Эта невозможная Сильвия

Эта невозможная Сильвия
Есть много великих танцоров, и только одна Сильвия Гийем.
Чем же объяснить, что 20 лет спустя ее номинации на титул
звезды парижской оперы, она остается непревзойденной? Одни
не чают в ней души, тогда как другие предписывают ей слишком
резкое отвержение всех традиций. Без малейших раздумий она
восстает против Нуриева, покидает парижскую "L'Opera", чтобы
самой управлять своей непокорной судьбой. Сегодня она
пересматривает свою манеру исполнения танца, работая с
молодыми хореографами. Согласившись на это интервью,
Сильвия обнажила перед читателями свою душу, как ранее она обнажила перед
фотокамерой своё тело.
Доминик Фретард.
Когда Сильвия фотографирует себя, она предпочитает
видеть себя обнаженной. Является ли это всего лишь
никчемным капризом дивы, которая выставляет напоказ
свое потрясающее тело? Нет, совсем нет. Речь об игре, об
игре правды. И, следовательно, жёсткости. Гийем многосторонняя личность. Она обнажается перед
фотокамерой так, как некоторые обнажают свою душу
перед психоаналитиком и показывает образ Женщины,
спрятанный за имиджем танцовщицы, пусть даже с
риском вызвать к себе антипатию. Но танец такого
высокого уровня этого стоит. Строение её тела безупречно, ее взгляд - провокация. Она - великолепна!
Она предпочитает модным сюжетам, предложенным
журналом "Vogue" эти автопортреты, опубликованные
здесь, некоторые из них ни разу не были опубликованы.
Смущаясь, она поясняет, что с рождения обладала силой в
суставах, неприсущей маленьким девочкам. В 5 лет она
начинает заниматься гимнастикой, затем, в 12 лет, она
меняет гимнастического коня на балетную стойку.
Блестящие занятия в школе парижской оперы, затем
вступление под фанфары в главную труппу балета. И,
наконец, главная роль в балете "Лебединое озеро". Рудольф
Нуриев, в то время директор парижской "Опера", называет
ее "Звездой балета". Ей тогда было, всего, 19 лет.
Она - неповторима. Она - недоступна. И это - отлучает ее от
всех. Она чувствует себя одинокой. Почти патологическое
недоверие, страх не понравиться. В 1989 году она находит в
себе силы восстать против Нуриева. Она требовала свободы,
чтобы ответить на многочисленные предложения. Нуриев ей
резко отказывал. «Из-за него я пустилась в жуткие переживания, пытаясь отвоевать мою
свободу», говорит она, спустя несколько лет.
Сейчас она танцует по всему миру, в том числе и в Японии, стране, которая ей подарила, в
некотором виде, успокоение. Ее расписание на 2004 год просто головокружительное Милан, Париж, Нью-Йорк.
29-го декабря она справила двадцатилетие своего титула "звезды". Мы застали ее в
Ковент-Гарден, перед входом в ресторан. В каске и ботинках, с велосипедом в руках.
"Шикарный" наряд для ресторана
Корреспондент
-Это ваша гордость или желание сломать стереотип,
сложившийся о Вас, заставили Вас позировать
обнаженной?
Сильвия
-Мое тело позволяет мне понять, кто я есть. Сначала,
нагота была для меня игрой, позволяющей создать
другое представление о танцовщице, создании, которое
сложно представить с камерой между ног. Эти
фотографии - самое точное проявление моей сущности.
Я нахожу себя больше естественной, чем сексуальной.
Хотя многие считают, что это такой способ шокировать
публику.
Корреспондент
-Для артистки, которая прячется от внешнего мира и которая не любит давать интервью,
это, довольно, смелые фотографии?
Сильвия
-Может быть это эксгибиционизм ...Я должна была, в конце концов, отблагодарить это
тело, которое мне столько служило. Я им горжусь. За этим фасадом кроются часы
тренировок.
Корреспондент
-Как Вы думаете, почему некоторые ваши почитатели ненавидят эти
фотоработы?
Сильвия
-. Для них, звезда это некая механическая кукла, покрытая блестками и
которую заводят на спине. А тут, они сталкиваются совсем с другим- с
Женщиной. Я разрушаю их представления, их мечты. Они сталкиваются
с мышцами, с силой, которая позволяет выполнять те пируэты,
от которых у них захватывает дыхание. Обнаженная, я становлюсь для
них, хоть это и парадоксально, менее настоящей и более недоступной.
Но, тем не менее, главной идеей было показать нечто светлое и чистое.
Корреспондент
-Что же Вас на это подтолкнуло?
Сильвия
-. Многие считают, что я - агрессивна и недобродушна. Люди строят свое представление
обо мне задолго до знакомства, и это заставляет меня защищаться. Моя "маска" служит
мне своеобразной вуалью... Эта "маска" позволяет мне спрятаться, я боюсь, что меня не
поймут, и меня не полюбят такой, какова я есть
Корреспондент
-Значит, даже ваш бешеный успех ни сделал Вас неуязвимой?
Сильвия
-У меня нет настоящих друзей, сожалению. И я ничего не могу с этим поделать.
Некоторое время назад, я бы не решилась признаться в этом... Мелочность выводит меня
из себя. Я ненавижу притворство и унижение. Не только унижение, которому я могу
подвергнуться, но унижение вообще. Я думаю, что наш мир мог бы развиваться в
гармонии, но давно поняла, что человек любит только напряженность.
Корреспондент
-Такую требовательность к миру Вам привили многочисленные тренировки и занятия в
школе танцев при парижской опере?
Сильвия
-Дисциплине я училась не в одиночку, а в составе группы, в
которой существуют свои правила. Но вы правы, я терпеть не могу,
когда мне "наступают на пятки", особенно, когда делают это
специально. Я бы хотела не реагировать так сразу, но, несмотря на
мои усилия, это происходит. Мне можно "наступать на пятки"
случайно, я не монстр. Я понимаю. Ни к чему лелеять утопические
идеи о себе, это может повергнуть в жуткую депрессию.
Корреспондент
-Которую Вы уже испытали?
Сильвия
-Как я хотела бы избежать этого.
Корреспондент
-Ваш конфликт с Рудольфом Нуриевым, это было слишком тяжёлым испытанием для
столь юной танцовщицы?
Сильвия
-Тогда, я поняла, что меня окружали не только друзья. Мой идеализм представление о том, что мы все были хорошими, что были как одна
большая семья - сильно пострадал. Полное сумасшествие, иными
словами. Я была в центре борьбы с собой, с другими, с парижской
Оперой. Но мне повезло, что мне попался Нуриев. Он был жесток, но
прям, никогда не прятал того, что думал, в отличие от других, которые
прятали за улыбками желание тебя убить. Он хотел знать, на что я
способна ради завоевания моей свободы. А все в этом видели просто
каприз дивы, хотя я была просто воплощением дисциплины. Есть вещи, которые против
моей природы. Такие как, согласиться на то, чтобы кто-то решал за меня мою судьбу.
Однако, при всем этом, мы, танцоры, очень покладистые - к этому приучает строжайшая
дисциплина, прививаемая с ранних лет. Единственное, что нужно, - это взрослея
проверять, не потерял ли ты способность трезво размышлять сквозь эту дисциплину.
Корреспондент
-После вашей интерпретации «Жизель» в составе балета Хельсинки, собираетесь ли вы,
как Нуриев, переделать все классические произведения на ваш манер?
Сильвия
-Да, я могла бы. Балету нужны будут радикально новые
взгляды, чтобы выжить. Танцоры должны
трансформировать его собой, своими характерами и
чувствами. Но очень мало кто оказывается достаточно
сильным. Тем не менее, публика, пусть даже новая,
интуитивно чувствует нечто сверхъестественное. Хотя,
это самое, сверхъестественное, так редко встречается.
Корреспондент
-Какие советы Вы могли бы дать начинающим
танцорам?
Сильвия
-Я редко говорю с танцорами. Недавно, один молодой танцор пришел ко мне, чтобы
спросить хорошо ли он делает переход между пятой позицией и прыжком. Я ему ответила,
что неплохо, но если в этом и заключается его проблема, то его жизнь - просто прекрасна.
Так как не само движение важно, а то, что ты им хочешь выразить, та энергия, которая от
него исходит. Я бы, предпочла замереть, ненадолго, в полете, прочувствовать этот миг.
Именно этого ждет публика, а отточенная техника может восхитить только твоих
партнёров. Сейчас, молодые танцоры начинают прислушиваться к этим словам.
Молодежь редко задается нужными вопросами, если вообще они у нее возникают. Но
даже этого мало - нужно еще, чтобы на эти вопросы правильно ответили. Для того, чтобы
изменить классический балет, нужно занять твердую позицию и уметь говорить «Нет».
Корреспондент
-Какое воспоминание осталось у Вас о представлении вашей версии «Жизель» в театре
Шатле в Париже, перед «очень парижской публикой», которая может не воспринять
произведение только потому, что именно Вы являетесь его автором?
Сильвия
-Когда Вы слышите выкрики из зала типа: « Они, даже, не
могут сделать правильный переход с пятой позиции, в этом
хельсинском театре»- это глупо до слез. Я была за
кулисами, когда мои друзья сообщили мне эту фразу,
произнесенную Пьером Берже - театральным деятелем
(именно он был директором парижской оперы, когда
Сильви из нее ушла). Признаю, что не всё - идеально. Я,
даже, внесла много изменений в произведение перед его
показом в "Ласкала", в Милане. Сталкиваясь с подобными высказываниями, я задаюсь
вопросом: "Нужно ли стремиться любить и быть любимой?»
Корреспондент
-Четыре года назад Вы подумывали завести ребенка. Думаете ли Вы все еще об этом?
Сильвия
-Я, вообще, слишком много думаю. В 38 лет моя работа в полном расцвете. Если бы у
меня был ребенок, мне бы пришлось бросить танцы. Но даже не в этом дело.
Меня останавливает мысль о том, смогу ли я его воспитать, и даже если смогу, то стоит ли
это того? В последнее время, когда я возвращаюсь с репетиций Рассела Мэлифента,
талантливого молодого хореографа, я задаюсь вопросом, хватит ли у меня сил на пеленки
и кормление.
Корреспондент
-Вас никогда не просили участвовать в проектах гуманитарных организаций?
Сильвия
- Я помогаю анонимно, и мне это подходит. Если мой образ может быть использован не в
качестве рекламы - то я бы хотела быть полезной.
Корреспондент
-В течение долгого времени Вы производили впечатление девушки из ниоткуда. Сегодня,
нам известно, что Вы происходите из испанской Каталонии. Ваша бабушка держала в
страхе всю семью.
Сильвия
-Она держала всех в страхе своей
непредвиденностью. От нее можно было запросто
ожидать мести. Она жила в отчуждении, так как
очень плохо говорила по-французски, не умела ни
читать, ни писать. Ей досталась тяжёлая судьба. Ее
мать умерла во время родов, отец женился во второй
раз, и мачеха издевалась над ней, заставляя ее кушать
стоя, с тарелкой в руках, заставляя делать всю работу
по дому. Она не ходила в школу, в то время как обе
ее сводные сестры учились. В семье Гийем много
недосказанного. Я никогда не говорила об этом с
моим отцом. Труднее всего говорить с родителями.
Они возвели вокруг себя стену молчания. Но, это
молчание нужно уважать.
Корреспондент
-Какая семья была у вашей матери?
Сильвия
-Отец моей матери выходец из Котентана (север Франции), региона достаточно дикого.
Он был страстно увлечен двигателями для пароходов. Его жена умерла от рака в
достаточно юном возрасте. У них было двое детей: моя мама и мой дядя. Я произошла от
встречи Севера и Юга. Я родилась в Париже, в клинике Де Лила. Потом мы переехали
жить в пригород, где и жила моя бабушка. Там, где и по сей день, живут мои родители.
Корреспондент
- Вы начали заниматься гимнастикой в 5 лет, почему?
Сильвия
-Моя мать была преподавателем физкультуры. Мне сразу понравилась гимнастика, и у
меня хорошо получалось. Мой отец был заведующим гаражом и обладал замечательным
даром раздавать подзатыльники, благодаря которым и получаются хорошие танцоры. У
обоих моих родителей были длинные ноги, то есть ясно в кого я пошла. Мои родители
очень понятливые люди. Когда я поступила в школу танцев при парижской Опере, они не
сопротивлялись. Мне было 12 лет, и я выбрала танцы.
Корреспондент
-В "Опера" Вы стали ученицей Клод Бесси (директриса школы танцев с 1972 года.).
Позже, Вы защищали ее публично, когда ее критиковали за слишком строгое отношение к
детям. Можете ли Вы объяснить эту позицию?
Сильвия
-Эта история хорошо отражает сущность нашего общества. Люди, принадлежащие к
элите, считают, что их дети тоже должны пользоваться привилегиями. Но
принадлежность к элите это выбор интеллектуальный, а ни финансовый или социальный.
Сегодня дети даже не знают, чего они хотят. Поэтому когда ребенок говорит, что он хочет
пойти в школу танцев, нужно его слушать. Те из них, которых на всё толкают родители самые неудачливые, но это совсем не по вине Клод Бесси или заведения. Я знаю девочек,
которые хотят, по-настоящему, стать балеринами, записываются в провинциальные
школы танцев, тренируются там изо всех сил и по
нескольку раз принимают участие в конкурсах на
поступление в школу танцев при парижской Опере. Им
от 8 до 10 лет и воля у них сильнее, чем у некоторых
взрослых. Я верю в таких детей, так как сама была в их
числе когда-то.
Корреспондент
-Что Вы думаете о словесном насилии над детьми,
которых называют слишком толстыми или недостаточно
талантливыми?
Сильвия
-Еще до поступления в школу, заполняется анкета с
данными о родителях, их весе, росте и т.д. Мне кажется,
что данные собираются вплоть до дедушек и бабушек.
Это способ отбора. После него, это уже обязанность
школы делать из них "лучших из лучших". И если
девочка начинает набирать вес, то необходимо сказать ей: «Мадмуазель, либо Вы худеете,
либо покидаете школу», иначе, для чего нужна эта школа, ведь до конца должны дойти
только лучшие. Мы не можем позволить себе провозгласить, что любой ребенок с улицы
может стать великим танцором. На моей практике, случаи анорексии у детей были
исключительно по вине родителей (Нервно-психическая анорексия представляет собой
нарушения питания у молодых женщин, у которых развивается выраженное опасение
чрезмерной полноты. При нервно-психической анорексии это ведет к радикальному
ограничению употребления высококалорийной пищи, в результате чего развивается
истощение организма)
Нельзя не согласиться, что тренировки очень тяжелые, но мне кажется, что любая учеба
трудна. И еще одно - у каждого своя удача и нужно помнить, что мы все разные, но
многие люди очень плохо переносят этот факт.
Корреспондент
-Что может вывести Вас из себя?
Сильвия
- Постоянное насилие и нежелание понять ближнего.
Никто не способен заставить мир работать так, как надо.
Я знаю, что иногда нельзя поступить иначе и не все на это
способны, я говорю о случаях, которые не укладываются
в рамки сознания. Это - чувство непонимания и
отчуждения описывает Суад в своей книге «Сожженная
заживо». Как могут палачи забрасывать камнями своих
жен, сестер, матерей? Есть ли женщины среди тех, кто
кидает эти камни? Как можно стерпеть такое варварство?
Корреспондент
-Не по этой ли причине Вам так быстро надоели
классические произведения с их умирающими от любви
женщинами?
Сильвия
-Не сразу. Сначала, они были для меня образцом, меня с детства учили давать им жизнь, и
мне это нравилось. Это моя молодость. Я просто сгорала от желания передать все их
переживания своей виртуозной техникой. Но по прошествии времени, я поняла, что они
были просто необходимыми ступенями для достижения чего-то другого. Самым ужасным
было бы, если бы я остановилась на этих ролях. Нужно исполнять роль до тех пор, пока
она позволяет Вам расти и воплощать ваши мысли и чувства на сцене. Нужно продолжать
до тех пор, пока желание играть преобладает. Но однажды, Вы понимаете, что превзошли
эту роль, когда Вы начинаете смотреть на нее по-другому, когда понимаете, что Жизель просто сумасшедшая - пора сменить репертуар. Любителям такая игра может еще
понравиться, но настоящим ценителям ее показывать нельзя. Их нужно постоянно
удивлять.
Корреспондент
-Какие современные хореографы дают Вам возможность превозмочь саму себя?
Сильвия
-Англо-бенгалец Акрам Хан, с его метисскими нотками, и Рассел Мелифент. С ними, мне
пришлось заново стать ученицей, которую учат тому, что она еще не знает.
По материалам журнала "Le Monde"
Кузнецова Оксана и Шерномор Андрей
возврат в Литературную гостиную