Общие вопросы историографии Казахстана второй половины

Общие вопросы историографии Казахстана второй половины XX века
Нуржанова А.М., доцент кафедры
общественных дисциплин КазНТУ
им. К.И.Сатпаева
На сегодняшний день достаточно четко обозначились и реализуются
несколько подходов к анализу и оценкам советской историографической
традиции.
Согласно одному из них советская историография на протяжении
семидесяти лет развивалась по восходящей. Опираясь на марксистские идеи,
она смогла якобы успешно избежать кризиса, в котором оказалась мировая
историческая мысль на рубеже XIX-XX вв., самоутвердилась как наиболее
передовое научное направление и последовательно решала крупнейшие
теоретические, методологические и конкретно-исторические проблемы.
Опыт и достижения отечественной историографии получили признание и
поддержку у многих передовых представителей зарубежных исторических
школ [1]. Правда, сторонники данной точки зрения допускают, что
поступательный процесс развития не был избавлен на отдельных этапах и от
недостатков. Наиболее существенными из них были следующие: сталинская
версия интерпретации марксизма-ленинизма привела к определенному
снижению уровня исследований, к теоретической дезориентации целого ряда
исследователей; издержки партийного руководства наукой выразились в
многочисленных запретах, ограничениях на работу с архивными
материалами, в жесткой регламентации контактов с представителями
зарубежной историографии [2]. Исторические труды нередко оказывались
идеологизированными, зависели от политической конъюнктуры [3]. Но даже
эти недостатки не исключают подлинной научной значимости всего того, что
было достигнуто на предшествующих этапах развития историографии. Для
приверженцев
данной
версии
является
характерным
резкое
противопоставление ленинского (20-е гг.) и сталинского периодов в развитии
науки, подчеркивание особого значения решений XX съезда КПСС и
сожаление, что критика воздействия культа личности на историческую науку
не была максимально последовательной [4].
Для другого подхода характерно признание необходимости
дифференцированного отношения к советской историографии. Сложились и
определенные варианты подобной дифференциации. Например, негативные
проявления в разной степени затронули различные отрасли исторической
науки, в частности отмечается, что многие беды исторической науки
советского периода проистекали из прежнего засилья историков партии и их
привилегированного положения, в то время как другие направления,
особенно связанные с изучением проблематики дооктябрьского периода,
развивалась достаточно эффективно и плодотворно [5]. Кроме того, в каждом
конкретном случае надо учитывать, что в исторических исследованиях
искажено, деформировано, а что и по сей день отвечает строгим критериям
научности. На деле же часто все сводится к оценкам историографической
практики по принципу «с одной стороны – с другой стороны» [6].
Наконец, можно выделить и более радикальный подход к развитию
историографии в советской стране, в рамках которого ставится вопрос, в
какой мере историография отвечала (и отвечала ли вообще) требованиям
научности, имея в виду не только современные представления 20-70 –х гг.
Причем, если в 1985 – 1986 гг. говорили и писали о глубоком внутреннем
кризисе советской историографии преимущественно публицисты и
творческая интеллигенция, то в последние годы подобная позиция получила
широкое распространение в профессиональной среде историков [7].
Тем не менее, несмотря на многообразие существующих подходов, есть
между ними и нечто общее: преобладание аксеологических характеристик
советской историографической традиции над углубленным анализом
существа проблемы. Это затрудняет понимание самого феномена советской
историографии.
С конца 80-х гг. историки не раз пытались осмыслить специфику
взаимоотношений между властью и наукой в условиях господства
коммунистической идеологии и коммунистического режима. «Перед нами, отмечает автор одного из наиболее фундированных по этой теме
исследований, - беспрецедентный в истории человеческой культуры феномен
репрессированной науки… Объектом исследований оказалось научное
сообщество в целом, его ментальность, его жизнь во всех его проявлениях.
Речь должна идти не только о репрессированных ученых, но и о
репрессированных идеях и направлениях, научных учреждениях и центрах,
книгах и журналах, засекреченных архивах» [8].
Сколь бы общей ни виделась нам подобная характеристика советской
историографии, вполне очевидно, что это лишь один срез, один пласт
проблемы. Сегодня не менее важно показать, что советская историческая
наука – как и наука в целом! – была органической составной частью
советской
общественно-политической
системы.
Именно
данное
обстоятельство, будучи наиболее существенным, предопределило как многие
внутренние процессы историографии, так и специфику взаимоотношений
между историографией и другими государственными и общественными
институтами.
Тоталитаризм как принцип организации общественной жизни
исключает саму возможность компромисса. Поэтому автономное
существование и университетов, и науки в целом в тоталитарном обществе
невозможно. Наука и ее институты могут существовать лишь в той мере, в
какой они становятся составной частью системы. Государство поддерживает
лишь те сферы науки, которые непосредственно удовлетворяют его
первоочередные потребности. Не случайно при тоталитарном режиме в
привилегированном положении оказываются отрасли научного знания,
обслуживающие научный комплекс, а все остальные, даже точные науки,
поддерживаются лишь в тех границах, в которых они сопряжены с
отраслями, работающими на войну. Историческая же наука с первых дней
установления политической власти большевиков попала в число
привилегированных научных дисциплин. Такая избирательность новой
власти опиралась на глубокие прагматические основания.
«Идеологическое наступление» второй половины 40-х – начала 50-х гг.
представляло собой систему четко продуманных и тщательно
спланированных политических кампаний. Каждая из них ставила конкретные
задачи, которые, естественно, далеко не всегда провозглашались открыто.
Это были и навязывание жестких идеологических стандартов в литературе и
искусстве, и полное исключение общечеловеческих ценностей из научного и
художественного творчества, и подавление национального самосознания
народов, и резкое ограничение международных контактов советской
интеллигенции.
Вслед за художественной интеллигенцией объектом «идеологического
наступления» стала интеллигенция научная. Толчком к их массовому
размаху стала печально известная «лысенковщина». Некоторое время в
нашей литературе существовало стремление объяснить явление
«лысенковщины» лишь самой личностью академика Лысенко, его особым
коварством в сочетании с невежеством. Это верно отчасти. Лысенковщина
есть форма некомпетентного
вмешательства партии в науку. Это
масштабная политическая кампания по идеологической унификации науки,
утверждение принципа партийности, который всегда понимался как
классовая непримиримость.
В Казахстане политическая кампания на основе постановлений ЦК
ВКП (б) по идеологическим вопросам началась с собрания актива работников
литературы и искусства республики, состоявшегося в Алма-Ате 25-26
сентября 1946 г. В докладах, в качестве ярких примеров «безыдейности и
аполитичности», изображения советских людей в искаженном виде,
«уродливыми и убогими», приводились романы С.Муканова «Герои нашего
времени», Г.Мустафина «Чаганак». Е.Мустафин изобразил бедной
обстановку дома передового колхозника, героя труда, серыми и
невыразительными образы партийных работников.
За «облагораживание» образов феодалов был подвергнут критике
М.О.Ауэзов. В ходе кампании выявилась прискорбная черта всех
политических кампаний – многие обвинения получали подпитку, либо же
прямо формулировались в ее собственной среде. Взаимные обвинения с
использованием политических ярлыков звучали в выступлениях многих
писателей.
М.Ауэзов, А.Тажибаев делали тщетные попытки начать дискуссию о
профессиональных аспектах творчества. Они призывали бороться, прежде
всего, против серой, однообразной, примитивной, малокультурной и
несамостоятельной литературной продукцией.
Однако кампания набирала размах. ЦК Компартии Казахстана
рапортовал в Москву о состоявшихся собраниях работников культуры и
искусства по всей республике. Сколько поломанных судеб, сорванных
творческих планов! Надо сказать, в «провинциальном исполнении» борьба за
идеологическую чистоту литературы и искусства особенно отдавала
вульгарностью и невежеством.
В январе 1947 г. увидело свет постановление ЦК Компартии
республики «О грубых политических ошибках в работе института языка и
литературы Академии наук Казахской ССР». В этом документе практически
все произведения устной и письменной литературы дооктябрьского
казахского общества определялись как реакционные и антинародные.
Крупнейшие,
пользовавшиеся
поистине
народной
любовью
за
справедливость и искренность, поэты, акыны – импровизаторы, мыслители,
такие как Базар, Шенгерей, Карашев и др., были очернены и получили ярлык
буржуазных
националистов.
Среди
националистов
оказались
и
исследователи их творчества. Это ученые М.Ауэзов, С.Муканов, Т.Нуртазин,
Б.Кенжебаев, Е.Исмаилов и др. все они подверглись политическому террору.
Постепенно огонь критики обрушился на историков: лженаучными
были объявлены научные взгляды А.Х.Маргулана. Е.Бекмаханова. Газета
«Казахстанская правда» опубликовала статью М.Ахинжанова и
А.Турсунбаева «Профессор Маргулан извращает историю», в которой
безоговорочно отметался ряд выводов и гипотез выдающегося
казахстанского ученого, в частности об этнических корнях казахского
народа.
Часто можно читать, что многие личные дела были прекращены после
смерти Сталина. На наш взгляд это не стоит связывать с личностью самого
Сталина. Конечно, его смерть помешала маховику репрессий развернуться в
полную силу, внесла панику в ряды наиболее яростных борцов с «врагами
Советской власти». Однако и после 1953 г. идеологические кампании
продолжались.
Институту языка и литературы АН КазССР было указано, что
«институт ограничился лишь формальным осуждением антинаучной и
политически вредной концепции М.Ауэзова о так называемой «поэтической
школе Абая» и даже не опубликовал ни одной статьи, разоблачающей
буржуазно-объективистскую и националистическую сущность этой
концепции». А искоренения буржуазно-националистических извращений
истории и литературы Казахстана были отмечены как одно из основных
достижений в деятельности ЦК.
Лишь весной 1954 г. политические кампании вокруг науки и
культуры Казахстана стали свертываться. Впервые за много лет появилась
реальная возможность некоторой демократизации общественных процессов.
Несмотря на репрессии, казахстанская наука внесла огромный вклад в
мировую научную сокровищницу, создала не просто школы, но и целые
перспективные направления науки, оформившиеся в самостоятельные
крупные институты, воспитала и открыла миру целую плеяду казахстанских
ученых.
Среди ученых Академии наук республики 18 лауреатов Ленинской
премии, 45 лауреатов государственной премии СССР, 15 лауреатов премий
Совета министров СССР за внедренные работы, 60 лауреатов
Государственной премии казахской ССР. 71 ученый носит звание
«Заслуженный деятель науки».
Невозможно отбросить труд ученых того периода как плод
историографии партийного и идеологического засилья. На базе исследований
казахстанских ученых построены современные теории историографии второй
половины XX века.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
Список использованных источников
Историография истории СССР: Эпоха социализма /под ред.
И.И.Минца. М., 1982
Волобуев П.В. «Круглый стол» советских и американских историков.
9-11 января 1989 г. //вопросы истории. 1989. № 4.
Зевелев А.П.
Путь к истине //Суровая драма народа
/Сост.Ю.П.Сенокосов. М., 1989. с.508-511
Сухарев С.В. Лицедейство на поприще истории //Вопросы истории
КПСС. 1990. № 3
Маслов Н.Н «Краткий курс истории ВКП (б)» - энциклопедия культа
личности Сталина //Суровая драма народа. С. 334-352
Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура. М. 1992. с.30-50
Искендеров А.А. Новый взгляд на историю //Вестник Рос.
Университета дружбы народов. Сер. История, философия. 1993. № 1.
С. 6-9
Абылхожин Ж.Б. Очерки социально-зкономической истории
Казахстана. XX век. Алматы, 1997.
Резюме
На сегодняшний день достаточно четко обозначились и реализуются
несколько подходов к анализу и оценкам советской историографической
традиции.
На базе исследований казахстанских ученых построены современные
теории историографии второй половины ХХ века.
For present-day day enough were clearly marked and are realized several
approaches to analysis and estimations soviet historiography to traditions.
On the base of studies Kazakhstan scientist are builder the modern theory a
historiography second half XX age.
Бүгінгі күнгі талдауға бірнеше жақын келудің жеткілікті айқын
белгілері іске асады және
кеңестік тарихнамалық дәстүр бағаланып
талданады.
ХХ ғ. екінші жартысындағы Қазақстандық ғалымдардың зерттеулері
негізінде қазіргі теориялар қаралды.