Крупицы автобиографии Aгнона рассеяны по его

ШМУЭЛЬ ИОСЕФ АГНОНwww.judaicaru.org/mekorhaim/lichnost_30.html‎
Крупицы автобиографии Aгнона рассеяны по его художественным произведениям,
выступлениям и письмам. Соберем эти крохи, склеим их недоговоренными фактами и
датами и составим образ, который когда-нибудь поможет лучше воспринять
многоплановое творчество Агнона. Ведь переводы из него, надо полагать, будут
встречаться
все
чаще.
Шмуэль Иосеф Чачкес, известный под псевдонимом "Агнон", родился
17.111.1888 - "я родился девятого ава, по истечении трех скорбных
недель, и с тех пор каждый год мне кажется, что мир обновляется в этот
день" (Гость на одну ночь) - в местечке Бучач, что в Галиции.
"Вследствие исторической катастрофы, из-за того, что Тит, император
римский, разрушил Иерусалим, и народ Израиля был изгнан из своей
Страны, - я родился в одном из городов изгнания... От колена Леви веду
я свой род. И я, и отцы мои - из певцов, что пели во Храме святом. По
семейному преданию родословная наша восходит к пророку Шмуэлю, и
именем его я наречен" (Нобелевская речь в Стокгольме. Пер.
Н.Файнгольда).
"В тридцать третий день Омера, день ликования среди дней траура", он впервые увидел
напечатанным свое ивритское стихотворение, а в 1908 году, тоже в Лаг ба-Омер, - впервые
ступил на землю Страны Израилевой, отчасти желая избежать воинской службы:
"девятнадцать с половиною лет исполнилось ему, и был он крепким парнем, и ясно было,
что возьмут его на военную службу. А в армии едят недозволенную пищу и нарушают
субботу"( Хемдат), но больше в силу сионистских убеждений. Первый опубликованный
там рассказ "Агунот", т.е. "Соломенные вдовы", он подписал Агнон и впоследствии сделал
это слово своей фамилией (прежде его стихи и рассказы на идише и на иврите выходили
за
подписью
Чачкес).
Сначала Агнон жил в Яффо; в квартале Неве-Цедек, ул. Роках, 2, висит ныне мемориальная
доска. Там он подружился с ивритским писателем Иосефом Хаимом Бреннером (18811921), которого ввел в роман "Совсем недавно" и познакомило вымышленными своими
героями. После Яффо писатели жили в Иерусалиме. Трудны были дни в Иерусалиме. "День
жег, словно печь, пыль покрывала город, и вода, которую мы качали из колодцев, кишела
червями. Словно тени, двигались люди вдоль иерусалимских улиц, серые от пыли,
оседавшей на них... Был месяц Элул, и моя душа жаждала того, чего жаждет всякая
еврейская душа в месяц Милосердия. И чего я желал, то и делал. Вместе с хасидами ходил
к Западной Стене и на могилу Рахели и на могилы других праведников..."
В 1912 году Агнон уехал в Берлин: "ведь большинство имевшихся в Стране Израилевой
книг по-русски написаны были, я же не знаю русского языка, а на немецком в Стране
Израилевой книг не было, кроме классических, к которым сердце мое в те годы еще не
нашло пути" (И.Х.Бреннер в жизни и в смерти). Около шести лет Агнон провел в Германии,
сначала в Берлине, где женился на Эстер Маркс, "дорогой Эстерляйн", как он будет звать
ее дома и в письмах, затем в Гамбурге, неподалеку от столицы. В Гамбурге родились их
дети: дочь Эмуна, что значит "вера", и сын, которому дали имя Шалом Мордехай, а
называли Хемдатом, что значит "стремление души", как сказано: "Эрец хемдат авот", т.е.
"Страна
-
стремление
души
праотцев".
В Гамбурге - "в 1924 году - я тогда находился в больнице - вспыхнул огонь и весь мои дом
сгорел; все мое имущество и все мои книги, почти четыре тысячи томов, по большей части
редких, стали жертвою огня... Тогда же сгорели все мои рукописи, плод
восемнадцатилетних трудов. Среди них - большой роман "Общность Вечноживых", около
60
печатных
листов."
(Из
письма
М.Зирнянскому,
1927)
.
Пожар в Гамбурге Агнон расценил как сигнал: "После того, как сгорело все мое достояние,
даровал Всевышний сердцу моему мудрость - и я вернулся в Иерусалим" (Нобелевская
речь).
Агнон поехал первым, через год приехала жена с детьми. Когда им приходилось
разлучаться, "отец еженедельно писал матери письма... и во многих обозначал дату
стихом из недельной главы Торы, иногда указывая название главы, иногда - нет. Моя мать,
привыкшая читать Тору, умела определять дату по стиху" (Э.Ярон-Агнон. Предисловие к
письмам Агнона к жене). II.VII. 1927 землетрясение, от которого сильнее всего пострадали
Иерусалим и Шхем, привело к человеческим жертвам."Бедствие не погубило наших душ.
Только дом, где мы жили, обрушился; муниципальные власти велели на 24 часа выйти из
квартир, чтобы избежать опасности... Как велик был страх и какая началась сумятица! В
одной руке я вынес папку с рукописями, а другой вывел на улицу сына" (Письма к
Ш.Шокену, 15. У11.27) .Так Агнон перебрался в новый район Иерусалима Тальпиот.
В 1929 году по стране прокатилась волна арабских погромов. 23 августа евреи Тальпиота
собрались в одном доме и выставили вооруженную охрану. Арабы убили сторожа, один
пустой дом подожгли, некоторые другие, в том числе дом Агнона, разграбили. Какое
счастье, что жена с детьми были на курорте в Европе! "Итак, Эстерляйн, приходится все
начинать сначала. Дом разорен, вещи украдены, а что не унесено грабителями, то разбито.
Из одежды не осталось ничего, только то, что в ванной. Из столового серебра - ничего. Все,
все забрали арабские убийцы. Но Господь нам поможет, и мы заживем вновь. Не печалься
и не думай об этом. В такое время надо радоваться, что остался живым, здоровым и
невредимым" (Письма к жене. 28. VIII.29) . В 1931 году Агнон поселился в новом доме в
районе Тальпиот, где сейчас размещается его дом-музей. Этот переезд описан им в притче
"Из недруга в друга", где недругом автора выведен Ветер. Притча заканчивается так:
"Гонор Ветра пропал, и он стал вести себя, как подобает. И коль скоро он ведет себя, как
положено, я плачу ему тем же. Когда он приходит, я выхожу поприветствовать его и
приглашаю посидеть в саду, на скамейке среди деревьев. И он заходит и садится. Он
приносит с собой свежесть гор и благоухание долин и обвевает меня, будто опахало. А так
как он ведет себя, словно раскаявшийся грешник, то и я не напоминаю ему о прошлом. И
когда он поднимается и уходит, я приглашаю его заходить еще. Как доброго соседа. Мы и
вправду добрые соседи, и я искренне люблю его, а может, и он отвечает мне такой же
любовью."
Творчество Агнона многолико. Автор не позволяет однозначно интерпретировать ни свои
произведения, ни своих героев - в этом он продолжает традицию Мидраша, как в языке традицию
Мишны.
"Так уж вышло, но я признался, что пишу книги. А ведь слово писатель произошло от
переписывающего Тору. Только с тех пор, как пишущим зовется всякий, выводящий буквы,
никто не заподозрит меня в гордыне, если я назвался писателем... Писатель подобен
ребенку, обмакивающему перо в чернила и пишущему то, что велит ему его учитель. Пока
слова учителя у него перед глазами, написанное им хорошо. Убрал книгу учителя или
изменил что-нибудь из сказанного в ней, написанное им нехорошо. Всевышний, да будет
Он благословен, поставил условие всему, что было создано Им в шесть дней Творения, - не
уклоняться от роли своей (кроме моря, которое должно было в будущем расступиться и
пропустить евреев), и под это условие подпадают также текст и пишущий его" (Гость на
одну ночь). Оттого и притчу о Ветре можно прочесть так, словно открыты перед нами слова
благословенной памяти Мудрецов: "Кто герой? Тот кто недруга обратил в друга." (Авот
дераби
Натан,
23).
Писавший на иврите израильский автор Шмуэль
Иосеф Агнон в 1966 году получил Нобелевскую
премию по литературе. Принимая ее, он, как принято,
произнес в Стокгольме речь перед королем Швеции и
ученым советом. В ней он, в частности, сказал: "Если я
и пропел себе чрезмерные хвалы, то сделал это ради
вас же, стремясь успокоить вас, удостоивших меня
своим выбором. Сам же я в глазах своих весьма
незначителен и никогда не забывал сказанного
Давидом: "Всевышний! Не заносилось сердце мое, и
не были надменны глаза мои, и не домогался я того,
что выше меня и для меня недостижимо." (Псалом
131:1).
Агнон умер в 1970 году. Судить об авторе,
равнявшемся на псалмопевца Давида, остается нам,
читателям. Но вынося свое суждение, не забудем и таких его слов: "Когда я сижу над
листом Талмуда, сердце мое наполняет любовь и сочувствие к самым ничтожным
занятиям сынов Израилевых, потому что эти занятия удостоились обсуждения Мудрецов.
Велико Учение, благодаря которому в человеке пробуждается любовь" (Гость на одну
ночь).
Жила-была козочка
Ш. Агнон
Один старик страдал надсадным кашлем. Повели его по врачам, и те велели пить козье
молоко. Тогда он купил козу и в свой сарай отвел. Но вскоре коза пропала. Искали ее
долго, но не нашли ни на дворе, ни в саду, ни на низкой крыше дома учения, ни в горах, ни
в полях. Несколько дней пропадала она и когда наконец возвратилась, было вымя ее
полно молоком вкуса райских плодов. И с тех пор исчезала она не однажды. Найти ее не
могли, как ни искали, пока не возвращалась сама - с выменем, полным молока, меда
слаще, зефира нежней.
Сказал как-то раз сыну старик: "Сын мой! Я знать бы желал, куда она ходит и откуда
приносит нам то молоко, что на вкус столь приятно и столь же целебно" Сын ответил: "Я
знаю, что делать". И веревку принес, чтобы козе к хвосту привязать. Отец удивился, не
понял - зачем. Сын тогда пояснил: "Коза, как захочет уйти, за веревку потянет, а я, за
другой ухватившись конец, с ней отправлюсь в дорогу". В знак согласья кивнул головою
старик и промолвил: "Если мудр ты сердцем, мой сын, возликует и сердце мое" . Привязал
тогда мальчик веревку к хвосту, и как только коза уходить собралась, крепко сжал он
свободный конец и за нею отправился вслед.
Подошли они вскоре ко входу в пещеру. За веревку держась, мальчик вслед за козой в ту
пещеру вошел. Шли и шли они, и проносились часы или дни. А козе был тот путь нипочем всю дорогу виляла хвостом и только и знала, что блеять. День забрезжил вдруг - кончилась
тьма.
И вот вышли они из пещеры и увидали: высокие горы, холмы, и деревья на них, и плоды
наливные; ключ струится в горах - бьет живою водой" "; ветер легкий струится волной
ароматов. Коза подошла к рожковому дереву, полному сладких, медовых плодов, - стала
есть их и воду ручья попивать.
А мальчик обратился к прохожим: "Заклинаю, скажите мне добрые люди, где я, и как эта
местность зовется?" Отвечали ему: "Это Израиль, Святая Земля, а ты - возле Цфата", И
тогда обратил он лицо свое к небу и так произнес: "Благ Он, благословен Тот, Кто привел
меня в страну Израиля". Землю поцеловал, сел под деревом и подумал: "Доколе дышит
день, пока не набежали тени, посижу-ка я здесь под деревом, на склоне горы. А затем домой возвращусь, чтобы привести отца и мать в страну Израиля".
Так отдыхал он, наслаждаясь святостью Страны, и
вдруг глашатая услышал: "Пойдемте все
навстречу царице Субботе". Увидел людей в
белоснежных накидках, ангелам подобных, с
ветвями мирта в руках. В домах же загорелось
множество свечей. Он понял: субботний вечер
темноту принес, уже нельзя уйти. Сорвал
тростинку, вместо чернил взял чернильный
орешек ", лист бумаги достал и отцу так письмо
написал: "От края земли песнь мою воспою, ибо
я прибыл благополучно в страну Израиля нахожусь поблизости от - Цфата, города святого,
и наслаждаюсь святостью его. Не спрашивай, как я пришел сюда - держись покрепче за
веревку, привязанную к козьему хвосту, и по следам козы пойди ". Тогда безопасен будет
твой путь, и приведет тебя в страну Израиля". Скатал записку мальчик трубочкой и вложил
в козье ухо. Подумал так: "К отцу коза придет, отец ее по голове погладит, и головой она
тряхнет. Тотчас записка выпадет из уха, отец ее увидит и прочтет. Найдет конец веревки и
отправится вслед за козой в страну Израиля".
Коза вернулась к старику, но головою не трясла - не выпала записка. Старик увидел, что
вернулась коза одна, и в горе стал волосы рвать на себе, и зарыдал он горько, и к сыну так
воззвал:
"Сын мой, сын мой, где ты? Почему я не погиб вместо тебя ", сын мой, сын мой... -так
рыдал он, оплакивая сына, - погубил его лютый зверь, растерзан, растерзан мой сын!" Был
он безутешен, говорил: "О сыне убиваясь, в могилу я сойду". И всякий раз, завидев козу,
восклицал: "Горе отцу, отославшему сына, горе и той, что была его смерти причиной!". И
не знал покоя тот старик, пока не позвал резника, чтобы ее убить.
Убил ее резник и шкуру снял - тогда-то и выпала из уха записка. Старик подобрал ее,
развернул - и узнал почерк сына. Прочитал и тогда, поражен новым горем - пуще прежнего
- стал волосы рвать на себе, и рыдать, восклицая: "Горе тому, кто счастье свое своими
руками сгубил и злом отплатил несущей добро!" Сокрушался он о козе много дней,
утешенья не зная, и так размышлял: "Ведь мигом я мог очутиться в стране Израиля, О,
горе! Теперь так и умру в изгнании".
С тех пор скрыт вход в пещеру от любопытных глаз. Пути короче нет - искали много раз. А
мальчик тот, коли не умер, процветает: в доброй старости, покойно и счастливо живет он в
той Стране.
Перевод Петра Криксунова
Несколько слов о притче Агнона
"Жила-была козочка" - одна из агадических историй, которые Агнон приписывает
польским евреям, своим предкам. Коза - не просто одно из "чистых" животных,
кормивших евреев с незапамятных времен и служивших для жертвоприношений, когда
они еще совершались. Козы, как известно, любят разбредаться далеко и пасутся, где
вздумается. А про коз, пасущихся в Стране Израилевой, сказано в Талмуде, что "едят они
сочащийся медом инжир, а у самих сочится на землю молоко". Так коза связала диаспору
и "текущую молоком и медом" Страну Израилеву: козы у евреев имелись, а Земля стала
мечтой. И в идишских колыбельных песнях мама пела ребенку: "Спи, мой родненький,
спи. Вот придет белый козленочек - принесет тебе миндаля и изюму". Миндаль и изюм плоды Земли Израилевой – были редкостным лакомством для детей из местечка.
Агнон рассказал свою сказку взрослым, живущим в век преклонения перед наукой. Ведь и
сейчас многие убеждены, что еще немного - и все тайны вселенной откроются. Верующий
человек Агнон не стал беседовать с читателем ни об ограниченности научного знания, ни о
Боге и Его Откровениях, непостижных самому изощренному уму. Агнон просто "вспомнил"
народную побасенку о козочке и пересказал ее так, что читателю, размышляющему о
границах человеческого разума станет ясно: мы не более владеем законами причинноследственных связей в этом мире, чем старик и его смышленный сын.
Еврейская традиция велит учиться и в то же время ограждает от чрезмерного
любопытства: "Повествование о Сотворении мира начинается с буквы бет, по начертанию
открытой только с одной стороны. Этим пре-дуказано, что только рассказ, изливающийся
из отверстой части буквы бет, доступен человеческой пытливости и разумению"
(Берейшит-рабба, 1)
Может быть, вместо того, чтобы любопытствовать о прогулках козы, следовало старику
возблагодарить Создателя за целебное молоко и озаботиться смыслом Торы, дабы не
пришлось повторить вслед за праотцем Иаковом: "Хищный зверь съел его!"
Но может быть, именно недальновидность родителей эпохи Просвещения помогла их
жаждущим Откровения детям попасть в Землю Обетованную. И похоже, что даже
благодарный смиренный еврей должен иногда привязать веревку к хвосту козы и
отправиться вслед за нею.
Зоя Копельман