Путешествие к правде: книга как документ эпохи

164
СТЕРЕОСКОП
58
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Клодницкая С.Н. Н.Н. Клодницкий, 1868—1939. М., Гос. издDво мед. литDры,
1956.
59
Заболотный Д.К. Чума, эпидемиология, патогенез и профилактика // Д.К.ЗаD
болотный. Избранные труды: В 2 т. Т. 1. Чума. Киев, издDво АН УССР, 1956. С. 197.
60
Заболотный Д.К. Там же. С. 198.
61
Гиммельфарб Я.К., Гродский К.М. Д.К. Заболотный… С. 56—58; Высокович В.К.
Чума в Одессе в 1902 и 1910 гг. // В.К. Высокович. Избранные труды. М., Медгиз,
1954. С. 302—304.
62
См., например: Метёлкин А.И. Основные достижения в России по вопросу о
роли диких грызунов в эпидемиологии чумы // Клодницкая С.Н. Указ. соч. С. 185—
197.
Путешествие к правде: книга как документ эпохи
Рахим Эсенов. Возвращение. Туркменская сага. М., 2008. — 373 с., илл.
Новое произведение именитого с советских времён писателя и
журналиста вызывает широкий интерес, тем более, что вышло оно в
свет на фоне явного упадка в современном Туркменистане художеD
ственноDпублицистической литературы. Это не только явление добD
ротной беллетристики, но и рассказ о реальных людях и судьбах страD
ны, на долгое время ставшей одной из самых закрытых зон постсоD
ветского пространства. Сам автор назвал жанр своего произведения
сагой, то есть книгой, близкой к былинноDпоэтическому повествоваD
нию. Но слово «сага» в подзаголовке — скорее аллюзия, одновременD
но и указывающая на место проживания главного героя книги в стране
у Северного полюса, в Норвегии, и словно акцентирующая протест
против того, что ему приходится жить на родине саг.
Судьба раскидала туркмен по всему миру, поэтому вместе с перD
сонажами книги читатель то оказывается в Златой Праге, то возвраD
щается в Москву, пересекает океан и бродит по городам Америки,
чтобы затем окунуться в «средневековую» Азию. В центр повествоваD
ния помещены два положительных героя: историк Шаджан Керимов
и его старший товарищ, друг его отца, художник СабирDага. На друD
гом полюсе — Луноликий диктатор и его ближайшее окружение,
причём не последнее место уделено фигуре бывшего вицеDпремьра,
осмелившегося бросить вызов «хозяину», Борису Шихмередову.
Шихмередов — карьерист, высокообразованный, но раболепный,
запутавшийся в соблазнах элитной жизни. Как представляется, проD
образом этого персонажа послужил Борис Шихмурадов1. Его протиD
воположность — Шаджан, перипетиям жизни которого и посвящена
почти вся книга. Прототипом Шаджана является известный в ТуркD
менистане и за его пределами историк и диссидент, живущий в НорD
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Виктория Панфилова. Путешествие к правде: книга как документ эпохи
вегии. Непредсказуемый, как его окрестили в местном КНБ (правильD
нее было бы сказать — непонятый окружением), вспыльчивый, неD
примиримый к любой несправедливости, наивный и искренний, таD
лантливый исследователь. В книге Шаджан вступает в полемику не
только с Шихмередовым, но с более близким ему по мироощущению
СабиромDага, человеком старой школы с консервативным взглядом
на жизнь, которого, однако, нельзя назвать ретроградом. Они спорят
о Сталине и сталинизме, о пробелах туркменской официальной исD
тории, о том, насколько реалистичен предлагаемый Шаджаном проD
ект переустройства страны на принципах федерализма…
Роман Эсенова документален и потому снабжён обширным и обD
стоятельным справочноDбиографическим аппаратом, редкими, взяD
тыми из личных архивов и никогда не публиковавшимися ранее фоD
топортретами представителей туркменской политической и культурD
ной элиты. Есть в нём романтические отступления и мемуарные
вставки, эпизоды из захватывающего триллера и оформленные в виде
сновидений героев сатирические главы, обильный фольклорный маD
териал (пословицы, поговорки, притчи) и околонаучные экскурсы в
далёкую и близкую историю туркмен. Разнообразие жанров указываD
ет на сложность и многогранность этого произведения, говорить о
котором можно и нужно много. Здесь мы в основном коснёмся вопD
роса о целостности романа, о том, что связывает воедино его главы и
части.
Стержневым мотивом книги стали вечные противоречия между
общественной и групповой моралью, патриотизмом и гражданственD
ностью, современным и традиционным, национальным и общечелоD
веческим. Писатель не торопится занять ту или иную сторону. По его
мнению, противоречия должны сосуществовать, они и есть жизнь.
Что же до нравственности, то вопрос о ней лежит в иной плоскости.
«Я могу простить всё, но только не предательство», — формулирует
своё кредо один из главных героев книги. В романе нет врагов, но в
нём, не побоимся этого слова, сонм предателей. Действительно, было
бы просто, если бы мир делился на врагов и друзей. Драматизм возD
никает именно в теме предательства, а если быть точнее, в так назыD
ваемом коэффициенте надёжности друзей, в их преданности идее
освобождения страны от диктатуры. Двоедушие ради личной выгоды
тех, кто так или иначе согласен поучаствовать в политической игре,
по убеждению автора, в конечном счёте ведёт к предательству интеD
ресов Родины. Знаковым в этом контексте стал собирательный образ
Мурада Бердыева (прототипом которого стал переехавший в ВашингD
тон с легендой преследуемого диссидента журналист и поэт, а фактиD
чески бывший сексот): он и на «Азатлык»2 работает, и спецслужбам
Туркменистана регулярно докладывает, что думают его коллеги —
писатели и журналисты.
Другая знаковая тема, придающая произведению оттенок драмы
и даже трагедии общенационального масштаба, аккумулирована в
слове «возвращение», вынесенном в название книги. Возвращения фиD
зического, то есть приезда на родину, и духовного — к истокам, к исD
тинному, к забытому, отнятому; возвращения из эмиграции не только
внешней, то есть из других стран, но и из внутренней — к элементарD
ной свободе, утраченной после роспуска СССР теми, кто продолжает
жить в новом Туркменистане. Откроем маленькую тайну: первонаD
чально автор думал о названии «Ностальгия», но по совету друзей,
прочитавших рукопись, изменил его. Название «Возвращение» оттеD
нило оптимистический настрой романа, большая часть которого поD
священа мрачной эпохе Луноликого. Оно подчеркнуло, что время
ностальгии кончилось, что сегодня нужно не просто тосковать о поD
терянном, а возвращаться и возрождать утраченное, независимо от
того, какой эпохе, общественной и культурной формации оно приD
надлежало.
Примечательна в этой связи фигура дальнего предка Шаджана
хана Йомудского — полковника царской службы, «анархиста», «сеD
паратиста» и «контрреволюционера». В Туркменистане имя его до сих
пор негласно запрещено к упоминанию. Вот как пишет о нём автор:
166
167
«Ни хан Йомудский, ни многие другие деятели той эпохи политиками в про
фессиональном смысле слова не были. Политиками их вынудило стать Время.
И они приняли этот вызов, отвечая стремлением освободить страну не только
от колониального, но и в ещё большей степени — от средневекового про
шлого» (выделено мной. — В.П.).
История повторяется: спустя 80 лет, перед туркменами вновь стоит
задача переустройства страны как её ставил Николай Николаевич
Йомудский.
Личное и частное умело и убедительно переносятся автором в
плоскость социального и общенационального. На родину с требоваD
нием освободить всех политических заключённых временно возвраD
щается известный политический деятель Авды Кулиев. Колоритно и
правдиво описана фигура другого бывшего члена правительства ЛуD
ноликого, уже упоминашегося Бориса Шихмередова. В первых глаD
вах книги звучит, с одной стороны, тема изгнания из Туркменистана
главного героя Шаджана Керимова, с другой — показано, как мучиD
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Виктория Панфилова. Путешествие к правде: книга как документ эпохи
тельно для туркмен надолго покидать родину и как велика, где бы
туркмены ни находились, их приверженность всему туркменскому
(только затем — мусульманскому). Шаджан тоже мечтает о возвраD
щении. Но он востребован для родины, а не на родине. Возвратиться
домой, но остаться там изгоем для него ещё большая проблема, чем
эмиграция. Ведь можно жить на родине — и больше чувствовать себя
там эмигрантом, чем за рубежом, где можно остаться самим собой,
борясь не за личное возвращение, а за освобождение страны и за возD
вращение всех, кто поневоле её покинул.
Язык книги Эсенова не свободен от штампов соцреализма. Но этот
недостаток сглаживается стилем изложения — мягким, тёплым и чеD
ловечным, сглаживается поDэсеновски ясным и чистым, но вместе с
тем твёрдым почерком при передаче чувств и мыслей. Стремясь макD
симально выразить выношенное и пережитое, Эсенов не усложняет
искусственно персонажей романа, не наделяет их специальными функD
циями и ролями, не сталкивает в их характерах плохое и хорошее. КоD
нечно, без глубокого психологизма (характер туркмена прост, прямоD
душие — черта ментальности народа, пишет автор) легко было превраD
тить книгу в собрание морализаторских суждений. Но на помощь
приходит талант (который, если он есть, всегда многогранен) писатеD
ляDфилософа. Диалоги, полемика, персонажи настолько достоверны,
что не требуют комментариев и психологических экскурсов. Автор умеD
ло скрещивает, противопоставляет отживающие советские мировозD
зренческие и речевые штампы с ещё сыроватыми, но авангардными
суждениями туркменской интеллигенции нового века. При этом и то и
другое противопоставляется мифологизации прошлого, которая, поD
добно чистому кислороду, вдыхаемому больным вместо воздуха, снаD
чала оживила туркмен, а затем вскружила им головы и стала сутью идеD
ологии их оболванивания после роспуска СССР.
В книге нет сквозного сюжета, интриги. Зато в ней есть герои и
антигерои «эпохи Луноликого», история граждан страны, её интелD
лигенции — в экстремальных условиях, вне привычной застойной
жизни в бывшем СССР. Повествование идёт по свежим, даже очень
свежим следам. Прообразы героев вполне узнаваемы, и хотя автор из
соображений элементарной этики и окрестил их на свой лад, человеD
ку, знающему современный Туркменистан, нетрудно догадаться,
о ком персонально идёт речь. (В российской прозе такие приёмы доD
статочно апробированы и приняты критикой.) Это те, кто ещё вчера
правил страной, а затем объявил себя оппозиционером; кто, по утD
верждению автора, всю свою жизнь был не только писателем и журD
налистом, но и добровольным сексотом; те, кого новая жизнь застаD
вила прогнуться перед власть имущими и кто ложился под власть
добровольно изDза желания получить хоть какиеDто привилегии.
«Всегда ли допустима такая узнаваемость?» — вопрошают первые
рецензенты книги3. Допустимо ли писать плохо о людях исправивD
шихся, объявивших себя диссидентами и оппозиционерами, постраD
давших от Луноликого, попавших в тюрьму, коих, возможно, и в жиD
выхDто нет? Допустимо, полагает автор; если бы мировая литература
следовала поговорке «о покойниках либо хорошо, либо ничего», то
неизвестно, что тогда стояло бы на полках наших библиотек.
Перед нами не просто роман, а художественноDполитический тракD
тат. Хотя писатель — не оппозиционер в классическом понимании этоD
го затёртого «титула» и считает ругательным даже слово «диссидент».
«Какой ты к шутам диссидент? Честные люди тебя таковым не считаD
ют», — читаем мы в диалоге СабираDага и Шаджана Керимова. Увы, в
эпоху Луноликого в лагере «оппозиции» оказалось большинство насеD
ления, независимо от нравственного и морального облика людей; боD
лее того, «пятнадцатилетие Луноликого» больно ударило по общественD
ной морали, снизило планку ответственности людей друг перед друD
гом. Подавление элементарных гражданских свобод достигло такого
масштаба, что на вопрос досужих правозащитников «Сколько в ТуркD
менистане политзаключеных?» люди отвечали: «У нас вся страна концD
лагерь». А на острие борьбы против режима оказались не «простые и
честные», а бежавшая из Туркменистана номенклатура, имевшая средD
ства и связи для выступлений в зарубежных СМИ. ПотомуDто понятия
«оппозиционер» и «диссидент» и оказались дискредитированы в глаD
зах народа. И потому же повелось хорошим тоном критиковать только
диктатора, но не «оппозиционеров».
Писатель нарушил этот неписаный запрет, присоединяясь к чеD
ховскому4:
168
169
«Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не индифферентист. Я бы
хотел быть свободным художником <…> я ненавижу ложь и насилие во всех
видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Ногович с
Градовским. Фарисейство, тупоумие царят не в одних только купеческих домах
и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодёжи… Поэтому я оди
наково не питаю особого приятия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к учёным,
ни к писателям, ни к молодёжи».
В образе Бориса Шихмередова показан антигерой, верой и правD
дой служивший диктатору, укреплявший его власть, и лишь когда
«хозяин» его выгнал, обратившийся в «великого оппозиционераDдеD
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Виктория Панфилова. Путешествие к правде: книга как документ эпохи
мократа». Прав был один из первых туркменских диссидентов, журD
налист М. Саламатов: какова власть, такова и оппозиция. Писатель
подчёркивает, что помимо социальных, есть и повыше критерии —
нравственные, по ним звание оппозиционера и диссидента на туркD
менской почве вовсе не обязательно означает «достойный власти от
имени народа».
Книга Эсенова непременно займёт значимое место в школьных и
вузовских хрестоматиях по изучению новой и новейшей истории
Туркменистана. В ней есть и сюжеты из истории Сельджукидов, и
вопросы этногенеза туркмен, страницы о покорении Туркменистана
русской армией, споры о роли личности в истории и об особенностях
первых лет независимости. И она ведёт к правде не только прошлого,
но и будущего. Многим пассажи Шаджана о федеративном ТуркмеD
нистане покажутся прожектёрством. Автор и сам сравнивает своего
героя с погонщиком верблюдов, своими покрикиваниями посильно
помогающим движению страны к прогрессу:
стное. Перед нами не фотография, а полотно многоопытного мастеD
ра, мэтра туркменской беллетристики, летописца, историка, мемуаD
риста. Правда, когда автор выступает в последнем качестве, многое,
что называется, остаётся на его совести. Писателя можно упрекнуть в
субъективизме, в «сведении личных счётов» и даже, как утверждают
первые рецензенты, «в обливании грязью» коллег, оппонентов, «соD
ратников по борьбе» и вместе с тем «идейных противников» (!?). Увы,
критики Эсенова подменяют, пусть непреднамеренно, понятия
«грязь» и «правда». Они монополизируют право на критику, превраD
щая сообщество демократов в корпорацию с примитивным девизом:
во всём виноват Туркменбаши.
Автор перерабатывает факты в художественную форму не для того,
чтобы свести с кемDто личные счёты, уйти от правды, сгустив краски
или приукрасив её по своей прихоти. А для того, чтобы «получить от
жанра» право на свободное, полное и детальное восстановление пока
ещё недостающих звеньев в цепи исторических событий, ярче и сочD
нее типологизировать образы участников туркменской драмы, расD
крыть за ними явления общественной жизни. И не в последнюю очеD
редь — для того, чтобы сделать книгу увлекающей читателя. По стеD
пени грязи и жестокости ремесло писателя можно было бы сравнить
с профессией хирурга, который режет часть, чтобы спасти целое —
жизнь пациента. Только труд писателя и жёстче, и благороднее. Ибо
настоящий писатель отказывается от права на «святую ложь» врача;
но говоря нелицеприятную правду, он предупреждает саму необхоD
димость хирургического вмешательства.
Казалось бы, что писать о башизме теперь, когда и автор учения
уже скончался? Стоит ли ворошить прошлое? На самом деле потребD
ность в систематизации опыта диктатуры сегодня обретает новое знаD
чение. Люди склонны быстро забывать плохое и наивно верят в «теоD
рию» белой и чёрной полосы, в то, что после ухода диктатора автомаD
тически сразу окажутся в светлой стороне жизни. Автор книги,
похоже, смотрит на это иначе. Светлая сторона не наступит автомаD
тически, история повторится, если люди забудут, что было вчера, не
возьмут на себя труд разобраться в причинах происшедшего. ТрагиD
чески точно звучат в книге слова Шаджана:
170
«Но как отнесутся к тому сами туркменистанцы? Созрели ли, чтобы принять
новые веяния, которые призраком бродят по регионам, будоража умы лидеров
региональной элиты в столичном ахалтекинском окружении. Не секрет, что им
хотелось бы положить конец гегемонизму туркменовахалтеке. Самим стать
хозяевами, добиться не просто словесной демократизации и её “администра
тивной децентрализации” власти, но устройства управления на федеративных
началах, то есть по справедливости. Многое из того, что предлагает Ш. Кери
мов, может иным показаться непонятным — слишком далеко он забежал впе
рёд. Но туркмены говорят “Дуйя хайт диймек медет”» 5.
Писатель не задерживается в области академических рассуждений
о происхождении туркмен. Исторические экскурсы Шаджана КериD
мова — лишь средство найти ответы на ещё один, центральный для
художника вопрос — о корнях ментальности нации племён6. В основе её
лежит стремление к самостоятельности. Оно в крови каждого туркмена;
оно, делая их похожими друг на друга, одновременно их разъединяет.
Но в этом и заключается реалистичность проекта Шаджана — проекта
федерации, местного самоуправления. Они не сельджуки, не огузы, не
тюрки, утверждает автор, — они всегда туркмены, не потерпят рабства
под другими, как не терпели его всю свою историю меж собой: «ТуркD
мен у туркмена никогда кандалами рабства не бренчал».
Местами речь идёт, казалось бы, об общеизвестном, например,
о действиях и последствиях режима Ниязова. Но ведь и скульптор в
памятнике, и художник на картине тоже изображают нечто уже извеD
171
«И вообще, Сабирага, говоря о Сталине, осуждать нужно не столько Стали
на, сколько сталинщину, а это значит и самого Сталина, и элиту, и народ. При
этом сам Сталин будет на последнем месте. Не думаю, чтобы он был морально
слабее и глупее, чем Лев Давидович ТроцкийБронштейн. ХХ съезд КПСС, осу
дивший культ личности Сталина и репрессии, одновременно показал, что один
172
ПУТЕВОДИТЕЛЬ
человек в Истории ничего не значит, тем самым, как ни парадоксально, сняв
часть вины за происшедшее со Сталина! Виноваты все!»
Свою новую книгу Эсенов выпустил пробным тиражом, будучи
осенью 2008 года на лечении в Москве. Подготовка её велась в спешD
ке, чтобы писатель мог вернуться на родину с ней. Этим, видимо,
объясняются орфографические неточности, каковых в книге немало.
Хочется верить, что они будут учтены и исправлены во втором издаD
нии, которое уже готовится. Однако, благодаря взятым темпам, удаD
лось проверить, как на откровенно острокритическое произведение
отреагирует новая власть: опять Эсенова арестуют, как уже случалось
с ним при Ниязове, или прибегнут к более изощрённым гонениям?
Похоже, что выросшее при старой системе новое руководство выдерD
жало «экзамен»: несмотря на выход книги, широкую её продажу в
соседних странах и публикацию фрагментов в Интернете, писатель
благополучно вернулся домой. Он продолжает творить добро и веD
рить в него. Как пишет он сам в конце своего романа:
«Я по натуре оптимист. Верю в добро в каждом человеке. Эта вера прибав
ляет мне сил и поддержки. Даш билен ураны$аш билен ур — Того, кто тебя бьёт
камнем, “бей” хлебомсолью».
ПРИМЕЧАНИЯ
1
Шихмурадов Борис Оразович (1949) — политический деятель. С 1993 по 2001 год
занимал различные посты в правительстве Туркменистана, в том числе был министром
иностранных дел. В ноябре 2001 года заявил о переходе в оппозицию, в конце 2002 года
был арестован и приговорён к пожизненному заключению по обвинению в подготовке
покушения на президента Сапартмурата Ниязова. См.: http://ru.wikipedia.org/wiki/.
Последнее посещение 25 ноября 2008 года.
2
Туркменская студия радиостанции «Свобода».
3
Яновская М. Туркменистан: Какая правда легка и приятна? 13.10.2008. Статья
доступна по адресу: http:// www. ferghana.ru/rticle.php?id=5905.
4
Из письма к А.Н. Плещееву от 4 октября 1888 года // А.П. Чехов. Диалог с траD
дицией. М., Высшая школа, 2007. С. 514.
5
Перевод: «Погонять верблюда словом “хайт” — и то подмога».
6
Слова «нация племён» взяты из заголовка монографии. См.: Кадыров Ш. «НаD
ция» племён. Этнические истоки, трансформация, перспективы государственности в
Туркменистане / Центр цивилизационных и региональных исследований РАН; Norway
Country Council Department of Regional Development. М. 2003.
Виктория Панфилова
Виктория Витальевна Панфилова, обозреватель «Независимой газеты», Москва.
War Against Azerbaijan. Targeting Cultural Heritage. Researcher and
compiler Kamala Imranly, Ministry of Foreign Affairs. Baky, Ministry of
Foreign Affairs, Republic of Azerbaijan; Heydar Aliyev Foundation,
2007. — 280 p.
Министерство иностранных дел Республики Азербайджан и Фонд
Гейдара Алиева инициировали выпуск книжной серии «Правдивые
факты о Карабахе» («The True Facts about Garabagh»)1. В 2007 году в
рамках этой серии вышла книга, озаглавленная: «Война против АзерD
байджана. В прицеле культурное наследие» («War Against Azerbaijan.
Targeting Cultural Heritage»). Её автор, обозначенный в выходных данD
ных как исследователь и составитель, — сотрудница азербайджанского
МИДа Камала Имранлы. До издания рецензируемой книги она усD
пела опубликовать несколько интересных работ по новой истории
Азербайджана2. Основная цель её нового исследования — выяснить
количество, судьбу и нынешнее состояние объектов и учреждений
культуры в той части Азербайджана, которая в ходе военного конфD
ликта начала 1990Dх годов была занята и до сих пор удерживается арD
мянской стороной.
Книгу начинает (с. 6) карта Азербайджана; на ней показаны и адD
министративные районы, полностью или частично захваченные арD
мянами. Полностью были оккупированы Шушинский, КельбаджарD
ский, Лачинский, Губадлинский, Зангиланский, Джабраилский, ХодD
жалинский районы, частично — Ходжавандский (основная часть),
Фузулинский и Агдамский (западные части), Тартарский и Газахский
(югоDзападные части) плюс селение Карки у североDзападной граниD
цы Нахичеванской Автономной Республики — маленький азербайдD
жанский анклав, со всех сторон окружённый территорией Армении.