6 ДРЕВНИЙ МИР

2007.02.001
6
ДРЕВНИЙ МИР
2007.02.001.
КОЭН
А.С.
ЗАУПОКОЙНЫЕ
РИТУАЛЫ,
ИДЕОЛОГИЯ И ИНСТИТУЦИАЛИЗАЦИЯ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ
В ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ: К НОВОМУ ПОНИМАНИЮ
ЦАРСКОГО НЕКРОПОЛЯ УРА В ИРАКЕ.
COHEN A.C. Death rituals, ideology, and the development of Early
Mesopotamian Kingship. Toward a new understanding of Iraq's Royal
Cemetery of Ur. Leiden; Boston: Brill Academic publishers, 2005. –
244 p. – (Studies in ancient magic and divination, 7).
Ключевые слова: Ирак, Древняя Месопотамия, идеология и
институциализация царской власти, заупокойные ритуалы,
царский некрополь Ура, 2600–2350 гг. до н.э.
В монографии А.С. Коэна – специалиста в области передневосточной археологии, рассматривается проблема происхождения
и институциализации царской власти в древнем Шумере, анализируются изменения в социальной и политической организации городов-государств Южной Месопотамии, происшедшие в течение
раннединастического III периода (РД III, 2600–2350 гг. до н.э.). Исследование построено на основе анализа шумерских ритуалов РД
эпохи (2900–2350 гг. до н.э.), связанных с оплакиванием, погребением и почитанием умерших представителей знати.
Во введении дается краткий обзор социополитических процессов, происходивших в раннединастическом Шумере, и научных
гипотез, объясняющих эти процессы. В начале РД периода доминирующим социальным институтом становится храм – «дом бога»,
место пребывания божества-покровителя данного города, управлявшегося храмовой администрацией. К началу РД III периода все
большую значимость приобретает альтернативный храму институт –
2007.02.001
7
царский дворец. Дворец именовался e-Gal («большой дом»), правитель же получил титул lu-Gal («большой человек»).
Автор отмечает, что существующие теории, объясняющие
процессы развития и институциализации царской власти в Древней
Месопотамии исходя из идеи узурпации властных функций харизматическим военным лидером, страдают известной односторонностью. По мнению А.С. Коэна, решающую роль в этих процессах
сыграл комплекс идей, который он называет «дворцовой идеологией», позволивший представить новый институт явлением менее
революционным, но притом совершенно необходимым (с. 3). Основные составляющие этой идеологии выявляются в реконструируемом автором заупокойном культе представителей знати РД III
периода.
В главе 1 рассматривается феномен ритуала в культурах
Древнего Переднего Востока вообще и в Древней Месопотамии в
частности. Как отмечает А.С. Коэн, ритуальная, политическая и
экономическая сферы жизни древних сообществ находились в неразрывной связи друг с другом, а потому ритуал следует считать
существенной силой, формирующей систему властных отношений
сообщества. Ритуал определяется им как «совокупность действий,
выделяющихся из сферы обыденной деятельности» (с. 7). Автор
рассматривает различные антропологические подходы (феноменологический и перформативный), позволяющие прояснить механизм
влияния ритуала на формирование и развитие властных структур.
Миф и ритуал представлены в данном исследовании как средства
«материализации идеологии», определяющей социальный статус
общественных групп.
Глава 2 посвящена анализу структуры заупокойного культа
РД III периода, который, по мнению автора, являлся ответом сообщества на вызов Смерти, несущей угрозу разрушения социальной
системы (с. 15). По своей сути заупокойные ритуалы, пишет автор,
относятся к так называемым ритуалам перехода, отмечающим изменение статуса человека в социуме и/или его переход из одной
стадии жизненного цикла в другую. Ответ, даваемый обществом на
вызов Смерти, конституируется двумя актами: отделение (separation) и объединение (incorporation). В качестве основных компонентов заупокойного культа Древней Месопотамии А.С. Коэн выделяет оплакивание умершего, погребение умершего с сопровож-
8
2007.02.001
дающими его дарами и периодические жертвоприношения и ритуальные трапезы в память об умершем, чья душа последовала в инобытие. Ритуалы оплакивания отделяют живых членов сообщества
от умершего, погребальный ритуал вводит последнего в его новое
обиталище, действия, связанные с душой умершего, интегрируют
его в сообщество обитателей инобытия (духов умерших и богов).
Глава 3 представляет собой обзор письменных и археологических источников, на которых автор строит реконструкцию заупокойного культа и лежащих в его основе идей. Наиболее значимыми для такой реконструкции являются, с его точки зрения,
административные тексты и царские надписи РД III периода из
Гирсу. Возможно также, полагает А.С. Коэн, использование текстов, составленных в течение 350 лет, последующих за окончанием
РД III периода, так как во время правления династии Аккада и III
династии Ура сохранялась культурная преемственность с РД эпохой. Кроме того, источниками могут служить учебные тексты, переписанные с ранних оригиналов в школах писцов старовавилонского периода.
Бесценным археологическим источником по РД III периоду
стали находки, сделанные в Южном Ираке на месте Древнего Ура.
Заупокойный комплекс Ура (далее: RTC – «Royal Tomb Complex»),
раскопанный Леонардом Вулли в 1926–1932 гг., содержит 16 шахтных гробниц, принадлежащих не только царям и царицам, но и
представителям знати, датирующихся РД III периодом. Особенности погребений царей и знати в заупокойном комплексе Ура заключаются не только в монументальности гробниц и богатой утвари, но и обилии человеческих жертв, количество которых
составило в одном случае 79 человек. Царские погребения окружены тысячами современных и более поздних (включая время правления III династии Ура) могил простых горожан. Другим источником могут служить сохранившиеся фрагменты храмовых
комплексов Киша, Лагаша, Урука, эль-Убейда, Ура, а также дворцов Киша, Телль эль-Вилайя, Урука, Эриду, Ура. Обосновывая
возможность привлечения археологических источников, локализованных в различных частях Южной Месопотамии, автор отмечает
культурное единство последней, имевшее место, несмотря на отсутствие в рассматриваемый период централизованного государства (с. 39).
2007.02.001
9
В главах 4–6 на основе указанных источников реконструируется и интерпретируется совокупность ритуальных действий, относящихся в трем сферам заупокойного ритуала: оплакиванию, погребению и ритуальному «воспоминанию» умершего. Эти
действия, по мнению автора, являлись «материализацией идеологии», посредством которой «дворец» весьма успешно боролся с
«храмом» за власть над городами-государствами в РД III период.
С точки зрения А.С. Коэна, ритуалам погребения в РД эпоху
был придан политический характер (с. 67). Они должны были служить средством утверждения царской идеологии, и свидетельством
успешности этого процесса являются обильные человеческие
жертвоприношения (по-видимому, добровольные), сопровождавшие 16 захоронений RTC. Ритуалы отделения умершего от сообщества живых включали в себя, судя по литературным источникам
старовавилонского периода, такие действия, как растирание умершего хлебом, имевшее, по мнению автора, очистительный характер, возлияние воды на землю, помазание благовонным маслом,
облачение в новые чистые одежды. В захоронениях Ура найдены
сосуды, использовавшиеся для омовения тела умершего и помазания его благовонным елеем. Если погребения простых горожан, как
правило, располагались под полами домов, то храмовую и дворцовую элиту хоронили на специальных кладбищах. В пределах Гирсу
имелись два различных кладбища: Ki-mah («царственное место») и
Gi-en-Ki («тростники Энки»), из которых последнее считалось более престижным. Предпочтение кладбищ для погребения представителей знати обусловлено, полагает автор, бόльшими возможностями для превращения этого акта в социальное действо (с. 80).
Анализируя объекты, преобладающие в погребениях RTC,
А.С. Коэн отмечает, что большую часть артефактов, сопровождавших умершего, составляют сосуды, изготовленные из керамики,
металла и камня. Однако в обыденном употреблении, повидимому, были только керамические сосуды, каменные же (из
кальцита, стеатита и ляпис лазури), медные, серебряные и золотые
сосуды могли использоваться лишь в трапезах, составлявших неотъемлемую часть ряда празднеств древних шумеров, связанных с
аграрным циклом, воинскими победами, приобретением земли и
т.п. Эти празднества были, по мнению автора, социальными и политическими событиями (с. 83). Сосуды зачастую помещены в ру-
10
2007.02.001
ки умершего или расположены у его лица, что, впрочем, не свидетельствует о вере живых в возможность реального потребления
пищи умершим: сосуды, за редким исключением, не были запечатаны, а, стало быть, устанавливались в захоронения пустыми. Вместе с литературными источниками, среди которых автор выделяет
такие тексты, как «Смерть Урнамму» и «Смерть Гильгамеша», а
также изобразительными мотивами на цилиндрических печатях и
мозаике, свидетельства, предоставляемые захоронениями RTC, позволяют А.С. Коэну сделать вывод об основной идее, передаваемой
средствами заупокойного культа: умерший участвует в праздничной трапезе с другими обитателями инобытия, сопровождавшие же
погребения царей и цариц человеческие жертвы также мыслились
участниками этого празднества. Имея в виду расположение RTC
близ теменоса, можно предположить, что празднества, участником
которых делались умерший и его подданные, носили религиозный
характер. При этом и живые совершители заупокойного культа, и
ушедшие из сообщества живых приобщались к миру богов (с.98).
Глава 6 посвящена ритуальным действиям, связанным с тем,
что шумеры именовали GiDim (акк. e†emmu), – сущность, которую
можно было бы перевести как «душа» или «дух» умершего, учитывая при этом, что в отличие от современной западной традиции, где
дух или душа мыслятся неотъемлемой составляющей человеческого естества при жизни, отделяясь от тела по смерти, GiDim по
представлению древних обитателей Месопотамии, создавался лишь
после смерти (с. 99). Именно с GiDim, сохраняющим личностность
умершего, могли вступать в контакт члены сообщества живых. Ритуалы, с помощью которых осуществлялось взаимодействие живых
и умерших, совершались в RTC в месте, именуемом Ki-a-naG. Для
прояснения цели и смысла этих ритуалов в РД эпоху автор обращается к известным от старовавилонского периода ритуалам KisPum
(«ритуалы поминовения»), проливающим свет на «культ предков»
в Древней Месопотамии. Старовавилонские KisPum включали в
себя ритуалы, известные как šuma zaKäru («призывание имени») и
më naqù («возлияние воды»), и, имея в виду, что наречение именем
в Древней Месопотамии мыслилось как акт наделения существованием, инвокация имени умершего поддерживала существование
последнего в посмертном бытии (с. 106). Основной составляющей
KisPum была совместная жертвенная трапеза живых и умерших.
2007.02.001
11
В качестве жертвенных даров предлагались овны, ягнята, козлы,
мука, пиво, хлеб, прожаренное зерно. Остатки жертвенных трапез,
совершавшихся несколькими поколениями в раскопанных в Катне
(Сирия) скальных гробницах, примыкавших к царскому дворцу,
свидетельствуют о том, что трапезы на могилах умерших были
распространенной практикой во II тыс. до н.э.
Впрочем, в отличие от KisPum, совершавшихся раз или дважды в месяц, приношение жертвенных даров в Ki-a-naG осуществлялось во время празднеств, связанных с аграрным циклом. Действия в Ki-a-naG являли собой нечто большее, нежели «культ
предков». Во время правления Лугальанда (династия Лагаша) засвидетельствованы заупокойные приношения правителей не своим
предкам по плоти, а умершим, не связанным с ними родственными
узами, но имевшим статус ensi или luGal либо являвшимся родственниками последних. Таким образом, отмечает А.С. Коэн, речь
идет не о «культе предков», но о культе умерших правителей города-государства Лагаша (с. 110). Время проведения празднеств, сопровождавшихся приношениями жертвенных даров умершим правителям, приходится на периоды вызревания в земле зерновых
культур, когда множество факторов могло угрожать появлению
нового урожая: несвоевременные разливы Тигра и Евфрата, слишком низкий уровень воды в этих реках, недостаточно обильные дожди, ураганы и прочие природные катаклизмы. В связи с этим автор задается вопросом, как можно объяснить связь между
усилением активности в сфере заупокойного культа и временем
увядания в природе, и приходит к выводу, что по представлению
шумеров РД эпохи духи умерших предков могли повлиять на
уменьшение или увеличение урожая, чем и был обусловлен их
культ, засвидетельствованный в RTC Ура (с. 112–113). Особенную
значимость А.С. Коэн придает общественному характеру ритуалов,
связанных с GiDim. Идея зависимости плодородия земли от умерших правителей должна была прочно утвердиться в общественном
сознании. Именно возможность привлечения значительных масс
народа к наблюдению за ходом жертвоприношений духам умерших
правителей стала, по мысли автора, главной причиной выбора некрополя, а не храма, в качестве места их совершения (с. 116).
Глава 7 посвящена прояснению связи заупокойных ритуалов
с царской идеологией. По мнению А.С. Коэна, РД эпоха характери-
12
2007.02.001
зуется усилением борьбы за власть двух основных институтов и,
соответственно, двух идеологий – жреческой и царской. Отмечая
свою заинтересованность в первую очередь экономическими и политическими аспектами храмовой идеологии, автор делает вывод,
что основной интенцией жречества было возвеличение божественного в ущерб человеческому: и монументальная храмовая архитектура, и литературные источники, согласно которым все люди безотносительно к их социальному статусу почитались лишь
«служителями богов», свидетельствуют об этом (с. 121).
Царская идеология, в свою очередь, нашла отражение в
дворцовой архитектуре и царских надписях, утверждающих божественность правителя или владение им божественными качествами.
Усиление религиозной роли правителя, проявляющееся в его активном участии в религиозных празднествах, строительстве и обустройстве храмов, а также само расположение RTC близ храмового
комплекса, так что некрополь оказывался в «поле» излучаемого
храмами божественного сияния, интерпретируются автором как
претензия правителей на особый статус в храмовой идеологии. При
этом отмечается, что феномен секулярной царственности неизвестен в Древней Месопотамии и что «дворец» никогда не обретал там
всеобъемлющего контроля над государственными ресурсами
(с. 125). Автор подробно анализирует обнаруженные в погребениях
Ура объекты, реконструируя на их основе действия, связанные с
заупокойным культом, являвшиеся, по его мнению, воплощением
дворцовой идеологии, включение которой в сферу заупокойного
ритуала позволило достаточно прочно утвердить и поддерживать
властные структуры в Южной Месопотамии РД III периода.
Помещение в захоронения объектов, содержащих символику
таких столь значимых для древних обитателей Месопотамии мифологических персонажей, как Инанна и Думузи, служило, с точки
зрения А.С. Коэна, актуализации смысла ритуала священного брака, совершавшегося царем и жрицей Инанны во время новогодних
празднеств. Поскольку основную цель данного ритуала автор видит
в обеспечении плодородия, то и аллюзии на цикл мифологических
преданий об Инанне и Думузи в гробницах царей обусловлены, по
его мнению, аграрными интересами шумеров, представлявших
своих умерших правителей участниками священнодействия, производящего изобилие на земле (с. 134–135).
2007.02.001
13
Примечательно, что тела некоторых умерших сопровождались воинскими атрибутами, изготовленными, как правило, из драгоценных металлов, и, соответственно, имевшими не функциональное, а символическое значение. Известно, что погребенные в
RTC люди при жизни не были воинами – они принадлежали знати.
Оружие помещалось в захоронения, дабы показать, что умершим
предстоит брань, из которой они выйдут победителями. Имена некоторых умерших, снабженных оружием и шлемами, содержат
элемент mes – «герой». Смысл сопровождающей погребения Ура
воинской атрибутики проясняется отмечаемым автором сходством
наиболее часто встречающихся в могилах кинжалов с оружием,
представленным на раннединастических печатях в сценах противоборства человеческого или получеловеческого – полуживотного существа, традиционно именуемого «героем», с дикими зверями. Этот
мотив нередко интерпретируется как извечная борьба с хаосом, которую А.С. Коэн, цитируя с Д. Хансена1, видит в борьбе «между цивилизованным и нецивилизованным человеком, между домашними
и дикими животными, между периодами плодородия и природных
катаклизмов, между известным и неизвестным» (с. 140).
Сопоставляя царскую идеологию с храмовой, автор обращает
внимание на индивидуализацию захоронений знати: в RTC нет
двух погребений, тождественных по планировке могилы и набору
сопровождающих тело принадлежностей. Индивидуализация
умерших принимает различные формы, включающие обеспечение
умершего одеянием, драгоценными камнями, цилиндрическими
печатями. Набор артефактов (воинских атрибутов и сосудов) уникален для каждого погребения. Сцены, представленные на цилиндрических печатях, никогда не дублируются, хотя и могут быть типологизированы. Многие печати содержат личные имена своих
владельцев.
На основании проведенного исследования А.С. Коэн реконструирует царскую идеологию, основные составляющие которой
суть следующие: во-первых, умершие правители играли существенную роль в обеспечении плодородия земли; во-вторых, хотя
правители этого периода и не обожествлялись, близость заупокой1
Hansen D.P. «Art of the royal tombs of Ur: A brief introduction» // Treasures
from the Royal Tombs of Ur / Ed. by Zettler R.L., Horne L. – Philadelphia, 1998. –
P. 50.
14
2007.02.001
ного комплекса к храму можно рассматривать как попытку приобщить их божественному миру; в-третьих, умершие правители представлялись наделенными воинской мощью; в-четвертых, индивидуальный характер погребений царей и знати противостоит храмовой
идеологии, в рамках которой все люди безотносительно к своему
земному статусу считались рабами богов (с. 142). Распространение
всего комплекса этих идей не только на умерших, но и на здравствующих представителей правящей элиты способствовало укреплению института царской власти в Месопотамии РД III периода.
Перспективным направлением будущих исследований, по
мнению А.С. Коэна, является рассмотрение вопроса развития
взаимоотношений «храма» и «дворца» в дальнейшей истории Месопотамии.
Реферируемое издание снабжено иллюстрациями и содержит
ряд приложений, в которых автор приводит транслитерацию и перевод цитируемых им источников (приложения A-C), а также
предлагает типологию сосудов, обнаруженных в RTC, позволяющую определить функциональную принадлежность каждого типа
(приложение D).
О.Р. Астапова