В. А. Салеев Язык чувства и язык мысли (Доктрина А. А. Потебни

УДК 81:1
В. А. Салеев
Национальный институт образования РБ
(г. Минск, Республика Беларусь)
Язык чувства и язык мысли
(Доктрина А. А. Потебни: от филологии к эстетике)
Салєєв В. О. Мова почуття й мова думки (Доктрина О. О. Потебні: від філології до естетики). У роботі
розглянуто внесок О. О. Потебні у вітчизняну гуманітарну науку на міждисциплінарному рівні. Зокрема, «перехід»
великого славіста від мовознавства до естетики. Виділено понятійну систему «зовнішньої» і «внутрішньої»
форми, що відіграє значну роль в аналізі художнього твору, й проблему значущості, що визначає як у класичній
аксіології, так і в неоаксіологічному вимірі специфічну сутність естетичного й художнього.
Ключові слова: філософія мови, почуття, думка, «зовнішня» і «внутрішня» форма, цінність,
неоаксіологія.
Салеев В. А. Язык чувства и язык мысли (Доктрина А. А. Потебни: от филологии к эстетике). В работе
рассматривается вклад А. А. Потебни в отечественную гуманитарную науку на междисциплинарном уровне.
В частности, «переход» великого слависта от языкознания к эстетике. Выделяется понятийная система
«внешней» и «внутренней» формы, играющая значительную роль в анализе художественного произведения,
и проблема значимости, определяющая как в классической аксиологии, так и в неоаксиологическом измерении
специфическую сущность эстетического и художественного.
Ключевые слова: философия языка, чувство, мысль, «внешняя» и «внутренняя» форма, ценность,
неоаксиология.
Saleev V. Language of feeling and thought language (О. Potebnya's Doctrine: from philology to an esthetics).
This work considers the contribution of О. Potebnya in humanitarian science in an interdisciplinary level. In particular,
the "transition" of the great Slavist from linguistics to the aesthetics. Provided conceptual system of "external" and
"internal" form, which plays a significant role in the analysis of work of art, and the problem of significance, defined as in
classical axiology, and in neoaxiological dimension specific nature of the aesthetic and artistic.
Keywords: language philosophy, feeling, thought, "the external" and "internal" form, value, a neoaxiology.
Существуют два типологических ряда ученых, имена которых приносят впоследствии славу науке
и, так или иначе, входят в ареал национальной, региональной и мировой культуры.
Один из них представляет нам исследователей, творящих в рамках своей научной дисциплины,
сосредотачивая свое внимание на фактах и явлениях, которые поддаются «расшифровке» при
помощи выработанной в недрах данной науки методологической парадигмы. Обобщая эмпирические
данные, полученные в результате экспериментов и обладая одаренностью, терпением и
настойчивостью, лучшие из них могут стать олицетворением данной науки.
Другой ряд ученых не замыкается в рамках своей науки. Став ее корифеем, такой исследователь
за счет качественного обобщения поднимается как бы на новый, междисциплинарный уровень,
осуществляя свой вклад как бы на пограничье наук и таким образом входит в ареал культуры.
Именно такой фигурой представляется нам Александр Афанасьевич Потебня. Выдающийся
восточнославянский филолог-славист, он, прежде всего, отталкивался от материала языка и
литературы, от собственной области исследований. Но его идеи, и теперь это можно констатировать с
непреложной уверенностью, обогатили всю гуманитарную науку: от фольклористики и этнологии, до
философии, психологии, культурологи и эстетики. В созданной А. А. Потебней философсколингвистической доктрине язык выступает в качестве одной из доминантных форм культуры,
непосредственного и действенного способа объективации человеческого духа.
Европейская классическая традиция рассмотрения языка как одного из узловых форм культуры,
традиция, в которой лингвистическая и философская линии связаны воедино, в XIX веке получила
новое ускорение благодаря трудам Вильгельма Гумбольдта. В своей основополагающей работе
«Мысль и язык» А. Потебня часто цитирует положения основоположника теоретической
лингвистики, опирается на них и часто корректирует их, создавая собственную концепцию. Так,
рассматривая центральную проблему генезиса языка А. Потебня ищет, в отличие от В. Гумбольдта,
не только духовные, но и реальные основания. Цитируя В. Гумбольдта относительно того, что язык
«божественно-свободен и вытекает только из самого себя», А. Потебня отмечает, что «связь языка с
духом несомненна», но одновременно вводит важные коррективы: «если язык есть создание духа, то
он, во-первых, несамостоятелен по отношению к последнему, связан им, а не божественно свободен;
во-вторых, он не нуждается в единстве с духом, но отличен от него; в-третьих, происхождение языка
от народного духа есть чисто человеческое» [7:63–64].
Акцент на реальных факторах происхождения языка, мощная гносеологическая составляющая в
анализе его генезиса позволили А. Потебне к началу 60-х годов XIX века создать философсколингвистическую концепцию объемного, стереоскопического звучания. Ее значимость не только и не
столько в том, что он, как отмечали советские исследователи, «…первым на Украине подошел к
материалистической постановке к решению проблем» [4:24] лингвистики, а впоследствии эстетики и
художественного творчества, а прежде всего, в том, что он органично сочетал в своей доктрине
материальную основу с духовным субстратом, что со временем было утеряно позитивистскими
(к которым можно с полным основанием отнести и марксистское учение) направлениями, постоянно
сводящими анализ сложнейших феноменов к упрощенным социологическим формулировкам.
Язык представляет собой сверхсложный феномен именно в силу того, что является выражением
природного, социального и духовного, сознания и подсознательного (а иногда и элементов
бессознательного) и мы разделяем мнение лингвистов, согласно которому язык трактуется как «…
пограничное явление, соединяющее качественно отличные области действительности – объективную
действительность и ее психическое, субъективное отражение в сознании человека. …Язык не
является составной частью материальной основы, идеологической подстройки, природы или форм
субъективного отражения действительности» [5:150].
Эти идеи представляются нам достаточно продуктивными. Концепции языка, еще в 70-х годах
доминировавшие в нашей лингвистической литературе, согласно которым общественная природа
языка вытекает из его общественных функций [1:37] и таким образом язык выступает продуктом и
инструментом лишь социального бытия человека, представляются нам некорректными вариациями,
повторяющими догматично усвоенную марксистскую позицию. Положение стало медленно
изменяться лишь к концу 80-х годов. В качестве примера можно привести подход языковедовавторов сборника «Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира», в котором
подчеркивается, что наряду с отражением социальной функции, язык выступает феноменом,
разнообразно отражающим законы природы [8:3].
Но кроме природного, социального начал с достаточной силой представленных в языке, язык, с
нашей точки зрения, выступает в качестве накопителя, аккумулятора, а порою еще и творца
духовного начала в человеческом бытии. Величие А. Потебни и состоит в том, что вслед за
В. Гумбольдтом он считал духовное непосредственным топосом развития языка. Причем духовное
начало, как уже отмечалось, получало у него реалистическую интерпретацию, выводилось
непосредственно из бытия народа, а язык представлялся в качестве специфической формы
человеческой деятельности «…Лучшие умы XIX в. Понимали язык как духовную силу, констатирует Н. Мечковская, – которая формирует культуру народа. В ХХ веке идеи Гумбольдта и
Потебни получили дальнейшее развитие и, что особенно интересно, делались попытки проверить эти
гипотезы экспериментально» [3:38].
Одной из сложнейших теоретических проблем, извечно стоящих перед языкознанием является
проблема соотношения языка и сознания. Марксистская традиция, как известно, устанавливает
равенство возникновения языка и сознания, выводя его из «настоятельной необходимости общения с
другими людьми» (К. Маркс, Ф. Энгельс). Однако, как показали исследования (и особенно, в
ХХ столетии), существует определенная нетождественность человеческого сознания и человеческого
мышления. Просто в силу того, что человеческое сознание существует не только в форме мыслей, но
и в форме «чувственного созерцания». Это очень тонко прочувствовал А. Потебня. Филолог исходит
от интерпретации слова в процессе произношения. Именно слово, несущее в себе определенный
уровень развития мышления, выступает в качестве центрального звена, соединяющего
членораздельный звук с чувственным образом. И здесь, едва ли не доминантная роль принадлежит
тону, который становится определителем смысла, значения предмета или явления. «Известно, что в
нашей речи тон играет очень важную роль и нередко изменяет ее смысл. Слово действительно
существует только тогда, когда произносится, а произноситься оно должно известным тоном,
который уловить и назвать иногда нет возможности; однако, хотя с этой точки зрения без тона нет
значения, но не только от него зависит понятность слова, а вместе и от членораздельности… мысль,
связанная со звуками… сопровождается чувством, которое выражается в тоне, но не исчерпывается
им и есть нечто от него отличное» [6:68].
Здесь А. Потебня как ученый совершает целый ряд открытий, каждое из которых имеет
принципиальную значимость и далекую перспективу. Прежде всего это касается проблемы
соотношения чувственного и рационального в гносеологическом процессе. Разумеется, гегельянская
форма понимания познания, как процесса, направленного к мысли, и наиболее четко фиксированного
в понятии, доминирующая в первой половине XIX века (вспомним, что и творчество раннего
В. С. Белинского несло на себе видимый отпечаток этого влияния), в достаточной степени
сказывается в концепции А. А. Потебни. И величие филолога видится в преодолении этого влияния, в
своеобразном постулировании идеи «неклассической рациональности», которое обреете должное
обоснование в конце ХХ века.
Язык чувства, как показывает А. Потебня, многосложен. «Прежде всего – простое отражение
чувства в звуке… Затем – сознание звука… Наконец – сознание содержания мысли в звуке, которое
не может обойтись без понимания звука другими» [6:73].
Слово, по мысли А.Потебни, является посредником между звуком и чувственно
структурируемым образом, оно же является главным компонентом в процессе перехода от
чувственного образа явления к понятию о явлении.
Другое дело, что следуя гегельянским постулатам, А. Потебня трактует природу слова несколько
узко, ограничивая его вне коммуникации (это монологическое или народное значение слова), лишь
личностным толкованием. Такая позиция, в конечном итоге и приводит к пониманию слова как к
обозначению мысли. И язык мысли, таким образом, перефразируя известную метафору Гегеля,
приходит на смену цветистому «древу жизни» и начинает «мазать серым по серому».
Однако, в процессе рассмотрения сущностной структуры слова, А. Потебня делает открытие,
значимость которого перерастает границы собственно языкознания. «Внутренняя форма слова есть
отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его
собственная мысль» [6:74]. Здесь речь может идти не только о переходе от восприятия предмета к
представлению о нем (т.е. об объективации чувственного образа и дальнейшем осознании его).
А. Потебня понятия внешней и внутренней формы переносит на искусство, и поскольку искусство
трактуется им аналогично языку (т.е. как активно созидающая деятельность), то и в искусстве само
понятие художественности рождается из соотношения формы и содержания (принцип гегелевской
диалектики).
В «Записках по теории словесности» А. Потебня уточняет понятия «внешняя» и «внутренняя»
форма, и выстраивает их соотношение с содержанием. «Поэтический образ служит связью между
внешней формой и значением. Внешняя форма обусловливает образ. Образ применяется… к чемулибо и этим получает значения. Этим устанавливается граница между внешнею и внутреннею
поэтическими формами» [7:310].
Внешняя форма обусловлена материалом, из которого творится произведение. Она существует
слитно с внутреннею формой и обеспечивает ближайшее значение художественного произведения.
Она также обуславливает способ восприятия в разных видах искусства.
Внутренняя форма в поэзии (где наиболее органично воплощаются идеи А. А. Потебни) включает
в себя уже единство первоначального звука и значения, способствующее объективации. Наконец,
третье составляющее художественного произведения содержание, художественная идея (построенная
на ряде мыслей), которая выражается в значении совокупности образов. А. А. Потебня в своей
доктрине, объединяющей закономерности развития языка и искусства, опередил едва ли не на
полстолетия европейскую гуманитарную науку.
Интерес к философии языка, вновь вспыхнувший в Европе в 10–20-х годах ХХ века, постоянно
совмещал язык с другими формами духовного творчества (наиболее в этом плане показательны
труды К. Фосслера). Еще раньше была опубликована новаторская работа выдающегося итальянского
философа Бенедетто Кроче «Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика» (публикация
1902 г., первый перевод на русский язык в 1920 г.), где в стиле А. Потебни, сближаются язык и
искусство, как рядоположные системы духовного творчества.
Более того, Б. Кроче как бы расширяет потебнианский «язык чувства», вырабатывая понятие
интуитивного познания, сопоставляя его с познанием логическим и утверждая, что «каждая
подлинная интуиция или каждое подлинное представление есть в то же время и выражение» [2:18].
Современные эстетики, исследуя трансформацию крочеанского понятия «выражение» в
универсальный принцип «выразительность», достаточно убедительно показывают, что
выразительность имманентно присуща эстетическому [12:16–18].
Наконец, третья глобальная идея, вытекающая из доктрины А. А. Потебни и сказывающаяся, по
нашему убеждению, на состоянии и перспективах развития отечественной гуманитарной науки. Речь
идет об аксиологической методологии в ней, и, в частности, о существовании эстетических и
художественных ценностей (и оценок) в ареале эстетического и художественного.
Сущность ценности, как известно, заключается в значимости того или иного явления для
человека. Понятие значения (слова, произведения искусства) и, следовательно, значимости (в
содержании, в идее) в доктрине А. Потебни занимает одно из ключевых мест. Исходя из соотношения
внутренней формы и значимости, нам удалось в 1986 определить не только структуру эстетической и
художественной ценностей, но и их дифференциацию, сущностное отличие, главным образом, в
содержательном плане [11:52–61].
Эстетическое (и, разумеется, художественное, которое в философском ключе может
рассматриваться как специфическо-эстетическое образование) являет собой огромный концентрат
чувственной предметности, с элементами выразительности.
Сфера эстетического весьма нелегко поддается исследованию в силу того, что представляет собой
вариацию объект-субъектного отношения, стороны которого равны, где, говоря словами К. Маркса,
не может быть нарушено ни «право объекта», ни «право субъекта». В относительно недавней работе
нам удалось показать [9:206], как родоначальник аксиологии Р. Г. Лотце (часто цитируемый в
работах А. А. Потебни) осуществил дифференциацию между познанием, основанным на
объективном мышлении и дающим реальную картину бытия вещей и явлений и их значимостью
(Лотце определяет три основные рядоположные сферы, которые основополагающим образом влияют
на характер человеческой жизнедеятельности: действительность, истинность и ценность).
Вместе с тем, перелом ХХ и XXI веков с достаточной ясностью продемонстрировал
невозможность измерения мира только в гносеологическом ключе и, следовательно,
непродуктивность сведения исследования сверхсложных явлений (к которым, несомненно, относятся
эстетическое и художественное) к познавательной редукции (чем, в известной степени, «грешила»
наука XIX в.).
Поэтому аксиологическое поле, выстроенное в предложенном нами неоаксиологическом ключе,
являет собой «синтез ценностно-оценочных связей, полюса которых обусловлены аксиологическим
наполнением двух основополагающих структур – ценностью, вернее, вернее, объектной структурой,
которая выступает в качестве носителя ценности и оценкой, вернее, человеком-носителем оценки… в
реалиях функционирования аксиологического поля не последнюю роль играет так называемое
«аксиологическое приятжение», которое в каждом конкретном случае определяет доминантную роль
либо объектно-ценностного, либо субъектно-оценивающего начал» [10:196].
Измерение эстетического и в самом деле сложный процесс. И потому, что в нем присутствуют,
наряду с гносеологическим, онтологическое, антропологическое и герменевтическое начала. И в силу
того, что «субъектный» фактор все более расширяет свое присутствие – таково веление времени.
В этом процессе бесконечно важны все наработки, которые вошли в сокровищницу культуры.
Несомненно, среди них значимое место занимает оригинальная доктрина А. А. Потебни, основные
идеи которой не только не устарели, но придают новую энергетику исканиям в различных областях
современного гуманитарного знания.
Литература
1. Будагов Р. А. Человек и его язык / Будагов Рубен Александрович. — 2-е изд., доп. — М. :
Издательство МГУ, 1976. — 429 с.
2. Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика: [перевод с итал.] / Кроче
Бенедетто, Яковенко В., Махов Александр Евгеньевич — М. : Интрада, 2000. — 160 с.
3. Мечковская Н. Б. Язык и религия: Лекции по философии и истории религии : Учеб.пособие для
студентов вузов / Мечковская Нина Борисовна. — М. : Гранд ; Фаир-Пресс, 1998. — 350 с.
4. Пархоменко М. Н. Эстетические идеи народов России XIX – нач. ХХ вв. Украина.
[Вступительная статья]. /М. Н. Пархоменко // История эстетики. Памятники мировой эстетической
мысли: в 5 т. — Т. 4. — 2 полутом: Эстетические идеи народов России. Эстетические идеи народов
Восточной Европы. XIX–начала XX века (домарксистский период) / Мейлах Б. С., Гершкович З. И.,
Ванслов В. В., Овсянников М. Ф. — М. : Искусство, 1968. — 585 с.
5. Петр Ян. К. Маркс, Ф. Энгельс и славянские языки [пер. с чешского]. / Петр Ян. — М. : Высшая
школа, 1984. — 160 с.
6. Потебня А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. — К. : СИНТО, 1993. — 191 с.
7. Потебня А. А. Эстетика и поэтика / А. А. Потебня ; ред. кол. : М. Ф. Овсянников (предс.) и др. ;
сост., вступит. статья и примеч. И. В. Иваньо и А. И. Колодной. –– М. : “Искусство”, 1976. –– 615 с.
8. Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. [Колл. Монография] (отв. Ред.
Б. А. Серебренников). — М. :Наука, 1988. — 216 c.
9. Салеев В. А. Неоаксиология в диалоге культур / В. А. Салеев. // Философия как самопонимание
культуры и посредник в диалоге культур — Мн, 2006
10. Салеев В. А. Неоаксиология и ареал эстетического. / В. А. Салеев. // «Научное и постнаучное в
современной эстетике» (Научные доклады) II Овсянниковская Межд. Эстетическая конференция
(ОМЭК II) — М. : Книга и бизнес, 2006
11. Салеев В. А. Эстетическое и художественное / В. А. Салеев // Вестник Московского
университета. — Серия 7. Философия. — 1986. — № 3
12. Салеева М. В. Проблема интуиции в философско-эстетической концепции Б. Кроче :
автореферат дисс. … канд. филос. наук. / М. В. Салеева. — Мн, 2008.