«Полвека музыки под сценой Московского Художественного

«Полвека музыки под сценой Московского Художественного театра». Полвека спустя*
*Печатается на правах публикации на соискание учёной степени
Б. Изралевский. 1910-е годы
Имя Бориса Львовича Изралевского (1886-1969)
для всякого, кто хоть немного знаком с историей
отечественного театра ХХ века, в представлениях не нуждается. Скрипач, выпускник Московской
консерватории, он в 1903 году присоединился к оркестру МХТ, чтобы впоследствии занять место дирижёра этого оркестра, а с 1909 года возглавить соответствующий «цех». Ровно 50 лет, вплоть до выхода на пенсию в 1953 году, провёл этот человек в
ежедневном общении с искусством великих мастеров сцены, участвуя в репетициях, руководя всем
звуковым миром спектаклей, наблюдая внутреннюю
жизнь коллектива.
В «Музыкальной энциклопедии» для Б. Изралевского места не нашлось, несмотря на многочисленные
заслуги перед искусством. Однако это не погрузило
Автор: Наумов Александр Владимирович, кандидат искусствоведения (2001), доцент МГК им. П.И. Чайковского
E-mail: alvlnaumov@list.ru
Аннотация: Статья посвящена сравнению двух вариантов
книги Б.Изралевского «Музыка в спектаклях МХАТ» – чернового и опубликованного – в контексте истории музыки и
театра первой половины XXв.
Ключевые слова: Изралевский, МХАТ, Станиславский,
Сац, театральная музыка.
74
мхатовского завмуза в бездну забвения. Оказавшись
на покое, привлекаемый только в качестве консультанта при восстановлении старых постановок, он
принялся за мемуары. Книга «Музыка в спектаклях
Московского Художественного театра» вышла в 1965
году. Она по сей день является одним из важнейших
документов, свидетельствующих не только об основном предмете, но и об эволюции театральной музыки в целом, об «эпохе театральных композиторов»,
бесславно закончившейся приблизительно в то же
время, когда Изралевский покинул пост дирижёра
МХАТ им. Горького.
Композиция книги включает две приблизительно
равные части. Первая, собственно мемуарная, посвящена истории главных спектаклей Художественного
театра и музыки к ним; здесь и описания постановок,
и замечательные портреты режиссёров, артистов и
оркестрантов, увиденные сквозь призму их отношения к музыке.
Вторая половина работы Б. Изралевского адресована скорее специалистам-историкам. Она содержит
важнейшие справочные данные: списки работников
музыкальной части в разные годы существования,
имена крупных музыкантов, начинавших свой творческий путь в МХТ и МХАТ им. Горького, перечень
спектаклей, к которым музыка была сочинена или
подобрана самим автором книги. Всё это бесценная
информация, при сборе которой задействован огромный материал из музея МХАТ, произведена колоссальная работа по уточнению и детализации данных;
многие из них невозможно было бы теперь восстановить.
Около половины второй части занимает уникальная нотная подборка – впервые опубликованы (в клавире) фрагменты композиций, составивших эпоху в
музыке драматического театра. Кроме всего прочего,
достойно уважения то, что автор «уступил» чужим
сочинениям часть книги, которую легко мог бы, в этом
сомнений нет, наполнить собственными воспоминаниями, запас которых далеко не был исчерпан.
«Музыка в спектаклях Художественного театра»
– по сей день! – единственное историческое исследование жанра в отечественной культуре, хотя совершенно не претендует на научную объективность. Одним из главных идейных мотивов книги оказывается мысль, высказанная однажды К. Станиславским:
«удачный подбор куда лучше бывает, чем специально написанная музыка». Между тем, Изралевский не
мог не знать о другом высказывании того же Станиславского, сделанном в том же 1926 году. «Театру нужен свой композитор!» – заметил он, обращаясь к В.
Оранскому, что и было зафиксировано в книге Н. Горчакова «Режиссёрские уроки Станиславского» (1949).
Author: Alexander Naumov, PhD, assistant professor of
Moscow P.I.Tchaykovsky conservatory
E-mail: alvlnaumov@list.ru
Abstract: There are 2 variants of B.Isralevsky famous book
«Music in the performances of Moscow Art Theatre»: author’s
and published. The difference between them is a very
interesting fact in a history of Russian music and theater in XX
century.
Keywords: Isralevsky, Moscow Art Theatre, Stanislavsky,
Sats, incidental music.
Музыкальная жизнь № 12 2011
Б. Изралевский. На отдыхе в Гурзуфе. 1920-е годы
Даже если представить, что дирижёр оркестра пропустил ту репетицию (это само по себе маловероятно), то новое издание давнего знакомого он, конечно,
видел.
В упоминаниях композиторов автор книги избирателен, и здесь просматривается ясная «политическая» логика. Т. Хренников – председатель Союза –
для МХАТ писал мало, его наибольшие театральные
удачи связаны с вахтанговцами, театром Красной
армии и др. Однако, единственный вставной романс к
спектаклю «Офицер флота» упоминается четырежды с самыми превосходными эпитетами. Подробно
описано, как заманивали в театр других «музыкальных генералов», и совершенно не упоминается участие в постановках В. Шебалина, Л. Книппера, А.
Крейна, оставивших яркие страницы в музыкальной
истории МХАТ, но обладавших «подмоченными» репутациями.
Мало и главным образом, в снисходительном тоне
говорится в книге о младших коллегах, пришедших из
студий, что влились во МХАТ в 1923-1924 гг. – Н. Сизове, В. Оранском, Н. Рахманове. Впрочем, ни один из
них не удержался на посту «присяжного композитора»
метрополии, и это говорит само за себя. Единственный,
о ком написано, не взирая на исторические и политические перетрубации, с огромным пиететом и преклонением – И. Сац. Некогда В. Немирович-Данченко
написал: «Чехов – это талантливый я». Кажется, Б.
Изралевский мог бы сказать нечто подобное о себе и
И. Саце. Расписываясь в отсутствии композиторских
амбиций, он невольно ревновал к чужому таланту и
успеху – это чувствуется в манере повествования.
Однако никакое индивидуальное чувство не могло превозмочь «цехового» сознания, заложенного в
консерватории. Б. Изралевский поддерживал в себе
огонь великого искусства, и, преклоняясь перед реМузыкальная жизнь № 12 2011
жиссурой и артистами, педантично отметил в воспоминаниях множество случаев, когда театр был
несправедлив к музыканту, а сотрудничество оканчивалось обидой и разрывом отношений. В подобных
случаях скрипач и дирижёр в мемуаристе побеждает «хозяина» музыкальной части. Перелистывая
книгу, мы увидим длинный «список прегрешений»:
все они описываются очень мягко, даже с юмором,
но это по прошествии лет! Да и не упомянуты здесь
самые острые ситуации, о которых известно из других источников.
Настало время обратиться к тому предмету, ради
которого был начат разговор о книге Б. Изралевского,
отнюдь не являющейся библиографической редкостью, но наводящей на размышления в свете многочисленных публикаций последних десятилетий, описывающих сложный путь МХАТ от его основания
до современности. Мало кому известно, что в фонде
Государственного музея музыкальной культуры им.
Глинки хранится оригинальная рукопись мемуаров.
Во всяком случае, лист пользования архивной единицей на тот момент, когда автор этой статьи получил его на руки, был девственно пуст. А. Смелянский,
крупнейший современный историк Художественного
театра, в своей книге «Уходящая натура» упоминает название этой рукописи как анекдот, а между тем,
она действительно существует! Именно «Полвека
музыки под сценой Художественного театра»! Горькая повесть об ущемлённом достоинстве и великом
смирении, при подготовке которой к печати большая
часть акцентов оказалась настолько сглажена, что
в результате правда прочитывается лишь «между
строк». Даже факт, породивший на свет предполагаемое название книги – приказ Станиславского о
переводе оркестра в трюм, в буквальном смысле «под
пол», с установлением специальных сигналов для
начала и конца музыкального фрагмента – в окончательный текст не вошёл. Придя в театр, к удивлению своему, прямо на сцену – в «еврейский оркестр»
«Вишнёвого сада» – Б. Изралевский на протяжении
большей части дальнейшей жизни не мог видеть ни
одного спектакля, и только наличие (непостоянное)
второго дирижёра позволяло изредка полюбоваться
тем, что описывали в газетах и книгах, снимали для
кинохроники и, позднее, телепередачи.
В ГЦММК им. Глинки материалы книги содержатся в двух больших папках (ф.410, №№123-124).
Первая – собственно черновой вариант рукописи с
нотными примерами. Вторая – вырезки из периодической печати, отрывочные заметки и перечень так
и не написанных глав. Наибольший интерес, конечно, представляет первая папка. Направленность редактуры, логика многочисленных изъятий из текста,
их обусловленность авторской волей и внешними
обстоятельствами – вот что становится ясно при сопоставлении исходного и окончательного вариантов.
Задачей настоящей статьи не является раскрытие
всех купюр. Позволю себе объединить неизданное в
группы по принципу «редакторской мотивации» и делать выводы на основании этой группировки.
Главное, что утаено от читателей – это ошибки великого театра. Само слово «неудача» выжжено везде,
где только встречалось. Таких мест изначально было
немного, хотя этот вопрос Б. Изралевского, судя по
всему, интересовал – большая часть вырезок во второй папке содержит именно ругательные рецензии и
описания «ложных шагов»: «Антигоны» (1900, музыка
75
Б. Изралевский. За работой. 1930-е годы
Ф. Мендельсона-Бартольди), «Пер Гюнта» (1912, музыка Э. Грига) и «Каина» (1920, музыка П. Чеснокова).
За этим интересом – попытка разобраться в причинах катастроф, решить некоторые принципиальные
проблемы, связанные с музыкой в драматическом
спектакле. По мнению рецензентов, названные постановки погубила именно музыка – так чего же в ней
недоставало, и можно ли было что-нибудь изменить?
Трудно сказать, подействовал ли нажим мхатовской
цензуры или подействовала цензура «внутренняя»,
но рассказа о трагедии Софокла в книге не осталось
вовсе (благо, она за пределами хронологии), «Пер
Гюнт» упомянут вскользь, а байроновская мистерия
представлена в странной упряжке с готовившейся
одновременно успешной «Дочерью мадам Анго», так
что контур провала оказался размыт.
Другая «табуированная» область – государственная политика. Нельзя – об эмигрантах, о гражданской
войне, о разрухе и бескормице 1920-х, нельзя – о столкновении с офицерами Пилсудского в Польше 1937
года по дороге на парижские гастроли и отрицательном отношении к «советским» в самой французской
столице. Можно – в панегирических тонах о революции, к которой Художественный театр, по крайней
мере, на момент свершения переворота, не был готов.
Только одна цитата, не вошедшая в книгу: «мы не были
революционерами и ничего не знали об этом» (л.210).
От многочисленных и очень занимательных бытовых подробностей, связанных с материальным
обеспечением жизни театра (куски о «халтурах» и
системе их распределения в голодные 1920-е среди
артистов и музыкантов МХАТ, о материальной подкладке американской поездки того же времени и др.),
мемуарист, судя по всему, отказался сам. Во времена
Изралевского меркантильные вопросы считались недостойными обсуждения в печати.
Руководители МХАТ непогрешимы и гениальны –
другая аксиома, заставлявшая выкидывать абзацы и,
в конце концов, переменить название. По всей книге
сочетание «под сценой» изъято вместе с рассказами
о страшных, не соответствующих поводу приступах
гнева у К. Станиславского и Л. Леонидова, о попытке
В. Немировича-Данченко «обрубить» музыкальную
часть «Анны Карениной» перед парижской поездкой
(валюты не хватало на всех)…
Предосудительно вспоминать старые пьесы:
«Жизнь человека» Л. Андреева – декаданс, «У жизни
в лапах» К. Гамсуна – адюльтер, «Каин» Дж. Байрона
76
– религиозная мистика. Всё в корзину! Зачем занимать место в книге!
Судя по всему, подобные «экономические» соображения вступали в силу и в тех случаях, когда убирались цитаты из сочинений К. Станиславского, некрологов И. Саца и писем В. Немировича-Данченко.
Действительно, можно ведь взять и другие издания,
где это уже напечатано! О композиционной важности
цитат никто не задумался.
Большая часть того, что планировалось сказать о
музыке как таковой, обошлось без купюр. Здесь пресс
редактора ослаб, и, видимо, по собственной инициативе Б. Изралевский пропустил два фрагмента, актуальность которых была очевидна в начале 1950-х и
исчезла к середине 1960-х годов, когда кампания 1948
года отошла в тёмное прошлое. Одно высказывание
относится к характеристике И. Саца (л.119-120): «…
он оставался самим собою, даже когда оказывался в
плену странных, почти формалистических заданий:
писать то сплошь секундами, то квартами, то септимами <…> новшества, придававшие музыке Саца невиданную ранее экспрессию и нервность, одно время
очень нравились мне…». И. Сац в первоначальном варианте книги представал более разноплановой фигурой, нежели в «официальной» версии. Говорилось и о
его идейных поисках, направленных прочь от социальной революции, и о его чувстве трагического; всё
это до читателя не дошло.
Сокращения проникли и в нотное приложение. В
первоначальном списке номеров, датированном 1959
годом (видимо, именно в это время был закончен и
весь черновой текст), значится 15 частей из «Синей
птицы» и 10 – из «Гамлета» И. Саца (в итоге – по 3).
Совсем не попали в печать сацевские же «Анатэма»
и «Осенние скрипки». Не осталось ни одного примера из сочинений В. Оранского (предполагались
«Гроза», «Дама-невидимка» и «Три толстяка»), не
вошла в книгу уникальная подборка подлинных цыганских песен из «Живого трупа», имеющая, кроме
всего прочего, и фольклорно-этнографическую ценность. Сильно «пострадал» Р. Глиэр… Зато все, что
планировалось из Т. Хренникова, Д. Кабалевского,
Ю. Шапорина А. Хачатуряна и Б. Асафьева – благополучно пережило «уплотнение». Недурная музыка,
насколько можно судить, но всё-таки не лучшая из
того, что написано этими авторами. Будем считать,
что реверанс в сторону Союза композиторов облегчил книге путь к читателю и дал автору возможность при жизни подержать в руках красиво и уважительно изданный томик в суперобложке, на которой светится вечерними окнами фасад его любимого
старого Художественного театра.
Книга Б. Изралевского вызывает сегодня противоречивые чувства, как в черновом, так и в окончательном виде. Она, несомненно, останется памятником
своей эпохе и важнейшим источником исторической
информации о ней. И всё-таки: не пришло ли время
переиздания? Полностью, по архивному манускрипту, со всеми приложениями и набросками, с научным
комментарием и справочным аппаратом, выполненным на современном уровне? Полвека рукописи под
грифом «не выдается» – не достаточный ли срок для
того, чтобы внимательно её прочесть?
Фотографии печатаются впервые и предоставлены
для публикации с любезного разрешения директора
музея МХАТ М. Н. Бубновой.
Музыкальная жизнь № 12 2011