Гуторов Владимир Александрович Доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой теории и философии политики
реклама
Политология — XXI век. Идейный дискурс современной российской политологии: история и теория Гуторов Владимир Александрович Доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой теории и философии политики факультета политологии Санкт-Петербургского государственного университета. Россия, Санкт-Петербург gut-50@mail.ru К вопросу о методологии сравнительно-исторического анализа политической культуры To the question of methodology of comparative historical analysis of political culture В статье анализируются некоторые актуальные вопросы, связанные с разработкой новых методологических подходов к сравнительному анализу политических культур и политических систем в современной поАннотация литической науке. Особое внимание уделяется различным интерпретациям проблемы дихотомии «Восток-Запад» в современном научном и политическом дискурсах. In the article some actual questions connected with elaboration of the new methodological approaches to comparative analysis of political cultures and Abstract political systems in the modern political science are analyzed. The special attention is paid to various interpretations of the problem of the ‘West-East’ dichotomy in the modern scientific and political discourses. Ключевые слова: сравнительный анализ, политическая культура, историческая эволюция, политический дискурс. Кey words: comparative analysis, political culture, historical evolution, political discourse. Сравнительная характеристика различных типов политической культуры, например, исламской и христианской, в историческом плане уже давно олицетворяющих дихотомию Восток-Запад и по этой причине обладающих полярными характеристиками, нередко наталкивается на серьезные методологические трудности при разработке научных классификаций и типологий государств. Опыт тоталитарных диктатур, пережитый европейскими народами в первой половине XX в., и последующее противостояние «либерального Запада» и «авторитарного Востока» не могли способствовать ревизии весьма устойчивых исторических мифов. Крах коммунистических режимов лишь внешне видоизменил эти мифы, придав им «местный колорит» и предельно актуализировав их содержание и форму. Например, в 1990-е гг. в официальной идеологии посткоммунистической России «большевистская диктатура» и Советский Союз как «оплот деспотизма» прочно заняли место, которое когда-то было отведено мифам о «деградации абсолютистской монархии» до 1917 г. и неуклонному росту советской эко- Политология — XXI век. Идейный дискурс современной российской политологии: история и теория номики по отношению к «уровню 1913 г.». Вместе с тем кризис «реального социализма» и наступившие довольно быстро разочарование и скепсис западных интеллектуалов в отношении антикоммунистической риторики новых политических элит Центральной и Восточной Европы, ядром которой была так называемая «символическая политика», привели в конечном итоге к осознанию того очевидного факта, что в конце XX в. количество исторических мифов превысило все допустимые пределы и стало серьезным препятствием для объективных научных исследований. В определенном смысле симптомом такого понимания стал радикальный пересмотр мифов, связанных с интерпретацией западноевропейских монархий. Тенденции, связанные с последовательным пересмотром «мифа абсолютизма», оказались далеко не единичными. Как это нередко случалось в научных дискуссиях недавнего прошлого, начавшись с удачного в целом дебюта, они довольно быстро охватили многие другие сферы интерпретации теории государства, принимая подчас гипертрофированные формы. Одной из первых «жертв» гипертрофированного подхода стали сначала древние греки и римляне, а затем Византия и многие народы древнего Востока, ретроспективно утратившие (в виртуальном плане, конечно) свою политическую традицию и государственность. «В отсутствие абстрактного института государства, — утверждает, например, израильский историк М. ван Кревельд, характеризуя византийские и древнекитайские имперские методы управления, — вся структура представляла собой фактически гигантскую систему вымогательства, в рамках которой император вместе со своими слугами, каким бы ни был их точный статус “стригли” все остальное население...; империи и феодальные общества... не знали различия между “правительственной властью” и “собственностью”, или, по крайней мере, это различие не было четким... Это означает, что “политической” власти в собственном смысле этого слова не существовало, и, конечно, не было и соответствующего термина»1. Точно также древние греки и римляне, вплотную приблизившись, согласно Кревельду, к разделению власти и собственности, оказались неспособными к созданию «абстрактного института государства». Следующим шагом в теоретическом преодолении традиционных исторических мифов можно считать появление на рубеже XX–XXI вв. принципиально новых типологий государств, в которых обозначенная выше дихотомия не играет принципиальной роли и до определенной степени может считаться частично «преодоленной». Возникает вопрос — чем именно обусловлена столь радикальная трансформация политической аргументации, интенсивно развивавшаяся в западной политической общественной мысли на протяжении долгих столетий? Весьма распространенный в научной литературе подход, согласно которому разделение политических структур на два типа — западные и восточные связано с рождением феномена греческой полисной культуры, в то время как в доантичный период западные и восточные политические структуры были идентичны, нередко имеет несколько ретроспективный и идеологический оттенок. Сторонники такого подхода, в частности, далеко не всегда учитывают тот немаловажный факт, что в различные исторические эпохи установление политической гегемонии «западных» государств над центрами традиционных восточных цивилизаций и, наоборот, успешная экспансия восточных народов на Запад приводили, как правило, к синкретизму культурных традиций и формированию соответствующих моделей государственного управления. Кревельд М. ван. Расцвет и упадок государства. — М.: ИРИСЭН, 2006. — С. 64, 37. 1 Политология — XXI век. Идейный дискурс современной российской политологии: история и теория Так, например, завоевание Востока Александром Македонским имело следствием крах полисной государственности, олицетворявшей «западный путь» развития, и возникновение эллинистических государств, типологически весьма схожих с традиционными восточными деспотиями. Завоевание татаро-монголами русских княжеств — наследников Киевской Руси в исторической перспективе знаменовало перенесение на русскую почву традиций деспотической восточной государственности, которые не только продолжали усиливаться после перехода завоевателей в ислам, но благополучно сохранялись и после свержения татарского ига. На наш взгляд, нельзя также забывать о том, что бросающиеся в глаза черты, характерные для исламских государств со времени их возникновения и до наших дней также уходят своими корнями в эпохи, способствовавшие синкретизму западных и восточных традиций. Когда мы сталкиваемся с рассуждениями современных исследователей о том, что «в исламе господствует идея теократического общества, в котором государство имеет значение лишь как служитель установленной религии, поэтому “исламское государство” выполняет функцию проводника божественных законов и его главная цель — защита и сохранение веры»1 , мы должны ясно отдавать себе отчет не только в том, что, по крайней мере, в идеологическом плане аналогичные теократические принципы господствовали в Западной Европе в период расцвета средневековой культуры (XI–XIII вв.), но и в том, что, в определенном смысле, средневековые исламская и христианская культуры продолжали развивать традиции древневосточных теократий. В XIX и XX вв. именно их преодоление в ряде исламских государств стало одним из самых важных критериев перехода на путь радикальной модернизации общества. Так, например, в Османской империи на рубеже XIX–XX вв. «ислам одними рассматривался как жизненная необходимость для выживания империи, а другими — как непреодолимое препятствие на пути прогресса»2. Или же по трудно объяснимому «капризу истории» традиции и культура ряда древневосточных обществ вполне могли бы измеряться в соответствии с критериями функционирования толерантной либеральной политической системы, в то время как, например, фундаментализм американских неоконсерваторов («неоконов»), развязавших в конце XX в. войну против Ирака, имеет одновекторную направленность с фундаментализмом исламских экстремистов. Библиография 1. Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. — М.: Издательство «Европа», 2007. — 688 с. 2. Кирабаев Н. С. Социальная философия мусульманского Востока (эпоха средневековья). — М.: Издательство университета Дружбы народов, 1987. — 176 с. 3. Кревельд М. ван. Расцвет и упадок государства. — М.: ИРИСЭН, 2006. — 544 с. Кирабаев Н. С. Социальная философия мусульманского Востока (эпоха средневековья). — М.: Издательство университета Дружбы народов, 1987. — С. 49, см. также: С. 10, 17. 2 Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. — М.: Издательство «Европа», 2007. — С. 238. 1
