type/token ratio) глаголов. ского разнообразия (type/token ratio) глаголов. ни ареальную близость языков, ни их типологическое сходство, ни идентичность индивидуальных стилей общения в диаде «взрослый – ребенок» (Tulviste, 2002). Кроме того, хотелось найти ответ на вопрос, появившийся в ходе изучения коммуникативной компетенции ребенка (Казаковская, 2011). Он сводится к поиску причины отмеченной на ранних этапах онтогенеза дивергенции – расхождения, существующего в развитии системно-языковой и собственно диалогической компетенций ребенка и заключающегося в том, что развитие Рисунок 1. Усвоение глаголов диалогического компонента компетенции ребенка Рисунок 1. Усвоение глаголов опережает развитие системно-языкового. Наконец, Объем анализируемого корпуса составил 8,5 были все основания проверить гипотезу стадиаль5 тысяч диалогических единств. Для исследования ности М. Шунар и И. Кларк. 126 žmogus ir žodis 2013 I Эти реплики представляют собой прототипические негативные сигналы, необходимые ребенку для развития системно-языковых навыков. Метареакции не содержат семантических элементов, существенно обогащающих детскую реплику. Попутно заметим, что, согласно одной из частных гипотез, проверяемых в проекте «Пре- и протоморфология», механизм реакций металингвистического типа «запускается» именно ошибочными репликами ребенка: (3) 2;4 CHILD: Сняй [snjaj]@err (вместо сними) очки [as'ki]. ADULT: Сними. Конверсациональные (conversational) реакции обращены к смысловой стороне детского высказывания. Они стимулируют ребенка к продолжению диалога и не прерывают реплицирования. Их основная функция – поддержать ребенка как партнера в диалоге, тем самым предоставив ему позитивные свидетельства для развития диалогических навыков. Корректирующая функция здесь вторична. Конверсациональные реплики добавляют новый, семантически значимый для темы элемент: (4) 2;3 CHILD: Болит [bait]@err лапки [japki]. ADULT: Так, всем лапки помазали, лекарство им всем надо дать, а в отдельных случаях меняют иллокутивную силу высказывания и/или микротему диалога: (5) 2;3 CHILD: Мама спать [pat']@err. ADULT: Мама на работу пошла, а не спит. Мама ведь не спит? (6) 2;4 ADULT: Как мы будем играть? CHILD: 0В3 бибики. ADULT: Нет. А мы что тут приготовили? Структурный аспект анализа реактивных реплик предполагал разграничение реплик-повторов, расширений, реформуляций, кларификаций и исправлений. Повторы взрослого (repetitions) одобряют либо, напротив, отклоняют реплику ребенка в формальном или содержательном отношениях: (7) 2;6 CHILD: Зайчики [zjajsiki] любит [ljubi]@err морковку [makovku]. ADULT: Зайчики любят морковку. Сочетание с 0 (ноль) означает отсутствие данного слова (как правило, предлога или отрицательной частицы «не») в реплике ребенка. Данный пример иллюстрирует широкую сферу действия реплик подобного типа: в фокусе реакции взрослого – именное высказывание ребенка. 3 Корпус собран под руководством Н.В. Гагариной (Берлин), морфологически закодирован М.И. Аккузиной и Е.К. Лимбах (Санкт-Петербург), которым я бесконечно благодарна за их титанический труд. 2 ISSN 1392-8600 методом сплошной выборки было отобрано около 1700 единств, включающих снабженное морфологической строкой2 высказывание ребенка с глаголом и реакцию на это высказывание взрослого. Кроме морфологической разметки корпуса потребовалось дополнительное кодирование ошибок (@err) ребенка и реакций взрослого. Для кодирования детских глагольных ошибок использовались две классификации – традиционная (по соответствию морфологической категории) и так называемая грамматическая (учитывающая правильный / ошибочный способ образования, употребления, согласования). Реплики взрослого были проанализированы и закодированы в трех аспектах – прагматическом, коммуникативном и структурном. Прагматическая классификация основывалась на разграничении реакций взрослого на формальную и содержательную стороны детской реплики, в соответствии с чем выделялись металингвистические и конверсациональные реакции (Dressler et al., 2006; KilaniSchoch et al., 2008). Оба способа реагирования на предыдущее высказывание ребенка являются эксплицитными. Коммуникативная дифференциация учитывала вопросительный либо невопросительный статус реплики. Структурная типология предполагала фокусирование на синтаксических особенностях реактивного выcказывания. Поясним прагматическую и структурную дифференциации реплик-реакций взрослого. Начнем с металингвистических (metalinguistic) реплик – реакций на формальную сторону предыдущего высказывания. Они появляются в диалоге как сигнал того, что в общении возникла проблема. Ее причиной может быть грамматическая или лексическая ошибка ребенка, несовершенная фонетическая форма произнесенного. В результате возникает непонимание детской фразы либо ее отдельного фрагмента. Используя металингвистическую реплику, взрослый приостанавливает диалог, с тем чтобы разъяснить ситуацию и/или исправить ошибку: (1) 2;1 CHILD: Надеть [det']. ADULT: Не поняла. (2) 2;4 CHILD: Волк [vok] напугать [apagat']@err. %com: Волк напугал или испугал мышонка. ADULT: Что волк? 127 «Взрослая» прагматика и «детская» грамматика: влияние речи взрослого на усвоение языка ребенком В отдельных случаях в фокусе повтора оказывается не целая реплика, а ее определенный фрагмент. Это особый тип повтора – фокусированный: (8) 2;8 CHILD: O, акула [akulja] повеси@err. ADULT: Повесила. %com: Поправляет ребенка. Реплики-р а с ш и р е н и я (expansions) взрослого дополняют – лексически и грамматически – сказанное ребенком, включая то, о чем шла речь, в более широкий контекст: (9) 2;5 CHILD: Сломался [sjamajsja]@err фара [fava]. ADULT: Ой, Ваня, у тебя сломалась фара. Ср. 2;0 CHILD: Pasitikti. ADULT: Pasitikti reikia? (пример из (Kazakovskaуa, Balčiūnienė, 2012)). Р е ф о р м у л я ц и и (reformulations) детской реплики представляют собой ее «редактирование» взрослым, приближение к тому, что, по мнению взрослого, хотел или должен был сказать ребенок: (10)2;0 CHILD: Ягода [gaga]. ADULT: Как ягодка, да. Ср. 2;2 CHILD: Čia katinukas. ADULT: Katinukas čia? (там же). К л а р и ф и к а ц и и (questions of clarification, global или regulative questions) свидетельствуют о непонимании взрослого и предполагают – со стороны ребенка – более четкий и / или корректный повтор ранее использованной формы слова / лексемы: (11)2;8 CHILD: Смотри [fati], убежала [ubizjaja]. ADULT: Что? Не поняла. Вопросы этого типа (см. также пример 2) приостанавливают развитие темы и таким образом возвращают диалог назад («назад»-вопросы). К о р р е к ц и я (correction) ошибочной продукции всегда эксплицитна, однако может осуществляться прямым способом: (12)2;8 CHILD: И, оп, снялся@err голова [gajava]. ADULT: Не «снялся», a «снялась». либо косвенным: (13)2;5 CHILD: Колесо [kiisjo] сломался [sjamajsja]@err. ADULT: Ну сломалось, da. Реплики, корректирующие детские ошибки прямым способом – с о б с т в е н н о и с п р а в л е н и я (12), немногочисленны во всех корпусах 128 данных. Непрямая коррекция может сопровождать повторы (7, 8), расширения (9) и собственно реформуляции. Наконец, существуют реплики, поддерживающие и регулирующие течение диалога (feedback): (14)2;4 CHILD: Очки [as'ki] сняй [snjaj]@err (вместо сними). ADULT: Угу. (15)2;8 CHILD: Упала [upaja]@err кот. ADULT: Ой. Упс. B кроме того, есть реплики, продолжающие, развивающие либо, напротив, меняющие тему диалога. В первую очередь, к ним принадлежат р е ф е р е н ц и а л ь н ы е вопросы, существенные для содержания диалога («вперед»-вопросы): (16)2;2 CHILD: Рисуй [isjuj], баба. ADULT: А что рисуй? Давай дом нарисуем? (17)2;1 CHILD: 0K маме, 0к папе. ADULT: Кто улетел? Ср. 2;2 CHILD: Noju [noriu] tintuko [trintuko]. ADULT: Tai ką dabar daryti? (там же). Анализ, направленный на выявление корреляции «тип ошибки ребенка vs. тип реакции взрослого», предусматривал предварительную классификацию детских ошибок. Для достижения большей достоверности использовались две классификации ошибок: по а) их соответствию определенной морфологической категории (наклонение (см., например, 19), род (9, 12, 13, 15), лицо (18), число (4, 7), время (5), возвратность) и б) правильному / ошибочному способу употребления: (18)2;4 CHILD: Умеешь [umeis']@err (вместо умею) ADULT: Умеешь? CHILD: Да. (19)2;2 CHILD: Дам [dam]@err (вместо дай). ADULT: А зачем тебе одеяло, Вань? образования (3, 14): (20)2;0 CHILD: Рисол [isjol]@err. ADULT: Рисовал. либо согласования (9, 12, 13, 15). Ошибки, связанные с пропуском глагола (смыслового, модального или фазисного), присутствуют в обеих классификациях («неполные высказывания»): (21)2;4 CHILD: Папа Леша вот эту [etju] бибику тоже [toze]. ADULT: Тоже подарил, да. Виктория В. КАЗАКОВСКАЯ «Adult» Pragmatics and «Children» Grammar: The Influence of Adult Speech on Child Language Acquisition žmogus ir žodis 2013 I Результаты исследования и их обсуждение Оценка глагольных ошибок показала, что они, вопреки распространенному мнению, немногочисленны (12,4%), и с возрастом их количество неуклонно снижается: 97% – 4% (Казаковская, 2010). Эволюция металингвистических реакций взрослого на них имеет отчетливый «пик»: 62% – 82% в возрасте 2;4 – 2;6 (Рис. 4). Исследование русского корпуса показало, что взрослый в высокой степени «реактивен»: процент игнорированных им реплик ребенка крайне невелик (13%), а кроме того, реактивные реплики взрослого значительно превышают реплики инициативные. Что касается коммуникативного типа реакций, результаты оказались близки к данным, полученным на материале морфологически богатого литовского языка. Вопросительные реплики составили более половины всех реплик-реакций в обоих корпусах: рус. – 56%, лит. – 70% (Kazakovskaya, Balčiūnienė, 2012), в отличие от Рисунок 4. Металингвистические реакции взрослого на ошибочные Рисунок высказывания ребенка 4. Металингвистические реакции немецкого и французского корпусов, где преоблавзрослого что на ошибочные высказывания ребенка Существенно, дистрибутивные различия детских ошибок по двум дали невопросительные повторы (90%). Рисунок 4. Металингвистические реакции взрослого на ошибочные классификациям не меняют основного результата в соотношении прагматических реакций ребенка корпусах: рус. – 56%, лит. – 70% (Kazakovskaya, Balčiūnienė, 2012), в отличие отвысказывания немецкого Прагматический анализ показал, что конверсаСущественно, что дистрибутивные различия Существенно, что дистрибутивные различия детских ошибок по двум взрослого (Рис. 5, 6). Рисунок ошибок 4. Металингвистические реакции взрослого на ошибочные и французского корпусов, реакции где преобладали невопросительные повторы (90%). циональные – как на правильные (adultдетских по двум классификациям не классификациямребенка не меняют основного результата в соотношении прагматических реакций Прагматический анализ показал, чтореплики конверсациональные – меняют как на like), так и на ошибочные ребенка –реакции пре- высказывания основного результата в соотношении Существенно, взрослого (Рис. 5, 6). что дистрибутивные различия детских ошибок по двум правильные (adult-like),в так на случаях ошибочныеони реплики ребенка – преобладают: в обоих обладают: обоих составляют прагматических реакций взрослого 5, 6). прагматических реакций корпусах: рус. – 56%, лит. –и70% (Kazakovskaya, Balčiūnienė, 2012),более в отличие от немецкого не меняют классификациям основного результата в(Рис. соотношении случаях трети они составляют (Рис. 2). (Рис. более 2).гдетрети и французского корпусов, преобладали невопросительные повторы (90%). взрослого (Рис. 5, 6). Прагматический анализ показал, что конверсациональные реакции – как на правильные (adult-like), так и на ошибочные реплики ребенка – преобладают: в обоих случаях они составляют более трети (Рис. 2). Рисунок 5. Морфологическая классификация ошибок Рисунок 5. Морфологическая классификация ошибок В Рисунок 5. Морфологическая классификация Рисунок реакций ошибок Рисунок2. 2. Прагматические Прагматические типытипы реакций взрослого Рисунок 5. Морфологическая классификация ошибок данном отношении русскийвзрослого инпут схож с французским, немецким и литовским. Однако процентное содержание русских металингвистических реакций на правильные В данном отношении русский инпут схож с французским, немецким и литовским. Однако других упомянутыхРисунок корпусов: лит. – 16%, фр. – 5%, нем.реакций – 3% (Рис. 3). 2. Прагматические типы взрослого процентное содержание русских металингвиВ данном отношении русский инпут схож с французским, немецким и литовским. стических реакций на правильные высказывания Однако процентное содержание русских металингвистических реакций на 6. правильные Рисунок «Грамматическая» классификация ошибок ребенка (28%) значительно превышает результавысказывания ребенка (28%) значительно превышает результаты, полученные при анализе ты, полученные при анализе других упомянутых Взрослый наименее толерантен к некорректному образованию, согласованию или 6. «Грамматическая» классификация ошибок других упомянутых корпусов: лит. – 16%, фр. – 5%, нем. – 3% (Рис. 3). корпусов: лит. – 16%, фр. – 5%, нем. – 3% (Рис.пропуску 3). Рисунок глаголов, поэтому количество металингвистических реакций незначительно высказывания ребенка (28%) значительно превышает результаты, полученные при анализе Взрослый наименее толерантен(ошибки к некорректному образованию, согласованию или только в сфере употребления в наклонении Рисунок 6.глагольного «Грамматическая» классификация ошибок и морфопрагматике). Рисунок 6. «Грамматическая» классификация реакций незначительно пропуску глаголов, поэтому количество металингвистических ошибок Взрослый наименее толерантен к некорректному образованию, согласованию или только в сфере глагольного употребления (ошибки в наклонении и морфопрагматике). пропуску глаголов, поэтому количество металингвистических реакций незначительно 11 Взрослый наименее толерантен к некорректРисунок 3. Металингвистические реакции взрослого на правильные высказывания только в сфере глагольного употребления (ошибки в наклонении и морфопрагматике). ребенка ному образованию, согласованию или пропуску поэтому количество металингвистических реакций незначительно только в сфере немногочисленны (12,4%), и с возрастом их количество неуклонно снижается: 97% – 4% глагольного употребления (ошибки в наклонении (Казаковская, 2010). Эволюция металингвистических реакций взрослого на них имеет Рисунок 3. Металингвистические реакции взрослого на правильные высказывания и морфопрагматике). отчетливый «пик»: 62% – 3. 82% в возрасте 2;4 – 2;6 (Рис. 4). реакции Рисунок Металингвистические ребенка Наиболее распространенными структурными взрослого на правильные высказывания ребенка типами Оценка глагольных ошибок показала, что они, вопреки распространенному мнению,металингвистических реплик-реакций 10– 4% немногочисленны (12,4%), и с возрастом их количество неуклонно снижается: 97% (Казаковская, 2010). Эволюция металингвистических реакций взрослого на них имеет отчетливый «пик»: 62% – 82% в возрасте 2;4 – 2;6 (Рис. 4). 10 ISSN 1392-8600 глаголов, Оценка глагольных ошибок показала, что они, вопреки распространенному мнению, 129 11 11 «Взрослая» прагматика и «детская» грамматика: влияние речи взрослого на усвоение языка ребенком «Adult» Pragmatics and «Children» Grammar: The Influence of Adult Speech on Child Language Acquisition Выводы Распределение прагматических реакций на ошибочные высказывания зависит от типа ошибки: взрослые более чувствительны к ошибочному образованию глагола и менее – к его контекстному употреблению. Кроме того, они по-разному реагируют на одинаковые ошибки ребенка, сделанные им в разном возрасте, что подтверждает теорию стадиальности реакций взрослого. Исследование показало также, что взрослые, являющиеся носителями ареально и генетически близких языков (русский, литовский vs. немецкий, французский), демонстрируют одинаковые коммуникативные стратегии, несмотря на различия, существующие в индивидуальном стиле общения с ребенком. Итак, есть основания полагать, что и русские, и литовские взрослые в диалоге с ребенком высоко отзывчивы и реактивны. Их реакции предоставляют ребенку достаточные позитивные и негативные свидетельства для развития различных компонентов коммуникативной компетенции ребенка: конверсациональные реакции в большей степени существенны для диалогической компетенции, в то время как металингвистические – важны для системно-языковой. Диспропорция, выявленная в сфере прагматических характеристик реактивных реплик взрослого, объясняет опережение в развитии диалогической компетенции ребенка (по сравнению с развитием компетенции системно-языковой), зафиксированное на ранних этапах речевого онтогенеза. 130 Литература Воейкова М. Д., 2011, Ранние этапы усвоения детьми именной морфологии русского языка. Москва: ЗНАК. Гагарина Н. В., 2009, Становление грамматических категорий русского глагола в детской речи. Санкт-Петербург: Наука. Гвоздев А. Н., 2007, Вопросы изучения детской речи. Санкт-Петербург: Детство-Пресс-М (1949/1961). Казаковская В. В., 2011, Вопрос и ответ в диалоге «взрослый – ребенок». Москва: УРСС Либроком. Kaзаковская В. В., 2010, Реактивные реплики взрослого и усвоение ребенком грамматики родного языка. – Вопросы языкознания 3, 3–29. Лепская Н. И., 1997, Язык ребенка (Онтогенез речевой коммуникации). Москва: Изд-во МГУ. Семантические категории в детской речи, отв. ред. С. Н. Цейтлин. Санкт-Петербург: Нестор-История, 2007. Харченко B. K., Озерова E. Г., 1999, Сложные слова в детской речи. Белгород, Изд-во Белгородского университета. Цейтлин С. Н., 2009, Очерки по словообразованию и формообразованию в детской речи. Москва: ЗНАК. Юрьева Н. М., 2006, Проблемы речевого онтогенеза: производное слово, диалог. Москва: Академия гуманитарных исследований. Ambridge B., Lieven E., 2011, Child Language Acquisition. Contrasting Theoretical Approaches. Cambridge: CUP. Balčiūnienė I., 2009, Analysis of conversational structure from the perspective of language acquisition. Summary of the Doctoral Dissertation. Kaunas: Vytautas Magnus University. Carnie A., 2006, Syntax: A Generative Introduction. NY., Blackwell. Chouinard M., Clark E., 2003, Adult reformulations of child errors as negative evidence. – Journal of Child Language 30, 637–669. Croft W., Cruse A., 2004, Cognitive Linguistics. Cambridge: CUP. Demetras M., Post K., Snow C., 1986, Feedback to first language learners: the role of repetitions and clarification questions. – Journal of Child Language 13, 275–292. Dressler W. U., Kilani-Schoch M., Balčiūnienė I., Korecky-Kröll K., Laaha S., 2006, The learnability of morphology is due to positive and negative evidence. Adult reactions to children’s development of French, Lithuanian and German inflection. – Paper Виктория В. КАЗАКОВСКАЯ оказались кларификативные вопросы, которые свидетельствуют о непонимании взрослого и предполагают – со стороны ребенка – более четкий повтор: (22)2;2 %sit: Ребенок подбегает к игрушечному поезду. CHILD: Поехал [paexa] длинный [dinni] 0как зима [zima] (вместо змея). ADULT: Что такое «зима»? CHILD: Зима [zima] (вместо змея). ADULT: Aх, змея! Доминирующие в сфере конверсациональных реакций расширения включают произнесенное ребенком в широкий лексико-грамматический контекст: (23)2;0 CHILD: Дядя. ADULT: И дядя на нем едет, крутит педали. žmogus ir žodis 2013 I gmatics in child-directed speech for the acquisition of verb morphology. – Journal of Pragmatics 41 (2), 129–159. MacWhinney B., 2000, The CHILDES Project: Tools for Analyzing Talk 1. Transcriptions, format and programs. Mahwah: NJ. Radford A., 2004, Minimalist Syntax: Exploring the Structure of English. Cambridge: CUP. Saxton M., Backley P., Gallaway C., 2005, Negative input for grammatical errors: effects after a lag of 12 weeks. – Journal of Child Language 32, 643–672. Snow C., Ferguson Ch. (Eds.), 1977, Talking to Children. Language input and acquisition. Cambridge: CUP. Tulviste T., 2002, Language socialization across sociocultural contexts. Stockholm: SUP. ISSN 1392-8600 presented in the 12th International morphology meeting. Budapest. Galloway C., Richards B. (Eds.), 1994, Input and Interaction in Language Acquisition. Cambridge: CUP. Guasti M.T., 2004, Language Acquisition: The Growth of Grammar. Cambridge: MA. Hirsh-Pasek K., Treiman R., Schneiderman M., 1984, Brown and Hanlon revisited: mothers’ sensitivity to ungrammatical forms. – Journal of Child Language 11, 81–88. Kazakovskaya V., Balčiūnienė I., 2012, Interrogatives in Russian and Lithuanian child-directed speech: Do we communicate with our children in the same way? – Journal of Baltic Studies 43 (2), 197–218. Kilani-Schoch M., Balčiunienė I., Korecky-Kröll K., Laaha S., Dressler W. U., 2008, On the role of pra- 131