Лазарева Е.В. Иерархия ценностей в романе Татьяны Москвиной «Смерть это все мужчины» Филологические науки ИЕРАРХИЯ ЦЕННОСТЕЙ В РОМАНЕ ТАТЬЯНЫ МОСКВИНОЙ «СМЕРТЬ ЭТО ВСЕ МУЖЧИНЫ» Е.В. Лазарева HIERARCHY OF VALUES IN TATYANA MOSKVINA’S NOVEL “DEATH IS BARELY MEN” Lazareva E.V. This article is devoted to one of the topical problems of contemporary literature of our country – the gender picture of the world in the aspect of axiology. The paradox of Moskvina’s text is the dialectics of feministic and antifeministic types of value statements. Статья посвящена одной из актуальных проблем современной отечественной литературы – гендерной картине мира в аксиологическом аспекте. Парадокс текста Москвиной – диалектика феминистского и антифеминистского типов ценностного высказывания. Ключевые слова: женская проза, гендерное, аксиология, ценность. УДК 82.091 80 Т.В. Москвина – ярчайшее явление современной литературы. Театровед, кинокритик, публицист и эссеист, драматург и прозаик, она буквально потрясла, казалось бы, пресыщенную всевозможными интеллектуальными изысками российскую читательскую публику вышедшим в 2005 году романом «Смерть это все мужчины» (название романа – цитата из стихотворения И. Бродского, но без тире после слова «смерть»). В литературе последнего десятилетия немного найдется книг, вызвавших столь же страстную полемику как на страницах серьезных изданий, так и в Интернете. Позже Москвина с присущими ей иронией и самоиронией описывала ситуацию: «Я мужественно приготовилась «отвечать за базар». По надутым губкам и дрожащим от обиды подбородкам моих мужских друзей было понятно, что не отвертеться мне, что никакими ссылками на художественность и вымысел не оправдаться мне, и потому следует признать честно: да, книга моя – удар, и от нее – больно» (2, с. 32). Ощущение удара роман вызывает именно потому, что он, в отличие от значительной части постмодернистских и околопостмодернистских произведений, играющих и заигрывающих с читателем, написан абсолютно всерьез («серьезнее и умирать не будем», говоря словами М. Цветаевой). Ирония и сатира, которыми перенасыщен роман, представляющий картину мира глазами умной, ироничной, часто озлобленной героини, нисколько не отменяют этого впе- 58/2008 Вестник Ставропольского государственного университета чатления. Они вызваны именно глубочайшей серьезностью героини романа, журналистки Александры Зиминой, имеющей четкую и незыблемую систему ценностей, которую она яростно защищает, – вплоть до попытки уничтожения враждебного и несправедливого мира и самоуничтожения. Именно приверженность героини своей ценностной системе в конце концов потребовала от нее «полной гибели всерьез», мощная энергетика разрушения, в которую превратилась созидательная по природе женственная креативность Александры, в финале романа убивает ее саму. Важно, что происходит это жуткое саморазрушение при практически полном «внешнем благополучии», как можно было бы определить жизненную ситуацию Александры в иной ценностной системе, выражаемой женским обывательским сознанием репликами типа «с жиру баба бесится» или «и что ей еще надо». «Смерть это все мужчины» – романобвинение, основной пафос автора и героини – инвектива, адресатами которой являются четыре абстрактных «мужских» псевдоперсонажа, репрезентирующих на разных уровнях глубоко враждебную героине систему ценностей «мужского мира». Первый – собирательный образ мужчины в его типичных мужских ролях мужа, возлюбленного, любовника, отца, защитника, творца культуры и оплота государственности, причем последнее не менее значимо для Москвиной, чем классический любовный конфликт и связанные с ним «классические» женские обвинения. Второй – образ социума, враждебного женщине «мужского мира», несправедливого, жестокого, бездуховного, лишенного жалости и теплоты. Для героини Москвиной фаллократия, фаллоцентризм – не выдумка воинствующих феминисток (заметим, что сама Александра – отнюдь не феминистка), а повседневная страшная действительность, каждый день наносящая болезненные удары и не позволяющая забыть о себе. Третий – не кто иной, как сам Создатель мира, Отец, Господь, с которым героиня находится в постоянном напряженном диалоге, выражающем сложные амбивалентные отношения любви-подчинения и яростного сопротивления, своего рода варианта карамазовского бунта женщины. Четвертый – особый персонаж, не названный по имени, но имплицитно присутствующий в тексте Москвиной как контролирующая инстанция и постоянный оппонент. Это Логос, «мужское письмо», мужской дискурс, ядро «фаллологоцентризма» феминисток, Логос, вызывающий творческую зависть как ценность, данная Отцом мужчинам и вожделенная для героини, человека пишущего, более всех остальных сокровищ «мужского» мира. Этим четырем мужским псевдоперсонажам противопоставлены, соответственно, четыре женских, представляющих иерархию ценностей Москвиной. Первому, Мужчине, противостоит (против воли, поскольку избежать этого противостояния – ее заветная мечта) Женщина. Ее традиционная ролевая парадигма симметрична мужской – жена, возлюбленная, любовница, мать, хранительница домашнего очага и культуры, опора государства. Разница в том, что в художественном мире Москвиной Женщина выполняет свои роли, а Мужчина – нет, что объективно является причиной дисгармонии мира, субъективно же – причиной трагического мироощущения героини. Второму, «мужскому миру», противостоит «женский мир», неброский, неяркий, мир повседневного героизма женских персонажей типа Фани и Вани. Этот мир состоит из тысяч повседневных забот и мелочей, воспитания детей, стирки и уборки, приготовления обеда и т.п. За это не платят, не дают медалей и званий, это не приносит славы и всенародной любви. Это нечто вроде изнанки «мужского мира», без которой тот не мог бы существовать, но отнюдь не испытывает за все это благодарности и упорно отказывает «женскому миру» в самостоятельной культурной ценности. Третьему, главному закадровому персонажу романа, Самому Отцу, объекту любви и ненависти Александры, противопоставлена Великая Мать, Природа, древняя мно- 81 Лазарева Е.В. Иерархия ценностей в романе Татьяны Москвиной «Смерть это все мужчины» голикая богиня. В мифопоэтике романа она занимает центральное место. Ее законы священны и незыблемы и, что самое главное, не противоречат законам Отца, но не исполняются Его детьми мужского пола. Между Отцом и Матерью – давняя размолвка, причины и следствия которой составят онтологический сюжет следующего романа Москвиной «Она что-то знала». Четвертому, мужскому Логосу, противопоставлено женское письмо – не как персонаж, но как сквозной мотив (размышления о мужском и женском видении в современной литературе, о женском творчестве) и как факт внутреннего монолога Александры, ставшего, собственно, текстом романа. Классический прием: автор умирает – текст остается. Таким образом, художественный мир романа Москвиной базируется на четких иерархически организованных оппозициях, имеющих ценностный характер. Рассмотрим каждую из оппозиций в порядке возрастания значимости данной ценности для автора и одновременно в порядке убывания видимой сюжетообразующей роли мотива, т.е. «снизу» «вверх». Мужчина – Женщина Первая оппозиция реализуется (в идеале – снимается) в любви, приобретающей в художественном мире Москвиной статус некоей сверхценности, пронизывающей мироздание «по вертикали». Размышления Москвиной о ценности любви значительной части читателей могут показаться циничными, поскольку ее «любовный» дискурс – не эстетический и не этический, а «экономический». Для филолога в этом нет ничего неожиданного: понятия «ценность», даже если речь идет о духовных ценностях, и «цена» слишком тесно связаны, и отнюдь не только общим корнем. «Заплатить слишком большую цену», «знать себе цену», «набивать себе цену», «грош цена», «цены нет», «ценить по достоинству» – подобных выражений немало в русском языке. Сожалея о девальвации любви в современном мире, автор эссе «Вред любви очевиден» призывает – и почти без иронии – к некоему морато- 82 рию на любовь. «Недостойных любить не надо…Таким нехитрым путем создается ценность любви и ценность женщины. Сейчас такой ценности нет... из-за перепроизводства любви и вручения ее недостойным женщины потеряли цену. Это дешевый, бросовый товар, который всегда на прилавке». И далее: «Ценность может возникнуть только – когда? Правильно, девочка, садись, пятерка. Ценность возникает при наличии дефицита» (2, с.51). В справедливости этих и подобных утверждений убеждаются все героини Москвиной, которым доверено в той или иной степени быть носителями авторского сознания и, следовательно, авторской аксиологии. Лирический метасюжет, воспроизводимый в большей части произведений Москвиной («Одна женщина», «Па-де-де», «Рождение богов», «Преступление солнца», «Смерть это все мужчины»), вполне классический: женщина, вызывающая уважение и симпатию автора и читателя, влюблена в мужчину, который не стоит подобного чувства и не оправдывает ожиданий возлюбленной. Кульминация сюжета – любовное разочарование героини, приобретающее черты экзистенциальной катастрофы. Журналистка Александра Зимина, героиня романа «Смерть это все мужчины», – воплощенная женственность, парадоксально (с точки зрения мужчин) дополненная незаурядным интеллектом и вынужденной ироничностью. Независимостью своих суждений она невольно провоцирует окружающих и вызывает неадекватное впечатление о своей личности. В действительности ей нужен лишь мужчина, соответствующий ее представлениям о «тех, из породы Отца», т.е. способный дать женщине ребенка, тепло и заботу, создать вместе с ней уютный дом и быть подлинным оплотом не только для нее, но и для страны, и для мира. Последнее для Москвиной отнюдь не преувеличение: анализируя «вертикаль власти» (губернатор и его ближайшее окружение), она убеждает читателя в закономерности происходящих с Россией негативных изменений. «Социальные программы! Да ведь природа… против нас… Ты, ежели теперь при власти, настоя- 58/2008 Вестник Ставропольского государственного университета щие документики посмотри – что с детишками происходит, что в семьях, что там с гинекологией и потенцией» (3, с. 122). Героиня Москвиной, отнюдь не питая иллюзий по поводу сильной половины человечества, «заморозила» себя, запретила себе любовь. Горячая, темпераментная по природе, она не случайно носит фамилию Зимина, словно оборачиваясь к людям своей «холодной» стороной. Теоретизирование Александры, выстраивающей свою картину мира, во многом отталкивается от мифологемы спасительного холода: «Холод – друг жизни, верное средство от порчи материи, не прорастающей гнойниками иллюзий… не думать о безнадежной любви, с удовольствием чувствуя металлический, чисто северный блеск своей души» (3, с.13). Разумеется, читатель, уже начавший понимать Александру, не доверяет подобным конструкциям и ждет, когда же эти ледяные стены рухнут. Именно это и происходит, но ценой разрушения замка Снежной королевы Александры оказывается депрессия, расстройство психики и смерть. Женщина в мире Москвиной не может смириться с тем, что высшая ценность в ее иерархии отнюдь не является таковой для мужчин. «Что в нас есть самого чудесного, чему цены нет, чем можно мир перевернуть – то и объявлено какой-то ненужной ерундой» (3, с. 104). Мужчина перестал быть сыном Отца и противопоставил себя Матери, сведя любовь либо к сексу, либо к необременительному развлечению, либо к бытовым удобствам, которые дает совместное проживание с женщиной. Некоторые мужчины, впрочем, понимают любовь и способны ее ощущать, но и в этом случае реальная жизнь, повседневность, долг перед семьей и т.п. предъявляют свои права, и любовь никогда не побеждает этом поединке. Мужчины, окружающие Александру, даже лучшие из них, отнюдь не вызывают симпатии. (Последнее обстоятельство вызвало многочисленные негативные отзывы возмущенных тем, что Москвина якобы вывела свою героиню из зоны критики и сознательно «не подпустила» к ней достойного или хотя бы интеллектуально равного ей мужчину.) Ранний брак искалечил доверчивую женственность Александры: горячо любимый муж, профессорский сынок Лев Коваленский, женился на ней, чтобы многочисленные подружки «не раскатывали губу», т.е. не претендовали на брак и роскошную квартиру, а в ответ на известие о беременности жены сказал, что это ее проблемы и ребенок ему не нужен. Потрясение, пережитое юной Александрой, ушедшей от мужа, вызвало необратимые изменения в ее физиологии: кровотечение, в результате которого она потеряла ребенка, привело к тому, что теперь на все обиды и унижения ее организм реагирует внеплановым маточным кровотечением, а энергия оскорбленной и невостребованной женственности дает ей возможность принести вред и даже убить обидчика на расстоянии. Появившись вновь в жизни Александры спустя десять лет, бывший муж, даже не знающий, существует ли «маленький Львович», предлагает ей сойтись, поскольку она его устраивает в роли супруги советника губернатора. Отвращение и ужас Александры ему искренне непонятны: престижный муж с четырехкомнатной квартирой в центре, по его представлениям, просто не может быть отвергнут небогатой и не имеющей своей жилплощади женщиной. Романтическая ерунда вроде любви, доверия и нежности, на которые он не может рассчитывать после того, как предал жену, им в расчет не принимается и в его картине мира не присутствует. Не более симпатичен и нынешний сожитель Александры, «новый русский» Егор. Цинизм, с которым его использует Александра, живущая в его квартире и фактически за его счет (на свою зарплату корреспондента она не проживет) и про себя называющая «любимого» грибом и тупогубеньким бычком, может оттолкнуть читателя, но это лишь защитная реакция героини. Егор не знает и не интересуется, где работает Александра, что она думает и чувствует, что она за человек, он даже нетвердо помнит ее фамилию. Он не понимает, насколько она сложнее, умнее и нравственно выше его: вполне достаточно, что она умеет готовить, недурна собой и устраивает его как сексу- 83 Лазарева Е.В. Иерархия ценностей в романе Татьяны Москвиной «Смерть это все мужчины» альная партнерша. Характерно описание типичного «семейного вечера» Александры и Егора, данное Москвиной со смещением взгляда, «со стороны», т.е. в типичной женской, даже «бабьей» системе ценностей. «Потом я жарила свинину с картошкой, сбрызгивала листья салата лимонным соком, потом он смотрел телевизор, а я читала, потом мы легли спать, и вся эта пародия на жизнь, наверное, смотрелась со стороны как счастье» (3, с. 108). Лишь в финале романа, когда Егор больше узнает о «своей» женщине и чувствует, что может ее потерять, в нем начинает проявляться что-то действительно человеческое, но трагедию разрушения личности Александры этим уже не остановить. Сложнее складывается «лирический сюжет» Александры с главным мужским персонажем книги, ставшим непосредственной причиной экзистенциальной катастрофы Александры, – ее коллегой фотографом Андрюшей Фирсовым. Он – из породы Отца, поэтому и помогает всем своим трем женам, включая двух бывших, и четверым детям от трех браков, чем вызывает уважение и сочувствие Александры. Физическое и душевное притяжение, давно возникшее между коллегами, наконец разрешается во внезапной вспышке страсти, после которой счастливая Александра уезжает в город Энск, сообщив Андрею свои координаты и рассчитывая на его приезд – вопреки всему и даже отсутствию твердого «да, приеду» с его стороны. Его неприбытие воспринимается ею не как очередное разочарование в мужчинах, и без того не переоцениваемых, а как экзистенциальная катастрофа. Оставшаяся часть книги – непрерывный, все более ускоряющийся и сумбурный монолог героини, чье полубезумное состояние, усугубленное ощущением виновности (возможно, мнимой) в смерти Льва, выражается криком души: «Любви не вышло, Отец, забери меня отсюда или я уничтожу этот мир» (3, с.297). Мужской мир – женский мир Вторая оппозиция в ценностной иерархии Москвиной предполагает противопоставление двух картин мира, двух миров, неадекватно оцениваемых «человечеством 84 вообще». Александра, убежденная антифеминистка, все же согласна с феминизмом в том, что женщина вынуждена жить в мужском мире, навязывающем свою систему ценностей и выдающем ее за общечеловеческую. «Это чужой мир», – такова эмоциональная доминанта внутреннего мира Александры и близких ей женщин, озабоченных проблемой выживания в чужом мире. Характерно, что все мужчины-герои романа Москвиной – все, даже социальные аутсайдеры Карпиков и Фирсов или нелепый командированный Гена – чувствуют себя достаточно уверенно в жизни, потому что это их мир. Женщина же никогда не может быть спокойна, она вечно приспосабливается, старается соответствовать каким-то требованиям, гендерным стереотипам или же борется против несправедливости таковых, платя за это внутренним комфортом и своей женственностью. Почти все героини романа, подруги, родственницы, знакомые Александры или эпизодические персонажи, представляют собой разные варианты такого приспособления или протеста. Таковы подруги Фаня и Ваня (Анна Ивановна), плечом к плечу борющиеся за жизнь, поселившись в одной квартире и вместе воспитывая сыновей, разумеется, без участия отцов. Александра хочет сделать о них репортаж, но они с горечью отказываются: «Ну какой из нас пример?» Идеал семьи у Фани и Вани вполне классический: «Женщина выходит замуж и живет с одним человеком всю жизнь, рожает ему детей… и дети у нее здоровые, умные, и муж бодрый, не болеет, не умирает, и потом внуки» (3, с.97). Александра называет Ванин монолог ненаучной фантастикой. Почему, возмущенно спрашивает Александра, мир считает героем, например, Шумахера, выигрывающего у других гонщиков секунду и представляющего в романе абсурдные ценности мужского мира? «Подвигом считается, когда человек сделал что-то на секунду быстрее условного соперника, а жизнь Фани и Вани, которые двенадцать лет считают на ладонях копейки, чтобы вырастить реальных детей, подвигом не считается. Это так, проза… а в 58/2008 Вестник Ставропольского государственного университета почете все бесполезное, какие-то дурацкие игрушки» (3, с.261). Другой вариант приспособления к жизни в мужском мире – крошка Эми, приятельница Александры, смысл жизни которой – подогнать себя под гламурный стандарт красоты, тиражируемый мужскими и женскими глянцевыми журналами, чтобы найти мужика-спонсора. «Она наращивала. Наращивала ресницы, губы, волосы, ногти, грудь, собиралась нарастить ноги (!)». Эми вызывает у Александры снисходительную жалость, но не осуждение: гневный внутренний монолог героини направлен против мужчины-потребителя женской красоты и потому диктующего глупым девчонкам, «какой надо быть». «Разве от глупости человек просит ломать ему кости, чтобы удлинить ноги?... Не оттого, что ты говоришь, скверно улыбаясь, как тебе нравятся в женщинах вот эти долбанные длинные ноги? Тебе нравятся блондинки – они сожгут волосы краской. Тебе нравится большая грудь – увеличат, маленькая – отрежут… Они сделают все, что ты скажешь, они замучают себя, чтобы ты полюбил их…» (3, с.37). Еще один вариант выживания в мужском мире – принять правила игры, но не пускать никого внутрь, охраняя свой хрупкий мир. Так живет маленькая Лиза – юная проститутка, которой «деньги нужны для кайфа, а кайф – чтоб никого вас не видеть». Лиза умна и внутренне чиста, чувствует себя существом с другой планеты, ненавидит устроенный мужчинами лживый мир, продает свое тело и пишет повести про эльфов и принцесс. Александра как старшая и умная подруга пытается помочь девочке, вытащить ее хотя бы из наркомании, но часто ей нечего противопоставить Лизиной мизантропии, поскольку она сама – с той же планеты, тоже приспосабливается к «их» требованиям (отношения с Егором) и чувствует правоту Лизы, пусть и выражаемую в наивноромантическом или подчеркнуто циничном дискурсе. Каким же должен быть в идеале женский мир? Каковы его подлинные дочери, те, кого предал Отец и Его сыновья? Мифопоэтика романа Москвиной отвечает на этот вопрос чудесным образом Псиши – не Психеи и не Софии, но подлинно Вечной Женственности, не Души, а скорее Душеньки Богдановича. Для героини Москвиной быт, уют – отнюдь не мещанство, женщина, не умеющая устроить уют, бездарна и убога, какой бы интеллектуальной и одухотворенной она себе ни казалась (тема матери Александры). С какой теплотой и любованием, пусть и не без иронии, рисует Москвина «мещанский» рай в «домике-крошечке»! «И кот ходит, толстый, обалдевший от сливок, и скатерть белая не вином залита, а стоят на ней расписные чашки, и подушки взбиты, и пироги поднялись… и вот мужчина прилег вздремнуть и слышит, как часы тикают, как на фикусе лист вытягивается, как пытается дойти до кухни опухший от сытости таракан… «Вот я и в раю… – думает мужчина. – Век бы так!» (3, с. 285). Гений домоводства и уюта (читай – подлинной женственности) – бабушка Федосья. «Она знала толк в уюте – вязанные крючком салфетки, вышитые полотенца, кружевные покрывала, узорные скатерти, подушки-думочки, украшенные бисером… Руко-делие» (3, с. 162). Высокомерно-презрительное отношение к «мещанству» вызывает встречное презрение Александры. Любовь именно так, «помещански», и проявляется, вызывая в скорбящей по бабушке душе Александры торжественный реквием: «Благодарю тебя, золотая моя, благодарю за все – за пышные котлеты и невероятно тонкие блины, за душистое, с причудами, варенье и всегда чистые мои платьица, за сбереженное Евангелие и сказки на ночь… за терпенье и необходимую, как хлеб и вода, любовь» (3, с.159). Мужской мир – мир преимущественно мнимых ценностей, «игрушек», Шумахеров и Наполеонов, нравственной нечистоплотности, политических игр, войн, купленной любви и фальшивой красоты. В этом мире были и подлинные ценности, Его дар, но они либо отвергнуты большинством Его сыновей, либо опошлены и изуродованы до неузнаваемости: «О, это веселые ребята, они покупают проституток, а потом плачут, что нет больше на свете ни любви, ни верности» (3, с.104). 85 Лазарева Е.В. Иерархия ценностей в романе Татьяны Москвиной «Смерть это все мужчины» Отец (Он, Господь, Бог) – Мать (Она, Природа, Красная Дама) Онтологическая структура художественного мира Москвиной представлена оппозицией Отца (он же Демиург, Создатель мира) и Великой Матери (мировой Женственности, Природы, «мамы Венеры»). Для Александры мир одухотворен, деревья и травы живы и почти разумны, и во всем – дыханье Творца. Но религия Александры, по ее ощущениям, «не помещается» в рамки православия, и к Отцу она относится как девочка-подросток с трудным характером: любит, но говорит дерзости, постоянно ссорится и отстаивает право на независимость. Она хотела бы быть послушной и любимой дочерью, но слишком много обид от Его сыновей и от Него Самого, и ее гордая своенравная натура не может ни простить Ему, ни позволить Ему простить себя. Православного человека многое может оттолкнуть в романе и личности героини, но в ее пламенных инвективах нельзя не узнать отзвуки парадоксальной и проблематической религиозности Достоевского, Толстого, Кьеркегора или Ницше, но в подчеркнуто «женском» варианте. Ее бунт – бунт женщины. Не столь драматичны, но более глубоки и серьезны взаимоотношения Александры с Матерью. У этой героини много имен, назовем ее Природой, поскольку именно в этой ипостаси она наиболее близка своей «доченьке». Естественно, что та чувствует себя любимицей, избранницей «мамы», она не «любит природу», как турист, и даже не живет в ней, она и есть природа, и это ощущение живой связи каждого своего слова или жеста с «мамочкой» – величайшая ценность для Александры. И когда Коваленский иронически называет жену «секретным агентом природы», та вполне серьезно отвечает: «Как большинство женщин» (3, с.122). Ответная связь может осуществляться по-разному. В детстве Александра обращает внимание на то, как добры к ней лес и солнце: она никогда не могла заблудиться, всегда была удачливей всех в ягодной и грибной охоте, слышала внутри себя ласковый голос. Природное начало Александры проявляется 86 в двух ее особенностях. Во-первых, на любую обиду она реагирует маточным кровотечением (последствия психологической травмы, нанесенной мужем), которое становится способом самоубийства в финале романа после «убийства» мира. Она чутко прислушивается к своей матке, называя ее Она, ведя с «Нею» внутренний диалог и ощущая «Ее» ритмы. «Женщина не мечтает о трансцендентальном или историческом бегстве от естественного цикла, поскольку она и есть этот цикл. Ее сексуальная зрелость означает слияние с луной… Луна, месяц, менструации (moon, month, menses): одно слово, один мир» (4, с. 22). Героиня Москвиной часто размышляет о своей биологической природе: «Я иногда думаю, говоря с мужчинами во время месячных очищений, что вот они и не подозревают, что говорят с человеком, у них на глазах истекающим кровью. И я обязана это тщательно скрывать, не подавать виду, притворяться, что я – нормальная, такая же, а какая же я такая же?» (3, с. 254). При всей интеллектуальности Александры природное, биологическое, естественное более важно и значимо в ее ценностной иерархии. Кроме этого, Александра обладает (а возможно, это лишь ее иллюзия) способностью причинять неприятности и даже убивать на расстоянии. Истыкав ножом фотографию бывшего мужа, она с ужасом узнает о его внезапной смерти, и проклинает себя за злоупотребление, за нарушение законов Матери-Природы. Последняя появляется на страницах романа и в своей божественной ипостаси – как Красная дама, «мама Венера», абсолютная красота и сексуальность. Она – бывшая жена Отца, ушедшего от нее к «той, что родила Бога», напоминающая одновременно Афродиту, Астарту, Лилит и Софию гностиков. Она сочувствует бедной «доченьке», уходящей из мира и жизни тоже в красном платье и в волне крови, и встречает ее «по ту сторону» бытия. Мужское письмо – женское письмо В глубоком и остроумном автокомментарии «В час роковой. Признание автора» Москвина, словно не вполне доверяя 58/2008 Вестник Ставропольского государственного университета догадливости «проницательного читателя», афористически формулирует свое кредо, утверждает и защищает свою систему ценностей. «Я не отдам свое – любовь к высоте человеческого духа, мечту о России, поэзию, поиск истины, обожание природы, гордое личное время, выстраданную свободу – за снисходительное разрешение и мне «быть умной» и участвовать в мужских играх на правах «товарища специального устройства» (выражение Андрея Платонова)» (2, с.32). И нельзя не заметить, что в этом ряду «значимо отсутствует» еще одна несомненная ценность, утверждаемая всей жизнью автора – Слово. Традиционно Слово считается даром Бога Адаму, а через него – всем мужчинам, особенно почитается в христианской культуре («И Слово стало плотью…»), где Логос синонимичен креативности, причем отчетливо мужской: творящая Логос (Логосом?) женщина есть нечто несуразное. Драматизм отношений женщины и Слова, многовековая обреченность ее на роль немого объекта, а не субъекта культуры – любимая тема теоретиков феминизма. «Внутри этой психосимволической структуры (христианская западная цивилизация) женщины чувствуют себя отрезанными от языка и общественного договора, в которых они не находят ни чувств, ни значений тех отношений, которые связывают их с природой, их телами, телами их детей, другой женщиной или мужчиной» (1, с.133). О том же кричит обиженная «Псиша» Александры: «Ловушки ловушки из гнилых слов а слова им давали мне не было слов и завет с ними заключали со мной не было завета» (3, с.70). Не случайно героиня – журналистка, т.е. человек, работающий со словом, и явно способный на большее, чем газетные очерки: ведь и сам роман есть не что иное, как рассказ Алек- сандры. Она не испытывает пресловутой зависти к мужскому Логосу (Фаллологосу), но не считает справедливым «однополый» завет и возмущается оскверненным мужчинами Логосом, превращенным в пошлый «любовный» политический или публицистический дискурс. В аксиологии Москвиной Слово имеет абсолютное значение. Не «мужское» (пресловутый «фаллологоцентризм») и не «женское», принадлежащее лишь себе самому или Богу, с которым у героинь Москвиной такие сложные и драматичные отношения и который иногда вручает этот дар своим заблудшим неистовым дочерям. «Моя бедная девочка Саша сошла с ума – вот дурочка. Ей просто надо было написать роман» (2, с.33). ЛИТЕРАТУРА 1. 2. 3. 4. Кристева Ю. Время женщин // Гендерная теория и искусство. Антология: 1970–2000. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. Москвина Т. Вред любви очевиден: Эссе, киноповести, рассказы. – СПб: ООО «Издательство «Лимбус Пресс», 2006. Москвина Т. Смерть это все мужчины: роман / Татьяна Москвина. – СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2005. Палья К. Личины сексуальности / Пер. с англ. – Екатеринбург: У-Фактория: Изд-во Урал. ун-та, 2006. Об авторе Лазарева Елена Витальевна, советник отдела правового управления Законодательного собрания Краснодарского края, аспирант третьего года обучения (заочное отделение) кафедры современной отечественной литературы и критики филологического факультета Кубанского государственного университета. com09@kubzsk.ru 87