ФРАКТАЛЬНОСТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ И ЕЕ
реклама
Николаев, М.В. О свойстве самоподобия (фрактальности) экономической системы и его влиянии на ход рыночных преобразований [Текст] / М.В. Николаев // Журнал экономической теории. - 2005. - № 3. - С. 125-136, 151-152, 153-154. - 0,9 печ. л. О СВОЙСТВЕ САМОПОДОБИЯ (ФРАКТАЛЬНОСТИ) ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ И ЕГО ВЛИЯНИИ НА ХОД РЫНОЧНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ М.В.Николаев, кандидат экономических наук, доцент. Казанский государственный университет, кафедра экономики экономического факультета Всем сложным системам, в том числе экономическим, в большей или меньшей мере присуще свойство самоподобия, то есть способность выглядеть одинаково (инвариантно) и сохранять неизменными свои основные свойства, независимо от некоторых определенных преобразований, факторов или условий, в том числе от масштабов наблюдения, когда любая часть подобна системе в целом. В экономике масштабная инвариантность проявляется, в частности, в виде подобия некоторых определяющих характеристик хозяйственной системы на всех ее структурных уровнях: макроуровне – системе в целом, мезоуровне – отраслях и регионах, микроуровне – фирмах и предприятиях и микромикроуровне – отдельных индивидуумов. Только не в качестве тождественности поведения экономических субъектов всех уровней – от государства до личности, а в первую очередь в смысле того, что каждый из них руководствуется в своих действиях преимущественно одними и теми же базовыми принципами, которыми могут быть, например, безусловное подчинение нижестоящего вышестоящему, стремление к максимизации прибыли, рациональное или ограниченно-рациональное поведение. Возможны также и другие формы проявления самоподобия в экономической системе, о которых речь будет идти ниже, например, устойчивое повторение на разных этапах экономического развития одних и 2 тех же, казалось бы уже преодоленных на предшествующих этапах свойств системы, хотя и в несколько иных формах Устанавливая взаимосвязь между характеристиками микро- и макрообъектов, свойство самоподобия позволяет точнее ответить на важный и не имеющий пока удовлетворительного решения вопрос о том, как конкретно зависит поведение макроэкономической системы в целом от поведения субъектов хозяйствования (производителей и потребителей) на микроуровне и, следовательно, определить направления более эффективной экономической стратегии. Отдельные частные случаи самоподобных объектов, хотя и не из области экономики, были известны исследователям давно, еще в конце XIX – начале XX в.в. Это, например, пилообразная кривая Вейерштрасса, кривая Пеано, триадная кривая Коха, множество Кантора, треугольник Серпинского и др. Эти объекты обычно вызывали у ученых чувства неприятия из-за явной парадоксальности своих свойств. Например, самоподобные кривые не имели длины, а длина любого их отрезка зависела от длины используемой линейки, они выглядели совершенно идентично при рассматривании в любом масштабе, с любым увеличением или уменьшением, не поддавались анализу никакими известными на это время аналитическими методами. Считалось, что самоподобные образования являются логически противоречивыми и их исследование не имеет никакого ни теоретического, ни прикладного значения. Ситуация однако радикально изменилась в 1980-х годах с появлением работ американского ученого Бенуа Мандельброта, который связал свойство самоподобия с размерностью соответствующих объектов и ввел в научный оборот понятие фрактала – самоподобного множества (которым может быть совокупность любых объектов, процесс или явление), то есть обладающего свойством масштабной инвариантности, и имеющего дробную, нецелую размерность. Последнее нашло отражение в 3 самом термине "фрактал" или "фрактальный", дословно означающем "дробный", "прерывный", "частичный". Физическая интерпретация дробной размерности весьма сложна и нагляднее всего, пожалуй, может быть проиллюстрирована на хорошо известном и относительно простом примере хаотического движения броуновской частицы, траектория которого, представляющая собой многократно и в любых произвольных направлениях самопересекающуюся линию, является природным фракталом. При увеличении времени наблюдения за движением частицы эта линия постепенно все более и более заполняет собой плоскость и с какого-то момента является, собственно говоря, уже и не линией в обычном понимании этого слова, но и не плоскостью, а занимает как бы некоторое промежуточное положение между ними. Соответственно, и ее размерность будет иметь значение не 1, как у обычной линии, и не 2, как у плоскости, а между 1 и 2. А конкретная величина размерности, называемой в этом случае фрактальной размерностью, будет отражать степень "изрезанности", "дробности" траектории или степень ее близости к обычной линии или плоскости. Еще сложнее дать понятию дробной размерности точную экономическую интерпретацию, хотя и возможно. Однако в большинстве случаев она непосредственно не требуется. Поэтому в данной статье речь будет идти о фрактальности экономической системы именно в смысле ее самоподобия в вышеизложенном понимании. Б. Мандельброт на основе введенных им понятий фрактальности и фрактальных (самоподобных) множеств описал и объяснил, а в ряде случаев и предсказал результаты некоторых до этого принципиально необъяснимых сложнейших парадоксальных хаотических природных явлений. Вскоре выяснилось, что свойством самоподобия (фрактальности) обладают также и многие социальные и экономические процессы. Например, фракталами являются процессы ценообразования и котировки 4 акций, развивающиеся и описываемые теми же законами и моделями, что и сход снежной лавины, распределение заработной платы, процессы роста населения и роста городов и многие другие. Позднее было установлено, что фракталы буквально окружают нас. Очертания гор и облаков, извилистая береговая линия моря, форма дерева, структура кровеносных сосудов сердца, строение дыхательных путей и нейронов – все это примеры фракталов, одни из которых непрерывно меняются, а другие остаются относительно стационарными. А учитывая то, что фракталы представляют собой, как правило, не законченные выстроенные объекты, а процессы самодостраивания и бесконечных изменений одного и того же объекта, можно предположить, что экономическая система, также являющаяся не столько совокупностью объектов, сколько совокупностью бесконечно повторяющихся процессов и бесконечных изменений, включает в себя множество самоподобных явлений, имеет сложную соответствующую структуру и сама в целом также обладает свойством самоподобия, действие которого заметно проявляется однако в основном только в периоды системных трансформаций. Исследования показывают, что применительно к экономике можно говорить о различных формах, в которых выступает свойство самоподобия (фрактальности), и одновременно о различных механизмах его реализации. Одна из них, например, связана с выделением в экономической системе некоторого ядра-носителя самоподобия, представляющего собой определенную ключевую группу институтов, через функционирование которых как бы постоянно сохраняются и воспроизводятся все главные характеристики, присущие системе в целом и реализующиеся на всех ее структурных уровнях. Поэтому изменить систему, перестроить ее можно, только разрушив это ядро. Еще одна форма не предусматривает наличие какого-либо 5 специального ядра. А самоподобие (фрактальность) проявляется в том, что все характерные для данной системы феномены воспроизводятся при любых попытках ее изменения, при сохранении любой, даже сравнительно небольшой ее части так, что новая преобразованная система со временем начинает вновь приобретать и проявлять свои прежние ранее измененные качества, больше всего напоминая тем самым голографические свойства сложных систем и, пожалуй, в наибольшей степени соответствуя определению фрактала Б.Мандельбротом "как структуры, состоящей из частей, которые в каком-то смысле подобны целому". В основе рассматриваемого свойства самоподобия (фрактальности), независимо от форм его проявления и механизмов реализации, лежат, как думается, некоторые базовые характеристики экономической системы, связанные с наличием в ней доминирующих институтов, в значительной мере определяющих структуру всей институциональной матрицы в целом и формирующих вышеназванное ядро. Эти базовые характеристики и соответствующие им институты наиболее инертны, взаимосвязаны со всеми остальными, малоподвижны и малочувствительны к любым преобразованиям. Все новые экономические отношения, возникающие в системе, либо сразу же подстраиваются под базовые характеристики, либо, вступая с ними в противоречие, постепенно приводят к большему или меньшему изменению форм проявления этих характеристик, сами при этом трансформируясь и приобретая новые качества и черты. В российской экономике такой важнейшей базовой характеристикой является доминирование института власти. Вопрос о причинах доминирования именно этого института весьма сложен. Он охватывает широкий спектр не только экономических, но и исторических, социальных, психологических и природно-географических связей. Сила института власти в России и относительная по сравнению с ним слабость института собственности, доминирующего в 6 институциональной структуре большинства развитых западных стран, формировались на протяжении длительного исторического периода под воздействием ряда объективно складывающихся условий и противоречий. К ним обычно относят сочетание исключительно протяженной территории России с низкой плотностью населения, обилие земельных ресурсов с неблагоприятными климатическими условиями, богатство природных ресурсов с удаленностью от основных центров и путей мировой торговли, большую протяженность сухопутных границ, обеспечивающую контакты со многими странами, с постоянной угрозой военного нападения. А если учесть еще и тот факт, что Россия на протяжении многих веков подвергалась вражеским нашествиям, например, с 1240 г. по 1462 г. они были практически ежегодными, а с 1380 г. по 1917 г. провела в войнах 334 года или почти 2/3 этого периода, всего же в XX столетии – более 30 лет1, то доминирование института власти, обеспечивающего в сложных исторических условиях организационно простые и надежные, хотя может быть и не достаточно экономически эффективные административные и хозяйственные структуры, становится понятным. Все эти особенности исторического развития России параллельно формировали особый тип менталитета, социальной практики и культуры, пронизанные идеями державности, общинности, соборности и авторитета. Можно сказать, что перед лицом постоянных опасностей – войн, неурожаев, голода, когда выжить можно было только сообща, личное, частное как бы отодвигалось на второй план, в то время как на первый выступало общее, общественное и как олицетворение этого – государство с его властными функциями. Государство в этих условиях фактически фетишизировалось, а формирующиеся преимущественно на основе власти 1 См.: Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX–XX вв. –СПб.: Наука, 1999. – С. 321–327. 7 экономические отношения отличались значительными специфическими характеристиками, образуя по существу их особый исторический тип, рассматриваемый, например, Л.Васильевым, через призму категории "власть-собственность", под которой понимается такая монополизация должностных функций в общественном разделении труда, когда власть и государство основываются не на владении собственностью, как таковой, а на высоком положении в традиционной иерархии, а собственность выступает только функцией власти1. Таким образом, доминирование института власти в российской экономической системе – это не случайное и не временное явление. Оно уходит своими корнями в саму глубинную суть сформировавшегося и функционирующего здесь хозяйственного уклада и всей экономической и общественной жизни. И именно под эту базовую характеристику объективно, хотя и не всегда просто, подстраиваются любые системные преобразования. Другими словами, система устойчиво воспроизводит себя в главном своем качестве и связанных с ним характеристиках, проявляя фактически, как отмечалось выше, инвариантность относительно структурных и институциональных изменений. Конечно, в экономической системе, в силу ее неоднородной внутренней структуры, различной качественной природы элементов, огромной совокупности различных взаимодействующих свойств, а также нелинейности и неравновесности происходящих процессов и явлений, ничто вообще никогда не повторяется с точностью до идентичности. Речь идет лишь о принципиальном, но не буквальном повторении основных характеристик. Ярким примером самоподобия, основывающегося на доминировании института власти, являются события периода Октябрьской революции и 1 См.: Васильев Л. Феномен власти-собственности. К проблеме топологии докапиталистических структур // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. – М., 1982. – С.82. 8 последующих социалистических преобразований. Сформировавшись во всех своих основных чертах еще более чем за столетие до революции эта базовая характеристика системы не только не исчезла после 1917 г., а наоборот, получила дальнейшее развитие, хотя и в новых модифицированных формах, проявившись в жесткой централизации и все усиливающемся администрировании. Государство постепенно от отдельных функций контроля и учета все более и более расширяло свои правомочия вплоть до функций организации и планирования развития всей системы в целом, а огосударствление в конечном счете охватило не только сферу производства, но распространилось и на сферы распределения, обмена и потребления. Конечным итогом этого процесса явилось формирование административно-командной системы как особого типа общественного устройства и экономического порядка, вновь основывающегося на доминировании власти. Анализ этого примера наводит, кстати, и еще на один вывод. А именно, разрушение самоподобия (по крайней мере частичное) и, следовательно, нарушение в той или иной мере доминирования базовых характеристик возможно, по-видимому, только при достижении в экономике некоторой определенной и достаточно значительной "критической массы" структурных и институциональных преобразований, делающей невозможным повторение в полном объеме прежних свойств системы. Так, после революции, свергнувшей институт монархии, последовавшей индустриализации гражданской и коллективизации десятилетия параллельных и созданием войны, НЭПа, социалистической потребовались еще многие последующих массовых репрессий с соответствующих новых глобальных институтов, например, системы ГУЛага, прежде, чем что-то изменилось. Еще одной из постоянно повторяющихся базовых характеристик российской экономической и общественной жизни, определяющей, наряду 9 с рассмотренным институтом доминирования власти, особенности российской экономической системы, является высокая степень развития и существенная роль в экономике неформальных отношений и договоренностей по сравнению с закрепленными официально. Она также уходит своими корнями в далекое историческое прошлое страны, когда вера в "купеческое слово" была гораздо сильнее веры в любой официальный документ. Широкое развитие неформальных отношений прямо связано с институтом доминирования власти и в определенной степени даже определяется им, что особенно хорошо видно на примере советского периода развития экономики России, когда в условиях полного расцвета командно-административной системы огромная часть вопросов, в том числе и имеющих важнейшее государственное значение, решалась именно неформальным образом. Взаимосвязь между этими двумя главными свойствами – доминированием института власти и высокой ролью неформальных отношений достаточно отчетлива. Она проявляется, в частности, в том, что любые попытки ограничить или вытеснить властный характер отношений тотчас же приводят к переносу основной тяжести сделок на неформальные договоренности (выступающие как бы своеобразным демпфером), что хорошо видно на примере уже современного этапа развития. По словам Р.Капелюшникова, отличительным признаком российской институциональной модели является именно глубинная деформация любых формальных "правил игры", имеющих тенденцию переключаться в неформальный режим работы. Он считает, что доминирование неформальных отношений, вообще, отчетливо прослеживается на всех уровнях системы – институциональном, организационном и контрактном и приводит интересный и убедительный конкретный пример того, когда не только отдельные частные субъекты хозяйствования, но и официальные 10 государственные органы широко оперируют подобными неформальными отношениями. Пример касается вошедшего в перестроечный период совершенно неординарного (а строго говоря, и незаконного) обычая заключать договоренности между государственными фискальными органами и крупнейшими налогоплательщиками о размерах и сроках предстоящих платежей помимо официально установленных правил и процедур через двусторонний неформальный торг, без чего вопрос фактически, вообще, не решался1. Из сказанного можно сделать вывод, как бы парадоксально это ни звучало, что существование неформальных отношений в российской экономике на всех стадиях ее развития, а особенно ярко в периоды смены режимов неравновесия, было и является не только не случайным, а скорее, хотя и своеобразным, но одним из необходимых условий ее нормального функционирования и реализации в том числе и формальных, официальных связей и взаимодействий. Две рассмотренные базовые характеристики российской экономической системы (доминирование института власти и высокая роль в ее развитии неформальных отношений) в совокупности обусловливают еще один своеобразный феномен – низкую степень исполнения законов. Об этом было в свое время немало сказано и написано и, вообще говоря, давно известно, что строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. Действительно, когда власть стоит над собственностью и собственность является только ее функцией, а в общественных отношениях широко распространенны неформальные 1 Капелюшников Р. Институциональная природа переходных экономик: российский опыт // Материалы Международной конференции "Посткоммунистическая Россия в контексте мирового социально-экономического развития" (Научные труды № 26). – М.: ИЭПП, 2001. – С.12. 11 нормы, власть начинает возвышаться и над Законом, в значительной степени олицетворяя его, и подменять его. А с властью в конечном счете в той или иной мере всегда или в большинстве случаев можно договориться. И, следовательно, неисполнение законов, их игнорирование становятся в свою очередь определенной нормой, что практически невозможно (или намного сложнее) при доминировании в экономической системе института собственности. Подчеркнем, что самоподобие или фрактальность – это не только какое-то однозначно отрицательное, как вначале может показаться, свойство экономической системы, тормозящее процессы ее преобразований, и с которым нужно обязательно бороться, а в большей степени позитивное свойство, обеспечивающее сохранность ее главных, определяющих, формирующихся иногда многими столетиями характеристик. После окончания периода системных трансформаций, в течение которого развитие могло достаточно длительно идти по траектории, обусловленной даже незначительным, чисто случайным событием или случайным стечением обстоятельств, именно самоподобие (фрактальность) системы через механизмы культуры, ментальности, форм общественного сознания, экономических индивидов определяющих и их реакцию характер на поведения осуществляющиеся преобразования, в конечном счете рано или поздно обеспечивает возврат к исходным базовым характеристикам и развитию в соответствии с необходимыми внутренними, а не случайными факторами. Тем самым самоподобие (фрактальность) выполняет своеобразные "охранные" или защитные функции в экономической системе, будучи в этом смысле выше всех остальных ее свойств и качеств и как бы стоя над ними. Таким образом, можно сказать, что свойство самоподобия (фрактальности) неодинаково проявляется и вызывает разные следствия в условиях обычного стабильного развития и в условиях выраженного 12 неравновесия трансформируемой экономики. В первом случае оно играет в основном позитивную роль, как бы "консервируя" сложившиеся в экономической системе позитивные тенденции, в смысле экономической эффективности, и в целом малозаметно. В то время как во втором случае оно явно проявляет уже другие, более сложные, неоднозначные и противоречивые функции, выступая преимущественно уже фактором, тормозящим преобразования и препятствующим росту эффективности, по крайней мере в краткосрочном периоде. В свете сказанного попробуем рассмотреть с точки зрения исследуемого свойства особенности трансформационного периода российской экономики. Он, как известно, с самого начала был богат многими парадоксальными и плохо объяснимыми событиями и явлениями, которые начались даже несколько раньше, в период еще предрыночных реформ или "перестройки", когда в целом вполне разумные, конкретные и, казалось бы, продуманные и целенаправленные действия приводили к результатам, совершенно противоположным тем, которые ожидались. Достаточно вспомнить, например, советы трудовых коллективов, на которые возлагались, как впоследствии выяснилось – тщетные, надежды на развитие инициативы снизу и увеличение за счет этого эффективности производства. Или введение выборности руководителей всех уровней как шаг к демократизации и повышению эффективности управления, внедрение аренды, бригадного подряда, новых форм хозрасчета. Сценарий развития во всех случаях был одинаковым. Вначале некоторый успех, но, спустя короткое время, все возвращалось "на круги своя", а о "прогрессивных" начинаниях забывали. Неуспех преобразований объяснялся обычно одним и тем же – непоследовательностью действий и нерешительностью, что, конечно, имело место, однако вряд ли могло сыграть решающую роль. Думается, что здесь как раз и проявлялось 13 практически еще не изучавшееся применительно к экономическим системам и неучитывавшееся свойство самоподобия (фрактальности). Об этом же говорят и последующие аналогичные, но еще более трудно объяснимые явления, связанные с реализацией программ перехода к рынку. Основной идеей этих программ было, как известно, разрушение ядра старой социалистической системы хозяйствования – командноадминистративных отношений через формирование нового института частной собственности и развитие рынка. При этом считалось, как само собой разумеющееся, что изменение отношений собственности создаст новую систему экономических стимулов, возродит чувство хозяина, что повлечет за собой соответствующее изменение всей хозяйственной системы в целом и быстрый рост ее эффективности, ради которого, строго говоря, и затевались преобразования. Однако реальность и здесь оказалась существенно иной. Те изменения в экономике, которые в действительности произошли, были мало похожи на то, что ожидалось, и развитие пошло по сценарию, в целом принципиально отличающемуся от предсказываемого. А новые отношения собственности, формирующиеся адаптировались так же, как, впрочем, и многие другие экономические к основным отношения, базовым достаточно быстро характеристикам старой хозяйственной системы, которая нередко и до сих пор воспроизводит себя во многих из этих своих черт с исключительной устойчивостью и последовательностью. Еще одним конкретным и достаточно ярким аналогичным примером служат события, связанные с кризисом 1998 года, как бы разделившим весь трансформационный период на два этапа. До кризиса, хотя и не всегда умело и последовательно, к тому же с большими социальными издержками, однако формировался именно рыночный механизм хозяйствования, основывающийся на свободе предпринимательства, 14 доминировании собственности и полноценной конкуренции, со всеми его преимуществами и недостатками. И результаты его действия были достаточно хорошо видны. Кризис не просто остановил этот процесс, а направил его в качественно иное русло, по пути формирования своеобразного смешанного механизма, но с доминированием в нем властно-распорядительных структур. уже не рыночных, а вновь Последовавшие за кризисом конкретные явления плохо объяснимы с точки зрения традиционной экономической теории, поскольку связаны с логикой развития нелинейных, неравновесных систем в условиях трансформации и фазового перехода, когда отклик системы на любые воздействия плохо предсказуем, может быть любым и определяется даже случайными факторами. Но достаточно хорошо укладываются в рамки вышеизложенной фрактальной схемы восстановления некоторых ранее разрушенных реформой свойств хозяйственного механизма. Так, казалось бы, кризис по всем законам логики рынка должен был привести к массовому разорению неэффективных предприятий и, соответственно, резкому сокращению их доли как в совокупном потреблении ресурсов, так и в общеотраслевом выпуске продукции, перераспределив и то, и другое в пользу эффективных групп предприятий. Однако не произошло ничего даже отдаленно похожего на это. Наоборот, в том, что касается, например, использования ресурсов, то доля эффективных предприятий, вместо обязательного и неизбежного стремительного роста, практически никак не изменилась, оставшись на том же самом уровне. А доля неэффективных, которая должна была бы уменьшиться, напротив, начала стабильно, хотя и медленно возрастать1. Еще более разительная картина сложилась с 1 См.: Авдашева С.Б. Количество против качества экономического роста: эффективность использования ресурсов в российской промышленности в 1997–2001 гг. // Российский журнал менеджмента 2003. – Т.1. – №2. – С. 51–78. 15 перераспределением долей эффективных и неэффективных предприятий в выпуске продукции. Никакого перераспределения в пользу первых не только не произошло, но и наметилась тенденция к снижению их доли. Тщательный анализ данных по промышленности показывает, что если бы тенденции развития, сформировавшиеся до 1998 года, продолжались и далее в направлении формирования чисто рыночного неконтролируемого механизма, то разрушение большей части российской промышленности, около 77% которой предприятия, было бы неизбежным. составляли проблемные Другими словами, в российской экономической системе конца 90-х годов назревала сложнейшая ситуация, закономерно завершившаяся кризисом, по существу приостановившим ход не до конца обоснованных рыночных преобразований и переориентировавшим их на более консервативный вариант развития под контролем новых властно-распорядительных структур. Можно сказать, что осуществляющиеся рыночные преобразования оказались, по-видимому, настолько радикальными и не соответствующими основным базовым характеристикам российской экономической системы, что они пришли в полное противоречие с ее самоподобием (фрактальностью) и все, происходившее в последующем, было только формой разрешения этого противоречия. То есть, кризис фактически явился начальным звеном в запуске сложнейшего и пока малоизученного механизма самовосстановления и самоорганизации экономической системы, одним из главных элементов которого является ее самоподобие (фрактальность), выполнившее в этом случае свою "охранную" функцию. Подытоживая сказанное относительно самоподобия, можно сделать вывод, что оно действительно является важнейшим и неотъемлемым свойством экономической системы, реализующимся на всех уровнях хозяйствования и на всех этапах ее развития через формирование таких характеристик системы, которые с неизбежностью воспроизводятся, хотя и 16 в новых конкретно-исторических формах, при любых сменах режима экономического неравновесия. С точки зрения этого свойства становится возможным не только объяснить многие сложные явления периодов перестройки и реформирования экономики, связанные с упорным воспроизведением некоторых ранее преодоленных системных качеств, но и утверждать, что высокая эффективность новой формирующейся системы хозяйствования возможна только при всестороннем учете этого свойства и прогнозировании форм и направлений его развития и реализации в новых условиях. Из сказанного о самоподобии следует также, что развитие экономики России по чисто рыночному пути при полном доминировании института частной собственности, а не власти, представляется весьма проблематичным, а может быть и невозможным. В российской истории никогда, и в дореволюционный период тоже, не существовало рынка, подобного американскому или западноевропейскому. Российский рынок, являясь по своей сути, как и любой другой, формой связи производства и потребления через обмен, выступал здесь лишь в одной из своих возможных многочисленных конкретных форм и был органично включен в общий механизм хозяйствования, в котором главную роль тем не менее всегда играли другие институты и прежде всего институты российской государственности и власти, как бы затушевывающие его собственно рыночные элементы. С этой точки зрения, кстати, не случайными представляются взгляды и вера народников "в особый уклад и в общинный строй русской жизни, в крестьянский социализм", обычно изображавшиеся у нас как ошибочные. В особенности получившей которой взгляды название наиболее поздней "экономического (В.П.Воронцов, ветви народничества, романтизма", представители Н.Ф.Даниельсон и др.) уже полностью противопоставляли типы экономической эволюции Западной Европы и 17 России, доказывая бесперспективность капиталистического развития и необходимость перехода к "народному производству". Не случайным представляется и то, что В.И.Ленин в полемике с вышеназванными народниками по существу еще накануне революции фактически вынужден был доказывать наличие и формирование внутреннего рынка и развитие капиталистических отношений в России, поскольку очевидным это не было даже тогда. Исходя из свойства самоподобия, можно в свете сказанного утверждать, что дальнейшее развитие российской экономики скорее всего пойдет по пути формирования в ней новых форм государственности, о чем, в частности, свидетельствует и нынешнее усиление властных функций, и нового, на иной качественной основе, института государственной собственности, который, однако вряд ли будет идентичен западным аналогам. ЛИТЕРАТУРА 1. Авдашева С.Б. Количество против качества экономического роста: эффективность использования ресурсов в российской промышленности в 1997– 2001 гг. // Российский журнал менеджмента 2003. – Т.1. – №2. 2. Капелюшников Р. Институциональная природа переходных экономик: российский опыт // Материалы Международной конференции "Посткоммунистическая Россия в контексте мирового социальноэкономического развития" (Научные труды № 26). – М.: ИЭПП, 2001. 3. Капица С.П., Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. – Изд. 3-е. – М.: Эдиториал УРСС, 2003. – 286 с. 4. Б.Мандельброт. Фрактальная геометрия природы. – М., Ижевск: РХД, 2002. – 656 с. 5. Николаев М.В. Теоретико-методологические проблемы формирования эффективных хозяйственных систем. – Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2004. – 324 с. 6. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М, 1997. – 180 с. 7. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX – XX вв. – СПб.: Наука, 1999. – 796 с. 8. Тарасенко В. Фрактальная логика. – М.: Прогресс – Традиция, 2002. – 160 с. 9. Трубецков Д.И. Введение в синергетику. Хаос и структуры. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Эдиториал УРСС, 2004. – 235 с. 10. Федер Е. Фракталы. – М.: Мир, 1991. – 254 с.
