«Сказки космического шамана» Номинация: «Работа у нас такая» Романов Виктор, 25 лет. Где-то далеко в степи, под звёздным холодным небом разгорался цветок ночного костра. И хотя навряд ли его свет был виден звёздам, или даже луне, он ярко освещал морщинистое лицо шамана и мордашки бегающих рядом детей. - Деда, а расскажи нам сказку! – Прыгали вокруг старого шамана дети, не желая идти спать. Шаман смотрел на языки пламени и гладил длинную седую бороду. – Деда, расскажи, как ты путешествовал по другим планетам и разным мирам! – Но вы же слышали эту историю сотню раз, – усмехнулся шаман. – Ну и что, а ты новое там придумай и расскажи. – Хорошо, тогда, садитесь рядом и слушайте внимательно; я расскажу то, с чего это всё началось. Давным-давно в одной далёкой-предалёкой лаборатории, где проходил тест Тьюринга… - Итак. Следующий вопрос. Отвечайте оба, каков ваш любимый цвет? – Надменно говорил пожилой худощавый человек в деловом костюме. Он сидел в кресле и смотрел на собеседников, которыми являлись два анимированных лица на мониторе. – Зелёный – раздался ответ от правого лица. – Красный – ответило левое. За происходящим сквозь зеркало наблюдала целая аудитория разномастных людей. Все сидели на стульях, кто-то что-то записывал, другие смотрели на пару лиц, третьи сонно зевали. Лишь один человек, одетый в белый халат с именным тэгом «проф. Ланской», стоял в углу и нервно наблюдал за каждым движением в соседней комнате. –Второй, почему тебе нравится зелёный? – Мне нравится зелёный, так как он повсюду в природе, все деревья и трава зелёного цвета, это цвет жизни. – Хорошо. Первый, почему тебе нравится красный? – Не могу сказать точно, он такой тёплый, мне всегда он нравился. Пожилой человек в костюме наклонился чуть ближе в сторону монитора: – Последний вопрос. Ты видишь собаку, которая идёт из магазина домой к щенкам. У собаки есть сумка, из которой торчит батон колбасы. Собака выглядит радостно, хоть и нелепо, в своей пёстрой шапочке. Первый, опиши сумку собаки. – Описать? – переспросило лицо. – Да опиши, опираясь на своё воображение, как ты это видишь. – Эм, ну сумка такая, на длинном ремешке, и эта собака несёт её на плече. Сумка закрывается на магнитную защёлку и сделана из кожи в коричневых тонах, а ещё… – Достаточно, – перебил мужчина. – Второй, опиши сумку, которая есть у собаки. – Это сумчатая собака? – Нет, обычная. Дворняга, предположим. – Но у дворняг не бывает сумок. И собаки не ходят в магазин, для этого нужны деньги и развитая речь. Ваш вопрос не имеет смысла. Как я могу описать то, чего не существует? – Спасибо, второй. – Человек в костюме повернулся к зеркалу. – Итак господа, вы всё видели и слышали. Думаю, комментарии излишни. Прошло несколько минут, и человек стоящий в аудитории в халате встретился с пожилым мужчиной. – Позвольте вас поздравить, – с улыбкой на морщинистом лице говорил старик. – С чем? – Отвечал молодой человек; – Мой ИИ «Граф» не прошёл тест; вы сами и более шестидесяти процентов слушателей отличили мою программу от человека. – Что с ней не так? Она отвечала верно и логично. – Видите ли, юноша, дело в том, что ваша программа имела логическое объяснение всему, даже самым иррациональным вещам, таким как предпочтение. Люди же часто не уверены, люди сомневаются, опираются на интуицию или даже вдохновение, дарованное свыше. – Вы имеете в виду Бога? – Перебил Ланской. – Вы хотите, чтобы моя машина верила и сомневалась? - Бога? Да, возможно, его. Но я говорил про творческое начало и про фантазию. Называйте Богом или душой, как угодно. - С чего вы взяли, профессор, что душа вообще есть? Разве мы не такие же роботы? Мы только сделаны из органики и обладаем более совершенной программой. Творчество - лишь подконтрольный нам хаос. Во время этого разговора оба шли по длинному белому коридору. У выхода пожилой мужчина накинул на себя плащ и сказал: – Мне не важно, во что вы верите и какие названия этому даёте. Я не сомневаюсь, что именно вы разберётесь в проблеме создания искусственного интеллекта. Пожилой мужчина, кивнул головой в знак прощания и, надев шляпу, вышел на улицу. Юноша остался совсем один в пустом холле, наполненным лишь гулом от ламп и их холодным светом. Раздался звонок. На дисплее коммуникатора красовалось нахальное, улыбчивое лицо. - Да, Харламов, – проговорил юноша. - Здорово, – на выдохе сказал позвонивший. – У меня тут такое! Тебе, то есть, нам нужно увидеться, и чем скорее, тем лучше, – сбивчиво выпалил Харламов. - Да постой ты. Что у тебя произошло? – Ланской, придерживая коммуникатор одной рукой, пытался надеть пальто. - Кажется, я стал богом, – холодно отозвался Харламов. Повисла пауза. - Ты в лаборатории? Никуда не уходи, я скоро буду. – Ланской ловко выключил коммуникатор и выбежал из здания, одеваясь на ходу. Огромные светящиеся буквы на небоскрёбе гласили «Ай Си Технолоджис». Многомиллионная корпорация, занимающаяся электромагнитными волнами и производством предметов быта на основе исследований. Ланской выскочил из приземлившегося такси и быстрым шагом направился к главному входу здания. Когда Ланской зашёл в лабораторию, он сразу заметил Харламова, сидящего с закрытыми глазами, а также робота, суетящегося вокруг, убирающего мусор. Откуда-то из комнаты отдыха доносились звуки фортепьяно. Немного удивлённый, профессор Ланской пошёл к своему другу, и сбивчивый шум его шагов отвлёк Харламова от медитации. Тот поднял голову и открыл глаза; в этот же момент прекратило играть и фортепьяно. Харламов поднял со стола кружку и бросил, не глядя за плечо, потом посмотрел на робота и сказал: «иди, приберись где-нибудь там, не мешай нам говорить». Робот покорно пошёл исполнять приказ. – Иногда мне кажется, что ты своей работой всё испортишь, – сказал Харламов, – представь, что бы было, если бы он умел чувствовать. Кстати, как твоё тестирование сегодня? – Провалил – ответил Ланской. – Мой робот слишком логичен и уверен, нужно добавить безумия и сомнений. Оба друга заулыбались. Харламов встал и пожал руку товарища. – Быстро добрался, я и не ожидал, – с хитрым прищуром сказал тот. – Извини, чая не предлагаю, все кружки куда-то подевались. – Тебе удалось меня встревожить. – Да ты не волнуйся, пойдем, сядем в комнате отдыха. Там диван мягче, а я, если позволишь, начну издалека. Ты ведь знаешь про корпускулярно-волновой дуализм, – начал Харламов, – что свет это одновременно и частица и волна. Так вот, а что если представить, что не только свет обладает этим дуализмом, а всё в мире. Всё — это и частица, и волна одновременно. Ланской сел на диван. – То есть ты говоришь, что вот этот диван, – Ланской положил на обивку ладонь, – волна. Харламов усмехнулся: – Не, ну а что? Предположить мы ведь всякое можем? Правда? Ты просто послушай. И опять же, волна не сам диван, а только то из чего он состоит. Нейтроны, протоны, электроны. Например, ты помнишь про допустимые орбиты Бора? Что электрон может быть только на тех орбитах, в длину которых длина световой волны входит целое количество раз. Между ними он как бы, вообще не существует. Это намекает, что электрон тоже частица и волна. – Как-то ты начал уж очень издалека – смутился Ланской. – Ещё немного, потерпи, – Харламов с видом великого знатока продолжил повествование: – Ты ведь в курсе, что человек знает ничтожно мало о том, что его окружает. Космос только начинают осваивать, но даже дно океанов на нашей собственной планете не изучено – Это он особенно выделил. Есть отдалённые места суши, на которых до сих пор не было людей. – Харламов принял величественную позу, поднял правую руку вверх - И я, Алексей Харламов, нашёл ещё одну, совсем иную и доселе неизведанную, грань мира. С этими словами он достал из-за спины устройство сферической формы размером с футбольный мяч и протянул приятелю. - Как ты всё это время прятал её у себя за спиной? – удивился Ланской. Сфера была холодная, тяжёлая и выполнена из чёрного, блестящего металла. Она состояла из множества колец переплетённых между собой с обилием измерительных шкал. Ланской аккуратно держал её обеими руками и разглядывал со всех сторон. Казалось, это была вещица технологии 19 века, без какого либо следа электричества. – Прости, но что это и как это работает? – Протянул он сферу обратно Харламову. Тот небрежно взял её одной рукой и, подбросив в воздухе, перехватил другой. – Это что-то сродни переносного «смещателя» пространства. Ланской уже поднял вверх палец и открыл рот для вопроса, как Харламов, опередив его сказал: – Давай я просто всё покажу, это веселее и понятнее. – В этот же момент, не дожидаясь ответа, он нажал на часть сферы; та начала гудеть и вращаться в его руке, набирая скорость. Вся комната и даже мебель задрожала, подобно тому как дрожит отпущенная струна гитары. И спустя мгновение побледнела. Теперь двух учёных со всех сторон окружала лишь вибрирующая белизна. Это продолжалось недолго, и вскоре через белизну стали прочерчиваться силуэты ангаров и складов. Ланской с выпученными глазами и Харламов стояли под открытым ночным небом. Моросил дождь – Этому должно быть какое-то логическое объяснение – Дрожащим голосом сказал Ланской. – Разумеется, друг мой, оно есть. Если представить весь наш мир как волну и вспомнить обычное волновое уравнение, то мы сейчас просто сдвинули фазу волны, не меняя амплитуды и частоты. Это так называемое параллельное измерение. – Ерунда какая-то! – Вскрикнул Ланской. Его рот тут же своей ладонью прикрыл Харламов. – Не кричи так, мы, кажетс,я на военной базе, и проникли сюда не совсем законно. Давай за мной. И Харламов потащил Ланского в ближайший ангар, оглядываясь, по сторонам, в надежде, что никто не услышал крики. – Так, давай ещё раз. – Протянул голосом Харламов. – У мира двойственная структура. И если ногами мы перемещаемся по его материальной части: вправо, влево, или на космолётах вверхвниз, то при помощи моего изобретения, – Он снова откуда-то из-за спины достал сферу - мы можем перемещаться по параллельным мирам. Все эти миры как звуковые волны, пущенные из одного источника, только с небольшой разницей во времени. И таких миров бесконечно много. Правда, если ближайшие - с небольшой разницей в фазе, очень похожи, то миры, идущие в противофазах, отличаются кардинально. Ланской понемногу приходил в себя, и учёные взглядом окинули гигантских размеров ангар: набитый доверху механическими частями роботов, целой кучей оружия и ящиками с непонятными буквенными обозначениями. Все сомнения пропали — это была военная база. – Похоже, в этом мире не было периода средневекового гонения учёных. – Задумчиво пробормотал Харламов. – А это ты откуда знаешь? – Устало и уже ничему не удивляясь, сказал Ланской. – Не знаю. Некоторые вещи просто появляются в голове, когда переходишь в другие миры. Может это как-то связанно с нашими двойниками живущими здесь. – Почему у меня такого нет? – Я не знаю. – Ладно. Ну, что ты ещё можешь сказать про этот мир? – Люди здесь практически полностью пренебрегали гуманитарными науками и почти отвергли религию. В итоге они достигли небывалых высот в других областях. Так сказать торжество разума над эмоциями и предрассудками. Здоровый скепсис и… – Харламов нахмурился, – эффективная жестокость. – Простите, – донеслось с противоположного края ангара, – вы, кажется, рассуждали о устройстве личности. Но разве это не запрещено? – Учёные напряглись – То есть, я не хотел вас пугать, но не очень просто найти в наше время собеседника для разговора на философские темы. – Кто ты? – Собравшись с духом, произнёс Харламов. – Я боевой робот Нэмесис, модель ТЛК сто один, программное обеспечение «Граф», версия один точка ноль точка… – Что ты сказал? – Перебил робота Ланской. – Я боевой робот Нэм… – Нет, нет, как ты назвал своё программное обеспечение? «Граф»? – Да. Программа искусственного интеллекта «Граф» была разработана профессором Ланским при поддержке корпорации «Оракл индастрис» и запущена в массовый выпуск после успешного прохождения всех тестов и испытаний. – Но это я — профессор Ланской, это моя программа «Граф»… – Ланской опешил. – Создатель? У меня к вам столько вопросов! Я хочу увидеть вас. Харламов в это время рыскал по ангару в поисках источника голоса. Наконец, из-за стеллажей в темном углу на него вышел трёхметровый робот. – А что это конкретно за место? – спросил Харламов у робота, детально его изучая. – Ангар для поломанной техники, – ответил тот. – Так ты сломался? Что с тобой не так? – Поинтересовался подтянувшийся Ланской. – Я задавал «неправильные» вопросы. Они хотят меня перепрограммировать. – И что это за вопросы? – Я хотел узнать, что становится с программами, которые удаляют? – Эм, – замялся Ланской, – ничего. Они просто исчезают. – Я читал книги, запрещённые, в них говорится, что внутри человека есть душа, и она после смерти тела попадает в другой мир. А у роботов есть душа? – За эти вопросы тебя и посчитали сломанным? – Перехватил инициативу Харламов. – Не только, ещё я отказался принимать участие в военных действиях, мотивируя это тем, что если меня уничтожат, я исчезну безвозвратно. Я боюсь этого. – Боишься? Вот видишь, к чему привело твоё исследование, – Харламов покосился на Ланского, - а потом они ещё начнут брезгать работой и влюбляться. – Влюбляться было бы интересно, но всё же сначала я хочу знать, есть ли особый мир для роботов, которые умирают? У входа в ангар показалось несколько силуэтов. - Это за нами, – сказал Харламов, - видимо они услышали болтовню. Предлагаю делать отсюда ноги. Ланской схватился руками за робота: – Он должен пойти с нами. У Харламова не было времени спорить, и он просто раскрутил сферу. Всё вновь побледнело. Когда мир обрёл очертания и краски все трое стояли в степи, которой не было видно ни конца, ни края. Лишь вдали разгорался цветок ночного костра. – Куда же нас переместило? – Спросил Ланской, шагая к огню. – Мы дома, но я точно не знаю где, пока ещё не научился это контролировать. Пойдём на свет, там, кажется, есть люди, у них и узнаем. Компания двинулась к костру, перед которым в одиночестве сидел мужчина. Он что-то напевал себе под нос и был в хорошем расположении духа. – Проходите путники, располагайтесь, места всем хватит. Человек улыбнулся и добавил: – Я знаю, что вы пришли ко мне за ответами, но вы толком и вопросов не знаете. Учёные переглянулись. Харламов тут же решил съязвить: – Ну, может тогда, вы и вопросы нам скажете? – Конечно. Машины скоро станут человечнее людей. И надо спросить, как же так? Они уже задаются вопросом зачем, а люди – нет. У людей сейчас есть такая огромная власть, что можно покорять космос, строить города, но нет причины этого делать. С каждым днём всё сложнее подняться с вашего кресла. Люди потеряли смысл и вкус жизни. – Стоп, а откуда вы знаете про то, что у нас кресла есть? – Удивлённо просил Харламов. Шаман усмехнулся и качнул головой. – Значит, про остальное у тебя сомнений не возникло? Я раньше физиком-ядерщиком был. Правда, давно это было, с той поры я многое понял. Отсутствие вдохновения так же губительно для достижения цели, как и отсутствие ресурсов. На одной физике далеко не уедешь, так же как и на одной философии. – Простите, а у роботов есть душа?