Ïðåäèñëîâèå ê èçäàíèþ, âûøåäøåìó ê 200-ëåòíåìó þáèëåþ Äàðâèíà Я рад тому, что это издание поможет достойно отпраздновать двухсотлетие со дня рождения выдающегося ученого, научное наследие которого сохраняет свое значение и по сей день. «О выражении эмоций» — это наименее известная и, на мой взгляд, наиболее доступная из всех книг Дарвина, быть может, за исключением «Путешествия на Бигле». Это одна из первых, если не первая, научная книга на английском языке, где в качестве иллюстраций использовались фотографии. (См. книгу Филипа Проджера «Darwin’s Camera».1) Тема книги — выражение эмоций у людей и животных — представляет интерес для каждого. Мы сразу же вовлекаемся в рассмотрение вопроса о том, почему в названии книги упомянуты животные. Разве они имеют эмоции? Разве их выражения эмоций подобны выражениям эмоций у людей? Одним из примеров развития дарвиновского наследия является недавняя книга Франса де Ваала,2 который увлекательно описывает сложные эмоции и социальные отношения обезьян-приматов. Другим примером является разработанный мной с Уоллесом Фризеном более тридцати лет тому назад метод измерения движений лица у людей, получивший название FACS (Facial Action Coding System — Система кодирования движений лица). Я уверен, Дарвин был бы очень доволен тем, что ChimpFACS3 позволил впервые в истории проводить точные сравнения выражений эмоций у людей и человекообразных обезьян. Прежде чем закрыть тему интереса Дарвина к животным, стоит отметить, что хотя он, возможно, не был знаком с буддийской философией, но тем не менее, подобно буддистам, был озабочен «благополучием всех живых существ».4 В моей недавней книге «Мудрость Востока и Запада. Психология равновесия»,5 написанной в соавторстве с Далай-ламой, мы обсуждаем дарвиновскую этику. Во введении к изданию «О выражении эмоций» я рассматриваю вопрос о том, действительно ли сопротивление признанию того, что животные имеют чувства, а значит, и осознанию того, как мы обращаемся с ними в экспериментальных лабораториях, в зоопарках и на бойнях, может быть одной из причин, по которым эта книга была не в почете на протяжении большей части двадцатого века. Дарвин не говорит нам, почему он сосредоточился на выражении как таковом, поскольку существуют и другие аспекты эмоции, которые он мог бы рассмотреть. Я подозреваю, что выражение оказалось в фокусе его внимания потому, что он хотел использовать свои наблюдения для подкрепления аргументации в пользу «Происхождения видов». Демонстрируя, как те же самые три принципа, которые объясняют, почему конкретное выражение является сигналом для данной эмоции, применимы к выражениям всех живых существ, от пчел до людей, Дарвин показывает непрерывность развития вида. Такая непрерывность является основным строительным блоком в дар- 8 Предисловие к изданию, вышедшему к 200-летнему юбилею Дарвина виновской более общей теории происхождения видов. Я уверен, что являюсь одним из немногих ученых, которые занимаются этим вопросом, поднятым Дарвином. Почему именно это, а не то выражение соответствует конкретной эмоции? Почему, например, для радости это будет улыбка, а не нахмуренные брови? Сосредоточиваясь на выражениях, Дарвин привлекает внимание к отличительным признакам по меньшей мере нескольких эмоций — наличию у них сигналов, проявляющихся на лице, в голосе и/или в позе. Я доказывал, что эти выражения являются главными отличительными чертами эмоций. Мысли, установки, планы — практически все другие умственные действия — не имеют сигналов, они скрыты внутри нас. Не так обстоит дело с эмоциями, по крайней мере с некоторыми из них. Обратитесь к моей книге «Психология эмоций»,6 где рассматриваются эмоции, не имеющие простых, кратковременных выражений на лице или в голосе. Выражения также предоставляют важную информацию окружающим, которые их наблюдают. Знание о наличии эмоции говорит окружающим, какой тип событий вызвал эмоцию и какие действия, вероятно, последуют далее. Возможно, наибольшее сопротивление книге «О выражении эмоций» было вызвано утверждением Дарвина о том, что выражения эмоций на лице являются универсальными. Во введении и послесловии я обсуждаю противодействие любому намеку на то, что выражения могут быть частью нашей биологии и быть общими у всех человеческих существ. Удивительно, что приписывание эмоции биологической основы рассматривалось с позиций не только принижения влияния культуры (как если бы признание в чем-то роли природы отрицало бы роль воспитания), но и укрепления основ расистского учения. Намерение Дарвина было совершенно противоположным. Он рассматривал универсальность выражений как вызов расистам того времени, утверждавшим, что европейцы произошли от более развитого прародителя, чем африканцы. Дарвин верил, что его свидетельства универсальности оспаривали эту доктрину, доказывая «единство человечества». Сегодня, по мере того как мы все лучше понимаем роль генов и по мере того, как достижения нейронауки углубляют наше понимание человеческого поведения, взгляды Дарвина становятся более чем совместимыми с нашими нынешними взглядами. Практически никто из современных ученых не отвергает утверждение Дарвина об универсальности выражений эмоций. Хотя его доказательства были далеки от совершенства, он был прав, и мои работы, как и работы других ученых, содержат убедительные доказательства его правоты по крайней мере для выражения на лице таких эмоций, как гнев, страх, отвращение, печаль и радость. Свидетельства универсальности выражений очень убедительны, но не настолько, чтобы четко отличать страх от удивления и распознавать презрение. Недавнее исследование, описанное в «Психологии эмоций»,7 также показало, что четыре довольно разные радостные эмоции имеют отличительный сигнал, подаваемый скорее голосом, чем лицом. Если мы отбросим требование о том, чтобы сигнал был коротким, то можно обнаружить и другие эмоции, которые будут проявляться в виде последовательности эмоций в течение какого-то промежутка времени.8 С моей точки зрения, издание «О выражении эмоций» следует рассматривать как книгу, инициировавшую научные исследования человеческого поведения, — первую книгу по психологии. Дарвин рассматривал исключительно широкий спектр явлений: младенцы и дети (возрастная психология), различные виды животных (сравнительная психология), психические паттерны (патопсихология) и кросс-культурные наблюдения (антропологическая психология). Дарвин также первым использовал метод, который стал затем общепринятым в психологии выражений лица: он показывал фотографии людям, а затем спрашивал их, какую эмоцию они видят. Предисловие к изданию, вышедшему к 200-летнему юбилею Дарвина 9 Традиционно основателем психологии считают немецкого ученого Вильгельма Вундта, а не Дарвина. Вундт создал лабораторию экспериментальной психологии в 1879 г., написал впоследствии несколько книг и подготовил многих психологов, которые затем открыли научные подразделения в ведущих университетах. Вундт и Дарвин олицетворяют два совершенно разных подхода к пониманию эмоций. Вундт утверждал, что эмоции, такие как гнев, страх и счастье, лучше всего представляются в терминах основополагающих измерений, описывающих, насколько приятным/неприятным является испытываемое чувство и какой степенью возбуждения или интенсивности оно характеризуется. Несколько современных психологов продолжают развивать это направление, хотя они и не всегда помнят о необходимости ссылаться на Вундта. Дарвин считал само собой разумеющимся, что эмоции лучше всего понимаются как дискретные состояния, так что страх, гнев и счастье (или любая эмоция) изменяются по интенсивности и что это изменение, вероятно, не связано с тем, насколько приятной или неприятной ощущается эмоция в данной ситуации. Тем не менее для Дарвина каждая эмоция лучше всего понимается как особый набор характеристик, отличных от характеристик других эмоций. Недавние исследования мозга и эмоций со всей очевидностью подтвердили правильность дарвиновской догадки.9 Я советую читателю не пропускать предисловие ко второму изданию, которое было написано и опубликовано Фрэнсисом Дарвином после смерти отца. Введение, написанное Дарвином для первого издания, также заслуживает внимания. Далее советую прочитать написанное мной введение, в котором я рассказываю о том, почему великая книга канула в безвестность, а затем уже взяться за саму книгу. Я искренне завидую читателю, который приступает к чтению этой книги в первый раз. Пол Экман, осень 2008 г.