из материалов всероссийской научно-практической конференции: «Миротворческий потенциал историко-культурного наследия Второй мировой войны и Сталинградская битва» г. Волгоград, Волгоградский музей изобразительных искусств имени И.И. Машкова, 2013 г. Т. Г. МАЛИНИНА, доктор искусствоведения, профессор, главный научный сотрудник отдела монументального искусства и художественных проблем архитектуры НИИ теории и истории изобразительных искусств РАХ, член АИС и АЙКА, сотрудник Центрального музея Великой Отечественной войны. «ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПРОЕКЦИЯ ДУШИ...»: ОПЫТ ИЗУЧЕНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА ВОЕННЫХ ЛЕТ Уточняя мысль Антуана де Сент-Экзюпери «все мы родом из детства», можно сказать, что я и мое поколение - мы родом из детства, опаленного войной. То есть последние из тех, кто может сегодня свидетельствовать: «Мы это видели, мы это помним». А в тему «Архитектура военных лет » я углубилась тогда, когда Петр Суздалев - историк искусства, ветеран войны - уже завершил свое широкое исследование и в 1965 году издал внушительный труд «Советское искусство периода Великой 1 Отечественной войны» . Ветеранами были и архитектор Олег Швидковский, автор главы «Архитектура»2 в XIII томе «Истории русского искусства», целиком посвященном искусству военных лет, и литературовед Анатолий Абрамов - автор замечательной книги «Лирика и эпос Великой Отечественной войны»3. Именно воевавшее поколение заложило фундамент науки, изучающей этот трагический период истории XX столетия. Как известно, развитие исторической науки зависит от умения ученого задавать прошлому новые или по-новому поставленные вопросы. Послевоенные годы, вплоть до середины 1960-х, можно назвать этапом выявления и собирания документальных материалов, пополнения архивных фондов, формирования музейных коллекций. Значение этой стадии исследовательской работы можно определить как первый опыт систематизации и структурирования огромного материала и начало углубленного изучения отдельных видов и жанров искусства военных лет. Разносторонние исследования следующего этапа - 1970-1980-х годов - охватывали идеологическую, социальную и культурную проблематику, воссоздавая общий исторический контекст эпохи. В истории изучения культуры и искусства Второй мировой войны это десятилетие отмечено большим количеством публикаций документов и мемуаров. Сам ход 2 исследовательской работы был настолько интенсивен и динамичен, что сделанные первоначально выводы и обобщения не успевали канонизироваться и застывать в догматических формулах. Напротив, интересные наблюдения, выводы и даже открытия в области изучения культуры (Л. В. Максакова), поэзии (А. М. Абрамов), искусства (Б. Р. Виппер, В. Василенко, Р. С. Кауфман, Е. В. Можуховская, А. Д. Чегодаев и др.), архитектуры (О. А. Швидковский) сразу становились общим достоянием, активно осваивались и развивались новым поколением исследователей. Итогом многолетней работы явилось не только введение в научный обиход ранее неизвестных, впервые публикуемых материалов и документов, но и приобретенные в процессе профилированных исследований важные методологические «наработки». Отечественные исторические труды 1960-х годов в области искусства и архитектуры имели, как правило, типологическую классификацию. Желание продолжить исследования под иным углом зрения, сосредоточив внимание на изменении художественных задач, выявлении жанровой трансформации и специфики и, конечно же, поисках новых средств художественной выразительности, возникло в начале 1970-х годов и пришлось на долю моего поколения. Поступив в аспирантуру НИИТАГа в 1969 году, по совету замечательного историка архитектуры С. О. Хан-Магомедова я занялась изучением материалов архитектурных конкурсов периода Великой Отечественной войны. В ходе этой работы появился вкус к архитектурной графике, вместе с ним пришло понимание, что не всякий красивый проект может стать хорошей архитектурой. Но зато появились и другие ориентиры, оформились другие критерии по отношению к проекту как важной стадии на пути к осуществлению замысла, как средству наиболее последовательного и чистого выражения идеи и, наконец, как самостоятельному художественному произведению. Мне как исследователю очень повезло: именно в это время стали доступны для посетителей новые фонды ЦГАНХа, литературных архивов Москвы и Ленинграда (РГАЛИ, ЦГАЛИ СПб) и были приняты на хранение в музеях текстовые и проектные документы творческих союзов, мастерских и институтов расформированной Академии архитектуры. Новые поступления архивных и музейных собраний буквально ошеломили количеством и многообразием. Я стала первым читателем документов фонда Союза архитекторов СССР, его московского и ленинградского отделений, Комитета по делам искусств и Комитета по делам архитектуры при СНК СССР, ряда персональных фондов. После упразднения Академии архитектуры СССР в 1955 году чудом уцелевшие документы ее мастерских и проектных институтов валялись на полках из неструганых досок в надвратной церкви Донского монастыря, где даже окна не были застеклены и ветер гонял снежную поземку над сложенными папками. Вот 3 здесь-то я и обнаружила рукопись монографии «Мемориальная архитектура», которую опубликовала много лет спустя в книге «Память и время». По договоренности с ВНИИ искусствознания я выстроила хронику архитектурных событий военных лет, проиллюстрировала факты подлинными документами, написала статьи к отдельным разделам (их было пять), характеризующие особенности архитектурной деятельности каждого года войны. Эти материалы и документы составили целый том в серии документальных выпусков «Из истории советской архитектуры», подготовленных В. Э. Хазановой и издававшихся под редакцией К. Н. Афанасьева4. Военный выпуск был опубликован издательством «Наука» в 1978 г. Внушительный раздел книги заняла библиография, которую я составила, работая в библиотеках творческих союзов, отделах рукописей художественных музеев и, главным образом, в военном отделе Центральной государственной библиотеки (бывшей им. В. И. Ленина). Основателям этого отдела удалось собрать почти все, что издавалось в годы войны. Здесь максимально полно были представлены материалы архитектурной печати, начиная с периодики и кончая небольшими брошюрками и буклетами, выпускавшимися в качестве программ съездов творческих союзов, конференций, важных совещаний, архитектурных конкурсов и малоформатных каталогов выставок «Великая Отечественная война», «Героический фронт и тыл» и др. Не могу не выразить беспокойства по поводу расформирования (фактически распыления и утраты) уникального собрания военного отдела - этого печального результата некомпетентной, варварской акции, предпринятой новой дирекцией библиотеки. Разумнее было бы сохранить целостным и передать это собрание в Центральный музей Великой Отечественной войны или в одну из библиотек Волгограда. Точно так же, как и живопись военных лет, которой не нашлось места в экспозиции ГТГ (например, «Александр Невский» - часть триптиха Павла Дмитриевича Корина висит на стене лестничной клетки), можно было бы разместить в просторных залах музея на Поклонной горе. Для специального исследования я выбрала материалы конкурсов военных лет на проекты мемориальных сооружений. Изучение этих материалов, сочетание типологической классификации с развернутыми искусствоведческими анализами произведений, принадлежащих к разным видам мемориальной архитектуры, дало возможность выявить художественные закономерности, обнаружившие наличие общих стилистических черт. Это позволило охарактеризовать художественные особенности архитектуры военного времени, уловить происходившие в ней изменения и показать движение в ее стилистике и образном наполнении по сравнению с довоенным периодом и двумя последующими послевоенными десятилетиями. Сделанные наблюдения выверялись в 4 более широком художественном контексте на произведениях станкового и монументально-декоративного искусства, а также соотносились с выводами историков литературы, театра, кинематографа, музыки. Анализ архитектурных проектов выявил в структуре этих произведений, их семантике и символике изменение ценностных ориентиров, обусловленное возвращением к культурным корням и общечеловеческим ценностям. Военная трагедия, потребовавшая мобилизации всех сил народа, стала катализатором процесса «регенерации» культурных тканей, поврежденных в результате революции и ее разрушительных последствий5. Более глубокое проникновение в суть происходящего, переживания и мысли людей давало возможность прийти к пониманию и уже не столь упрощенной интерпретации хода исторических событий, социальных и культурных коллизий, связанных с ними, архитектурных процессов и даже художественного процесса эпохи модернизма в целом. Сделанные выводы легли в основу третьего раздела написанной мной книги, посвященной искусству эпохи модернизма. Книга называлась «Формула стиля. Ар Деко: истоки, региональные варианты, особенности эволюции»6, а ее третий раздел — «Отечественный аналог международного стиля». В 1980-1990-е годы тема искусства Второй мировой войны практически не затрагивается в нашей искусствоведческой науке, хотя продолжается накопление фактов, поиски и публикации новых документов и материалов. В середине 1980-х положено начало созданию художественных фондов Центрального музея Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в Москве на Поклонной горе, где как самостоятельное подразделение создается отдел изобразительного и декоративного искусства, а главное место в нем занимают художественные произведения военных лет. Исследовательская инициатива переходит в это время к историкам. Постсоветская историческая наука снижает пафосный тон в трактовке военных событий, способствует выявлению актуальных аспектов и поиску новых подходов к изучению истории Второй мировой, Великой Отечественной войны и войны как таковой. Возникает новое направление в военно-исторических исследованиях военно-историческая антропология. Проблема «человек и война» рассматривается в ней как междисциплинарная, требующая системного подхода на стыке наук истории, психологии, социологии, культурологии. Одновременно ярко выраженная в исторической науке тенденция к широкому привлечению визуальных источников (т. е. отношение к произведению искусства как источнику) выдвигает на первый план разработку методологии междисциплинарных исследований такого рода. Ближайшей целью становится создание системы координат, позволяющей глубже вникнуть в смысл происходящего, получить ответы на новые или по-новому 5 поставленные вопросы, адресуемые сегодняшней наукой прошлому, составить более полное, целостное представление о культурной эпохе, увиденной глазами современного человека, а в способах интерпретации отражающей современный взгляд на историю. Произведение искусства теперь для историка является важным документом. В нем стремятся разглядеть мир человека, живущего и действующего в условиях войны. Цели историка и историка искусства сближаются. Наш соотечественник и современник замечательный художникмультипликатор Юрий Норштейн назвал произведение искусства «документальной проекцией души». Соединив такие понятия, как документальность, проективность и душа, читай воображение, фантазия, чувствительность, интуиция, он сумел найти емкий образный эквивалент содержанию художественного творчества, точнее, его формулу. В произведении искусства как в линзе фокусируются сегодня интересы разных гуманитарных дисциплин. Движение науки навстречу искусству в настоящее время обладает своей спецификой. Отношение искусства к действительности становится все более опосредованным. Наука ищет истину, в то время как искусство заключает ее в самом себе. Ученые ведут поиск гибких «стратегий» работы с визуальным источником, исходя из понимания специфики художественного творчества, не относясь к произведению как к простому «слепку реального». Со времен защиты Н. Г. Чернышевским его знаменитой диссертации («Эстетическое отношение искусства к действительности») отношения к художественному высказыванию и факту, к вымыслу и факту и в художественной среде, и в критике неуклонно усложняются и обостряются. Сегодня такие категории искусствознания, как «проектное мышление», «мимесис», свидетельствуют об установившемся равновесии, сбалансированности значений формального и образного, действительного и вымышленного, объективного и субъективного в искусстве. Историк же задачу свою видит в том, чтобы «расшифровать», «прочесть» содержащееся в художественном произведении послание. А для этого он должен суметь уловить смыслы меняющейся реальности, прояснить их в сфере рефлексии творца, что осознается им как самая важная проблема. Но такой подход требует от историка эрудиции в области искусствознания и интуиции тонкого ценителя искусства. Поэтому потребность «перейти границы дисциплины» становится актуальной не только для самого искусства, но и для науки, которая мучительно ищет пути к человеку: и как создателю произведений искусства, и как его объекту. Знаменательным событием в научной жизни Волгограда в 2008 году становится защита Еленой Огарковой кандидатской диссертации на тему «Сталинградская битва в советской изобразительной пропаганде и военнофронтовой графике 1942-1945 гг.»7. Одним из главных достоинств исследования является его новационная методологическая основа, которая 6 носит междисциплинарный характер. Автор обращается к произведениям военной графики как важному документальному источнику, позволяющему выявить новый срез исторического события, расширив тем самым границы наших знаний об эпохе. Новый шаг в теоретико-методологическом и историко-теоретическом подходе к созданию культурно-исторической модели эпохи делается снова в сфере философии, эстетики, искусствознания в начале нового тысячелетия. Этот шаг ознаменован конференцией, организованной кафедрой теории и истории искусства Российского государственного гуманитарного университета (2004). Основанный на ее материалах сборник статей выходит в свет в 2008 году под названием «Искусство как сфера культурно-исторической памяти»8. В центре внимания его авторов рассмотрение культурно-исторических функций мифологической, религиозной, эстетической памяти как средства сохранения и воспроизведения вербальных и визуальных образов. Специальный раздел сборника посвящен философско-антропологическим аспектам истории искусства, исторической специфике культурной и художественной памяти. Используя традиции изучения образного языка искусства, основываясь на современных методах интерпретации художественного опыта, его авторы выражают новые оригинальные взгляды на проблему отношений культурной памяти и истории искусства. Теоретико-методологическое значение выводов этой конференции трудно переоценить. И действительно, к какому бы художественному явлению военных лет ни обратился сегодня историк искусства по мере выявления новых аспектов для изучения, прежде всего он сталкивается с методологической проблемой. Время помогало нам избавиться от стереотипов, от пошлой пафосной риторики. Но вместе с тем создавало препятствия для дальнейшей работы ученого над военной темой и даже для обращения к этому материалу. Влияние публицистики, актуальной политики активно вторгалось в науку. После перестройки идеологический вектор был резко повернут и направлен в противоположную сторону. Средства массовой информации, а также всевозможные эпатирующие артакции «нового ангажированного искусства» направили свои усилия на «дегероизацию, на развенчание коммунистических мифов» и весьма в этом преуспели, иногда даже чересчур. Но, как ни странно, все эти акционистские экзерсисы, вдохновленные и используемые политтехнологами, и в политике, и в жизни, и в науке принесли определенную пользу. Во-первых, помогли науке освободиться от штампов. Во-вторых, отрезвили интеллигенцию, заставив вспомнить о своем назначении, о долге перед обществом и заявить о праве на собственное мнение, праве судить не в угоду сиюминутным конъюнктурным соображениям, но по гамбургскому счету. Какие же критерии определяют трактовку и оценку событий Второй мировой войны с тех пор, когда она удалилась от нас настолько, чтобы 7 стать историей, и чем руководствуются представители разных мнений? В последнее время стал популярным тезис, утверждающий, что наука только тогда может приблизиться к объективности, когда умрет последний свидетель. На наш взгляд, именно сегодня мы имеем редкую и недолгую возможность получить представление о времени в разных нарративных вариантах. События военных лет из сегодняшнего дня видятся как бы в трех измерениях - глазами непосредственных участников, тех, чье детство пришлось на военные годы, и людей, для которых военный период является уже историей. Вспоминают они все по-разному, и вопросы у них возникают разные. Представления, существующие одновременно в разных интерпретациях, дают возможность увидеть эпоху объемнее. В таком разностороннем освещении и заключается преимущество нашего времени. Известно также, что разные позиции по отношению к итогам этой войны занимают историки воевавших сторон. Однако в последние годы, благодаря активно ведущемуся диалогу, процесс изучения истории Второй мировой войны получил новое направление и стал носить не конфронтационный, а консенсусный характер. На международных конференциях и постоянно действующих семинарах в Германии и России участникам предоставляется возможность озвучить разные точки зрения, достичь взаимопонимания, отказавшись от контрпродуктивных позиций и выводов. Создаются документальные фильмы, где высказываются полководцы и солдаты, бывшие противниками в этой войне. Публикуются совместные документированные издания, посвященные Сталинградской битве и другим ключевым событиям великой войны. Разрабатывается новая концепция российско-германского музея «Берлин - Карлсхорст» как места исторических воспоминаний. Так общими усилиями ученых вырабатываются стратегии изучения сложных механизмов назревания и разрушительного действия сильнейшего исторического взрыва, каким явилась Вторая мировая война, делаются новые шаги к созданию более емкой и объективной по содержанию модели данной исторической эпохи. Культурным событием, важным для изучения вклада художников, архитекторов, дизайнеров стран антифашистского блока в победу, стала выставка в Канадском центре архитектуры (Монреаль, апрель-сентябрь 2011 г.), посвященная дизайну и строительству периода Второй мировой войны. В каталог, составленный Д. JI. Коэном9, вошли материалы музеев и архивов Великобритании, Соединенных Штатов, а также наших документальных сборников и музейных собраний СССР. Еще одно знаменательное событие произошло в мае 2012 года, когда в Кембридже по инициативе молодых преподавателей и студентов университета, выходцев из России, была открыта выставка военных рисунков их родственников – художников-ветеранов Второй мировой войны. Организаторы заявили о своем намерении сделать такие выставки ежегодными. 8 Тот факт, что не угасает; а, напротив, возрастает интерес к произведениям, часто даже не обладающим высокими художественными достоинствами: наброскам, путевым зарисовкам, сделанным на фронтовых дорогах, в землянках между боями, на переправах, в осажденных городах и в многочисленных обитаемых пунктах воюющей страны, требует осмысления и специального комментария. Так, например, для искусствоведческого исследования важными являются критерии художественного качества и новаторства. Если произведение не отвечает этим критериям, то надо либо искать более талантливого выразителя дум и чаяний времени, либо ставить диагноз стагнации по формуле «когда говорят пушки, музы молчат». Но что удивительно, как масштаб трагедии, так и размеры ее художественного наследия поражают. Оказывается, рисовали и писали кистью не менее, чем в мирное время. Но рисовали и писали иначе. Это было особое искусство, со своими особыми измерениями, своими собственными свойствами, достоинствами и недостатками. Оно не лучше и не хуже искусства мирного времени, и нельзя сравнивать его с какими-нибудь другими периодами развития искусства России - либо славными и плодотворными, либо тягостными и застойными. «Военные годы оставили после себя в полном смысле слова Другое искусство», - эта мысль принадлежит Александру Якимовичу, автору рецензии на нашу книгу «Память и время»,10 и очень мне дорога глубоким пониманием того, что мы хотели сказать в ней. В основу содержания и структуры документированной монографии «Память и время», которая была издана НИИ теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств при поддержке РГНФ в 2011 году, легла идея соединить искусствоведческий и исторический методы исследования. Одним из базовых понятий, составляющих суть человеческого бытия, является Время. Представления о времени лежат в основе любой культуры. Процесс постижения и осмысления времени находит отражение в переживании современности. Искусство средствами своего языка способно раскрыть сложное содержание понятия «современное»: отразить коллизии исторического, настоящего и будущего в культурном пространстве эпохи, ее разные ценностные ориентиры и векторы развития. Способы передачи, форма, ее содержание, символика, семантика и достоверность извлекаемой информации становятся объектом рефлексии и искусствоведческой науки. Созданные в те тяжелые дни произведения являются источником самой разнообразной и достоверной информации о времени, о возможностях, целях и формах творчества и одновременно вспомогательным материалом для своеобразной реконструкции живой картины эпохи. Апеллируя к раскрепощенному индивидуальному восприятию, мы обращаемся в своем исследовании «Память и время» к самому достоверному источнику - 9 фронтовым зарисовкам, живописным этюдам. Анализируя проекты памятников военных лет, отдаем предпочтение эскизам малого (индивидуального) надгробия и фронтовым самодельным памятным знакам на местах захоронений. Главная цель, которая была поставлена при осмыслении собранных материалов, - не просто при помощи искусства реконструировать события тех лет, но обратиться к более широким обобщениям. В частности — привлечь к анализу такие сложные феномены, как время и память. Такая постановка задачи позволила не просто воссоздать панораму творческих откликов, размышлений и пластических метафор современников военных действий, но проследить, какие механизмы культурно-исторической памяти (коллективной и индивидуальной) задействованы у человека, погруженного в реалии войны, и, с другой стороны, у человека, воссоздающего эти реалии спустя много десятилетий через знакомство с художественными и историческими свидетельствами. То, что мы называем культурной памятью, является плодом напряженной работы, требующей интеллектуальных и душевных усилий и, в отличие от «чистой науки», этической оценки. Вместе с критериями научного подхода следует также обозначить приоритеты этического порядка, без чего невозможно осмысление истории войны как таковой, истории XX века и особенно истории нашей страны. Первый постулат: любая война - это преступление, второй: народ, ценой неимоверных усилий и колоссальных жертв избавивший мир от фашизма, заслуживает не унижения и клеветы, а благодарности и уважения, понимания, сочувствия и поддержки. Историческое время проходит перед нами цепью сюжетов, драматических коллизий, великих трагедий. Исторические субъекты, действующие лица и сообщества, их мотивы и цели, страсти и трезвый взгляд на вещи все охвачено единым дыханием истории. Поэтому не «история», а скорее «историософия» с ее поиском духовных связующих нитей, с ее нравственными и этическими критериями становится нашей спутницей на том отрезке исторического времени, который мы выбираем для воспоминаний. Процесс воспоминания сопоставим с вглядыванием в мифологическое зеркало, которое способно отражать то, что не видно непосредственно, и тем самым достигать эффекта «суммирующего» или «умного» зрения. Память в годы войны становится мощным рычагом возвращения к общечеловеческим культурным ценностям, к корням отечественной культуры. Поэтому наше внимание сосредоточено на тех сферах творческой и научной деятельности военных лет, в которых так или иначе выражено отношение к памяти. Выделенные темы определили трехчастное построение данной книги. Три блока документов и составили три ее раздела. Первый посвящен военному рисунку, так называемой оперативной графике и живописным этюдам военных лет, второй - 10 проектированию памятников в годы войны. В третьем разделе публикуется рукопись коллективной монографии «Мемориальная архитектура» (1943-1946), состоящая из исторических очерков, написанных архитекторами, археологами, искусствоведами и освещающих мировой опыт создания памятных сооружений. Таковы основные аспекты, раскрывающие культурный феномен памяти: в мировоззрении, философских взглядах, эстетике, мироощущении современников и участников событий, в творчестве художников и архитекторов, идеях и формах увековечения. Поскольку представленные подлинные документы и факты сопровождаются вводными статьями, комментариями и получают современную интерпретацию, труд приобретает двухрамочную структуру. Весь исторический материал является текстом, который объясняется и истолковывается в вводных статьях, их авторы формулируют свое понимание культурно-исторического события и особенностей художественного языка искусства этого времени. Так формируется второй содержательный пласт нашей книги. В первую часть книги была включена глава историка Елены Огарковой, посвященная сталинградской теме в рисунках художников - участников и свидетелей битвы на Волге, где автор, используя существующие сегодня способы работы с материалом искусства, исходит из отношения к художественному произведению как документу. Наблюдения, сделанные в результате исследования произведений искусства, архитектуры, материалов исторической науки и критики, приводят нас к пониманию того, что особенностью мироощущения военных лет было новое осмысление значения памяти как нравственной опоры человека. Очевидно, время будет и дальше вносить свои коррективы в понимание и переживание великих и трагических событий Отечественной войны. Мы же хотим надеяться, что наша книга, раскрывающая образ войны через его отражение в искусстве, для будущих исследователей и толкователей останется как ориентир, не дающий сбиться с верного курса, то есть избегать поверхностных трактовок, не поддаваться соблазнам сиюминутных интересов и сенсационности. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Суздалев П. Советское искусство периода Великой Отечественной войны. -М.: Советский художник, 1965. 2. Швидковский О. А. Архитектура //История русского искусства. Т. XIII. -М.: Наука, 1964. 3. Абрамов А. Лирика и эпос Великой Отечественной войны: проблематика, стиль, поэтика. -М.: Советский писатель, 1975. 4. Из истории советской архитектуры 1941—1945. Материалы и 11 документы. -М.: Наука, 1978. 5. Малинина Т. Г. Образы мемориальной архитектуры военных лет: культурные смыслы, мифологические и исторические ассоциации //Архитектура, строительство, дизайн. - 03(40), 2005. - С. 72-77. 6. Малинина Т. Формула стиля. Ар Деко: истоки, региональные варианты, особенности эволюции. - М.: Пинакотека, 2005. 7. Огаркова Е. Сталинградская битва в советском изобразительном искусстве 1942-1945. - Волгоград: Издатель, 2011. 8. Искусство как сфера культурно-исторической памяти /Материалы научной конференции. —М.: РГГУ, 2008. 9. Cohen Jean-Louis Arhitecture in Uniform. Designing and Building for the Second World War. CCA. - Paris, 2011. 10.Вестник Российского гуманитарного научного фонда. - 4(69), 2012. С. 250-255.