Н. Азарова ОБРАЗ ДОМА В ПОВЕСТИ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА

Н. Азарова
ОБРАЗ ДОМА В ПОВЕСТИ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА «КОТЛОВАН» И РОМАНЕ
ЕВГЕНИЯ ЗАМЯТИНА «МЫ»
Актуальность и новизна данного исследования определяется широким интересом
современного литературоведения к творчеству Андрея Платонова и Евгения Замятина.
Однако вопросу раскрытия образа Дома и понимания идеи Дома в прозе Платонова и
Замятина российские и зарубежные исследователи уделяют недостаточное внимание.
Дом с точки зрения традиционного восприятия делится на внутренний Дом или
Дом души, Дом - семью и Дом - государство, каждый из которых подчинен и определен
по-своему четвёртому: Отечеству Небесному, освящающему отечество земное.
В романе «Мы» Евгения Замятина на первый план выступает Дом - государство как единственно значимая с точки зрения его руководителей структура, способная
обеспечить население абсолютным счастьем. В Едином Государстве нет Бога, а выше всех
богов почитается Благодетель, имеющий у Замятина имеет демоническую природу.
Верхний элемент «домашней» парадигмы у Замятина смещён: отечество небесное
подменено преисподней, движение к вечной жизни оказывается движением к смерти, а
отсюда становятся очевидными причины отсутствия либо насильственного разрушения
идеи Дома в сознании персонажей романа.
Идея государственного Дома в повести «Котлован» реализуется через образ
«общепролетарского дома» - символа осуществляемых в стране преобразований. «Вечное
здание», по замыслу инженера Прушевского, «должно превратить смертную
человеческую жизнь в жизнь вечную» [9: 247]. Очевидно, что для героев повести «общий
Дом» означает нечто большее, чем жилье. Они воспринимают его устройство как
осуществление мечты о земном рае, которым можно было бы считать социализм. Однако
автор дает понять, что «проект переустройства природы и общества обречен и не имеет
будущего, если он основан на насилии» [9: 245]. Развитие всех процессов описываемых в
повести «Котлован», оказывается обратно направленным: строительство останавливается
на цикле котлована, движение вверх, связанное с идеей построения башни, оборачивается
движением вниз, в рытье котлована, который оказывается пропастью и могилой для
землекопов и девочки Насти. Даже верхний элемент «домашней» парадигмы - Дом Божий,
оказывается в «Котловане» трансформирован. Важная деталь текста - Храм стал местом
сбора средств на новый трактор, происходит разрушение и фактическая подмена церкви
государством. Таким образом, согласно концепции Платонова подобное развитие страны есть колоссальный шаг назад, деградация государства как системы. Дом-государство
постепенно превращается в Дом-тюрьму.
Государство у Замятина - это уже «сверхказарма под огромным стеклянным
колпаком» [4: 15]. Вся деятельность Единого Государства направлена на обеспечение
существования, спокойствия и безопасности самого себя. Весь мир его построен из стекла,
поскольку через него все видно, все известно. И если герои Платонова не сумели
построить свою башню до небес, вмещающую в себя весь пролетариат, то у Замятина эта
башня превращается в стеклянные прозрачные дома - клетки, в которых живут
обезличенные нумера, каждый шаг которых находится под контролем. Считается, что
образ Дома как стеклянной клетки восходит к фольклорному образу символизирующего
смерть стеклянного гроба [8: 9]. В романе «Мы» тоталитарное государство выступает как
единственно возможный при данном строе вариант высшей формы Дома, основанного на
рассудке, математически выверенного, идеально скроенного.
Дома-клетки выполняют функцию малого Дома - Дома - Семьи в Едином
Государстве. Но жилье нумеров вряд ли можно назвать полноценным Домом, семьи как
таковой в мире романа «Мы» не существует, она давно утратила своё значение.
Необходимость ее искусственно устранена - нумера до конца не понимают, что такое
«семья» а потому нельзя и говорить о функционировании Дома - Семьи. Образ малого
Дома у Замятина в романе практически не реализуется, дается полутонами, намеками, а в
финале сводится к нулю либо происходит перенос пространства малого Дома в сферу
сознания героя. Для Д-503 оно остается единственной, хотя бы отчасти защищенной от
постороннего вторжения областью.
Неслучайно автор вводит в повествование образ Древнего Дома: таким образом
подчеркивается идея утраты ценностей, которые дает человеку семья: дети, уют, покой,
родство душ, личное пространство, возможность быть не таким как все, оригинальным,
внутренне свободным. Древний Дом - не что иное, как заброшенный Дом - Семья - символ
ушедшего прошлого. Для главного героя он становится и средством духовного развития,
обретения души через движение от «гармонии» Единого Государства к авантюре
свободного выбора, индивидуального поступка. Но, к сожалению, Д-503 уже не способен
полностью освободиться от «счастья», навязанного Единым Государством, и
предпочитает отказаться от борьбы ради сохранения внутренного равновесия своего и
государственного. Он добровольно соглашается на операцию по «вырезанию фантазии»,
чтобы стать «совершенным», «машиноравным» и «абсолютно стопроцентно счастливым».
Проза А. Платонова «почти не знает малого пространства дома. Универсальная
бездомность, вечное странствие человека по земле в поисках истины и сердечного тепла,
любви, в поисках родного душевного начала, которое бы избавило человека от сиротства
и отчуждения - все это обусловлено особым типом платоновского героя: он - странник,
«идущий в пространство» [8: 12]. Уточним, что для прозы А. Платонова отсутствие
малого дома является деталью, определяющей неблагополучие мироустройства и
мироощущения героев, и в этом качестве « необходимая, для исходного положения в
развитии сюжета, направляющая его к поискам выхода из ситуации сиротства и
бездомности» [8: 12].
Герои Платонова стремятся к обретению малого Дома, чтобы через это обрести
счастье и покой, но крушение надежд обрекает их на вечное странствие в поисках смысла
жизни и оставляет в положении бездомности: Вощев в самом начале повести получает
расчет с механического завода и вынужден оставить жилье, находится в постоянном
поиске смысла жизни, так как ему «без истины стыдно жить» [2: 28]. Инженер
Прушевский имеет дом, но он абсолютно одинок и жить ему не для кого: кажется, что он
«кого-то утратил и никак не может встретить...» [2: 30]. Жачев, инвалид войны, видит
смысл своей жизни в истреблении буржуев как класса, но понимает, что слой таких
«грустных уродов как он сам также не нужен социализму, и его вскоре также
ликвидируют в далекую тишину» [2: 80]. Герои бездомны и тема бездомности становится
центральной в повести «Котлован». Идея Дома остается практически не реализованной,
малое пространство Дома как очага, укрытия, места отдыха, места семьи отсутствует в
произведении, либо находится в стадии разрушения. Дом государственный оказывается
призрачной утопической мечтой, неосуществимой, как и надежда на возможность
обретения в нем счастья как для ныне живущих так и для будущего.
В повести Платонова возникает образ Дома-гроба. Перед нами предстает
разрушенная, раскулаченная деревня, с жителями добровольно или принудительно
идущими на смерть. Крестьянские хозяйства разграбляются, люди ликвидируются.
«Деревня заготовила гробы на всех жителей, чувствуя исход. Зажиточные мужики
ложатся в заготовленные впрок гробы с началом раскулачивания, готовятся к вечному
покою в собственных домовинах» [3: 167]. Гроб - это символ последнего пристанища
после смерти, вечного Дома, поэтому так серьезно крестьяне относятся к переходу в иной
мир. Недаром синоним слова «гроб» - «домовина» в основе своей имеет слово «дом». А
поскольку смерть трактуется как «один из возможных вариантов жизни» [6: 96], гроб
нужно рассматривать как образ последнего Дома для человеческого тела.
У Платонова соединяются две модификации образа Дома - колыбель и гроб: Настя,
удочеренная землекопами девочка, спит в гробу и играет возле него, в нем же ее потом и
хоронят. Образы колыбели и гроба соотносятся с «образом лодки как средства перехода в
иной мир: раскулаченные крестьяне, заготовившие гробы впрок, символично затем
мастерят себе общий новый гроб-плот, на котором отправляются затем на смерть» [7: 31]:
- А к чему же те бревна-то ладят, товарищ активист? - спросил задний середняк.
- А это для ликвидации классов организуется плот, чтоб завтрашний день кулацкий сектор
ехал по речке в море и далее... [2: 67]
Человеческая личность должна рассматриваться как фундаментальный элемент
«домашней» парадигмы - жилище души. Для героев Замятина душа - это опасное
заболевание, для излечения от которого хороши любые средства. Дом без жильца - пустой
дом, заброшенный, а в данном контексте - бездушный, как и люди, живущие в мире
Единого Государства. Собственно в мире романа «Мы» жители воспринимаются не как
личности, а как человекономера, винтики в хорошо отлаженном механизме, цель работы
которого - всеобщее счастье. Только достигается это счастье посредством регламентации
жизни отдельных нумеров через отказ от личности, отказ от имени и замены его номером.
Счастье с точки зрения Единого Государства - это совершенство, а совершенство - это
абсолютная механизированность людей. Душа у героев Платонова почти уравнивается с
категорией сознания. Платоновские герои стремятся выйти за пределы своих жилищ,
чтобы обрести душевный смысл жизни, либо стремятся к смерти, выпустить душу из тела
как временного ее пристанища, и тем самым обрести вечный дом, слиться с
бесконечностью и достигнуть Отечества Небесного. Происходит намеренное разрушение
Дома души ради того, чтобы не быть порабощенным Государством - тюрьмой.
Итак, Платонов и Замятин создают образ подвергающегося разрушению,
гибнущего малого Дома, Дома Семьи.
Особо подчеркнем, что хронологически роман Евгения Замятина написан почти на
десятилетие раньше, чем повесть Андрея Платонова, но события, описанные в
«Котловане» могли бы логически предшествовать событиям романа «Мы». С точки
зрения Михаила Геллера «в обоих произведениях одна предпосылка - война между
городом и деревней» [5: 222]. В «Котловане» это процесс коллективизации,
происходивший в Советском Союзе. То, чего так и не удалось достичь героям Платонова,
с успехом реализовано в первой русской антиутопии. Замятинское Единое Государство
одерживает победу, потратив двести лет на ведение войны и истребив восемьдесят
процентов населения в попытках сделать его математически счастливым.
В обоих произведениях образ Дома не укладывается в традиционное восприятие: и
в повести «Котлован», и в романе «Мы» показано постепенное разложение и
исчезновение как самой парадигмы Дома так и каждого отдельного ее элемента.
Литература
1. Замятин Е.И. Избранные произведения в двух томах. Том 2. - М.: Художественная
литература, 1990. - 412с.
2. Платонов А.П. Котлован. Роман. Повести. Рассказы. - Екатеринбург: У-Фактория,
2002. - 670с.
3. Васильев В. Андрей Платонов, М.: Современник, 1990, 288с.
4. Воронский А. Литературные силуэты. Евгений Замятин. Электронная библиотека
Олега Колесникова - 18с.
5. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. - М.: Мик, 2000. - 425с.
6. Голубков М.М. Русская литература XX века. После раскола. - М.: Аспект Пресс,
2002. - 270с.
7. Петрова М. Образ дома в фольклоре и мифе Эстетика сегодня: состояние,
перспективы. Материалы научной конференции. 20-21 октября 1999 г. Тезисы докладов и
выступлений. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 1999 - С. 59-61.
8. Разувалова А.И. Образ дома в русской прозе 1920-х годов: Дис. … канд. Филол.
Наук: 100101/ Красноярск, 2004. - 240с.
9. Русская литература XX века том 1. 1920-1930-е годы/ Под. Ред. Кременцова Л.П. М.: Академия, 2003. - 316с.