А. Я. Кодинцев* ВЫСШИЕ ОРГАНЫ ЮСТИЦИИ СССР И РЕЖИМ

А. Я. Кодинцев*
Высшие органы юстиции СССР
и режим законности в 30-е гг. XX в.
Принятие в 1936 г. Конституции СССР ознаменовало победу сторонников идеи
законности. Новое ведомство – Наркомат юстиции СССР (далее – НКЮ CCCP) –
должно было сыграть важную роль в повышении значения права в советском
обществе, укреплении режима социалистической законности. Однако под «законностью» понимался, в сущности, произвол правоохранительных органов,
только прикрытый лозунгами о господстве права.
Как отразился на работе НКЮ CCCP курс на «социалистическую законность»? Прежде всего, никто и не собирался соблюдать принцип независимости судей, провозглашенный в Конституции СССР: Наркомат юстиции попрежнему продолжал активно вмешиваться в судебную деятельность. В 1936 г.
из 9 его циркуляров 2 содержали прямые указания судам по применению норм
уголовного права. В 1937 г. из 46 секретных циркуляров вопросам уголовного
процесса было посвящено 11, судоустройству – 12. Из 150 приказов наркома
юстиции СССР в 1937 г. 19 содержали прямые указания по гражданскому процессу, 15 – по уголовному процессу, 15 (не считая ревизий судов) – по судоустройству. Приказ НКЮ СССР от 17 января 1937 г. № 7 напрямую предписывал судам квалифицировать дела по авариям на автотранспорте по чч. 1 или 2
ст. 59-3 УК РСФСР, соответствующим статьям уголовного законодательства
иных союзных республик. 7 июля 1937 г. вышел секретный совместный приказ
Прокуратуры СССР № 12/015/113 и НКЮ СССР № 6. Согласно этому документу самовольное оставление трудовыми поселенцами места их обязательного
поселения подлежало квалификации по ч. 2 ст. 82 УК РСФСР (для РСФСР)1.
4 сентября 1937 г. появился циркуляр НКЮ СССР № 36-сс. Этот документ отменил разъяснение Верховного Суда РСФСР от 15 июля 1935 г. № с – 61/3717
и ввел новые указания для судов о содержании приговоров по контрреволюционным преступлениям. В частности, в приговорах не должно было указываться на связь осужденного с какими-либо официальными учреждениями
государств, с которыми СССР находится в нормальных дипломатических отношениях. Отмечать же причастность осужденных к деятельности фашистских
организаций разрешалось. Согласно приказу НКЮ СССР от 21 ноября 1937 г.
№ 25-сп осужденным не вручались обвинительные заключения по спецделам
(контрреволюционным)2.
«Законные» решения принимал и Верховный Суд СССР. Например, 7 марта 1935 г. вышло его директивное письмо № 13, согласно которому частные
определения о передаче контрреволюционных дел из спецколлегий в Особое
совещание НКВД должны были выноситься в тех случаях, когда недостаточно
улик и доказательств о виновности лица, но были факты, «свидетельствующие
о социальной опасности обвиняемого в силу его связи с преступной средой».
Таким образом, дела передавались не на дополнительное расследование, а в
НКВД, где судьба несчастных была предрешена3. Вот такая вот «законность».
По мнению Н. Крыленко, высказанному в переиздании «Советского правосудия» в 1937 г., «независимость судей не есть их независимость от политики
государственной власти. Такой независимости, которая бы позволила не счи* Кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой теории и истории государства и права Сургутского государственного университета (Сургут).
134
А. Я. Кодинцев
Страницы истории
таться им ни с чем, кроме своего усмотрения, нам не нужно». В одной из статей
в 1936 г. Н. Крыленко приводил слова В. И. Ленина о несменяемости: «На деле
несменяемость провести в полном виде нельзя, да и нелепо защищать ее по
отношению к негодным, небрежным, худым судьям»4.
Вместе с тем нарушение законности в 1937 г. рассматривалось уже как
вредительство. Председатель Верховного Суда СССР А. Винокуров выделил
следующие виды вредительства в органах юстиции: использование органов
юстиции в целях раздражения населения; искусственное создание высокой судимости; искривления в применении законов; игнорирование гражданских дел.
Н. Крыленко в приказе от 1 октября 1937 г. № 19-СП систематизировал виды
вредительства. К ним относились: сознательная дача заведомо вредительских директив; поощрение упрощенчества и произвола в судебной практике;
«смазывание» контрреволюционных дел; вредительское применение закона
от 7 августа 1932 г. На всякий случай Н. Крыленко выделил еще один вид вредительства – «либеральные извращения в судебной практике». Для исправления «искривлений» в сфере законности п. 6 данного приказа предписывал
тщательный пересмотр дел за прошедшие годы, что выполнить было, конечно,
невозможно5.
Справедливости ради надо отметить, что в отдельных случаях НКЮ СССР
предпринимал робкие попытки действительного укрепления законности. Так,
на оперативном совещании 22 декабря 1936 г. было принято решение № 6
разработать законопроект «О материальной компенсации осужденного, просидевшего лишнее время в результате неправильного исполнения судебного
решения, а также в случае явно неправосудного приговора». Разработка этого
проекта впоследствии была поставлена в вину Н. Крыленко.
В 1938 г. новый нарком юстиции СССР Н. М. Рычков осудил факты нарушения законности, которые допускало бывшее руководство Наркомата. Приказ от 29 марта 1938 г. № 28 отменил 83 приказа и инструкции НКЮ СССР
за 1936–1937 гг., т. е. почти половину из них. В 1938 г. был произведен пересмотр дел в отношении более миллиона людей, осужденных в предыдущие
годы. НКЮ СССР отменял незаконные приказы НКЮ союзных республик
о дисциплинарных взысканиях в отношении судей, например, решение наркома
юстиции Украинской ССР от 23 октября 1938 г. № 11/38/357 об отстранении председателя Днепропетровского областного суда. Приказ НКЮ СССР от 26 февраля 1939 г. № 12 строго запрещал НКЮ республик смещать судей и назначать
им наказания. Приказ НКЮ РСФСР от 26 февраля 1939 г. № 17, принятый в
развитие предыдущего приказа, отмечал, что факты снятия судей представителями НКЮ и наркомами юстиции АССР являлись обычным делом. Кроме того,
работники НКЮ давали судьям указания по конкретным делам, требовали от
судов пересмотреть дела в порядке надзора. Незаконные приказы отменялись.
Прямое вмешательство НКЮ СССР в судебные процессы в 1938 г. было минимальным6.
Давление НКЮ СССР на суды резко возросло во время кампаний 1940 г. по
борьбе за трудовую дисциплину, против хулиганства, мелких краж на производстве, выпуска недоброкачественной продукции. В это время решениями ЦК
партии, СНК СССР, Верховного Суда СССР, НКЮ СССР, Прокурора СССР уголовный процесс был заметно упрощен: устранялись подготовительные заседания судов; отменялось предварительное следствие; дела рассматривались
заочно; закон применялся с обратной силой; не допускались ссылки на статьи
уголовного законодательства, позволявшие снижать меру наказания или отменять ее; мягкие приговоры отменялись; осужденным отказывали в обжаловании приговоров. На судей оказывалось давление. Было отозвано и уволено
Высшие органы юстиции СССР и режим законности в 30-е гг. XX в.
135
Российский юридический журнал. 3/2008
112 народных судей. С переходом названных кампаний в более спокойное русло работники юстиции стали уделять больше внимания законности. 12 сентября 1940 г. на коллегии НКЮ РСФСР выяснилось, что, оказывается, есть много
фактов «огульного осуждения, а также факты огульного подхода к определению мер наказания». Приказы об увольнении судей отменялись, заочное рассмотрение дел прекращалось7.
Рассмотрение дел о контрреволюционных преступлениях в 1938–1941 гг.
может служить примером «колебаний законности» в деятельности советской
юстиции. После выхода постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября
1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» заканчивается «большой террор», правоохранительные органы быстро «перестраиваются». Принимаются директивы и приказы, которые ориентируют органы юстиции
на более точное применение законов.
15 декабря 1938 г. НКЮ СССР и Верховный Суд СССР направили судам
письмо, в котором указывали: «Как правило, не принимать к своему производству дел, по которым выводы обвинения строятся исключительно на собственных признаниях обвиняемых, не подкрепленных никакими другими документами, и возвращать такие дела на доследование» (п. 1). Однако уже
10 января 1939 г. выходит телеграмма И. Сталина «О допустимости применения мер физического воздействия к арестованным». В работе юстиции тут же
наблюдается «крен» в другую сторону. 13 января Прокурор СССР А. Вышинский заявляет, что письмо-приказ может исходить только от Пленума Верховного Суда СССР, а не его председателя. НКЮ вообще не может давать судам
указания по существу их судебной деятельности. По его мнению, письмо предопределило решения декабрьского Пленума Верховного Суда СССР и подлежало отмене. СНК СССР рекомендовало отозвать письмо. 14 января 1939 г.
выходит секретный совместный приказ Н. Рычкова и И. Голякова № 16/5 (с редакцией А. Вышинского). В нем письмо от 15 декабря признавалось серьезной
ошибкой. В частности, было заявлено, что оно противоречит ст. 58 УПК РСФСР,
в которой говорилось, что личное объяснение обвиняемых является одним из
видов доказательств. Статья 319 УПК РСФСР устанавливает, что оценка имеющихся в деле доказательств производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в совокупности.
Следовательно, суд не вправе возвращать дело к доследованию без проверки
этих документов в судебном заседании только на том основании, что выводы
обвинения построены исключительно на собственных признаниях обвиняемого. Результатом этого стало решение Политбюро ЦК об обязательном согласии Прокурора СССР на принятие актов, определяющих судебную политику.
Впредь начальник правового отдела СНК СССР не соглашался принимать акты
в сфере юстиции, если на них не стояла виза Прокурора СССР8.
После телеграммы И. Сталина от 10 января 1939 г. и отмены секретного приказа № 16/4-с органы юстиции на некоторое время ужесточили борьбу с контрреволюционными преступлениями. Так, в директиве Н. Рычкова от 11 февраля 1939 г. отмечалось, что суды по-прежнему допускают некритичный подход к отказу подсудимых от показаний. Суд должен разоблачать такие попытки,
а не поощрять их, гласил приказ. В совместном директивном письме от 22 марта 1939 г. № 16/13-сс Прокуратура и НКЮ СССР анализировали плохую работу судов по делам о контрреволюционных преступлениях. Судьи получили
взаимоисключающие указания. С одной стороны, предписывалась борьба с
нарушением процессуальных норм, с упрощенчеством, с другой – давалась
установка на беспощадную борьбу с контрреволюционными преступлениями.
Письмо предписывало судьям критично подходить к заявлениям подсудимых
136
А. Я. Кодинцев
Страницы истории
об отказе от показаний, данных на предварительном следствии. Эти заявления, указывалось в письме, нередко являются «классовой вылазкой». «Имеется немало случаев, когда суды возвращают дела на доследование только по
заявлениям обвиняемых на суде об отказе от своих показаний». Такая практика запрещалась. Адвокаты не имели права задавать вопросы об избиении
обвиняемых и свидетелей на предварительном следствии. Судьи не должны
были подводить свидетелей к отказу от данных показаний9.
Однако уже 5 апреля 1939 г. Политбюро ЦК приняло решение, согласно которому областные суды получили право снимать судимость по ст. 58 УК, если
лица не менее трех лет после освобождения не совершали новых преступлений (по просьбе Л. Берия и А. Вышинского). После этого суды были вновь сориентированы на восстановление правосудия. По этому вопросу вышла серия
секретных приказов НКЮ СССР и НКЮ союзных республик, постановлений
Пленума Верховного Суда СССР, усилились репрессии в отношении сотрудников НКВД, совершивших преступления против обвиняемых. В 1939 г. многие из
них были осуждены «за превышение должностных преступлений», а в 1940 г.
их дела вновь пересматривались, и военные трибуналы осудили тысячи чекистов к высшей мере наказания. В таких условиях объем дел, рассматриваемых
в особом совещании, резко сократился. Основную часть контрреволюционных
преступлений рассматривали военные трибуналы и судебные коллегии по уголовным делам областных и верховных судов. В числе новых жертв также оказались члены парткомов, «травившие» сослуживцев. Пленум Верховного Суда
СССР прямо санкционировал начало массового пересмотра дел осужденных
по ст. 58 в 1936–1938 гг. В «Правде» была опубликована статья, призывавшая
арестовывать клеветников. Действительно, многие дела были пересмотрены,
многие доносчики осуждены. Оправданных людей восстанавливали на прежней
работе. Ж. Рожнева приводит пример из практики Новосибирского областного
суда: 24–26 сентября 1939 г. выездная сессия судебной коллегии по уголовным
делам Новосибирского областного суда проводила повторное слушание дела
по обвинению группы колхозников (6 человек) из колхоза «Ленинский труд» Черепановского района, которые в 1938 г. были приговорены по ст. 58-7, 58-10 УК
РСФСР к большим срокам лишения свободы. На суде было установлено, что
никаких документов, подтверждающих обвинение, в деле не имелось, а проводившие следствие сотрудники райотдела НКВД применяли меры насилия как
к обвиняемым, так и к свидетелям. Многочисленные факты якобы контрреволюционной деятельности подсудимых либо вообще не имели места, либо
представляли извращенную интерпретацию событий, что делало обвинение
абсолютно безосновательным. В результате суд оправдал всех обвиняемых.
На протяжении 1939 г. сторонники А. Вышинского несколько раз предлагали
начать массовый пересмотр приговоров по делам о контрреволюционных преступлениях, но это могло сильно дискредитировать НКВД и Военную коллегию Верховного Суда СССР, поэтому их сопротивление было очень сильным.
3 декабря нарком юстиции, председатель Верховного Суда, Прокурор СССР
направили на имя И. Сталина и В. Молотова письмо, в котором просили начать массовый пересмотр приговоров, вынесенных ранее Военной коллегией
Верховного Суда СССР. И. Сталина такой пересмотр не устраивал, и предложение было отклонено. 13 декабря новый Прокурор СССР М. Панкратьев попытался вновь обратить внимание вождя на проблему, связанную с деятельностью НКВД. Органы прокуратуры накопили много данных об осуждении лиц
к высшей мере наказания «тройками» и Особым совещанием НКВД, при этом
во многих приговорах вообще не содержалось указаний на совершение какихлибо преступлений. В связи с этим Прокурор СССР предлагал поручить пеВысшие органы юстиции СССР и режим законности в 30-е гг. XX в.
137
Российский юридический журнал. 3/2008
ресмотр таких дел только Особому совещанию. Решения «троек» подлежали
отмене, состав преступлений мог быть переквалифицирован на другие виды
деяний. 23 апреля 1940 г. был подписан приказ НКВД и Прокуратуры СССР, согласно которому постановления «троек» подлежали пересмотру только в Особом совещании10. Л. Берия добился принятия решения Политбюро ЦК ВКП(б)
об освобождении арестованных за контрреволюционные преступления только
с согласия НКВД.
Согласно секретному приказу НКЮ СССР и Прокурора СССР от 20 марта
1940 г. № 058 «О порядке освобождения из-под стражи лиц, оправданных по
делам о контрреволюционных преступлениях» оправданные лица не подлежали немедленному освобождению судами из-под стражи, а должны были направляться в те места заключения, откуда они были доставлены в суд. Суды
обязывались предварительно выяснить в органах НКВД, не имеется ли с их
стороны каких-либо возражений в отношении освобождаемых, «независимо
от вынесения по данному делу оправдательного приговора». По совместному
приказу Прокуратуры СССР и НКЮ СССР от 9 мая 1940 г. № 96/62-с порядок
освобождения из-под стражи, указанный в приказе № 058, распространялся на
все расследованные органами НКВД и переданные в суд дела. Приказ от 1 августа 1940 г. № 0160 ограничил действие приказов № 058 и 96/62-с только делами НКВД (очевидно, имеется в виду следствие и специальные подразделения), исключив милицию и прокуратуру. 23 мая 1940 г. вышло аналогичное постановление Пленума Верховного Суда СССР № 14/7/у/с.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-9492. Оп. 1. Д. 17. Л. 23;
Оп. 1А. Д. 1. Л. 29, 34; ОГАЧО. Ф. Р-916. Оп. 22. Д. 8. 37.
2
ГАРФ. Ф. Р-9492. Оп. 1А. Д. 2. Л. 150; ОГАЧО. Ф. Р-916. Оп. 22. Д. 8. Л. 6.
3
ОГАЧО. Ф. Р-916. Оп. 22. Д. 8, Л. 36.
4
Крыленко Н. В. О суде и праве в эпоху социализма // Известия. 1936. № 136. С. 3; Он же.
Советское правосудие. Суд и прокуратура в СССР. 2-е изд. М., 1937. С. 12.
5
ГАРФ. Ф. Р-9492. Оп. 1. Д. 12. Л. 51; Оп. 1А. Д. 3. Л. 78–96.
6
ГАРФ. Ф. А-353. Оп. 13. Д. 7. Л. 38–41; Д. 10. Л. 56–64; Ф. Р-9492. Оп. 1. Д. 27. Л. 47,
83–84, 283; Оп. 1А. Д. 4. Л. 157–162.
7
Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. ХХ век. 1937–1953 гг. М., 2001. С. 207–210; Кожевников М. В. История советского суда.
М., 1957. С. 280–283; Сов. юст. 1940. № 13. С. 5–8; № 14. С. 7–8; № 17/18. С. 3; Соломон П.
Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 292–313; Справочник народного судьи. М.,
1946. С. 99, 150, 213–215; Хлевнюк О. 26 июня 1940 г.: иллюзии и реальности администрирования // Коммунист. 1989. № 9. С. 86–96; ГАРФ. Ф. А-353. Оп. 13. Д. 10. Л. 135–138, 168, 175,
178, 181; Д. 14. Л. 67, 71–72, 78, 106, 137; Оп. 16. Д. 35. Л. 45; Ф. Р-5446. Оп. 24А. Л. 152–154;
Оп. 25А. Д. 375. Л. 83, 95, 100–102, 105, 108; Оп. 81А. Д. 357. Л. 113; Ф. Р-9492. Оп. 1. Д. 42.
Л. 27; Д. 47. Л. 303–305, 346, 356, 381–400, 443, 468; Д. 1538. Л. 175; Оп. 13. Д. 10. Л. 175–178;
Д. 14. Л. 67, 71–72, 74–80, 104–106, 137.
8
Кудрявцев В. Н., Трусов А. И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002. С. 291–292;
Соломон П. Указ. соч. С. 248; ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 23а. Д. 316. Л. 1–29; Ф. Р-9492. Оп. 1А.
Д. 5. Л. 27–28.
9
Муранов А. И., Звягинцев В. Е. Досье на маршала. Из истории закрытых судебных процессов. М., 1996. С. 127–129; ГАРФ. Ф. Р-9492. Оп. 1А. Д. 5. Л. 93–97.
10
Обухов В. В. Правовые основы организации и деятельности военных трибуналов войск
НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Дис. … канд. юрид. наук.
М., 2002. С. 65–66; РГАНИ. Ф. 89. Перечень 73. Д. 5. Л. 1–3; Д. 6. Л. 1; Д. 7, Л. 1–3; Д. 164,
Л. 1–2.
1