МАША С ВАНЕЙ,

дети
35
Отец
Андрей Колесников
СЕРДЦА СВОИ, ДУШИ… ВСЕ, ЧТО В НИХ БЫЛО РАНИМОГО,
ОНИ РАСКРЫЛИ НАВСТРЕЧУ ЭТОЙ ВЕЛИКОЙ ИДЕЕ —
ВСТРЕТИТЬСЯ СО СТАРШИМ БРАТОМ
МАШ А С В А Н Е Й , пока почти
месяц были в английской школе, все спрашивали у меня, приедет ли к ним Никита. Никита,
мой старший сын, которому за 20, давно живет
в Англии, и Маша с Ваней, которым на двоих
меньше 20, никогда его не видели.
Спрашивал меня об этом и Никита. Я ему даже
как-то в Лондоне передавал их рисунки.
Приняты были с интересом.
К концу третьей недели жизни в Виндзоре, под
Лондоном, Маша совсем потеряла покой. Она
звонила мне по три раза в день и повторяла
только одно:
— А тебе Никита написал? А почему не написал? А напишет?
А я не мог его найти. Он куда-то пропал.
Телефон был заблокирован (подозреваю,
за неуплату), почта молчала. И сам он не писал.
И я стал волноваться уже не за них, а за него.
До возвращения в Москву оставалось дня три.
И я уже сказал Маше, что Никита, наверное,
куда-то уехал, может к маме на каникулы.
А может, влюбился и тем более куда-то уехал.
Аргумент насчет того, что он влюбился, как-то
сразу примирил Машу с мыслью о том, что она
не встретится со своим старшим братом.
Правда, только на полдня.
Ваня интересовался реже, чем Маша, и как-то
робко. Но уж точно нельзя было сказать, что
ему все равно. Мне кажется, что ему было
немножко страшно увидеть Никиту. И он даже
не представлял себе, насколько он прав
в своих опасениях. И даже я не представлял.
Я писал ему все более и более жесткие письма.
И вдруг он ответил. «Можешь быть во мне уверен»,— написал он, на полчаса возникнув
в электронном пространстве.
Я не стал обнадеживать Машу и Ваню, но сам,
честно говоря, обнадежился. Уж очень близко
к сердцу они приняли эту историю. Сердца
свои, души… все, что в них было ранимого,
они раскрыли навстречу этой великой идее —
встретиться с братом.
Я до этого показывал им его фотографии.
— Папа, да он же похож на тебя! — потрясенно
сказал Ваня.
— Ты думаешь, этого не может быть? —
спросил я.
— Да нет,— пожал плечами Ваня,— просто
странно. Но это не ты.
Да, это был не я. Я бы, мне кажется, после того
сигнала по почте не замолчал бы снова.
До отъезда оставалось полтора дня. Я не мог
уже отвечать на звонки Маши. Но и не отвечать тоже не мог. Я просто говорил ей, что
в следующий раз они обязательно увидятся.
— Папа,— спрашивала Маша,— а как ты думаешь, его девушка… какая это девушка?
Маше, видимо, было важно понять, на кого
он ее променял.
Я что-то отвечал.
Утром они улетали в Москву. И накануне вечером я снова написал ему. Это было, наверное,
не совсем проклятие. Но все-таки это было
проклятие. Последняя фраза там была такая:
«Потому что нельзя предавать детей. Тем более
моих».
Уже был поздний вечер. Я все думал, как
он мог. Ведь это было так просто: приехать.
И недалеко. Первые две недели они занимались в школе в Уэльсе. И я же не требовал
от него, чтоб он мчался на крыльях любви
в Уэльс. Но тут и ехать никуда не надо… Они
же сами приехали…
Я увидел, что звонит Маша. В Москве было уже
11 вечера. Что я мог опять ей сказать? Я всетаки поднял, конечно, трубку.
— Папа,— сказала Маша, и голос ее был переполнен слезами.— Папа!..
— Что, Маша? — вздохнул я.
— Папа, почему Никита уже полчаса играет
с Ваней в футбол?! Мы бы могли все это время
разговаривать с ним!
Тут-то у меня в горле комок и застрял. Я какоето время ничего не мог ей ответить. Потом
говорю:
— А вы что, не успели даже поговорить? Они
сразу в футбол начали играть?
— Нет, мы разговаривали, больше часа… Потом
Ваня мяч принес…
— Да ты иди,— говорю,— поиграй сама с ними.
Все равно они еще полчаса не наиграются.
Ты что, Ваню не знаешь?
— Ну ладно,— заторопилась она,— я пошла.
Я тебе потом позвоню…
Сначала я написал Никите еще одно письмо,
в котором дезавуировал предыдущее. Потом
стал ждать ее звонка.
Сначала позвонил Ваня.
— Папа, я не понял,— сказал он.
— Чего? — растерялся я от его натиска.
— Я не понял, почему он зовет тебя «Андрей».
Ты же его папа.
Я услышал обиду за меня. Ване это очень
не понравилось. Он готов был защитить меня,
если что.
— Все нормально, мой мальчик,— сказал я.—
Он и свою маму зовет «Марина». У них там,
в Англии, так принято.
— Да? — недоверчиво переспросил он.
— Папа,— трагическим полушепотом сказала
на следующий день Маша,— а ты знаешь, что
он весь в татуировках?!.. И руки все… И он нам
свою спину показывал!..
В голосе был священный трепет. Это было
то, чего она даже предположить не могла
у своего брата. Это все не укладывалось
в ее голове.
— А он рассказал, что это за татуировки? —
спросил я.— На руках, например? Это
же стихи, которые он написал своей девушке.
Другой девушке, не той, которая… ну,
в общем…
— Этого я не знала,— задумчиво произнесла
Маша.
Я понял, что у нее появилась пища для новых
размышлений.
— Папа, Никита сказал, что мы будем сами
переписываться с ним и что ты сделаешь нам
адреса. Ты сделаешь? — спросил Ваня.
«У них твои глаза!» — написал мне Никита.
Я, кажется, остался не у дел.
коммерсантъQuality №7 (47) сентябрь 2011