По поводу и без повода
реклама
УДК 930.85 ББК 63.3(0)32 З-80 Исключительное право публикации книги Л. Золоевой и А. Порьяза «Мировая культура: Древняя Греция. Древний Рим» принадлежит издательству «ОЛМА-ПРЕСС». Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону. Художник А. Акимов Золоева Л., Порьяз А. З-80 Мировая культура: Древняя Греция. Древний Рим. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. — с.: ил. — (Мировая культура). ISBN 5-224-01016-0 Вторая книга серии посвящена истории культуры Античности. В ней освещены такие аспекты цивилизаций прошлого, как история, экономика, социальное устройство, религия, наука, искусство, повседневная жизнь. Удобный макет и большое количество иллюстраций помогают быстрее усвоить учебный материал. Серия предназначена школьникам, студентам и преподавателям в помощь по курсу истории и культурологии. УДК 930.85 ББК 63.3(0)32 © Издательство «ОЛМА-ПРЕСС», 2000 ISBN 5-224-01016-0 Родина новой культуры Древняя Греция Введение Рассуждать о влиянии древнегреческой цивилизации на европейскую культуру и науку так же трудно, как представить себе эту самую культуру или науку оторванными от греческого искусства, греческой литературы и философии. Любые штампы, вроде “цитадель цивилизации” или “колыбель архитектуры”, теряют всякий (и без того довольно затертый) смысл при скромной попытке вообразить себе, что Древнюю Грецию постигла судьба Атлантиды, и она бесследно исчезла в океанской пучине. Мир, конечно, вряд ли стал бы другим; в нем бы по-прежнему все текло и изменялось, и мы бы наверняка знали, что нельзя дважды войти в одну реку. Разве так уж существенно, что мы знали бы об этом не от древнегреческого мудреца Гераклита? И разве нарушились бы хоть каким-то образом причинно-следственные связи, если бы теорема Пифагора или закон Архимеда назывались как-нибудь иначе? Разве солнце изменило свое положение от того, что все греческие астрономы, кроме Аристарха, были убеждены в геоцентрическом устройстве Вселенной? И разве мир состоял бы не из атомов, даже если бы до этого не додумался Демокрит? Может быть, без Гомера не было бы литературы, без Платона философии, а без Афин - демократии? И даже если так, мир все равно остался бы прежним. Изменилось бы совсем немного. Изменилось бы наше отношение к миру: без греческого влияния Запад никогда не стал бы Западом. Именно Греция определила все то, что коренным образом отличает западную цивилизацию от восточной. Человеку, который предпримет попытку отыскать область науки или культуры, где не оставили бы следа древние греки, придется очень много потрудиться. Они не только совершили первую научную революцию греческая натурфилософия сделала в принципе возможным рождение науки. Дерзость “физиков”, как назвал первых греческих философов Аристотель, осмелившихся задавать вопросы, ответить на которые они не имели совершенно никакой возможности, открыла новый путь познания окружающего мира. Греческие натурфилософы фактически изобрели научный метод познания, метод, который до сих пор применяется в науке. Философские системы Сократа и Платона, атомистика Демокрита и Эпикура, математика Пифагора и Евклида, механика Архимеда, медицина Гиппократа, история Геродота и Фукидида, аристотелевские биология, логика, политэкономия - все это, дополненное в эпоху эллинизма географией, астрономией, анатомией, физиологией, ботаникой, пневматикой, представляет первую полную систему естественнонаучных знаний, заложивших прочный фундамент современной науки. Уже этого было бы вполне достаточно, чтобы греческий народ навеки обеспечил себе место в истории человечества. Однако греческое влияние на европейскую цивилизацию отнюдь не ограничивалось сферой науки. В Греции зародились театр и архитектура, в Греции возникли основные роды, виды и жанры литературы - все то, что позднее Европе осталось лишь воспринять и дополнить. Греческий язык, наряду с латинским, были первыми языками международного общения. Наконец, христианство проникло в Европу через Византию (и Рим) - потомки язычников устанавливали культ монотеизма. Но одни лишь переводы античных авторов, повсеместное заимствование мифологических сюжетов, все рефлексии, отражения и рецепции не воссоздают полной картины влияния античности на исторические судьбы Европы. Вплоть до конца XVIII века античность (и прежде всего ее, так сказать, греческая “половина”) была соучастницей культурного движения на Западе. Она даже не осмыслялась как прошлое: из прошлого делают выводы, с прошлым проводят параллели. Античность была эталоном, к которому не только стремились, но с которым соревновались: еще Гете писал эпос об Ахилле, призывая современников: “Каждый пусть будет, по-своему, греком! Но только пусть будет!” Античность, по остроумному замечанию одного из исследователей, была “впереди” и “над”, с ней можно было состязаться, ее можно было обогнать. Она не осознавалась как культурное прошлое, она была культурным настоящим. В эпоху Просвещения отношение к античности изменилось. Начиная с XIX века, она становится “неиссякаемым источником”, пресловутой “колыбелью” и “детством человечества”, в ней видят “зачатки”, своей “инфантильностью” она вызывает улыбку умиления просвещенного рационального века. Георг Фастер очень хорошо и многоречиво выразил отношение своих современников к античности: “Тем временам, когда развивались, при самых благоприятных условиях, духовные силы самого благородного племени людей, тем временам, которые никогда не вернутся более, мы обязаны всем, чем мы стали. Не просто матерью и кормилицей была для нас Греция, и хотя я сочту крайне несправедливым требование никогда не расставаться со своей кормилицей, набожно повторять ее сказки и не сомневаться в ее непогрешимости, то я охотно признаюсь все же, что воспоминания о годах детства нередко доставляют мне живое удовольствие и что не без трогательной благодарности думаю я порой о своей доброй, пусть не всегда мудрой воспитательнице”. Итак, античность осталась позади. Идея прогресса в истории сделала из нее “воспитательницу” и “кормилицу”. Она, безусловно, вызывает у рационалистов восторг и восхищение, от которых, однако, веет холодным безразличием. Чувство, подобное тому, которое вызывают у человека звезды, прекрасные, таинственные и неправдоподобно далекие. Мы можем относиться к античности по-разному: мы можем видеть в современности “упадок” и утверждать, что после Платона философии не было; мы можем по примеру гуманистов эпохи Возрождения устраивать пиры и писать письма Горацию, и греки (а вместе с ними и римляне) останутся для нас “вечными детьми”. Но каково бы ни было наше отношение к античности, бесспорно одно: как гениальный поэт, выражая дух своего времени, может определять целую эпоху в литературе, так греки, выразив идею человека “на все времена”, определили эпоху в истории. Эпоху, которая не канула в Лету, но самым непосредственным образом повлияла на всю европейскую цивилизацию. История Греции Крит и Микены У всякой страны, как и у всякого народа, есть событие, с которого начинается отсчет исторического времени. А с чего начинается история Греции? С образования первых городов-государств, с эпохи так называемой «великой колонизации», со времени проведения первой Олимпиады или, может, с похода ахейских царей под Трою? Впрочем, еще в середине прошлого века последние из перечисленных событий неизменно причислялось к мифам, пока в 70-х годах XIX века удачливый археолог-самоучка Генрих Шлиман не раскопал на территории небольшой деревушки Гиссарлык в Турции настоящую, гомеровскую, или почти гомеровскую, Трою. Шлиманом же производились раскопки и в материковой Греции, в Микенах и Тиринфе. И здесь судьба не отвернулась от везучего дилетанта: он наткнулся на следы древнейшей эгейской называть элладской, или — цивилизации, ее принято по названию самого могущественного центра — «златообильных» Микен - микенской. Шлиман, Генрих (1822 — 1890) — немецкий коммерсант и археолог. Так же как и Троя, открытая Шлиманом, так называемая «Троя II», была гораздо более поздним поселением, чем Троя Гомера - «Троя VI», обнаруженный здесь микенский дворец, относится к XIV в. до н.э. и не мог быть резиденцией царя Агамемнона, одного из гомеровских героев. [Илл. – Крепостная стена Трои IV. Ок. 1400 – 1300 гг. до н.э. Стр. 640] И пусть позади были разъезды по всему миру в погоне за куском хлеба, сомнительные предприятия, с помощью которых Шлиман добивался высокого положения в обществе; пусть впереди ждали нападки невежд и холодное пренебрежение к его открытиям ученых профессоров - именно благодаря Шлиману, предварившему научный труд биографическими этюдами, коммерсанту, для которого наука была лишь хобби, частным увлечением, благодаря ему история Греции отодвинулась вглубь, примерно к XII в. до н.э. [Илл. – Маска из шахтовой гробницы Микен, так называемый “Агамемнон”. Золото. XVI в. до н.э. Стр. 443 рис. 2] Побывав на Крите, Шлиман обратил внимание на холм, скрывавший, как ему показалось, развалины знаменитого Кносского дворца. Когда в 1894 году английский археолог Артур Эванс купил этот холм и начал раскопки, затянувшиеся на 30 лет, он сделал одно их величайших открытий наступавшего XX века. Среди руин некогда роскошного дворца, в лабиринтах которого согласно мифам жил Минотавр, были найдены глиняные таблички, покрытые письменами: в бассейне Эгейского моря существовала древнейшая письменность, предшествовавшая «гомеровской» эпохи, которая, вне всякого сомнения, была бесписьменной. Кносс — древнее поселение на острове Крит, один из центров крито-микенской культуры. Таблички эти составляли владыки, содержавший характера. Очевидно, хозяйственный документы глина была архив кносского административно-финансового не единственным писчим материалом: на это указывает, во-первых, закругленность знаков, не предназначавшихся первоначально для прочерчивания на глине. Вовторых, все записи на табличках относились лишь к текущему году, когда эти записи делались (об этом ясно говорит частое использование таких словосочетаний, как «в этом году», «в прошлом году», «в следующем году»). Скорее всего, для ведения дел в таком огромном хозяйстве, каким был Кносский дворец, использовался и другой писчий материал, не столь огнестойкий, как глина. Некоторые исследователи считают, что таким материалом могли быть высушенные пальмовые листья, другие склоняются к мысли, что это были кусочки высушенных шкур животных, приводя в пользу этого аргумента тот факт, что на Крите в первом тысячелетии до нашей эры учитель чтения и письма назывался «человеком, рисующим на шкуре». По воле случая этот «более долговечный» писчий материал исчез в огне, охватившем дворцы, а легко крошащаяся глина подверглась обжигу и превратилась в материал прочнее камня, просуществовавший более трех тысячелетий. Так судьба сохранила то, что через несколько месяцев после использования должны были выбросить как ненужный хлам. Почти одновременно при раскопках в другом критском центре, Фесте, был найден диск, в котором знаки уходили к центру спирали, словно в лабиринте. [Илл. – Фестский диск. Обожженная глина. XVII в. до н.э. Стр. 398] В общих чертах картина эволюции минойской (по имени легендарного владыки Миноса) письменности представлялось так: из пиктографической (рисуночной) письменности, существовавшей на Крите примерно в 2000-1700 гг. до н.э., возникает линейное письмо, условно его называют линейным письмом А; найдено около 320 табличек, исписанных такого типа письмом. Затем на базе этого письма формируется более упрощенная система письменности, условно названная линейная письменность В. Разгадать тайну этой последней впервые удалось англичанину М. Вентрису. Вовсе не помышляя о критских загадках, 14-летний учащийся колледжа Майкл Вентрис, страстно увлеченный архитектурой, незадолго до второй мировой войны попал на лекцию Артура Эванса, заинтересовавшись критским дворцом. Во время войны Вентрис стал военным дешифровщиком, и так получилось, что именно он через семь лет после окончания войны осуществил то над чем безрезультатно работал многие годы Эванс. В 1953 году вместе с Дж. Чэдвиком Вентрис опубликовал статью, изложив свое открытие: целый ряд надписей на глиняных табличках, написанных в древнейшей форме кипро-аркадского диалекта греческого языка. Пожалуй, трудно переоценить значение этого открытия для истории Крита и всей Греции. Заговорившие таблички подтвердили многое из того, что было известно раньше из гомеровских поэм и рассказали то, что не смогло перенести через несколько столетий устное предание. Во-первых, был окончательно развеян миф о существовании единого централизованного Крито-Микенского государства, со структурой, подобной восточным деспотиям. Микенские и критские дворцы были центрами независимых правителей, а ограниченные, государства, как управляемые правило, небольшой из этих центров территорией, и были предшественниками греческих полисов, возникших в следующем тысячелетии. [Илл. – Внутренний двор дворца в Микенах. Реконструкция. Стр. 445] Полис — город-государство в Древней Греции. Во-вторых, теперь можно было составить гораздо более точное представление о строе и укладе жизни на Крите и в Микенской Греции. Как следует из надписи, государством управлял царь - ванака, его непосредственным помощником был воевода - лавагет, кроме ведения военными делами в обязанности лавагета входило взимание налогов с населения. Ванаке и лавагету подчинялись два других должностных лица, функции которых выяснены не до конца - теретл и басилен. Высшие должностные лица в государстве были так же крупными землевладельцами; единицей измерения земли служила мера зерна, перевод которой в современные единицы измерения пока, к сожалению, не произведен. Кроме того, землей владело жречество; существовал также общественный земельный фонд, сдававшийся в аренду частным лицам от имени народа. [Илл. – Могильный круг А на Микенском акрополе. XVII – XIII вв. до н.э. Стр. 51 илл 1] На особом положении как на Крите, так и в центрах материковой Греции, были ремесленники: материал для своих изделий они получали от государства и ему же сдавали готовую продукцию. [Илл. – Изделия критских ремесленников. Агиа Триада. XVI-XV вв. до н.э. Стр. 33 илл. 1-3] Упоминаются в надписях и рабы, иногда речь идет о многих сотнях рабов и рабынь - мужчин, женщин и детей. О величии и могуществе критских властителей свидетельствуют, кроме древних надписей, печати с изображением кораблей, идущих под парусами и на веслах. У критян был мощный торговый и военный флот, позволявший им господствовать в Средиземноморье в XYI-XIII вв. до н.э. Косвенным подтверждением морскому владычеству, или талассократии Крита является легенда о хозяине Кносского дворца Миносе, владевшем, согласно Овидию, всем, кроме разве что неба. [Илл. – Оттиски золотых перстней-печаток. Микены. XV- XIII вв. до н.э. Стр. 444] Критские торговцы проникали в Египет, в Сирию, Финикию, они установили связи с Западом, побывав на Сардинии и Сицилии - и именно в Сицилию прибыл Минос, устремившийся в погоню за Дедалом, покинувшим остров с помощью прикрепленных к рукам крыльев. Дедал — мифический строитель и художник, создатель Кносского дворца. Интересна и своеобразна религия этого периода. Своеобразие ее проявляется уже в том, что ни критяне, ни микенцы не знали привычного для современности почитания божества в храме: при раскопках не было обнаружено ни одного храмового здания. Божеству поклонялись в священных рощах, чаще в пещерах; во дворцах правителей и рядом с домами обычных людей были найдены небольшие святилища с жертвенными столами и священными изображениями культовых предметов. Одним из них был двойной топорик-лабрис — не совсем обычный для миролюбивых жителей благодатного острова символ силы и превосходства. Лабрис считался атрибутом некоего мужского божества, почитавшегося в образе быка. Не случайно именно с Критом связана легенда о чудовищном полу-человеке, полу-быке Минотавре (tauros по гречески «бык»), сыне жены Миноса и священного быка бога Посейдона. Лабрис — обоюдоострая секира. Однако верховным божеством на Крите было женское божество. Великая богиня, имя которой нам до сих пор не известно, принимала в воображении критян различный облик: это и богиня со змеями, фигурки которой обнаружены в дворцовых и домашних святилищах Крита; и владычица зверей, изображавшаяся на геммах в виде женщины, у ног которой распростерты два льва; и богиня-охотница. Ей посвящались деревья, с культом богини были связаны птицы, чаще всего голуби, как символ плодородия. Гемма — драгоценный или полудрагоценный камень с вырезанным на нем изображением. Культ бога-быка включал в себя игры с быком, запечатленные на одной из кносских фресок, а праздники в честь великой богини сопровождались торжественной процессией с исполнением священных плясок и песен. Интересно, что в культовых церемониях критян ведущая роль принадлежала женщинам, выполнявшим различные религиозные обряды. [Илл. – Священный ритон в форме головы быка. Стеатит, горный хрусталь, известняк. XVI в. до н.э. Кносс. Стр. 395 нижн.] Влияние религии критян и микенцев на более позднюю греческую религию безусловно: среди имен божеств, встречающихся в пилосских и микенских надписях встречаются имена богов греческого пантеона — Зевса, Геры, Посейдона, Артемиды, Гермеса. И совсем не случайно именно на Крите греческая мифология поместила пещеру, в которой воспитывался в тайне от отца Кроноса Зевс; на Крите же провели свое детство Дионис и Геракл. Зевс — верховный греческий бог, отец богов и людей. Гера — божественная супруга Зевса, царица богов. Посейдон — бог моря. Артемида — богиня любви. Гермес —бог- покровитель дорог, торговли, воров. Кронос — титан, отец Зевса, правивший миром. Дионис — бог виноградарства и виноделия. Геракл — мифический герой, один из извествнейших персонажей греческих мифов. После открытия критской и микенской культур встал вопрос об их датировке, разрешить который помогли хорошо датируемые египетские вещи, найденные на Крите. В настоящее время, в соответствии с системой Эванса, разработавшего основную хронологию памятников материнской культуры Крита, выделяют три периода, условно названные минойскими по имени легендарного царя Миноса. Вопервых, раннеминойский период (3000-2200 гг. до н.э.). К этому периоду относятся древнейшие поселения на острове, вблизи которых были сделаны находки, относящиеся к эпохе неолита, металлические изделия из меди и золота. В конце раннеминойского периода появляются керамические изделия. [Илл. – Керамика. Кносс. XV в. до н.э. Стр. 447 верхн. и ср.] Основными занятиями критян в это время были скотоводство, рыбная ловля и земледелие. Среднеминойский (2200-1600 гг. до н.э.) период распространения бронзы и сооружения древнейших дворцов. К этому же времени относятся глиняные таблички с линейным письмом “А”. Среднеминойский период заканчивается катастрофой, причем одни ученые считают, что это было извержение вулкана, другие придерживаются мнения, что причиной разрушения дворцов и поселений было вторжение на Крит с Балканского полуострова ахейских племен. Однако вскоре жизнь на Крите вновь вошла в привычное русло, разрушенные здания отстроены, а ахейцы, если они все же вторглись на остров, вероятно, ассимилировались с местным населением. В это время появляются надписи с линейным письмом “В”. И, наконец, позднеминойский период (1600-1200 гг. до н.э.), заканчивающийся постепенным увяданием критской культуры и вторжением дорийских племен. В более позднее и хорошо известное нам время основным населением Крита были дорийцы. [Илл. – Сцена жертвоприношения. Деталь росписи саркофага из Агиа Триады. Крит. Конец XV в. до н.э. Стр. 33 илл. 4] Ахейцы, дорийцы, ионийцы и эолийцы — четыре основные группы племен древних греков. По аналогии с хронологией Крита была разработана периодизация памятников, обнаруженных в материковой Греции: раннеэлладский период (3000-2000 гг. до н.э.) - период низкого уровня материальной культуры и системы первобытнообщинных отношений. В конце периода появляются изделия из бронзы и серебра. Среднеэлладский период (2000-1700 гг. до н.э.) начался с того, что между 2000 и 2200 гг. до н.э. южную часть Балканского полуострова захлестнула волна греческих племен, среди них три основные группы: ахейцы, ионийцы и эолийцы. Они были знакомы с обработкой металла; основные занятия населения - земледелие и скотоводство. Позднеэлладский период (17001200 гг. до н.э.). Этот период характеризуется самыми замечательными памятниками микенской культуры. В XIY в. до н.э. возникают крепости и дворцы, которые существуют до начала XII в. до н.э., когда на Балканском полуострове началось новое переселение народов. В начале XII в. до н.э. вторгшиеся с севера в Среднюю Грецию и Пелопоннес дорийцы уничтожили и разрушили основные центры микенской культуры. Гомеровская Греция В конце XIII в. до н.э. цветущие, гордые своей мощью государства Средней Греции и Пелопоннеса постигло страшное бедствие. Были разрушены и сожжены не только дворцы и крепости, но и небольшие сельские поселения. Некоторые из этих поселений были навсегда покинуты, в других ахейским племенам - а они были основным населением этой части Греции - удалось удержаться в разрушенных крепостях. [Илл. – Критская ваза с морским декором. Терракота. XV в. до н.э. Стр. 261] Сокрушительное нападение диких орд с Севера не только опустошила главные центры микенской Греции, но и стала причиной упадка элладской культуры на всей ее территории. За несколько десятков лет к середине XII в. до н.э. почти полностью прекратились торговые отношения с Востоком. Это стало началом длительной культурной изоляции южной части Балкан и островной Греции. Вышло из употребления линейное слоговое письмо, исчезли дворцовая архитектура и фресковая живопись, забылось мастерство гончаров, ювелиров, резчиков по кости. Основным племенем среди северных завоевателей было племя дорийцев, поэтому и вторжение это, ставшее последним крупным переселением народов раннеисторического времени на Балканском полуострове, принято называть дорийским. Причины, побудившие дорийцев сняться с мест их прежнего расселения и устремиться на юг, неизвестны. Южные соседи явно превосходили их по уровню исторического развития. У дорийцев было только одно преимущество, оказавшееся, однако, решающим для всего дальнейшего развития Греции - они были знакомы с обработкой железа. [Илл. – Галерея в крепостной стене Тиринфа. XIV – XV вв. до н.э. Стр. 631] Как ни скудны наши знания об этом периоде греческой истории, дальнейшее развитие событий на протяжение долгого времени представляется еще более неясным. С полной уверенностью можно утверждать только одно: микенская и тем более минойская культура умерли не в одночасье, около ста лет длилась агония; окончательно изжила себя (а может, переродилась) микенская культура лишь к концу XII в. до н.э. Период с XI по IX вв. до н.э. настолько плохо изучен, датируемый этим периодом материал, который удалось найти археологам, настолько беден, что за этим временем прочно укрепился термин “темные века”. Как правило, между поселениями микенской эпохи и поселениями, непосредственно их сменившими, имеется ощутимый хронологический разрыв - до двухсот лет и больше. В связи с этим некоторые ученые предполагают, что после краха микенской культуры население многих областей Греции вернулось на какое-то время к полукочевому образу жизни, и именно так они объясняют отсутствие следов постоянных поселений. Одним из редчайших исключений является Крит, остров, на котором никогда не прерывалась связь времен. Когда дорийцы захватили Крит, часть населения ушла в глухие удаленные горные местности и там долгое время сохраняла свою самобытную культуру. [Илл. – Акрополь Тиринфа. XIV – XII вв. до н.э. Аксонометрия и план. Стр. 51 илл. 2 и 3] Разумеется, полного разрыва между крито-микенским и последующим периодом античной истории не было и за пределами Крита. Самым веским доказательством тому и, одновременно, самым надежным источником для изучения раннегреческого общества периода “темных веков” являются две поэмы Гомера “Илиада” и “Одиссея”. Однако источник этот настолько же правдив, насколько и коварен: он требует величайшей осторожности и осмотрительности, так как у ученых до последнего времени не было однозначного мнения о том, какую историческую реальность имел в виду Гомер, живописуя события Троянской войны. Если, подобно ученым XYIII века, удариться в гиперкритику и считать все содержимое поэм вымыслом, то как же объяснить поразительные совпадения данных археологических раскопок и отдельных описаний из “Илиады”? Достаточно вспомнить “двоедонный” кубок Нестора, воспетый Гомером, и золотой кубок с двумя ручками и фигурками голубей из IY шахтовой гробницы в Микенах. В этой же гробнице был обнаружен бронзовый кинжал, на клинке которого изображен знаменитый щит Аякса, и “шлем Мериона” из клыков вепря, описанный в X песне эпоса. [Илл. – Топорики из так называемых сокровищ Приама, из Трои II. Ляпис-лазурь, нефрит. XXV-XXII вв. до н.э. Стр. 640] Нестор — старейший из вождей греков, осаждавших Трою. Аякс — герой Троянской войны. С другой стороны, поддавшись эйфории от таких пряных аналогий и ассоциаций, легко можно прийти к заключению, что культура, открытая Шлиманом, собственно и есть гомеровская культура, а сам Гомер если и не был современником Троянской войны, то уж во всяком случае жил не так много времени спустя. Но тогда невозможно объяснить, откуда Гомер мог знать о железном оружии и о финикийцах, появившихся в бассейне Эгейского моря не раньше IX в. до н.э., и как мог он не упомянуть о мощеных дорогах с мостами, о крепостях, окруженных циклопическими стенами, о водопроводе и канализации, гомеровских и как, героев наконец, может патриархальная простота соотноситься с жизни блеском и рафинированностью придворной аристократии крито-микенского периода. Только если признать, что поэмы Гомера не могли сложиться раньше YIII в. до н.э., а сам Гомер, будучи знакомым с центрами микенской цивилизации и вкрапляя в поэмы замечательные, но, скорее всего, абсолютно случайные подробности жизни той эпохи, в целом описывал ее как нечто давно прошедшее, а потому чуждое и непонятное - только в этом случае можно найти объяснение всем “несуразностям” в поэмах. Если помнить, что эпос Гомера предполагает сплав различных культурно-исторических слоев и образует, по выражению английского филолога Кёрка, не только лингвистическую, но и культурную амальгаму, то тогда “Илиада и “Одиссея” станут достоверным источником по истории периода XI -IX вв. до н.э., или, как его принято называть, гомеровского периода. И ценность этих поэм как раз не столько в том, что в них отразилась политическая, экономическая и социальная жизнь греческого общества периода их создания. Именно “Илиада и “Одиссея” проливают свет, иногда поразительно яркий, на предшествовавшие гомеровской эпохе “темные века” в истории греков. Ученые давно заметили, что Гомеру известен только один тип человеческого общежития — полис. Полисами живут не только троянцы и различные греческие племена, полисами живут дикари, вроде киммерийцев и лестригонов, полисами живут боги, как Эол со своими сыновьями. Только циклопы у Гомера живут сами по себе, и это лишь подчеркивает их ужасающую дикость. Также давно замечено, что все разнообразие описываемых Гомером полисов можно свести к двум основным типам. Это, во-первых, поселение родовой общины, самым характерным образцом которого можно считать Трою, и, во-вторых, раннеархаический полис. Общее для обоих типов полиса в том, что они непременно обносились стенами, это значит, что они не могли быть крупными поселениями. Главное же различие — в организации полиса. Для поселений типа Трои центром, безусловно, является царский дворец, расположенный на возвышенности. Центром в полисах второго типа была агора — площадь, на которой располагалось святилище какоголибо божества, и где встречались участники народного собрания. Прообразом первого типа полиса были критские и микенские дворцы, второй тип полиса - начальная форма города-государства, сыгравшего столь существенную роль в греческой истории. За пределами города в “Илиаде” и “Одиссее”, как правило, нет человеческих поселений, заслуживающих внимания поэта, и это один из ярких примеров приверженности Гомера канонам эпического жанра, восходящим, скорее всего, еще к микенской эпохе. Один из таких канонов требовал, чтобы герой жил в городе, единственно возможном месте обитания цивилизованного человека, вокруг которого нет ничего, кроме дикой природы. Но даже у такого поэта, как Гомер, с его традиционными эпическими нормами и архаистическим колоритом описаний городов и городской жизни чувствуется дыхание современной ему эпохи. Вопервых, это уже упомянутый раннеархаический полис, во-вторых, эпизодические упоминания о деревенских усадьбах знати, где безвыездно живут хозяева, занимаясь земледелием и скотоводством. О важной роли скотоводства говорит то, что скот служил мерилом стоимости, заменяя не существовавшие в то время деньги. Именно в крупном и мелком скоте состояло все богатство Одиссея, поэтому женихи Пенелопы специально пировали в доме царя Итаки в его отсутствие, стремясь разорить его. В поэмах часто упоминаются “тучные” овцы, “круторогие” быки, “блестящие жиром” свиньи, кони и “младые кобылицы, жеребятами резвыми гордые”. Не меньшее значение в гомеровскую эпоху имело земледелие; кроме зернового хозяйства, были развиты виноградарство, садоводство, огородничество; не однажды упоминается в поэмах оросительная система. Кроме того, о важности сельского хозяйства в экономике гомеровской Греции свидетельствует обилие в тексте поэм метафор, связанных с сельскохозяйственным обиходом. Все эти веяния новой эпохи красноречиво дают понять, что во времена Гомера складывается не только новый тип полиса, но формируется и деревня в собственном значении этого слова. И тогда, окруженный кольцом политически и экономически зависимых от него деревень (их принято называть комами), меняется и сам полис. Только теперь он становится городом в том смысле, как понимали это слово в античности. Полис становится столицей крохотного государства, его административным, военным и религиозным центром. [Илл. – Щиты греческих городов. Стр. 262] Каждый полис вел совершенно замкнутое, обособленное существование, почти не вмешиваясь в дела соседних городовгосударств. Лишь внешняя угроза могла объединить несколько полисов в некое подобие военного союза, который распадался, как только опасность проходила. Никакой другой формы политического единства гомеровское общество не знало. В целом можно сказать, что на развалинах микенской бюрократической монархии возникла территориальная община - демос, политическим и экономическим центром которой и был полис. Система управления такого полиса складывалась из трех компонентов: царей, совета старейшин и народного собрания. Самой специфической формой правления, безусловно, была царская власть. Как правило, в полисе ее представлял не один человек, а несколько, это был своеобразный конгломерат “лучших” (aristoi), по выражению Гомера, людей. Наибольшей полнотой власти гомеровские царибасилеи обладали во время войны, обладали во время войны, когда возглавляли ополчения своих соплеменников. В мирное время басилеи главным образом участвовали в суде и культовых церемониях. [Илл. – Жезлы греческих басилеев. Стр. 177] Наиболее древним органом управления был совет старейшин — буле. Его члены, “многоопытные старцы”, принимали участие в обсуждении важнейших дел, касающихся жизни общины. Надо, впрочем, заметить, что уже в гомеровское время совет старейшин составляли не самые пожилые, а самые знатные люди, вне зависимости от их возраста. Это был совещательный орган: все важнейшие вопросы басилеи должны были обсуждать с советом старейшин, с ними же басилеи делили и свои судебные функции. При этом считалось, что высшая власть в общине принадлежала всему народу - демосу, который собирался для обсуждения и решения вопросов на собрании - агора. Такую систему политических отношений - басилейа, с главным отличительным признаком военного предводительства, при наличие совета вождей (буле) и народного собрания (агора) - с конца XIX века в истории принято называть “ военной демократией”. В последнее время ученые признают этот термин не совсем верным и предлагают считать тип управления, сложившийся в гомеровской Греции, примитивной аристократической республикой, с непрочной, неустоявшейся формой господства знати. [Илл. – Оружие греческих воинов. Стр. 335] Действительно, ни о каком подлинном народовластии в гомеровскую эпоху речи быть не может, хотя агора, или народное собрание, судя по поэмам Гомера - твердо установленный обычаем и освященный традицией политический институт, без которого поэт не представляет себе нормальную человеческую жизнь. Для гомеровских героев красноречие, умение хорошо выступать на агоре далеко не последняя доблесть. И главную роль и в “Илиаде” и в “Одиссее” играет не народная масса, а сильная героическая личность, которая может вступить в открытый конфликт с общиной и подчинить ее себе. Идеальная община в представлении Гомера - это община, управляемая небольшой группой “лучших людей”. Часто эти люди, которых поэт называет “вождями и советниками”, решают важные вопросы в своем кругу, даже формально не справляясь о мнении народа. Но даже когда обсуждение вопросов выносится на народное собрание, основная масса демоса лишь присутствует при словопрениях царей и своим безмолвием одобряет действия тех или иных вождей. Настоящей властью, и законодательной, и судебной, обладали только цари. Но и сама аристократия еще не оформилась в правящую элиту, ее раздирали бесконечные внутренние распри, возникавшие на почве кровной мести и борьбы за власть. Народное собрание превращалось в состязание знатных родов и фамилий, которое должно было выявить сильнейшего. Каждый из участников этого состязания пытался склонить на свою сторону демос, чье молчаливое одобрение сулило большие политические выгоды наиболее удачливому оратору. Кроме демоса, то есть основной массы рядовых свободных общинников, у Гомера нередко упоминаются рабы. Рабство в гомеровский период было патриархальным, о чем свидетельствует и термин, обозначавший их словом “домочадцы”. Иными словами, рабы использовались в основном как домашние слуги, повара, конюхи, виночерпии, экономы, а также рабочие в домашних мастерских. В сельском хозяйстве рабский труд почти не применялся. Поначалу между рабами и их хозяевами сохранялась еще патриархальность и простота отношений. Те и другие вместе жили, спали и ели. Со временем различие между рабами и свободными становится все заметнее. Источником рабской силы во времена Гомера были исключительно войны и пиратские набеги. Пленники считались военной добычей и распределялись по заслугам и по рангу. Морской разбой шел среди всех занятий рядом с войной, не уступая ей ни в опасностях, ни в почете. Моря, омывавшие Грецию, кишели пиратами, и участие в пиратских экспедициях считалось особой удалью, достойной настоящего героя и аристократа. Но даже самые опасные и лихие пираты не решались выходить за пределы родного моря, передвижения по суше были еще более трудными и опасными, так что внешняя торговля была развита очень слабо, внутренняя же сводилась фактически к меновой торговле. Предметом обмена была в основном военная добыча, денег в хозяйственном обиходе гомеровского общества не было вообще. Несмотря на то, что дорийское нашествие отбросило Грецию на несколько веков назад, все же нельзя сказать, что “темные века” были эпохой абсолютного упадка. Конечно, искусство этого периода, представленное, в первую очередь, керамикой, уступает высокому мастерству критских гомеровского периода и микенских отличает мастеров, высокая однако керамику гончарная техника, унаследованная, кстати, от крито-микенской культуры. Кроме того, незамысловатый геометрический орнамент, давший название всему стилю керамики этого времени, как нельзя лучше согласуется с формой сосудов. Высшая ступень геометрического стиля - огромные, выше полутора метров сосуды, найденные на Дипилонском кладбище в Афинах. Помимо геометрических узоров, на дипилонских вазах впервые появляется изображение человека, пусть и очень схематичное, силуэтное. [Илл. – Амфора. Аттика. Первая половина IX в. до н.э. Стр. 165] Сведения об архитектуре гомеровского периода очень скудны и неточны. Греки в этот период перестали строить здания из камня, поэтому до наших дней не дошло никаких следов их жилищ и храмов. Известно, что стены складывались из дерева и кирпича-сырца. Центром дома был мегарон с очагом, недалеко от него располагались кладовые с запасами еды, питья, оружия. Убранство дома было более чем скромным, а полом служила просто утоптанная земля. Дом в этот период уже делился на мужскую и женскую половину. Из храмовых построек известен только один храм, который можно датировать IX в. до н.э. - храм Артемиды Орфии в Спарте. Храм стоял на каменном фундаменте, стены были сложены из сырца, по периметру располагались деревянные столбы. [Илл. – Мегарон в Тиринфе. XIV в. до н.э. Реконструкция. Стр. 630 ] Тогда же в IX в. до н.э. произошло событие, значительно повлиявшее на греческую культуру. Как уже было сказано, линейное письмо к тому времени вышло из употребления, и вся гомеровская эпоха была бесписьменной. Лишь в конце этого периода через посредство финикийцев греки переняли семитский консонантный алфавит. Так же, как и к прочим заимствованиям с Востока, эллины творчески подошли к семитскому алфавиту, приспособив лишние для их языка финикийские знаки для обозначения гласных звуков и создав таким образом более совершенный алфавит, который, в свою очередь, имел несколько вариантов. Хотя заимствование произошло примерно в IX в. до н.э., письменность тогда еще не получила широкого распространения, к умению читать и писать относились с большой настороженностью, как к искусству, связанному с черной магией. Архаическая Греция Вслед за гомеровской Греция вступает в эпоху, охватывающую YIII-YI вв. до н.э., которую традиционно называют архаической. В это время Греция, заметно опустевшая после дорийского завоевания, переживает мощный демографический взрыв, невероятно быстро развиваются торговля и ремесла, возникают невиданные доселе формы государственного правления, зарождаются наука, философия, литература, происходит настоящая революция в искусстве - одним словом, в Греции происходит величайший культурный переворот. Сравниться с ним по миасштабу влияния на всю дальнейшую историю человечества может, пожалуй, только европейское Возрождение. С конца XIX столетия в научной литературе, как правило, довольно скупой на эмоциональные оценки, этот исторический период характеризуется как “греческое чудо”. Правда, “чудо” следует понимать не в том смысле, что в Греции в это время происходило нечто сверхъестественное. Речь идет об уникальности и кажущейся необоснованности исторического переворота, которому трудно найти рациональное объяснение. [Илл. – Доспехи древнегреческих воинов. Стр. 356] Одной из причин “греческого чуда” многие ученые считают особую форму правления, окончательно сложившуюся к этому времени, - античный полис. Это город-государство с весьма ограниченным количеством юридически полноправных граждан (как правило, несколько десятков тысяч человек), обладавших монопольным правом собственности на землю и составлявших гражданское ополчение основную военную силу полиса. Небольшое число граждан давало возможность каждому из них лично принимать участие в управлении государством, решать любые вопросы как внешней, так и внутренней политики. Кроме того, хотя каждый полис был изолированным, обособленным государством со своими традициями и обычаями, греки никогда не теряли чувства этнической, языковой и культурной общности, а сложившееся “единство в многообразии” делало их более восприимчивыми и терпимыми к любому проявлению инаковости. Однако политические свободы, которыми пользовались граждане в полисах, в историческом плане оказались все же не так важны, как ни с чем не сравнимое расширение личных свобод во многих греческих полисах. Если этого не происходило (например, в Спарте, где полноправные спартиаты, вероятно, оказывали влияние на политику государства, но почти не пользовались личной свободой) - такой полис фактически выпадал из общегреческого культурного переворота. Второй важной предпосылкой “греческого чуда” явилось смелое, если не сказать безоглядное, расшатывание традиционного уклада, тормозившего все новшества в культуре. Уже одно то, что примерно в VIII в. до н.э. греки возвращаются к практике захоронения трупа вместо распространившейся с XI в. до н.э. кремации, говорит о неожиданном подрыве традиционных норм в, казалось бы, самой консервативной сфере общественной жизни. Греческое искусство там, где оно соприкасалось с культом, всегда было свободнее и смелее, чем искусство народов Востока, где влияние религии на искусство доходило до полного запрета всяких изображений (традиция, позднее унаследованная от древних религий в иудаизме и исламе). Да и сама религия вряд ли когда-либо была для греков регулятором поведения в общественной и личной жизни. [Илл. – Курильница в виде сфинкса. Афины. Терракота. VII в. до н.э. Стр. 165] И все “греческого же, кажется, чуда” стали самыми две существенными определяющие факторами черты самого мироощущения греков. Первая заставляет вспомнить давний спор историков и философов о том, кем греки были по преимуществу - оптимистами или пессимистами. Когда новая Европа после мрака и аскетизма Средневековья заново открыла для себя древнегреческую культуру, утвердилось мнение, что греки жили более счастливой и радостной жизнью благодаря их близости к природе, свободе от груза суеверий и предрассудков. Именно тогда появились представления о счастливом эллинском - детстве человечества и о Греции как о земном рае. [Илл. – Древнегреческие монеты. Стр. 283 ] Категоричность этого мнения, естественно, вызвала обратную реакцию, и с середины XIX века неизменно подчеркивалось мрачное и трагическое начало в мировосприятии греков. Достаточно вспомнить проникнутый глубоким пессимизмом греческий миф о деградации человечества от золотого века к железному. Или весьма распространенное в греческой литературе мнение, что человеку лучше вообще не рождаться, а уж если родился, то единственно возможное счастье - как можно скорее умереть. Вся греческая трагедия пронизана скорбью по поводу печальной участи человека, и пусть это была не более чем дань жанру, уже сама популярность этого жанра в античных Афинах говорит о многом. Однако утверждать, что греки были отчаявшимися пессимистами, так же неверно, как настаивать на их неизбывном оптимизме. В первую очередь грекам была свойственна сосредоточенность на земной жизни, они верили в возможность достижения человеком счастья - и только в результате собственных усилий. А для успешного продвижения вперед нужен как раз-таки не столько оптимизм, сколько вера в свои силы, не абстрактные, а конкретные, повседневные усилия. И второй чертой, предопределившей успех “греческого чуда”, было то, что любого грека больше заботила слава или порицание его поступка со стороны сограждан, чем соответствие или несоответствие этого поступка некой внутренней системе ценностей. Кем бы человек ни был - поэтом, воином, атлетом, гончаром - главное счастье заключалось в том, чтобы снискать себе добрую славу у современников и потомков. Грекам (как и римлянам) вообще была несвойственна скромность в том смысле, как сейчас понимаем ее мы. Они не считали неприличным открыто демонстрировать свои заслуги, во всеуслышание говорить о своих достоинствах. Самопрославлением не гнушались ни поэты, ни скульпторы, ни ремесленники, ни художники. Как рассказывает Геродот, после победы при Саламине греческие военачальники голосованием решали, кто из греков наиболее достоин награды за доблесть, и каждый подал голос в пользу самого себя. Геродот (ок. 484 — 425 гг. до н.э.) — виднейший греческий историк. Саламин — остров близ Афин. В 480 г. до н.э. стал местом крупной морской победы греков над персами. Иногда стремление к славе побуждало на весьма сомнительные предприятия: печально известный Герострат поджег храм Артемиды в Эфесе, чтобы прославиться; Алкивиад изуродовал красивую и дорогую собаку, отрубив ей хвост, чтобы афиняне говорили именно об этом его поступке. Жажда славы, снедавшая некоего Павсания, стала причиной смерти Филиппа, отца Александра Македонского: задав одному софисту вопрос, как можно снискать наибольшую известность, Павсаний получил ответ - убить того, кто свершил наибольшее. До нашего времени сохранились поэтические списки - своего рода древнегреческая книга Гиннесса: перечни людей, прославившихся тучностью или худобой, низким ростом или обжорством, пьянством или глупостью. [Илл. – Так называемый портрет Алкивиада. Стр. 82] Алкивиад (ок. 450 — ок. 404 гг. до н.э.) — знаменитый афинский военный и политический деятель. Естественно, что при таком внимании к собственной репутации и при таком желании прославиться греки очень чутко реагировали на порицание или хулу. Известно утверждение Плутарха, которое он приписывает одному из семи мудрецов, Клеобулу: “Народ благоразумнее всего ведет себя там, где граждане боятся порицания больше, чем закона”. Это изречение очень хорошо характеризует формы и способы контроля общества над человеком, господствовавшие в Греции во всяком случае от гомеровской до классической эпохи. Семь мудрецов — семь философов и писателей VII-VI вв. до н.э., почитавшиеся во всей Греции. С другой стороны, к славолюбию греков и боязни хулы прибавляется еще соревновательности, одна занятная пронизывавщий черта любые - дух сферы соперничества, деятельности человека. В Древней Греции соревновались все: пахари, чесальщицы шерсти, ремесленники, аэды, поэты, кифаристы, комедиографы, трагики; известно, что в Элиде устраивались состязания в красоте среди мужчин, а в Афинах на празднике Хоев соревновались в питии вина. К соперничеству побуждали не столько блага, получаемые в результате борьбы, сколько стремление быть лучше самого лучшего, желание превзойти непревзойденного. У греков борьба в жизненно важных сферах - на войне, в политике, в экономике - подчас становилась не борьбой за победу, за должность, скажем, а самоцелью; дух соперничества проявлялся даже в самых неутилитарных сферах, где успех не сулил ничего, кроме признания того, что ты достиг большего, нежели твой соперник. Именно благодаря этим чертам грека архаической эпохи называют “агональным человеком” (в переводе с греческого agon означает “соревнование”), а греческое общество в целом - компетитивным. Праздник Хоев — “праздник кружки”, во время которого участники пили вино из громадных кружек. Рассмотрев все вышеперечисленные факторы, современный петербургский ученый А.И.Зайцев предложил оригинальное решение загадки “греческого чуда”. Согласно его теории, получившей название “агональной”, ориентация греков архаической эпохи на успех и первенство не только в жизненно важных делах, но и там где эта ориентация мотивирована устремлениями, только соперничеством как таковым (при том, что сама среда всячески поощряла творческие задатки личности, даже если первые плоды ее умственной деятельности не приносили никакой практической пользы и выгоды) - так вот, эта ориентация на успех и стремление быть первым распространились и на духовные, интеллектуальные сферы деятельности человека, дав мощный толчок развитию науки, философии, искусства, мобилизовав все лучшие силы греков буквально в любом деле, за что бы они не брались. Важным дополнительным фактором А.И.Зайцев считает сам полис как форму греческой государственности, а также восприимчивость греков ко всему новому, их смелость в разрушении традиционных устоев. [Илл. – Полимед Аргосский. Статуи Клеобиса и Битона. Дельфы. Мрамор. Ок. 600 г. до н.э. Стр. 113] Немаловажную роль в культурном перевороте сыграла колонизация, достигшая в период с VIII по VI вв. до н.э. такого огромного размаха, что по справедливости вошла в историю как Великая греческая колонизация. Участие в ней в различной степени принимал весь греческий мир, а сама колонизация развивалась в основном в трех направлениях: западном - по побережьям Италии и Сицилии и дальше на запад; южном - по южному берегу Средиземного моря и северо-восточном - по побережьям Геллеспонта (Дарданелл), Пропонтиды (Мраморного моря) и Понта Эвксинского (Черного моря). [Илл. – Триера. Рисунок процарапан моряком на стене греческой усадьбы. Стр. 638] Подобно древним финикийцам, греки, обычно основывали свои поселения в пределах прибрежной полосы, не заходя в глубь страны. Одной из древнейших греческих поселений был город Кумы, основанный в первой половине YIII в. до н.э. на западном побережье Италии выходцами с острова Эвбеи и малоазийских Кум. Первой греческой колонией на Сицилии был Наксос. Вслед за Кумами и Наксосом греки постепенно колонизировали все побережье Южной Италии и Сицилии, оттеснив местное население за пределы прибрежной полосы. Вскоре весь этот регион - от Кум на севере (чуть севернее современного Неаполя) до Регия, на самом краешке носка “сапога” получил название Великой Греции. Отсюда экспортировались хлеб, лес, вино, оливковое масло, шерсть, шкуры домашних животных. Южное побережье Средиземного моря оказалось не столь гостеприимным к греческим колонистам, главным образом потому, что здесь давно и прочно обосновались финикийские колонии. Здесь были основаны лишь два города - Навкратис в дельте Нила и Кирена к западу от Египта. Множество колоний возникло в северо-восточном направлении, в том числе на северном побережье Понта Эвксинского. Основными колонизаторами здесь были ионийцы - одна из самых передовых греческих народностей, принадлежащая восточной ветви. В YI в. до н.э. ионийцами была основана Ольвия и несколько крупных колоний на восточном побережье Крыма и по берегам Керченского пролива (в древности он назывался Боспор Киммерийский): Пантикапей (нынешняя Керчь), Феодосия (на месте современной Феодосии), Фанагория, Гермонасса, Кепы - на Таманском полуострове. Самым северным греческим поселением был Танаис на побережье Меотиды так древние греки называли Азовское море. Единственной колонией дорийцев был Херсонес, основанный в 3 км. от нынешнего Севастополя. Ольвия — крупнейшая греческая торговая колония на черноморском побережье. Северочерноморские колонии стали не только крупным рынком сбыта продукции для греческих ремесленников, но и основными экспортерами в Грецию хлеба, сырья и рабочей силы - рабов. [Илл. – Греческая галера. Стр. 682] Переселение в колонию было настолько же заманчивым, насколько рискованным и трудным предприятием. Неудивительно, что в колониях собирались более энергичные и деятельные, чем в метрополиях, люди, более склонные к разнообразным новшествам. Консервативные устои рушились здесь гораздо быстрее еще и потому, что граждане колонии были выходцами из разных греческих городов, с разными культурными обычаями, а общение с местным населением еще более ослабляло обычную внутриполисную замкнутость греков. Неудивительно поэтому, что колонии сыграли столь важную роль в греческом культурном перевороте. Метрополия — город, которому подчинялась колония, организованная его гражданами. Основными причинами колонизации стали изменившиеся в YIIIYI вв. до н.э. исторические условия: рост производства вызвал переход к рабовладельческому строю, увеличение численности населения вело к обезземеливанию свободных граждан. Иногда колонии основывались исходя из исключительно мирных целей - например, создание торговых факторий. Иногда потенциальных колонистов привлекали местные ресурсы, и в этом случае колонизация была скорее насильственной. Отношения вновь образованной колонии с ее главным полисом метрополией строились как отношения независимых государств. Попытки метрополий слишком настойчиво диктовать свои условия и вмешиваться во внутреннюю жизнь колонии могли привести к военным столкновениям. Однако колонии никогда не прерывали связи с родным городом, символом чего был привезенный в колонию священный огонь из главного святилища метрополии. Если колонист возвращался на прежнюю родину, его наделяли всеми правами коренного жителя метрополии. [Илл. – Ольвия, первая греческая колония в Северном Причерноморье. Стр. 473] Еще одним заметным явлением в истории архаической Греции была тирания. Выходцы из аристократии нередко узурпировали власть в полисе, игнорируя традиционные учреждения - совет старейшин, народное собрание. Внешне положение тиранов напоминало положение монарха - единоличного носителя власти, да и сами они не скрывали своего стремления во всем походить на прежних царей-басилеев. Правление тиранов, как правило, отличалось популизмом, заигрыванием с демосом. Чтобы привлечь народ на свою сторону они прибегали к самым разным приемам: заступничеству в судах, обвинению богатых аристократов, конфискации их имущества и земель, частичным разделам конфискованных земель между обедневшими свободными гражданами. Тирания — прогрессивная форма государственной власти в Греции, при которой фактическая власть находилась в руках одного правителя. Основной целью раннегреческой тирании было ослабление родовой аристократии, и хотя тирания стала в период архаики общегреческим явлением, ее характер и отдельные проявления в различных полисах были неодинаковыми. Тирания в материковой Греции - в Коринфе, Мегарах, Афинах была более прочной и долговременной благодаря ее пронародному характеру, строгому соблюдению законов полиса. Тирана Кипсела, изгнавшего из Коринфа в середине YII в. до н.э. царский род Бакхиадов, широко поддерживал коринфский демос, а в Афинах тирания вообще началась с движения беднейшей части афинского крестьянства, во главе которого стал Писистрат. Он и захватил афинский акрополь, а значит, и власть в полисе. В 560 г. до н.э. Писистрат ввел государственный кредит для нуждающихся земледельцев, установил льготы в отношении налогов и принял ряд мер, улучшивших положение аттического крестьянства. Кроме этого, он ввел должность разъездных судей, разбиравших судебные дела на местах и избавлявших сельских жителей от потери времени на поездки в город. Главной задачей Писистрата было усиление экономической мощи Афин, он стремился создать новые внешние и внутренние рынки для растущей афинской торговли и ремесел. При Писистрате Афины разрослись и превратились в большой цветущий город. Благодаря оживлению строительной деятельности беднейшее городское население получило работу. Аттика — область Древней Греции с центром в Афинах. Немало сведений сохранилось и о самосском тиране второй половины YI в. до н.э. - Поликрате. Поликрат не был аристократом, богатство унаследовал от отца, занимавшегося морской торговлей, а сам владел мастерской бронзовых изделий. Навербовав дружину в 50 человек, Поликрат захватил власть на острове Самос. Поначалу его соправителями были два его брата, затем он узурпировал всю власть в своих руках. Поликрат покровительствовал торговле и ремеслам, в ущерб интересам аристократии вел активную внешнюю и внутреннюю политику. За время его правления Самос украсился великолепными постройками, среди которых был колоссальный храм Геры, а также водопровод, подававший воду в город. Во всей Греции Поликрат был известен как покровитель художников и поэтов, в числе его «протеже» были два прославленных греческих поэта - Анакреонт и Ивик. Анакреонт (сер. VI в. до н.э.) — выдающийся греческий лирик. Ивик (2-я пол. VI в. до н.э.) — греческий поэт-лирик, опоэтизированный в эллинистическую эпоху. По поводу и без повода Легенда гласит, будто счастье никогда не покидало Поликрата. Однажды, желая испытать судьбу, он бросил в море золотой перстень. Удача не изменила ему и тут: через некоторое время один рыбак преподнес Поликрату рыбу. Когда слуги разрезали ее, они нашли в ней брошенный в море перстень. Ни в одном греческом городе ранняя тирания не продержалась долго. Ослабляя олигархию, тираны, пусть вопреки своим желаниям, прокладывали дорогу для формирования демократических режимов. Несмотря на определенные ограничения, введенные тиранами, они мало вмешивались в личную жизнь своих граждан. Аристотель считал, что тирания даже сродни демократии своим безразличием к тому, что каждый живет так, как ему хочется. А уж если тирания не могла воспрепятствовать высвобождению личности, то вряд ли пришедшие ей на смену режимы осмеливались навязывать гражданам такие ограничения свободы, каких те не знали и при тиранах. Афины Афины расположены в Аттике, одной из областей Средней Греции, треугольным полуостровом выступающей в Эгейское море. С запада полуостров омывает Саронический залив, здесь расположено несколько удобных гаваней, в том числе Пирей и Фалерская гавань. Центральная часть Аттики окружена горными хребтами. Почва ее малоплодородна, для земледелия пригодны лишь равнины: Педион, расположенная вокруг Афин, Месогея к северо-западу от Афин, Элевсинская и Марафонская. На равнинах с древности сеяли пшеницу, но хлеба все равно не хватало, и его приходилось ввозить. Позднее основной хлебной культурой стал ячмень, который можно было выращивать и на склонах гор, также быстро развивались виноградарство и оливководство. Афины не сразу стали центром Аттики. Еще в микенский период на этой территории располагались укрепленные поселения. В более поздний, гомеровский период Аттика была разделена на несколько мелких общин - ойкосов, непрестанно враждовавших между собой. Важную роль в объединении этих общин вокруг Афин традиция приписывает легендарному герою Тесею. Когда Тесей был царем, он упразднил советы и должностных лиц в разных городах и объединил всех жителей вокруг одного города, учредив один совет. Такое объединение получило название синойкизма. Тесею также приписывается разделение населения по роду занятий на геоморов земледельцев и демиургов - ремесленников. Тесей — мифический афинский царь, герой путешествия за золотым руном и ряда других легенд. Археологические раскопки подтверждают процесс синойкизма в Аттике, начавшийся в конце II тысячелетия до н.э. и завершившийся лишь к VII в. до н.э. Данные раскопок позволяют даже установить последовательность, в которой общины одна за другой присоединялись к Афинам. [Илл. – Кратер. Аттика. VIII в. до н.э. Стр. 158] Дело в том, что в представлении древних война одного ойкоса с другим была также войной богов-покровителей этих ойкосов. Бог покоренной общины становился богом, правда второстепенным, общины-победительницы. И вот по последовательности, в которой на Афинском акрополе рядом со святилищем Афины появлялись алтари и святилища других богов-покровителей покоренных общин, и можно судить хотя бы приблизительно о времени присоединения различных частей Аттики к Афинам. Во всяком случае ясно, что раньше других присоединилась приморская область Паралия (начало VII века до н.э.) - с этого времени рядом с храмом Афины появилось святилище Посейдона. О раннем присоединении этой области косвенно свидетельствует миф о споре Афины и Посейдона за покровительство над Афинами, в котором все решает более полюбившийся жителям города дар Афины - оливковое дерево. Последним присоединился Элевсин, и афинский пантеон пополнился богиней-покровительницей Элевсина - Деметрой. [Илл. – Храм Посейдона на мысе Сунион. Вид из наоса. V в. до н.э. Стр. 261] Но и после синойкизма в Аттике продолжало сохраняться древнеродовое деление на четыре филы, которые в свою очередь подразделялись на фратрии, объединявшие несколько родов. Кроме того, население делилось по характеру занятий на геоморовземледельцев и демиургов-ремесленников. Это разделение афиняне также приписывали своему любимому герою Тесею. Фила — крупное объединение родов. Фратрия (греч. “братство”) — родовое объединение. В VIII-VII вв. до н.э. в Аттике сложилась особая группа родовой знати, носившая название эвпатридов, то есть «имеющих благородных отцов». Главной привилегией эвпатридов было владение землей, некоторые представители родовой знати занимались ростовщичеством и торговлей. Число богатых и аристократических родов с каждым поколением становилось все меньше и в их руках сосредоточивались богатства, сила и власть. Большая часть эвпатридов беднела и опускалась в разряд «худородных», так как чем дальше, тем все более богатство становилось неотъемлемым признаком родовитости. [Илл. – Голова коня. Фрагмент аттической амфоры. Сер. VI в. до н.э. Стр. 158] Замкнутой олигархической (от гр. оligoi - немногие) верхушке противостояла остальная масса населения Аттики - демос. Это и мелкие и средние крестьяне, и ремесленники, и купцы, и судовладельцы, и хозяева ремесленных мастерских. Кроме того в Аттике проживали выходцы из других областей и общин Греции. Они не могли стать членами фил и фратрий, принадлежность к кровнородственными связями. Они которым определялась составляли особую группу населения «нечистого происхождения» - метеков. Метеки всегда оставались лично свободны, но в гражданских и экономических правах они были сильно ограничены: им запрещалось владеть землей в Аттике, иметь собственные дома; они должны были выплачивать особый налог метекейон. Метеки (греч. “переселенцы”) — полубесправные жители полисов, переселенцы из других мест. Низший слой аттического общества составляли рабы, вообще лишенные каких-либо прав. После падения (примерно в VIII в. до н.э.) царской власти Афинами стали управлять архонты, избираемые из числа эвпатридов. Сначала эта должность была пожизненной, затем архонтов избирали на десять лет и, наконец, на один год. Первоначально избирался один человек, позже образовалась коллегия из девяти архонтов. Первый архонт-эпоним, то есть «дающий имя году»; по именам этих архонтов велось летоисчисление. Второй - архонт-басилей, выполнявший в основном жреческие функции. Третий - архонт-полемарх, что-то вроде нынешнего главнокомандующего, и шесть архонтов-фесмофетов, являвшихся председателями различных судебных коллегий. Архонты не были служащими, им не платили жалования, архонтство считалось высшим почетом и честью не только для самого архонта, но и для всего его рода. Архонт — правитель-регент. По окончании срока полномочий, архонты становились пожизненными членами ареопага - высшего государственного совета, пришедшего на смену совету старейшин гомеровской эпохи. Заседал афинский ареопаг на холме, посвященном богу войны Аресу, отсюда и название: «ареопаг» значит «холм Ареса». Кроме этого, в Аттике в VIII-VII вв. до н.э. продолжало созываться народное собрание. Конечно, это было уже не то собрание всех взрослых мужчин-общинников, как в гомеровскую эпоху. Теперь в народном собрании принимали участие только граждане, приглашенные архонтами, поэтому называться оно стало не агора, а экклесия («собрание вызванных лиц», от гр. ekkaleo - «вызываю»). Разумеется, такое «народное» собрание было послушным орудием в руках родовой знати, так что власть в Аттике в этот период безраздельно принадлежала эвпатридам. [Илл. – Курос. Мрамор. Аттика, конец VII в. до н.э. Стр. 158] Скрытое недовольство демоса политикой эвпатридов в 30-х годах VII в. до н.э. вылилось в так называемую Килонову смуту. Килон, аристократ по происхождению и победитель Олимпийских игр, был очень популярным в Афинах человеком. Во время праздника в честь Зевса, воспользовавшись большим скоплением народа, Килон решил совершить государственный переворот. Его сторонники захватили Акрополь, но удержаться в нем не смогли: народ не поддержал их. Самому Килону удалось бежать, а его соратников эвпатриды осадили в Акрополе и обещали сохранить жизнь, если они добровольно оставят храм Афины, у жертвенника которой сообщники Килона искали убежища. Осаждавших возглавляли представители рода Алкмеонидов, с того дня навеки запятнавшие себя в глазах афинян «килоновой скверной», так как они не сдержали своего обещания и пролили кровь у алтаря богини - покровительницы города: при выходе из храма сообщники Килона были убиты. Попытка государственного переворота на удалась, но начатая Килоном «смута» продолжалась, и эвпатриды не могли не пойти на уступки - в 621 г. до н.э. были изданы первые писаные законы. До этого никакого писаного права не существовало. Судили по обычаям предков, передававшихся от поколения к поколению, что позволяло судьямаристократам произвольно толковать обычаи и выносить несправедливые решения. Наконец одному из архонтов, по имени Дракон, поручили пересмотреть и записать действующее обычно право. Так появились Драконовы законы. Сами греки говорили, что «законы Дракона написаны кровью». Никакого наказания, предусматривали. кроме Смертной смертной казнью казни, эти каралось законы даже не такое незначительное преступление, как кража овощей. Говорят, когда Дракона спросили, приговаривал к почему почти смертной казни, за все правонарушения законодатель ответил, он что незначительные проступки вполне заслуживают этого наказания, а для серьезных он не мог придумать большего. При всей своей примитивности (Дракон лишь записал существовавшие устные законы, восходившие к глубокой древности) законы Дракона имели большое значение. Писаное право ограничивало произвол суда, находившегося в руках эвпатридов. Это была одна из первых побед складывавшегося рабовладельческого демократического полиса над родовым строем. Эвпатридам и дальше пришлось идти на уступки. Политическим господством аристократов тяготились торговцы и ремесленники, а также часть родовой аристократии, главным источником дохода которой постепенно становится торговля, а не землевладение. Огромное количество крестьян попадало в долговую зависимость от богатых эвпатридов, дававших общинникам ссуды под залог земли. Если общинник не расплачивался в срок, земля становилась собственностью кредитора, хотя формально все еще считалась во владении того рода, к которому принадлежал должник. Общинник по-прежнему работал на этой земле, но значительную часть урожая отдавал кредитору, который был фактическим владельцем этой земли. Таких крестьян-должников называли пелатами, или шестидольниками - очевидно из-за того, что пять шестых своего урожая они должны были отдавать хозяинуэвпатриду. В таких условиях наиболее дальновидные представители родовой знати понимали, что удержать власть они смогут только пойдя на некоторые уступки. Одним из таких эвпатридов был потомок царской фамилии Медонтидов, Солон, причисленный к семи греческим мудрецам, человек, известный во всей Греции не только философским складом ума, способностями незаурядного политика, но и поэтическим дарованием: его гражданские элегии оставили заметный след в греческой литературе. Солон (ок. 640 — 560 гг. до н.э.) — афинский политик, законодатель и философ. В 594 г. до н.э. Солон был избран первым архонтом. С этого времени и начинается его реформаторская деятельность. Первым и главным преобразованием Солона была сисахфия, что в буквальном переводе означает «стряхивание бремени», то есть снятие долговых камней, которые кредиторы устанавливали на участках пелатов. Сисахфия полностью уничтожила все долги и, одновременно, долговое рабство: отныне за долг можно было расплачиваться своим имуществом, но не личной свободой. Кроме того, Солон разрешил в Афинах отчуждение земли - теперь землю можно было закладывать и передавать по завещанию. Земля перестала быть родовой собственностью, из родовой она перешла в частную. Наряду с экономическими, Солон провел ряд политических реформ. Прежде полнотой политических прав пользовались только эвпатриды, Солоном же был установлен имущественный ценз, который и стал определять политические права граждан. [Илл. – Солон. С античного бюста. Стр. 93] По имущественному цензу все граждане Аттики делились на четыре разряда. За основу ценза был принят годовой доход в медимнах (так называлась единица измерения сыпучих и жидких тел, примерно равная 52,5 л). В первый разряд входили люди с доходом в 500 медимнов - их так и называли пентакосиомедимны (pentakosioi погречески значит “пятьсот”), во второй - разряд всадников - граждане, имевшие доход в 300 медимнов, то есть способные содержать боевого коня. Самым многочисленным был третий разряд, его составляли зевгиты - крестьяне средней руки с доходом в 200 медимнов. Люди с меньшим доходом, или вообще его не имевшие, зачислялись в четвертый разряд - фетов. Граждане каждого разряда обязаны были нести военную службу и снаряжаться на собственные средства. Первые два класса составляли всадничество, зевгиты - тяжело вооруженную пехоту - гоплитов, феты служили в легковооруженной пехоте. Кроме того, на два первых класса возлагались различные общественные устройство общественных праздников, повинности поставка - литургии: государству оснащенных кораблей и другое. При Солоне возросла роль народного собрания. Теперь в экклесии могли участвовать все взрослые афинские граждане. Однако реформы Солона не могли разрешить всех противоречий между демосом и эвпатридами. И те, и другие были недовольны половинчатым характером реформ. По выражению самого Солона, он «точно волк, вертелся среди стаи псов». В конце концов недовольство различных слоев афинского общества деятельностью Солона заставило его сложить свои полномочия и навсегда уехать из Афин. Ожесточенная политическая борьба, начавшаяся в Афинах еще до Солона, не прекращалась и после него, и уже через 33 года закончилась тем, чего самому Солону, по его мнению, удалось избежать - тиранией. Власть в Афинах захватил Писистрат. Государственный строй при нем фактически не изменился. Созданные Солоном учреждения сохранялись, однако вне этих учреждений и над ними стояла власть тирана, никем и ничем не ограниченная. Писистрат (ок. 600 — 528 гг. до н.э.) — афинский тиран с 561 по 527 г. до н.э. В самом конце VI в. до н.э. тирания Писистратидов была ликвидирована, а афинский демос благодаря реформам Клисфена, представлявшего интересы торгово-ремесленных групп, навсегда уничтожил власть родовой аристократии. Прежде всего, Клисфен решил покончить с родовыми объединениями: вместо четырех старых, он разделил Аттику на десять новых фил. Филы стали территориальными, и это означало, что граждане могли выполнять свои общественные обязанности и пользоваться гражданскими правами там, где они жили, безотносительно к роду и племени. Далее филы делились на демы (по десять в каждой) - административные единицы, имевшие определенное самоуправление. Во главе дема стоял демарх, он был одновременно казначеем, полицейским и сборщиком налогов. Высшим законодательным органом, как бы президиумом народного собрания стал совет пятисот - буле. Кандидаты в совет выбирались по демам жребием пропорционально числу жителей в деме, так что на каждую филу приходилось 50 членов совета - булевтов. Пятьдесят булевтов, избранных от одной и той же филы, руководили советом в течение десятой части года. Каждый из булевтов назывался пританом, а все вместе - пританией; (так же называлась и десятая часть календарного года). Пританы собирали совет ежедневно, кроме праздничных дней, а народное собрание не реже одного раза в пританию. Основной функцией совета была пробулевма - предварительное рассмотрение в совете законов и предложений, выносимых в народное собрание. Понятно, что в народном собрании, состоявшем из 10-20 тысяч человек, невозможно было обсуждать дела, если они не обдуманы и не подготовлены заранее небольшой коллегией. Раньше эту функцию выполняли архонты и ареопаг, теперь ее взял на себя демократический орган - буле. Таким образом, в результате реформ, начавшихся еще в VI в. до н.э. и завершенных Клисфеном, формируется афинское государство, которое делится на локальные единицы; богатые горожане в нем пользуются теми же привилегиями, что и богатые аристократы; к участию в управлении допущены все свободные граждане; отменено долговое рабство. Возникает государство со сложной системой демократических учреждений и широким применением рабского труда. Однако новый государственный порядок еще не означал полного утверждения в Афинах демократической формы правления. После периода реакции, разразившейся в Афинах во время грекоперсидских войн, новые радикальные демократические преобразования связаны с именем Перикла, одного из самых известных политических деятелей античности. Перикл (ок. 495 — 429 гг. до н.э.) — выдающийся афинский политик. Перикл был сыном афинского стратега Ксантиппа и Агаристы, внучатой племянницы Клисфена. Он получил прекрасное образование, обладал замечательным ораторским талантом, что для всякого политика в Древней Греции имело определяющее значение. Нисколько не опасаясь за свою карьеру начинающего государственного деятеля, Перикл не постеснялся бросить вызов общественному мнению и, оставив свою первую жену с двумя детьми, женился во второй раз на иностранке, не имевшей прав афинского гражданства, Аспасии из Милета. [Илл. – Перикл. Мраморный бюст. Стр. 500] Стратег — в Древних Афинах военачальник и один из политических руководителей полиса. Мало того, что браки с иностранцами в Афинах были запрещены, так еще сама Аспасия своим поведением немало эпатировала общественность. Она совсем не походила на афинских женщин высшего круга: интересы этих «тюремных» затворниц ограничивались почти исключительно домашним хозяйством. Аспасия была широко образованной женщиной, в ее доме собирались лучшие представители тогдашней культуры - философы Анаксагор и Протагор, историк Геродот, поэт Софокл. [Илл. – Аспасия. С античного портрета. Стр. 500] Анаксагор (ок. 500 — 428 гг. до н.э.) — греческий философматериалист. Протагор (ок. 480 — 410 гг. до н.э.) — философ-софист. Софокл (ок. 496 — 406 гг. до н.э.) — крупнейший афинский драматург. Около 460 г. до н.э. молодой Перикл встал во главе демократической партии в Афинах. Его основным противником был глава олигархов Фукидид из Алопеки. После изгнания Фукидида Перикл в 433 г. до н.э. становится фактически главой афинского государства. В эпоху Перикла Афины были самым свободным государством Греции, а благосостояние афинских граждан достигло такой высоты, какой оно никогда более не достигало. Верховная государственная власть принадлежала народному собранию, на котором с правом голоса мог присутствовать любой полноправный афинский гражданин. В каждую пританию созывалось четыре очередных народных собрания, а это значит, что каждый девятый день афинский гражданин при желании мог посвятить себя служению государственным делам. С работой народного собрания была тесно связана деятельность совета пятисот - буле, который теперь занимался не только предварительным рассмотрением всех дел, выносившихся в народное собрание, но и следил за тем, чтобы его постановления были приведены в исполнение. Большое значение имел в Афинах народный суд - гелиея, членом которого имел право быть любой афинский гражданин, достигший тридцатилетнего возраста. Гелиасты - члены суда - должны были придерживаться при судействе буквы законов, а когда соответствующего закона не было, судить по совести. Приговор гелиеи не подлежал ни кассации, ни пересмотру. Наряду с гелиеей, другой судебной инстанцией по-прежнему оставался ареопаг. Ему были подсудны дела о предумышленных убийствах, о нанесении ран или увечий с целью лишения жизни, о поджогах и отравлениях, повлекших за собой смерть. Членами ареопага, как и раньше, могли быть только бывшие архонты. Сами архонты уже со времен Клисфена утратили почти все свое значение и стали скорее просто почетными должностными лицами, заведовавшими главным образом вопросами культа. Из судебных полномочий за архонтами остались лишь прием заявлений и председательство в судебной палате гелиеи, которой принадлежало право вынесения приговора. Одним из главных должностных лиц в эпоху Перикла становится стратег, точнее - коллегия стратегов, состоявшая из десяти человек. Стратеги представляли высший военный совет и правительство Афин. Они выбирались открытым голосованием - поднятием руки - по филам. Компетенция всех десяти стратегов поначалу была равной, но постепенно сложилось так, что один из них, выбираемый теперь от всего народного собрания, стал как бы председателем всей коллегии, и к нему перешло руководство всем государством. Самым ярким примером такого «первого среди равных» стратега был Перикл. Он являлся членом коллегии стратегов, а также фактически руководителем всего демоса, а значит, и всего афинского государства. Незадолго до Пелопоннесской войны авторитет Перикла стал падать. Чума, разразившаяся в Афинах во время войны, унесла двух сыновей Перикла от первого брака, и это окончательно подорвало его силы. Во всех неудачах, преследовавших афинян в этот период войны, обвиняли Перикла. Его не избрали стратегом на следующий, 430 год, обвинили в хищениях и приговорили к большому штрафу. Однако вскоре афиняне, оставшиеся без деятельного и способного руководителя, признали свою ошибку и пригласили Перикла вновь стать во главе государства. Новое правление Перикла длилось недолго: он заболел чумой и в сентябре 429 г. до н.э. умер. Когда он умирал, друзья и родственники, собравшись у его постели стали перечислять заслуги Перикла перед афинянами, его блестящие победы над врагами, думая, что больной их не слышит. Неожиданно Перикл приподнялся и произнес: «Вы хвалите меня за то, что совершали и многие другие, а о самом главном из того, что я сделал, не говорите ни слова. Ведь за все годы моего правления по моему приказу не был казнен ни один афинский гражданин». По поводу и без повода Говорят, что Перикл родился с необычно большой головой. Этот недостаток так и остался у него на всю жизнь. Сочинители комедий прозвали его «Луковицеголовый», а художники и скульпторы, стараясь скрыть недостаток, неизменно изображали Перикла в шлеме. При Перикле в Афинах завершилось становление демократической системы, ставшей на долгое время примером и образцом демократии для многих народов. Небольшой полис в Аттике превратился в сильное государство, во многом определявшее как внутреннюю, так и внешнюю политику Греции. Афины стали крупнейшим культурным и торговым центром всего Средиземноморья. Главным оппонентом Афин, и политическим, и идеологическим, и даже культурным, с давних времен был другой, не менее влиятельный полис Древней Греции - Спарта. Спарта Лакедемон - именно так в древности называлось все спартанское государство - был довольно большой общиной, владевшей плодородной долиной реки Еврот. Долина эта - Лакония - располагалась на самом юге Пелопоннесского полуострова; на ее береговой линии не было удобных гаваней, с запада Лаконию отделял от соседней Мессении высокий хребет Тайгет, а на севере она граничила с высокогорной Аркадией. К востоку от Лаконии находилась область с довольно странным названием Кинурия («собачий хвост»), которую от Лаконии отделял горный хребет Парнон, переходивший на юге в низкую каменистую гряду. Эта самая Кинурия и связывала Лаконию с остальным миром: здесь было единственное место, где выход из долины был более или менее легок, в остальных направлениях переход через горы был практически невозможен. В микенскую эпоху Лаконию заселяли ахейцы. В «каталоге кораблей» Гомер утверждает, что здесь находилось двенадцать полисов, в том числе Лакедемон, Амиклы и Спарта, а правил ими спартанский царь Менелай, у которого дерзкий Парис увез в Трою жену, прекрасную Елену. “Каталог кораблей” — эпизод из “Илиады” Гомера, описывающий греческий флот, отправившийся на Троянскую войну. В XII-XI вв. до н.э. в Пелопоннес вторгаются дорийские племена. Они захватывают Мессению, Лаконию, Аргос. Местное ахейское население частью укрылось в гористой Аркадии, часть бежало морем в Малую Азию, частью было перебито и обращено в рабство. Но там, где завоеватели не смогли сломить сопротивление ахейцев, они пошли на мирное сближение, стали заключать браки с местным населением, усваивать их религию и культуру. [Илл. – Кубок из Лаконии. Золото. XVI в. до н.э. Стр. 406 Илл. – Элемент декора кубка. Стр. 406] Одним словом, дорийцы прочно обосновались во многих областях Пелопоннеса, в том числе на плодородных землях в средней части долины Еврота, то есть в Спарте, и здесь, начиная с X в. до н.э., они повели упорную борьбу с соседями за господство над всей Лаконией. Очень скоро спартанское государство достигло своих естественных границ - горных хребтов на севере и моря на юге. Именно в этот период происходит формирование класса периэков. Периэками (букв. “живущие вокруг”) назывались жители пограничных областей, добровольно признавшие господство Спарты. Они были лично свободными, а в тех общинах или полисах, на территории которых они проживали, пользовались даже гражданскими правами. Но в самой Спарте на них смотрели, как на людей “второго сорта”, не допуская к участию в делах государства. Таким образом, уже во время завоевания Лаконии сложились два сословия спартанского общества: полноправные граждане - спартиаты и свободные, но лишенные политических прав периэки. Примерно с VIII в. до н.э. в Спарте, как и в других греческих государствах, в связи с резким увеличением численности населения стала ощущаться острая потребность в новых землях. И если большинство остальных греков нашли выход в колонизации, в освоении новых земель за пределами тогдашнего греческого мира, то спартанцы разрешили эту проблему по-своему, за счет ближайшего соседа Мессении. Так началась первая Мессенская война, длившаяся девятнадцать лет с 742 по 734 гг. до н.э. Она завершилась взятием главной крепости мессенцев - Итомы и покорением значительной части Мессении. Уцелевшее население положение, дав было начало обращено формированию в тяжелое еще одного полурабское класса в Лакедемонском государстве - класса илотов, в который кроме мессенцев была включена также та часть населения самой Лаконии, которая, в отличие от периэков, оказывала особенно упорное сопротивление покорявшей их Спарте. Илоты — полностью бесправное население лаконских земель, покоренных Спартой. В этот же период, по всей видимости, сложилось в основных чертах и государственное устройство Спарты, мало изменявшееся на протяжении столетий. Главную особенность этой весьма своеобразной политической системы составляла двойная царская власть. С древнейших времен в Спарте одновременно правили две царские династии, нередко враждовавшие между собой. Несмотря на всеобщие почет и уважение, власть царей была сильно ограничена. Оба правителя входили в совет старейшин, на заседаниях которого решались все вопросы государственного управления. Вместе с царями герусия – так назывался совет старейшин в Спарте – насчитывала 30 человек. [Илл. – Изображение спартанского царя. Рисунок с греческой вазы. Стр. 30] Третьим элементом спартанской политической системы было народное собрание (апелла), игравшее второстепенную роль: оно лишь утверждало решения, принятые царями и старейшинами на их совместных заседаниях. С образованием нового порабощенного класса – илотов, появилась особая регистратура, призванная защищать интересы аристократии и еще больше ограничивавшая царскую власть – эфоры (букв. “наблюдатели”, “звездогляды”). Каждые восемь лет эфоры уходили в святилище Пасифаи в Спарте и наблюдали за небом: если падающая звезда пронесется в одном направлении – значит, царь должен быть смещен, если в другом – его полномочия можно еще продлить. Так повелось в Спарте с древнейших времен, возможно, эта традиция существовала уже при микенских царях. Начиная с VI века до н.э., эфоры, в количестве пяти человек приобретают все более ответственные функции – и административные и судебные, а свое “звездоглядство” используют для устранения нежелательных им царей. По своей роли эфоры вполне соответствуют самым разнообразным аристократическим магистратам, которые создавались в то время во многих греческих государствах с целью ограничения царской власти. В Афинах, например, такую функцию выполняли архонты. И вообще, Спарта в то время мало чем отличалась от других греческих полисов, во всяком случае, она еще не оградилась от всего мира и не стала той закостенелой в своей приверженности древним обычаям и законам страной, над которой подшучивала вся Эллада. Это подтверждают раскопки, произведенные в самом начале ХХ века, в ходе которых был обнаружен древнейший памятник греческой архитектуры - спартанский храм Артемиды Орфии, а также множество разнообразных изделий лаконских мастеров, датируемых VII-VI в. до н.э. Среди них расписная керамика, ничуть не уступавшая работам афинских и коринфских вазописцев, уникальные терракотовые маски, бронзовые украшения, изделия из золота, янтаря, слоновой кости. [Илл. – Архаический рельеф. Спарта. Стр. 605] Все это говорит о том, что Спарта в то время поддерживала активные торговые отношения со многими странами, ее постоянно посещали иностранцы и сами спартиаты путешествовали по эллинскому миру. Они участвовали в Олимпийских играх. В Спарте жили лучшие греческие музыканты. За всю свою историю Спарта дала Греции только трех замечательных поэтов - Терпандра, Тиртея и Алкмана - и все они жили в то время, когда не было еще казарменной муштры, которой Спарта прославилась в классическую эпоху; когда не было и речи об общих обедах с неизменной “черной” похлебкой. Терпандр (VII в. до н.э.) — греч. поэт и музыкант, реформатор музыки. Тиртей (VII в. до н.э.) — греческий поэт. По легенде — выходец из Афин. Алкман (2-я пол. VII в. до н.э.) — поэт и хормейстер в Спарте. В это же время в Спарте начались гражданские смуты и распри, сопровождавшиеся призывами к переделу земли. Продолжалось разорение и обнищание бедноты, часть из которой попала в положение илотов. Очевидно, мессенских земель было недостаточно, чтобы удовлетворить всех нуждающихся в земле. [Илл. – Торговая площадь в Спарте. Реконструкция. Стр. 607] При таких условиях покоренные мессенцы начали восстание против спартанского владычества. Началась вторая Мессенская война (вторая половина VII в. до н.э.), не менее ожесточенная и длительная, чем первая. Мессенцев поддерживали аркадяне и аргивяне, ближайшие соседи Спарты, обеспокоенные ее усилением. После многолетней борьбы спартанцам удалось завоевать всю Мессению. На этот раз ее население, за исключением некоторых приморских городков, жителям которых даровали статус периэков, было обращено в илотов, а земля, принадлежавшая тамошнему населению, перешла в собственность спартанского государства. Очевидно, после окончания второй Мессенской войны (первая половина VI в. до н.э.) во внутренней жизни Спарты и начались те коренные изменения, которые превратили могущественное государство, не лишенное весьма своеобразных черт, в единый военный лагерь. Традиционно с этими преобразованиями связывают имя полулегендарного спартанского законодателя Ликурга. Согласно преданию, прежде чем начать свои реформы, Ликург обратился к Дельфийскому оракулу, попросив посоветовать ему лучшие законы, на что Пифия ответила, что законов лучше, чем у него, не будет ни у одного государства. Прежде всего, государственный аппарат был приспособлен к быстрому и энергичному подавлению возможных восстаний илотов. Положение последних, кстати, не очень походило на обычное рабство: илот, подобно земельному участку, считался собственностью государства. Его лишь предоставляли в пользование отдельному спартиату, который не имел права ни убивать, ни продавать илотов. Они жили со своей семьей на своем участке и отдавали своему господинуспартиату больше половины дохода. Уплатив этот оброк, илоты могли свободно распоряжаться своим имуществом, так что среди них встречались и довольно богатые люди. Илот был обязан беспрекословно подчиняться не только своему хозяину, но и любому спартиату, в противном случае его жестоко избивали. Илотам, находившимся внутри страны, запрещали носить оружие. После покорения Мессении илоты численно намного превосходили своих поработителей. Удержать их в повиновении можно было только с помощью беспощадного и систематического террора: время от времени спартиаты устраивали облавы на илотов, они назывались “криптиями” (по гречески “kriptos” значит “скрытый”, “тайный”). Эфоры, вступая в должность, очевидно, чтобы хоть как-то узаконить криптии, объявляли войну илотам, и периодически направляли небольшие отряды наиболее “сообразительных” юношей- спартиатов в деревни. Днем молодые люди скрывались, а ночью внезапно нападали и убивали самых сильных и смелых илотов. В это же время под угрозой смертной казни в Спарте вводится запрет на выезд за пределы государства и, наоборот, из Спарты изгоняются иностранцы. Запрещается ввоз золота и серебра, спартиатам предписывают пользоваться железной монетой. Эти деньги были настолько громоздки и малоценны, что для того, чтобы держать их дома, нужно было строить кладовую, а для оплаты дорогостоящих товаров такие деньги пришлось бы сгружать возами. Понятно, что в Спарте стали невозможны любые торговые сделки. Легенда приписывает Ликургу закон, запрещающий заниматься ремеслом. Даже если подобного закона не существовало, при сложившейся ситуации ремесленная деятельность в любом случае прекратилась бы сама по себе, так как продукция не находила сбыта. [Илл. – Спартанская монета. Стр. 323] Единственным видом доблести теперь стало умение не страшась смерти стоять в строю на своем месте, ни вперед, ни назад не отходя от товарищей. На бой спартанцы шли, как на пир, разодевшись, намазав маслом и расчесав волосы. Полководцы говорили: “Заботьтесь о прическе: она делает красивых грозными, а некрасивых страшными”. Только на войне спартанцы могли проявить силу и доблесть, все виды атлетики признавались отныне недостойными спартанцев. Неудивительно поэтому, что начиная с VI в. до н.э. спартанцы заметно охладевают к Олимпийским играм. [Илл. – Спартанские воины. Стр. 495] Государство вмешивается во все подробности личной жизни своих граждан: спартиаты разводятся и женятся в интересах государства, своих здоровых детей они отдают на воспитание государству, а хилых младенцев, из которых никогда не вырастет достойный защитник, государство само забирает и сбрасывает со скалы. Важнейшим политическим принципом Ликурга был принцип равенства. Все спартиаты, независимо от происхождения и общественного положения, жили в одинаковых условиях, носили одинаково простую и грубую одежду, пользовались одинаковой утварью, ели одинаковую пищу. На производство и потребление предметов роскоши в Спарте был наложен суровый запрет. В то время, когда в остальной Греции начинается культурный переворот, мобилизовавший все лучшие силы эллинов на создание величайших научных, культурных и художественных ценностей, в Спарте исчезают поэзия и живопись, здесь нет ни ученых, ни философов, здесь запрещаются письменные законы. В атмосфере сурового военного режима с культом искусственно созданного равенства постепенно захирела яркая и своеобразная культура архаической Спарты. Спартанцы окончательно и вполне осознано отгораживаются от всего мира глухой стеной вражды и недоверия, опасаясь любых веяний извне, способных разрушить сложившийся порядок. Этот порядок регламентировал всю жизнь спартиата от рождения до смерти. В Спарте никто не имел права воспитывать детей по своему усмотрению. В семь лет мальчиков отбирали у родителей и объединяли в небольшие отряды - агелы. Грамоте их учили ровно настолько, чтобы они умели прочесть приказ и написать свое имя. Остальное воспитание сводилось к беспрекословному подчинению, умению терпеливо переносить лишения и побеждать в битвах. Воспитание это было очень суровым: в любую погоду мальчиков заставляли ходить босиком, почти не разрешали им мыться горячей водой, спали юные спартанцы все вместе на связках тростника, который они сами и ломали на берегах Еврота. Дрова и пропитание дети тоже добывали себе сами, из них воспитывали не только храбрых, но и хитрых воинов: продукты им приходилось воровать, причем попавшегося беспощадно били плетью как неловкого вора и заставляли голодать. [Илл. – Спартанские юноши. Стр. 477] Когда юноши становились воинами, строгость воспитания немного смягчалась, но в целом оно не заканчивалось и после того, как человек становился взрослым. Теперь его воспитание брали на себя сисситы, члены товарищества из 15-20 человек, служивших в одном военном отряде и устраивавших совместные обеды - сисситии. Правящей аристократии было очень легко контролировать поведение и умонастроение спартанских граждан с помощью сисситий и агел. Вообще законы Ликурга почти не изменили государственных учреждений Спарты. Во главе государства по-прежнему стояли два царя, все так же являвшиеся членами герусии, но фактически страной управляли эфоры, которых теперь ежегодно избирали на народном собрании. Функции эфоров были судебными и полицейскими. Они надзирали над частной жизнью отдельных граждан. Они могли требовать объяснений от царей, и после троекратного вызова цари обязаны были явиться на объяснения к эфорам. Эфоры созывали народное собрание и герусию, и председательствовали в них. Они руководили финансами и внешней политикой. Когда между царями возникали разногласия (а они возникали постоянно), к эфорам переходила и верховная власть в государстве. Эфоры были владыками страны, ревностными блюстителями порядков, установленных законами Ликурга. Согласно преданию, когда важнейшие из этих законов прочно вошли в жизнь и обычаи спартанцев, Ликург созвал народное собрание, объявив, что он направляется к Дельфийскому оракулу, чтобы спросить у него совета о еще одном, самом главном преобразовании. Ликург взял клятву с геронтов и всех граждан, что они ничего не изменят в законах до его возвращения. Оракул возвестил, что законы Ликурга прекрасны и до тех пор, пока Спарта будет верна этим законам, она будет процветать. Тогда, отослав это прорицание на родину, Ликург решил не возвращаться, чтобы не дать своим согражданам возможность изменить его законы. Простившись с друзьями и сыном, он отказался принимать пищу и вскоре умер от голода. Из боязни, что спартанцы перенесут на родину его останки и этим освободят себя от клятвы, Ликург распорядился, чтобы его прах был выброшен в море. Надежды легендарного законодателя сбылись. Созданная его стараниями “община равных” выдержала немало серьезных испытаний: и великое восстание илотов в 464 г. до н.э. (так называемая третья Мессенская война), и Пелопоннесскую войну 431-404 гг. до н.э. Знаменитая спартанская фаланга, состоявшая из тяжеловооруженной пехоты, не знала себе равных и заслуженно пользовалась славой непобедимого войска. Спарта уже в середине V в. до н.э. подчинила своей гегемонии большинство пелопоннесских государств, в результате чего сложился так называемый Пелопоннесский союз, ставший самым крупным политическим объединением тогдашней Греции. Греко-персидские войны Для греческих полисов, в которых стабилизировались внутриполитические отношения, оживилась хозяйственная жизнь, быстро стали развиваться культура, наука и искусство, в самом конце VI в. до н.э. возникла смертельная опасность со стороны соседней персидской империи, превратившейся к этому времени в мировую державу. Захватив греческие города Малой Азии и острова, расположенные в восточной части Эгейского моря, Персия стала разрабатывать план захвата Балканской Греции. Для мировой державы с неограниченными финансовыми возможностями и огромной обученной армией покорение разрозненных греческих полисов представлялось легким и очень заманчивым, так как в случае успеха в руках персов оказывалось все восточное Средиземноморье. Греки воспринимали персидскую агрессию как угрозу не только экономической и политической независимости, но и самому существованию, самобытному стилю эллинской жизни и культуры. В научной литературе войну греков с Персией, датируемую 500449 гг. до н.э., традиционно называют греко-персидскими войнами, так как военные действия велись не непрерывно, а распадались на несколько военных компаний, среди которых обычно выделяют: 1. 500-494 гг. до н.э. - восстание Милета и греческих городов Малой Азии против персидского ига. 2. 494-490 гг. до н.э. - первые вторжения персидских войск на территорию Балканской Греции. 3. 480-479 гг. до н.э. - поход Ксеркса на Грецию. 4. 478-459 гг. до н.э. - освобождение от персов островов Эгейского моря и городов Малой Азии. Усиление афинского военного могущества. 5. 459-449 гг. до н.э. - завершение греко-персидских войн. Греческие города Малой Азии, достигшие в первой половине VI в. до н.э. наивысшего торгового и культурного развития, были захвачены еще в 40-х годах персидским царем Киром. Поначалу персы проводили относительно мягкую политику по отношению к грекам, не обременяя их налогами и почти не вмешиваясь во внутреннюю жизнь. Однако при сыне Кира, Дарии, все изменилось, а недовольство греков еще более подогревалось планами персов по завоеванию материковых полисов. Кир, Дарий — персидские цари из династии Ахеменидов. Первым восстал самый крупный малоазийский греческий город Милет. Его примеру последовали другие греческие города, изгнавшие персидских тиранов и их гарнизоны. Восставшие города организовали союз для ведения совместных военных действий. Было отправлено посольство за помощью в Балканскую Грецию, потерпевшее, однако, полную неудачу: Спарта, верная своей традиции не высылать спартиатов за пределы Пелопоннеса, в помощи отказала, и лишь Афины снарядили скромную эскадру в 20 боевых судов. Еще пять лет греческие города продолжали упорную войну за свою независимость. Восстание разрасталось и стало представлять уже серьезную угрозу для персидского господства во всей Малой Азии, когда Дарий наконец перешел к решительным действиям. В 495 г. до н.э. Милет, центр восстания, был осажден и взят после почти годовой осады. Город жестоко разрушили, жителей перебили или продали в рабство. Вскоре были приведены к покорности и все другие восставшие греческие города. Об этом покорении ходили потом легенды. Рассказывали, что персы становились поперек каждого острова от моря до моря, держа в руках огромный невод. С этим неводом они двигались вдоль острова, так что ни один человек не мог от них убежать. Страшная судьба Милета, афинской колонии, жители которой были связаны с Афинами тесными личными и торговыми связями, вызвала скорбь и ужас у афинян. В 494 году была поставлена трагедия «Взятие Милета», первая греческая трагедия, посвященная событиям текущего момента, а не мифологической древности. Все Афины, как один человек, рыдали над участью милетян. Господствовавшая в Афинах в тот момент персофильская группировка прпавящей аристократии наложила на автора трагедии Фриниха штраф в 1000 драхм. После покорения малоазийских городов Дарий счел момент подходящим для вторжения в материковую Грецию. Кроме того, у него имелся «законный» предлог: Афины и Эретрию следовало наказать за помощь Милету. В 492 г. до н.э. персидская армия переправляется через Геллеспонт (совр. Дарданеллы) и начинает захват северного побережья Эгейского моря. Около мыса Афон флот персов попал в бурю и был уничтожен на прибрежных скалах. По сведениям Геродота, погибло 300 судов и около 20 тысяч человек. Неудача первого похода не изменила планов Дария, и он стал готовить новое вторжение в Грецию. Была сформирована отборная армия численностью до 20 тыс. воинов и большой флот. На этот раз персы приняли дерзкое и рискованное решение: переправить армию на кораблях прямым путем из Малой Азии в Аттику и с ходу разгромить Афины. Началу военных действий предшествовала дипломатическая миссия. Во все греческие города были отправлены послы с требованием «земли и воды», то есть полной покорности. Многие полисы подчинялись этому требованию, но самые сильные государства - Афины и Спарта - категорически его отвергли. Афиняне сбросили послов со скалы, а спартанцы спустили в колодец, предложив им самим взять и землю и воду. Расправа с послами закрывала путь дальнейшим мирным переговорам. Греция готовилась к войне. В 490 г. до н.э. передовой персидский десант высадился на Эвбее, где захватил и уничтожил Эретрию, после чего персы высадились в северо-восточной части Аттики - около местечка Марафон, в 42 км от Афин. Среди афинских стратегов царил полный раздор, пока инициатива не перешла в руки талантливого полководца Мильтиада, убедившего своих коллег не отсиживаться в слабоукрепленных Афинах, а вести все войско к Марафону и дать там решительное сражение. 12 сентября 490 г. до н.э. произошла знаменитая Марафонская битва. Мильтиад, хорошо зная особенности персидской военной организации, ее сильные и слабые стороны, а также используя условия местности, несколько изменил традиционный строй греческой фаланги. [Илл. – Бюст Мильтиада. Стр. 446] Изначально фалангу составляла тяжеловооруженная пехота гоплиты, которые выстраивались по 1000-1200 воинов по фронту и в 8 шеренг в глубину. Таким образом, греческая фаланга поражала мощным лобовым ударом, но тыл и фланги были ее слабыми сторонами. Кроме того, из-за длинных, наставленных вперед копий ни в коем случае нельзя было расстраивать ряды. Поэтому сближалась греческая фаланга с врагом, строго соблюдая порядок, для чего в войске всегда находились музыканты, игрой на флейтах задававшие ритм идущим вперед гоплитам. На Марафонской долине Мильтиад, уменьшив плотность рядов в центре, растянул фалангу так, чтобы фланги упирались в соседние холмы, что предохраняло греков от окружения и атаки персидской конницы с тыла. Затем он разбил всю фалангу на три части: левый фланг, центр и правый фланг, что придало ей больше маневренности. [Илл. – Схема Марафонской битвы. Стр. 426] Чтобы не дать вступить в бой прославленным персидским лучникам, последние сто метров до сближения с противником греки пробежали бегом. Битва развивалась по навязанному Мильтиадом плану и закончилось полной победой греков. На поле боя осталось свыше 6 тысяч персов, афиняне потеряли 192 гоплита. Сразу же после победы в Афины был направлен гонец с радостной вестью о победе. Он прибежал на агору и, прокричав «Победа!», рухнул замертво. С тех пор на Олимпийских играх была установлена марафонская дистанция в 42 км 192 м - расстояние от места сражения до главной площади Афин. Спартанцы, не принимавшие участие в Марафонской битве и фактически бросившие афинян на произвол судьбы под тем предлогом, что они не могут вступить в бой раньше полнолуния, рассчитывали мирным путем договориться с персидскими аристократами. После Марафонской битвы спартанцы, поборов свою извечную неприязнь к афинянам, хвалили их за мужество. Победа при Марафоне имела не столько стратегическое, сколько моральное значение: непобедимое персидское войско было повержено и наголову разбито гражданским ополчением. Персы расстались с надеждой на легкую победу над греками. Персы понимали, какой серьезный удар нанесен их военнополитическому престижу, и с удвоенной силой начали приготовления к новому решающему походу на Грецию, осуществить который намеревался теперь сын Дария, Ксеркс. К 481 г. до н.э. он собрал огромную армию в 150-200 тыс. человек и флот, насчитывавший не менее 1200 судов разного класса. Не менее серьезно готовились к новому столкновению в Греции. Грекам удалось наконец прекратить междоусобицы, и на общегреческом конгрессе в Коринфе в 481 г. до н.э. был создан союз, куда вошел 31 греческий полис. Во многих греческих городах персофильские группировки терпели политическое поражение, и на первый план демократические выдвигались партии. В патриотически Афинах настроенные, такую партию возглавлял Фемистокл из старинного аристократического рода Ликомидов. Фемистокл (524 — 459 гг. до н.э.) — афиснкий полководец и государственный деятель. Фемистокл понимал, что для победы над персами грекам нужен сильный флот. Он настоял на том, чтобы афиняне воспользовались наступившей передышкой для строительства мощного военно-морского флота в составе двухсот самых быстроходных судов - триер. К 480 году большой афинский флот удачно дополнил великолепную спартанскую тяжеловооруженную пехоту, и вместе с ополчениями и судами других союзных полисов Эллады составил внушительную армию, готовую отразить атаку противника. [Илл. – Фемистокл. Стр. 661] Триера — древнегреческое судно с тремя рядами весел. Ранней весной 480 г. до н.э. Ксеркс начал свой великий поход на Грецию. Для переправы сухопутной армии из Малой Азии в Европу были построены два понтонных моста через Геллеспонт. Сильное течение разбросало один из них. Тогда Кир, в ярости, как типичный восточный деспот, которому должны подчиняться не только люди, но и стихии, приказал высечь бичами воды Геллеспонта и надеть на них кандалы. Строители моста были обезглавлены. Мост возвели снова, и в течение семи дней персидская армия беспрерывным потоком высаживалась на европейский берег. Они прошли по заранее подготовленному маршруту через Фракию и Македонию. Греческое войско заняло проход в горах, отделяющих Грецию от Македонии - в Темпейской долине, в Фессалии. Но боясь предательства со стороны проперсидски настроенной фессалийской аристократии, греки оставили оборонительные позиции и отступили на юг. Новым рубежом избрали узкое Фермопильское ущелье, по которому проходила единственная дорога из Фессалии в Среднюю Грецию. Сюда была вызвана армия из 7200 греческих гоплитов, среди них находились 300 спартанцев во главе со спартанским царем Леонидом. Четыре дня самая подготовленная и большая персидская армия не могла ничего поделать с небольшим греческим отрядом. Леонид проявил себя как блестящий тактик: умело используя местные условия, он искусно построил оборону. Среди персов началась паника, персидские воины, устрашенные героизмом греков, отказались идти в атаку, и по приказу Ксеркса их погнали вперед бичами. В бой вступила даже знаменитая гвардия Ксеркса, что делалось в очень редких случаях. Но и так называемые «бессмертные» не могли сбить греков с их позиций. [Илл. – Предполагаемое изображение царя Леонида. Стр. 410] Из затруднительного положения персов вывел предатель- фессалиец. За хорошее вознаграждение он повел их обходной дорогой в тыл защитников Фермопил. Осознав безнадежность положения, царь Леонид, чтобы спасти большую часть оставшихся воинов, приказал им отойти. На месте сражения остались лишь спартанцы, которым закон запрещал при любых обстоятельствах покидать поле боя. Героически сражаясь, все они вместе с царем Леонидом пали в битве. Позже над погребением спартанцев поставили памятник, на постаменте которого были выбиты стихи поэта Симонида: “О путник, поведай всем гражданам Лакедемона: Здесь мы в могиле лежим, честно исполнив закон”. Героическая смерть защитников Фермопил стала символом беззаветной воинской верности. Хлынувшая через Фермопильские теснины огромная персидская армия наводнила Среднюю Грецию. Аттика была разграблена. Афины не имели оборонительных сооружений и не были приспособлены к длительной осаде. Афинянам оставалось только вовремя уйти из города, отправив женщин и детей на кораблях на острова и Пелопоннес. Но большинство жителей даже слышать не хотели о том, чтобы оставить свои дома, храмы богов и могилы предков. Тогда Фемистокл, зная суеверность своих сограждан, решил прибегнуть к хитрости. На афинском Акрополе в храме жила змея, почитавшаяся как воплощение богини Афины. Неожиданно змея исчезла. Наученные Фемистоклом жрецы объявили, что богиня покинула город и уползла на близлежащий остров, указывая народу путь к спасению. Жители стали уходить из Афин. Мужчины садились на военные корабли, готовясь к решительному сражению с персами. Женщин и детей переправляли на противоположный берег залива, на острова Эгину и Саламин. Домашние животные провожали своих кормильцев голодным ревом, а собака, принадлежавшая отцу знаменитого Перикла, не в силах перенести разлуку с хозяином, бросилась в море за отходившей триерой. Она доплыла до Саламина и, выбравшись на берег, упала мертвой. На этом месте ей поставили памятник, который еще несколько столетий спустя можно было видеть на острове. Оставленные жителями Афины были захвачены персами и сожжены. Нападение врага на Аттику вызвало взрыв патриотических чувств. Ни о каких выгодах, которые сулили мирные переговоры с персами, теперь не было и речи. Всех объединяло одно желание изгнать врага из родной земли. Одобрив план Фемистокла, греки решили дать морское сражение в узком Саламинском проливе, где громоздкие тихоходные суда персов с трудом могли бы отражать атаки быстрых и маневренных афинских триер. Накануне сражения Фемистокл послал в лагерь персов лазутчика, сообщившего Ксерксу якобы секретные сведения о том, что греки намерены увести свои суда из-под Саламина. Поверив этим донесениям, Ксеркс приказал блокировать выход из Саламинского пролива. Теперь персы не могли не принять сражения. Ранним утром 28 сентября 480 г. до н.э. греки первыми вступили в бой. Весь греческий флот состоял из 378 триер, на каждой из которых было по 14 гоплитов и 4 стрелка из лука. В узком и мелком проливе, не зная фарватера, корабли персов не могли использовать ни своего численного преимущества, ни превосходства в военном деле. Под натиском греческих судов они садились на мель, врезались друг в друга, и только часть из них принимала участие в сражении. К концу дня греками был уничтожен почти весь персидский флот. Победа при Саламине резко изменила военную ситуацию. Ксеркс вынужден был отвести сухопутную армию в Малую Азию, пока греческий флот не отрезал ей все пути к отступлению. В Средней Греции остался один отборный корпус во главе с опытным полководцем Мардонием. В 479 году при Платеях эта отборная армия в 70 тысяч солдат была разбита союзным греческим ополчением. Так закончилась напряженная борьба греков с великой армией Ксеркса. Стратегическая инициатива перешла к грекам. Теперь перед ними стояла новая задача: освободить от персидского ига греческие города Малой Азии. [Илл. – Схема битвы при Платеях. Стр. 259] В это время начинается сильное преобладание Афин над союзниками. Большой прекрасно оснащенный афинский флот, сильное ополчение гоплитов, афинские политические деятели, пользовавшиеся авторитетом во всей Греции были явно не по нраву многим, в первую очередь Спарте, с тревогой следившей за укреплением афинской военной мощи. Напряженность между Афинами и Спартой нарастала и привела в конце концов к роспуску прежнего союза 31 полиса Греции. Теперь Афины и сторонники их наступательной политики образовали новый, Делосский союз, которому и принадлежат лавры победителя несокрушимой персидской армии. В 70-х годах V в. до н.э. афиняне с союзниками захватили ряд островов Эгейского моря, которое было очищено от персидских гарнизонов и пиратов, и стало безопасным для торговли и мореплавания. В 469 г. до н.э. при Эвримедонте сухопутная армия персов и флот были наголову разбиты и уничтожены. Греческие города южной части Малой Азии оказались под афинским влиянием. Персидское господство было поколеблено во всем восточном Средиземноморье. Однако в 455-449 гг. до н.э ряд действий Афин в Египте и на Кипре сильно пошатнули афинскую военную мощь и политический престиж. Афинам пришлось отказаться от притязаний на восточное Средиземноморье, где полностью восстанавливалась власть персов. В 445 г. до н.э. афинский аристократ Каллий был направлен на Кипр для заключения мира с персидским царем Артаксерксом. Каллиев мир установил новые сферы влияния греческого мира и персидского государства. Была признана независимость греческих полисов Малой Азии. Персы обязывались не вести военных действий против греков и не вводить военный флот в Эгейское море. Греки не должны были вмешиваться в дела восточного Средиземноморья и Египта. Так закончились греко-персидские войны - одно из самых продолжительных военных столкновений в мировой истории. Маленькие греческие полисы, занимавшие ничтожную территорию, одержали победу над мировой державой. Победа греков над сильнейшим врагом стимулировала быстрое развитие экономической, политической и культурной жизни и привела к высочайшему расцвету древнегреческой цивилизации в V-IV вв. до н.э. Пелопоннесская война Собственно Пелопоннесская война состоит из двух отдельных войн: Архидамовой (431-421) и Декелейской (415-404). Соединил эти две войны в одну Фукидид. С его легкой руки несколько произвольный термин «Пелопоннесская война» прочно укрепился в исторической науке. Фукидид (460 — 396 гг. до н.э.) — древнегреческий историк и политик. Существование в Греции двух сильных государств, совершенно разных по своему политическому устройству, и нарастание противоречий между ними неизбежно вело к военному столкновению. Афины считались оплотом демократии, сосредоточием всех прогрессивных сил греческого мира. Спарта, наоборот, стала центром притяжения консервативно настроенных сторонников аристократии. Кроме Спарты, непримиримым противником Афин в V в. до н.э. стал Коринф, главный экономический конкурент афинян и крупный торговоремесленный центр Балканской Греции. Различные мелкие столкновения - вмешательство Афин во внутренние дела Коринфских колоний Керкиры и Эпидамна, выход из Афинского союза полиса Мегар и их переход на сторону пелопоннесцев, спровоцированное Коринфом попытка выхода из Афинского союза другого полиса — Потиден, — все это делало невозможным дипломатическое разрешение назревших противоречий. Оба военно-политических блока, Афинский и Пелопоннесский союзы, стали активно готовиться к войне. Первый период войны назван по имени спартанского царя Архидама, командировавшего объединенной пелопоннесской армией в первые годы войны. Военные действия начались сразу в нескольких местах: в самой Аттике, в Беотии и на полуострове Халкидика. В 431 г. до н.э. основное войско пелопоннесцев вторглось на территорию Аттики, почти все население которой было надежно укрыто за мощными стенами Афин, построенных по приказу Перикла еще в конце греко-персидских войн. У спартанцев не было опыта осады крепостей, тем более таких, каким был укрепленный афинский район. Через порт Пирей, соединенный с Афинами так называемыми «длинными стенами», население города получало от союзников продовольствие и снаряжение. Через месяц пребывания в Аттике Архидам со всем своим войском отступил в Пелопоннес. [Илл. – План Афин и Пирея с «длинными стенами». Стр. 166] В течение следующих четырех лет спартанцы регулярно совершали набеги на Аттику, разоряли ее и тщетно пытаясь выманить афинских гоплитов из-под защиты городских стен, чтобы разгромить их в открытом бою. Разорение Аттики и длительная оборона Афин вполне укладывались в военные планы Перикла и других афинских стратегов, мало того - предусматривались ими. Но вспыхнувшую в 430 году эпидемию чумы не мог предусмотреть никто. Она спутала все стратегические планы афинян. Из-за большого скопления населения в пыльном, тесном, недостаточно снабженном водой городе болезнь быстро распространялась. С небольшими перерывами чума свирепствовала в Афинах до 426 года до н.э. и унесла в могилу более трети всего населения города, в том числе 4400 гоплитов и 300 всадников. «Болезнь - писал Плутарх - имела вредное влияние на тело и душу граждан, они озлобились на Перикла. Как люди, обезумевшие от болезни, оскорбляют врага или отца, так и афиняне стали дурно относиться к Периклу по наущению его врагов, которые говорили, что болезнь эту производит скопление народа в городе, когда многие в летнюю пору принуждены жить вместе, вповалку, в тесных хижинах и душных сараях». Перикла не переизбрали стратегом на новый срок и наложили на него крупный штраф. Бедами и неудачами Афин не замедлили воспользоваться их противники. Но афинянам удалось отбить все атаки врага. Афины так и не были взяты, мало того - они вернули себе восставшие Потидеи (429 г. до н.э.), не дали выйти из союза Лесбосу (427 г. до н.э.). Кроме того, Афинский флот успешно выполнял план круговой блокады Пелопоннеса, в результате чего вдоль западного побережья Греции была создана зона афинского влияния, позволившая в будущем вести здесь успешные боевые действия. Оправившись от чумы, в 426 г. до н.э. Афины взяли инициативу в свои руки, начав активные боевые действия против Спарты. В тот год при Соллии в западной области Греции афиняне разгромили сильный отряд пелопоннесцев в 3 тысячи гоплитов. Затем они направили большую эскадру на Сицилию, и там вели успешные действия против Сиракуз и других пелопоннесских союзников Спарты. Но самый сильный удар афиняне нанесли самой Спарте, вторгшись в ее владения в западной Мессении и захватив приморское местечко Пилос, которое стало основной базой афинян для ведения боевых действий в Пелопонессе. Войска пелопоннесцев были срочно отозваны из Аттики и других мест, отборный отряд спартиатов был послан к Пилосу. Спартанский гарнизон обосновался на острове Сфактерия, запиравшем гавань Пилоса, отрезав тем самым пути к отступлению афинской эскадры. Но афиняне выиграли морской бой, а во время штурма острова впервые в истории Греции непобедимые и никогда не сдававшиеся спартанцы были взяты в плен. В 424 г. до н.э. афиняне захватили стратегически важный остров Кифера, расположенный к югу от Лаконии. Спарта срочно запросила мира, но ее мирные предложения были отвергнуты афинянами, расчитывавшими на окончательную победу. Но переоценка своих сил дорого обошлась Афинам. Во-первых, в том же 424 году афиняне, пытаясь заставить полисы соседней Беотии выйти из Пелопоннесского союза, потерпели сильнейшее поражение при Делии. Беотийцы наголову разгромили противника, причем на поле битвы осталось не менее тысячи одних только гоплитов. Затем в 422 г. до н.э. спартанцы разбили афинян под Амфиполем, на полуострове Халкидика, давно пытавшемся выйти из Афинского союза. Положение Афин стало крайне тяжелым, и они охотно склонились к мирным переговорам. Афинскую мирную делегацию возглавил Никий. После обсуждения условий договора со Спартой в 421 г. до н.э. был заключен так называемый Никиев мир. Противники сохраняли довоенное положение, захваченные друг у друга города были возвращены, производился обмен пленными. Мирный договор не устранял глубоких противоречий между Афинами и Спартой. Стороны стали накапливать силы для возобновления военных действий, и Никиев мир, заключенный на 50 лет, оказался лишь коротким перемирием. В 415 году Афины первыми нарушили условия мирного договора, снарядив огромную эскадру для высадки в Сицилии. Афинский флот, насчитывавший свыше 200 триер, беспрепятственно обогнул Пелопоннес, западное побережье Греции и двинулся вдоль берегов Южной Италии. Начавшаяся в 413 году до н.э. осада главного города Сицилии Сиракуз оказалась очень неудачной. На помощь Сиракузам прибыл сильный отряд пелопоннесцев, одержавший победу над афинским флотом в морском бою. Сухопутная армия афинян вынуждена была снять осаду, и при отступлении в глубь Сицилии была настигнута преследовавшими ее сиракузцами и разгромлена. Поражение афинян в Сицилии фактически определилило исход Пелопоннесской войны. Однако Спарте для победы над Афинами необходимо было решить две основные задачи: создать собственный боеспособный флот и добиться ослабления Афинского морского союза. Для решения этих задач Спарта обратилась за финансовой помощью к Персии, до последних лет считавшейся национальным врагом Греции. Взамен Персия потребовала восстановление своего владычества над малоазийскими греческими городами. Спарта не ответила ни да ни нет, но в 412 г. до н.э., по существу предав общегреческие интересы, начала с помощью персов строительство большого флота. Осознав, что события развиваются совсем не в пользу Афин, от них один за другим стали отпадать союзники. Военные неудачи Афин активизировали деятельность олигархических кругов, и в 411 г. до н.э. в городе произошел государственный переворот, в результате которого к власти пришел “Совет 400”, не избранный голосованием народного собрания, а назначенный коллегией из пяти человек. Правление олигархов вызвало недовольство как в самих Афинах, так и среди союзников. Афинский флот, базировавшийся на Самосе, не признал Совет 400 и стал действовать самостоятельно. Таким образом, в афинском государстве сложилось два правительства: олигархический Совет 400 и руководство афинского флота. Двоевластие вызвало полный разброд среди союзников, но успехи афинского флота, победы, одержанные им над пелопоннесцами при Абидосе (411 г. до н.э.) и Кизике (410 г. до н.э.), привели к низвержению Совета 400 и полному восстановлению демократических порядков в Афинах. Однако ни новые успехи афинского флота при Аргинусских островах, ни поддержка большей части союзников уже не могли спасти положения. [Илл. – Схема битвы при Аргинусских островах. Стр. 495] Силы и средства Афинского государства были исчерпаны, флот попал в ловушку при Эгоспотамос (405 г. до н.э.) и был почти полностью уничтожен спартанцами. У Афин не осталось ни воинов, ни денег; осажденные с моря и с суши, в 404 году до н.э. Афины капитулировали на милость победителя. Условия мира, продиктованные Спартой, были невероятно суровыми: распускался Афинский морской союз, уничтожался весь афинский флот, Афины лишались укреплений, срывались “длинные” стены между Пиреем и Афинами, демократический строй низвергался и власть передавалась 30 правителям, угодным Спарте. Могущественные Афины, гегемон всей Греции до начала Пелопоннесской войны, в конце ее превратились в один из рядовых полисов Эллады. Александр Великий Македония, страна, занимавшая обширную территорию в северозападной части побережья Эгейского моря, еще в V в. до н.э. была слабым и отсталым государством, с которым греки почти не считались. Царь Филипп, правивший с 359 по 336 г. до н.э., объединил страну и собрал большую прекрасно вооруженную армию. В 346 г. до н.э. Филипп подчинил себе Халкидику, южную Фракию и Фессалию, и намеревался распространить гегемонию Македонии на всю Грецию. [Илл. – Филипп Македонский. Стр. 57] Внутреннее положение Греции на тот момент было благоприятным для вмешательства Македонии хотя бы потому, что греки никак не могли решить, объединиться ли всем полисам для оказания сопротивления новому македонскому завоевателю, как некогда нашествию персов, или подчиниться силе его оружия. Царь Филипп умело использовал раздоры греков, щедро субсидируя своих сторонников в различных государствах Греции, уверенный в том, что “осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость”. Выразителем интересов промакедонской партии был талантливый афинский оратор Исократ, искренне веривший, что объединение раздробленной Греции вокруг сильной Македонии будет весьма полезным для преодоления кризиса греческого полисного строя, охватившего весь регион к IV в. до н.э. [Илл. – Исократ. Мраморный бюст. Стр. 330] Противником Исократа выступал великий Демосфен, возглавивший влиятельную антимакедонскую партию. Демосфен и его сторонники полагали, что нет ничего страшнее чем потеря свободы и независимости. получившими Своими страстными впоследствии название речами против Филиппа, “филиппики”, Демосфен пробудил самые глубокие демократические чувства эллинов. Кроме того, он развернул активную деятельность по мобилизации всех сил и средств против Филиппа: строился флот, шла подготовка боеспособного ополчения, создавался широкий союз греческих полисов. Демосфен (384 — 322 гг. до н.э.) — афинский оратор и политик. В результате к концу 40-х годов IV в. до н.э. захватническим планам Филиппа противостояло сильное объединение многих греческих полисов во главе с Афинами. В 338 г. до н.э. при городе Херонея произошло решительное сражение, решившее судьбу Греции. Херонейская битва была очень ожесточенной, греческие воины храбро сражались, отстаивая независимость своих городов, сам Демосфен принимал участие в бою как простой гоплит. Но гораздо лучшая выучка и большой боевой опыт македонцев сделали свое дело Филипп одержал решительную победу. В 337 г. до н.э. в Коринфе по инициативе Филиппа был созван общегреческий конгресс, на котором было провозглашено создание Эллинского союза греческих городов под руководством македонского царя. В Греции прекращались все междоусобные войны, провозглашался всеобщий мир. На месте раздробленных, постоянно враждовавших друг с другом греческих полисов образовалась насильственно объединенная под македонским владычеством Греция. [Илл. – Македония. Стр. 423] Когда в 336 г. до н.э. Филипп был сражен кинжалом убийцы — некоего Павсания, возжелавшего славы, царем Македонии и главой Эллинского союза стал двадцатилетний сын Филиппа Александр. Его правление длилось 12 лет и изменило облик не только Эллады, но и всего восточного мира. [Илл. – Александр Македонский. Мраморная копия с оригинала работы Лисиппа. IV в. до н.э. Стр. 56] К наследству отца, состоявшему в Македонском царстве и гегемонии в Эллинской лиге, Александр присоединил огромную территорию от Малой Азии до Индии, где у реки Гидасп он воздвиг 12 алтарей в честь олимпийских богов вокруг бронзовой колонны с надписью “Здесь остановился Александр”. Великий полководец завоевывал мир и читал “Илиаду” с комментариями своего учителя Аристотеля, блистательно подтверждая мысль Плутарха о том, что иногда история зависит от одного человека. Александр хотел владеть миром не как захватчик, но как наследник: по праву лучшего – самого доблестного и самого мудрого. Перед своим первым походом — в Персию — Александр решил спросить совета оракула и узнать, удачным ли будет его начинание. Пифия не хотела ничего отвечать Александру, ссылаясь на то, что день не подходит для гадания и запрашивать богов не стоит. Тогда молодой полководец схватил жрицу и силой потащил к священному треножнику. “С тобой не справиться, Александр”, - произнесла женщина. “Только это я и хотел услышать”, - ответил тот. Выступая в поход, Александр раздал друзьям все свое имущество. “Что же ты оставляешь себе?”, - спросили друзья. “Надежду”. Александр тщательно готовился к этому походу, задуманному еще Филиппом. С технической точки зрения македонское войско было очень хорошо оснащено. В распоряжении Александра находились самые совершенные осадные машины: катапульты, тараны, передвижные осадные башни. Флот, созданный еще его отцом, никогда не был сильным, но зато армия, состоявшая из свободных македонских крестьян и греческих наемников, отличалась сплоченностью и дисциплиной. Во время похода Александр пополнял свое войско местными военными частями. Персов принимали как в пехоту, так и в конницу, а знать - даже в агему, личную гвардию царя. [Илл. – Макендонская фаланга. Стр. 63] В войске было хорошо налажено снабжение и служба связи. При Александре “эфемериды” состояла - целая журнал, канцелярия отмечавший писцов, текущие которые вели события. Царя сопровождали официальный историограф Каллисфен, многочисленные географы, этнографы и другие ученые. Весной 334 г. до н.э. армия Александра на 160 кораблях беспрепятственно переправилась через Геллеспонт. После первой победы над персидским царем Дарием при реке Граник города Малой Азии один за другим стали сдаваться Александру. Пройдя на юг до Климакса в Ликии, он повернул в глубь Фригии, где остановился на зиму в столице Гордии. [Илл. – Схема битвы при Гранике. Стр. 259] Здесь он узнал, что в местном храме хранится древняя колесница царя Гордия. Дышло колесницы было привязано к ярму канатом из прочной муиловой коры, завязанным чрезвычайно хитрым узлом. Существовало поверье, что тот, кто развяжет Гордиев узел, унаследует власть над всей Азией. Недолго думая, Александр одним ударом меча разрубил узел. Новая битва с Дарием произошла при Иссе. Персидская армия была разбита, а сам Дарий бежал, оставив победителю роскошный шатер, мать, жену и двоих дочерей, которые по древнему персидскому обычаю сопровождали царя в походе. [Илл. – Битва Александра Македонского с Дарием. Мозаика. IV в. до н.э. Стр. 65 обе илл. ] Сирия, Дамаск и Египет сдались без боя. В 330 г. до н.э. в руках Александра была вся древняя держава Ахеменидов. Он дошел до границы Персидского царства, реки Яксарта (совр. Сырдарья), где основал Александрию Крайнюю. Великий полководец продвигался все дальше на восток. Его манила Индия, “страна чудес” со сказочными богатствами, расположенная, по тогдашним представлениям греков, на самом краю земли. Александр намеревался присоединить к своей восточной державе ту часть Индии, которая некогда входила в состав царства Дария I. [Илл. – Карта владений Александра Македонского. Стр. 79 нижн. ] Невероятно трудный переход Александра по северному берегу Инда дал повод историографам сравнивать его с подвигами Геракла. Расположенная по ту сторону Инда область Таксила перешла на сторону Александра, но на восточном берегу Гидаспа (приток Инда) ему оказал упорное сопротивление царь Пор. В ознаменование победы над Пором Александр основал здесь город Букефалия в честь любимого коня Букефала, погибшего в битве. Планы дальнейшего покорения Индии были нарушены бунтом, поднятым изнуренными воинами. Александр вынужден был повернуть назад. Возвышенная мечта Александра Македонского объединить под своими знаменами все человечество осуществилась лишь отчасти в том смысле, что благодаря завоеваниям исчезло географическое и культурное различие между эллинами и варварами, а в истории Греции со смертью Александра началась новая эпоха. Эллинизм Эта эпоха, условно называемая эллинистической, характеризуется значительным расширением территории, занятой греками. Центр тяжести эллинства смещается из Греции, которая отныне играет второстепенную роль по сравнению с обширными государствами Востока. После смерти Александра его преемники-диадохи еще долго делили между собой завоеванные им территории. 20 лет по всем землям от Афин до Вавилона велись войны, в каждой из которых погибал один из военачальников великого полководца. Так сбылось пророчество Александра: когда у смертного одра друзья-военачальники спросили, кому он оставит царство, Александр ответил: “Достойнейшему”. А на вопрос “Кто будет надгробной тризной над тобой?”, умиравший сказал: “Вы”. Диадохи — полководцы Александра Македонского, наследники различных частей его царства. 20 лет военачальники спорили за власть, пока, наконец, на Востоке не сложилось несколько эллинистических государств, самыми могущественными из которых были Пергамское царство в Малой Азии, империя Селевкидов (на территории нынешних Сирии и Ливии) и государство Птолемеев в Египте со столицей в Александрии, городе, сыгравшем исключительную роль в культуре того времени и ставшем по сути столицей эллинистического мира. Так разумно устроенный и так надежно, казалось, защищавший от всего негреческого, маленький замкнутый “микрокосм” греческих полисов рухнул. Ему на смену пришел не знавший границ эллинистический мир, в котором смешалось греческое и восточное, эллинское и варварское. Человек из гражданина родного полиса превратился в космополита, гражданина мира. Самым прочным из эллинистических государств до конца III в. до н.э. оставался Египет, где царствовали потомки основателя династии Птолемея I Сотера, соратника Александра. При его преемниках, Птолемее II Филадельфе (285-246) и Птолемее III Эвергете (246-221), Египет достиг наивысшего могущества. Кроме долины Нила, в царство Птолемеев входили Киренаика, Эфиопия, Финикия, Палестина, Кипр, южное побережье Малой Азии. В конце III в. до н.э. начался упадок, завершившийся династической распрей между детьми Птолемея Авлета Клеопатрой VII и ее братом. В 30 г. до н.э. после поражения в битве с римлянами при мысе Акций Клеопатра покончила с собой, а Египет перестал существовать как самостоятельное государство и вошел в состав Римской империи. Представители другой эллинистической династии - Селевкиды долгое время лелеяли надежду объединить все владения Александра. Они то и дело совершали походы то на Восток, то в Египет, то в Европу. Границы царства Селевкидов постоянно колебались, но даже победы не упрочивали положения: потерянное, как правило, превышало завоеванное. С севера Селевкидам постоянно угрожали галлаты, кельтское племя, осевшее за Фригией. А Египет, владевший Финикией и Ликией, вклинивался в земли Селевкидов с востока. При Антиохе III (223-187 гг. до .н.э.), прозванном Великим, империя Селевкидов переживала небывалый подъем. Укрепившись на Востоке, Антиох восстанавливал силы, чтобы противопоставить свое государство Риму. В 190 г. до н.э. римляне, напуганные успехами Антиоха III, разбили его армию в битве при Магнезии и положили предел росту владений Селевкидов. Преемники Антиоха постепенно утрачивали былое влияние на Востоке. И в 64 г. до н.э. царство Селевкидов стало подвластной Риму территорией. Пергам, занимавший северо-западную часть Малой Азии, сначала входил в империю Селевкидов. С III в. до н.э. Пергам стал самостоятельным царством, просуществовавшим 150 лет (284-133 гг. до н.э.). В состав Пергамского царства входили самые развитые в культурном отношении районы Малой Азии: Фригия, Лидия, Кария, Писидия и часть Памфилии. После разгрома римлянами Антиоха III, в Пергаме сосредоточиваются все нити северо-западной торговли. Казну пергамской династии Атталидов пополняли доходы от богатых урожаев: по экспорту зерна Пергам занимал второе место после Египта. На пастбищах паслись овцы лучших пород, пергамские шерстяные ткани пользовались большим спросом во всем эллинистическом мире, а пергамент составлял серьезную конкуренцию египетскому папирусу. Внешняя политика Пергама отличалась большой гибкостью. Атталиды умело лавировали между Селевкидами, Птолемеями и римлянами. Оценив силу последних, они вовремя перешли на сторону Рима. Последний из Атталидов, Аттал III, правил, полностью опираясь на проримскую партию, а когда в 133 г. до н.э. он умер, “наследники” Аттала - римляне - захватили Пергам. История государств эпохи эллинизма пестра и разнообразна, и закончилась эта эпоха для разных стран в разное время, но одинаково, по мере завоевания их Римом и превращения в римские провинции. Бурное, полное драматизма время становления эллинистических монархий породило монументальное, ликующе мощное в своей выразительности искусство. Чувством необычайной грандиозности происходящих событий “дышит” огромный фриз, опоясывавший некогда алтарь Зевса в Пергаме. На его рельефах в единой кипящей массе над людскими жестами страдания, отчаяния и ужаса господствуют широкие, полные радостно-грозной силы движения прекрасных Олимпийских богов. Та же сила чувствуется в стремительном беге Ники Самофракийской и в спокойной уверенности Венеры Милосской. Глядя на богиню Победы, только что спустившуюся на нос боевого корабля, служащий ей постаментом, кажется, слышишь и свист воздуха, рассекаемого взмахом упругих крыльев, и легкий шелест струящихся складок одежды. А прекрасный облик Венеры возвращает к благородным традициям высокой классики греческого искусства поры расцвета Афин. Совсем вскоре, во второй половине II в. до н.э. Греция как часть Македонской провинции войдет в состав Римского государства, потом в эпоху империи станет особой провинцией Ахайя и вновь сыграет великую роль в истории — “пленит диких победителей”, принеся “искусства в Лаций”. [Илл. – Ника Самофракийская. Мрамор. Конец III в. до н.э. Стр. 576] Греческая экономика Земледелие В гористой и засушливой Греции хорошо знали цену каждому обработанному клочку земли. Летом большая часть областей Греции страдала от засухи, температура в тени здесь достигала 40°С, дождей выпадало очень мало, большинство рек и ручьев пересыхало. Поэтому с самых древних времен в Греции применялась система искусственного орошения, без нее сельское хозяйство не только в материковой, но и в островной Греции было бы совершенно невозможно. Вообще древние греки очень высоко ценили воду: прощаясь, они желали друг другу «доброго пути и свежей воды», а в договорах между греческими государствами постоянно встречается формула: «Не отрезать у союзных общин проточной воды». Горные хребты, изрезавшие всю территорию Греции и разделявшие отдельные ее районы, защищали равнины от ветров, создавая в каждой из них свой микроклимат. В Северной Греции самыми плодородными были равнины Фессалии; в Средней Греции плодородием славились равнины Беотии, а в Южной - Лаконика и Мессения. Однако даже каменистая почва и горный ландшафт большей части материковой и островной Греции не оставались невостребованными: здесь выращивали виноград и оливки, разводили скот. Несмотря на то что в Греции были свои хлебные житницы Фессалия, Сицилия - зерна все равно не хватало, его ввозили из Египта и Северного Причерноморья, обменивая там на вино и оливковое масло. В течение всей истории Греции «хлебный вопрос» стоял в центре внешней и внутренней политики греческих городов-государств, продажа и закупка хлеба была строго регламентирована. [Илл. – Сельскохозяйственные работы. С росписей на вазе. VII в. до н.э. Стр. 264] Сеяли хлеб в Греции после первых октябрьских дождей, а созревал он в самом начале лета. Греческий поэт Гесиод в своей поэме “Труды и дни” наставляет рачительного хозяина придерживаться сельскохозяйственного календаря, подробно излагая все народные приметы. Так, например, жатву следует начинать сразу после того, как на горизонте появяться Плеяды, дочери Атланта (по нашему календарю - в конце мая). Когда Плеяды станут заходить за горизонт (ноябрь) надо поспешить с пахотой. “Сигналом” к севу должен служить земледельцу журавлиный крик: «Строго следи, чтобы вовремя крик журавлиный услышать, Из облаков с поднебесных высот ежегодно звучащий; Знак он для сева дает...» Календарь Гесиода носит сугубо практический характер, это своеобразный набор средств и методов, с помощью которых можно жить в довольстве и достатке. Поэт считал, что упорный труд в согласии с природой - залог успеха земледельца. Жатва, начинавшаяся, согласно Гесиоду, с восходом Плеяд, была хлопотной порой для хлебопашцев. Хлеб жали серпом, срезая стебли у самого колоса, и сложив в снопы, оставляли в поле, чтобы зерна дозрели. Затем снопы свозили на ток и пускали на хлеб мулов, ослов, быков: связанные четверками животные ходили по кругу, а в центре круга стоял раб, державший в руках вожжи. Другие рабы вилами переворачивали солому и подсовывали ее под ноги животным: зерно высыпалось на землю, а солома шла в корм скоту. Затем за зерно принимались женщины-веяльщицы: насыпав зерно в большую корзину, они высоко поднимали ее и медленно сыпали зерно вниз. Ветер уносил пыль и солому, но зерно еще не было чистым, для окончательной очистки его просеивали через решето и оставляли на открытом воздухе для просушки. Даже в самых плодородных областях греки заботливо удобряли землю; лучшим удобрением считалась перегнившая солома. Иногда солому сжигали в поле, и зола удобряла почву, иногда солому смешивали с навозом; применяли также птичий помет и смесь из грязи с сорняками. Греки знали, что почву можно улучшить простым смешением различной земли; им было известно, что пшеница больше всего истощает почву, поэтому для ее выращивания требуется самая хорошая земля, а бобовые, наоборот, способны повысить плодородие почвы. Из химических удобрений греческим земледельцам были известны селитра, которой поливали капусту, и щелочь для смачивания семян бобовых. Садоводство Большое внимание уделяли греки садоводству и виноградарству. Если пшеница считалась в Греции даром Деметры, то оливковое дерево, согласно легенде, подарила людям Афина. Оливки (их ели солеными), вино и хлеб составляли обычный рацион греков. Кроме оливковых, в садах росли и другие плодовые деревья, в том числе фиговые; смоквы, созревавшие в сентябре, были столь любимы греками, что был даже запрещен их вывоз за границу. Яблони, груши и айва вырастали довольно чахлыми на вид - им не хватало воды. В саду росли также гранатовые деревья, миндаль, каштаны, орехи разных сортов. Деметра — греческая богиня земледелия и плодородия. [Илл. – Храм Деметры в Лукании. 2-я пол VI в. до н.э. Стр. 418] Особенного ухода и заботы требовали виноградники. С распространением виноградарства в Греции связана популярность, которую получил культ Диониса. Вино, по выражению Гесиода, «дар Диониса, несущего радость» — одна из основных статей греческого экспорта в античную эпоху. К сбору винограда готовились заранее: в дождливые дни плели и чинили корзины, проверяли целость пифосов и амфор. Сбор начинался с солнечной стороны виноградника. Кисти срезали, укладывали в корзины и сносили на сортировку: недозрелые ягоды шли на приготовление молодого вина. Пифос — большой яйцевидный сосуд заостренной формы для хранения зерна. Амфора — сосуд с двумя ручками для хранения вина или масла. По совету того же Гесиода, к приготовлению вина приступали не сразу: десять дней нужно было держать виноград на солнце, дней пять затем подержать в тени и лишь на шестой день виноград складывали в большой четырехугольный чан и два молодых раба давили его босыми ногами. Сок вытекал через отверстия в стоящий на земле сосуд, потом собирался в пифосы или амфоры и ставился для брожения. Кроме вина, греки широко экспортировали оливковое масло. Срывать оливки для масла с дерева полагалось по одной, трясти дерево было нельзя: упавшие и смятые оливки сохнут и дают меньше масла. Собранные оливки относили давильщикам. Вначале их клали между двух камней: верхний - неподвижный, а нижний вращали рабы, отделяя таким способом мякоть от косточки - раздавленные косточки придавали маслу неприятный привкус. Отделенные от косточек оливки клали в резервуар под пресс с подвижной крышкой и длинным рычагом. На дне резервуара было отверстие. Первый отжим давал светлое сладкое масло высшего сорта. Затем отработанную массу подвергали второму и третьему прессованию. Третий сорт применялся, в основном для светильников; особо рачительные хозяева давали его в пищу рабам. Скотоводство Во многих областях Греции было развито скотоводство. В основном выращивали коз и овец, лишь в некоторых районах, например, в Фессалии, разводили крупный рогатый скот. Скотоводство в Греции было поставлено на весьма высоком уровне: пастухи тщательно заботились о поддержании пастбищ в порядке, о выборе кормов, о зимовках. Кстати, среди пастухов существовала четкая иерархия: самым почетным считалось пасти крупный рогатый скот; таких пастухов называли “буколой”, дальше шли пастухи овец - “пойменес” и на последнем месте - козопасы, “эполой”. Основной тягловой силой были волы. Их выращивали из отборных трехлетних бычков, специально откармливая рубленой соломой, очищенными бобами, фигами. Овец пасли в горах на сочнотравных пастбищах, кроме того им, как и волам, для подкормки добавляли в пищу соль. Коз разводили, главным образом, ради молока и сыра. Постепенно скотоводство уступало место земледелию, но в некоторых областях (в частности, в Аркадии) оно оставалось ведущей отраслью хозяйства. Именно с этой областью Эллады связана одна из самых поэтичных страниц греческой литературы: в Аркадии Феокрит поселил своих пастухов, положив начало популярнейшему жанру идиллий, или, как их еще называют, буколик - пастушеских песен. Феокрит (1-я пол. III в. до н.э.) — эллинистический поэт. Идиллии (греч. “картинки”)— короткие стихотворения, как правило, восхвалявшие безмятежную пастушескую жизнь. Из привычных для современности домашних животных греки издавна разводили лошадей и собак, а вот домашние кошки появились в Европе сравнительно поздно, уже в римскую эпоху. Почти в каждом хозяйстве держали свиней и птицу. Позже других птиц у греков появились куры, они были завезены из Азии, и курица еще долго называлась “персидской птицей”. ================================================= Учителю и ученику Исторические подробности из жизни скромной домашней курицы помогли решению нелегкой литературоведческой задачки. Дело в том, что долгое время забавная поэма-пародия на “Илиаду” - “Война мышей и лягушек” - приписывалась самому Гомеру. Первые сомнения по поводу авторства поэмы возникли из-за эпизода поэмы, в котором Афина жалуется на кваканье лягушек, не дававшее ей спать до петушиного пения; а петухи и куры появились в Греции лет через 200 после Гомера. ================================================= Монеты и платежные средства Если бы нам пришлось расплачиваться с каким-нибудь торговцем в Афинах в конце V в. до н.э., когда медные или железные деньги, перестав быть средствами платежа только при международных обменах, постепенно проникают во внутренний рынок, мы бы оказались в весьма затруднительном положении. Некоторая путаность шестиричной монетной системы в Аттике объясняется ее заимствованием из вавилонской, где денежная единица, равная одному таланту, делилась на 60 мин. Афинский серебряный талант должен был весить примерно 26,2 кг, и в зависимости от веса определялся как “легкий”, “тяжелый” и “царский”. Итак, аттическая монетная система включала в себя: 1 талант = 60 мин = 6000 драхм = 36000 оболов - около 26,2кг 1 мина = 100 драхм = 600 оболов - около 436,6 г 1 драхма = 6 оболов - около 4,4 г 1 обол = 6 халков, т.е. медяков - около 0,7 г 1 халк = 2 лепты. Лепта была самой мелкой монетой. Кстати, именно отсюда идет русское выражение “внести свою лепту”, или, если уж быть совсем точным, лепту′. [Илл. – Статер. Эгина. VII в. до н.э. Стр. 739] Чеканить предпочитали 4-х драхмовые монеты - тетрадрахмы, т.к. монеты в одну драхму были уж совсем маленькими, как серебряные рыбьи чешуйки. Ради таких даже не стоило заводить кошелька: их носили во рту за щекой. В Афинах на лицевой стороне монеты изображалась голова Афины, на оборотной - священная птица этой богини, сова. Поскольку Афины играли огромную роль в экономической и политической жизни Греции, то и афинские монеты, полновесные и хорошего качества, получили распространение во всей Греции. Впрочем, первоначально каждый греческий полис имел свою монету и свою денежную систему, поэтому нужно было согласовывать курсы, по которым можно было обменивать монеты, переезжая из одной местности в другую. Иногда греческие полисы договаривались о свободном хождении определенных монет на всей территории договорившихся полисов. Хотя даже при такой системе в Спарте приезжему бы никогда не произвели обмен ни золотой, ни серебряной монеты: законы Ликурга запрещали жителям этого города пользоваться любой другой монетой, кроме железных оболов. Каждый полис чеканил на монетах символы либо местных божеств, либо связанные с названием местности или края, с какойнибудь местной традицией. Например, на острове Мелос монеты украшало изображение яблока (melon по др.-гр. означает яблоко), на Родосе - роду (rodon - рода), на Эгине - черепаху (морскую, пока Эгина была великой морской державой, а впоследствии - сухопутную). Обычая выбивать на монетах портреты выдающихся граждан в классической Греции не было. Впервые на монетах появился портрет Александра Македонского, и с этого времени на деньгах эллинистического периода стали чеканить профили правителей. [Илл. – Монеты. Сиракузы. V в. до н.э. Стр. 594] Кроме изображений-символов, на монетах помещали дату выпуска, название города, имена правителей или должностных лиц. Первый в Древней Греции монетный двор был создан на Эгине. Чеканка монет была делом трудным и кропотливым, каждую монету приходилось изготавливать отдельно, причем выходили они не всегда круглой и правильной формы, так как делали их довольно примитивным способом: под штемпель клали кусок металла, по нему ударяли молотком и получали четкий оттиск. Уже в те времена в Греции появились первые фальшивомонетчики, причем пример им, согласно Геродоту, подал самосский тиран Поликрат, якобы выплатив спартанцам, осаждавшим его остров, большую сумму денег … из позолоченного свинца. Способ Поликрата широко распространился, и вскоре в Греции были уже целые шайки фальшивомонетчиков - и работники монетного двора и любители-самоучки. Впрочем, греческие фальшивомонетчики и не подозревали о той изобретательности, которой позднее достигнут в этом деле их “соратники” в Древнем Риме. В архаическое время уже никто не вспоминал, хотя и прошло всего навсего несколько столетий, о тех благословенных временах, когда люди рассчитывались между собой волами и овцами: такую разменную монету вряд ли кому удалось бы подделать. Коммуникации. Путешествия. Связь В древности греки путешествовали только по необходимости. Их могли позвать в путь торговые дела, паломничество к святилищам, желание посетить мусические и атлетические соревнования, а также необходимость исполнять различные дипломатические поручения и посольские миссии. Мусические искусства — все виды искусства (в современном понимании этого слова). В мифах также не встречаются упоминания о стремлении «к перемене мест» из простого любопытства: греческие герои путешествуют много и часто, но почти никогда - по собственной воле. Те же самые мифы дают представление о том, как обширна была география этих путешествий. Достаточно вспомнить поход за золотым руном в Колхиду, в Лидию за песком златоносных рек, во Фракию за драгоценной рудой, растянувшееся на годы возвращение героев из-под Трои, долгий путь Геракла к северу, до Геракловых столпов. Геракловы столпы — скалы близ Гибралтарского пролива. Столь популярные в новое время туристические поездки, вызванные желанием увидеть мир и людей, долгое время были абсолютно незнакомы грекам. Этот пытливый народ трудно заподозрить в лени и нелюбознательности, остается предполагать, что сама природа южной части Балканского полуострова препятствовала частым и быстрым перемещениям греков из одной части страны в другую. Вся Греция изрезана горными хребтами, переход через которые был очень опасен, а иногда и вовсе невозможен. Состояние дорог в Элладе тоже не располагало к длительным поездкам, во всяком случае, вряд ли можно было назвать эти поездки приятными. Одним из погребенных под руинами дорийского нашествия благ минойской цивилизации были дороги - хорошо вымощенные, сделанные из цельных плит, с тротуарами для пешеходов, пересекавшие весь Крит вдоль и поперек. В Греции даже во времена ее величайшего расцвета с непонятным для современного человека пренебрежением относились к строительству дорог. Несмотря на великое разнообразие легких, удобных повозок с высокими и прочными колесами, греки из-за плохого состояния дорог предпочитали отправляться в дальний путь пешком или верхом на осле. Путешествовать в одиночестве было очень опасно, а в сопровождении большой свиты - хлопотно, поэтому обычно брали с собой верного и сильного раба, который нес всю поклажу. Стариков и больных перевозили в носилках. Впрочем, в эпоху эллинизма под влиянием восточных обычаев путешествия в носилках вообще очень полюбились грекам. Постоялые дворы и трактиры появились в Греции довольно поздно, а их хозяева сразу стали объектом злых шуток, олицетворением стяжательства и скупости. К владельцу постоялого двора греческий путник мог предъявить множество претензий. Во-первых, качество продуктов, использовавшихся трактирным поваром, вынуждало постояльцев посылать на рынок раба для закупки провизии. О другой беде постоялых дворов говорит Аристофан, герой которого в комедии «Лягушки» требует подыскать ему комнату, «где клопов поменьше». Бедняк, отправившийся в путь, не мог рассчитывать даже на такой приют: он вынужден был брать с собой большой запас воды и пищи. Человек с большими связями и знакомствами пользовался в дороге услугами проксена. Гостеприимство («проксения», от греч. xenos «гость») в Греции было почти государственным институтом: древний обычай давать своему ксену излом дощечки (symbolon), по которому в нем признали бы своего человека в любом конце страны, где только жили люди того же родственного клана, уже в доклассическое время приобрел статус общегреческого закона. Проксен стал выполнять функции, в чем-то схожие с теми, что выполняют современные консулы, разве что должность эта была наследственной и консул был местным человеком, а не представителем соответствующего государства. Проксен — официальный представитель чужого полиса в своем городе. Впрочем, греки всегда больше любили путешествовать морем. И если на суше природа чинила этому непоседливому народу всевозможные препятствия, то на море она разжигала страсть греков к дальним странствиям. Острова в Эгейском море расположены так, что человек никогда не чувствовал себя брошенным в открытом море, далеко от родной земли: с одного острова даже в туман можно разглядеть берег другого острова. И уже в те времена, когда плавание было каботажным (береговым), а самые отважные и отчаянные мореходы других стран еще не осмеливались выходить в открытое море, греки на своих утлых суденышках смело пересекали Эгейское море и достигали берегов Малой Азии. Затрудняли навигацию только ветры, но греки рано научились приспосабливаться к ним. С древнейших времен они знали, например, что от восхода до захода Плеяд, то есть, по-нашему - с ноября по февраль ветры дуют в самых разных направлениях; в это время в море не выходили. После летнего солнцестояния (с июля по сентябрь) - время северных ветров, и в более позднюю эпоху греки в эти месяцы очень быстро достигали берегов Египта или переплывали из Северного Причерноморья в Грецию. Самым безопасным считалось плавание осенью, с сентября по ноябрь, но находились смельчаки, выходившие в море и весной, с февраля по май. Таким образом, в VIII в. до н.э. навигация была возможна только два-три осенних месяца, а в V в. до н.э. уже не менее восьми. Зимой судоходство прекращалось. Гораздо более серьезной, нежели ветра, опасностью для мореплавателей были пираты. Об их активной деятельности еще с глубокой древности сохранилось немало упоминаний в мифах. Нападению пиратов подвергся легендарный певец Арион. Спасся Арион чудом - когда он выбросился из пиратской лодки, дельфин вынес его на берег. Излюбленным сюжетом греческих вазописцев было нападение пиратов на Диониса, жестоко наказавшего дерзких моряков. Несмотря на то, что одно время пиратство считалось вполне достойным занятием, морских разбойников, сделавших весьма затруднительной торговлю в Средиземноморье, все же пытались усмирить. Однако освободить Средиземное море от пиратских кораблей удалось лишь римлянам. [Илл. – Судно греческих пиратов. Изображение с монеты. Стр. 514] Любовь греков к морю не могла не сказаться на быстром развитии кораблестроения. Суда, на которых лучшие ахейские мужи отправились в Трою, которые Гомер гордо называет «кораблями», были небольшими ладьями без палубы с одним рядом весел вдоль бортов. Палубное судно появилось только в VII в. до н.э., его команду составляли пятьдесят гребцов, поэтому такие корабли назывались пентекотерами («пентеконта» по-гречески значит 50) или диерами, так как на них было два ряда весел. С VI в. до н.э. стали строить трехрядные суда - триеры. В судовую команду на диерах и триерах, кроме гребцов, входили: рулевой, или кибернет, маневровый, стоявший на носу, штурман, келевст, управлявший гребцами, и флейтист, музыка которого должна была обеспечить слаженную работу гребцов. Гребцами обычно были рабы, хотя иногда нанимались и свободные бедняки. [Илл. – Боевая пентекотера. Стр. 85] Несмотря на все трудности сухопутных и морских путешествий, греки все же предпочитали лично засвидетельствовать свое почтение другу или деловому партнеру, чем доверять дела очень ненадежной почтовой службе. Собственно почта как таковая появилась только в эллинистическую эпоху. Раньше, чтобы отправить корреспонденцию, приходилось ждать оказии либо отправлять послание с верным гонцом, преодолевавшим бегом огромные расстояния. В дороге с гонцом могло случиться все что угодно, наконец, он мог просто потерять письмо, так что обычно ответа приходилось ждать месяцами, а иногда так и не дождаться. Удивительно, что грекам не приходила в голову простая мысль, осенившая в свое время персов изобретателей курьерской почты, - о том, что гонцов на определенных участках пути можно менять. Общество и быт Дом грека Долгое время с понятием роскоши у греков ассоциировались только общественные здания. Довольно жалкие частные жилища были лишены элементарных удобств: основную часть дня греки проводили вне дома, они даже спали зачастую в городе, под портиками. И без того узкие, причудливо извивающиеся в разных направлениях, улицы городов еще больше сужали выступы и балконы первых этажей. Лишь с IV в. до н.э. в Греции стали применять гипподамову (по имени прославленного архитектора Гипподама) систему градостроительства. Отныне прямые и широкие улицы в греческих городах должны были пересекаться под прямым углом, а вся застройка города велась по строго определенному плану. В это же время стали появляться красивые богатые дома, за состоянием которых следило особое должностное лицо, подотчетное архонтам. Вошло в моду жить за городом, так как там легче было обустроиться с большим особняком. Теперь дом эллина, отделенный от улицы высоким забором, стал его крепостью. Между забором и входной дверью оставлялось небольшое пространство, что-то вроде сеней; справа и слева от них располагались лавки и конюшни, двери которых выходили прямо на улицу. Стены в «сенях» были разукрашены и снабжены надписью, оберегавшей, как верили греки, дом от злой судьбы и воров. На ночь дверь запирали на задвижку, позднее на ключ; все остальное время дом был открыт, и посетители возвещали о своем приходе ударом специального металлического молотка. Входная дверь вела во двор, окруженный с трех, иногда со всех четырех сторон галереей с колоннами; эта галерея и называлась портиком. Это была центральная часть дома: во внутреннем дворике принимали гостей, часто здесь же устраивали столовую. Посредине двора неизменно находился жертвенник, по обеим сторонам, под портиками - спальни, кладовые, комнаты для гостей. Через портик, расположенный напротив входной двери, можно было попасть на мужскую, главную половину дома с очагом напоминанием о прежнем дорийском мегароне - и жертвенником Геры, покровительницы домашнего очага, иногда заключенном в круглую часовенку. Рядом с этой комнатой располагалась кухня, дым от очага в ней выходил через трубы камина - единственного в доме. Комнаты отапливались переносными жаровнями. За кухней и мегароном начиналась женская половина дома, или гинекей; здесь же были комнаты, в которых работали рабыни, комнаты дочерей и спальни. За гинекеем разбивали небольшой сад. Очень часто дома строили двухэтажными. На втором этаже в этом случае располагались женские комнаты, помещения для служанок и кладовые. Чаще второй этаж сдавали внаем, и тогда лестница в него вела прямо с улицы. Под двором и комнатами нижнего этажа делали подвалы и погреба, в домах богатых людей - бани, булочные, пекарни. Окна, выходящие на улицу, появились в греческих домах поздно. Стекла в них стали вставлять только во времена римского владычества, да и то лишь в очень богатых домах. В основном окна просто закрывали ставнями. Крыша в домах была черепичная. Стены белили известью, позднее на них появляются росписи и лепные украшения в верхней части. В галереях внутреннего дворика стены украшали коврами, вышитыми тканями, а пол - роскошной мозаикой. [Илл. – Девушка со шкатулкой. Фреска. Тиринф, XIV в. до н.э. Стр. 630] Мебели даже в богатых домах было немного. Стульями служили низкие табуретки на четырех ножках в форме буквы «Х». Когда к такой «табуретке» приделывали спинку, она выглядела совсем как наши стулья. Всякое большое сиденье, кроме высокой спинки, снабжалось подлокотниками. Оно называлось троном и крепилось к стене. В храме на троне восседал бог, а в жилом доме - хозяин или почетный гость. Кровати вырезали из клена и бука. Ножки вытачивались или украшались скульптурой, остальная часть кровати инкрустировалась золотом, серебром и слоновой костью. Ложа, на которых греки читали, писали и ели, покрывались яркими пушистыми тканями с изысканным рисунком узора. Одна или две красивые, туго набитые подушки поддерживали тело человека в полулежачем положении, а во время еды служили опорой для левой руки. Столы греки использовали только для расстановки на них необходимой при еде утвари. Они были низкими (чтобы удобнее было есть, расположившись на ложе), круглыми, овальными, квадратными, на трех или одной ножке. Комодов или платяных шкафов не было: всю одежду хранили сложенной в больших, искусно сделанных сундуках. Одежда Греки не знали того разнообразия типов одежды, к которому люди привыкли в новое время. Основными видами одеяния были хитон, гиматий и хламида. Штанов эллины не носили: это считалось варварским обычаем. До начала греко-персидских войн одежда была узкой, туго стянутой поясом. Плотно прилегая к телу до пояса, ниже она спускалась прямыми складками; у женщин волочилась сзади по пятам и была собрана в мелкие складки в виде «ласточкиного хвоста». Со временем многое изменилось, но секрет греческих модниц остался прежним: искусство одеваться зависело не от удачной работы портних, а от умения красиво драпировать одежду. Именно поэтому на смену ионийскому льну пришла дорийская шерсть; шерстяная ткань не так легко принимает форму фигуры, а при движении складки ложатся шире и держатся лучше. Грекам нравилась как яркая белизна шерстяных тканей, так и окрашенная шерсть: красная, лиловая, желтая и синяя. Основу мужского костюма составлял хитон, надеваемый прямо на голое тело. С одной стороны делался прорез для руки, с другой верхние концы материи скреплялись на плече пряжкой или пуговицей. У ремесленников и рабов правое плечо оставалось обнаженным. Поясом хитон подбирался как угодно, однако носить слишком короткий считалось неприличным. [Илл. – Грек в традиционной одежде. Стр. 90] Поверх хитона носили гиматий - широкое одеяние продолговатой формы типа “испанского” плаща. Одним концом он прикреплялся на груди ниже левой руки, потом покрывал левое плечо и спину, пропускался под правой рукой и перекидывался снова на левое; другой его конец ниспадал на спину. Хламида также являлась разновидностью плаща, короткого, свободно спускавшегося на плечи и спину и застегивавшегося на шее пряжкой. Такой плащ носили на охоте, войне, в дороге; кроме того, хламида была обычной одеждой спартанцев и афинской молодежи. Головные уборы в городе носить было не принято. За городом надевали войлочные шапочки типа ермолки без полей или с совсем маленькими полями, а также менее глубокие шляпы с полями и ремнем, удерживавшим их на голове. На ногах греки носили легкие, удобные сандалии, прикреплявшиеся ремнями. Именно в «моделировании» сандалий давали выход фантазии греческие франты. В эпоху эллинизма вошло в моду делать на подошве сандалий разные забавные надписи, отпечатывавшиеся в пыли. Самыми популярными были надписи вроде: «Следуй за мной». В военных походах и на охоте греки носили сапоги из войлока или кожи до икр и выше, со шнуровкой впереди. Хотя, конечно, в теплую и сухую погоду греки предпочитали ходить босыми. Женский костюм состоял из длинной до полу туники, открытой сверху или с рукавами и застегивавшейся пряжкой на плече. Девушки носили пояс на талии, замужние женщины подпоясывались под грудью. Выходной одеждой был пеплос, или калиптра - длинный широкий плащ, в который можно было закутаться целиком. На голове греческие женщины носили почти плоские шляпы с остроконечной верхушкой, на ногах - сандалии. [Илл. – Спартанская женщина. Стр. 35] Мода на прически и бороды тоже менялась со временем. В архаическую эпоху греки носили небольшую бороду, отпущенную широкой полосой по щекам и сильно выступавшую клинышком под подбородком. Место вокруг губ было чисто выбрито. Спартанские мужчины долгое время носили широкие пышные бороды, считавшиеся признаком мужественности, а афиняне, напротив, очень пеклись о бороде, не распускали ее. После Александра Македонского стали брить бороду; отпущенная борода теперь стала знаком траура. Усов без бороды греки не носили никогда. До эпохи греко-персидских войн и мужская, и женская прически у греков очень походили на прическу египтян: волосы, разделенные на завитые пряди, свободно падали на спину или связывались лентой в длинную косу. Иногда волосы скручивали и в виде шиньона поднимали на затылок. Позднее мужская прическа сильно укоротилась и стала совсем не похожей на женскую. Женские прически тоже значительно упростились: локоны свободно падали на плечи, иногда концы перевязывались лентой. Обычной прической был простой пук волос, собранный и перевязанный на макушке. Спартанские девушки носили длинные распущенные волосы, которые они совершенно состригали в день свадьбы. С давних времен греческие женщины красили волосы, а с эпохи эллинизма в моду вошли парики. От рассвета до заката Для жителя Афин, богат он или беден, день начинался с зарей. Наскоро съев ячменную или пшеничную лепешку, вымоченную в вине, разбавленной водой, афинянин направлялся на главную площадь города – агору. Это время суток у греков называлось “рано”. Городские ворота еще закрыты, еще пустынны дороги, ведущие из Пирея – морского порта Афин, не открылись лавки ремесленников, навьюченные ослы и их погонщики не заполнили рынки. Пройдя в сопровождении одного или двух слуг по узким, однообразным афинским улочкам, застроенным серыми, ничем не примечательными зданиями, житель Афин выходил на площадь, живописно и богато украшенную тенистыми колоннадами портиков. Добропорядочный афинянин был человеком общественным. Дома он только ел и спал, поэтому его дом никогда не был произведением архитектуры; другое дело общественные здания и храмы. Но первым делом афинянин спешил на ту часть агоры, где по строгому плану был устроен рынок. Покупатель всегда знал, где он найдет рыбу и хлеб, где можно купить сыр, овощи, масло, где нанять флейтистку или повара для званого обеда. Вокруг рынка располагались лавки цирюльников, виноторговцев, менял, чуть поодаль - лавки ремесленников, неподалеку от них была своеобразная биржа труда: люди разных специальностей предлагали свои услуги, нанимаясь на работу на несколько часов, реже - на целый день. Рыночная площадь шумного южного города постепенно заполняется пестрой, яркой толпой. Это время суток так и называлось - “когда агора полна народу”. Особенно манил покупателей рыбный ряд. Зная слабость жителей Афин к морепродуктам, торговцы рыбой взвинчивали цены так, как больше никто на рынке не осмеливался. И они бы дорожились еще сильнее, если бы знали способ дольше сохранять рыбу свежей. Но агораномы, специальные рыночные инспекторы, строго следили, чтобы рыбу не поливали водой. А чтобы покупатель получал ее свежей, об очередном появлении повозки с рыбой оповещал звон колокола. Разделавшись с делами до 10 утра, афинянин отсылал слуг с покупками домой, а сам направлялся в какой-нибудь из портиков, где встречался с друзьями. Приветствовали друг друга жестом правой руки: рукопожатие приберегали на случай торжественных прощаний и клятв, а кланяться считалось пережитком тирании. Обычным местом встреч были цирюльни, лавки парфюмеров и им подобные. Практике афинского цирюльника позавидовали бы многие из современных парикмахеров: мужчины не только стригли усы и бороду (брить лицо вошло в моду после Александра Македонского) - а усов без бороды греки не носили никогда - но и, подобно женщинам красили волосы, при этом, дожидаясь своей очереди, клиенты рассуждали обо всем на свете. Немудрено, что цирюльники были в курсе абсолютно всех городских новостей и естественно, перевирали их, как могли. [Илл. – Греческий юноша в традиционной одежде. Стр. 123] После второго завтрака, обычно дома, и кратковременного отдыха афиняне направлялись в один из общественных гимнасиев в предместьях города. Гимнасий — первоначально помещение для спортивного воспитания, с IV в. до н.э. общеобразовательное учреждение. Как заведение многофункциональное, предназначенное и для физических упражнений, и для отдыха, и для занятий науками, гимнасий располагался в просторном здании со множеством помещений. В первую очередь это раздевалка: здесь спортсмены натирались маслом и песком - совершенно необходимая косметическая процедура, облегчавшая выполнение физических упражнений; далее располагались комнаты для спортивных состязаний и игр. В комнатах отдыха можно было перевести дух, сидя на стуле или скамье, здесь же выступали и спорили философы и риторы. Были в гимнасиях и открытые спортивные площадки для игры в мяч и для бега. Кроме этого, в гимнасиях непременно устраивались бани с холодной и горячей водой, парные. Греческие бани, конечно, ни в какое сравнение не идут с римскими термами, но только потому, что у бань в Греции было исключительно утилитарное предназначение: это всего лишь комната с котлами и кувшинами, сосуды с оливковым маслом и скребки, чтобы очистить тело от масла и песка, банные полотенца. Отдельно от гимнасиев бань почти не существовало, у греков никогда не было принято купание ради удовольствия, а купание в холодной воде они считали скорее вредным для здоровья, расслабляющим тело и лишающим его крепости и выносливости. Часто после горячей или парной бани греки просто окатывались холодной водой. [Илл. – Прыгуны. Деталь росписи килика. VI в. до н.э. Стр. 36] Помимо разнообразных спортивных упражнений, популярным видом досуга была игра в мяч. Мячи изготовляли из шерсти или перьев, обшивали кожей; легкие мячи заполняли воздухом (ими чаще всего играли дети), тяжелые - набивали песком. Игры в мяч были самыми разнообразными, одна из них, основанная на обмане партнера, называлась “фенинда”: бросающий мяч целит его в одного, а кидает другому, поэтому каждый участник должен быть начеку, чтобы брошенный мяч не застал его врасплох. Играли также в “уранию” - мяч подбрасывали высоко в небо, а другой участник игры должен был, подпрыгнув, поймать его на лету - или в “тригон”, то есть треугольник: каждый из трех участников должен был одной рукой поймать летящий мяч и, перебросив его в другую руку, отослать кому-либо из партнеров. Гимнасии были окружены портиками, закрытыми и открытыми, в которых афинские граждане слушали выступления и беседы философов и риторов, общались с друзьями о политике, обсуждали свежие новости. Возвратившись домой, приступали к обеду. Обычно за домашним обедом хозяин возлежал на ложе, а жена сидела на стуле. Дети приходили к десерту и сидели или стояли, в зависимости от порядка, заведенного в семье. Впрочем, застать такую картину можно было практически невозможно: греки не любили есть в одиночку, соглашаясь, очевидно, с мнением Плутарха о том, что обедать одному “это не обед а кормежка”. До эпохи эллинизма, как правило, обед состоял из нескольких хорошо сервированных блюд, чтобы только утолить разумный аппетит. Как шутили герои одной аттической комедии - афинский обед красив на вид, но дает мало удовлетворения голодному желудку. Греки славились своим гостеприимством: каждый приглашенный имел право приводить с собой кого хотел. Постепенно сложилось целое сословие людей, которых называли таким привычным для нашего слуха словом “параситы”, что в переводе с греческого означает “нахлебники. Пиры проходили на мужской половине дома. С пришедших гостей рабы снимали обувь, омывали им ноги, затем гости занимали место за обеденными ложами или размещались так, как указывал хозяин дома. Обычай возлежать за столом - довольно древний, хотя в гомеровское время его еще не знали. Греки находили очень удобным, опираясь локтем на подушку, принимать пищу в полусидячем положении. Когда все рассаживались - по два человека на каждом ложе - рабы выносили уже накрытые небольшие столики и ставили их по одному перед каждым ложем. Ели руками, поэтому руки мыли не только перед началом трапезы, но и во время ее. Скатертей не было, а салфетками грекам служили хлебные мякиши. [Илл. – Пирующие. Роспись на вазе. V в. до н.э. Стр. 391] В этой части обеда подавали основные блюда, чаще всего рыбу с основными соусами из масла, уксуса и меда, и овощи; мясо ели нечасто; во время еды греки не пили вина, вообще запивать пищу было не принято. После этого рабы вновь вносили воду для омовения, убирали столы, чистили пол, куда пирующиебросали кости и объедки, и выносили новые столы, накрытые, как выразились бы сейчас, “десертными блюдами”; на десерт подавали сыр, лук, чеснок, соль с тмином, соленый миндаль, фрукты, пирожки на меду с сыром и с маслом, соленые и сладкие, которыми так славилась Аттика, а также любимый афинянами паштет из тертого сыра, меда и чеснока. В этой части обеда пили вино. Как и в наши дни, больше всего ценились старые вина, многолетней выдержки; особенно славилось вино с островов Хиос, Лесбос, Родос и Самос. Вина классифицировались в зависимости от цвета: темное, красное, белое, золотое. Греки никогда не пили неразбавленного вина: это считалось варварским обычаем. В одной греческой комедии говорится: ”первая чаша несет здоровье, вторая - удовольствие, третья - сон, и после нее надо идти домой, четвертая чаша приносит грубость, пятая - крик, шестая - беспорядок на улице, седьмая - подбитый глаз, восьмая - повестку в суд”. [Илл. – Пир в богатом доме. С росписи на вазе. Стр. 248] Обычно вино смешивали с водой в следующей пропорции: на две части воды - одна часть вина. Иногд на три части воды добавляли одну часть вина, но такое вино считалось слабым, его называли “питьем для лягушек”. Любимым напитком греков было также вино, смешанное с ячменной мукой и тертым сыром. Перед началом второй части пира, которая собственно и называлась симпосион, обязательно делали возлияние богам: из кратеров проливали вино со словами посвящения какому-нибудь богу. Возлияния совершались под аккомпанемент флейты. Затем пирующие начинали пить вино, петь, слушать музыку, рассказывали забавные истории, загадывали загадки и сочиняли каламбуры - греки не любили за столом скучных разговоров. Разнообразие в симпосион вносили флейтистки и танцовщицы; обаятельные и остроумные гетеры поддерживали разговор даже на весьма серьезные и важные темы. Именно на таких симпосиях платоновский Сократ и вел многие свои беседы, положившие начало популярнейшему жанру греческой литературы - жанру пира. Симпосион (симпосий) — по-гречески “пирушка”, “попойка”. Гетеры (греч. “спутница”) — в Древней Греции образованные женщины из различных слоев общества, ведущие независимый образ жизни. Часто на симпосион приглашались профессиональные актеры и певцы. Пели и сами гости, хором и по очереди: по кругу ходила миртовая ветвь, получивший ее должен был петь, подыгрывая себе на лире. [Илл. – Вазописец Эксекий. «Ахилл и Аякс за игрой в кости». Роспись на амфоре. VI в. до н.э. Стр. 253] Другим любимым развлечением была игра коттаб, завезенная в Грецию из Сирии и требовавшая от игроков определенным образом выпить вино из чаши: придумывать можно было какие угодно способы, все зависело от хозяина или от симпосиарха - специально избираемого распорядителя пира, «тамады». Например, к потолку привешивали большой таз с водой, пускали туда меленькие чашечки и пытались, выплескивая на одну из них остатки вина, “потопить” ее. Или же не столько игра, сколько гадание: все оставляли в чашах немного вина и выплескивали его на противоположную стену, загадав или произнеся вслух имя любимой. Меткость попадания означала пользуется ли гадающий взаимностью. Победителю симпосиарх выдавал приз, а проигравшему наливал соленого вина. [Илл. – Вазописец Евфроний. Гетеры, играющие в коттаб. Роспись на килике. Нач. V в. до н.э. Стр. 248] Обед, который обычно начинался с заходом солнца, заканчивался в полной темноте. Гости, у которых были с собой слуги, расходились по домам по тесным улочкам уснувшего плоскокрышего города, тех же, кто приходил без слуг, принято было провожать до дому с фонарем. Понятно, что такую жизнь могли себе позволить только зажиточные люди. У большей части населения Афин был совсем другой ритм жизни. Встав на заре, они торопились начать работу, и заканчивали ее только с наступлением темноты. Ни денег, ни времени на пиры, развлечения, философские беседы у них не было: их день был наполнен нелегким однообразным трудом. [Илл. – Вазописец Брига. Последствия симпосия. Роспись килика. V в. до н.э. Стр. 753] Основная еда ремесленников в Афинах - похлебка, лепешки, хлеб. Весь хлеб пекли из ячменя. Супы считались хотя и полезной, но все же “бедняцкой” пищей, и бедняки любили густые, наваристые супы из гороха и чечевицы. Пшеничный хлеб и мясо ели редко, зато вдоволь было соленой рыбы с Понта и дешевого местного вина, разбавленного водой. Однако жизнь простого люда была не лишена незатейливых земных радостей: всенародные угощения, праздничные шествия и театральные спектакли были всегда любимы народом, а в праздничные дни беднякам раздавалось немного денег, чтобы дать им возможность попасть на представление. Одним из любимых зрелищ афинян были петушиные бои: петухов специально выращивали, отбирая среди них сильнейших. Перед самым боем их кормили чесноком, к ногам прикрепляли бронзовые шпоры и выпускали на широкие столы с высоко приподнятыми краями. При этом зрители - у кого, разумеется, водились деньги - делали ставки, как в наши дни на скачках, так что, наверное, и в древних Афинах можно было услышать, как кто-нибудь, молодой и азартный, проигрался на петушиных боях. В зажиточном афинском доме женщина вставала на заре, будила рабов, раздавала им работу. Остальная часть еедня проходила в гинекее. Здесь она занималась своим туалетом и детьми, деля заботы о детях с кормилицей. Сын рос при матери в гинекее до семи лет, после этого его обучение и воспитание вверяли педагогам и учителям в школе. А девочку мать сама учила всему тому, что знала: читать, писать, играть на музыкальных инструментах, ткать и вышивать, а главное, следуя совету Ксенофонта - “как можно меньше видеть, как можно меньше слышать, задавать как можно меньше вопросов”. Гинекей — женская половина дома. Что значит “жить по-спартански” Совсем по-другому протекала жизнь в самом своеобразном греческом полисе, в Спарте. Ни о каком досуге не помышляли здесь не только илоты, но и сами спартиаты. День в Спарте, как и в Афинах, начинался с рассветом и заканчивался с заходом солнца, и все это время спартиаты были заняты одним: они выполняли законы Ликурга. Выполняя законы Ликурга, они носили старомодную давно вышедшую из моды одежду; выполняя законы Ликурга, они строили дома из самых примитивных материалов; выполняя законы Ликурга, они изо дня в день не занимались ничем другим, кроме военного дела, и наконец, следуя тем же законам Ликурга, они все с удовольствием ели черную похлебку из чечевицы и бычьей крови, а приправой к ней были, по их собственному выражению, физические упражнения, пот, голод и жажда. Говорят, что персидский царь, когда был в Греции, заставил пленного спартанца сварить ему такую похлебку и, попробовав, сказал: “Теперь я понимаю, почему спартанцы так храбро идут на смерть: им милее гибель, чем такая еда”. [Илл. – Древние спартанцы. Стр. 34] Считается, что именно Ликург учредил сисситии (от греческого слова “ситос” - хлеб и приставки “син”, означающих совместность действия) - совместные обеды свободных спартанцев. Сисситии - это не просто обеды, это товарищества из 15-20 человек, служивших в одном военном подразделении. Так что можно было сказать, что вся Спарта обедала “повзводно”. Каждого нового члена принимали в замкнутый кружок сиссистов путем тайного голосования. Все члены кружка скатывали по хлебному шарику и бросали его в чашу рабу, подходившего отдельно к каждому, держа чашу на голове. Сдавленный шарик означал несогласие. Даже одного такого шарика было достаточно, чтобы не принять новичка. Каждый сиссист должен был ежемесячно вносить в общий котел одну меру ячменя (около 2 кг на день), немного фруктов, сыра; охотники обязательно приносили часть своей добычи. Все строго следили за тем, чтобы никто не оставлял свою порцию недоеденной это значило, что сиссит поел где-то в другом месте, сочтя общий стол недостаточно хорошим для себя. Главная площадь Спарты не была украшена ни портиками, ни статуями. Спартанцы опасались, как бы удобство и красота места не породили в ораторах красноречивость. И это тоже было предусмотрено в законах Ликурга: он хотел, чтобы в немногих простых словах заключалось много смысла. ================================================= По поводу и без повода Краткость изложения и остроумие спартанцев вошли в поговорку. Само слово “лаконизм”, означающее, как известно, краткость и четкость в выражении мысли, произошло от названия Лаконика, или Лакония, области, где находилась Спарта. Говорят, что, когда один человек надоел спартанскому царю вопросами, кто лучше из спартанцев, царь ответил ему: ”Тот, кто меньше всего похож на тебя”. ================================================= Под стать храбрым и малоречивым гражданам Спарты была спартанская женщина. Главное ее предназначение - рожать крепких и мужественных защитников государства. Поэтому спартанские девушки должны были заниматься физическими упражнениями, участвовать в играх и состязаниях наравне с юношами: они бегали, боролись, метали диск и копье. Они присутствовали на праздниках, участвовали в плясках и пели в хоре. Они были более независимы и свободны, чем женщины в Афинах, которых, конечно, взаперти не держали, но с раннего детства весь уклад жизни указывал афинянкам, что дело женщины - ткать, прясть, растить детей и как можно реже выходить за порог дома, сначала отцовского, потом мужнего. [Илл. – Спартанская женщина в праздничных одеждах. Стр. 606] Афинская девушка могла появляться на улице только в сопровождении старших, да и то лишь по особым случаям: принять участие в религиозной процессии, в похоронной церемонии, или для посещения храма. Замужняя женщина выходила только с разрешения мужа и только в сопровождении рабыни или старшей родственницы, причем скромность заставляла госпожу прикрываться от взоров встречных мужчин. Афиняне были убеждены, что женщина должна вести себя так, чтобы о ней нельзя было сказать ни хорошего, ни плохого, она просто не должна привлекать к себе чье-либо внимание. В бедных семьях женщина работала наравне с мужем: жена ремесленника от зари до зари - за ткацким станком, а крестьянка собирала корм для овец, стригла их, пряла и ткала одежду для всей семьи, работала в огороде, доила коз, носила воду. Семейная обязанность Когда дверь дома в Древней Греции украшали оливковыми и лавровыми венками, все знали, что в этом доме - просватанная невеста и сегодня сюда явится жених с венком на голове в сопровождении друзей и родственников. Обзавестись семьей в Греции считалось священным долгом перед государством, и уклонение от него каралось если не законом, то общественным мнением. Одинокие люди, холостяки не пользовались тем почетом и уважением, каким окружали людей женатых, имеющих детей. В Спарте, как всегда, все было куда более категорично: холостяков, конечно, не лишали гражданских прав, но, вопервых, с них брали крупный штраф за безбрачие, а во-вторых, подвергали своего рода гражданской казни: по распоряжению властей все взрослые спартанцы, не состоящие в браке должны были в один из зимних дней обходить нагими рыночную площадь, распевая песню о том, что они-де понесли заслуженное наказание. Даже закон, обязывавший чтить стариков, соблюдаемый в Спарте особо ревностно, переставал действовать в отношении неженатых спартанцев. Известен случай, когда некий юноша в Спарте оскорбил прославленного полководца Деркиллида, не уступив ему места и сказав: “Ты не родил сына, который со временем уступил бы место мне”. Таким образом, брак был освящен законом во всех греческих полисах. В сравнительно раннюю эпоху, в YIII-YI вв. до н.э., отец девушки сам выбирал для нее мужа из числа претендентов, добивавшихся ее руки, да и в классическую эпоху истории Греции отец по-прежнему обладал полной властью над судьбой своей дочери. Законным считался брак только между свободнорожденными, и лишь рожденные в таком браке дети имели право гражданства и наследия. Браки с иностранцами также были запрещены. Девушек выдавали замуж рано в 12-16 лет, при этом жених был обычно на 12-14 лет старше. Первой заключению и очень брака, важной была церемонией, помолвка, на предшествовавшей которой обсуждали имущественные отношения будущих супругов. Невеста на помолвке не присутствовала, согласие жениху давал отец от ее имени; он же оговаривал размеры приданого, часть которого, мейлия (дословно “утешение”), оставалась личной собственностью молодой жены, и в случае развода возвращалась ее семье. Свадьбы совершались в полнолуние и обычно зимой, в месяц, посвященный Гере - покровительнице брака. В день свадьбы рано утром невеста совершала омовение в воде из местного священного источника. После купания невесту одевали, и уже в свадебном уборе она ждала начала празднества. И в доме жениха, и в доме невесты приносили жертвы богам, самой приятной жертвой в этот день была прядь волос невесты, которые она посвящала Артемиде; жених посвящал свою прядь Аполлону. После совершения религиозных обрядов отец вручал свою дочь прибывшему зятю. Он произносил ритуальную формулу, в которой подтверждал, что отторгает свою дочь от родного очага и домашнего культа предков, теперь она будет приносить жертвы предкам мужа. Потом начинался свадебный пир, на котором присутствовали и женщины, но они, в отличие от мужчин, не возлежали, а сидели на противоположном конце комнаты. Украшением стола на свадебном пире был пирог из толченых кунжутных семян, смешанных с медом. Новобрачная, лицо которой было скрыто под покрывалом, сидела отдельно от гостей, среди своих сверстниц. Вечером невеста, все еще под покрывалом, садилась в украшенную цветами повозку между женихом и шафером. Впереди шли флейтисты, за повозкой - весь свадебный кортеж, в том числе мать невесты с факелом, зажженным от домашнего очага. Всю дорогу звучал священный гимн в честь Гименея, встречные приветствовали молодых, желали счастья, подшучивали над ними. Кортеж останавливался перед домом жениха и здесь происходил символический обряд: жених “похищал” невесту, родные делали вид, что защищают ее; несмотря на сопротивление и крики, жених вносил невесту в дом, внимательно следя, чтобы ее ноги не коснулись порога это считалось очень плохим предзнаменованием. При входе новобрачных осыпали финиками, орехами, фигами, мелкими монетами - это было своего рода жертвоприношение домашним божествам: так заручались их благожелательством к молодым супругам. Затем факелом разжигали очаг, приносили жертвы предкам и устраивали совместную трапезу хлебом и фруктами. На следующий день праздник продолжался. Этот день назывался “днем снятия покрывала”, которое новобрачная посвящала Гере, прося богиню ниспослать ей семейное счастье. На случай, если Гера по какой-нибудь причине отворачивалась от семьи, в Греции был предусмотрен бракоразводный институт. Поводов и причин для развода было сколько угодно, в том числе и неверность одного из супругов. Причем, например, в Афинах за измену наказывали только женщину. Жена теряла свое доброе имя, а муж имел полное право убить ее любовника. Другой распространенной причиной была бездетность, но если во многих полисах супружеские пары, долго не имевшие детей, ко взаимной пользе расходились, то в Спарте нашли другой выход из положения, когда муж был значительно старше жены и детей у них не было. В таком случае, муж должен был сам выбрать сильного и красивого юношу, ввести в свой дом, к своей жене, а родившегося у них ребенка признать своим. Если инициатором развода был муж, он просто отсылал жену вместе с приданым назад отцу, даже не объясняя мотивов своего поступка. Этот акт расторжения брака так и назывался “отсылание”. Если развода добивалась жена, она писала письмо архонту, излагая причины, по которым она хотела развестись с мужем. Дальше дело передавалось в суд. Однако в том случае, когда муж не возражал против развода, жена могла оставить его без всякого судебного разбирательства и прочих правовых формальностей. В последний путь Но, как сказал мудрец, разум бессмертен, а остальное смертно. И греки, до каких бы глубин не доходил их пытливый ум, как бы не менялись их философские взгляды, всегда свято чтили свой долг перед умершими. А долг этот обязывал в первую очередь, предать тело земле или огню, чтобы душа не скиталась неприкаянной, а имела право войти в царство теней. Если невозможно совершить ни то ни другое, достаточно просто засыпать тело землей; именно в этом была признана виновной Антигона в драме Софокла: нарушив приказ дяди, она совершила символическое погребение тела своего брата “сухой посыпав пылью по обряду”. [Илл. – Надгробие в виде вазы. Мрамор. Саламин. IV в. до н.э. Стр. 573] Когда человек умирал, тело его омывали холодной водой, натирали благовониями, одевали и покрывали белым полотном; лоб украшали золотым или восковым венком. В рот умершему клали монетку в один обол, чтобы он мог заплатить Харону за переправку в лодке на другой берег Стикса или Ахеронта. Еще ему в гроб клали лепешку из муки с медом, чтобы он мог задобрить трехглавого свирепого пса Кербера, охранявшего вход в подземное царство. Гроб украшали миртом и виноградом и выставляли его в комнате, выходящей во двор. Родные, друзья и знакомые собирались у ложа умершего и оплакивали его. Обычно к тому же нанимали плакальщиц и флейтисток. Харон — лодочник, перевозящий души через Стикс в царство смерти. Стикс, Ахеронт — реки, текущие по подземному царству. Кербер (лат. форма Цербер) — трехглавый пес, охраняющий вход в царство смерти. Простившись с телом, люди при выходе совершали омовение проточной водой: визит в дом, в котором был покойник, осквернял их. Женщины в знак траура обрезали волосы, мужчины отпускали бороду; цветом траура был черный. Похороны происходили на следующий день. Тело выносили из дома до восхода солнца, так как траур не должен был омрачать лучезарного Феба-Аполлона. Тело клали в гроб из кипариса — дерева скорби — или из глины. В него ставили оружие, украшения, сосуды с вином и оливковым маслом и все то, что покойному могло пригодиться в загробной жизни. За гробом длинная процессия в полном молчании двигалась к месту захоронения или погребального костра. На похоронах могли присутствовать только мужчины и женщины старше 60 лет, конечно, за исключением ближайших родственниц покойного. Феб — одно из имен Аполлона, бога солнечного света. Если тело кремировали, то после сожжения костер гасили водой и вином, а кости и пепел собирали в урну, которую потом клали в гроб. Засыпав могилу землей, в последний раз прощались с покойным, трижды выкликая его имя. Затем расходились: первыми уходили женщины, за ними мужчины. После поминальной тризны в доме усопшего производили очищение водой и брошенными в очаг кусочками серы. [Илл. – Древнегреческое надгробие. V в. до н.э. Стр. 743] Обычно траур длился не больше тридцати дней. После окончания траура в годовщины рождения и смерти покойного, его поминали, совершая жертвоприношения богам и принося на могилу жертвенный пирог, вино, мед, молоко и фрукты. Рабство Главным источником рабства на протяжении всей античной истории была война с негреческими государствами и племенами варваров. Во времена Гомера “варварами” греки называли людей, говорящих на чужом, непонятном языке. К концу Y в. до н.э. слово это приобретает уничижительный оттенок: теперь “варвары” - люди другой, гораздо более низшей, чем эллины, породы, они не знают законов и справедливости, они не способны к умственному труду, они просто созданы для того, чтобы быть рабами. Очень редко греки использовали рабов-единоплеменников, захваченных в борьбе с другими греческими городами. Такие случаи участились во время Пелопонесской войны, но даже тогда применение труда рабов-греков на территории самой Греции не получило широкого распространения. В доклассическую эпоху грек также мог стать рабом, попав в долговую зависимость; такая практика заклада и самозаклада членов семьи была распространена во всех греческих общинах. В классический период рабство-должничество было отменено, хотя отмена эта не касалась метеков — они могли попасть в долговую зависимость за неуплату подати в афинскую казну, и вольноотпущенников, подлежащих продаже в рабство за непочтительное отношение к бывшему хозяину. Итак, чаще всего причиной рабства была война. Пленников делили по жребию между победителями, а затем продавали. Следом за армией обычно двигались купцы, перепродававшие рабов на специальных рабских рынках. Самым крупным рынком рабов в Греции был остров Хиос. Рабами торговали также в Эфесе, на Самосе, Делосе и Кипре. В Y в. до н.э. крупнейший рынок рабов появился и в Афинах, ставших крупным торговым центром. В первый день каждого месяца купцы приводили в ту часть афинского рынка, где торговали, по выражению греков, «телами». Рабов рекламировали и расхваливали, как любой другой товар, по желанию покупателя их раздевали, осматривали зубы, заставляли побегать, походить. При заключении сделки купец произносил клятву, что недостатков, которые не были упомянуты при продаже, у рабов нет. Гарантия давалась на полгода. За укрывательство недостатков и незаметную внешне болезнь живого товара купца привлекали к судебному разбирательству. С юридической стороны отличительным признаком рабского существования было абсолютное бесправие раба: раб считался собственностью хозяина, чем-то вроде ткацкого станка, только одушевленного. Рабовладелец мог распоряжаться принадлежащим ему рабом как угодно. Правда в Афинах, например, за убийство раба его хозяин привлекался к ответственности, как за непредумышленное убийство, однако запрет на убийство раба действовал не всегда и не везде. Имен у рабов не было. Часто рабы назывались по названию той страны, в которой они родились: скиф, сириец, араб, фракиец. Иногда рабу давали кличку в зависимости от его физических качеств, достоинств или недостатков. Раб не имел права обзаводиться семьей; допускались лишь сожительства с рабыней. Родившиеся от такого сожительства дети рассматривались как приплод, принадлежащий хозяину раба. Рабами от рождения становились дети свободного человека и рабыни (впрочем, такие случаи были довольно редки). В случае неповиновения, лени, дерзости, попытки к бегству рабов жестко наказывали: били, подняв на дыбу, отсылали на тяжелые работы - в рудники или на мельницы, выжигали клейма. Убежавший раб мог на какое-то время найти убежище в храме: жрецы не имели права его выгнать, но и кормить раба они тоже не обязывались. Голод выгонял несчастного из спасительной ограды храма, беглого раба выдавали хозяину, били, истязали, а на лбу выжигали клеймо: «Держи меня. Я убегаю». Если раба привлекали к суду в качестве свидетеля, его показания приобретали законную силу лишь тогда, когда он давал их под пыткой, так как считалось, что по своей природе раб не может без принуждения давать правдивые показания. В эпоху расцвета рабовладения рабский труд применялся практически повсеместно. Как и при патриархальном рабстве, рабы использовались в домашнем хозяйстве. В богатом афинском доме число рабов доходило до 50 человек, у рабовладельца среднего достатка было от 15 до 20 рабов, включая сельских рабов, ремесленников и домашнюю прислугу. Среди домашних рабов нужно упомянуть в первую очередь ключницу, ведавшую под надзором хозяйки хозяйственными припасами; ее выбирали из числа старых, самых преданных рабынь. Ключнице были подчинены молодые рабыни, которые пряли, ткали, вышивали, прислуживали хозяйке, были флейтистками, кифаристками, танцовщицами. Несколько на особом положении была кормилица: часто в кормилицы поступали обедневшие, но свободные женщины; так, в афинских семьях предпочитали кормилиц-спартанок, славившихся отменным здоровьем и искусными, хотя и несколько суровыми методами воспитания. Редко появлялись в помещении для рабов и педагоги, которые должны были неотлучно находиться при своих питомцах. В богатых греческих домах самые красивые молодые слуги прислуживали за обедом: они омывали ноги и руки гостей хозяина, подносили кушанья. Была специальная должность виночерпия, он выкапывал в подвале тяжелые амфоры с вином, приносил их в дом и смешивал в кратере вино с водой, чтобы подать чашу хозяину и его гостям. Агористы, или рыночные рабы ходили с хозяином на рынок, носили покупки или сами по поручению хозяина закупали продукты. Как правило, в домах греков средней руки не было постоянного повара. Когда приближалось время большого пира, хозяин сам отправлялся на рынок и нанимал там профессионального повара. Педагог — в классическую эпоху в Греции раб-воспитатель, в эпоху эллинизма — домашний учитель. Рабы, имеющие образование, служили своим господам в качестве секретарей, счетоводов, врачей. Если раб был не особенно нужен дома, его отправляли работать в поле, в винограднике, в огороде или фруктовом саду. Раб, купленный на рынке, мог попасть и к владельцу мастерской. Такому рабу приходилось гораздо хуже, чем домашнему. Труд в кузнецах и гончарных мастерских был тяжел, работали рабы, задыхаясь у раскаленных печей и раздувая огонь в горнах; вертя день за днем гончарный круг или держа тяжелыми клещами железо на наковальне. Раб мог выучиться какому-нибудь ремеслу, тогда жизнь его становилась легче - хозяева ценили умелых рабов - ремесленников. Самым сложным и трудным в античности было горное дело добыча руды. Горные работы велись очень простыми орудиями: молотом, клином, кайлом и лопатой исчерпывался весь набор горных инструментов. Переноска и подъем руды на поверхность осуществлялся в ручную. Для добычи руды прорубались штольни, узкие и низкие, высотой немногим более метра; много было таких, по которым можно было продвигаться только ползком, лежа на боку. Вентиляция в шахтах почти отсутствовала. Для освещения служили тусклые глиняные светильники. Тысячи заживо погребенных людей трудились в этом смрадном аду. Единственной надеждой в безотрадной жизни рабов была перспектива стать вольноотпущенником. Впрочем, раб, отпущенный на волю за верную службу или особые услуги, оказанные государству, мог быть захвачен другими рабовладельцами как «ничья вещь». Однако, даже если этого не случалось, воля все равно была относительной: вольноотпущенник - это совсем не то, что свободный человек. Он сохранял целый ряд обязательств по отношению к бывшему хозяину, а после его смерти часто и к его сыновьям. Кроме того, вольноотпущенник был лишен всех обычных гражданских прав. В Афинах и во многих других греческих полисах особую группу составляли государственные рабы, которые находились в значительно лучшем положении, чем рабы, принадлежащих отдельным гражданам. Труд государственных рабов применялся на строительстве общественных сооружений, большое количество рабов находилось при должностных лицах в качестве писцов и глашатаев. В Афинах рабы- скифы, принадлежавшие государству, использовались и для несения полицейской службы. От греческих авторов до современности дошло немного указаний на стоимость рабов. Цена на них, естественно, менялась от эпохи к эпохи, а в одну и ту же эпоху зависела от пола, возраста, способностей раба, от соотношения между спросом и предложением: после войн цены на рабов падали. Средняя цена раба была ниже двух мин, хотя, конечно, отдельные рабы оценивались и в 5, и в 10 мин. Как об исключительном случае сообщается о приобретении Никием, одним из крупнейших греческих рабовладельцев, раба-надсмотрщика за огромную сумму в один талант, т.е. 60 мин. Греческая культура Книга в Древней Греции Вряд ли когда-нибудь удастся установить, когда люди начали фиксировать свои мысли письменно для того, чтобы таким образом передавать информацию в пространстве и сохранять ее во времени. Скорее всего, произошло это в далекой древности, когда люди стали писать на самых «доступных» материалах - на скалах, на каменных плитах, на пальмовых листьях. До сих пор не удалось установить, когда именно в Греции возникла письменность. Доподлинно известно лишь, что микенское письмо было позднее забыто. У Гомера есть только одно упоминание о письменах, начертанных на табличках; он называет их “зловещими знаками”. Знаки эти были непонятны современникам Гомера и потому казались колдовскими. Сами греки, ссылаясь на мифологию, считали, что алфавит для них придумал Кадм, брат Европы, переселившийся в Грецию из Финикии. Очевидно, этот миф имеет под собой некоторые основания, так как греческий алфавит был заимствован у финикийцев. Правда, эллины подошли к финикийскому алфавиту очень творчески: главным новшеством стали буквы для обозначения гласных звуков, которых, как известно, в семитских языках никогда не было. Известно несколько вариантов греческого алфавита, основными из которых были западный и восточный. Восточное письмо развилось в классическое древнегреческое и легло в основу коптского и готского алфавитов, а также славянской кириллицы. Западный алфавит через этрусков был заимствован римлянами и стал исходным для латиницы. Древнейшим памятником греческого письма считается надпись на дипилонской вазе из Афин. Эту находку археологи датируют VIII - VII вв. до н.э. Примерно в это же время появились таблички, сделанные из бронзы или глины, еще позже из олова, свинца и других дешевых и практичных металлов. Надо сказать, что таблички эти так полюбились грекам, что держались в обиходе очень долго. Не говоря уже о том, что вся поэма Гесиода «Труды и дни» была записана на свинцовых табличках, - а это уже конец VIII в. до н.э. - свинцовыми табличками пользовались даже в то время, когда были широко распространены и папирус, и пергамент. Пользовались ими по весьма замечательному поводу: на свинцовых табличках записывались проклятия, брань и самые недобрые пожелания каким-нибудь ненавистным особам, потом писавший посвящал эти таблички богам подземного мира, которые и должны были привести “приговор в исполнение”; а чтобы таблички быстрее дошли до своего “адресата”, их клали в гроб человеку, не особо отличавшемуся при жизни добродетелями. Наряду со свинцовыми и глиняными табличками в Греции часто использовали черепки, осколки треснувших глиняных сосудов. Даже во времена расцвета книгопроизводства черепки служили чем-то вроде записных книжек для всякого рода заметок и подсчетов, на них выписывали векселя и квитанции. Эти черепки у греков назывались “острака”. В YI-Y вв. до н.э. в Афинах на таких черепках писали имя человека, опасного для общественного спокойствия, которого по решению народного собрания изгоняли из города, обычно сроком на 10 лет. Такими черепкапи голосовали во время народного собрания све афиняне. Процедура голосования так и называлась — “остракизм”. С тех пор слово “остракизм” стало синонимом изгнания или ссылки. Кроме того, греки писали на козьих и овечьих шкурах, очищенных от жира и шерсти, которые назывались “дифтера”. Считается, что от этого слова произошло латинское “литтера” - буква, и развившееся позже значение - литература. Однако писать большие литературные произведения на всех этих материалах было довольно трудно. Поэтому важным новшеством и для читателей, и для писателей стало появление в Греции примерно в YII в. до н.э. завезенного из Египта папируса. Поначалу материал этот был дорогостоящим и труднодоступным, и широкое распространение получил только в IV в. до н.э. Писчий материал из папируса делали следующим образом. Острой иглой стебель делили на длинные и как можно более широкие волокна, выходящие из самой сердцевины стебля. Соответственно качество других волокон было тем хуже, чем дальше они были от сердцевины. Папирус худшего сорта, “эмпоретический”, или рыночный, использовался как своего рода оберточная бумага. Склеивали листы на доске, смоченной водой из Нила; она содержала много ила и потому была хорошим соединительным материалом. Полосы укладывали на доску рядом одну за другой, затем на них крест-накрест клали полоски поперечные. Получившийся влажный лист отжимали прессом и сушили на солнце. Затем из отдельных листов изготовляли папирусную “книгу”. Текст либо писался на отдельных листах, либо записывался сразу на заранее склеенный свиток, в таких экземплярах места склеек пересекают текст; клей получали, разводя в кипящей воде с добавлением уксуса муку и хлебный мякиш. Листы отбивали молотком и разглаживали слоновым бивнем или большой раковиной. Гладкая сторона папируса и была предназначена для писания, но когда папирус был очень дорогим материалом, на такие “тонкости” не обращали внимания и писали на обеих сторонах, лицевой и обратной. Папирусы в свитке никогда не превышали длиной 10 метров, так как читателю было неудобно держать такой тяжелый свиток в руках. В одной строке помещалось от 35 до 40 букв: ровно столько вмещала в себя стихотворная строка, написанная гекзаметром. Если все произведение не умещалось в такой свиток, то его записывали на разных свитках, причем и отдельный свиток, и сочинение, состоящее из нескольких свитков, называлось “библос”. Слово “том” в привычном для нас значении “книга” стало употребляться значительно позже. С греческого “tome” переводится как “отрезок”, и предполагают, что термин этот получил распространение из-за того, что оставшийся чистым конец свитка отрезали ради экономии писчего материала. Гекзаметр (шестистопник)— древнейший стихотворный размер, использовавшийся античными поэтами. Библос — по-гречески “книга”. Готовый папирус сворачивали, наматывали его на палку с выступающими или загнутыми концами. И у греков, и у римлян эта часть свитка называлась “пупом”: дочитать книгу до “пупа” означало дочитать ее до конца. Читающий держал свиток в правой руке и по мере прочтения наматывал его левой рукой на другую специально приготовленную палку. После прочтения добросовестный читатель перематывал весь свиток на первую палку, чтобы начало текста было на верху свитка. [Илл. – Читатель. С мраморного барельефа. Стр. 182] Свитки вкладывали в футляры, футляры - в керамические ларцы, обычно цилиндрической формы. На выступающей головке палки, на которую наматывали свиток, а также на футляре, помечали название произведения. Иногда возникала необходимость уничтожить уже записанный текст для повторного использования свитка; тогда текст простонапросто смывали влажной губкой, порой так, что от него не оставалось и следа. Хранить папирус было делом очень хлопотным: от времени он рассыхался, его грыз книжный червь, хотя свиток и пропитывали кедровым маслом, он быстро разрушался от частого перематывания и атмосферной влаги. Свитки старше 200 лет считались большой редкостью, так как через определенный промежуток времени приходилось переписывать сочинения на новые папирусы. Это было единственным выходом до тех пор, пока не появился пергамент. Со временем “пергамская бумага” стала серьезным конкурентом папируса. Пока ею пользовались, как и папирусом, в виде свитка, преимущества пергамента недооценивали. Лишь когда его стали резать на отдельные листы и сшивать в удобную по форме книжицу, судьба папируса была решена. ================================================== По поводу и без повода Плиний Старший, древнеримский историк, настаивал на любопытной версии того, как был открыт пергамент. Царь Египта Птолемей соперничал в собрании книг с царем Пергама Эвменом. Желая лишить своего “конкурента” писчего материала, Птолемей запретил вывоз папируса из Египта. Тогда пергамский правитель, недолго думая, нашел достойную замену папирусу – телячью кожу. ================================================== Кроме долговечности и удобной формы, у пергаментных книгкодексов было еще одно преимущество: исписывать пергамент можно было с обеих сторон, не опасаясь, что чернила проникнут на другую сторону. К сожалению, античная традиция не сохранила описания процесса изготовления пергамента, и нам остается только предположить, что процесс этот мало отличался от того, как делали пергамент в Средние века. Шкуры животных, обычно овечьи или телячьи, в течение нескольких дней обрабатывались гашеной известью, затем их натягивали на рамы и специальным скребком удаляли остатки шерсти с одной стороны, и мяса с другой. Полученную кожу выдерживали в известковой воде, чтобы отбелить ее и уничтожить остатки жира. После этого шкуры вновь натягивали на раму и высушивали. Для придания белизны и мягкости в нее втирали мел. Сам кодекс - именно так принято называть книгу из листов пергамента - изготовлялся так. Лист пергамента сгибался пополам. Погречески такой лист назывался “диплома”; различные акты, постановления, договоры, официальные документы имели подобную форму. Кроме того, документ, удостоверяющий от имени государства привилегированное положение какого-либо лица, тоже назывался дипломом. Особенно часто такой документ вручался послам, которых спустя много времени стали звать дипломатами. Затем согнутые пополам листы сворачивали еще вдвое и получали удобные компактные “тетрады” (tettares по-гречески значит четыре). Несколько “тетрад” связывали между собой и получали отдельный том, или кодекс. И на папирусе, и на пергаменте писали обычно тростниковым пером. Для писания на папирусе использовали особую тушь в виде порошка, которую нужно было всякий раз разводить в воде, а на пергаменте писали жидкостью, добываемой из чернильных орешков. Сначала греки, как и финикийцы, у которых они заимствовали алфавит, писали справа налево, затем бустрофедоном, и лишь потом перешли к письму слева направо. Два первых типа письма, мы, конечно, ни в каком папирусе не увидим; так писали гораздо раньше; впрочем, ни в одном папирусе мы также не увидим ни пробелов между словами, ни диакритических знаков - все это придумали гораздо позже средневековые монахи. ================================================== === Учителю и ученику Бустрофедон (от греч. “веду быка”) — способ письма, при котором первая строка пишется слева направо, вторая справа налево и т.д. (подобно тому, как пахарь ведет быка по полю, разворачивая его на новую борозду). ================================================== === Как появлялся первый зкземпляр книги? Оригинал произведения готовился либо самим автором, либо под его руководством группой людей, которые исполняли обязанности писцов. С оригинала делалось определенное количество заранее заказанных копий, и писцы сверяли копии с оригиналом. Выверенные экземпляры поступали в продажу к библиополу, книготорговцу на книжный рынок, или на агору. Кроме того, любой человек мог сам сделать для себя копию понравившейся ему книги. Со временем число таких “пиратских” изданий росло: на протяжении всей античности книги могли “издаваться” всеми желающими, рассчитывавшими на приличный доход. Так что ни о каком авторском праве в Древней Греции говорить не приходится, мало того - каждая новая копия увеличивала число ошибок по сравнению с оригиналом. Поэтому довольно рано стали невероятно высоко цениться рукописи, которые можно было бы считать эталоном. Как только распространилось книгописание, у греков появилась возможность не только покупать книги, но и пользоваться ими в библиотеках. Уже в VI в. до н.э. при дворах греческих тиранов имелись собрания книг, а со времен Александра Македонского собственные библиотеки начинают создавать правители различных Эллинистских государств. Самой известной в античности была библиотека в Александрии, организованная Птолемеями при Мусейоне - “святилище Муз”, в которой эта династия египетских царей решила собрать все когда-либо вышедшие греческие книги. Уже при жизни основателя библиотеки Птолемея I в ней насчитывалось более 200000 свитков. Античные библиотеки были читальнями, никакого абонемента не существовало и книг на дом не выдавали; приходящих читателей обслуживали хорошо обученные рабы. Впрочем, нам сейчас довольно трудно судить о том, как были организованы библиотеки в древности кто отвечал за формирование фондов, как удавалось каталогизировать огромную массу свитков, если даже установить авторство многих из них было весьма проблематично. И конечно, немало хлопот и трудов доставляли различные искажения и пропуски в текстах, неизбежные при столь частом переписывании свитков. Ученые в Александрии и Пергаме, где соперничавшая находилась с другая александрийской, крупнейшая вели библиотека, огромную научно- систематизаторскую работу, и их труд положил начало не только новому жанру литературного комментария, но и новой науке филологии. Музыка Рождение древнегреческой музыки скрыто от нас такой непроницаемой завесой, что вряд ли удастся когда-нибудь разглядеть, что же было в начале. Только мифы, долгое время считавшиеся слишком ненадежным источником, могут хоть как-то развеять туман веков, подтверждая, что музыка у греков была. Причем, действительно, в самом начале греческой цивилизации: один из мифов рассказывает, что Кронос, воцарившись на троне богов и надеясь избежать печальной участи своего отца Урана, павшего от его же руки, проглатывал всех своих детей. Лишь вместо последнего, Зевса, ему подсунули камень, а самого младенца укрыли на Крите. Воспитание будущего “отца богов и людей” было поручено критским жрецам-куретам. Зевс-младенец мало чем отличался от других детей, он тоже часто кричал и плакал, а чтобы эти звуки не услышал Кронос, куреты всякий раз принимались исполнять воинскую пляску, гремя щитами и оружием. [Илл. – Игрок на двойной флейте. Мраморная статуэтка. ХХ в. до н.э. Стр. 355] Так, согласно мифам, начиналась музыкальная культура Древней Греции, и куреты были не единственными ее носителями. В морской пучине прислужники Посейдона - тритоны трубили в просверленные раковины; в горах жила “звучная”, как ее называет Овидий, нимфа Эхо, истосковавшаяся от любви к жестокому Нарциссу так, что от нее остался только голос; там же в горах пас своих коз Дафнис, сочинивший первую пастушескую песню; где-то на островах заманивали к себе моряков “сладкозвучные” сирены, составлявшие настоящее трио: одна из них играла на кифаре, другая - на авлосе, а третья пела; а на Геликоне жили девять Муз, предводителем которых был Аполлон-Мусагет (от греческого ago - вести) - покровитель музыки, поэзии и всех вообще мусических искусств. Аполлону, как любому другому богу, нужен был храм, и он, обратившись в дельфина, привел попавших в бурю критских моряков на остров Делос. В благодарность за спасение они возвели Аполлону храм на острове, из моряков стали жрецами и сочинили специальный гимн в честь своего бога. Название гимну дал один из культовых эпитетов Аполлона - “пеан”, что значит “избавитель”, “исцелитель”. Пение пеанов сопровождалось игрой только на струнных инструментах - кифаре, форминксе или лире. Звуки из струнных инструментов греки извлекали с помощью специальной палочки - плектра (от глагола plettein - бить, ударять). Кстати, Аполлон, часто изображаемый с лирой, не был создателем этого инструмента, он “позаимствовал” его у Гермеса. [Илл. – Аполлон. Голова статуи из храма Зевса в Олимпии. Стр. 471] Греческие мифы гласят, что Гермес, найдя однажды черепаху, очистил ее панцирь, вставил в него столбики из стеблей тростника и натянул на столбики кишки зарезанных им коров. Так Гермес сделал первую лиру, чем навлек на себя праведный гнев Аполлона, ибо коровы, кишки которых он использовал для своего изобретения, были из Аполлонова стада, похищенного хитроумным Гермесом. Конфликт, однако, разрешился мирным путем: Аполлон обменял свое стадо на лиру. Что касается двух других инструментов Аполлона - фоминкса и кифары - ученые до сих пор спорят, были ли это различные инструменты, или один, известный под двумя различными названиями. [Илл. – Лира и кифара. Стр. 121 верхн. и средн.] Благородной и возвышенной музыке, прославлявшей Аполлона, противостояла другая, буйная и неистовая, сопровождавшаяся громкими звуками авлосов, тимпанов и кимвал. Ее исполняли во время поклонения другому обитателю Олимпа - Дионису, веселому и радостному богу умирающей и возрождающейся природы. Гимн в честь Диониса называется дифирамбом. Музыкальное сопровождение в праздничных шествиях обеспечивала свита Диониса - сатиры, силены, а также менады (от греческого mainоmai - “бесноваться”) и вакханки (от греческого bakcheuo - “ликовать, безумствовать”) - девушки, вверившие себя заботам неуемного бога. [Илл. – Вазописец Брига. Фрагмент росписи килика «Дионис с менадами и сатирами». V в. до н.э. Стр. 439] Считается, что, как и сам Дионис, главный духовой инструмент его оркестра - авлос - попал в Грецию из Фригии. Основная часть авлоса представляла собой трубку (“aulos” в переводе и означает “трубка”) с небольшим расширением на конце, вроде раструба, и мундштуком в верхней части. Делалась эта трубка из самых различных материалов тростника, лотоса, рогов и костей некоторых животных (чаще всего из оленьих и ослиных). Длина ее тоже была неодинаковой: низкозвучащие авлосы гораздо длиннее тех, что издавали высокие звуки. Как-то Афине захотелось поиграть на таком инструменте, но увидев в воде свое отражение с раздутыми щеками, прекрасная богиня с ненавистью отбросила авлос. Зато исполнители на авлосах - авлеты очевидно, мало заботились о том, что инструмент уродует их лицо, и для большего удобства обматывали нижнюю часть лица форбеей специальной кожаной лентой, крепившейся на затылке. Форбея стягивала чрезмерно раздувавшиеся щеки, из-за чего воздух при вдувании в инструмент проходил с большей силой. В упомянутой выше свите Диониса, помимо сатиров и силенов, был еще один “козлоногий бог” - Пан, с именем которого связана легенда о другом духовом инструменте, на этот раз чисто греческом, - о сиринге. Пан влюбился в нимфу Сирингу, дочь речного бога Ладона. Нимфа, разумеется, избегала довольно неприятного внешне бога, покрытого шерстью, с копытами на ногах и рогами на голове. Когда Пан в очередной раз решил объясниться с Сирингой, буквально преследуя ее по пятам, несчастная нимфа взмолилась богам о помощи и защите. Боги превратили Сирингу в тростник. Держа его в объятьях вместо нимфы, Пан глубоко и горько вздохнул, и тростник в ответ ему издал жалобный звук. Тогда опечаленный бог сорвал один стебель тростника, поднес его к губам и заиграл; звук, издаваемый тростником, напоминал ему голос его возлюбленной. Так и стали называть этот новый инструмент сирингой, или “свирелью Пана”. Количество просверленных отверстий, с помощью которых исполнитель регулировал высоту звука, у различных видов сиринги был неодинаковым. Иногда несколько сиринг склеивали воском, и получались многотрубчатые сиринги, или “поликаламосы”. Самой популярной разновидностью поликаламоса считался инструмент из семи сиринг различной длины. Если сиринги были одинакового размера, тогда для того, чтобы возникали звуки разной высоты, их заполняли воском, делая таким образом короче или длиннее столб воздуха в трубке. В “музыкальной” мифологии есть целый ряд мифов, действующими лицами которых являются не боги, а прославленные поэты и музыканты. Здесь легенда и реальность сплелись в такой “гордиев узел”, что его уже, наверное, никто не сможет не то что развязать, но даже разрубить по примеру Александра Македонского. Пожалуй, самым знаменитым мифическим музыкантом Древней Греции был Орфей, на роль матери которого в греческой мифологии претендуют сразу две музы - Каллиопа и Полигимния. Трагическая любовь Орфея к нимфе Эвридике вдохновила многих поэтов, музыкантов и художников нового времени. Нимфа умерла от укуса змеи, и Орфей спустился за ней в подземное царство. Впервые звуки лиры разлились по вечно безмолвному царству Аида и Персефоны, где даже реки - Стикс и Ахеронт - бесшумно несли свои воды забвения. Музыка Орфея, на земле приводившая в движение камни и деревья, не могла не тронуть владык царства мертвых. Они отпустили Эвридику, поставив одно условие: Орфей не должен был оглядываться на идущую следом возлюбленную до тех пор, пока они не поднимутся на землю. Но Эвридика, как и все переплывшие воды Стикса, стала тенью, ее шаги были не слышны за спиной Орфея. В страхе и отчаянии он оглянулся и в этот миг потерял Эвридику во второй раз, теперь уже навсегда. Вернувшись на землю, он искал забвения в музыке, прославляя, как и раньше Аполлона, от которого он некогда получил лиру. Когда его родную Фракию почтил визитом Дионис, Орфей отказался менять аполлоновский лад своей лиры на дионисийский, за что и был растерзан неистовствовашими менадами. [Илл. – Обучение музыке. С аттической вазы. Стр. 121 нижн.] Мифы рассказывают и о Лине, создателе френов (жалобных, скорбных плачей по умершим), и о Гиагнисе, первом из смертных, освоившем игру на авлосе, и о прославленных аэдах Мусее, Демодоке и Фемии. Затем эстафету перенимают древнегреческие лирики, имена которых тоже овеяны легендой. Само обилие мифов о музыкантах и музыкальных инструментах говорит о том, какую роль играла музыка в жизни древних греков. Правда, название “музыка” в данном случае не совсем точное и полное. Дело в том, что мусическое искусство в Древней Греции не разделялось на отдельные виды и роды: поэзия не была только искусством слова, так же как музыка - только совокупностью гармонично организованных звуков, а танец - пластичных движений тела. Все эти виды искусства, слитые воедино, существовали вместе. В научной литературе утвердился специальный термин для этого явления - триединая хорея. Считается, что возникла триединая хорея из молитвы: чтобы склонить божество к своей молитве, чтобы угодить ему, надлежало не только найти нужные слова, но и сопроводить их песней и пляской, так как по весьма распространенному среди древних греков убеждению, боги любили песни и танцы. [Илл. – Танцовщицы с тимпаном и кимвалами. Прорисовка с греческой вазы. Стр. 120] Бытовало и жертвоприношения другое богам объяснение тому, что сопровождались пением молитвы и игрой и на музыкальных инструментах. По сообщению Плутарха, такой обычай завели еще во времена человеческих жертвоприношений, когда музыка звучала, “чтобы заглушить вопли и рыдания”. Если вдруг близкие или родные человека, приносимого в жертву, начинали рыдать, за дело брались музыканты, да так, чтобы за звучанием авлосов и грохотом тимпанов не слышно было ни единого стона. Когда человеческое жертвоприношение кануло в Лету, музыканты по-прежнему заглушали крики - теперь уже убиваемых животных. Кроме того, они создавали особое эмоциональное настроение у участников ритуала. Ритуал этот начинался с торжественного шествия, во время которого под аккомпанемент кифары или авлоса исполнялась просодия, сопровождавшаяся ритмическими движениями участников шествия. У алтаря, куда направлялась процессия, исполнялась гипорхема (буквально - “сопровождаемая пляской”): все участники либо пели и танцевали одновременно, либо делились на две группы: одни пели, другие танцевали. После этого все застывали в благоговейном молчании, а жрец под звуки авлоса или лиры возносил просьбы к божеству принять жертву. Затем жертву закалывали и женщины запевали “ололигмос” (от греческого ololyge - крик, вопль), очевидно, узаконенный в обряде с тех самых пор, когда в жертву приносили не животное, а человека. Как известно, греки обращались к богам по любому поводу: начало сева и сбор урожая, рождение и смерть, победа в битве и поражение, строительство жилья и отправление в дальнюю дорогу. Таким образом, сама жизнь побуждала греков к творчеству, заставляла их художественно переосмыслить и обработать любую житейскую ситуацию. Так появляются всевозможные “песни мельников” - himaios (у дорийцев словом himalis обозначалось соотношение перемолотого зерна и взятой для этого пшеницы), “песни гребцов” - “ейресии” (буквально переводится “гребля”), песни женщин-веяльщиц зерна, песни банщиков, свинопасов, земледельцев, песни пастухов (bukolismos), положивших начало буколической поэзии. Были у греков колыбельные и любовные песни, среди последних наиболее интересна песня, которую исполняли “перед закрытой дверью” (paraklysityrion) любимой; она тоже впоследствии стала излюбленным жанром как греческой, так и римской литературы. Существовали специальные свадебные песни, гимны в честь бога брака Гименея: по пути из дома невесты в дом жениха их распевала вся процессия, постоянно повторяя рефрен “О, Гимен, о, Гименей!” Когда после пиршества у жениха молодых провожали в спальню, исполнялись “эпиталамы” (от thalamos - брачный покой, спальня) - своеобразная колыбельная молодоженам, полная намеков и двусмыслиц. Среди плачей самым распространенным жанром были френы. Прекрасный образец одного из таких френов - плач над Гектором в последней песне “Илиады”. Для оплакивания покойного нанимали профессиональных плакальщиц. Непревзойденными мастерицами в этом деле были карийские женщины, их искусство обозначалось специальным термином “карийское пение”. В древности неотъемлемой частью жизни любого народа была война. У греков даже здесь все - от смены караула до празднования победы - делалось под музыку. Песни, исполнявшиеся при выступлении в поход, назывались эмбатериями. Мелодию в них играл авлос, слова же речитировались в ритме марша. Музыка должна была вдохновить воинов, поддержать их боевой настрой, вселить мужество и презрение к смерти. Правда, по остроумному замечанию римского автора Авла Гелия, такое понимание предназначения музыки на войне справедливо по отношению ко всем эллинам, кроме спартанцев. Этих звуки авлоса должны были, наоборот, расслабить и смягчить, уменьшить эмоциональное напряжение, так как воодушевлять прирожденных воинов на битву совершенно излишне. Сигналом к началу наступления в греческой армии служил пеан, его же распевали, когда отмечалась победа. Но в ходе самого сражения все сигналы подавались сальпинксом, обладавшим очень сильным и резким звуком, так что его можно было расслышать даже сквозь лязг оружия, стоны раненых, топот и ржание коней. Обычно сальпинкс делался из меди, реже из рогов животных. Считалось, что изобрели этот инструмент этруски. Музыка в греческом войске звучала не только во время битвы и на марше. Армию воинов неизменно сопровождала не менее многочисленная армия людей самых разных профессий - от кузнецов до музыкантов, которые на любом привале с готовностью развлекали слушателей. По сообщению Плутарха, только спартанцы, выступая в поход, “не вели за собой актеров, фокусников, танцовщиц и кифаристок”. В новое время люди уже отчаялись услышать живую античную музыку, когда в 1883 году была обнаружена погребальная стела с так называемой эпитафией Сейкила, где вместе с текстом были выгравированы нотные знаки древнегреческой буквенной нотации. Для записи музыкальных произведений греки пользовались буквами, надписывавшимися над слогами поэтического текста. Перевести их в современную нотацию удалось очень быстро, и когда древнегреческая музыка была наконец исполнена, она превзошла все ожидания. Как говорит Е.В.Герцман, известный исследователь древнегреческой музыкальной культуры, впечатление от услышанного даже нельзя назвать разочарованием. Это был “культурно-исторический шок”. Немецкому ученому Оскару Фляйшеру восстановленное музыкальное произведение показалось “музыкой”, которая возникла в результате того, что над системой линеек кто-то разбросал горсть нот, совершенно не задумываясь, куда они попадут. Е.В.Герцман объясняет подобное впечатление и тем, что современные люди воспитаны в определенной музыкальной среде, к которой привыкли уже “генетически”, и тем, что от авторов античных произведений нас разделяет около двадцати веков, и тем, что в наши руки попали совсем небольшие фрагменты; но главная причина, по его мнению, в другом. Греческие нотные системы восходят к древнейшим системам нотации, крайне ограниченным в своих возможностях. Записывалось лишь то, что к тому времени научились записывать. Кроме того, композитор, который был также и исполнителем, “фиксировал для себя лишь самые основные вехи звучащей музыки”, чтобы в нужный момент без труда восстановить все в своей памяти. Нам остается лишь смириться с тем, что мы никогда не узнаем, в чем была магическая, завораживающая сила Орфеевой лиры, послушать которую сбегались не только звери и люди, но даже деревья и камни. Театр в Греции Театр был, пожалуй, величайшим даром из всех, что Древняя Греция оставила новой Европе. С самого своего рождения это совершенно оригинальное творение греческого гения считалось не развлечением, а священнодействием. Театральное представление было одним из способов почитания бога Диониса в Афинах - на родине драматического искусства. Само слово “драма” указывет на ее религиозное происхождение. На мистических празднествах жрецы представляли верующим разные мифы, касавшиеся чествовавшегося божества. Это мистическое действо и называлось dromena. А самым замечательным моментом праздника в честь Диониса были дифирамбы - религиозные хоры, победитель которых получал в награду козла (погречески tragos). Это вид состязания так и стали называть “песнь козла”, или tragoedia. Театральные представления в Афинах - прямые наследники дифирамбов - поначалу были только хоровыми. Перед алтарем то в одну, то в другую сторону ходил небольшой хор из 15 человек. Они начинали с воззвания к богу, потом запевали какой-нибудь поучительный миф, и в завершение - молитву о милости. Довольно скоро рядом с хором появился еще один человек, который, надевая различные маски, стал говорить от лица персонажей мифа. Причем, в те времена авторы пьес были, как правило, и главными их исполнителями. И даже в золотой век греческого театра при постановке любой пьесы обходились всего тремя актерами. Нам, привыкшим к большим театральным труппам, довольно трудно себе это представить, как и то, что и женские, и мужские роли в греческом театре исполнялись мужчинами. Ограниченность числа актеров легко объясняется тем, что драматические представления в первую очередь были состязаниями поэтов. Состязаниями, которые проводились от лица государства и под его надзором. Государство и должно было создать соревнующимся авторам совершенно одинаковые, равные для всех условия. Драматические произведения в Греции были самыми разнообразными по способу исполнения. В них входили пение, декламация, музыка, танцы. Поэтому от актера требовалось и высокое мастерство мелодраматического исполнения, и четкая дикция, и выразительность жестов, сильный и гибкий голос, хорошая танцевальная техника. Трагический костюм весьма стеснял свободу актеров; их движения поневоле становились плавными и торжественными. Зато высокие котурны с подошвой из кожи или пробки мешали твердой и уверенной походке, приличествующей персонажам трагедии, и актеры охотно пользовались длинными палками и скипетрами. Однако и они не застраховывали от падений. Поэтому бурные сцены, вроде убийств и самоубийств, показать было фактически невозможно, и о них в трагедиях рассказывают вестники. [Илл. – Древнегреческий актер-трагик. Античная статуэтка. Стр. 29] Гораздо живее была игра актеров в комедии, требовавшая тем не менее отточенности и выверенности жестов, во многом заменявших мимику, которая совершенно отсутствовала у греческих актеров: они играли только в масках с лицами больше головы. Маски делались из холста; с помощью гипса им придавалась различная форма, при этом оставлялись прорези для глаз и рта. Затем маски раскрашивали и сверху крепили парик. Еще больше, чем о внешнем виде, заботились актеры о развитии и укреплении памяти, потому что суфлеров в греческом в театре не было. С появлением актера в театре появилось и место, где он мог сменить одежду и маску. “Гримерной” служила деревянная палатка, установленная рядом с “орхестрой” (отсюда слово “оркестр”) площадкой перед алтарем, по которой двигался хор. Палатку назвали “скеной” (по-гречески - skene). Таким образом, выходило, что в афинском театре актеры играли не на “сцене”, а “перед сценой” - в проскении. Собственно театром (theatron) назывались только места для зрителей, места, с которых можно было смотреть (theasthai) на представление. При постройке театра греки всегда выбирали местность, которая представляла бы наименьшие затруднения для устройства зрительских мест. Поэтому ряды сидений, постепенно поднимавшиеся полукруглыми дугами над дугой орхестры, располагали на покатом склоне горы. Отсутствие естественной покатости восполняли искусственной насыпью; если выбранное для театра место представляло собой скалу, то места для сидения вырубались прямо в ней. Отдельные места ничем не отделялись одно от другого. Для почетных лиц предназначались особые кресла со спинками, обычно в первых рядах. Здесь имели право сидеть только люди, удостоенные проэдрии (места в первом ряду) за какие-либо заслуги, к примеру, победители Олимпийских игр или люди, имевшие постоянную проэдрию магистраты, жрецы и жрицы. Остальная публика (а на представления в Афинах допускались и граждане, и метеки, и женщины, и, может быть, даже рабы) располагалась не “согласно купленным билетам”, а по имущественным классам или, что вероятнее, по филам. В Афинах была установлена единая для всех плата за вход - 2 обола в день. В то же время государство выплачивало зрителям их дневной заработок, лишь бы они могли спокойно провести время в театре. Купив билет в кассе, зрители получали жетончик, где было вырезано название филы, и устраивались в том клине сидений, который предназначался для их филы. Представления начинались с раннего утра и продолжались до вечера. Поэтому зрители время от времени подкреплялись вином и запасами, взятыми из дому или купленными здесь же у разносчиков. Чтобы удобнее было сидеть, приносили с собой подушечки; от солнца защищали шляпы, от дождя - ближайшие портики и храмы. Живость южного темперамента делала греческую публику очень восприимчивой ко всему, что происходило на сцене. Одобрение актерам выражалось рукоплесканиями и криками; неудовлетворение игрой исполнителя греки выказывали громким свистом и стучанием ногами о скамьи. Для поддержания порядка и тишины в театре присутствовали особые служители, подчинявшиеся архонту, который руководил представлением. Зрители в Афинах не знали ни проблем “лишнего билетика”, ни премьер, ни афиш, прочитав которые можно было выбрать театр и пьесу. Театральные представления давались лишь два раза в год - на Больших и Малых Дионисиях. Шли они четыре дня подряд с утра до вечера. За это время публике предлагалось посмотреть 15 пьес, причем зрители не знали заранее даже их названий: все пьесы ставились впервые и больше уже никогда не повторялись. [Илл. – Древнегреческие театральные маски. Стр. 29] На каждом празднике ставились пьесы нескольких авторов, и после просмотра специально избранные судьи присуждали награды лучшему автору, лучшему хору и лучшему исполнителю. Каждый трагик должен был представить 3 трагедии и 1 сатировскую драму (особый вид драмы веселого шутливого содержания, лишенный всякой злой насмешки). Комедиографы ставили по одной пьесе. Поэт, желавший представить на сцене написанные им произведения, предварительно обращался к архонту, заведовавшему праздником, с просьбой предоставить ему хор. Получив хор и руководителя хора - хорега - поэт начинал разучивание пьесы с актерами и хором. Он сам выбирал костюмы, маски и декорации. Значительную часть расходов по подготовке пьесы брали на себя хореги, остальное приходилось на долю театральных откупщиков и государственной казны. Хорег содержал участников хора во время разучивания пьесы и выплачивал им жалование. Кроме того, он должен был найти помещение для репетиций - в своем доме или в специально нанятой квартире. Костюм и маски для участников хора также покупал хорег, а сам он должен был явиться на представление в роскошном платье и с венком на голове. Когда все было готово, накануне Дионисий устраивалось “предварительное состязание”; вряд ли это было что-то вроде генеральной репетиции, так как за один день “прогнать” все подготовленные пьесы было невозможно. Скорее всего, публике официально представляли участников состязания. В самый назначенный день все начиналось с очищения зрителей. Специальный жрец приносил в жертву маленьких поросят (их называли katharsia), а собравшийся народ окропляли их кровью. Затем происходила жеребьевка судей, и после этого глашатай торжественно вызывал поэтов. О технической оснащенности греческого театра трудно сказать что-то определенное. В трагедии, как известно, почти всегда соблюдалось единство места, поэтому не было необходимости в быстрой смене декораций. Когда ход пьесы все же требовал переменить изображенную на сцене местность, для этого использовали периакты вращающиеся вокруг своей оси трехсторонние призмы. На каждую сторону призмы навешивались картины на тканях или досках с изображением какой-либо местности. Для декораций также использовалась передняя стенка “сцены”. Для того, чтобы показать, что актер находится внутри дома или другого помещения, он появлялся на сцене на деревянной платформе, которая на колесах выкатывалась через дверь проскения. Чтобы изобразить появление действующего лица из-под земли или его исчезновение в недрах земли, пользовались “хароновыми лестницами”, об устройстве которых ничего не сообщается. Существовала в греческом театре и специальная машина для полетов, та самая, из которой появлялся внезапно бог, своим вмешательством разрешавший все противоречия. Поэтому внезапная, не вытекавшая из действия трагедии развязка, совершаемая таким божеством, стала называться “бог из машины”. [Илл. – Театр в Приене. Реконструкция. Стр. 542 верхн.] Впрочем, как считают многие ученые, живая фантазия греков и не нуждалась в особой сценической иллюзии. Достаточно было лишь легких намеков, чтобы зрители ясно представляли себе все внешние условия. Общегреческие Игры При всей нашей любви к спорту, при всем интересе к Олимпийским играм, мировым чемпионатам и другим состязаниям, мы с трудом можем представить себе, чем были спортивные соревнования для древних греков. Дух соперничества, стремление к славе и превосходству, во многом определявшие то, что называется национальным характером, во всей своей полноте проявились в отношении греков к атлетическим состязаниям. Победитель на какихнибудь спортивных играх, особенно Олимпийских, был не просто лучшим в каком-то виде спорта, он был лучшим вообще, любимцем богов, и спортивная победа являлась одним из проявлений милости божьей. [Илл. – Прыгун. Деталь росписи килика. VI в. до н.э. Стр. 466 верхн.] Доставалась эта победа упорным каждодневным трудом. Тренировки отнимали у атлетов много времени, спорт был для них главным делом жизни. Уже за год до очередных состязаний они начинали усиленную подготовку, и съезжались на игры за месяц до их открытия. Самыми важными считались Олимпийские игры. Об этом говорит уже один тот факт, что с определенного периода греки вели счет годам по Олимпиадам. Это летоисчисление начинается с 776 г. до н.э., когда в небольшом местечке Олимпия, в Элиде, что на Пелопоннесском полуострове, впервые были проведены Олимпийские игры. Существуют три различных версии об учредителях этих соревнований. Согласно самой популярной из них, начало Олимпийским играм положил Геракл, одержав победу над Элидским царем Авгием, печально знаменитым своими конюшнями. По другой версии, аргонавты, благополучно вернувшись из похода с золотым руном, нашли лучшее в Элладе место для проведения боевых состязаний и народных торжеств. Они порешили встречаться здесь каждые четыре года и посвятили это место величайшему из богов Зевсу Олимпийскому. И наконец, если верить третьей версии, Пелопс, мифоллогический герой, давший имя всему полуострову, учредил Олимпийские игры после того, как победил в беге на колеснице царя Элиды Эномая. Пелопс — в греч. мифологии сын Тантала, убитый отцом для угощения богов и воскрешенный ими. Легендарный правитель Пелопоннеса. Как бы там ни было, начиная с 776 г. до н.э., каждые четыре года за несколько недель до начала игр из Элиды отправлялось три вестника с оливковыми венками и посохом, чтобы оповестить жителей Эллады о времени проведения Олимпиады, так как в каждом городе был свой календарь и в разных греческих городах месяцы не только назывались по-разному, но и начинались не одновременно. С момента отправления вестников во всей Греции начиналось священное перемирие, длившееся три месяца. Греки не отменяли Олимпийские игры даже в самые трудные моменты своей истории, в том числе и в 480 г. до н.э., когда в Грецию вторглось персидское войско, возглавляемое Ксерксом. [Илл. – Олимпийские игры. Рисунок на вазе. Стр. 468] Обычно первый день Олимпийских игр был посвящен торжественным жертвоприношениям и другим подготовительным церемониям; в этот же день атлеты давали клятву Зевсу - не употреблять неправильных и нечестных приемов для победы. В последующие дни состязания проводились с раннего утра и до позднего вечера на стадионе и ипподроме. Никаких специальных трибун для болельщиков не было - съехавшиеся сюда со всей Эллады люди устраивались прямо на земле и с невероятным волнением следили за ходом соревнований. О страстной любви греческих болельщиков к Олимпийским играм говорят хотя бы следующие курьезные факты из биографии двух прославленных любомудров. Согласно легенде, Фалес Милетский во время состязания умер “от жары, жажды и дряхлости”, а Хилон, еще один из семи греческих мудрецов, не выдержал зрелища победы сына, “оказавшееся настолько сильным для старика, и тут же умер”. В V в. до н.э. программа Олимпийских игр включала в себя: бега колесниц, скачки, пятиборье, двойной и шестерной бег мужчин, кулачный бой, панкратий, бег в вооружении. Одним из самых древних видов спортивных состязаний был бег на колеснице, в которую запряжена четверка лошадей (такие колесницы назывались квадригами). Победителем в этом виде состязаний считался не возница, а владелец колесницы, спокойно наблюдавший за этими весьма опасными соревнованиями вместе с другими зрителями. Бега на квадригах были действительно опасным видом спорта: сохранились сведения, что в 462 г. до н.э. из сорока участников уцелел лишь один. Позднее стали устраиваться бега на двухупряжных колесницах, на мулах, жеребятах, а также скачки. На последнем перегоне в скачках нужно было соскочить с лошади и бежать рядом, держась за поводья. Здесь победителем считалась лошадь, в ее честь слагали эпиникий - оду победителю, и ставили памятник. Классическое греческое пятиборье состояло из бега, прыжков, метания диска, копья и борьбы. Длина дистанции в беге составляла один стадий, примерно 183 метра. Участники по жребию делились на группы из четырех человек. В финал выходили пятеро. Особая трудность состояла в том, что бежали по глубокому песку. Прыгали греческие спортсмены, во всяком случае на состязаниях, только в длину. Диски, предназначенные для метания, были бронзовыми или железными, тщательно отполированными. Поначалу, вероятно, метали просто гладкие камни. Копье же представляло собой шест в человеческий рост и толщиной в палец. Метали копье и на расстояние, и с попаданием в цель. Борьбу греки очень любили, считая ее и спортом, и искусством, и даже целой наукой. Двойной бег заключался в том, что нужно было добежать до поворота на стадионе и обратно. В шестерном - дистанция увеличивалась в шесть раз. [Илл. – Бег. Эстафета с факелом. Рисунки на вазе. IV в. до н.э. Стр. 453] Пожалуй, самыми опасными олимпийскими видами спорта были панкратий и кулачный бой. Панкратий - это одновременно и борьба, и рукопашный бой. Нужно было “придушить” противника, при этом разрешалось выворачивать руки, ломать пальцы, но запрещалось кусать противника и бить по глазам. Также запрещено было бить упавшего противника. В кулачном бою голову защищали бронзовыми шапками или колпаками. На руки наматывали кожаные ремни для усиления удара, позже на ремнях стали появляться свинцовые пластинки. Длился кулачный бой до тех пор, пока один из атлетов не поднимал вверх руку, сдаваясь. Больше всех других почитались атлеты, одержавшие победу и в кулачном бою, и в панкратии. Однако случалось это чрезвычайно редко, судя по тому, что ко II в. до н.э., то есть почти за шесть веков существования Олимпийских игр, насчитывалось не более девяти таких победителей. [Илл. – Голова кулачного бойца. Круг скульптора Лисиппа. IV в. до н.э. Бронза. Стр. 467] Бег в вооружении предусматривал бег на дистанцию, равную двум стадиям в полном вооружении гоплита со щитом, шлемом, копьем и в наколенниках. В последний день соревнований победителям вручались венки из священной маслины. С “маслины прекрасных венков”, росшей перед западным фасадом храма Зевса в Олимпии, элидский мальчик золотым ножом срезал ветви. Из этих ветвей плели венки и раскладывали их на столе из золота и слоновой кости, который выставлялся перед храмом Зевса. Победители один за другим подходили к главному судье, и он торжественно возлагал им на голову венок. Глашатай объявлял имя победителя и его родной город. После вручения призов - обычно это были треножники - начиналась торжественная процессия в честь победителей в сопровождении жрецов и представителей должностных лиц Элиды. Завершалось шествие торжественным жертвоприношением в честь победителей у шести алтарей, посвященных двенадцати олимпийским богам. Затем олимпионики - так называли победителей на Олимпийских играх - отправлялись на заседание высших должностных лиц Элиды, где устраивался пир в их честь, а в гимнасии Олимпии выставлялись списки победителей, увековеченные на мраморных плитах. [Илл. – Бегуны на длинные дистанции. Изображение на панафинейской амфоре. VI в. до н.э. Стр. 465] Возвращение олимпиоников в родной город можно сравнить разве что с самыми великими триумфами, которые много позже, в эпоху расцвета Рима, устраивались римскими императорами. Облаченный в пурпурные одежды, в победитель въезжал на сопровождении квадриге в целой город. свиты Его земляков, встречали с необыкновенной торжественностью. В некоторых городах срывали часть городской стены, чтобы торжественно пропустить процессию победителя в город через брешь. Победитель получал право воздвигнуть монумент в честь своей победы. Согласно античным историкам, первыми греческими статуями с чертами портретного сходства были именно изображения олимпиоников. Лучшие поэты слагали в честь победителя оду - эпиникий, которую пел хор юношей и девушек во время торжественных жертвоприношений Зевсу. Победа на Олимпийских играх считалась успехом всего города родины победителя. Греческие города ради поднятия своего престижа иногда даже подкупали победителя, чтобы он объявил себя гражданином не родного города, а подкупившего его. Олимпионики пользовались многими преимуществами и привилегиями. Среди прочего, у них было преимущественное право на занятие почетной должности, а также особая честь - проедрия, право сидеть в первом ряду во время различных соревнований. [Илл. – Вазописец Евфроний. Атлет. Деталь росписи килика. VI в. до н.э. Стр. 155] Слава, связанная с победой на Олимпийских играх считалась самым большим земным счастьем, на какое только мог надеяться человек. Согласно греческому преданию, олимпийскому победителю Диагору, бывшему среди зрителей в Олимпии, когда одержали победу его сыновья и внуки, один спартанец сказал: “Умри, ибо на Олимп ты не взойдешь!”, имея в виду, что Диагор “достиг предела возможного”. Восхищение достижениями атлетов доходило до того, что им иногда приписывали сверхъестественные возможности и чудодейственную силу, например, способность исцелять больных. Многие греческие писатели рассказывают, что один из самых знаменитых атлетов Эллады, Феаген с острова Фасоса, по окончании своей спортивной карьеры занимался у себя на родине государственными делами. Когда он умер, кто-то из его политических врагов побил бичом его статую, воздвигнутую в честь победы на Олимпийских играх. Статуя упала и раздавила обидчика. Статую осудили и выбросили в море. Через некоторое время на острове начался страшный неурожай. Тогда Дельфийский оракул, велел, дабы бедствие прекратилось, водворить статую на прежнее место и для надежности приковать ее цепями. Многие атлеты были признаны даже равными богам, а некоторые и почитались как боги. [Илл. – Вазописец Дурис. Юноша-гимнаст. Роспись килика. V в. до н.э. Стр. 155.] Кроме Олимпийских, было еще несколько общегреческих игр. Пифийские, устраивавшиеся недалеко от Дельф у подножья Парнаса, поначалу включали только мусические агоны - состязания кифаредов. В 590 г. до н.э. к ним присоединились певцы, флейтисты и, наконец, атлеты и наездники. Учредителем игр считался Аполлон, одержавший в этом месте победу над Пифоном. Главной наградой на Пифийских играх был лавровый венок из священного лавра, росшего в Темпейской долине. Так же как священную маслину в Олимпии, лавр в Дельфах срезал золотым ножом мальчик из благополучной семьи, у которого были живы оба родителя. Пифон — в греческой мифологии дракон, порожденный богиней Геей и охранявший ее святилище в Дельфах. На Коринфском перешейке устраивались раз в два года Истмийские игры. Они были посвящены Посейдону, и в его честь проводились конные ристания. Началом Истмийских игр считался 583 г. до н.э. Голову победителя на Истмийских играх венчал венок из сосновых ветвей и свежего сельдерея. Также раз в два года проводились Немейские игры, причем в первый год Олимпиады Немейские игры устраивали зимой, а в третий летом. В первый раз Немейские игры были проведены в 573 г. до н.э., а учредил их, согласно легенде, Геракл в честь победы над Немейским львом. Состязания здесь поначалу включали в себя бег, борьбу и скачки. В более позднее время к атлетам присоединились музыканты. Венок победителя в Немейских играх был из сухого сельдерея. Время Отношения древних греков со временем современному человеку могут показаться сложными и запутанными. В первую очередь, строго говоря, у них не было представления о текучести времени, о его линейной протяженности. Современному человеку кажется вполне обычным понятие о прошлом как о том, что осталось у него за спиной; будущее - это то, что впереди, а настоящее - краткий миг между тем, что было, и тем, что будет. Однако отнюдь не всегда такое представление о времени было столь очевидным и как бы само собой разумеющимся. Древние греки вообще не мыслили себе время в виде какой-то прямой. Считается, что в сознании европейского человека такое «линейное время» возникло только после рождения Христа, когда появилась некая точка отсчета. Древними время воспринималось как раз как отсутствие времени, которое именно этим своим отсутствием, неявленностью, пребыванием вне изменения, движения, развития и характеризовало особое, «неподвижное и ценностное состояние действительности». Схематически они, очевидно, видели время как круг, какую-нибудь замкнутую окружность вообще или как раскручивающуюся спираль. Кроме того, древним грекам было чуждо представление о прогрессе. Красноречивое подтверждение тому - известный миф о золотом веке и четырех поколениях, каждое из которых было значительно хуже предыдущего. Одним словом, время в целом мыслилось как неподвижное или обратимое, и несмотря на то, что жизненный опыт любого человека наглядно демонстрировал текучесть времени, до конца античности сохранялось некое противостояние идеального, неподвижного времени и реально развивающегося. И с этим «реально развивающимся» временем, надо сказать, греки обращались весьма фривольно. Во-первых, никогда не существовало общеэллинского календаря. Мало того, в каждом полисе был не только свой собственный календарь, но и свой способ согласования лунного и солнечного года, своя точка отсчета времени и свои особые названия месяцев, в честь какого-то местного божества или праздничного обряда. В Афинах год делился на 12 месяцев по 30 дней в каждом, то есть всего в году было 360 дней. Недостающие пять дней восполняли за счет тринадцатого месяца, вставлявшегося через три года на четвертый. Летоисчисление в Афинах велось по имени одного из десяти архонтов, избиравшихся на один год; эта должность так и называлась архонт-эпоним. В Спарте года считали по эфорам-эпонимам. Так что события, произошедшие в тот или иной год, обозначались так: «когда архонтом (эфором) был такой-то» или «в архонтство такого-то». Начиналась эта греческая эра с Троянской войны, которая, как тогда считали, произошла между 2270 и 1183 гг. до н.э. (в современной науке годом начала Троянской войны считается 1183 или 1184 г. до н.э.). С III в. до н.э. вводится летоисчисление по Олимпиадам. Теперь дата любого события определяется по его месту в четырехлетнем цикле Олимпийских игр; этот период и называется Олимпиадой. За исходную точку был принят 776г. до н.э. - год проведения первых Олимпийских игр. Таким образом первая Олимпиада - это время с 776 по 773 год, вторая Олимпиада началась в 772 году, третья - в 768 и т.д. Отныне года считаются как второй год третьей Олимпиады, или третий год второй Олимпиады, то есть, соответственно, 767 и 770 годы до н.э. Надо сказать, что счет по Олимпиадам придумали греческие историки, чтобы удержать нить развивающихся в определенное время событий. Сами греки не считали года по Олимпиадам, они вообще не считали года следующие один за другим, как точки, обозначенные на длинной прямой. Годы в представлении греков были рассыпаны причудливой мозаикой, подобно звездам, совершающим свой круг одинаково и неизменно. Никакого прогресса не было, была вечная, устойчивая и неизменная жизнь. В большинстве греческих полисов, в том числе и в Афинах, год начинался летом, примерно в середине июля, если считать по современному календарю. Вообще первоначально греки знали только два времени года: зиму и лето. Позднее в календарях появилась весна, причем в разных областях Греции она начиналась в разное время, в отличие от осени - еще более позднего и, быть может, поэтому для всех одновременно наступавшего времени года. Во всей Элладе приход осени знаменовался завершением сбора урожая и появлением на небе созведия Арктур. В каждом месяце выделяли три декады. Значительно позже, в эпоху христианства под культурным влиянием Иудеи греки стали делить месяц на семидневки: после каждых шести рабочих дней устраивали выходной. В 312 г. н.э. император Константин Великий закрепил это новшество специальным эдиктом. Обычай называть дни недели порядковыми числительными заимствован также у иудеев. Днем считалась часть суток от восхода до заката солнца. Граница между днем и ночью то и дело смещалась: в разные эпохи заря была то началом дня, то концом ночи. Весь день делился на пять основных частей: «рано», время до полудня, или «когда агора полна народу», полдень, пополуденное время и вечер. Час дня определяли по солнечным часам - гномону, устройство которых было заимствовано у халдеев. Первые солнечные часы установил в Спарте во второй половине VI в. до н.э. философ Анаксимен. Со временем изготовление и установка солнечных часов развились в целую науку - гномику. Выглядели тогдашние солнечные часы так же, как современные: тень от вертикальной стрелки - гномона - проходила через двенадцать делений, обозначенных на каменной плите. При всем удобстве солнечных часов у них был один существенный недостаток. Дело в том, что продолжительность светового дня в зависимости от времени года значительно менялась, поэтому точно установить, «который теперь час», было весьма затруднительно. Более совершенным часовым механизмом была клепсидра устройство, представляющее собой сосуд в форме усеченного конуса; название этого устройства на русский язык можно перевести как «водокрад». В клепсидру наливалась вода, которая тонкой струйкой вытекала через отверстие у дна сосуда так, точно ее оттуда крали. Уровень воды понижался, деления на боковой поверхности сосуда позволяли судить, насколько опустилась вода и, следовательно, который теперь час. ================================================= По поводу и без повода Образности мышления и языка древних греков современные языки обязаны очень многим, причем мы зачастую даже не отдаем себе отчета в том, что произносимые нами фразы и метафоры некогда имели буквальный смысл, а не переносный, каким пользуемся мы. Именно в Древней Греции появилось, например, такое знакомое нам выражение “сколько воды утекло”, под которым, как видно, подразумевается отнюдь не широкая река времени, уносяшая куда-то в море прошлого миллионы кубометров воды, а всего лишь механизм водяных часов. ================================================= И гномоны, и клепсидры были в Древней Греции общественными сооружениями, о чем свидетельствует сохранившаяся до нашего времени «башня ветров» в Афинах. Это не совсем обычное для древнегреческой архитектуры сооружение представляет собой восьмигранник высотой 13 метров. Восемь стен башни украшают аллегорические изображения ветров, а наверху помещен флюгер в виде Тритона. Медицина в Греции Изобретение врачебного искусства греки приписывали богам: Аполлону и Асклепию. В некоторых святилищах Аполлона в Греции лечили больных, прибегая к помощи музыки. Асклепий считался сыном Аполлона. И сам он, и вся его семья помогала страждущим, облегчала их телесные муки. Женой Асклепия была Эпионе - “болеутолительница”, дочерьми - Гигиея, богиня здоровья, и Панацея “всецелительница”. Сыновьями Асклепия были Махаон и Подалирий легендарные лекари, трудившиеся в стане ахейцев во время осады Трои. Асклепий — греческий бог врачевания. Аполлон, согласно мифам, не только сам раскрыл сыну тайны врачевания, но и отдал его в обучение к мудрому кентавру Хирону, знавшему, как лечить людей травами и другими зельями. Асклепий, получив такое “образование”, смог лечить и воскрешать людей. Последний дар Асклепия и стал причиной его смерти. Боясь, что врачебное искусство Аполлонова сына изменит весь порядок жизни на земле, Зевс забрал Асклепия на небо, обратив в созвездие Змееносца. Змея как символ постоянно возрождающейся жизненной силы почиталась в Греции священным животным врачевателей. Сыновья Асклепия, Махаон и Падамерий, демонстрируют в “Илиаде” Гомера блестящие знания анатомии, оказывая раненым воинам первую медицинскую помощь, останавливая кровь и делая перевязки. В гомеровскую эпоху еще не было ни медицинских школ, ни систематических знаний о строении человека и его болезнях. Всеми своими знаниями “врачи” того времени обязаны случаю и многовековому опыту народной медицины. Начиная с VI в. до н.э. по всей Греции появляются святилищабольницы, посвященные Асклепию, так называемые асклепионы, в которых жрецы-лекари поддерживали культ великого бога-целителя. Самый знаменитый асклепион находился в Эпидавре. Каждые пять лет там устраивались религиозные празднества в честь Асклепия. В асклепионах применяли метод лечения, называвшийся “энкоймесис” жрецы укладывали больного спать, считали, что во время сна придет выздоровление. Иногда исцеление не наступало, но зато больные видели вещие сны; пересказав их жрецам, “знавшим волю Асклепия и исполнявшим ее”, больные получали соответствующие медицинские рекомендации. Интересный и необычайно ценный документ - посвятительные таблички, оставленные древними греками в асклепионах. На табличках они выражали свою благодарность богу-врачевателю за исцеление и рассказывали, как оно произошло. Некто Никанор, например, сильно хромал и едва мог ходить. Пока он сидел в храме Асклепия и еще не успел заснуть, к нему подбежал какой-то мальчик и вырвал из рук костыль. Бедняге ничего не оставалось, как пуститься вдогонку за озорником. А другой пациент, Агестрат, жаловался на головную боль и бессонницу. Но в храме Асклепия он уснул и увидел во сне, что бог избавляет его от головной боли и делает его кулачным бойцом. Проснувшись, Агестрат почувствовал себя абсолютно здоровым, а позднее, во время Немейских игр, стал даже победителем в панкратии кулачном бою. Расцвет врачебной деятельности жрецов в асклепионах пришелся на V в. до н.э. А на рубеже V-VI вв. до н.э. во всей Греции стало известно святилище Асклепия на острове Кос, где возникла знаменитая медицинская школа Гиппократа. Гиппократ (ок. 460 — ок. 370 гг. до н.э.) — греческий врач, по легенде — потомок Асклепия. Врачи на острове Кос лечили, опираясь на определенные этические нормы, известные и сегодня как “клятва Гиппократа”. Врач обязан был хранить профессиональную тайну и не употреблять своего искусства никому во вред. “Если буду я верен этой клятве, - произносил врач, - то да пошлют мне боги счастье в жизни и славу в искусстве на вечные времена, если же нарушу ее, то да свершится все обратное этому!” Кроме “клятвы Гиппократа”, до наших дней сохранилось множество сочинений по медицине, собранных в так называемом “Гиппократовом корпусе”. В число этих текстов входят труды и самого “отца медицины”, и других врачей. Из “Корпуса Гиппократа” ученым позднейших веков стал известен метод великого врача, состоявший в том, чтобы ставить диагноз и лечить больного исходя из совокупности всех условий его жизни и основываясь на продолжительном наблюдении за течением болезни. [Илл. – Предполагаемый портрет Гиппократа. Стр. 251] Вскрывать трупы греки полагали нечестивым занятием, поэтому о строении человека судили по вскрытым животным, по изувеченным на войне телам и по наблюдениям за здоровыми людьми. Объяснения увиденному находили в теории соков, сходной с теорией о четырех стихиях Эмпедокла. Человек, как и весь окружающий его мир, устроен из различных элементов. Роль воздуха в теле выполняет кровь, так как она горячая и влажная. Огонь - это желтоватая желчь, горячая и сухая. Земля - черная желчь, холодная и сухая. Вода - это слизь, холодная и влажная. Все жидкости в теле смешаны из этих соков. Когда они находятся в равновесии, человек здоров. Как только равновесие нарушается - человек заболевает. Например, от избытка слизи бывает водянка, воспаление легких, понос, головокружение, а от ее недостатка - эпилепсия и столбняк. Чтобы человек выздоровел, нужно, чтобы избыток сока выделился из организма. Это критический момент болезни. После него наступает выздоровление, смерть или повторный цикл, как бывает при малярии, которой часто болели греки. Задача врача состояла в том, чтобы рассчитать критический момент и помочь организму избавиться от избыточных соков - кровопусканием, рвотным, слабительным или промыванием. Главная забота врача - не диагноз, а прогноз. Не так важно знать болезнь, главное - знать ее течение. Учение о соках преподавали европейским врачам до самого XIX в., несмотря на то, что у Гиппократа очень скоро появился достойный соперник, Аристотель. Залогом равновесия соков у Гиппократа было “тепло”. У Аристотеля им стало “дыхание”, или “дух”, по-гречески “пневма”. В этой пневме жила душа. Для того, чтобы найти ей место в теле человека, врачи и стали вскрывать трупы, правда, опять же не в материковой Греции, а в эллинистическом Египте, в Александрии. Последователи Гиппократа считали вместилищем пневмы мозг, а последователи Аристотеля - сердце. Кроме того, следовало объяснить, по каким каналам пневма и другие соки распространяются по всему телу. Если допустить, что по венам течет кровь, а нервы - для пневмы, то для чего тогда артерии: у живого человека из них течет кровь, а у мертвого они спаявшиеся и пустые. Методы лечения постоянно обновлялись. Геродик из Селибрии первым стал применять массажную терапию, определил некоторые законы диетики и ввел лечебную гимнастику. Диокл из Кариста настаивал на том, что “чистота - залог здоровья”, а кроме того, важны диета и умение правильно чередовать работу и отдых. Эрасистрат из Кеоса заложил основы теории кровообращения, исследовал систему кровеносных сосудов, ввел различение нервов, управляющих чувствами, и нервов, управляющих движениями (сухожилия). Герофил из Калхедона оставил после себя трактаты “Об анатомии”, “О глазах” и руководство для акушеров. Искусство врачевания росло, но рядом с ним сохранялась и народная медицина, траволечение, знахарство и даже традиционная вера, в то, что вода некоторых священных источников обладает целительной силой. Священные источники были также местом гаданий, связанных с различными заболеваниями. К примеру, в Патрах, у святилища Деметры, было распространено такое гадание: на тонкой веревке подвешивали зеркальце и опускали его в источник так, чтобы край зеркальца лишь слегка касался поверхности воды. Тем временем больные разжигали курильницы с благовониями, возносили молитвы богине Деметре, после чего, взглянув в зеркальце, должны были найти в нем ответ: выздоровеют они или нет. Началом таких культовых очищений в священных источниках, очевидно, был обычай паломников, явившихся из далеких краев, омывать свое тело от грязи и пыли, прежде чем войти в святилище. Со временем гигиеническая процедура стала восприниматься как символический обряд очищения. В Риме из обряда омовения произошел обычай окропления себя “святой” водой, сохранившийся, как известно, и в христианском ритуале. География Временем рождения научной географии считается конец IV-III вв. до н.э. До этого времени география была исключительно описательной, всю информацию географы черпали из личных наблюдений, основанием для их научных построений служили рассазы моряков и торговцев, местные мифы и легенды. С указанного же момента география превращается в точную науку, широко использующую методы математики и достижения астрономии. Теперь уже никто не представлял землю, так, как Гомер, Гесиод или Геродот - в виде плоского диска, по которому достаточно произвольно были разбросаны участки суши, омываемые круговой рекой - Океаном. Предполагают, что идея шарообразности земли возникла еще у пифагорейцев, но лишь у Аристотеля появляются не только точные представления о форме земли, но и их обоснования. Во-первых, Аристотель указывает на то, что во время лунных затмений освещенная сторона луны отделяется от затемненной не прямой линией, а дугообразной. Во-вторых, в пользу шарообразности Земли говорит тот факт, что “некоторые звезды, видимые в Египте и в районе Кипра, не видны в северных странах, а звезды, которые в северных странах видны постоянно, в указанных областях заходят”. Исходя из этого, Аристотель считает нелепым изображать обитаемую землю (ойкумену; от греческого oikos - дом, жилище) в виде круглого диска. Ойкумена, согласно Аристотелю, это не диск, не овал, не цилиндр, а замкнутая лента, на которой суша чередуется с морями. Если задаться целью пройти ее с запада на восток, то можно прийти в ту же точку, откуда был начат путь, только с другой стороны (при условии, что морские пространства не станут непреодолимым препятствием). [Илл. – Географическая карта, составленная Гекатеем Милетским. VI в. до н.э. Стр. 239] Десятилетний поход Александра Македонского (333-323 гг. до н.э.) не только изменил весь ход истории на Востоке - он стал грандиозной географической экспедицией, расширившей и во многом изменившей представления греков об ойкумене. Географам эллинистической эпохи предстояло освоить ее и нанести на карты. В первую очередь их интерес вызывала Индия, куда к индийскому царю Чандрагупте был направлен умный и образованный грек Мегасфен. По возвращении он написал подробную обстоятельную книгу об исследованной им северной части Индии. Книга до нас не дошла, но о ее достоинствах можно судить по многочисленным ссылкам позднейших географов. Другим источником новой информации стали для греков области Африки, граничившие с царством Птолемеев, которые еще Аристотель считал необитаемыми. Гораздо хуже обстояло дело с западной частью тогдашней ойкумены. Греческие мореплаватели никогда не выходили в открытое море за Геракловы Столпы (Гибралтар). Лишь один отважный путешественник, Пифей из Массилии, отправился в те места. Пифей прошел Геракловы Столпы и вдоль берегов Иберии поплыл на север, достигнув Британии, где предпринял несколько экспедиций внутрь страны. Ему удалось установить, что Британия островная страна, имеющая форму треугольника, стороны которого относятся друг к другу как 3:6:8. Пифей сообщает некоторые сведения об Ирландии - греки называли ее Иерне - а также совершенно фантастические факты о последнем крае земли, Туле, где, собственно, нет “ни земли, ни моря, ни воздуха, а есть некое вещество, сгустившееся из всех этих элементов, похожее на морское легкое”. Тот же самый Пифей первым из греческих географов описал приливы и отливы и заметил их связь с положением луны. Следующий шаг в истории античной географии связан с именем Эратосфена, знаменитого александрийского математика и географа, попытавшегося строго научным способом определить размеры земного шара путем измерения небольшого отрезка земного меридиана и параллельного ему небесного круга. Несмотря на многочисленные погрешности в измерениях, длина окружности земли у Эратосфена всего на 310 км отличалась от истины. Только в XVII веке ученые измерили эту величину точнее. Эратосфен (ок. 282 — 202 гг. до н.э.) — древнегреческий ученый, автор сочинений по филологии, математике, географии, истории, астрономии. Эратосфену принадлежит и подробное описание карты мира в том виде, в каком ее позволяли составить сведения, накопленные к его времени. В этом описании впервые встречается попытка распределить отдельные части мира относительно параллелей и меридианов. Для этого Эратосфен сначала провел “основную” широту от Священного мыса (совр. мыс Сан Висенте в Португалии), расположенного несколько западнее Геракловых Столпов, до восточного побережья Индии. Эта широта делила весь обитаемый мир на юг и север; параллельно ей Эратосфен провел еще несколько широт, самая северная из которых проходила через устье Борисфена (совр. Днепр), а на самой южной лежали Коричная страна (нынешнее Сомали), Эритрейское море и остров Тапробана (к югу от Индии). [Илл. – Карта мира, отразившая географические представления Эратосфена. Стр. 751] Основным инструментом, использовавшимся греками для определения широты, был гномон. Магнитного полюса греки не знали, и поэтому с определением долготы дело обстояло гораздо сложнее. Собственно, Эратосфену был известен только один меридиан, определявшийся Нилом, так как нижнее течение этой реки примерно совпадало с направлением юг-север. К сожалению, трехтомный труд Эратосфена “География” до нас не дошел. Всеми знаниями об этом ученом и о его трудах мы обязаны Страбону, другому величайшему географу поздней античности, добросовестно ссылавшемуся на всех своих предшественников. Географическая “энциклопедия” Страбона состоит из семнадцати книг. Первые две посвящены историческому очерку о географической науке. Начиная с третьей книги, Страбон переходит к детальному описанию всех известных стран Европы, Азии и Африки. Страбон (64/63 г. до н.э. — ок. 20 г. н.э.) — древнегреечский географ и историк. Ученые нового времени отказывают Страбону в строгой научности его “Географии”, считая ее скорее научно-популярной книгой, предназначенной для широкого круга читателей. Да и сам Страбон признавал, что цель его труда - создать книгу, “одинаково полезную и государственному деятелю, и широкой публике”. Новый шаг в области научной географии сделал Птолемей, живший во II в. н.э. Составляя карту земли, он впервые ввел в употребелние градусную сеть параллелей и меридианов, приняв за нулевой меридиан тот, что проходил через “острова блаженных” (Азорские или Канарские острова). Птолемей считал, что самым правильным было бы нанести карту на сферическую поверхность, иначе говоря, на глобус, потому что так сходство карты с формой земли получалось бы само собой. Учебник географии Птолемея служил пособием для всех путешественников на протяжении 14 веков, вплоть до XVI столетия. Астрономия и астрология Начало астрономической науки в Греции не предвещало ей тех великих открытий, которые она совершила в эпоху эллинизма. Родоначальники всей греческой и европейской науки, милетцы, а вслед за ними и другие натурфилософы, разрабатывали невероятно смелые модели космоса, очень мало полагаясь на данные астрономии. Даже такие ученые, как Анаксагор и Эмпедокл, далеко обогнавшие свое время, имели весьма туманные представления о количестве планет и их движении. А знаменитое астрономическое достижение Фалеса предсказание солнечного затмения, буквально ошеломившее его соотечественников, основывалось вовсе не на наблюдениях за движением светил. Фалес просто знал вычисленную халдеями формулу, по которой можно было рассчитать наступление затмения с точностью до нескольких дней, и, узнав о большом солнечном затмении в Египте, “предсказал” затмение 585 г. до н.э. Эти и другие факты натолкнули многих ученых на мысль о том, что вся греческая астрономия заимствована у вавилонян, с незапамятных времен слывших великими знатоками в науке о звездах. Эллины действительно многому научились у восточных мудрецов, но очень скоро превзошли своих учителей, преследовавших исключительно практические цели. Греки, движимые любовью к чистому познанию, были теоретиками, способными опоэтизировать самые скучные математические формулы. Неудивительно, что, когда Анаксагора спросили, почему лучше родиться, чем не родиться, клазоменский мудрец ответил: “Чтобы наблюдать звезды”. Дерзкие спекулятивные предположения натурфилософов дали толчок развитию астрономии в Греции, и к концу V в. до н.э. греческие астрономы уже имели представление о нерегулярном движении светил по небесному своду. Эвктемон Афинский сделал замечательное открытие о неравенстве времен года, его соотечественник Метон составил лунно-солнечный календарь, что свидетельствует о хорошем знании длительности солнечного года и лунного месяца. Эйнопид Хиосский измерил наклон эклиптики, вдоль которой движуться солнце, луна и планеты. В середине IV в. до н.э. получает распространение теория гомоцентрических тел Эвдокса, великого греческого математика и основоположника планетной наблюдательной астрономии в Греции. Эвдоксова модель позволила описать движение луны, солнца и пяти планет с помощью нескольких сфер, обладающих одним центром, который совпадает с центром земного шара. Современник Эвдокса Гераклид впервые объяснил видимое суточное вращение небесного свода вращением земли вокруг своей оси. Однако подлинный расцвет греческой астрономии связывают с именем Аристарха Самосского, создателя первой в истории человечества гелиоцентирческой системы мира. Впрочем, его теория не пользовалась популярностью в античности. Греки не хотели расставаться с представлением о Земле как об “очаге мира”, представлением, поддержанным авторитетом Платона и Аристотеля, которые полагали, что центр Земли совпадает с центром мира. Последним крупным достижением и одновременно высшей точкой развития античной астрономии стал труд Клавдия Птолемея “Великая математическая система астрономии”, больше известный под арабизированным названием “Альмагест”. Клавдий Птолемей (после 83 г. н.э. — после 161 г. н.э.) — выдающийся античный астроном, математик, географ. Усыпанное звездами южное небо пробуждало не только научный интерес, но и фантазию греков. Они верили, что вечное небо не безучастно к судьбам людей. Видя высоко среди звезд одну, самую яркую, которая все кружится на одном месте и никогда не сходит с небосклона, они вспоминали миф о нимфе, уступившей домогательствам Зевса и обращенной за это в медведицу. Сын нимфы вырос славным охотником. Как-то встретившись в лесу со своей матерью-медведицей, он чуть было не убил ее. Боги не допустили этого злодеяния и вознесли обоих на небо: нимфа стала Медведицей, а ее сын Арктур – ее вечным стражем (Arctophylax - от греческого arctos – «медведь» и phylax – «сторож»). Гера, не смирившаяся со “звездной” участью своей соперницы, попросила Океан не позволять той окунаться в его воды. [Илл. – Созвездие Кассиопеи. Созвездия Большой и Малой Медведиц. Стр. 116] В греческой мифологии немало примеров подобных метаморфоз, или катастеризмов (kata - вверх, aster - звезда). Греки “населяли” небо не только людьми и животными, но даже предметами, и звездный каталог пополнялся то лирой Ариона, то локонами Береники, то кораблем аргонавтов. Накопленные веками знания об извечно правильном движении звезд вокруг земли, не позволяли придворным звездочетам в Вавилонии допустить даже мысли о божественности небесных светил. Они ограничивались составлениями гороскопов и метеорологических прогнозов, не вдаваясь в подробности влияния неземных сил на судьбы людей. Греки, позаимствовавшие вавилонскую семипланетную систему и зодиак (круг, по которому движутся все планеты), обессмертили нехитрую халдейскую астрологию. Если верить грекам, всю астрологию они заимствовали у халдеев. На самом деле, ссылки на халдейскую мудрость служили им лишь для того, чтобы авторитетом глубокой древности подтверждать свои достаточно произвольные “научные” выкладки. Халдейский зодиакальный круг делится на две части, одна из которых находится высоко над горизонтом, другая - несколько ниже. Когда солнце проходит по верхней части круга, стоит жаркая и сухая погода; когда путь светила пролегает по нижней, наступают холода: вавилоняне считали, что солнце в это время погружается в волны небесных вод. Так возникли восемь знаков зодиака: четыре водных Скорпион, Рыба, Водолей, Козерог, и четыре знака земли - Телец, Близнецы, Лев и Дева. Значительно позже (около XII в. до н.э.) появились Рак, Овен, Стрелец и Весы, нарушившие стройное распределение знаков между стихиями воды и земли. В халдейской астрологической схеме с зодиакальным кругом и семью планетами не хватало твердой системы, которая бы устанавливала влияние планет на человека. Греческим астрологам пришлось изобрести “качества” планет, которые они раздали светилам достаточно произвольно. Солнце и Юпитер, по их мнению, оказывали положительное воздействие на человека, Марс и Сатурн - отрицательное, Венера и Луна - положительное, но в недостаточной степени. Меркурий оставался к человеку равнодушным. [Илл. – Знаки зодиака. Стр. 338] Кроме того, греческие астрологи пополнили вавилонскую астрологическую систему теорией жилищ, теорией экзальтаций и аспектов. Теория жилищ основывалась на предположении, что каждая планета в одном или в двух из знаков зодиака находится у себя дома, где “родные стены” дают ей силу и радость. При этом греческие астрологи пренебрегли даже тем, что само слово “планета” (planetes от planasthai - блуждать) означает “блуждающая”. На возражения насмешников они отвечали, что, мол, не вечно же планеты блуждали, когда-то ведь должно было начаться это всемирное движение. Так вот, откуда каждая планета начала свое движение, там у нее и дом. Первым обрел свой дом Лев. Сила и ярость этого зверя как нельзя лучше соответствовали испепеляющей силе Солнца. Значит, можно предположить, что до начала движения Лев находился в Солнце. В Луне, втором после Солнца великом светиле, должен был пребывать один из знаков, соседних Льву, то есть Рак или Дева. Судьбу Рака решила красивая идея симметрии: если Рак поместить в Луне, то год распределится между двумя светилами строго пополам: Солнцу достанутся месяцы с июля по декабрь, а Луне - с января по июнь. В соответствии с этой логикой каждому знаку зодиака досталось по планете, а то и по две. Теория экзальтаций, или депрессий, объясняла положение, в которых у планет меньше всего силы. Она не играла большой роли при составлении гороскопов. Теория аспектов, пожалуй, самая важная в греческой астрологии, основывалась на том, что планеты действуют не только на Землю и ее обитателей, но и друг на друга. При создании этой теории греческие астрологи рассуждали, видимо, следующим образом: число 12 - кратно числам 2, 3, 4 и 6, следовательно, в двенадцатизнаковый зодиакальный круг можно вписать шестиугольник, квадрат, треугольник, а также разделить его на две части. Планеты, оказывавшиеся в углах этих фигур, могли влиять друг на друга. Так, Лев, находящийся напротив Водолея, состоит с ним в диаметральном аспекте. Углы треугольника соединяют Льва, Овна и Стрельца. Следовательно, с этими знаками Лев находится в тригональном аспекте. Вписанный в зодиакальный круг квадрат соединит Льва, Тельца, Водолея и Скорпиона и т.д. Семь созвездий, с которыми Лев состоит в определенных аспектах, влияют на него одинаково сильно и благоприятно, остальные знаки ко Льву безразличны. Усвоив все эти премудрости, можно было переходить к составлению гороскопов. Схема гороскопа представляла собой что-то вроде барабана с тремя кругами: один круг - двенадцать знаков зодиака, обод этого круга - двенадцатидомный круг человеческой жизни (совершенно произвольная выдумка астрологов) и последний - круг с семью планетами. Когда круги остановятся, Марс окажется во Льве против “прибыли”, Венера в Рыбах против “странствий” и т.д. Составляли гороскопы либо по теории генитур, либо по теории инициатив. Генитурами можно было заниматься безо всякого опасения, так как здесь все было предрешено заранее: судьбу человека уже решило то, под каким знаком, в каком доме и т.д. он родился. Теория инициатив предполагала возможность выбора для человека: прежде чем начать какое-либо дело, нужно спросить совета у знающего человека (читай - астролога), и если звезды не препятствуют, можно смело приниматься за любое начинание. Инициативы, таким образом, таили опасность для астролога. Здесь нужно было действовать очень осторожно (скажешь человеку, что его ограбят на улице, а он не выйдет в этот день из дома и только посмеется над тобой...) Система мер и весов Греческая система мер выглядела так: Стадий = 100 охватов = 185 м Охват = 4 локтя = 6 ступней = 1 м 85 см Локоть =2 пяди = 46 см 2 мм Ступня = 4 ладони = 30 см 8 мм Пядь = 12 пальцев = 23 см 1 мм Ладонь = 4 пальца = 7 см 7 мм Палец = 1 см 9 мм Давно подмечены и удобство, и неудобство этой системы. Удобство ее в том, что все единицы измерения почти точно соответствуют размерам человеческого тела. А неудобство - в том, что довольно сложно произвести пересчет из одной единицы в другую. Не так-то просто было с ходу подсчитать, сколько пядей в охвате. Тому, что греческий стадий имеет именно длину 185 м, есть два объяснения. Одни исследователи считают, что это расстояние, которое пахарь проходит за плугом от передышки до передышки. Такое объяснение подтверждает и значение слова “стадий”, которое можно перевести как “стоянка”. Другие считают, что стадий - это то расстояние, которое может пробежать бегун, развив самую высокую скорость. Греческая мера весов также строилась на практичных и наглядных соображениях: Медимн (бочка для зерна) = 48 дневных пайков = 52,2 л Дневной паек (зерновой) = 4 кружки = 1,1 л Амфора = 12 кувшинов = 39,3 л Кувшин = 12 кружек = 3,3 л Киаф (черпак) = 0,045 л Древнегреческая литература Самыми древними из литературных памятников Древней Греции являются две большие поэмы “Илиада” и “Одиссея”, автором которых уже в древности считался Гомер. Для нас эти поэмы - начало древнегреческой литературы. Однако нет никакого сомнения в том, что поэмы Гомера - не начало, а наоборот, итог творческой работы целого ряда поколений. Этот давно известный факт нашел выражение в популярной филологической формуле “Fuerunt ante Homerum poetae” - “Были и до Гомера поэты”. Памятники тех далеких времен, когда “были” догомеровские поэты, до нас не дошли, но следы их обнаруживаются повсюду: и в литературе более позднего периода, и в самих поэмах Гомера. Кроме того, вряд ли есть основания полагать, что начало древнегреческой литературы чем-то отличалось от начала литературы любого другого народа. Именно поэтому современные исследователи с такой уверенностью говорят, что греческая литература началась с фольклора. Основой народного творчества в Древней Греции были мифы о богах и героях. Вся архаическая и классическая литература черпали из этого неистощимого источника сюжеты и темы, но уже в V в. до н.э. мифология начинает изживать саму себя, а в эллинистическую эпоху у александрийских поэтов (и тем более у их последователей в Риме) мифология стала уже лишь богатым “арсеналом”, который они использовали весьма рационалистически. Если та же “Илиада” действительно выросла из мифов, то чуть ли не вся “Одиссея” сплетена из сказочных мотивов. Сказка была еще одним жанром безыскусного народного творчества греков, в котором изображались все блага мира, и в котором воплотилась народная мечта о “молочных реках” и “кисельных берегах”. [Илл. – Приам и Гекуба. Фрагменты росписи амфоры. Стр. 255] Заслуживают внимания и два других источника древнегреческоой литературы: бытовая песня и басня. Народная песня возникла во время работы; она облегчала, скрашивала и даже организовывала труд. Позже из трудовой песни выделились обрядовая и религиозная. К ним можно причислить “френы” - похоронные песни или плачи, в обилии встречающиеся в “Илиаде”, а также свадебные песни, или гименеи, из которых родился потом особый жанр лирики - эпиталамий. Происхождение басни связывают с магическими представленими первобытных охотников об окружающем их царстве природы. Основным жанровым признаком басни с с самого ее рождения было некое нравственное поучение или наставление, выраженное в сказочной, иносказательной форме, хотя древнейшая басня, конечно, сильно отличалась от дошедших до нас басен Эзопа. Все вышеописанные формы литературы, несомненно, существовали в Греции задолго до возникновения эпоса в том его виде, в каком он известен нам по “Илиаде” и “Одиссее”. Но и сам эпос не родился вдруг, когда в один прекрасный день гениальный слепой поэт поставил точку в конце каждого из двух больших памятников греческого эпоса. Считается, что эпос начал складываться в эпоху Великой греческой колонизации. Новые поселения, основанные на малоазийском побережье, - Смирна, Эфес, Милет - взбудоражили “генетическую” память греков, услужливо подсказывавшую, что совсем недалеко от этих мест бились под стенами Трои их далекие предки. А выведение колоний на юг Италии и в Сицилию заставило “вспомнить”, как скитался в этих краях Одиссей по дороге на родную Итаку. Знатные люди в новых городах часто сходились на пиры; их любимым развлечением была песня, и они все чаще стали требовать, чтобы им пели про Троянскую войну и странствия Одиссея. [Илл. – Булевтерий в Милете. Реконструкция. Стр. 196] Пели эти песни сказители - аэды и рапсоды, великие мастера своего дела. Искусство сказителей передавалось от поколения к поколению, причем современным ученым, сравнивающим развитие эпоса у разных европейских народов, удалось установить три ступени его становления. Вначале в народе бытует импровизированное исполнение, в котором нет определенных норм и строгих правил, а каждый новый певец исполняет песню по-своему. Затем возникает определенная табулатура, то есть появляется некий набор повторяющихся отдельных песен в более-менее устоявшемся виде. И наконец, песня сосредоточивается вокруг одной фабулы, одного сюжета. [Илл. – Статуэтка рапсода. VIII в. до н.э. Стр. 556] Закреплению в памяти потомства устного эпоса способствовало живое отношение слушателей к содержанию. В зависимости от настроения публики певец всегда мог сжать или, наоборот, растянуть свой рассказ - добавить подробностей и деталей, например, о том, как герой, готовясь к бою, надевает поножи, шлем, доспехи, берет меч, щит, копье. Тут же вспоминается какая-нибудь история о том, как эти щит или копье достались герою, или о том, какой мастер изготовил щит, и что на нем изображено. Поколения аэдов выработали не только форму, но и специальный размер для своих поэм - гекзаметр, и богатый поэтический язык, и набор готовых выражений для описания часто повторяющихся действий, так чтобы они всегда были “под рукой”. Песни первых аэдов были, вероятно, похожи на древнерусские былины. Позже от сочинения небольших былин перешли к сочинению длинных связных эпопей. И здесь все тоже зависело от мастерства исполнителя. Можно было механически нанизывать одни эпизод на другой, одну былину на другую, сводя конец одной с началом другой. Но был и другой, более трудный способ: выбрать какой-нибудь один эпизод и, дополняя его всевозможными подробностями, вместить в этот один эпизод все, что могло заинтересовать слушателей, из десятилетних событий Троянской войны или странствий Одиссея. Для такой песни нужен был не просто хороший, но исключительно талантливый и одаренный аэд. Таким аэдом и был Гомер, о котором мы не знаем ничего, кроме имени и весьма сомнительной информации о его слепоте. [Илл. – Гомер. С античного бюста. Стр. 253] Дошедшие до нас древние жизнеописания Гомера полны самых фантастических подробностей; в них, к примеру, называются семь разных городов, в которых родился поэт. В Древней Греции было популярно двустишие: “Семь городов соревнуют за мудрого корень Гомера: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Пилос, Аргос, Афины”. Не сходится в этих жизнеописаниях и список произведений, автором которых считался Гомер, и время его жизни, и время создания поэм. Единственное, в чем древние историки были уверены до конца, так это в том, что Гомер, безусловно, существовал. И только у ученых нового времени, подверженных влиянию гиперкритицизма, возникли подозрения по поводу того, жил ли когда-нибудь такой поэт, и действительно ли “Илиада” и “Одиссея” - его произведения, и не являются ли они продуктом некоего коллективного труда, и не сложили ли отдельные былины в одну поэму в гораздо более позднее время. “Шекспировский”, точнее, “гомеровский вопрос” имеет очень давнюю традицию еще со времен античности. Сложились целые школы, отстаивавшие ту или иную теорию возникновения гомеровских поэм. Наконец победила та точка зрения, что у “Илиады” и “Одиссеи” был только один автор, и что он был гениальным аэдом, мастерство и талант которого выделяли его из других многочисленных сказителей. Он, как колдун, зачаровывал публику, на долгие часы приковывая ее внимание своим искусством. Итак, Гомер из двух описанных выше путей перехода от былин к эпосу “выбрал” более трудный. Для каждой поэмы он взял только по одному эпизоду из десятилетней войны и десятилетних же странствий. Для “Илиады” таким центральным эпизодом стал гнев Ахилла, а для “Одиссеи” - два последних “этапа” в возвращении героя - от острова Калипсо до острова феаков, где он на пиру рассказывает о своих прежних скитаниях, и от острова феаков до родной Итаки. Обо всех остальных эпизодах рассказывается либо в попутных замечаниях, либо в речах действующих лиц. И за всем этим развивается длинной лентой подробнейшая картина не только военной, но и мирной жизни. Причем, мирной жизни отнюдь не былинных героев далекого прошлого, а современников Гомера. В самых мелких подробностях и деталях - то в пространном описании, то в беглом упоминании по ходу рассказа, то в развернутом сравнении - изображается народное собрание, суд, дом, сражение, оружие, утварь, детские игры, состязания атлетов, труд пахаря и кузнеца. И если современному читателю все это может показаться лишь длиннотами, запутывающими и уводящими от основной линии развития событий, то слушатели Гомера именно в этом находили особое удовольствие и наслаждение. Они прекрасно чувствовали и понимали, что между ними и героями Гомера - пропасть, и старались сохранить в памяти и как можно дольше любоваться каждой подробностью давнего времени, когда что ни поступок - то подвиг, что ни человек - то герой, доблестный и благородный. [Илл. – Щит древнегреческого воина. Стр. 697] Вопрос о том, когда и как были записаны поэмы Гомера, начиная с XIX века занимал умы многих ученых, пока они не остановились на одном прямом свидетельстве - эпиграмме на статуе афинского тирана Писистрата: “Трижды меня, тираном бывшего трижды афинским, Изгнал народ, и вновь трижды на трон свой вернул Писистрата, в советах великого, кто и Гомера Прежде петого врозь, вновь воедино связал”. На основании этой эпиграммы и пришли к выводу, что в эпоху правления Писистрата под его руководством была создана комиссия, восстановившая и записавшая “Илиаду” и “Одиссею” в том виде, в каком ее исполнял автор. В Россию интерес к поэзии Гомера был перенесен вместе с византийской культурой. Во многих сочинениях, уже в XIII веке переводившихся и переделывавшихся на русский язык, нередко упоминались или даже пересказывались произведения Гомера. В XVIII веке в эпоху русского классицизма началось знакомство с Гомером в русском переводе. Правда, началось оно не с “Илиады” или “Одиссеи”, а с пародийной поэмы, по ошибке приписанной великому сказителю “Войны мышей и лягушек”. Появился этот перевод под заголовком: “Омиров (т.е. Гомеров) бой жаб и мышей, изданный Илиею Копиевичем в Амстердаме у Ивана Тессинга на русском и латинском языке”. Наконец, в 1787 г. была предпринята попытка первого стихотворного перевода “Илиады” - шесть песен, переведенных александрийским стихом. Автором перевода был Ермил Костров. Несмотря на все неточности, этот перевод пользовался большим успехом, а В.В.Капнист приветствовал его появление такими стихами: “Седмь знатных городов Европы и Асии стязались кто у них Омера в свет родил? Костров их спор решил: Он здесь в стихах своих России Отца стихов установил”. К труду Кострова обращался Н.И.Гнедич, для которого перевод “Илиады” стал главным делом всей жизни: он переводил поэму 20 лет с 1809 по 1829 г. Перевод Гнедича был не только важным литературным явлением, приобщившим русскоязычных читателей к одному из величайших произведений мировой литературы, но и результатом серьезных научных изысканий, проводившихся Гнедичем для лучшего понимания текста. Благодарность русских читателей Гнедичу прекрасно выразил Пушкин в стихотворении “С Гомером долго ты беседовал один”, и в знаменитом двустишье: “Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи, Старца великого тень чую смущенной душой”. ================================================= По поводу и без повода Значение труда Гнедича для русской литературы бесспорно, и восхищение Пушкина было полностью оправдано. Но справделивости ради надо отметить, что перу того же Пушкина принадлежит и крайне злая эпиграмма, также посвященная Гнедичу и его “Илиаде”: “Крив был Гнедич поэт, переводчик слепого Гомера. Боком одним с образцом схож и его перевод”. ================================================= Пример Гнедича вдохновил В.И.Жуковского, и в 1849 г. появился перевод “Одиссеи”, над которым Жуковский, не знавший греческого языка, в течение пяти лет работал по подстрочникам. Но вернемся в Грецию, где на рубеже VIII - VII веков до н.э. творил первый из древнегреческих поэтов, чья личность не подлежит сомнению - Гесиод. Причем, личность его отчетливо выступает из самого произведения - дошедшего до нас дидактического эпоса “Труды и дни”. Надо сразу заметить, что дидактический эпос сильно отличается от героического. Основу последнего составляют мифы о героях: здесь нет и следа черт Индивидуальность характера, поэта скована мыслей вековой или идеалов традицией, автора. которой подчинялся всякий новый деятель в этой области художественного творчества. Гесиод (VII в. до н.э.) – древнегреческий поэт, автор эпических поэм. Совсем не то в дидактическом эпосе, судить о котором мы можем по поэме Гесиода. Индивидуальность автора проявляется уже в том, что повод к написанию “Трудов и дней” был сугубо личный - тяжба Гесиода с братом Персом. Но дело не только в этом; в произведении Гесиода впервые встречается личная заинтересованность автора в теме, потому что пишет он о том, чем заполнена его собственная жизнь: вся поэма отражает бытовые привычки и нравственный уклад жизни автора. И если о родине Гомера нам так ничего и неизвестно, несмотря на все “споры семи городов”, то о родине Гесиода все ясно безо всяких споров. Он сам рассказывает о себе все: и что родом он из беотийской деревушки Аскры, и что отец его был крестьянином, и что брат отобрал у Гесиода законно принадлежавшую тому землю. Дабы поучать брата, а вместе с братом - всех крестьян, и написал Гесиод свою наставительную поэму : когда пахать землю, когда сеять, как вести хозяйство, чтобы оно приносило доход, как жить, чтобы пользоваться почетом и уважением. Рассказывали, что Гесиод хотел научить справедливости народ Греции. С этой целью он всю страну, состарился, одряхлел, а задуманного так и не исполнил. Боги сжалились над поэтом и подарили ему вторую молодость. Она-то и погубила Гесиода: в одном из городов, где он проповедовал, в него влюбилась девушка из самого знатного рода. Братьям ее жених не понравился. Они убили Гесиода, тело бросили в море, а море выбросило его к берегам родной Беотии. Об этой истории свидетельствует надпись на могиле Гесиода, сочиненная другим великим беотийцем - Пиндаром: “Дважды ты юношей был и дважды поведал кончину, Будь же для нас, Гесиод, мудрости вечный пример!” Лирика Гесиод был последним “большим” - эпическим - поэтом Греции. После него главное место в литературе заняла лирика и лирические поэты. Название “лирический” вовсе не обязывало этих поэтов исполнять свои произведения под аккомпанемент лиры. Просто лирическим называли в Греции любого поэта, писавшего не гекзаметром, - этот стихотворный размер присвоил себе исключительно эпический жанр. Лирики писали свои произведения любым другим размером - ямбом, хореем, трохеем, а их исполнение могло сопровождаться игрой на флейте и на других музыкальных инструментах. Так же, как эпос, лирика зародилась в Греции очень давно и уходит своими корнями в народное творчество - ту самую трудовую песенку, о которой шла речь в начале этой главы. Первым лирическим поэтом греки считали Орфея. Своей игрой на лире он сдвигал с места деревья и скалы. Когда Орфей отказался принимать участие в веселье спутников Диониса, вакханки растерзали его и бросили в море лиру и голову Орфея. Волны вынесли их на Лесбос - остров, ставший колыбелью греческой поэзии и музыки. Здесь родились Арион и Терпандр, Алкей и Сапфо. Всех греческих лириков в зависимости от метра, которым они писали свои произведения, принято делить на элегиков, ямбографов, сочинителей мелоса и торжественной лирики. Последняя особенно выделялась среди прочих жанров: если элегические и ямбические стихотворения выражали личные чувства и мысли поэта, и исполнять их мог один человек, то в торжественной лирике воспевались явления жизни, затрагивавшие многих людей. Для их исполнения требовался целый хор. Арион (VI в. до н.э.) — древнегреческий полулегендарный поэт и певец. Алкей (VI в. до н.э. — поэт-лирик. В его творчестве сильна социальная тематика и восхваление аристократии. Сапфо (Сафо, сер. VI в. до н.э.) — первая известная древнегреческая поэтесса. Одним из таких торжественных жанров был дифирамб — гимн богу Дионису. Творцом дифирамба греки считали Ариона. Большую часть своей жизни он провел вдали от родного Лесбоса, странствуя по разным областям греческого мира. Какое-то время он жил при дворе коринфского тирана Периандра. Из Коринфа Арион отправился в другие города, заработал много денег и решил вернуться к Периандру. Матросы, с которыми он плыл, узнали о богатстве Ариона и договорились его убить, а деньги разделить между собой. Арион попросил позволить ему исполнить свою последнюю песню. Он надел свой лучший наряд, взял в руки лиру, встал на носу корабля и, пропев песню, бросился в море. Но не утонул - его дельфин подхватил и вынес на греческий берег. В древних сборниках стихотворений Ариона было около 2000 стихов, но ни один из них до нас не дошел. Может быть, это самый яркий пример того, что время не всегда сохраняет лучшее. Арион, несомненно, был великим поэтом. Его долго помнил античный мир, а спустя двадцать пять веков после его смерти Пушкин написал о нем аллегорическое стихотворение о верности своим идеалам: “Я гимны прежние пою И ризу влажную мою Сушу на солнце под скалою”. Другим известным сочинителем торжественной мелики был Симонид с острова Кеос. Его можно назвать универсальным греческим поэтом, так как в его произведениях встречаются почти все виды греческой лирики. Симонид писал дифирамбы, френы, эпиграммы, элегии. Особенно славились в древности эпиникии Симонида — песни в честь победителя на олимпийских играх. Строились эти песни по определенной схеме: в начале и в конце шла хвала победителю, его городу и роду, а центральную часть произведения занимал какойнибудь миф. Рассказывали, что однажды заказчик остался недоволен эпиникием Симонида, решив, что миф занимает в нем слишком много места. А миф поэт вставил о Касторе и Полидевке - братьях-борцах. На пиру, после того, как хор пропел песню Симонида, заказчик заплатил поэту лишь треть обещанной суммы и сказал, что “остальное должны заплатить ему Кастор и Полидевк”. Пир был в самом разгаре, когда раб вызвал Симонида, сказав, что его хотят видеть двое, неизвестно откуда взявшиеся юноши. Симонид вышел, но никого не увидел, а в это время пиршественный чертог за его спиной рухнул. Это была плата Кастора и Полидевка. Симонид (556 — 468 гг. до н.э.) — древнегреческий поэт. От его произведений сохранилось очень мало. Эпиникиями прославился и другой великий поэт Греции Пиндар, тот, что сочинил эпитафию Гесиоду. Легенда рассказывает, что когда Пиндар родился, к его колыбели слетелись пчелы и наполнили его уста медом — речь его была сладкой, как мед, а его стихи пели сами боги (во всяком случае, один путник, заблудившийся в горах, застал за этим занятием Пана). Пиндар (522/518 — после 446 гг. до н.э.) — знаменитый поэтлирик, выходец из афинской аристократии. Но мелос в Греции был не только торжественным, составленным для хорового исполнения. На острове Лесбос мелическая поэзия, даже та, что полна гражданских мотивов, развивалась как очень личностная, в ней личная радость и личное сострадание проявлялись гораздо ярче, чем где-то еще в Греции. Конечно, и на Лесбосе были песни, распевавшиеся целым хором, но все же блеск этой поэзии проявился в песнях, предназначенных для одного голоса. Пожалуй, самыми знаменитыми “солистами” до сих пор остаются Алкей и Сапфо, “десятая муза”, как называли эту поэтессу греки. И если Алкей больше известен как певец политической борьбы (один из самых популярных его сборников назывался “Песни борьбы”), как автор сравнения, вошедшего в обиходный словарь любого гражданского поэта, сравнения государства, раздираемого междоусобными войнами, с кораблем в бушующем море, - то Сапфо воспевала любовь: то в бурных порывах страсти, то в нежном томлении, то в пылкой ревности. О “десятой музе” рассказывали много небылиц, и романтических, и не совсем пристойных. Об их неправдоподобии можно судить хотя бы по тому факту, что один комический поэт представлял Сапфо любовницей поэта Архихола, жившего, по крайней мере, лет за сто до поэтессы. [Илл. – Алкей и Сапфо. Рисунок на греческой вазе. V в. до н.э. Стр. 411] Из поэтов-элегиков, пожалуй, стоит вспомнить Тиртея, единственного после Терпанда греческого поэта-уроженца Спарты. Тиртей участвовал во II Мессенской войне и писал элегии, пробуждавшие в воинах мужество и решимость смело идти в бой на защиту отечества. В творчестве Тиртея есть одна странность. Его элегии написаны не на лаконском наречии, чего следовало бы ожидать от уроженца Спарты, а на ионийском - на наречии афинян, которые для объяснения этого факта выдумали следующую историю. Когда в Спарте началась новая война с мессенцами, спартанцы поняли, что сами они не смогут победить врагов, и обратились за советом к Дельфийскому оракулу. Оракул посоветовал им обратиться к афинянам, просить у них вождя. Афиняне отправили в Спарту не прославленного полководца, а хромого школьного учителя Тиртея. И Тиртей своими песнями так воодушевлял спартанцев, что они наголову разбили врагов. Военная жизнь и борьба увлекали многих греческих поэтов. Совсем другой жизненный путь - роскошную веселую жизнь при дворе тиранов - выбрал для себя Анакреонт, прославленный поэт любви и вина. По иронии судьбы подлинные произведения Анакреонта сохранились лишь в незначительных отрывках, а “анакреонтическая лирика”, на протяжение многих веков вдохновлявшая поэтов во всем мире - не что иное, как подражания Анакреонту. К псевдо-анакреонтике относятся и три знаменитых стихотворения, которые имел в виду Пушкин, изображая сцены на надгробном барельефе поэта в своем “Гробе Анакреона”. В древности известность Анакреонта и любовь к его поэзии были очень велики. Веселым стариком, добрым утешителем, у которого на семь бед один ответ - вино и любовь - таким запомнился он современникам и потомкам. И едва ли найдется другой лирический поэт Древней Греции, который был бы так известен и имел бы такое влияние на западноевропейскую и русскую литературу, как этот мудрец, резвившейся “тем веселей, чем ближе видел гроб”. Трагедия Но даже Анакреонт со всеми его реминисценциями в литературе нового времени не может сравниться по своей популярности с авторами древнегреческой трагедии. Уже в античности Эсхила называли “отцом трагедии”, потому что до него трагедия, едва выйдя из своей лирической основы, еще почти не содержала драматических элементов. Именно Эсхил ввел в трагедию второго актера, что давало возможность драматизировать действие. Кроме того, Эсхил уменьшил хоровые партии, подготовив этим главную роль диалогу, хотя в его величавых трагедиях песни хора, из которых, собственно, и образовалась трагедия, занимают еще очень значительное и существенное место. Эсхил (525 — 456 гг. до н.э.) — старший из трех величайших драматургов-трагиков эпохи греческой классики. Партии хора делились на вступительную часть - парод, заключительную песнь - гипорхема и лирический диалог - коммос. Исполнялись хоровые партии, как правило, под аккомпанемент флейты. Декламации актера - монодии - сопровождались игрой на кифаре или на флейте. Кстати, партии хора стали для литературоведов позднейшего времени своеобразной меткой на хронологической шкале в истории трагедии. Роль хора в трагедии позволяет хотя бы относительно датировать то или иное драматическое произведение: если партии хора очень велики, занимают больше половины всей трагедии, значит, это раннее произведение. Такое наблюдение позволило разрешить немало спорных вопросов не только о датировке, но и об авторстве многих трагедий. Известно, что Эсхил оставил после себя то ли 72, то ли 90 пьес, из которых сохранилось семь трагедий. Среди них выделяют четыре ранних, где действие развивается мало и, как правило, к самому концу трагедии. Первая часть вообще лишена динамизма и служит подготовкой для действия, разыгрывающегося потом с крайней быстротой во второй части. Монолог явно преобладает над диалогом. Главные персонажи - вестники, рассказывающие о событиях, произошедших за сценой. В трех поздних трагедиях - в трилогии “Орестея” - Эсхил воспользовался нововведением своего младшего современника Софокла: на сцене появились три актера. Именно в этих трех трагедиях - “Агамемнон”, “Хоэфоры”, “Эвмениды” - во всем блеске проявился могучий дар Эсхилла, благодаря которому его трагедии получили исключительное право на повторные постановки, а великий насмешник Аристофан поставил Эсхила на первое место среди знаменитых греческих трагиков. Аристофан (ок. 445 — ок. 386 гг. до н.э.) — выдающийся древнегреческий комедиограф. Однако не все были согласны с мнением Аристофана. Тяжеловесность языка Эсхила, его монументальность и строгость очень скоро стали для афинян менее интересны, чем ясная гармоничность Софокла и смелые эксперименты Еврипида. Время младших греческих трагиков выпало на период пятидесятилетнего затишья между двумя войнами - закончившейся в 479 г. до н.э. греко-персидской и начавшейся в 431 г. до н.э. Пелопоннесской. Впрочем, затишьем это время вряд ли можно назвать - скорее, это время бурного расцвета всего Афинского государства, и прежде всего искусства. Еврипид (485/480 — 406 гг. до н.э.) — младший из трех афинских трагиков классической эпохи. Значительно реформировал драму. Говорили, что первая победа юного Софокла на Великих Дионисиях вызвала такое раздражение Эсхила, что он покинул Афины и уехал в Сицилию. Всего же, по сообщениям античных авторов, Софокл одержал 24 победы и никогда не получал на состязаниях награды ниже второй. В истории мировой литературы имя Софокла ассоциируется в первую очередь с образом Эдипа, образом, имевшим давнюю и сложную традицию в греческой мифологии. В основе почти всех произведений Софокла - и в “Эдипе-царе”, и в “Эдипе в Колоне”, и в “Антигоне”, и в “Трахинянках” - лежат весьма запутанные предания, из которых великий драматург умел выбрать одну часть, простейшую, но такую, что она позволяла ему мудро разрешить сплетение сложных событий, раскрыть все разнообразие характеров и осветить самые потаенные стороны души человека. Уже давно замечено, что Софокл обрабатывал по большей части предания, хорошо знакомые зрителям. Смотреть его трагедии греки шли не ради новизны содержания, а чтобы проследить, как на сцене воплощены близкие им образы, как развиваются известные им в общем события. Софокл строен, глубок и гармоничен, как все в искусстве Греции периода классики. Его ясность и простота проистекают не от сглаженности, а от тонкого чувства меры и знания человеческой природы. Совсем другим был современник Софокла Еврипид, нервный, взвинченный и парадоксальный. Софокл изображал людей, уверенных в нравственных основах своей жизни, поскольку они унаследовали их от отцов и дедов. В произведениях же Еврипида взгляды предков перестали удовлетворять их потомков, мучительно искавших новых ответов на вопросы, казавшиеся их отцам решенными. В трагедиях Еврипида еще больше нарастает диалогическая часть трагедий, за счет чего значительно сокращается роль хора. В принципе, уже трагедии Софокла можно было читать, пропуская партии хора без всякого ущерба для общего понимания сюжета произведения; у Эсхила это было просто невозможно, для Еврипида это стало правилом. Последний великий трагик Греции очень смело обращается с мифом, который становится лишь основой для высказываний современников поэта. Везде, где только представлялась возможность, Еврипид сближал трагедию с современной ему жизнью. Такое обилие в драме реалистических приемов встретится позднее только у Шекспира, который дал этому “еврипидовскому” стилю еще большее развитие в собственном творчестве. Комедия Пожалуй, главное отличие греческой классической комедии от трагедии состоит в том, что, если основой последней неизменно был какой-нибудь миф, то комедия целиком строилась на вымысле, на выдумке - чем необычнее, тем лучше. Выдумки у афинских комедиографов, в особенности у самого талантливого из них, Аристофана, были очень дерзкими, а порой и просто фантастическими. Вот афинский крестьянин летит на навозном жуке на небо, чтобы привезти богиню мира на землю и этим окончить войну, а вот где-то между небом и землей появляется государство птиц. Нелепица начинается уже с самого названия жанра - “комедия”. Некоторые древние авторы считали, что комические актеры (komoda) получили свое название не от глагола komadro (“кутить”), а от блуждания по деревням (koma), потому что их с позором выгоняли из города. Не менее занятно более научное толкование этого слова, вторая часть которого (odia) значит “песня”, а первая (komos) - “толпа навеселе”, толпа, расхаживающая по селам в праздник деревенского бога Диониса. Самой существенной частью древней комедии является “агон” словесный бой главных действующих лиц пьесы. Спор завязывается, как правило, вокруг какой-нибудь злободневной темы, политической или общественной. Поэтому многие детали, выхваченные комедией из жизни, ее каламбуры и политические намеки оказываются для нас просто загадкой. Великим мастером политической сатиры был уже упомянутый выше Аристофан, о чем свидетельствует самая сильная его политическая пьеса “Всадники”. Однако доставалось от Аристофана не только политикам, но и философам (“Облака”), и поэтам-трагикам (“Лягушки”), и мужчинам-воинам в одной из популярнейших его комедий “Лисистрата”, что в дословном переводе с греческого означает “уничтожающая походы”. Определить стиль аттической комедии довольно трудно настолько различен он в различных ее частях,когда автор переходит от балаганных буффонад до тонких пародий. Но к началу IV в. до н.э. древняя, как ее принято называть, аттическая комедия существенно меняется. Постепенно в ней исчезают индивидуальные политические фигуры, она перестает быть обличительной. Перерождается сам жанр комедия обращается к изображению человека в его частной жизни: из социальной и политической комедия становится бытовой. В конце концов, к началу III в. до н.э. аттическая комедия, а вместе с ней и вся аттическая драма “выродились”, как сказал Ницше, в новую аттическую комедию. Это была комедия, стремившаяся передать на сцене всю правду жизни, совершенно отказавшаяся от фантастических сюжетов древней комедии (этим она, собственно и навлекла на себя гнев немецкого философа - великого защитника дионисийства). Новая аттическая комедия сознательно избегает мифов, она неизменно ищет сюжетов исключительно бытовых, ей вовсе не нужен хор, все действие новой комедии строится на игре актера. При этом новый жанр настаивает на своем родстве с аристофановской комедией. Аристофан является для Менандра, наиболее интересного представителя новоаттической комедии, таким же образцом, каким для самого Аристофана был Еврипид. Именно Еврипиду больше всего достается от Ницше в его классическом эссе “Рождение трагедии из духа музыки”, в котором последний греческий трагик именуется последней “агонией” греческой трагедии. Уже зрители Еврипида должны были, по мнению Ницше, понимать, что греческая трагедия умерла, и понимание этого должно было вызвать в них страх и боль - те же чувства, что охватили греческих моряков, услышавших с далекого острова: “Великий Пан умер!” Менандр (342/341 — 293/290 гг. до н.э.) — греческий драматург-комедиограф, чье творчество позднее многократно перерабатывалось римскими драматургами. История Вместе с трагедией в Греции умерла и большая эпическая поэзия. Вся последующая история греческой литературы, за исключением разве что творчества александрийских поэтов - это история прозаических жанров. Первым и древнейшим из них, безусловно, является история, начавшаяся для эллинов еще с народных песен, составленных в гомеровское и догомеровское время. О том, что Гомер долгое время был в Греции непререкаемым историческим авторитетом, говорит хотя бы тот факт, что в сравнительно поздние времена государства, вступавшие в конфликт между собой, находили возможным ссылаться на гомеровские поэмы, как на общепризнанные документы. В историзме, пусть и мифологическом, нельзя отказать и Гесиоду. В его “Теогонии” история начинается с хаоса и неподвижности. По Гесиоду, в истории мироздания были четыре судьбоносные вехи, после которых коренным образом все менялось: Хаос, Уран, Кронос и Зевс. Историю человечества Гесиод излагает в другой своей поэме “Труды и дни”, интерпретируя известный миф о пяти поколениях. Первое поколение людей жило в “золотой” век Кроноса; подобные богам, они не знали ни болезней, ни горя. Второму, “серебряному” поколению, жилось несколько хуже; поколение “медного” века вело непрерывные жестокие войны. Время героев, когда на земле появились полу-люди, полу-боги, после смерти переселявшиеся на “острова блаженных”, было короткой передышкой перед поколением “железных людей” - современников Гесиода. Боги уготовили им тяжелую участь “ни ночью, ни днем не будут знать они забвения от труда и от горя”. Мифологическая историография начинает меняться во времена Великой греческой колонизации, когда новые незнакомые места пробуждали в греках интерес и к местному населению, и к собственному прошлому. Историк перестает быть только “знатоком прошлого”, он становится очевидцем и свидетелем разворачивающихся на его глазах событий, его интерес привлекают не мифология и древности, а жизнь людей, их обычаи и нравы. Вообще, греческое слово historia первоначально имело отвлеченное значение “исследование” (от глагола historein) чего-либо на основании собственного наблюдения и опыта. Оно употреблялось в значении географического исследования, исследования в естественных науках, только “история”. позже Первых получив конкретное авторов исторических значение “рассказ”, сочинений называли “логографами”, то есть просто “прозаиками” - в противоположность тем, кто писал стихами (поэтам). И действительно, сочинения логографов отличались от произведений поэтов только способом изложения, истории в них было так же мало, как и в древних поэтических сказаниях. Собственно историческая проза начинается в Греции с Геродота и его труда, который в современных печатных изданиях носит разные заглавия: “История Геродота”, “Музы Геродота”, просто “Геродот”. Дело в том, что в рукописях, содержащих сочинение Геродота, вообще нет заглавия всего произведения; озаглавлены лишь отдельные книги, а различные названия ко всему сочинению давали издатели Геродота в новое время. В рукописях труд Геродота разделен на девять книг, из которых каждая носит название одной из Муз, но и это деление на книги и предпосланные им названия ведут начало не от самого Геродота. Главными источниками исторических и географических сведений об ойкумене, сообщенных Геродотом, были, во-первых, его личные наблюдения во время путешествий, во-вторых, устные сообщения разных людей - жрецов, переводчиков, проводников, участников и очевидцев событий, их друзей и родственников - и, наконец, письменные памятники. К последним относятся литературные произведения (и прозаические, и поэтические), изречения оракулов, официальные документы, надписи. [Илл. – Геродот. Стр. 245] В основу “Истории” Геродота положена идея о давней вражде между эллинами и восточными народами, между Европой и Азией, идея о том, что “Запад есть Запад, а Восток есть Восток”. Вражда между Европой и Азией началась с похищения Ио из Эллады, ответом эллинов стало похищение Европы и Медеи из Азии. Потом, вновь из Эллады, троянцем Парисом была похищена Елена, после чего единичные похищения прекратились и начались войны, первая из которых закончилась разрушением Трои. Главная нить повествования, идущего от войны к войне, прерывается различными мифологическими, географическими и историческими экскурсиями и отступлениями. Среди них - знаменитый рассказ Геродота о Скифии в IV книге главный источник по истории племен, в IV-V вв. до н.э. населявших южнорусские степи. Его описание Скифии столь подробно и обстоятельно, что ни у историков, ни у археологов не вызывает сомнения тот факт, что Геродот сам побывал в Скифии. Цицерон, назвавший Геродота “отцом истории”, конечно же, знал о его предшественниках-логографах и, очевидно, делал акцент не столько на “родоначальнике”, сколько на том, что история Геродота существенно отличается от “исследований” логографов. Во-первых, сюжет Геродота охватывает почти весь известный в то время эллинам мир. Его “История” универсальна; в этом отношении даже Фукидид преследует гораздо более скромные цели, излагая события одной только Эллады, и только одного периода - Пелопоннесской войны. О жизни Фукидида, как и о жизни большинства греческих авторов, мы не знаем почти ничего. Единственно достоверные, хотя и очень скудные сведения сообщает он сам, благодаря чему известно, что отца Фукидида звали Олором, что Фукидид пережил всю Пелопоннесскую войну, и что, с самого начала осознав важность события, современником которого он стал, Фукидид начал собирать материалы для описания хода войны. [Илл. – Фукидид. Мраморный бюст. Стр. 685 нижн.] Еще известно, что на втором году войны Фукидид пострадал от эпидемии чумы, разразившейся в Афинах, а на восьмом году войны он был стратегом и возглавлял эскадру в семь кораблей около острова Фасоса. Это событие сыграло роковую роль в жизни Фукидида - из-за неудачи, постигшей его эскадру, он вынужден был двадцать лет прожить в изгнании. Помимо правдивости и критичности по отношению к излагаемым событиям - главные требования к любому историческому труду - уже древние авторы прославляли “беспристрастие” Фукидида, а также совершенно новый взгляд на причины тех или иных исторических событий. У Геродота вместе с человеческими факторами постоянно действуют сверхчеловеческие силы - слепой рок, воля божества. Исторический закон Геродота - это “закон Немесиды”: всякая вина несет за собой наказание. У Фукидида ни одна военная неудача, ни одна победа не объясняется сверхъестественным вмешательством, у него не бывает чудес, для него все в мире совершается по незыблемым законам природы. Однако историческое сочинение для греков - это еще и произведение литературы, и древние критики ценили Фукидида главным образом как писателя. По словам одного из них, “афиняне изгнали Фукидида как полководца, призвали его обратно как историка, удивляясь красноречию того, чью доблесть ранее осудили”. Главной особенностью стиля Фукидида, также подмеченной еще в древности, является его сжатость, неизменное стремление автора в немногих словах выразить как можно больше мыслей. Вместе с тем многие сцены, изображенные Фукидидом, полны драматизма и подлинно эпической выразительности. Не случайно одну из таких сцен - описание чумы в Афинах - римский поэт Лукреций воспроизвел в своей поэме “О природе вещей”. Ораторское искусство Не совсем обычным приемом для строгого исторического повествования могут показаться также речи персонажей, то прямые, то косвенные, довольно часто прерывающие ход событий. У Фукидида они не только усиливали эффект рассказа и делали читателя “зрителем” событий; речи в его “Истории” - дань давней традиции в греческой литературе, тянущейся еще с красноречивых споров гомеровских героев, которые любили и, что самое главное, умели поговорить. Искусство говорить ценилось в Греции почти так же высоко, как искусство сражаться: дар речи и умение пользоваться этим даром издревле вызывали у греков восхищение и даже преклонение. Впрочем, правильнее было бы сказать не “у греков”, а “у афинян”, ибо нигде, ни в одном из греческих городов-государств ораторское искусство не достигло такого высокого развития, как в Афинах. Здесь одно выступление человека, в суде ли, в народном ли собрании, могло не только влиять на умы и настроения огромной толпы - оно могло полностью изменить политику государства, на многие годы решить его судьбу. Поэтому афиняне со всей серьезностью относились к ораторскому искусству. В народном собрании и в совете, где надо было убедить присутствующих в правоте сказанного, выступавшие обычно произносили длинные речи. Здесь развивалось “совещательное” красноречие. Для выступления в суде, кроме искусства говорить долго, требовалось еще умение вести споры, ловко ставить вопросы и удачно отвечать на вопросы противника. В суде развивался совсем другой тип красноречия - “судебное”. Демократическое устройство Афин от каждого политического деятеля требовало большого ораторского искусства. Для выступления в народном собрании необходимы были выучка и хорошая подготовка. В связи с этим и появились профессионалы-ораторы и учителя красноречия - софисты и риторы. Все возраставший интерес к искусству речи привел к тому, что учителя красноречия далеко не бедствовали в Афинах, и кроме того, пользовались значительным весом и влиянием в обществе. Они же придумали еще один жанр ораторского искусства так называемое “эпидейктическое”, т.е. торжественное красноречие, имевшее целью только усладить или позабавить слушателя. Понятно, что расцвет ораторского искусства в Афинах был бы невозможен без достойного слушателя. И афиняне во второй половине V - IV вв. до н.э. были достойны своих лучших ораторов. На них, знакомых благодаря театру с лучшими образцами поэтической риторики, а через народное собрание - с лучшими образцами законодательной и судебной риторики, могла теперь воздействовать лишь особенно выдающаяся речь. Нигде больше такую речь не оценили бы так, как ее ценили в Афинах. Греки очень любили составлять всевозможные списки: эпических поэтов у них было два, трагиков - три, мудрецов - семь, а из большого числа аттических ораторов, широко известных в свое время, позднейшие греческие ученые признали наилучшими лишь десять. Только речи этой “декады” и сохранились до нашего времени. В так называемый “Канон десяти аттических ораторов” входят: Антифонт, Андокид, Лисий, Исократ, Исей, Ликург, Демосфен, Эсхин, Гиперид, Динарх. Старейшим оратором из вошедших в “Канон” был Антифонт, помимо практического красноречия занимавшийся также теоретическими вопросами ораторского искусства. Результатом его изысканий стал “Учебник общих мест” и сборник образцовых речей, предлагавшихся воображаемым ученикам Антифонта. Под именем Андокида до нас дошли четыре речи, представляющие больший интерес для политической истории Афин, чем для истории афинского красноречия. Следующий в списке - Лисий - принадлежит к числу самых выдающихся ораторов древней Греции, а его язык признан лучшим образцом аттического языка того времени. Главное достоинство речей Лисия, не проявлявшееся с такой силой ни у одного оратора ни до, ни после него, - этопея (обрисовка характера). Лисий считал, что каждая речь, написанная им для другого лица, должна не только содержать полное и точное изложение фактов, но и по характеру, форме, выбору слов речь должна строго соответствовать клиенту. Лисий оказал очень сильное влияние на последующих ораторов, ему подражали Исей, Гиперид и Динарх. Не менее важное место в создании аттического литературного языка принадлежит Исократу. Им же были выработаны довольно строгие законы ритмического построения речи. В целом Исократ гораздо больше внимания уделял эпидейктическому красноречию и разработке приемов ораторского искусства, на судебное совещательное красноречие он не оказал практически и никакого влияния. Ораторская деятельность Демосфена, пожалуй, самого знаменитого из всей “декады”, тесно связана с политической жизнью Афин, а неувядающую славу его составили речи против Филиппа Македонского, на которого он обрушился со всей силой своего могучего таланта, возглавив антимакедонскую группировку в Афинах. Речи Демосфена были суровы. “Афиняне будут иметь во мне советника, даже если не захотят, но не будут иметь льстеца, даже если захотят”, так говорил Демосфен, очень скоро приучивший афинян к своей манере ведения речей. Он одержал верх над своим главным противником - Эсхином, прекрасным оратором и сторонником Филиппа Македонского. Демосфен сумел убедить афинян, что даже если при Филиппе настанет мирная и спокойная жизнь, то эта жизнь будет куплена слишком дорогой ценой - ценой независимости и свободы Греции. Ни Демосфен, ни пошедшие за ним афиняне не могли заплатить такую цену. [Илл. – Демосфен. Стр. 282] Но в битве при Херонее победу одержал Филипп, а спустя еще несколько лет, при Александре, последнее сражение афинян с македонянами кончилась для афинян полным разгромом. Антимакедонски настроенное население Греции хватали и казнили. Демосфен скрывался в храме, когда к нему пришли солдаты Александра Македонского. Оратор попросил только дать ему время, чтобы написать завещание, и после этого обещал выйти. С задумчивым видом Демосфен поднес к губам грифель, в головке которого он держал смертельный яд. Через несколько минут солдаты нашли его мертвым. Спустя сорок два года после его смерти афиняне воздвигли бронзовую статую Демосфена с такой надписью: “Если бы мощь, Демосфен, ты имел такую, как разум, Власть бы в Элладе не смог взять македонский Арей”. Философия Подобно тому, как вся русская литература вышла из гоголевской «Шинели», вся европейская наука и философия началась в Милете, одной из самых известных греческих колоний в Малой Азии. Не секрет, что греки многому научились у египтян и вавилонян, но, в отличие от своих учителей, греки, во-первых, не были скованы жреческим сословием и их дерзкие научные теории никогда не застывали в безжизненных догмах. Во-вторых, пытливый ум эллинов обратился не к разрешению частных задач геометрии, астрономии, физики, но, опираясь на «подготовительную» работу египтян и вавилонян, отважился на смелые спекуляции, положив начало истинно дедуктивной науке, покоящейся на общих принципах. Родоначальником греческой философии, натурфилософии, считается Фалес Милетский. Предание рисует его то философом, всецело погруженным в свои исследования, который, заглядевшись на звездное небо, упал в колодец, то предприимчивым торговцем, умело воспользовавшимся своими метеорологическими познаниями и скупившим все масличные прессы, предвидя небывалый урожай маслин. Когда урожай настал и всем в округе понадобились маслодавильни, Фалес нажил на этом много денег, доказав, что «разбогатеть философу легко, но неинтересно». Фалес был и купцом, и политиком, и инженером, и астрономом, и математиком. Свои знания он накопил в долгих путешествиях по свету. Он научил египтян, как измерить высоту их чудесных пирамид, прийдя к простому заключению, что в тот час, когда тень человека равняется его реальному росту, и тень пирамиды должна быть не длиннее и не короче ее подлинной высоты. Фалес Милетский (624 — 546 гг. до н.э.) — древнегреческий математик, астроном, философ, один из “семи мудрецов”. От вавилонян Фалес узнал закон периодического возврата солнечных затмений, и к изумлению своих соотечественников 23 мая 585 г. до н.э. предсказал полное солнечное затмение. Милетским мореходам, которые тогда проникали на своих судах дальше, чем ктолибо из греков, он указал на Малую Медведицу, созвездие, точнее других определяющее север. Греки причисляли Фалеса из Милета к семи греческим мудрецам семи политикам и законодателям, пользовавшихся авторитетом во всем греческом мире. Вот как о них говорил неизвестный поэт: “Семь мудрецов называю ,их родину, имя, ученье. «Мера важнее всего!» - Клеобул говаривал Линдский; В Спарте - «Познай себя самого!» -проповедовал Хилон; «Сдерживай гнев», - увещал Периандр, уроженец Коринфа; «Лишку ни в чем», - поговорка была митиленца Питтака; «Жизни конец наблюдай», - повторялось Солоном Афинским; «Худших везде большинство»,-говорилось Биантом Приентским; «Ни за кого не ручайся», - Фалеса Милетского слово”. Учителю и ученику Предание гласит, что рыбаки с острова Кос однажды вытащили из моря золотой треножник и отнесли его Фалесу, так как оракул велел отдать его самому мудрому человеку в Греции. Фалес сказал: «Я не самый мудрый» - и отослал треножник Бианту в Приену. Биант переслал его Питтаку, Питтак - Клеобулу, Клеобул - Периандру, Периандр - Хилону, Хилон - Солону, а Солон - обратно Фалесу. Тогда Фалес отослал треножник в Дельфы с надписью: «Аполлону посвящает этот треножник Фалес, дважды признанный мудрейшим среди эллинов». Помимо житейской мудрости, прославившей семь греческих мудрецов, Фалес отличался подлинно научным складом ума, что заставляло его задумываться не только над вопросами, занимавшими семь мудрецов, вроде «что полезнее или вреднее всего?» или «какой дом лучший?», или «какой город лучший?». Фалеса интересовали натурфилософские проблемы возникновения всего живого: в действительности ли существует такое множество различных веществ, или все многообразие чувственного мира лишь кажущееся. Нельзя ли свести это бесконечное множество если не к единству, то хотя бы к небольшому, очень небольшому числу веществ? Не возник ли мир из таких немногих веществ, а не из хаоса и темного ничто, как учит мифология? Можно ли установить некий общий закон смены и превращений форм, благодаря которому возникает чувственное многообразие веществ? Мысль первого философа переходила от безграничного количества к ограниченной множественности, а от нее к единству, пока Фалес не пришел к заключению о том, что «в начале была вода», и из нее возникли уже остальные вещества, или элементы. Мало того, все вещества, возникнув из праматери-воды, вновь в эту первостихию и возвращаются. Путь, намеченный Фалесом, не мог, в конце концов, не привести к той мысли, что лишь основная форма вещества реальна и истинна, а все остальное только призрачные обманы чувств. Как только зародилось сомнение, что дерево или железо не что иное, как вода или воздух, то это пробужденное устремление к упрощению не могло уже остановиться, подобно однажды пущенному колесу, которое катится, пока однажды не наткнется на препятствие. Вслед за Фалесом свое учение о первостихии предложил Анаксимандр, заменив фалесову воду другим первовеществом, наполняющим все пространство. [Илл. – Анаксимандр. Античная мозаика. Стр. 91] Анаксимандр (ок. 611 — 546 гг. до н.э.) — древнегреческий натурфилософ. Эта бесконечная первостихия не была ни одной из известных нам стихий, так как все они, непрерывно переходящие одна в другую, казались Анаксимандру равноправными в том смысле, что ни одна из них не могла претендовать на имя создателя всех остальных. Его первостихия — апейрон, «бесконечная неопределенность» — только одна была неуничтожимой и невозникшей, у нее не было начала, значит, не было и конца, а все, что возникает (мог бы воскликнуть Анаксимандр вместе с Мефистофелем), достойно гибели. Третий из великих милетцев, Анаксимен, возвратился к пути, на котором стоял Фалес, но предложил считать первоэлементом не воду, а воздух. Подобно своим предшественникам, Анаксимен наделил свою первичную материю беспредельностью, непрестанным движением. Из нее возникли все остальные формы материи. Он первым - и в этом его вечная слава - объяснил истинную причину возникновения и изменения форм вещества: сгущение и разряжение, то есть различное расположение частиц вещества - вот что сообщает всем элементам их различия. Анаксимен (ок. 585 — 525 гг.до н.э.) — древнегреечский философ, представитель натурфилософской школы. Примерно в это же время в соседнем Милету Эфесе великий Гераклит, признавая, что все произошло из единого целого, выдвинул еще одну стихию, претендующую называться первопричиной всего. «Все на свете создалось из огня», — утверждал этот мудрец, потому что из всех стихий огонь самый изменчивый и самый быстродвижущийся. А что может быть лучшей основой для вечноизменяющегося мира, в котором ничто не вечно, кроме самих изменений? Все течет, все изменяется. Дважды нельзя войти в одну реку, потому что та вода, в которую мы ступили, уже давно утекла. Ни о чем нельзя сказать, что оно «есть», а только что оно «становится» чем-то. [Илл. – Гераклит. Стр. 241] Гераклит (Гераклит Темный, ок. 554 — 483 гг. до н.э.) — древнегреческий философ, один из самых загадочных философов эпохи. От его работ сохранилось крайне мало отрывков. Если у Анаксимена залогом непрерывных изменений было свойство воздуха разрежаться и сгущаться, то Гераклит считал причиной вечного движения и изменения в природе борьбу противоположностей. «Война - отец всего и царь всего». Гераклита трудно понять не только нам, знающим только разрозненные части его учения. Не понимали его и греки, прозвавшие Гераклита Темным. Впрочем, он и не стремился быть понятым, досадуя на жизнь среди переменчивых людей с их переменчивыми законами и нежеланием добраться до сути, до ритма, закона совершающихся перемен. Когда сограждане попросили его написать законы для родного города, Гераклит ответил: «Никакими законами вас не удержишь». Он отказался от наследственной власти, передав ее брату, сел под стеной храма Артемиды и играл с мальчишками в кости, считая, что это занятие ничем не отличается от политики. Итак, на востоке греческого мира натурфилософы, или физики, как позднее назовет их Аристотель за пристрастие первых философов к изучению явлений природы (physis - природа), предложили три элемента, из которых все возникло и в которые все вернется: вода, воздух и огонь. А на другом конце греческого мира, в Южной Италии, в Кротоне, совсем иначе наставлял своих учеников Пифагор. «Все на свете создалось из числа», - говорил он, обращая при этом внимание не на качество вещества, а на его пространственные формы. Согласно Пифагору, разница между веществами не в том, из чего они состоят, а в их внутреннем строении. Но ведь внутреннее строение есть не что иное, как размеры и соотношения частей, которые определяются числом и только числом. Следовательно, число - начало всего, числом можно выразить сущность любого предмета. Ароистотель (384 — 322 гг. до н.э.) — выдающийся древнегреческий философ и ученый. Пифагор (ок. 540 — 500 г. до н.э.) — древнегреческий философ и математик, основатель религиозно-философского учения пифагорейцев. Навело Пифагора на мысль «первостихийности» числа его великое открытие, установившее зависимость высоты тона от длины колеблющейся струны. Пифагор проводил опыты на своем монохорде, состоявшем из одной струны, натянутой на деку, которую благодаря передвижному бруску можно было делить на различные части и таким образом получать от одной и той же струны и высокие, и низкие звуки. Расстояния звуков - кварта, квинта, октава и т.д. - отныне были сопряжены с точными числовыми отношениями. Измерив вещественную причину звука и подчинив строгому закону то, что казалось неуловимым и непостижимым, Пифагор решил, что все на свете можно измерить и определить числом. До нас не дошло ни одной строчки, написанной Пифагором, да и вообще считается, что он, как позднее Сократ, ничего не записывал, а влиял на окружающих силой слова и примером. У Пифагора было много учеников. Учились они по пятнадцать лет: первые пять лет ученики молчали и сосредоточенно слушали; их так и называли «слушатели». Следующие пять лет они могли слушать речи Учителя, но не видеть его, и только последние пять лет ученики могли беседовать с Пифагором лицом к лицу. Пифагор давал своим ученикам довольно странные наставления о том, как надо жить, нарочно говоря настолько иносказательно, что многие из его «наставлений» так и остались загадками. Например: «Не наступай на обрезки волос и ногтей», «Обувай первой правую ногу, а мой - левую», «Не оставляй след горшка на золе». Однако некоторые разгадки сохранились. К примеру, «По торной дороге не ходи» означало: не следуй мнениям толпы. «Что упало, не поднимай» - перед смертью не цепляйся за жизнь. «Не разгребай огонь ножом» - не раздражай вспыльчивого человека. [Илл. – Пифагор. Стр. 519] Нет объяснения и самому знаменитому наказу Пифагора ученикам - не есть бобов. Точнее, объяснений много, но одни из них неубедительны, другие вряд ли кто-нибудь станет проверять. И вряд ли сами пифагорейцы, не евшие бобов якобы из-за того, что те более других подобны по своей природе человеческому организму, когданибудь «брали цветок боба, уже потемневший, клали его в глиняный сосуд, на девяносто дней закапывали в землю», а потом открыв, обнаруживали там «вместо боба человеческую голову». Из-за бобов Пифагор и погиб. Народ в Кротоне не любил Пифагора и его учеников. Люди не хотели терпеть в своем городе «секту» пифагорейцев и подняли против них мятеж. Пифагор, спасаясь от преследования, остановился перед полем, засеянным бобами, решив, что лучше погибнуть, чем топтать бобы. Здесь его и убили. Но, как утверждал сам Пифагор, душа его после смерти должна была переселиться в новое тело и начать новую жизнь - так же, как она жила, прежде чем переселиться в Пифагора, в Этолиде, сыне Гермеса, потом в троянце Евфробе, которого ранил Менелай, потом в милетце Гермотиме, и, наконец, в Пирре, рыбаке с острова Делос. Если вопрос о бессмертии души Пифагора достаточно спорный, то бессмертие его учений и его открытий никто не станет отрицать. Пифагорейство еще долго влияло на умы адептов кротонского мудреца, в числе которых оказался и самый, быть может, парадоксальный философ Древней Греции — Парменид, выходец из южноиталийской Элеи, находившийся недалеко от пифагорейских мест. Парменид (ок. 540 — 480 гг. до н.э.) — древнегреческий философ-пифагореец. Мудрый элеец нашел достойный выход из противоречий, порожденных натурфилософами. В добавление к окружающему нас миру, в котором все течет и изменяется, в котором все хаотично и беспорядочно, в котором все должно родиться и умереть, Парменид придумал другой мир, мир мысли, где все неизменно и вечно. И именно этот последний, «придуманный» мир и был для Парменида и его учеников настоящим, а мир человеческих ощущений, весь окружающий мир — фикция. Мир мысли, или мировое существо Парменида не подвержено разнообразным видоизменениям, как первоэлементы Фалеса, Анаксимена, Гераклита, - и вчера, и сегодня оно является не только тем, чем было от века, но и тем, как было и будет в вечности. Мировое существо Парменида не только неизменно и вечно, оно едино. Ему не нужна упорядоченность, в нем нет частей, оно однородно во времени и пространстве. Оно не меняется, его не становится ни больше, ни меньше, к нему нельзя ничего ни прибавить, ни отнять. Поскольку в идеальном мире царит Единство, неизменное и вечное, то в мире человеческих ощущений ему противостоит все, что бесконечно движется и меняется. Вот на движение и вечность и обрушили все силу своих убеждений ученики Парменида, в том числе самый известный из них, Зенон. Вслед за своим учителем он повторял, что бесконечности, самого беспорядочного, что есть в мире людей, не существует. Если допустить, что бесконечность существует, получаются всякие нелепости. Зенон превратил такой ход мыслей в метод: он доводил до абсурда положения противников Парменида. [Илл. – Зенон Элейский. Стр. 314] Зенон (ок. 490 — ок. 430 гг. до н.э.) — греческий философ и логик. К примеру, говорил Зенон, если бесконечность существует, то Ахилл никогда не сможет догнать черепаху, при том условии, что она находится шагов на сто впереди него. Пока Ахилл пробежит эти сто шагов, черепаха уползет вперед еще на один шаг. Ахилл легко пробежит и этот шаг, но черепаха за это время уйдет еще на сотую часть шага. Ахилл одолеет и сотую часть шага, черепаха продвинется на сотую сотой. Разрыв между ними не исчезнет никогда, хотя будет все микроскопичнее. «Нелепость», - говорил Зенон, а все из-за того, что отрезки пути Ахилла и черепахи делились до бесконечности. А если нет бесконечного деления, то и вообще никакого деления нет, а есть только неделимое Единство. ================================================= Учителю и ученику Среди знаменитых апорий Зенона – прежде всего «Ахиллес и черепаха». Суть этой логической задачи в следующем: Ахиллес, бегущий в десяить раз быстрее черепахи, никогда не догонит ее, если оба будут двигаться с неизменной скоростью – расстояние между Ахиллоом и черепахой будет постоянно сокращаться, доходя до ничтожно малых величин, но никогда не будет равно нулю. Ахиллес пробегает метр – черепаха за это время проползает десять сантиметров. Ахиллес пробежит эти десять сантиметров – но черепаха успеет уползти на сантиметр, и так далее. Вариант «Ахиллеса и черепахи» – апория про лягушку, которая никогда не допрыгает до конца дорожки, если каждый ее прыжок будет вдвое короче предыдущего. ================================================= Нетрудно заметить, что учение Парменида противостоит в первую очередь учению Гераклита, сокрушавшегося о бесконечной изменчивости мира. Примирить их вызвался сицилиец Эмпедокл. В мире смешаны четыре стихии: земля, воздух, вода и огонь, - учил Эмпедокл. Властвуют над этими стихиями две силы - Любовь и Вражда. Они сменяют друг друга, и когда наступает пора Любви, четыре стихии сливаются в Парменидово Единство. Когда приходит время вражды, начинается гераклитовская война четырех стихий. А потом все повторяется. Эмпедокл сравнивал такое мироустройство с состоянием гражданского мира и гражданской войны в государстве. Ему вторил его современник Алкмеон, построивший на теории четырех стихий учение о строении человеческого тела. Если между стихиями, или «соками» в организме человека «равнозаконие», - человек здоров, когда равновесие стихий нарушается, человек заболевает. Эмпедокл (ок. 495 — 435 гг. до н.э.) — древнегреческий философ и политический деятель. Алкмеон (конец VI в. до н.э.)— древнегреческий натурфилософ и врач. От соотношения и смешения четырех соков зависит и характер, или темперамент (от лат. temperamentum - правильное соотношение, соразмерность частей) человека. В человеке четыре жизненных сока: кровь, слизь, желтая и черная желчь. Основных темперамента тоже четыре: бодрый - сангвинник (то есть «кровник»), вялый - флегматик (то есть «слизевик»), вспыльчивый - холерик, он же «желчевик», и мрачный - меланхолик, или «черножелчевик». Четырьмя соками Алкмеона пользуется современная психология, четыре стихии Эмпедокла не что иное, как наши четыре состояния вещества: твердое, жидкое, газообразное и плазма, а современная химия оперирует атомами, открытием еще одного величайшего греческого философа Демокрита. Демокрит (460 — 371 гг. до н.э.) — выдающийся древнегреческий философ, автор первой теории атома. Демокрит заменил отсутствие бесконечного деления Парменида наличием конечного деления, деления до таких частиц, которые разделить уже невозможно. Частицы свои Демокрит и назвал «неделимые», или по-гречески - «атомы». Человек их не может видеть, но они носятся в мире, как пылинки; постепенно крупные присоединяются к крупным, мелкие к мелким, круглые к круглым. Так образуются четыре стихии, а из них отдельные вещи. [Илл. – Демокрит. Стр. 281] После Демокрита материальный мир перестал быть непрерывным. Он состоял отныне из мельчайших частиц - вещества, отделенных друг от друга пустыми промежутками. От условий расположения и от характера движения мельчайших частиц тела зависят его физические свойства. Теперь уже не нужно бесчисленных качественных различий предметов внешнего мира. Для объяснения всего немыслимого многообразия достаточно лишь отличия основных элементов по величине и форме. Афинские философы После греко-персидских войн в греческой философии все коренным образом изменилось. Людей все более занимал вопрос не о том, как устроен мир, а о том, почему он так устроен. Место физики, науки о природе, стала занимать этика - наука о человеке. В то самое время в Афинах и появляется забавный человек с лысым черепом, толстыми губами, курносый и крутолобый - знаменитый философ и чудак Сократ, считавший, что истинный “любомудр” должен рассуждать не о мироздании, а о человеческих поступках. Настоящий философ должен разобраться в том, что хорошо и что плохо, и не только мудро судить об этом, но и стремиться “делать хорошо и не делать плохо”. Недаром любимым изречением Сократа была надпись на дельфийском храме “Познай самого себя”. Сократ (470 — 399 гг. до н.э.) — знаменитый афинский мудрец. Философия Сократа знаменовала новый этап развития классической философии. Жил Сократ бедно, ел что придется, бродил по рынку, радуясь, что “есть столько вещей, без которых можно обойтись”, слушал свой “внутренний голос”, и других наставлял прислушиваться к демонию божеству, живущему в каждом человеке. Сократ считал, что никто не делает ошибок добровольно. Всякий моральный проступок основан на незнании или на ошибке разума, интеллекта. Если человек знает, что такое справедливость, он и жить будет по справедливости. Признавать что-либо правильным и не следовать этому знанию и, наоборот, считать что-то неправильным и все-таки поступать именно так, согласно Сократу просто невозможно. [Илл. – Бюст Сократа. Мрамор. Стр. 602] Все поведение, учил афинский мудрец, определяется интеллектом. Говоря словами Аристотеля, для Сократа неразумной части души не существовало вовсе. Неясность мышления и спутанность понятий - только они являются причиной разлада между заповедями и поступками. Сократ знал, что все люди без исключения хотят хорошего. В этом они схожи друг с другом; различие между людьми состоит лишь в возможностях осуществить эту цель. И тут средства будут разными, в зависимости от степени интеллектуального развития. Моральная ошибка, таким образом, всегда результат заблуждения, но ни в коем случае не злой воли. Для Сократа совершенно несомненна тесная связь между моральным совершенством и счастьем, с одной стороны, и моральным несовершенством и несчастьем с другой. Сократ никогда ничего не записывал. Он только размышлял и вел беседы со своими друзьями или учениками. Во всех речах Сократа устанавливаются общие понятия, но начинал он неизменно с частного, простого и тривиального, осторожно и осмотрительно переходя к общему. Для Сократа не существовало ни одного положения настолько понятного само по себе и настолько общезначимого, чтобы не стоило испытать его на прочность, подвергнув скрупулезнейшему анализу. [Илл. – Сократ и Аспасия. Стр. 602] Сократу было семьдесят лет, когда тучи, давно сгущавшиеся над его головой, разразились грозой. Седой невозмутимый мудрец, сеявший своими речами смуту в душах молодых людей, давно вызывал глубокую неприязнь и завистливое недоверие афинян. В 339 г. до н.э. Сократ предстал перед судом по обвинению в том, что он портит нравы юношества и вместо общепризнанных богов поклоняется каким-то своим, новым богам. Афинский народный суд вынес Сократу смертный приговор, но привели его в исполнение не сразу: был праздничный месяц, и все казни откладывались. Друзья предлагали Сократу бежать из тюрьмы, он отказался, сказав, что все равно нет на свете такого места, где не умирают. В Афинах казнили ядом. Сократ выпил до дна поданную ему чашу, а когда друзья заплакали, он сказал им: “Тише, тише: умирать надо по-хорошему!” Ученики нашли в философии Сократа каждый что-то свое и наглядно показали, насколько разное действие оказывала личность Сократа и его учение на близких ему людей. Последователи Сократа, или сократики, разделили систематическую и единую философию учителя на три разных направления. Гедоники, или представители киренской школы, черпали из его бесед идею о стремлении к счастью. Мегарики, преувеличивая высокую оценку познавательной потребности, которая у Сократа выражалась в тождестве добродетели и знания, превратили его философию в чистую диалектику. И, наконец, киники (“собачьи” философы, как называли их греки) приняли сократовское понятие добродетели в слишком строгом виде, не смягчая его жизнерадостным настроением великого учителя. Пожалуй, наиболее известным представителем киников был Диоген, тот самый, что жил в бочке и среди бела дня ходил по улицам с зажженным фонарем в поисках человека. Диоген странствовал по всей Греции в плаще, надетом на голое тело, с сумой и толстой палкой. Ел на площади, на виду у всех, решив, что “если можно голодать на площади, то почему нельзя и есть на площади”. Кормился Диоген, наследник знатного рода, подаянием. Диоген (ок. 412 — 323 гг. до н.э.) — известнейший философ кинической школы. Однако наибольшее влияние Сократ оказал на жизнь и мировоззрение величайшего из сократиков, Платона, происходившего из знатнейшего афинского рода. Так же как Сократ, Платон источником всякого знания считал самопознание. Но единственно достойным объектом изучения Платону виделось только понятие. Чувственный мир есть призрачный мир - об этом знали еще элеаты и Гераклит, и лишь понятие, добытое мышлением, обладает постоянством, которое избавляет этот мир от изменчивости и призрачности. Платон (427 — 347 гг. древнегреческий философ-идеалист. до н.э.) — выдающийся Значит, утверждал Платон, стоит только от чувственного восприятия подняться до скрывающегося за ним понятия, чтобы нашему взору открылся истинный, постоянный, вечный и неизменный мир. Нужно просто представлять, что для любого из окружающих нас предметов где-то есть некий идеал, по образцу которого, с огрехами и помарками, сотворен весь мир, предстающий нашему взору. [Илл. – Платон. С античного мраморного бюста. Стр. 523] Для людей этот “заоблачный”, сверхчувственный мир является лишь тенью, отражением, которое они видят в реальном мире. Платон в одном из своих сочинений иллюстрировал эту мысль следующим примером. Человек, словно скованный цепями, сидит в глубокой пещере лицом к стене, на которую падает луч, проникающий из внешнего мира. Когда в свет этого луча попадает любой предмет, человек в пещере видит лишь его тень на стене. И если этого пещерного человека вывести на белый свет, он не поверит, что это тот самый мир, слабое отражение которого он видел на стене. Но откуда человек может знать о существовании этого сверхчувственного, единственно подлинного мира? Об этом позаботилась его душа, прежде обитавшая в этом самом мире идей, а потом, вселившись в человека, забывшая о многом. Но если немного поднапрячься, можно “вспомнить” о том мире, тем более, что любой предмет окружающего мира напомнит чуткой душе о существовании истинной сущности этого предмета, о его идеальном образе. Со времен Платона введенный им термин “эйдос” (по-гречески “образ, вид”) стал общефилософским понятием. При рождении родители дали Платону имя Аристокл. В юности его прозвали Платоном за ширину плеч (platys по-гречески значит “широкий”), а потом — за широту ума. Недалеко от Афин, в священной роще Академ Платон основал свою школу, Академию, на дверях которой повесил надпись “Не знающий геометрии да не войдет!” Лучшим учеником платоновской Академии был Аристотель. Говорят, что как-то раз Платон читал лекцию о бессмертии души. Лекция была очень трудной. Когда Платон закончил, из всего множества учеников перед ним остался сидеть один Аристотель. Но Аристотель был не только лучшим, но и самым “непослушным” учеником. Чем больше слушал он своего учителя, тем меньше соглашался с ним. Аристотель был таким же платоником, каким сократиком был сам Платон - самым выдающимся и самым независимым из учеников. И если по Платону нужно знать эйдос стола, чтобы оценить, насколько несовершенен всякий отдельно взятый стол, то по Аристотелю, нужно увидеть много сотен столов, чтобы понять, что их объединяет, и представить для себя некую идею стола, которая будет гораздо более общей, чем любой отдельно взятый стол. Точно так же, как, согласно Платону, не существует материи без формирующей ее идеи, согласно Аристотелю, не может существовать идеи (которую, впрочем, Аристотель заменил более общим термином “форма”) без принадлежащей этой идее материи. Только вместе они образуют истинное бытие вещи, но не всеобщее, а единичное - предмет, состоящий из материи и формы. Их отношение друг к другу Аристотель сравнивает с отношением мрамора к форме статуи, которую скульптор из этого мрамора сделает. То есть материя - это некий всеобщий субстрат, из которого может возникнуть все возможное, но который сам по себе не может быть предметом нашего познания. А форма, наоборот, реализуется в вещном (реальном) мире различными способами. [Илл. – Аристотель. Стр. 122 верхн.] Аристотель требованиям в своей опыта следовательно, его философии и реальным реалистическая пытается удовлетворить жизненным отношениям, система противопоставляется платоновскому идеализму. Так же как различаются школы обоих философов: платоновская последователей Академия Аристотеля. Их и назвали перипатическая школа “прогуливающимися” философами - “перипатетиками”, из-за того, что Аристотель не сидел со своими учениками в аудитории, а, излагая им свое учение, прохаживался по Ликею, еще одной роще в окрестностях Афин. ================================================= Учителю и ученику Во времена Аристотеля Ликеем назывался пригород Афин, где располагалась священная роща ии храм Аполлона. После того, как в гимнасии близ храма открыл свою школу Аристотель, гимнасий также стали называть Ликеем. Латинская форма этого названия — “Лицей” с течением времени стала обозначать некоторые учебные заведения с обширной программой культурной подготовки. ================================================= Греческая философия, зародившаяся на периферии греческого мира - в малоазийском Милете и южноиталийских колониях, во времена Сократа, Платона и Аристотеля сосредоточилась в Афинах, а после них вновь распространяется по всему тогдашнему культурному миру. В Афинах, на площади, в портике, расписанном сценами из “Марафонской битвы”, в так называемой “Расписной Стое” (“стоя” погречески значит “портик”) Зенон с Кипра проповедует философию “жизни, сообразной природе”. И состоит такая жизнь не в пользовании благами и наслаждениями, не в потворстве своим желаниям, а в отсутствии потребностей и господстве разума и рассудительности. Только эти последние могут дать свободу от внешней необходимости и от изменчивости судьбы, только разум и рассудительность образуют истинное счастье человека. “Желающего идти судьба ведет, не желающего - влачит”, поэтому, что бы ни случилось в твоей жизни, главное - отнестись к этому разумно (собственно, единственное, что человек может в этой жизни). В это же время множество учеников собирает в своем афинском саду Эпикур, больной человек с худым изможденным лицом, которого всю жизнь преследовали тяжелейшие боли от камней в почках. Так же, как сократики и гедонисты, Эпикур проповедовал стремление к счастью и наслаждению. Но он внес в философию гедонистов существенное дополнение: истинное наслаждение - это отсутствие боли. Боли как физической, так и моральной; а чтобы тебя не смогли больно ранить, “живи незаметно!” Главное, чем должен дорожить человек, - покой, и если апатичные стоики находили покой в презрительном отношении ко всем внешним ценностям, то для выдержанных эпикурейцев покой состоял в умеренном и потому продолжительном пользовании этими ценностями. [Илл. – Эпикур. Стр. 750] Эпикур (342/341 — 271/270 гг. до н.э.) — древнегреческий натурфилософ и этик. И для стоиков, и для эпикурейцев главными вопросами философии были вопросы этики, но в это же время развивается и другое направление, занимающееся, в отличие от первых двух, исключительно вопросами познания. Направление это учит отречению от знания вообще, полагая и чувственный опыт, и мышление в понятиях ложными источниками знания. Именно поэтому их назвали скептиками (“скепсис” по-гречески значит “сомнение”). Скептики оспаривали достоверность знания, чтобы поставить вне сомнения веру. Это значит, что и у “скептицизма” есть своя этика, приносящая разум в жертву вере. Греческая религия Говорят, царь Гиерон Сиракузский однажды спросил поэта Симонида: «Каковы боги на самом деле?». Симонид попросил на размышление день, потом еще два, потом еще четыре. Удивленному замешательством поэта Гиерону Симонид сказал: «Чем больше я думаю, тем труднее мне ответить». Греки действительно не знали, каковы их боги на самом деле, и нисколько этим не смущались. У них не было ни основателей религии, ни могущественного духовенства, ни канонических книг, да и самого понятия «канона» не было и не могло быть у эллинов, ревностно оберегавших свою свободу во всем. Отцы христианской церкви совершенно справедливо называли эллинизм «отцом всех ересей». Слово ересь (heiresis) означает «выбор», а право выбора греки считали главным признаком умственной и духовной свободы. Можно было верить, что божество - это нематериальное, чисто духовное существо. Можно было верить, что божество соткано из некоей нетленной материи, что ему нужно питаться нектаром и амбросией. Можно было верить, что Гера ревнива и сварлива, а Афродита кокетлива. Греческие жрецы никогда не следили за тем, правильно ли люди думают о богах, но лишь за тем, правильно ли люди этим богам поклоняются. [Илл. – Статуя Геры. Самос. VI в. до н.э. Стр.575] В Греции не существовало самостоятельного жреческого сословия. Жрецы были государственными служащими, которых избирали на всенародном собрании и которые обязаны были заботиться о том, чтобы государство не обидело своих богов и боги бы от него не отвернулись. Для этого каждый гражданин должен был соблюдать обряды, участвовать в жертвоприношениях, справлять культы, но при этом никого не интересовало, верит ли этот гражданин в бога, которому приносит жертвы, или не верит, и если не верит в этого бога, то во что тогда он верит. Вообще, как утверждает знаменитый исследователь древнегреческой религии Ф.Ф.Зелинский, у греков была не одна, а три религии, обязательность которых для граждан Эллады была неодинакова. Первой была религия поэтическая, или мифология, которая утверждала, но вовсе не обязывала никого верить в то, что Зевс был неуемным волокитой, то и дело сбегавшим от своей небесной супруги к земным женщинам то в виде лебедя, то в виде дождя, то в виде быка. Вторая религия - философская, и она тоже не едина: у Эпикура был свой бог, у стоиков свой, у Академии свой; она также никого не принуждала верить в то, что Зевс - это мировой закон, не имеющий ни вида, ни облика. Наконец, третья - единственная обязательная для гражданина как такового - гражданская религия. Но и она обязывала только к участию в культах. Никаких догматов не существовало и здесь. Каждый, пользуясь своим правом выбора, или ересью, волен был верить в то, во что он склонен верить, или не верить ни во что. А всякого, кто стал бы проповедовать вечные мучения «иноверцам» на том свете, греки бы просто громко осмеяли. [Илл. – Посейдон. Бронзовая статуя. V в. до н.э. Стр. 138 нижн.] Особого внимания заслуживает первая из перечисленных религий - мифология, так как именно она стала основой религиозных представлений греков. Согласно этим представлениям, изложенным Гесиодом в “Теогонии”, жизнь начиналась с чего-то неопределенного, смутного, непонятного и потому страшного. В мире царил Хаос (chasco - зевать, широко раскрывать пасть). Из его бездонной разверстой пасти появились бесформенные Никта, Эреб и Эрос. Только после этого возникла Гея-Земля и родила над собой небесный свод — Урана. От Земли и Неба родились шесть сыновей и шесть дочерей – титаниды и титаны, младшим из которых был Кронос. Потом Земля и Небо породили киклопов (“круглоглазых” — kyklos значит “круг”, “ops” — “глаз”) и гекатонхейров — сторуких чудовищ о пятидесяти головах. Хаос — бесформенное изначальное состояние мира. Никта — ночь. Эреб — подземная тьма. Эрос — первобытная сила, способствовавшая упорядочению изначального мира. Гея — изначальное божество земли Уран — божество неба, предок греческих богов. Уран возненавидел свое потомство и стал низвергать безобразных чудовищ обратно в Землю. Отяжелевшая от непосильной ноши Земля пожаловалась детям. Тогда младший из них, Кронос, убил Урана. Из его крови, пролитой в море и смешавшейся с пеной, появились на свет гиганты и “пенорожденная” Афродита. На земле наступило царство Кроноса. Кронос женился на свой сестре Рее, но жизнь его омрачало предсказание о том, что он погибнет от руки одного из своих сыновей. Чтобы избегнуть этой участи, Кронос пожирал всех своих детей, а когда родился последний из них, Зевс, Рея подсунула мужу вместо младенца камень, укрыв самого Зевса на Крите. Зевс вырос и, наученный своей бабкой Геей, приготовил для Кроноса зелье, выпив которое, титан исторгнул сначала камень, а потом и всех детей: Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона. Рея — жена Кроноса, мать олимпийских богов. Гестия — греческая богиня огня и домашнего очага. Деметра — богиня земледелия и плодородия. Аид — повелитель подземного мира. Молодые боги поселились на Олимпе - самой высокой горе, вершины которой сходятся с небом. Зевс, решивший укрепить свое могущество силой разума, женился на Метиде (metis в переводе с греческого означает “мысль”). Однако для обладания всей мудростью Зевсу оказалось мало женитьбы. Тогда он отправил Метиду в свое чрево, а в положенный срок из священной головы многомудрого Зевса родилась Афина. [Илл. – Афина из Пирея. Бронза. Сер. IV в. до н.э. Стр. 516] Метида — богиня мудрости, дочь Океана и Тефиды. Афина — богиня мудрости и разума, покровительница Афин. Во второй раз Зевс женился на Фемиде. У них родились Оры — богини времен года, и три Мойры — богини судьбы. Фемида — богиня правосудия. Третьей женой Зевса стала Гера. Грозная хранительница брака и моногамной семьи, она строго следила за верностью мужчин и, в первую очередь, своего мужа. Весь гнев Гера обрушивала на незаконных жен Зевса. Она жестоко покарала Ио, дочь реки Инах. Обратив ее в корову и приставив к ней верного стража - тысячеглазого Аргуса, Гера наслала на Ио безумие - овода (греческие слова “овод” и “безумие” - одного корня). Гонимая безумием, Ио добралась до Египта. Здесь у нее родился сын Эпаф, одним из потомков которого был Геракл. Другой жертвой Геры стала Семела, дочь фиванского царя Кадма. По совету Геры, принявшей образ старой няньки, Семела стала просить Зевса, чтобы он предстал перед ней во всей своей красоте и могуществе. Зевс, уступив ее просьбам, начал метать громы и молнии. Семела погибла в пламени, а Зевс успел только выхватить из огня родившегося до срока Диониса. Зевс зашил его в собственное бедро, и через некоторое время Дионис был рожден во второй раз, теперь уже отцом. Молодым богам, воцарившимся на Олимпе, предстояли две большие битвы с безобразными порождениями Земли и Урана титанами и гигантами. По их окончании Зевс, Посейдон и Аид разделили между собой власть. Зевс стал верховным владыкой, ему принадлежало небо, Посейдону досталось море, а Аиду - подземное царство. Теперь, когда власти олимпийцев ничего не угрожало, они, как и подобает богам, повели роскошную, великолепную жизнь, не лишенную, однако, вполне земных страстей. Олимпийцы — младшее поколение греческих богов, главным из которых был Зевс. Все боги мечтали о любви пеннорожденной Афродиты, а она выбрала хромого Гефеста. Бог кузнечного и ремесленного дела с рассвета трудился в своей кузнице, а Афродита, пользуясь отсутствием мужа, тайно встречалась со златокудрым Аресом. Всевидящий Гелиос рассказал Гефесту о предательстве его жены и родного брата. Тогда Гефест выковал сеть, опутал ею ножки кровати и тонкой, невидимой паутиной спустил сверху. Арес и Афродита запутались в сетях. Гефест позвал всех посмотреть на это зрелище, и только богини из стыдливости остались дома. Арес — бог войны. Гелиос — бог Солнца. Кроме великих богов-олимпийцев, греки поклонялись героям. Героями в греческой мифологии были дети богов и смертных женщин, выполнявшие волю Олимпийцев на земле. Неувядающая слава и бессмертие подвига компенсировали героям их единственный, по сравнению с богами, недостаток: герои были смертны. О героях рассказывались примерно такие же истории, как в наши дни о призраках. К примеру, в Афинах боялись по ночам встретить героя Ореста, который мог поколотить запоздалого прохожего и порвать одежду. Культ героя был связан с его могилой, а могущество - с его останками. Поэтому люди иногда извлекали кости героев и переносили их в другое место. Считалось, что во время войны герои были надежными защитниками той местности, где покоились их останки. Героев было огромное количество, кроме силы воителей и защитников, им приписывались магические силы целителей. [Илл. – Геракл. С античной статуи. Стр. 112] Иногда разгневанные боги насылали проклятья на отдельных героев и их потомство. Мрачная история рода Атридов, давшая богатый материал греческим трагикам, началась с Тантала, который пировал с небожителями и украл пищу богов – нектар и амбросию. После этого Тантал пригласил богов к себе, а в качестве угощения предложил им своего сына Пелопса. Кроме Деметры, никто из богов не притронулся к пище. Пелопса воскресили, лопатку, съеденную Деметрой, заменили слоновой костью. Тантал был низвергнут в Аид, где он вечно испытывает голод и неутолимую жажду. Над его головой висят ветви деревьев с плодами, поднимающиеся, лишь только он протянет руку. Под ногами бежит ручей, уходящий в землю, едва Тантал нагнется к нему. Прогневать богов могло и просто непочтительное отношение к ним. Греки, дабы боги от них не отвернулись, должны были строго соблюдать установленные обряды и культы, возносить молитвы и совершать жертвоприношения. Греки произносили молитву громко, вслух, стоя. Если обращались к небожителям, протягивали вверх руки, если к богам подземного царства - ударяли рукой о землю. Греческая молитва состояла из трех частей - призыва, “санкции” и просьбы. В призыве молящийся нагромождал всевозможные эпитеты и титулы божества, не желая упустить ни одной из сторон его деятельности и полагая, что богу приятно слышать о своих силе и всемогуществе. В “санкции” молящийся ссылался на свои заслуги перед богом, на божий долг, на любовь бога к молящемуся, пытаясь этим склонить его к молитве. И, наконец, в последней части молитвы просить, конечно, можно было о чем угодно, в том числе и о каре, о возмездии. Но бог для эллина был благом и исходить от него могло лишь благо, значит, только о благе и следовало его просить. Может, потому, что греки не стеснялись своих просьб к божеству, они и произносили всю молитву громко. [Илл. – Артемида. Статуя из храма в Эфесе. Стр. 583] Другим средством богослужения у древних греков были жертвоприношения. Обычно они совершались не для того, чтобы задобрить божество, поэтому не имели материальной ценности. Бог считался сотрапезником людей, и в огонь – в дар богу – бросались лишь малоценные части животного. Все остальное предназначалось участникам жертвоприношения, которое зачастую становилось для бедноты единственным случаем полакомиться мясом. Помимо обычных молебственных жертвоприношений, существовали также жертвоприношения искупительные. В качестве искупительной жертвы выбирали “животное отпущения”, делали его носителем греха всего народа и посвящали разгневанным богам. При этом животное либо сжигалось полностью, либо выбрасывалось в море, либо зарывалось в землю. [Илл. – Фрагмент скульптурного декора храма в Делосе. Стр. 274] Этот старинный символический обряд вылился в искупительное человеческое жертвоприношение, оправдываемое мыслью, что лучше “одному человеку умереть за людей, нежели погибнуть всему народу”. Впрочем, в Греции этот страшный обычай никогда не находил одобрения. У Гомера Артемида не принимает от Агамемнона в жертву его дочь Ифигению, и сама в решающий момент заменяет ее ланью. Так и греки заменяли человека где куклой, где – жертвенным животным, наряженным как человек. Алтари, на которых совершались жертвоприношения, стояли перед храмами, а иногда и отдельно от них - на площади или перекрестке. Алтарь, считавшийся столом бога, представлял собой большую каменную глыбу, на которой разводили священный огонь. Рядом с алтарем стоял сосуд с водой, куда опускали головню из костра: в этой воде присутствующие омывали руки, очищаясь перед жертвоприношением. К алтарю во время жертвоприношения подводили животное, обрызгивали его водой, осыпали жареным ячменем и солью. Потом оглушали ударом дубины по голове и быстро закалывали. Жертву, посвященную подземным богам, зарывали в землю. Когда совершалось очистительное жертвоприношение, жрец зажигал огонь на алтаре, закалывал молочного поросенка, обрызгивал его кровью руки искупляемого, а потом омывал их священной водой и вытирал: кровь смыта кровью, и человек теперь свободен от совершенного им преступления. Очистительного поросенка не сжигали, чтобы не осквернять священного огня. Его закапывали в землю в отдаленном месте и возвращались оттуда, не оглядываясь. Нередко жертва предназначалась для гадания. Зарезав животное, гадатель смотрел, как его мясо будет гореть на алтаре. Особое внимание обращали на хвост: если хвост скручивался, это предвещало трудности, если конец его поднимался вверх – удачу, опускался вниз – неудачу. Существовали в Греции и другие гадания – по полету птиц, по их крику, по грому и молнии, по плеску воды и дыму ладана. В Додонском лесу, где находилось знаменитое на всю страну святилище Зевса, гадали по шелесту листьев огромного зевсова дуба. В ахейском городе Фарах на рыночной площади стояла статуя Гермеса, перед статуей курильница и копилка. Гадающий подходил к статуе, воскурял ладан, в копилку бросал монетку. Сказав статуе на ухо свой вопрос, гадающий отворачивался, затыкал уши и шел прочь. Дойдя до конца рынка, он открывал уши и первое, что слышал, считал ответом на свой вопрос. [Илл. – Статуя Зевса Олимпийского. Реконструкция. Стр. 585] В Греции было много оракулов, но вряд ли какой-нибудь мог сравниться со славой и авторитетом Дельфийского. Считалось, что храм Аполлона в Дельфах был построен на том самом месте, где некогда Аполлон убил дракона Пифона, сына Земли. В земле образовалась расселина, из которой шли дурманящие пары. Подышав ими, человек становился как безумный. Сюда и посадили прорицательницу, пифию, которая надышавшись опьяняющим паром, отвечала несвязными криками на вопросы. Жрецы перекладывали ее слова в благозвучные стихи и передавали спрашивающим. [Илл. – Храм Аполлона в Дельфах. Реконструкция. Стр. 88 ] Чаще всего ответы пифии были туманны и загадочны, и вопрошающие должны были сами домысливать и объяснять себе предсказания провидицы. Иногда авторитету Дельфийского оракула угрожала серьезная опасность, но обычно в Дельфах с блеском выходили даже из таких затруднительных положений, как печально известное пророчество Крезу. Царь Крез был правителем Лидии и самым богатым человеком на свете. Он решил воевать с Персией, но прежде хотел спросить совета у оракула. В нерешительности, кому из знаменитых оракулов мира можно было довериться, Крез направил людей в разные части света. Всем посланцам было велено отсчитать сотый день от своего отправления и спросить в этот день у оракулов: “Что сейчас делает Крез, царь Лидии?” Неизвестно, что ответили на этот вопрос другие оракулы, но пифия произнесла следующее: “В море я капли сочту и на бреге исчислю песчинки, Знаю, что мыслит немой, и слышу, что молвит безгласный; Чую вкус черепахи, что варится вместе с ягненком,Медь вверху, и медь внизу, а они посредине”. Посланцы не поняли ни слова, однако, старательно записав, передали предсказание Крезу. Креза оно привело в восторг. Из всех ответов этот один оказался правильным: в назначенный день Крез варил в медном котле мясо черепахи вместе с мясом ягненка, считая, что такого не угадает ни один оракул. Полностью доверившись Дельфийскому оракулу, лидийский царь послал в Дельфы несметные дары и передал свой вопрос: переходить ли ему через реку Галис, чтобы начать войну с Персией. Оракул ответил: “Крез, перейдя через Галис, великое царство разрушит”. Вдохновленный пророчеством, царь пошел на Персию войной. Война закончилась полным поражением Креза, а сам он чуть было не погиб. На его вопрос, почему Аполлон так жестоко обманул Креза, дельфийские жрецы ответили, что пророчество сбылось совершенно точно и, перейдя через Галис, Крез действительно разрушил великое царство - только не персидское, а свое собственное. [Илл. – Пифия на треножнике, с лавровой ветвью и чашей вина в руках во время прорицания. С рисунка на килике. Стр. 521] Так оракул Аполлона подтверждал свою правоту даже в самых сомнительных случаях. Впрочем, люди обращались к оракулу не только по поводу государственных дел, но и с любым сколько-нибудь важным для них вопросом. В Додоне при археологических раскопках было обнаружено несколько свинцовых табличек с вопросами к оракулу, среди которых немало таких: стоит ли покупать дом и землю в городе, нужно ли заняться овцеводством. Один человек желал знать, родит ли ему жена ребенка, а другой - от него ли дитя, которым беременна некая Анила. Большим влиянием пользовались в Греции не только провидцы, но и так называемые торговцы оракулами. Они за деньги распространяли в народе предсказания, анонимные или приписываемые какому-нибудь оракулу. Люди заучивали их наизусть и передавали из уст в уста. Еще одним способом заглянуть в будущее древние греки считали сновидения. Даже серьезные философы не оспаривали мнения о вещем значении знаменательных снов, объясняя их “вещность” тем, что душа спящего, не связанная путами тела, обретает свое божественное естество. И наша утешительная пословица: “страшен сон, да милостив Бог” тоже была известна древним грекам. Если человеку приснился страшный сон, он утром рассказывал его Солнцу, очищая себя солнечными лучами, и молился Аполлону, чтобы бог исполнил сон лишь настолько, насколько тот благоприятен, а враждебную направленность сна обратил бы на врагов. Свидетельством серьезного отношения греков к сновидениям является сохранившийся “сонник” Артемидора, обстоятельный и интересный толкователь самых различных сновидений. Важным элементом греческой религии были праздники в честь богов. В каждом городе они были свои, справлялись в разное время, но везде в Греции их было много. Жители города Тарента даже хвастались, что у них праздников больше, чем дней в году. Жители Афин довольствовались 50 праздниками, занимавшими в общей сложности около 100 дней в году. Главными из них были три: Панафинеи в честь Афины, Анфистерии и Дионисии в честь Диониса и Элевсинии в честь Деметры. [Илл. – Панафинеи. С рисунка на амфоре. VI в. до н.э. Стр. 484 верхн.] Панафинеи справлялись в июле, сразу после жатвы. Как и на остальных греческих праздниках, на Панафинеях зрителями считались боги, а все граждане были участниками шествий и состязаний. Шествие направлялось поблагодарить Афину за удачный год и накинуть на ее статую новое покрывало, которое избранные жребием афинские девушки ткали целый год. Состязания, включавшие бег, скачки, борьбу, прыжки, начинались с факельного бега: от алтаря Любви в пригородной роще бегуны эстафетой доставляли факел в храм Афины на Акрополе. Традиция возводила обряд факельного бега к титану Прометею, похитившему огонь у богов и подарившего его людям. [Илл. – Панафинеи. Рельеф с Парфенона. Стр. 484 нижн.] В феврале справлялись Анфистерии – праздник провода зимы, а в марте Дионисии – встреча весны. На этих праздниках шествия изображали прибытие Диониса в Афины из заморских стран. На праздниках в честь Диониса устраивались весьма необычные состязания. На Анфистериях состязались в выпивке: вскрывали молодое вино, раздавали участникам большие кружки. По сигналу трубы все начинали пить, и тот, кто допивал первым, получал в награду мех с вином. А состязания на Дионисиях положили начало театру: на круглой площадке вокруг Дионисова алтаря пять дней подряд соревновались хоры. В первый день состязались поэты, во второй – сочинители комедии, а в третий, четвертый и пятый – трагики. В сентябре справлялись Элевсинии. Это был таинственный праздник, на котором совершалось посвящение в Элевсинские таинства, или по-гречески – «мистерии». Элевсинские таинства были таинствами возрождающегося хлеба: как погруженное в борозду земли зерно не погибнет, а прорастет новым колосом, так воскреснет и душа погребенного в земле человека. Учение элевсинских жрецов нашло свое отражение в мифе о богине земли Деметре и ее дочери Персефоне. Подземный бог Аид похитил Персефону и унес ее с собой в подземное царство. После долгих скитаний в поисках дочери мать удалилась в город Элевсин, расположенный в Аттике недалеко от Афин, заперлась там в храме, и во всем мире земля перестала плодоносить. Тогда боги сжалились над Деметрой, и Персефоне было позволено одну часть года проводить с матерью на земле, другую – с мужем в подземном царстве. Персефона (Кора) — богиня мертвых и плодородия, царица подземного царства. В царстве Аида Персефона познала тайны подземного мира и открыла их матери. Мать и дочь знают, как можно обеспечить себе “лучшую участь” на том свете. Из любви к людям они раскрыли часть своего знания, но только тем, кто посвящен в тайное учение жрецов Деметры и Коры. На Элевсиниях и совершалось это посвящение. В Элевсин стекались толпы народа со всей Эллады – мужчины и женщины, богатые и бедные, свободные и рабы. Из Афин шла процессия и несла закрытый короб, в котором хранились священные предметы (какие именно – неизвестно, элевсинские мистерии сохранили свои тайны даже после гибели языческого мира). В ходе праздненств совершались жертвоприношения, устраивались ночные хороводы и пляски, посвященные постились, а потом пили “кикеон” – питье Деметры из вина с тертым сыром, крупой и кореньями. После этого входили в храм, где перед ними раскрывали заветный короб, показывали и объясняли священные мистерии, затем каждый новопосвященный должен был произнести слова: “Я постился, я пил кикеон, я взял из короба, я сделал то, что сделал, я положил обратно в короб”. С этого момента человек считался посвященным. [Илл. – Похищение Персефоны. Фреска из Пантикапея (Керчь) Стр. 188] Обряды элевсинских мистерий тщательно сохранялись и передавались из поколения в поколение от самой седой древности. Особого элевсинского религиозного учения не было. Были лишь некоторые незамысловатые представления о жизни и смерти, символически выраженные в образе нового колоска, прорастающего из старого зерна. На основе этого древнего аграрного культа выросла надежда на бессмертие и вера в вечную жизнь – но не отдельного человека, а вырастающих одно из другого поколений. Вообще таинств, или мистерий, в Греции было много, но главным после Элевсинских таинств Деметры были орфические таинства Диониса. Культ бога плодородия и виноделия, культ буйных сил и бурных страстей был несовместим со всегдашним исконно греческим чувством меры и предела. Этот культ проник в Грецию из соседней Фракии. Характерной чертой новых таинств было исступление (ekstasis), в которое участников мистерии приводила оглушительная музыка тимпанов, кимвалов, флейт, и головокружительная “оргаистическая” пляска. [Илл. – Дионис на пантере. Мозаика IV в. до н.э. Стр. 493] Чарам дионисова исступления больше всего были подвержены женщины. Поэтому вакханки (другое имя бога Диониса - Вакх, полатыни Бахус) составляли главную свиту бога. В своих “небридах” (ланьих шкурах), перепоясанных живыми змеями, с венками из плюща поверх распущенных волос – они до сих пор остаются символами прекрасной дикости и необузданности, дремлющих в душе человека. Впрочем, довольно быстро после своего возникновения дионисизм в Греции, усмиренный светлой религией Аполлона, был заключен в благочестивые рамки гражданского культа. Праздники Диониса были приурочены к рабочему календарю виноградаря: кроме уже упомянутых Анфистерий и Великих Дионисий, были еще Сельские, или Малые Дионисии (в декабре), Линеи (в январе) и Осхофории праздники, связанные с различными стадиями брожения молодого вина. ________________________________________________________ _ Накануне экзамена Искусство Древней Греции Крито-микенский период Если сравнить текст микенских глиняных табличек с содержанием поэм Гомера, станет понятно, сколь глубокая пропасть отделяет микенский мир эпохи расцвета (XIY-XIII вв. до н.э.) от гомеровской Греции YIII в. до н.э., пропасть, в которую в течение нескольких веков обрушивались роскошные дворцы, в которой исчезла великая цивилизация. По остроумному замечанию чешского ученого А. Бартонека: «Гомер имел довольно хорошее представление о том, что за несколько веков до него на территории материковой Греции существовала цивилизация, с которой не могла равняться его собственная эпоха, однако подлинного могущества микенских властителей и великолепие их дворцов он доже не мог вообразить». [Илл. – Кносский дворец. Часть западного фасада центрального двора. Реконструкция. Стр. 378] Самым грандиозным и величественным из этих дворцов по праву считается Кносский дворец на Крите. Сложный и запутанный план этого сооружения наводит на мысль о лабиринте. Строители дворца с явным пренебрежением относились к симметрии, единообразию стиля и жесткой нивелировке почвы: помещения дворца, расположенные на разных уровнях, соединялись широкими лестницами; чередование открытых дворов и затемненных переходов, живая игра тени и света, длинные коридоры, ведущие в узкие кладовые, просторность тронных залов и неожиданные повороты маршрутов - все это воплощало определенную архитектурную эстетику, отличавшуюся свободной живописностью. Самой замечательной деталью Кносского дворца, его «визитной карточкой» запечатленной на Львиных воротах в Микенах, считается расширяющаяся к верху колонна, капитель которой повторяет по очертаниям основание традиционной колонны. Такая необычная конструкция производит впечатление прочной опоры, весьма необходимой в таком поистине воздушном сооружении, каким был дворец кносских правителей. [Илл. – Львиные ворота. Микены. 14 в. до н.э. Стр. 444] [Илл. – Большая врезка со стр. 376 – 377. Кносский дворец. Внешний вид. Внутреннее убранство. Настенные росписи и скульптуры из раскопок во дворце.] В развалинах дворца и в других местах на Крите были найдены сосуды редкой красоты с тонким изысканным рисунком, изображениями растений и животных. Стиль, в котором выполнены эти сосуды, традиционно называют “камарес” - по названию современной деревни, вблизи которой впервые были обнаружены подобного рода изделия из камня и драгоценных металлов, оружие, печати и другие прекрасные изделия критских ремесленников - свидетельства мастерства многих и многих, приписанных легендами одному Дедалу. Кроме того, в раскопках было обнаружено множество высоких глиняных сосудов до метра высотой, служивших для хранения масла и зерна. [Илл. – Большая врезка стр. 396 – 397. Скульптуры с Кносса. Фресковая живопись из Кносского дворца. Сосуды стиля “камарес”.] Замечательным памятником критского искусства является живопись на стенах - фрески, неплохо сохранившиеся во многих залах дворцов. Сюжеты фресок самые разнообразные: сцены охоты и мирной жизни, религиозные шествия, игры с быком; различные изображения животных: удоды, куропатки, львы, зайцы, кошка, охотящаяся за птицами, рыбы, плавающие в море. Особым изяществом отличаются фрески, изображающие знаменитых «придворных дам в голубом» - их пышные туалеты, грациозные позы, необычные прически переданы в очень изысканной манере. Не менее интересна фреска в тронном зале: на ней представлены два бескрылых грифона, белые полосы вверху и внизу фрески, должно быть, символизируют скалистый пейзаж, дополненный стеблями папируса, увенчанными цветами. Дворцовые комнаты были самого различного предназначения: одни использовались как жилые помещения, другие предназначались для парадных приемов, третьи отводились под кладовые. В этом необычном здании были обнаружены ванные комнаты и водопровод. Между тем, даже много позднее, в V в. до н.э. - в период наивысшего рассвета греческой культуры - греки не знали ни канализации, ни ванн, и водопровод был лишь в немногих городах. К памятникам того же времени относятся микенский акрополь и невдалеке от него - шахтовые гробницы, названные так из-за того, что добраться до них можно было, лишь прорыв колодцы-шахты. Первое, что бросается в глаза при сравнении Микен с архитектурой Крита, это оборонительные сооружения: древние Микены были обнесены стеной, сложенной из неотесанных камней огромных размеров; такую кладку стен принято называть «циклопической». В ширину сохранившиеся стены достигают 6 метров. [Илл. – Галерея в крепостной стене Тиринфа. XIV – XIII вв. до н.э. Стр. 631] Центром микенского дворца было большое помещение — мегарон — с четырьмя колоннами, сужающимися кверху и с очагом посередине зала. Мегарон и очаг были неизменным элементом и других дворцов - в Тиринфе и на Пилосе; это позволило многим современным ученым предположить, что строители и обитатели этих дворцов пришли в Грецию с севера. Стены дворца покрыты штукатуркой, с сохранившимися кое-где фресками. Под мощеным полом двора обнаружены приспособления для отвода воды, а неподалеку от дворца остатки подземного водопровода. Мегарон — один из древнейших типов жилого помещения, восходящий к эгейской культуре. Тиринф, Пилос — древнегреческие города к югу от Микен. Микенский акрополь находился в очень живописном месте - на возвышенности, окруженной просторными равнинами, холмами с оливковыми рощами. Попасть на акрополь можно было через знаменитые Львиные ворота: широкий пролет ворот венчает треугольный рельеф с изображением двух львиц, поставивших передние лапы на пьедестал колонны, точно такой, как в Кносском дворце - этом древнейшем образце греческой скульптуры. Недалеко от ворот археологами были обнаружены гробницы ахейских вождей с огромным количеством драгоценностей, серебряных и золотых кубков, диадемы, кинжалы, маски, золотые бляшки, украшавшие одежду. Интересной находкой являются маски, сделанные с лиц умерших вождей: это, конечно, еще не портреты, и все же они передают некоторые индивидуальные черты, а кроме того, говорят о том, каким почетом и уважением были окружены ахейские вожди. Ахейцы — у Гомера этим словом обозначаются вообще все греки, независимо от их происхождения. Археологические находки материковой Греции и Крита обладают очень большим стилистическим сходством, однако памятникам микенской культуры свойственны некоторые своеобразные черты: если для настенной живописи, для росписи на вазах у критян были характерны сцены охоты, религиозных процессий, игры с быками, то для Микен и Тиринфа типичны сцены сражений, запряжки боевых коней, осады крепости. Даже если и встречаются хорошо знакомые по Криту изображения раковин, кораллов, морских звезд или спрута, то здесь они отличаются схематичностью, условностью, строгой симметрией в узорах. [Илл. – Амфора с изображением осьминога. Кносс. XVI в. до н.э. Стр. 398] Искусство периода архаики VII-VI вв. до н.э. в истории архитектуры архаической Греции связаны с расцветом каменной архитектуры, пришедшей на смену деревянному зодчеству гомеровской эпохи. Знакомясь с греческой архитектурой, важно помнить, что она была по преимуществу храмовой. Свое жилище греки никогда не считали произведением архитектуры и мало заботились о его внешнем убранстве; истинное великое мастерство греческих градостроителей, их исключительное чувство меры и тонкий художественный вкус проявлялись лишь в строительстве храмов и общественных зданий. Для греков храм был домом бога – в этом одна из основных особенностей греческой храмовой архитектуры. Идея храма возникла не из стремления воздвигнуть ограду и укрытие для статуи божества, наоборот, сначала был построен храм, и уже затем в нем появилась статуя: раз есть дом, в этом доме должен кто-то жить, и именно потому, что в доме этом живут постоянно, пространство его строго ограничено. Греческие храмы были не местом собраний верующих, а мраморным частным жилищем, в котором обитало одно-единственное божество, вопложенное в своем скульптурном изображении. В городах храм обычно строился на возвышенности, так, чтобы его можно было видеть с любой точки города весь целиком - основание, стены, всю его массу и все размеры. В здании не было ничего надуманного, вычурного, в его строгой гармонии проявлялись не изощренная фантазия, а ясный разум. Грубая правильность математических форм умышленно нарушалась греками, архитектурная геометрия приобретала гармонию, неуловимую гибкость жизни. Горизонтальные линии делались выпуклыми, плоскости и углы скрещивались, разнообразились, перегибались. Все линии греческого храма чуть-чуть, незаметно для глаза, деформированы и именно поэтому кажутся идеально правильным. [Илл. – Фасад храма Артемиды на острове Керкира. Конец VII в. до н.э. Стр. 354] Греческие храмы никогда не были высокими: здание не должно было давить на человека, принижать его – напротив, глядя на храм, человек чувствовал себя выше, подтянутее, шире в плечах. Как правило, храм представлял собой четырехугольник, окруженный рядом колонн (такой тип храма назывался периптер), покрытый двускатной крышей. Для греков была характерна наружная архитектура, их никогда не занимало ни устройство интерьера, ни игра света. Тусклый свет проникал только через дверь, внутри храма всегда царил полумрак. Греческий храм – это яркая чудесная оболочка, внутри которой таится темное немое пространство целлы. Периптер — основной тип греческого храма в эпоху архаики и класссики. Целла — помещение для статуи божества в храме. К VII в. до н.э. сочетание определенных частей постройки становится обязательным, так что храмы в разных городах начинают строить по единому плану. Каменные ряды колонн в точности повторяли ряды деревянных столбов, подпиравших крыши греческих построек прежних веков, да и во всем устройстве мраморных святилищ явно проглядывалось влияние исторически предшествующих им деревянных. В общем плане греческий храм по периметру окружала колоннада, эта располагалось, часть как храма правило, называлась также “перистиль”; четырехугольное и внутри также окруженное рядом колонн, само святилище – целла, в котором стояла статуя божества. Часть храма перед целлой, или наосом, называлась пронаос, а за целлой располагался опистодом, служивший хранилищем общественной казны. [Илл. – Сокровищница афинян в Дельфах. Стр. 275] В это же время складывается в основных чертах ордерная система греческой архитектуры. Различаются ордера по положению основных бросающихся в глаза частей здания - колонн, по сочетанию в них несомых и несущих элементов, их структуре и художественной обработке. Уже в архаическую эпоху сложилось два основных ордера дорический и ионический. В дорическом ордере прообразом колонны был ствол дерева. Дорическая колонна коренастая и приземистая, словно выросла прямо из земли - у нее нет базы, основания. Ствол ее разделен широкими и неглубокими канавками - каннелюрами. Антаблемент — то, что несет колонна — составляют архитрав, (в дорическом ордере это плоская горизонтальная балка), фриз с триглифами и метопами и карниз, на который опирается фронтон, образуемый двухскатной крышей. Дорический ордер полностью сложился на основе прежних деревянных построек, о чем более чем красноречиво свидетельствует фриз: триглифы - это ничто иное, как каменное воплощение трех ребер выступавшего потолочного перекрытия, а метопы - пустое пространство между балками. Капитель в дорическом ордере представляла собой простую круглую каменную подушку. Антаблемент — архитектурные элементы балочного перекрытия здания. Колонна ионического ордера была более тонкой и стройной, она не могла стоять прямо на каменных ступенях, ей нужна была подставка – база, похожая на точеную подставку шахматной фигурки. Капитель ионического ордера – два чуть легкомысленных завитка спираливолюты. На желобках каннелюр – полукруглые выступы (а не простые грани, как в дорическом ордере), бросающие тень на углубления и разрушающие однообразие каменных складок. Изящество и хрупкость ионической колонны заставляло сильно облегчить антаблемент: архитрав разделили на три равные полосы, а фриз стал сплошной ровной лентой. Пожалуй, самыми интересными памятниками греческой архитектуры архаического периода являются храм Геры в Олимпии (YII в. до н.э.) и храм Аполлона в Коринфе (вторая половина VI в. до н.э.). Последний - скорее уже предтеча греческой классики. [Илл. – Руины храма Аполлона в Коринфе. Стр. 390] Лучшие храмы архаики сохранились на Аппенинском полуострове и в Сицилии, в Пестуме, Селинукте, Агригенте, Сиракузах. Стремление к порядку и красоте размещения предметов сказалось и в расположении храмов: они всегда ставились рядом, последовательно один за другим. Выполненные обычно в одном стиле, храмы все же отличались один от другого. [Илл. – Храм в Агригенте, Сицилия. V в. до н.э. Стр. 37] По дошедшим до нас руинам архаических храмов может сложиться неверное впечатление о мраморной белизне этих зданий. В действительности же архитектурные детали храмов частично раскрашивались, обычно в красный и синий цвета: красные полосы подчеркивали горизонтальные линии храма, вертикальные плоскости зачерняли или окрашивали в синий цвет. Не покрывались краской колонны и архитрав, за счет чего зрительно усиливалась мощь опоры, несущей раскрашенные мелкие детали верхней части здания. [Илл. – Греческий орнамент. Стр. 254] Кроме того, отдельные детали храма - как правило, фронтон и фриз - обильно декорировались скульптурными украшениями. Первоначально греческая скульптура развивалась в тесной связи с зодчеством, она была частью декоративного убранства зданий и во многом подчинялась архитектуре. В дорических храмах скульптурами украшались метопы, а в ионических – сплошная полоса фриза. Вместе с декоративной развивается так называемая круглая скульптура, в которой, также как в других видах искусства, намечается переход от схематизма гомеровского периода к пластичности, суховатость и жесткость геометрики сменяются свежестью восприятия образа. Все эти особенности заметны уже в самых ранних скульптурах архаики, таких как бронзовая статуэтка Апполона из Фив VII в. до н.э. В середине VII в. до н.э. скульпторы обращаются к мрамору, наиболее подходящему материалу для изображения человеческого тела. Белый мрамор покрывали смесью воска и оливкового масла или смесью шафрана и молока, благодаря чему он приобретал тон человеческой кожи. Богато окрашивались узоры одежды, вытканные яркими красками рисунка, а также волосы, глаза и губы. Основной темой в искусстве греков в архаический период становится человек, представленный в виде бога, героя, атлета. Человек этот прекрасен и совершенен, силой и красотой он подобен божеству, в спокойствии и созерцательности угадывается уверенная властность. Таковы многочисленные мраморные изваяния конца VII в. до н.э. обнаженных юношей-куросов. Вытянутые руки прижаты к мускулистому телу. Глаза слегка навыкате. Взгляд сосредоточен и внимателен, но губы трогает легкая улыбка спокойной и сдержанной радости. [Илл. – Курос с острова Мелос. Мрамор. Сер. VI в. до н.э. Стр. 437 илл. 2] Курос — мужская статуя эпохи архаики (VII — VI вв. до н.э.) Архаические мастера стремились передать движение чувств своих божеств и героев: волнистые линии прически, мягкие очертания глаз и бровей создают впечатление задумчивости, на лицах блуждает загадочная полуулыбка. Такой нежной лиричности исполнены статуи юношей, условно называемые Аполлонами (середина VI в. до н.э.), и найденные на афинском Акрополе мраморные статуи девушек-кор (VI в. до н.э.). [Илл. – Кора «674» с афинского Акрополя. VI в. до н.э. Стр. 160 илл. 3] Кора — женская статуя, аналогичная мужским статуям-куросам. Уже в эпоху архаики скульпторы делали попытку изобразить фигуру в быстром движении, подобно “бегущей” Нике работы скульптора Архерма с острова Делос. Фронтальное положение торса и лица смело, хотя и несколько наивно, совмещается в изваянии с профильной нижней частью. Движение здесь условно, и так же, как во всех греческих статуях периода архаики, поза скована – ни наклона, ни поворота головы. Желание проявляется и уйти в от схематичности вазописи. Формы геометрического сосудов стиля становятся более разнообразными, в рисунках на них мастера начинают вводить сюжетные сцены. Композиции поражают яркостью и декоративностью; в этом сказалась близость Востока, из-за чего стиль вазописи VII в. до н.э. получил название ориентализирующего, или коврового. [Илл. – Вазописец Эксекий. Килик «Дионис в ладье». Стр. 756] Меняется и техника нанесения рисунка: выступающий на оранжевом фоне глины контур фигуры заливается черным лаком, используется белая краска и пурпур, а для изображения мелких деталей - процарапывание. В вазах VII в. до н.э. орнамент пронизывает фигурные изображения, он поглощает и растворяет их, орнаментом старательно заполнены промежутки между фигурами и предметами, сами контуры людей и животных. В росписях VI в. до н.э. узору отводится уже только роль обрамления сцен, украшения донца, горла, мест крепления ручек. Все больше возрастает интерес к сюжетным изображениям, стремление точно передать реальные образы. почерпнуты из мифологии. В это Сюжеты главным образом время крупными центрами производства ваз становятся Афины и Коринф. Искусство классики Динамичная жизнь греческих полисов на рубеже V в. до н.э., ожесточенная борьба с персами, в которой греки отстояли свою независимость и спасли свою самобытную культуру, не могли не проявиться в произведениях искусства того времени. И архитекторы, и скульпторы стремятся в классичекскую эпоху к гармоничности и естественности. Исчезает скованность, взамен появляются подтянутость и внутренняя собранность. В памятниках зодчества сглаживаются контрасты несомых и несущих частей, колонны становятся зримо более плотными и подобранными. [Илл. – Архитектор Калликрат. Храм Нике на Акрополе. Афины. Сер. V в. до н.э. Стр. 161] Декоративная скульптура освобождается от строгой подчиненности архитектуре. В ней более нет плоскостности фигур, нет архаической жескости движения, теперь оно более свободно и естественно. На смену условности пришла конкретность, красота стала определяться благородством выразительных движений. Сюжеты, представленные на метопах, фризах и фронтонах храмов классической эпохи, объединены единой темой борьбы: на фронтонах храма Афины Афайи на Эгине изображены походы на Трою, западный фронтон храма Зевса в Олимпии представляет борьбу греков с кентаврами, а метопы 12 подвигов Геракла. [Илл. – Раненый воин. Голова лучника («Стреляющий Геракл»). Статуи с восточного фронтона храма Афины Афайи в Эгине. Стр. 740] Совершено меняется круглая скульптура. От застывшей контурности фигур архаики не осталось и следа. Великий скульптор Мирон первым изобразил юношу, захваченного в момент движения. Его “Дискобол” (метатель диска на спортивных соревнованиях) замахнулся тяжелым диском, тело изогнуто, напряжено, как готовая вот-вот распрямиться пружина. [Илл. – Мирон. “Дискобол”.Римская копия. Стр. 467] Мирон (V в. до н.э.) — древнегреческий скульптор, работавший в бронзе, мастер передачи движения. Сохранились мраморные римские копии его скульптур. ================================================= По поводу и без повода Вечное стремление “поверить алгеброй гармонию” порой приводит к совершенно неожиданным результатам. Статуя “Дискобола”, дошедшая до наших дней лишь в римской копии, поражает прежде всего гармоничностью положения напряженного тела спортсмена. Однако не так давно было установлено, что древнегреческий скульптор погрешил против истины в стремлении к красоте: строение человеческого тела таково, что в жизни метатель просто не смог бы вытянуть руку с диском и плечи в такую идеальную линию, какую запечатлел скульптор. И тем не менее такова сила гения, что статуя воспринимается абсолютно естественной! ================================================= Совсем иначе решает проблему освобождения от скованности архаики современник Мирона, скульптор Поликлет. Его “Дорифор” (“Копьеносец”) стоит неподвижно, но как атлет - человек, легко и умело владеющий своим телом. Одна нога чуть согнута, вся тяжесть тела перемещена на другую. Гордая сильная сдержанность Дорифора - идеал доблестного гражданина эллинского полиса. Его лицо невозмутимо, но оно выражает не безразличие, а ясность духа человека, свободного от страха и способного управлять своими страстями. Поликлет (2-я пол V в. до н.э.) — представитель классической школы греческой скульптуры. Гибель бронзовых оригиналов и дошедшие до нас римские мраморные копии создают неверное представление о преобладании мрамора в скульптуре греческой классики. А между тем (за исключением декоративных скульптур, где, конечно, использовался камень) большинство греческих статуй этой эпохи были бронзовыми. Во второй половине V в. до н.э. на афинском Акрополе сосредотачивается деятельность архитекторов, скульпторов, художников. Афиняне, вынужденные во время греко-персидских войн оставить родной город, вернувшись, нашли его в руинах. И тогда они поклялись, что их новый Акрополь затмит собой все, что когда-либо было создано под небом Эллады. На месте прежнего Акрополя, на холме, возвышавшемся над шумом и суетой вновь ожившего города, был возведен ансамбль зданий, вызывавший восхищение не только эллинов, но и соседних народов - гордость афинян, притягивавшая в их город людей со всего света. [Илл. – Афинский Акрополь. Стр. 52] Работы велись под руководством друга Перикла Фидия, автора планировки зданий и статуй. В основе композиции ансамбля Акрополя лежал принцип не симметричного или последовательного размещения памятников, как в архаике, а свободной, постепенно открывавшейся взору панорамы. Фидий (V в. до н.э.) — древнегреческий скульптор, один из лучших мастеров высокой классики. Входя в Пропилеи, ворота, ведущие на Акрополь, человек видел торжественные и внушительные дорические колонны. Но, попав под кровлю ворот, он оказывался среди изящной ионики. Примыкавшие к Пропилеям справа и слева постройки обращали на себя внимание своей несоразмерностью. Слева располагался массивный мраморный павильон со сплошными глухими стенами - Пинакотека, первый в мире художественный музей. А справа - маленькое и хрупкое здание, храм Ники Аптерос (“Бескрылая”). Бескрылой афиняне сделали свою Нику, богиню победы, как бы желая сказать, что, поселившись в Афинах, победа уже никогда и никуда не улетит, а так и останется на Акрополе. Храм Ники стоит на выступе скалы, он слегка развернут к Парфенону, словно указывает человеку путь к главному зданию Акрополя. Вход в Парфенон располагался со стороны, противоположной Пропилеям. Чтобы попасть в храм, нужно было обойти его по кругу, проникнуться строгим и торжественным настроением. Парфенон выполнен в дорическом стиле, но он не производит впечатления суровой мощи. Рядом с ним человек чувствует себя выше, стройнее, увереннее. В архитектурном облике Парфенона, как в теле человека, нет прямых линий и правильных плоскостей. Все построено на точном понимании законов зрительного восприятия: колонны отстоят друг от друга на разном расстоянии, толщина колонн тоже разная, и стоят они не прямо, а немного наклонены к стенам здания. В этом “секрет” гармонии линий и форм Парфенона. [Илл. – Парфенон. Вид с запада. Стр. 502] Парфенон — мраморный храм Афины на Акрополе. К человеку, входившему на Акрополь, Парфенон был повернут в три четверти, и взгляд на здание с угла давал о нем полное представление. Напротив колоннады Парфенона стоит совершенно другое здание, сложное и ассимметричное. Это Эрехтейон, храм, посвященный Афине и Посейдону. Рядом с дорическими колоннами Парфенона ионический Эрехтейон кажется совсем небольшим. В отличие от Парфенона, в Эрехтейон ведет три входа - с юга, востока и севера. Все три входа лежат на разных уровнях, поэтому и высота всех трех портиков разная. Самый низкий - портик Кариатид, где вместо колонн перекрытие поддерживают статуи девушек с ношей на голове. Северный портик Эрехтейона - самый высокий. Рассказывают, что внутри Эрехтейона посетителям показывали след трезубца, которым Посейдон ударил в скалу Акрополя, чтобы преподнести в дар афинянам воду. А в маленьком дворике росло оливковое дерево, якобы то самое, которое посадила среди бесплодных скал сама богиня Афина и благодаря которому она, а не Посейдон, стала покровительницей города. [Илл. – Эрехтейон. Реконструкция. Стр. 125 оба рис.] Архитектурный ансамбль Акрополя довершала семиметровая статуя Афины, не дошедшее до нас произведение Фидия, изображавшее Афину в полном вооружении с копьем и щитом. Другая, еще более высокая статуя Афины стояла в целле Парфенона. Двенадцатиметровый деревянный остов колосса был отделан пластинами из золота и слоновой кости. На правой ладони стояла статуя богини победы Ники. Левая рука Афины опиралась на щит с изображением битвы греков с амазонками. Рассказывают, что когда начались гонения на Перикла и его ближайшее окружение, Фидий был привлечен к суду за кощунство. Якобы в плешивом старике на этом щите Фидий изобразил самого себя, а одному из воинов с мечом придал черты Перикла, хотя, как оправдывался скульптор, лица воина не видно - оно прикрыто рукой с мечом. По одним сведениям, мастер умер в тюрьме, другие источники сообщают, что Фидий бежал в Олимпию, где дожил до старости и создал еще один шедевр - скульптуру Зевса. [Илл. – Наос храма Зевса в Олимпии со статуей Зевса работы Фидия. Реконструкция. Стр. 469] Искусство поздней классики развивалось во время Пелопоннесской войны. В нем уже слабее ощущается та ясная вера в гармоническую красоту и совершенство жизни, тот дух гражданской героики, который отличал искусство высокой классики. Поздняя классика противоречива, она изображает человека более сложно, трагично. Вазопись утрачивает теперь свое былое значение, а развитие скульптуры определяется тремя именами: Скопас, Пракситель и Лисипп. Скопас (IV в. до н.э.) — скульптор и архитектор эпохи поздней греческой классики. Пракситель (2-я треть IV в. до н.э.) — скульптор, достигший значительных высот в изображении богов и людей. Лисипп (2-я пол. IV в. до н.э.) — последний из позднеклассических греческих скульпторов, предвосхитивший основные идеи эллиничстического искусства. Скопас, старший из мастеров поздней классики, насыщает монументальное надломленностью, классическое большим искусство драматизмом, трагической сближающим его с последним великим трагиком Греции Эврипидом. Искусство классики развивало устойчивое состояние духа человека, Скопаса же привлекало движение чувства, с огромной силой выраженное в дошедшей до нас мраморной римской копии знаменитой скопасовской “Менады” — опьяненной экстазом спутницы Диониса. Эта статуя вакханки словно живет в пространстве: если обойти ее кругом, можно почувствовать динамику танца — менада то застывает в легком упругом прыжке, то стихает, истомленная, запрокинув назад голову. [Илл. – Скопас. «Возничий». Фрагмент фриза Галикарнасского мавзолея. Стр. 226] Бурную смятенность Скопаса уравновешивает ясно-спокойный Пракситель, изображавший, как и мастера высокой классики, идеально прекрасного человека. Но, в отличие от предшественников, Пракситель лишает свои образы гражданственности, героичности. Его герои - люди, способные к радостному наслаждению жизнью. Идеал Праксителя воплощен в его отдыхающем Гермесе. Изящный изгиб силуэта, непринужденная поза, нежное мерцание мрамора на спокойном прекрасном лице - все это завораживает не меньше, чем дионисийское буйство скульптур Скопаса. [Илл. – Статуя юноши. Круг Праксителя. Бронза. Ок. 330 г. до н.э. Стр. 428] Лисипп - скульптор уже совсем другой эпохи, мастер-новатор, открывший дорогу неклассическому искусству; искусству, которое интересуется не постоянным, устойчивым состоянием человека, но его своеобразием, не типическим, но характерным. Лисипповский “Апоксиомен” (юноша, счищающий после борьбы приставший к телу песок) формально посвящен той же теме, что и “Дискобол” Мирона. Но у Лисиппа изменился не только образ, изменился сам мотив - если раньше атлета изображали в предельном напряжении сил, то Апоксиомен показан в момент нервной усталости после одержанной победы. [Илл. – Лисипп. “Апоксиомен”. Римская копия. Стр. 481] В архитектуре IV в. до н.э. в первую очередь бросаются в глаза крайности: в это время возводятся и огромные сооружения (храм Артемиды в Эфесе, Мавзолей в Галикарнассе), и небольшие декоративные постройки вроде памятника Лисикрата. [Илл. – Мавзлоей в Галикарнасе. Реконструкция. Стр. 226] В эпоху поздней классики оживляется и расцветает деятельность греческих живописцев. История сохранила нам имена прославленных художников того времени, Никия и Апеллеса, но, к сожалению, об их искусстве мы можем судить лишь по описаниям древних авторов и по поздним античным копиям. Приложения Древнегреческие боги Аид (Гадес) – царь подземного царства, владыка мертвых. Один из старших богов-олимпийцев, брат Зевса, Геры, Деметры, Посейдона и Гестии, сын Кроноса и Реи. Муж богини плодородия Персефоны (Коры). Антей – герой мифов, великан, поддерживающий на плечах небесный свод. Сын Посейдона и Геи. Земля давала своему сыну силу, благодаря которой никто не мог совладать с ним. Антея победил Геракл, оторвав его от земли и лишив помощи Геи. Аполлон (Феб) – бог солнечного света. Греки изображали его в виде прекрасного юноши. Аполлон (другие имена Феб, Мусагет) – сын Зевса и нимфы Лето, брат Артемиды. Аполлон обладал даром предвидеть будущее, считался покровителем всех искусств. Нередко Аполлона отождествляли с богом Гелиосом. Арес – бог войны, сын Зевса и Геры. Греки изображали его в виде сильного молодого мужчины. В Греции Арес был менее популярен, чем впоследствии в Риме, где культ греческого бога слился с культом римского божества войны Марса. Артемида (Диана) – богиня охоты и природы. Одна из самых многозначных богинь греческого девственница, считалась пантеона, покровительницей Артемида, живой богиня- природы и растительности, к ней взывали женщины с просьбой облегчить роды. Сестра Аполлона, Артемида иногда считалась богиней Луны и отождествлялась с Селеной. Центр культа Афродиты находился в городе Эфесе, где в ее честь был воздвигнут грандиозный храм – одно из семи чудес света. Основные изображения Артемиды – в виде охотницы в коротком хитоне, с копьем и луком, в сопровождении нимф или нескольких ланей. Асклепий – бог врачебного искусства, сын Аполлона. Грекам он представлялся в виде бородатого мужчины с посохом в руке. Посох обвивала змея, ставшая впоследствии одним из символов врачебного ремесла. Асклепий был убит Зевсом за то, что пытался своим искусством воскрешать мертвых. В римском пантеоне Асклепию соответствует бог Эскулап. Атропос – одна из трех мойр, перерезающая нить судьбы и обрывающая человеческую жизнь. Афина (Паллада, Парфенос) – дочь Зевса, родившаяся из его головы в полном боевом вооружении. Одна из наиболее почитаемых греческих богинь, воинственная дева, покровительница мудрости и знаний. Афина обучила людей множеству ремесел (кораблестроение, ткацкое ремесло и другие), научила их управляться с лошадьми. Афина учредила на земле законы, даровала смертным музыкальные инструменты. Центр почитания Афины находился в Афинах, городе, которому Афина покровительствовала больше, чем остальным. Ее изображали в виде величественной девы в боевом вооружении, с совой на плече. Римляне объединили культ Афины со своей богиней Минервой. Афродита (Киферея, Урания) – богиня любви и красоты. Она родилась от брака Зевса и богини Дионы (по другой легенде – вышла из морской пены, отсюда ее титул Анадиомена, «пенорожденная»). Афродита была замужем за богом Гефестом. Изменив мужу с Аресом, богом войны, Афродита родила Эрота. Культ Афродиты как божества любви имеет общие черты с древнейшими ближневосточными культами. Венере соответствуют шумерская Инанна и вавилонская Иштар, египетская Исида и Великая матерь богов, наконец, римская Венера. Характерно, что на древних картах звездного неба Венерой и Иштар именовалась одна и та же планета. Борей – бог северного ветра. Вакх – одно из имен Диониса. Геба – дочь Зевса и Геры, богиня юности. Прислуживала богамолимпийам на пирах, поднося им нектар и амброзию. В римской мифологии Гебе соответствует богиня Ювента. Геката – богиня власти, покровительница колдунов. Нередко Геката почиталась богиней луны и отождествлялась с Афродитой. Греческое прозвище Гекаты «Триодита» и латинское «Тривия» берут начало от предания, будто эта богиня обитает на перекрестках дорог. Гелиос – бог Солнца, брат Селены (богини Луны) и Эос (утренней зари). Иногда отождествлялся с Аполлоном, богом солнечного света. Согласно греческим мифам, Гелиос каждый день объезжает небо в колеснице, запряженной четырьмя огненными конями. Основной центр культа Гелиоса располагался на острове Родос, где в его честь была воздвигнута гигантская статуя, считавшаяся одним из семи чудес света (Колосс Родосский). Гемера – божество дня, рожденное Никтой и Эребом. Гера – царица богов-олимпийцев, сестра и третья супруга Зевса, дочь Реи и Кроноса, сестра Аида, Гестии, Деметры и Посейдона. Гера считалась покровительницей брака. От Зевса она родила Ареса, Гебу, Гефеста и Илифию (богиню рожениц, с которой нередко отождествляли и саму Геру). Гермес – сын Зевса и Майи, один из самых многозначных греческих богов. Покровитель странников, ремесел, торговли, воров. Обладающий даром красноречия, Гермес покровительствовал школам и ораторам. Исполнял роль вестника богов. Изображался, как правило, в виде молодого мужчины в простой шляпе и крылатых сандалиях, с магическим жезлом в руках. В римской мифологии отождествлялся с Меркурием. Одна изипостасей Гермеса – Гермес Трисмегист – отождествлялась с египетским богом Тотом. Гермес Трисмегист считался покровителем целого ряда мистерий. Гестия – богиня домашнего очага и огня, дочь Кроноса и Геи, сестра Аида, Геры, Деметры, Зевса и Посейдона. В римской мифологии ей соответствовала богиня Веста. Гефест – сын Зевса и Геры, бог земного огня, бог-кузнец. Считался покровителем ремесленников (в особенности кузнецов). Греки изображали Гефеста широкоплечим, низкорослым и хромым человеком, работающим в кузнице, где он кует оружие для богов-олимпийцев. Гея – Земля, праматерь всех богов и людей. Выйдя из Хаоса, Гея родила Урана-Небо, и от брака с ним родила титанов и чудовищ. Соответствующая Гее римская богиня-праматерь – Теллус. Гипнос – сын Никты, богини ночи, божество сна. Его изображали в виде крылатого юноши. Горы (Оры) – богини времен года, спокойствия и порядка, дочери Зевса и Фемиды. Всего их было шестеро: Ауксо (богиня произрастания), Дике (или Астрея, богиня справедливости), Карпо (богиня плодоношения), Фалло (богиня цветения), Эвномия (богиня порядка и справедливости), Эйрена (богиня мира). Деметра – богиня плодородия и земледелия. Дочь Кроноса и Реи, одна из старших богов-олимпийцев. Мать богини Коры-Персефоны и бога Плутоса. Дионис (Вакх) – бог виноградарства и виноделия, объект целого ряда культов и мистерий. Изображался то в виде тучного пожилого мужчины, то в виде юноши с венком из виноградных листьев на голове. В римской мифологии ему сопоставляли Либера (Бахуса). Дриады – низшие божества, нимфы, обитавшие в деревьях. Жизнь дриады была тесно связана с ее деревом. Если дерево погибало или было срублено, умирала и дриада. Загрей – бог плодородия, сын Зевса и Персефоны. Зевс – верховный бог, царь богов и людей. Сын Кроноса и Реи, отец многих младших богов (Аполлона, Ареса, Артемиды, Афродиты, Гебы, Гермеса, Гефеста, Гор, Диониса, Илифии, муз, Персефоны) и людей (Геракла, Персея, Елены Троянской). Зевс считался правителем гроз и громов. Как старший из богов, Зевс обладал целым рядом различных функций – он был покровителем справедливости, ниспосылал людям богатство и процветание, хранил мировой порядок. Зевса изображали в виде дородного мужчины с пучком молний в кулаке. В римской мифологии Зевсу соответствовал Юпитер. Зефир – бог западного ветра. Иакх – бог плодородия, отождествлявшийся с Дионисом и Загреем. Илифия – богиня-покровительница родов, помогавшая роженицам (римская Луцина). Инах – речной бог, сын Тефиды и Океана. Ирида – крылатая богиня, помощница Геры, вестница богов. Каллиопа – муза эпической поэзии. Керы – дочери богини Никты, божества смерти и несчастья. Клио – одна из девяти муз, муза истории. Клото – одна из мойр, прядущая нить человеческой жизни. Кора – культовое имя Персефоны. Кронос – титан, младший сын Геи и Урана, отец Зевса. Правил миром богов и людей и был свергнут с престола Зевсом. Греки почитали Кроноса как доброго бога урожая. Среди римских божеств Кроносу соответствует Сатурн. Лахесис – одна из трех сестер-мойр, определяющая судьбу каждого человека. Лето – титанида, мать Аполлона и Артемиды. Майя – горная нимфа, возлюбленная Зевса, от которого у нее родился Гермес. Мельпомена – муза трагедии. Метис (Метида) – богиня мудрости, первая из трех жен Зевса, зачавшая от него Афину. Мнемосина – мать девяти муз. Мойры – греческие богини судьбы, дочери Зевса и Фемиды. Мом – сын богини Ночи, бог злословия. Морфей – сын Гипноса, крылатый бог сновидений. Музы – богини-покровительницы всех искусство, девять дочерей Зевса и Мнемосины. Наяды – нимфы рек и озер. Немесида – дочь Никты, богиня, олицетворявшая судьбу и возмездие, каравшая людей в соответствии с их грехами. Нереиды – пятьдесят дочерей Нерея, морские нимфы. Нерей – сын Геи и Понта, кроткий морской бог. Нике (Ника) – крылатая богиня победы. Часто ее изображали с венком, распространенным в Греции символом победы. Никта – одно из первых греческих божеств, богиня – олицетворение первозданной Ночи, порождение Хаоса. Мать множества богов, среди которых – Гипнос, Танатос, Немесида, Мом. Нимфы – низшие божества в иерархии греческих богов. Нимфы, дочери Зевса, олицетворяли силы природы и были тесно связаны с местами своего обитания. Речные нимфы именовались наядами, древесные – дриадами, горные – ореадами, морские – нереидами. Зачастую нимфы сопровождали кого-либо из богов и богинь в качестве свиты. Нод – бог восточного ветра. Океан – титан, сын Геи и Урана, муж Тефиды и отец всех рек мира. Олимпийцы – верховные боги младшего поколения греческих богов во главе с Зевсом, обитавшие на вершине горы Олимп. В греческой мифологии олимпийцы почитались как верховные божества. В том же качестве их восприняла и римская мифология. Традиционно насчитывают двенадцать главных богов-олимпийцев – Зевса-Юпитера, Геру-Юнону, Посейдона-Нептуна, Деметру-Цереру, Аполлона, Артемиду-Диану, Ареса-Марса, Афродиту-Венеру, Гермеса-Меркурия, Афину-Минерву, Гефеста-Вулкана и Гестию-Весту. Ореады – горные и лесные нимфы. Пан – лесной бог, сын Гермеса, козлоногий мужчина с рогами. Считался покровителем пастухов и мелкого скота. Согласно мифам, Пан изобрел свирель. В римской мифологии Пану соответствует Фавн. Пандора – один из титулов богини Земли. Пейто – богиня убеждения, спутница Афродиты, нередко отождествлявшаяся со своей покровительницей. Персефона – дочь Деметры и Зевса, богиня плодородия. Супруга Аида и царица подземного мира, ведавшая секреты жизни и смерти. Римляне почитали Персефону под именем Прозерпины. Плутон – бог подземного царства, нередко отождествлявшийся с Аидом, но в отличие от него, владевший не душами умерших, а несметными богатствами подземного мира. Плутос – сын Деметры, бог, дарующий людям богатство. Полигимния – муза танца и музыки. Понт – одно из старших греческих божеств, порождение Геи, бог моря, отец многих титанов и богов. Посейдон – один из богов-олимпийцев, брат Зевса и Аида, властвующий над морской стихией. Посейдону были также подвластны земные недра, он повелевал бурями и землетрясениями. Изображался в виде мужчины с трезубцем в руке, обычно – в сопровождении свиты из низших морских божеств и морских животных. Протей – морское божество, слуга Посейдона, покровитель тюленей. Обладал даром перевоплощения и пророчества. Рея – мать богов-олимпийцев, жена Кроноса. Сатиры – козлоногие существа, демоны лесов, спутники Пана. Сирены – демоны женского пола, полу-женщины, полу-птицы, способные изменять погоду на море. Жили на морских скалах и чарующим пением заманивали моряков на рифы. Талия – муза комедии. Танатос – бог смерти, брат-близнец Гипноса. Терпсихора – муза танцевального искусства. Тефида (Тефис) – дочь Геи и Урана, жена Океана и мать нереид и океанид. Тисифона – имя одной из эриний. Титаны – старшее поколение греческих богов, предки олимпийцев. К ним относились Кронос, Рея, Фемида, Мнемосина, Тефида и некоторые другие. Тифон – стоглавое чудовище, рожденное Геей или Герой. Во время битвы олимпийцев и титанов был поверЗен зевсом и заключен под вулканом Этна на Сицилии. В греческой мифологии Тифон олицетворял разрушительную деятельность вулканов. Тихе – богиня судьбы и случая у греков. Ее изображали в виде крылатой женщины, стоящей на колесе и держащей в руках рог изобилия и корабельный руль. Римляне почитали Тихе как Фортуну (в Древнем Риме Фортуна была одним из самых популярных божеств). Тритон – сын Посейдона, одно из морских божеств, человек с рыбьим хвостом вместо ног, держащий в руках трезубец и витую раковину-рог. Уран – бог Неба, рожденный Геей-землей и ставший ее мужем. Детьми Урана и Геи стали титаны и чудовища. Сын Урана, Кронос, сверг отца и занял его трон. Урания – одна из девяти муз, покровительница астрономии. Фаэтон – одно из прозвищ бога солнца Гелиоса. Фемида – титанида, богиня права и закона, первая жена Зевса, мать Гор и мойр. Хаос – первоначальное пустое пространство, из которого в начале времен возникли древнейшие боги греческой религии – Никта и Эреб. Хариты – три богини женской красоты ( в римской мифологии – грации). Хтонические боги – божества подземного мира и плодородия, родственники олимпийцев. К ним относилисьАид, Геката, Гермес, Гея, Деметра, Дионис и Персефона. Циклопы (киклопы, «круглоглазые») – великаны с одним глазом посредине лба, дети Урана и Геи. Эвмениды – другая ипостась эриний (богинь мщения) почитавшиеся как богини благожелательности, предотвращавшие несчастья. Эвр – бог юго-восточного ветра, один из сыновей Эола. Эвтерпа – муза лирического песнопения. Изображалас с флейтой в руке. Эол – повелитель ветров Эос – богиня утренней зари. Греки именовали ее «розовоперстой». У римлян Эос соответствовала Аврора. Эрида – дочь Никты, сестра Ареса, богиня раздора. Эринии – богини мщения, порождения подземного царства, каравшие несправедливость и преступления. Особенно безжалостно они мстили убийам, повсюду преследуя их. Обычно эриний было трое – Алекто (Непрощающая, Мегера (Завистница) и Тисифона (Мстящая за убийство). Греки изображали эриний в виде косматых старух со змеями в волосах. В руках эринии несли факелы и бичи. Их приближение сопровождалось ужасным шумом. В римской мифологии эринии носили имя фурий. Эрато – муза лирической и эротической поэзии. Эреб – Тьма подземного мира, порождение Хаоса. Эрот – бог любви, сын Афродиты и Ареса. В древнейших мифах – самовозникшая сила, способствовавшая упорядочению мира. Изображался в виде крылатого юноши (в эллинистическую эпоху – мальчика) со стрелами, сопровождающего мать. Эфир – божество неба, порождение Никты и Эреба. О греческом стихосложении В метрике - науке о стихосложении - различают два основных типа: силлабическое и тоническик стихосложение. Первое базируется на счете слогов в стихотворной строке (syllabe по-гречески означает “слог”), второе основано на счете ударений (tonos в переводе с греческого значит “натяжение, тон, ударение”). Греческое стихосложение было силлабическим, основывающимся на чередовании долгих и кратких слогов. За единицу меры слога принимался краткий слог; время, необходимое для произнесения такого слога, называлось морой (от латинского mora - “промедление”). Считалось, что долгий слог содержит в себе две моры, то есть на его произнесение требовалось в два раза больше времени, чем для произнесения краткого слога. В современном стиховедении краткий слог обозначается чертой, долгий – латинской буквой U. Меьтрический счет в древнегреческом стихе велся по стопам повторяющимся группам долгих и кратких слогов, соединенных по особым правилам в единое целое с одним ритмическим ударением, которое может не совпадать с ударением грамматическим. Название “стопа” (калька с греческого pus - “нога”, “ступня”), традиционно связывают с синтетическим характером греческого поэтического искусства, в котором слились музыкальное, словесное и танцевальное начала. Стопы принято делить на двухсложные, трехсложные и четырехсложные. К двухсложным, или трехморным (один краткий и один долгий слог) стопам относятся трохей, или хорей (-U) и ямб (U-). Основными трехсложными, или четырехморными стопами считаются дактиль (-UU), анапест (UU-) и амфибрахий (U-U). Разнообразие четырехсложных, или полиморных стоп обусловлено различным положением долгого и краткого слога; так различают четыре типа пеанов (-UUU, U-UU и т.д), четыре типа эпитритов (U---, -U-- и т.д.) и т.д. Та часть стопы, на которой делается ритмическое ударение (икт), называется сильной частью, или арсисом; другая, слабая часть, или тесис не имеет ритмического ударения. Регулярное чередование сильной и слабой позиций стопы является ритмической основой древнегреческого стиха с двумя основными его разновидностями коротким - восьмисложником и длинным - из 10-12 слогов. Чтобы облегчить восприятие слишком длинного словесного ряда, десяти- и двенадцатисложники делятся на две части: на опеределенном месте стиха, в середине стопы, при окончании слова делается небольшая пауза, “разрезающая” стих на две, не вполне равные части. Такая пауха называется цезурой (от латинского caesura - “разрез”). Стихотворная строка, состоящая из повторения одной и той же стопы, определяется не только характером стоп, но и их количеством. Так образуются строки вроде четырехстопного ямба, или шестистопного дактиля. Последняя представляет собой самый древний и самый употребительный дактилический стих - гекзаметр. Довольно часто греческие поэтическое произведение представляет собой повторение не одного, а двух и более метрических рядов, образующих систему. Самая простая система состояла из двух чередующихся строк: дактилоскопического гекзаметра и дактилического пентаметра (стихотворной строки, состоящей из двух частей, каждая из которых содержит два с половиной дактиля). Такая система с нечетными гекзаметричными и четными петнаметричными стихами называется элегическим дистихом (от греческого distichon “двустишие”), употреблявшимся в элегиях и эпиграммах. Попыткой перенести на русскую почву элегический дистих можно считать эпиграмму А.С.Пушкина на перевод Гнедичем “Илиады”: «Слышу замолкнувший звук божественной речи, Старца великого тень чую смущенной душой». Когда в определенной последовательности повторяется соединение более двух метрических рядов, стихи образуют строфу (от греческого strophe - “поворот”) с периодичным чередованием разных стоп и соединений. Поэтические произведения греческой мелики обычно имели строфическую структуру, самыми знаменитыми были сапфическая и алкеева строфы. Вот как выглядит сапфическая строфа, состоящая из трех одиннадцатисложников и одного короткого стихаадония, в переводе В.Иванова: «Мнится мне: как боги, блажен и волен, Кто с тобой сидит, говорит с тобою, Милой в очи смотрит и слышит близко лепет умильный...» Греческое стихосложение, развивавшее квантитативную (от латинского quantitas - “количество”) сторону стиха, основанную на чередовании долгих и кратких слогов, не только не знало, но всячески избегало всякого рода рифмовок. Совпадение окончаний считалось неплохим приемом в ораторской речи, в поэзии же случайная рифма резала слух. Квантитативный тип стихосложения просуществовал в греческом языке более тысячи лет и исчез после того, как в греческом языке исчезло противопоставление долгих и кратких слогов, то есть после II в. н.э. Хронологические таблицы Даты События III тыс. до н.э. – XII Крито-микенская культура. в. до н.э. 3000 – 2200 гг. до н.э. Раннеминойский период 2200 – 1600 гг. до н.э. Среднеминойский период XXI в. до н.э. Строительство царских дворцов на Крите. XX в. до н.э. Вторжение ахейских племен в Элладу. XIX в. до н.э. Зарождение линейной письменности. XVI – XIII вв. до н.э. Критское господство. Позднеминойский период. XII в. до н.э. Колонизация Малой Азии. XI – VIII вв. до н.э. Гомеровский период 1183 – 1173 гг. до н.э. Троянская война. Х в. до н.э. Спарта начинает завоевывать Лаконию. Ок. 800 г. до н.э. Гомеровские эпические поэмы. VIII – VI вв. до н.э. Великая колонизация. Архаика. VIII в. до н.э. Учреждение архонтства в Афинах. 776 г. до н.э. Первые Олимпийские игры. 742 – 734 гг. до н.э. Первая Мессенская война в Спарте. VII в. до н.э. Творчество Гесиода, Терпандра, Алкмана, Тиртея. 640 – 560 гг. до н.э. Годы жизни Солона. 632 г. до н.э. Килонова смута. 624 – 546 гг. до н.э. Годы жизни Фалеса Милетского. 620 – 600 гг. до н.э. Вторая Мессенская война. 621 г. до н.э. Первое афинское законодательство – законы Дракона. VI в. до н.э. Расцвет лирики. Творчество Анакреонта, Ивика, Ариона, Сапфо. 594 г. до н.э. Солон проводит свои реформы в Афинах. 583 г. до н.э. Первые Истмийские игры. 573 г. до н.э. Первые Немейские игры. 566 г. до н.э. Впервые празднуются Панафинеи. 560 – 527 гг. до н.э. Тирания Писистрата в Афинах. 554 – 483 гг. до н.э. Годы жизни Гераклита Темного. 552 – 468 гг. до н.э. Годы жизни Симонида. 550 г. до н.э. Спарта основывает Пелопоннесский союз. 546 г. до н.э. Персидский царь Кир захватывает греческие города в Малой Азии. 540 – 500 гг. до н.э. Годы жизни Пифагора. 525 – 456 гг. до н.э. Годы жизни Эсхила. 524 – 459 гг. до н.э. Годы жизни Фемистокла. Ок. 522 – ок. 446 гг. Творчество Пиндара. до н.э. 511 г. до н.э. Спарта объявляет войну Афинам. 510 г. до н.э. Второй поход спартанцев против Афин. Конец VI в. до н.э. Формирование афинского государства. 500-494 гг. до н.э. Восстание Милета и греческих городов Малой Азии против персов. V в. до н.э. Классический период 496 – 406 гг. до н.э. Годы жизни Софокла. 495 г. до н.э. Разрушение Милета персами. 495 – 429 гг. до н.э. Годы жизни Перикла. 494 г. до н.э. Персы начинают нападать на города Балканской Греции. 493 г. до н.э. Фемистокл избран афинским архонтом. 490 г. до н.э. Начало греко-персидских войн. Марафонская битва. 490 – 430 гг. до н.э. Годы жизни Зенона. Ок. 485 – 406 гг. до Годы жизни Еврипида. н.э. 484 – 425 гг. до н.э. Годы жизни Геродота. 481 г. до н.э. Общегреческий конгресс в Истме. 480 – 479 гг. до н.э. Поход Ксеркса Фермопильском в Грецию. ущелье. Сражение Разрушение в Афин. Морская битва при Саламине. Битва при Платеях и разгром персов. 478 – 459 гг. до н.э. Освобождение от персов малоазийских территорий Греции. островных и 477 г. до н.э. Образование Афинского морского союза. 471 г. до н.э. Изгнание (остракизм) Фемистокла из Афин. 470 – 399 гг. до н.э. Годы жизни Сократа. V в. до н.э. Творчество Мирона, Поликлета, Фидия. 464 г. до н.э. Третья Мессенская война. 460 – 370 гг. до н.э. Годы жизни Гиппократа. 460 – 371 гг. до н.э. Годы жизни Демокрита. 460 – 396 гг. до н.э. Годы жизни Фукидида. 457 г. до н.э. В Афинах возводят Длинные стены, соединяющие город и порт Пирей. 451 г. до н.э. Перемирие между Афинами и Пелопоннесом. 449 г. до н.э. Окончание греко-персидских войн. Заключение Каллиева мира. 446 г. до н.э. Мегара отходит от Афинского союза. 445 г. до н.э. Тридцатилетний мир между Афинами Пелопоннесским союзом. 445 – 386 гг. до н.э. Годы жизни Аристофана. 438 г. до н.э. Фидий создает статую Афины для Парфенона. 432 г. до н.э. Потидея выходит из Афинского союза. 431 – 404 гг. до н.э. Пелопоннесская война. 430 г. до н.э. Чума в Афинах. 429 г. до н.э. Смерть Перикла. 427—347 гг. до н.э. Годы жизни Платона. 415 г. до н.э. Афины нарушают мирный договор со Спартой. 411 г. до н.э. Спарта строит флот с помощью персов. 412 – 323 гг. до н.э. Годы жизни Диогена. 405 г. до н.э. Поражение афинян при Эгоспотамосе. 404 г. до н.э. Капитуляция Афин. IV – III вв. до н.э. Македонский период и IV в. до н.э. Творчество Скопаса, Праксителя, Лисиппа. 395 – 387 гг. до н.э. Коринфская война. 385 г. до н.э. Анталкидов мир и гегемония Спарты в Греции. 384 – 322 гг. до н.э. Годы жизни Аристотеля и Демосфена. 371 – 362 гг. до н.э. Фивы становятся центром Греции. 365 г. до н.э. Распад Пелопоннесского союза. 355 г. до н.э. Распад Афинского союза. 359 – 336 гг. до н.э. Правление Филиппа Македонского. 339 г. до н.э. Македонское войско одерживает победу над греками в Херонейской битве. 338 г. до н.э. Филипп Македонский основывает союз греческих полисов. 337 г. до н.э. Греки объявляют войну Персии. 336 г. до н.э. Александр восходит на македонский престол. 335 – 323 гг. до н.э. Завоевательные походы Александра. 335 г. до н.э. Александр завоевывает Персию. 333 г. до н.э. Завоевание Сирии. 332 г. до н.э. Завоевание Египта. 331 г. до н.э. Александр захватывает Вавилон и всю Месопотамию. Основание Александрии. 328 г. до н.э. Войско Александра на Кавказе. 327 г. до н.э. Александр начинает индийский поход. 326 г. до н.э. Александр доходит до реки Инд. 324 г. до н.э. Возвращение войск Александра на Ближний Восток. 323 г. до н.э. Александр умирает в Вавилоне. 322 г. до н.э. В Афинах умирают Аристотель и Демосфен. 323 – 305 гг. до н.э. Войны диадохов Великого. за наследие Александра III – I вв. до н.э. Эллинизм. 305 г. до н.э. Основание эллинистической династии Птолемеев в Египте. 306 г. до н.э. Школа Эпикура в Афинах. 301 г. до н.э. Основание школы стоиков. Начало III в. до н.э. Основание Александрийской библиотеки. 297 г. до н.э. Раздел Македонии. 282 – 202 гг. до н.э. Годы жизни Эратосфена. 286 г. до н.э. Египет Птолемеев становится господствующей морской державой. 197 г. до н.э. Победа Рима – союзника греческих полисов – над Македонией. 168 г. до н.э. Полный разгром Македонии Римом. 148 г. до н.э. Македония становится римской провинцией. 146 г. до н.э. Рим присоединяет к себе всю Грецию и учреждает провинцию Ахайя. 146 г. до н.э. – 395 г. Римский период н.э. 64/3 г. до н.э. – 20 г. Годы жизни Страбона. н.э. Ок. 83 – ок. 161 гг. Годы жизни Птолемея. н.э. 395 г. н.э. Греческие земли отходят при разделе Империи к Византии. Город, правивший миром ДРЕВНИЙ РИМ Введение Цивилизация Древнего Рима в нашем сознании неразрывно связана с древнегреческой цивилизацией. Обе они составляют античную культуру – тот фундамент, на котором базируется вся современная западная цивилизация. Однако культура Древнего Рима ни в коем случае не может быть названа вторичной по отношению к Греции. Римский народ создал собственную цивилизацию, достаточно могучую, чтобы в течение нескольких веков править едва ли не самой обширной империей в истории человечества. От египетских пустынь до Британии, от Испании до Дуная простиралась Римская империя в эпоху своего расцвета. Римская архитектура в тех ее образцах, которые сохранились до нашего времени, являет собой подлинный взлет инженерной мысли античной эпохи. А сохранилось этих образцов достаточно много, чтобы современные исследователи сумели получить подробные сведения о римской архитектуре различных периодов. История Древнего Рима – это прежде всего история самого Рима, Вечного Города. Именно отсюда выступали легионы на завоевание далеких земель, и сюда возвращались полководцы-триумфаторы, везя богатую добычу и гоня толпы апленников и рабов. Распространяя свое влияние на соседние и отдаленные народы, культивируя свой язык – латынь, римляне поистине обессмертили себя. Самым грандиозным памятником доблести и культуре Древнего Рима по сей день остается латынь – язык некогда крохотного племени, обитавшем в Средней Италии. Несмотря на то, что никто в наше время не говорит по-латыни, этот мертвый язык продолжает жить, оставаясь международным языком науки, медицины, биологии. Уцелев через века, латынь спасла от забвения и историю народа, который некогда говорил на этом языке. Тексты на латыни – от древнейших сочинений по истории, написанных римскими авторами первых веков до сочинений христианских авторов, своими глазами видевших закат великой империи – донесли до нас не только хроники, но и огромное количество биографий, подлинных и легендарных историй из жизни знаменитых и малоизвестных граждан Рима. Любая из звучных фраз на латыни, которые мы употребляем не задумываясь, связана с каким0-то эпизодом из римской истории (и неважно, насколько он значителен на фоне всемирной истории). Исторические анекдоты и научные трактаты, развалины храмов и скульптуры, фрески и вазы из раскопок позволяют воссоздать портрет цивилизации, возможно, ближе всего стоящей к современности. История Рима Основание города Начало римской истории похоже на сказку. Когда-то на склонах невысоких Альбанских гор стоял город Альба-Лонга, центр Лациума – небольшой прибрежной области средней Италии. Населяло эту область, по площади немногим превышавшую современную Москву, племя латинов. Правил в Альба-Лонге царь Нумитор. Его младший брат Амупий отнял у Нумитора царский трон, сына убил, а дочь, Рею Сильвию, отдал в весталки, то есть обрек на безбрачие. В этот момент (как в большинстве легенд) в действие вмешиваются сверхъестественные силы, в данном случае бог войны Марс. «Весталка» Рея родила от бога двух близнецов – Ромула и Рема. Раздосадованный Амупий в гневе повелел утопить младенцев в Тибре, в то время как раз бушевавшем сильным паводком. Весталка – жрица богини домашнего очага Весты, обязанная хранить безбрачие в течение 30 лет. Слуги ослушались приказания царя и бросили младенцев на берегу. Проходившая мимо волчица накормила близнецов молоком, а оказавшийся рядом царский пастух забрал мальчиков с собой. Когда братья выросли и узнали от приемного отца тайну своего рождения, они ворвались со своими товарищами в Альба-Лонгу и водворили на трон законного царя, своего деда Нумитора. [Илл. – Капитолийская волчица. Бронза. Стр. 567] Однако участь наследных принцев не устраивала братьев, и они решили основать новый город на берегу Тибра, на том самом Палатинском холме, где их нашла волчица. Но прежде надлежало спросить богов, кому из братьев быть царем в городе. Ромул и Рем очертили в воздухе посохом священный квадрат и стали ждать знамения божьего. К Рему с правой стороны – счастливый знак – прилетело шесть коршунов. А чуть позже в квадрат Ромула и тоже справа влетели двенадцать коршунов. Это означало, что небесный покровитель Ромула выше рангом, и Ромулу быть царем в новом городе. [Илл. – Ромул, стр. 567] Ромул запряг в плуг быка и корову и провел вокруг Палатинского холма глубокую борозду, по которой пройдут стены города. Борозда эта священная – она открывает дорогу духам преисподней и всякий, кто пересечет ее, обречен на гибель. Проведение борозды сопровождалось громким заклинаниями; на месте будущих чтением городских приподнимал плуг. Насмехаясь над суевериями молитв и ворот Ромул брата, Рем перепрыгнул через борозду, и Ромул во исполнение заклятья убил его. Произошло это в 753 г. до н.э., когда, согласно римской традиции, и был основан город Рим. Население его поначалу составляли одни мужчины, в основном молодежь. Соседние племена отказывались выдавать своих дочерей за буйных и неотесанных римлян. И тогда римляне задумывают знаменитое похищение сабинянок. На игры в честь Нептуна римляне пригласили соседнее племя сабинян с женами и детьми. И когда гости, увлеченные зрелищем, сгрудились на склоне холма за городской стеной, по условному знаку римские юноши схватили и увели в город сабинских девиц. Оскорбленные братья и отцы, проклиная римлян, поправших законы гостеприимства, поклялись жестоко отомстить Но когда через некоторое время вооруженное войско сабинян во главе с царем Титом Тацием приблизилось к Риму, из ворот города высыпала толпа женщин и примирила враждующих мольбой к мужьям не убивать их отцов и братьев, а к отцам и братьям – не лишать их мужей. Так что отныне два племени решили жить вместе. Столицей был объявлен Рим, а Таций стал соправителем Ромула. Всех граждан теперь называли квиритами по имени сабинского города, родины Тация. Через четыре года Таций погиб при загадочных обстоятельствах, а Ромул единолично правил Римом еще более 30 лет. Однажды жарким июньским днем весь народ по приказу Ромула собрался за городской стеной близ Козьего болота. Неожиданно поднялся сильный ветер, началась гроза, стало темно, как ночью. Народ в ужасе разбежался. Вскоре гроза прекратилась и все вернулись к Козьему болоту. Все, кроме Ромула. Царь исчез. Жрецы объяснили, что при блеске молний Ромул вознесся на небо, и отныне его следует почитать как бога. С тех пор в Риме установили культ бога Ромула-Квирина. На одном из холмов поставили храм новому богу, и холм стал называться Квиринальским. Такой рисует историю Рима от основания города Тит Ливий, римский писатель I в. до н.э. Современным историкам начало Рима представляется не столь романтичным. Действительно, примерно в VIII в. до н.э. в области Лаций, в устье реки Тибр появляется племя латинов, которым, как казалось сначала, судьба не уготовила особой участи. Так же, как все прочие италийские племена, латины занимались охотой, собирательством и земледелием. На месте, где суждено было возникнуть столице мира, Вечному городу, ютилось несколько жалких хижин, сплетенных из ветвей и обмазанных глиной. Тит Ливий (59 г. до н.э. – 17 г. н.э.) – выдающийся древнеримский историк, автор «Истории Рима от основания города» в 142 книгах. Да и саму местность первые поселенцы-латины выбрали не очень удачно – путаные овраги, заболоченные низины, мелководные речушки, стекавшие с невысоких холмов на левом берегу Тибра. Эти невысокие, но крутые и обрывистые холмы были, впрочем, надежным укрытием от соседних племен, а заболоченные ложбины, местами настоящие болота, превращали это укрытие в надежную крепость. В VII в. до н.э. люди, населявшие эту неприглядную местность, стали объединяться в некое подобие союза, названного семихолмием. Об этом свидетельствует появление нового кладбища. Но никаких следов древнего города того периода археологи не обнаружили. И здесь вновь остается полагаться лишь на полулегендарную историю Рима, согласно которой после смерти Ромула в Риме за два столетия сменилось шесть царей. Первые три были по происхождению сабиняне, все следующие – этруски. [Илл. – Царь Нума Помпилий. Стр. 463] Первый царь Нума Помпилий отличался миролюбием и благочестием. При нем римляне не воевали, но приохотились к земледелию. Кроме того, Нуме приписывается основание и канонизация официальной римской религии. Нуму Помпилия сменил воинственный Тулл Гостилий. Разрушив древнюю Альба-Лонгу, всех ее жителей он насильственно переселил в Рим. Анк Марций – третий сабинянин на римском троне – воевал с остальными латинами, также увеличивая за их счет население Рима. При нем были построены гавань Остия в устье Тибра и знаменитая тюрьма на Капитолийском холме, угрюмое подземелье которой и сегодня могут видеть многочисленные туристы Вечного города. [Илл. – Царь Анк Марций, с античной медали. Стр. 94] После Анка Марция в Риме правили три царя из этрусского рода Тарквиниев. Тарквиний Древний, воюя с соседями, не забывал о благоустройстве города. При нем в Риме были построены Большой цирк и Форум. Кроме того, с помощью сточной канавы он отвел в Тибр воду из заболоченных территорий между Авентинским и Капитолийским холмами. Сервий Туллий, зять Тарквиния, был царем-реформатором. Традиция приписывает ему установление имущественного ценза и реформу римской армии. Именно при Сервии Туллии была построена стена, включившая в состав города все семь холмов, остатки которой до сих пор сохранились в Риме. [Илл. – Капитолийский холм. Реконструкция. Стр. 558] Тарквиний Гордый завершил осушку Форума и близлежащих долин. Убрав под землю сточную канаву, он перекрыл ее сводом; с тех пор и до наших дней она известна как “Большая клоака”. При нем было почти закончено строительство храма Юпитера на Капитолии, который заложил еще Тарквиний Древний. Несмотря на все благодеяния, римляне не любили последнего из Тарквиниев. Они не забыли, что Тарквиний Гордый пришел к власти незаконным путем, убив своего предшественника-тестя. Его правление было настоящей тиранией, и в конце концов римляне изгнали царя из города. Чашу их терпения переполнило насилие Тарквиния Гордого над женой знатного римлянина Лукреция; обесчещенная женщина заколола себя на глазах у мужа. Юпитер – верховный бог римского пантеона, соответствующий греческому Зевсу. Тарквиний Гордый оказался последним римским царем. Его деспотичное правление вызвало такую ненависть римского народа, что о продолжении единоличной власти не могло быть и речи. [Илл. – Предполагаемый портрет Порсены. Стр. 539] Однако изгнанный Тарквиний не смирился с потерей власти. Он собирал силы для войны с Римом, заручившись поддержкой могущественного этрусского царя Порсены. Когда отправленные в Рим послы, требовавшие возвращения Тарквинию царской власти, вернулись ни с чем, Порсена двинул войска на Рим и начал осаду города. Молодой римлянин Муций решил убить Порсену и освободить город от осады. Незамеченным он пробрался в лагерь и в шатер Порсены. “Ты кто?” - спросил его Порсена. “Я римский гражданин. Зовут меня Муций. Я состою в заговоре трехсот римских юношей, поклявшихся тебя убить. Сейчас ты уцелел, но дни твои сочтены”. Порсена потребовал выдать имена заговорщиков, угрожая сжечь Муция на костре. Муций молча положил правую кисть на стоявшую рядом жаровню и не дрогнув смотрел, как медленно обугливается его рука. Порсена приказал оттащить его от жаровни со словами: “Хотел бы я, чтобы за меня сражались такие храбрые люди”. Опасаясь за свою жизнь, Порсена снял осаду. Благодарные римляне прозвали Муция Сцеволой, что значит “Левша”. Это прозвище с гордостью носили потомки Муция как напоминание о великом подвиге их предка. Изгнание Тарквиния Гордого и его борьбу за власть легенда относит к 509 г. до н.э. С этого времени начинается история Римской республики. Но прежде чем обратиться к ней, стоит еще раз остановиться на немногочисленных, но достаточно достоверных сведениях о дореспубликанском Риме. В начале своей истории Рим был родо-племенным обществом. Роды, очевидно, складывались еще во времена основания города. Кроме родственных уз, людей объединяла общая религия и общая земля. Со временем (во-первых, из-за удаления ветвей рода друг от друга, вовторых, из-за увеличения в результате завоеваний) роды снова стали распадаться на семьи. Люди, происходившие по мужской линии от основателя рода, стали называть себя “патрициями”. Прочие граждане, в том числе переселяемые в Рим жители побежденных городов, именовались плебеями. Однако и разросшиеся патрицианские семьи были полностью во власти своих патриархов, которым принадлежала безраздельная власть над своими потомками, над их жизнью и смертью. Без разрешения главы семейства никто не мог распоряжаться семейным имуществом. Покорность отцу семейства, который мог осудить, казнить или продать в рабство собственного сына, была органичной частью общеримской почтительности к предкам и их обычаям. Вместе они составляли фундамент, на котором строилось римское государство. И фундамент этот, как показало время, был достаточно прочным. Республика Уже в царское время в Риме существовал “сенат” (от латинского senex – старик) – совет при царе. Отбирал сенаторов сам царь из представителей древнейших римских родов, а их функции сводились к наблюдению за сохранением обычаев предков. В эту же эпоху все римские граждане-патриции были разделены на тридцать курий, в каждую из которых входило десять родов. Для решения важных государственных дел – избрание царя, объявление войны, заключение мира, принятие законов – царем созывались “куриатские комиции”, то есть собрание всех граждан. По куриям набиралось и войско. Каждая курия должна была выставить 100 пехотинцев – центурию (от латинского centum – сто) и 10 всадников. Вначале римское войско набиралось только из патрициев. Но воинственному Риму требовалось все более многочисленная армия. С допуска плебеев в войско и началась уже упомянутая реформа Сервия Туллия. При проведении реформы все римляне, и плебеи, и патриции, должны были объявить о стоимости своего имущества. По уровню достатка население разделили на пять классов. Каждый класс выставлял строго определенное количество центурий, а первые два – еще и всадников. Военная реформа вызвала изменения и в гражданском представительстве. Теперь наряду с куриатскими комициями были учреждены “центуриатские” – комиции по центуриям. Они собирались во всеоружии, а так как согласно древнему закону носить оружие в городе запрещалось, центуриатские комиции собирались за чертой города, на Марсовом поле. Реформа Сервия Туллия изменила сами основы власти в Риме. Отныне принадлежность к власти определялась не по родовому признаку, а по состоянию и богатству. После изгнания царей необходимо было придумать новую форму правления. Ненависть римлян к единоличной власти привела к тому, что решено было иметь сразу двух правителей. Их назвали консулами. Новым правителям были оставлены некоторые атрибуты царской власти. Во-первых, к консулам были приставлены ликторы – царские телохранители – каждому по двенадцать. Разница заключалась в том, что царя ликторы сопровождали, держа в руках связки прутьев – фасции с воткнутым в них топориком. Этот символ царской власти римляне заимствовали у этрусков. Консульские же ликторы носили фасции без секиры, которая втыкалась в пучки розог только на войне. [Илл. – Ликторы, стр. 414. Илл. – Фасция, стр. 659] Срок правления консулов был ограничен одним годом. Кандидатуры новых консулов предлагал сенат, а центуриатские комиции выбирали двух из числа этих кандидатов. Только первые римские консулы были выбраны стихийно. Ими стали Луций Брут и Публий Валерий, прозванный Попликола (“друг народа”), возглавившие восстание народа против Тарквиния Гордого. [Илл. – Предполагаемый портрет Попликолы, стр. 537] Консулы командовали войсками, объявляли мобилизацию. Только консулы могли созывать сенат и комиции и председательствовать в них. Кроме того, раз в четыре года консулы должны были проводить цензовую перепись населения Рима. Впрочем, уже полстолетия спустя эта функция была возложена на новых магистратов – цензоров, избиравшихся из числа бывших консулов сроком на полтора года. В случае особенно серьезной военной опасности консулы по поручению сената назначали диктатора. На полгода ему вручалась полная власть в городе. Деятельность всех прочих магистратов, в том числе и консулов, во время диктатуры прекращалось. В эпоху Республики сильно возросла роль сената – в прошлом скромного совещательного органа при царе. В ведении сената были международные отношения Рима, религиозные вопросы и государственная казна. Консулы, избиравшиеся из числа сенаторов и возвращавшиеся в сенат по окончании своих полномочий, осознавали себя в первую очередь сенаторами, и лишь потом – временными правителями Рима. Высшим государственным органом считалось народное собрание. Оно принимало и отменяло законы, избирало всех должностных лиц, было верховной судебной инстанцией. В Риме было три вида народных собраний. Они назывались комициями (от латинского слова comitia – сходка). На смену куриатским комициям после реформы Сервия Туллия пришли центуриатские. В результате борьбы плебеев с патрициями появились народные собрания по трибам – трибутные комиции. В центуриатских комициях выбирали народных трибунов, эдилов (курульных, т.е. патрицианских и плебейских; они организовывали праздничные игры и представления для народа, следили за порядком в городе, состоянием дорог, общественных зданий, рынков, бань и т.д.) и квесторов – помощников преторов (консулов). Все магистратуры были коллегиальными (2 консула, 2 претора, 4 эдила, 10 народных трибунов, 4 квестора), ежегодно избираемыми и неоплачиваемыми. Выполнение обязанностей магистрата считалось не работой, а почетом. Для отправления государственной должности требовалось немало денег, чтобы содержать штат писцов, глашатаев, охраны, служащих и т.д. Поэтому магистратом мог быть выбран только богатый человек. Весь начальный период истории республиканского Рима – это история войн, в результате которых образовался римско-италийский союз, или федерация на основе союзнических отношений различных племен с Римом. На протяжении всего V в. до н. э. римляне воевали с богатым и могущественным этрусским городом Вейи. Только в начале IV в. до н.э. область Вейи была присоединена к владениям Рима. Лавры победителя в войне с вейентами по праву принадлежали прославленному римскому полководцу Марку Фурию Камиллу. Уже десять лет длилась осада Вейи, когда сенат, прибегнув к крайним мерам, отстранил от власти всех должностных лиц Рима и вместо них назначил диктатора – Камилла. Прежде всего, Камилл расправился с союзниками осажденного города и отдал приказ прекратить беспорядочные стычки римского войска с вейентами. Наступило затишье. Защитники Вейи насмехались над римлянами, но те незаметно от осажденных рыли подкоп под стены города. Когда подземный коридор был готов, Камилл во главе части войска двинулся к городу. Другая часть римских воинов, пройдя по подземному ходу, проникла внутрь крепости. Согласно легенде, выход из подкопа оказался под храмом богини Геры, где как раз шло богослужение. В тот момент, когда жрец произнес: “Кто закончит совершение обряда, тот победит...”, римляне, взломав пол, предстали перед изумленными этрусками. Лежавшие на алтаре жертвы стали добычей римлян, завершивших таким образом обряд. В это время Камилл начал штурм города, и неожиданный удар с тыла решил судьбу Вейи. [Илл. – Галлы. Стр. 205] Дальнейшее завоевание Римом Италии было приостановлено нашествием галлов – кельтских племен, уже давно покинувших свою родину и двинувшихся на поиски новых земель. В V в. до н.э. галлы появились в северной Италии и, покорив населявших эти области этрусков и лигуров, обосновались в долине реки По, которая отныне стала называться Цизальпинской Галлией (от латинского cis – “до”, “по эту сторону”). Здесь галлы построили свою крепость Медиолан (современный Милан) и стали продвигаться дальше на юг, в Этрурию. В начале IV в. до н.э. они осадили Клузий, этрусский город-союзник Рима. Жители города обратились за помощью к римлянам. Сенат направил послов к вождю галлов Бренну. Переговоры не дали никаких результатов, после чего произошла первая стычка римского войска с галлами, окончившаяся поражением римлян. Бренн, вдохновленный победой, двинулся на Рим. В 390 г. до н.э. галлы захватили и сожгли город; в руках римлян оставался только Капитолий – крепость на высоком холме с крутыми обрывистыми склонами. Мирные жители покинули Рим, а воины укрылись за стенами Капитолия. Старейшие сенаторы и жрецы, не желая оставлять город, облачились в праздничные одежды, сели на форуме в кресла из слоновой кости и стали ждать. На рассвете галлы наводнили опустевший Рим. На форуме они остановились изумленные, увидев неподвижно сидевших там стариков. Один из галльских воинов, решив, что перед ним статуи, подошел к ближайшей, осторожно потрогал за подбородок и дернул за бороду. Старик-сенатор поднял свой посох и ударил им обидчика. Галлы бросились на стариков и перебили их всех. После этого началась долгая осада Капитолия. Однажды и этот последний оплот Рима чуть было не стал добычей галлов, когда под покровом ночи они, поднявшись по неприступной скале, пытались атаковать крепость. Часовые заснули, и даже собаки ничего не почуяли. Неожиданно в ночной тишине загоготали священные гуси, посвященные богине Юноне, храм которой находился на Капитолии. Их крик разбудил римских часовых и поднял на ноги всех защитников крепости. С тех пор по улицам Рима раз в год проносили богато украшенного гуся и распятую собаку, предки которой плохо сторожили Капитолий. После неудавшейся попытки взять крепость галлы усилили осаду. Но Марк Фурий Камилл, победитель Вейи, уничтожил отряды галлов, посланные за продовольствием. Галлы, не меньше римлян измученные долгой осадой, хотели поскорее окончить войну и пообещали, что за большой выкуп золотом они очистят город. Римляне согласились принести золото и стали взвешивать. Галлы, желая получить как можно больше, сначала потихоньку, а потом в открытую стали тянуть вниз чашу весов с гирями. В ответ на ропот возмущенных римлян Бренн снял свой тяжелый меч и положил его на гири со словами: “Горе побежденным!” Легенда рассказывает, что в этот момент и подоспел к воротам города Камилл со своими воинами. Приказав снять золото с весов, полководец сказал, что римляне спасают отечество не золотом, а железом. В тяжелой битве, длившейся целый день, римляне полностью разгромили галлов. Воины и мирные жители вернулись в разграбленный город, долгих семь месяцев находившийся в руках галлов. Против Рима, ослабленного галльским нашествием, ополчились италийские племена вольсков, эквов и этрусков, давно с беспокойствием следившие за растущей мощью опасного соседа. Но угроза со стороны галлов, еще не раз нависавшая над италиками, заставила их объединиться в римско-латинский союз. Постепенно к этому союзу стали присоединяться, кроме перечисленных, и другие народности Средней Италии. Теперь перед Римом открывалась заманчивая перспектива распространить свое влияние на Кампанию и дальше, на юг Италии. Первым препятствием на этом пути стали латины. Сопротивление, оказанное ими, вылилось в две так называемые латинские войны, в результате которых несколько городов Лация были разрушены до основания. Но зато жители городов, капитулировавших перед грозным соседом или перешедших на сторону римлян, были приняты в число римских граждан с одним лишь ограничением: они не имели права участвовать в голосовании. В Кампании римляне столкнулись с сильным и воинственным племенем самнитов, но соблазн завоевать эту плодородную землю был так велик, что римляне решились на войну с самнитами. В первой Самнитской войне (343-341 гг. до н.э.) победа далась римлянам без особых усилий. Во время второй Самнитской войны (328-304гг. до н.э.) римляне потерпели жестокое поражение в Кавдинском ущелье. Продвинувшись в горный Самний, в незнакомую местность, они попали в засаду, устроенную самнитами в узком горном ущелье. Римляне вынуждены были сдаться, и победители подвергли их жестокому унижению: римское войско было проведено под ярмом. Обезоруженные, полуобнаженные воины во главе с консулами и военными трибунами, осыпаемые насмешками и оскорблениями самнитов, они прошли в некое подобие ворот, сделанных из взятого у римлян оружия. Лишь через несколько лет Рим смог оправиться от поражения в Кавдии, а в конце IV в. до н.э. его преобладание стало несомненным. В результате третьей Самнитской войны все кампанские города стали союзниками римлян, и они смогли беспрепятственно двигаться в Южную Италию, где располагались греческие колонии. Своей армии города великой Греции не имели и пользовались услугами наемников. На этот раз для войны с Римом они призвали известного полководца – эпирского царя Пирра, родственника Александра Македонского. В 279 г. до н.э. произошло решающее сражение греков с римлянами, вошедшее в историю как “пиррова победа”. Она досталась эпирскому царю ценой таких тяжелых потерь, что, говорят, по окончании сражения он воскликнул: “Еще одна такая победа над римлянами и мы погибнем!” Несколько лет продолжались стычки римского войска с городами Южной Италии, но уже в 265 г. до н.э. под властью Рима оказался весь Аппенинский полуостров вплоть до Паданской долины на севере. [Илл. – Римлянин. Стр. 538] Завоевание Римом всей Италии отнюдь не означало создание единого централизованного государства. Это была скорее федерация, или римско-италийский союз, в котором не все общины обладали одинаковыми правами. Структура этого союза стала воплощением принципа внешней политики Рима “разделяй и властвуй”. Так, жители некоторых городов Лация, с давних пор имевших самоуправление, сохранили полные права римского гражданства. Латинские и этрусские города, которым в свое время было даровано гражданство без права голосования, пользовались самостоятельным управлением и вошли в союз на правах муниципиев, так как их жители несли все обязанности римских граждан (munus по-латыни означает “обязанность”). Муниципий – наряду с колонией, одна из форм ограниченного римского гражданства, распространенная в Италии. Города еще более низкого ранга имели ограниченное самоуправление под надзором посланных из Рима префектов. Отсюда название таких городов – префектуры. Их жители считались римскими гражданами без права голосования. Префект – должностное лицо, назначавшееся из числа сенаторов или всадников. Все прочие общины назывались союзниками. Большинство из них сохраняли самоуправления, но были лишены всяческих прав в Риме. Муниципии и союзники не имели права вести самостоятельную внешнюю политику, должны были поставлять Риму войска, оружие и военные суда. Часть их земель отчуждалась в пользу Рима. На самой низкой ступени в федерации оказались так называемые “сдавшиеся” – самниты и галлы. Они пользовались ограниченным самоуправлением и не имели никаких прав в Риме. Рим – хозяин Средиземноморья После Аппенинского того, как власть полуострова, Рима распространилась захватнические интересы на юг Римской республики сосредоточились на большом богатом острове Сицилия, который от Италии отделял лишь узкий Мессинский пролив. Большая часть Сицилии принадлежала в то время Карфагену – одному из самых сильных государств в Западном Средиземноморье. Карфаген – город-порт финикиян в Северной Африке, один из крупнейших торговых городов Древнего мира начиная с VII в. до н.э. Карфаген был основан в IX в. до н.э. выходцами из Финикии. Высокие мощные стены “нового города” (так с финикийского переводится название «Карфаген») поднялись в самом центре средиземноморского побережья Африки. Удобное географическое положение очень скоро сделало город центром торговли всего Средиземноморья. На протяжении трех веков Карфаген торговал с Римом. Но теперь плодородные земли Сицилии стали камнем преткновения двух сильных государств. В 264 г. до н.э. мирные отношения Рима с Карфагеном были прерваны. Римские войска в составе четырех консульских легионов переправляются в Сицилию, приняв предложение сицилийского города Мессаны о помощи в войне мессанцев с Сиракузами. Так началась Первая Пуническая война (“пунами” римляне называли карфагенян), затянувшаяся до 241 г. до н.э. Дела римлян в Сицилии пошли так успешно, что уже через год после высадки на острове они подошли к стенам Сиракуз и заставили владетеля города, тирана Пирона заключить мирный договор, по которому он становился союзником Рима. После этого римское войско двинулось на Агригент – неприступную крепость карфагенян, гордо возвышавшуюся на крутой обрывистой скале. После шестимесячной осады Агригент пал. Но, если сухопутные войска пунийцев терпели поражение за поражением, то на море им сопутствовала удача. Прославленные мореходы, карфагеняне легко победили римлян в сражении у Липарских островов (260 г. до н.э.). Однако уже в следующей морской битве при Милах славный карфагенский флот был разбит. Окрыленные успехами на суше и на море, римляне решили перенести военные действия в Африку. В 256 г. до н.э. огромный римский флот в составе 330 боевых кораблей наголову разбил новый флот карфагенян, насчитывавший 350 судов, у мыса Экном и беспрепятственно двинулся дальше, к берегам Северной Африки. Подчинив себе многочисленные мелкие города, римляне осадили Карфаген. Жители города запросили мира, но римский консул Атилий Регул предложил слишком тяжелые условия. Тогда карфагеняне решили бороться до последнего, а римляне, слишком уверенные в своей победе, отозвали из Африки большую часть армии и флота. За одну только зиму 256-255 гг. до н.э. пунийцы смогли мобилизоваться настолько, что ранней весной разбили оставшуюся в Африке римскую армию. В довершение этого разгрома, спешивший на выручку армии римский флот погиб во время бури. Так, уничтожением сухопутной армии и флота закончилась первая попытка римлян завоевать Карфаген. Ареной военных действий вновь стала Сицилия. Силы обеих сторон были примерно равны, и в течение пяти лет борьба шла с переменным успехом. В 241 г. до н. э. к Сицилии отправился новый римский флот, и в ожесточенном сражении при Эгатских островах наголову разбил карфагенскую эскадру. Вслед за этим пали осажденные Римом с суши главные крепости пунийцев – Лилибей и Дрепана. Карфаген запросил мира. Измученные войной римляне согласились на него, выставив весьма суровые условия. Карфагеняне должны были полностью очистить Сицилию, выдать без выкупа всех римских пленных и выплатить Риму контрибуцию в 3200 талантов серебра, что составляло примерно 84 тонны серебра. Но даже это не сломило могущество Карфагена. И Рим, и Карфаген понимали, что новое столкновение неизбежно, и готовились к нему. Карфаген укреплял свое господство в Испании, подчиняя своей власти город за городом. Захват Ганнибалом, молодым карфагенским главнокомандующим, города Сагунта, который был союзником Рима, явился поводом для начала новой войны. Ее принято называть Второй Пунической, или Ганнибаловой войной (218-201 гг. до н.э.) Ганнибал (247 – 183 гг. до н.э.) – выдающийся карфагенский полководец. У обеих сторон были довольно дерзкие планы ведения войны. Римляне намеревались действовать на два фронта: один консул с большим войском и флотом должен был напасть на Карфаген, другой – высадиться в Испании и начать войну с Ганнибалом, чтобы не дать тому возможности прийти на помощь родному Карфагену. [Илл. – Ганнибал. Стр. 230 верхн.] План Ганнибала был и того смелей. Карфагенский полководец решил перейти через Альпы и вести войну на территории врага, в Италии. Рим, считая неприступные Альпы надежной защитой, сосредоточил основные силы на юге, ожидая нападения из Африки, когда заметно поредевшая, но по-прежнему грозная армия Ганнибала появилась в Северной Италии. Рим в смятении менял все военные планы. Консул того года Гай Фламиний, получив сведения о том, что вражеское войско измучено альпийским переходом, рассчитывал на быстрый успех. Он выступил из Рима, намереваясь в течение нескольких дней покончить с Ганнибалом. [Илл. – Схема битвы у Тразименского озера. Стр. 234] Встреча противников произошла у Тразименского озера в Этрурии. Завязавшееся сражение было таким ожесточенным, что его участники даже не заметили сильного землетрясения, случившегося в самый разгар битвы. 21 июня 217 г. до н.э. стал черным днем в истории Рима. В сражении при Тразименском озере погибла большая часть римского войска, остальные были истреблены во время преследования. Погиб и консул Гай Фламиний. Весть о поражении вызвала в Риме страшную панику. Ввиду крайней опасности сенат принял решение назначить диктатора. Им стал умудренный опытом, старый и осторожный Фабий Максим. Срочно принимались меры по обороне города: были разрушены мосты через Тибр, горожане укрепляли стены, создавали новую армию. Фабий Максим Кунктатор (ум. в 203 г. до н.э.) – римский патриций, политик и военачальник. У Фабия была своя тактика ведения военных действий. Он принял решение любыми способами уклоняться от сражений с Ганнибалом, подрывая его мощь исподволь, изматывая долгими переходами и короткими стычками. Римское войско неотступно следовало за неприятелем, достаточно далеко, чтобы Ганнибал не мог навязать ему сражения, и достаточно близко, чтобы держать противника в постоянном напряжении перед возможной битвой. Действия Фабия, вошедшего в историю под именем “Кунктатор” – «Медлительный», вызвали недовольство в Риме и в диктатором, от которого ждали решительных армии. Над действий, стали насмехаться, называя его “дядькой Ганнибала”. И только сам Ганнибал, разгадавший планы Фабия, понял, насколько опасен этот замысел для карфагенского войска, и пытался любым путем навязать римлянам сражение. Положение Ганнибала постепенно ухудшалось, его силы таяли, население было настроено враждебно, римское войско крепло. К этому времени истек полугодичный срок полномочий Фабия Максима. Он сложил с себя власть диктатора, и на 216 г. до н.э. консулами были выбраны Луций Эмилий Павел и Гай Теренций Варрон. Первый был сторонником осторожной и продуманной тактики “кунктатора”, а второй требовал решительных действий. По установившемуся обычаю консулы по очереди через день командовали огромным вновь собранным войском (около 80 тысяч пехотинцев и несколько тысяч всадников). Но и таким образом не удалось избежать разногласий. Как ни старался Эмилий Павел удержать армию от большого сражения, оно все же произошло – в тот день, когда войском командовал Теренций. [Илл. – Схема битвы при Каннах. Стр. 235] Случилось это 2 августа 216 г. до н.э. близ местечка Канны в Апулии. Теренций, полагаясь на большой перевес в силе, развернул войска для битвы на широком и ровном поле. Ганнибал, напротив, строил свои силы не совсем обычным способом. Его строй напоминал полумесяц, своей выпуклой стороной обращенный к противнику, а остриями вглубь. Как и предполагал Ганнибал, римская пехота потеснила центр его войска и вклинилась в самую его глубину. В этот момент окружение римлян, попавших в «мешок» между карфагенскими фалангами, довершила сильная карфагенская конница. Вскоре битва перешла в избиение. Большая часть римской армии было изрублена или взята в плен. Лишь немногим удалось выйти из окружения. Среди них был Теренций Варрон. Другой консул Эмилий Павел погиб, побежденный, согласно его предсмертным словам, “сначала Теренцием, потом – Ганнибалом”. После известия о поражении и гибели армии в Риме со страхом ожидали нападения врага. Резко изменилось в городе отношение к Фабию. Римляне поняли, что его политика была проявлением мудрости и проницательности, а не малодушия и трусости, в которых обвиняли “Кунктатора” противники. Положение Рима усугублялось еще и тем, что в Испании брат Ганнибала Гасдрубал разбил римские войска. На стороне Карфагена выступила Македония, Сиракузы и многие другие города Сицилии. В Риме создавалась новая армия, в которую набирали всех, способных носить оружие. Пришлось прибегнуть даже к исключительным мерам: на волю были отпущены 8 тысяч молодых рабов. Их вооружили и включили в состав армии. Во главе ее встали опытные и способные полководцы Фабий Максим и Клавдий Марцелл. Римляне сделали ставку на длительную войну, рассчитанную на изматывание сил противника. Марцелл, прозванный “мечом Рима”, направился в Сицилию, а Фабий Максим, получивший в народе новое прозвище - “щит Рима”, продолжал действовать в Италии. В Сицилии Марцелл добился большого успеха, подчинив почти весь остров. Дольше всех сопротивлялись Сиракузы, осажденным жителям города помогал прославленный математик Архимед. Учителю и ученику Легенда гласит, что когда начался решающий штурм Сиракуз, Архимед, как обычно, размышлял над своими чертежами. Ворвавшийся к нему римский солдат, исполняя приказ сохранить Архимеду жизнь, хотел отвести ученого к полководцу. – Никуда я не пойду, – сказал Архимед, – и испортить моего чертежа! постарайся не Разгневанный солдат выхватил меч и убил старика. После взятия римлянами Сицилии, Ганнибал оказался отрезанным от Карфагена. Его единственной надеждой оставалась Испания. Но победы, одержанные там римской армией под командованием молодого и талантливого военачальника Публия Корнелия Сципиона, не позволили Гасдрубалу прийти на помощь старшему брату. В 207 г. до н.э. армия Гасдрубала была окончательно разбита при реке Метавре. К тому времени Ганнибал, теснимый Фабием и Марцеллом, был прочно блокирован на юге Италии. Вернувшийся из Испании Сципион предложил сенату перенести военные действия в Африку, полагая, что римская экспедиция заставит Ганнибала идти на защиту родного города. [Илл. – Публий Корнелий Сципион Африканский. Стр. 617] В 204 г. до н.э. римская армия во главе со Сципионом высадилась в Африке. Расчет молодого полководца оказался верным: карфагенские правители отозвали Ганнибала из Италии, и он покинул ее, не побежденный ни в одном крупном сражении. В 202 г. до н.э. при Заме произошло сражение Сципиона с Ганнибалом. Армия непобедимого доселе полководца была разбита, а сам он бежал в Карфаген и убедил совет города принять мир на любых условиях. Впрочем, особенно убеждать и не пришлось: у Карфагена не было ни денег, ни армии, дальнейшая борьба привела бы к полному уничтожению самого города. Карфагенские правители капитулировали, и римляне продиктовали суровые условия мира. Карфаген лишался всех заморских владений, всего военного флота, его территория ограничивалась небольшим городским округом в Африке. В течение пятидесяти лет он должен был выплачивать Риму контрибуцию в 10 тысяч талантов. Но и этого римлянам было мало, они предпочли бы полностью уничтожить ненавистный город. И лишь войны Рима с другими народами и государствами Средиземноморья на полвека отсрочили гибель Карфагена. К началу II в. до н.э., одержав победу во Второй Пунической войне, Рим прочно утвердился в Западном Средиземноморье, где не существовало отныне силы, способной воспротивиться римскому господству. Теперь взоры Рима устремились на эллинистический Восток. Здесь их ближайшими соседями были иллирийские племена, занимавшиеся морским разбоем. Иллирийцы нарушали торговые связи греческих городов и держали в страхе римских купцов. Когда иллирийские пираты захватили Керкиру – важный остров на морском пути из Италии на восток, жалобы италийских купцов и просьбы о помощи нескольких городов побудили Рим начать войну. В 229 г. до н.э. римский флот, направленный против иллирийцев, быстро разбил легкие суда, а десантная армия римлян заняла иллирийские побережья, разрушая города и тесня коренное население в глубь страны. Иллирийцы стали данниками Рима, установившего теперь свое политическое влияние над многими городами на западе Балкан. Более серьезное положение сложилось в Испании, где во время Второй Пунической войны Сципион заключил союзные договоры с иберийскими племенами. Они признали себя подданными Рима и выплачивали дань. Однако теперь иберы решили, что победа Рима над Карфагеном вовсе не означает подчинения римлянам также и иберов. Лишь в 179 г. до н.э. удалось подавить восстание, вспыхнувшее в Испании после введения провинциального управления (197 г. до н.э.). Иберы признали власть Рима, обязались платить дань и выставлять вспомогательные войска. Пока римские легионеры сражались в Испании, на западе Малой Азии правитель огромной эллинистической династии Селевкидов – царь Антиох III начал военные действия, дабы осуществить свои претензии на гегемонию во всем восточном Средиземноморье. Активную поддержку и помощь Антиоху оказывал Ганнибал, бежавший к сирийскому царю после того, как по окончании Второй Пунической войны римский сенат потребовал выдачи Ганнибала. Для начала в 192 г. до н.э. римские войска изгнали Антиоха из европейской части средиземноморского бассейна. Затем, после того как римский флот разбил флот Антиоха III и утвердил свое господство в Эгейском море, военные действия переместились непосредственно в Малую Азию. Селевкиды – ближневосточная эллинистическая династия, потомки Селевка, одного из полководцев Александра Македонского. Римской армией командовал Луций Корнелий Сципион, а в качестве легата его сопровождал брат Туллий Корнелий Сципион – победитель Ганнибала при Заме; он-то фактически и руководил военными действиями. В 190 г. до н.э. в битве при Магнезии армия Антиоха была почти уничтожена, и спустя еще два года Антиох III подписал мирный договор с Римом, согласно которому еще в недавнем прошлом могущественный царь огромной державы лишался всех территорий, а его флот сокращался до 10 судов. Почти одновременно Рим вел войны с другим мощным государством эллинистического Востока – Македонией. Лишь после Третьей Македонской войны (171 - 168 г. до н.э.) единое македонское государство было уничтожено. Римской армией в этой войне командовал решительный и опытный полководец Луций Эмилий Павел, а царем Македонии незадолго до начала войны стал Персей, сын Филиппа V. По поводу и без повода Говорят, что отправляющемуся на войну Эмилию Павлу на пороге дома встретилась его маленькая дочь Теренция. Она громко плакала и сказала отцу: “Наш Персей умер!” – так звали собаку девочки. Эмилий Павел решил, что это благой знак и он не ошибся. В 168 г. до н.э. в решающем сражении при Пидне македонская армия была разбита. Персей пытался бежать, но римляне настигли его. Последний царь Македонии умер в римской тюрьме. Специальная сенатская комиссия разделила страну на четыре округа, каждый из которых был совершенно самостоятельным: чеканил свои монеты и не имел права завязывать отношения с соседними округами. Так же Рим поступил с Иллирией, принадлежавшей прежде Македонии, и утвердил свое господство в Греции. Закрепившись таким образом в восточном Средиземноморье, римляне вновь взялись за Карфаген, который к середине II в. до н.э. сумел оправиться от поражения и снова стал многолюдным богатым городом. Процветали торговля и сельское хозяйство, казна была полна. Римлян очень тревожило процветание Карфагена: богатый город мог бы очень быстро набрать большую армию и вновь стать серьезным противником. Карфаген соблюдал все условия мирного договора с Римом, согласно которому город не мог вести самостоятельные военные действия. Этим постоянно пользовались соседи Карфагена, и больше других – царь Нумидии Масинисса, оказавший немало услуг римлянам во время их военных операций в Африке в конце Второй Пунической войны. Опираясь на молчаливую поддержку Рима, Массинисса теперь отбирал у карфагенян один район за другим. Наконец они не выдержали, и для отражения нападений нумидийского царя в Карфагене была сформирована армия. В Риме это немедленно расценили как нарушение мирного договора, и вопрос о Карфагене был поставлен на обсуждение в сенате. Собственно говоря, поднимался этот вопрос и раньше однимединственным человеком – Марком Порцием Катоном, прозванным впоследствии Старшим. В последние годы каждое свое выступление в сенате на любую тему Катон неизменно заканчивал словами: “А впрочем, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен!” Пророчество Катона сбылось через несколько лет после того, как в 149 г. до н.э. римский сенат объявил Карфагену войну под предлогом нарушения мирных соглашений 201 г. до н.э. Римская армия высадилась в Африке, где уже начались военные действия между Масиниссой и Карфагеном. Войска последних были разбиты, и по прибытии римлян карфагенское правительство было готово на любые мирные условия. Но когда в числе других жестких требований римляне выдвинули еще одно – перенести Карфаген с берега моря в глубь страны, это вызвало взрыв негодования жителей города. Карфагеняне, чтобы затянуть время, попросили 30 дней на раздумье. Однако сами они знали с самого начала, что будут сражаться до последнего. Драгоценные для карфагенян 30 дней не прошли даром, и когда римские войска, стоявшие совсем недалеко от безоружного Карфагена, по истечении срока подошли к городу, они увидели мощную, неприступную крепость, на оборону которой встало все население. Взять Карфаген штурмом было теперь практически невозможно, и римлянам пришлось начать осаду. Летний зной и болезни подорвали дисциплину в римской армии. Карфагеняне воспряли духом. Они стали делать вылазки из крепости. Позже, навербовав армию вне Карфагена, начали беспокоить римские войска по всей территории. Еще больше вдохновила жителей осажденного города весть о смерти Масиниссы: кроме него, у римлян не было союзников в Африке. Развитие военных действий приняло для Рима явно неожиданный поворот: предполагалось, что Третья Пуническая война будет легкой “военной прогулкой”. Сенат назначил на 147 г. до н.э. консулом и главнокомандующим Сципиона Эмилиана, талантливого полководца и дипломата, сына Эмилия Павла, воспитанного в доме Сципиона Африканского, того самого, который разгромил Ганнибала при Заме. Сципион быстро восстановил дисциплину в римской армии, разгромил карфагенские отряды, действовавшие в тылу у римлян, и полностью отрезал осажденный город от внешнего мира на суше и на море. В Карфагене начались голод и болезни. Когда гарнизон крепости совсем ослаб, Сципион начал решительный штурм. Через шесть дней город был взят. По приказу сената его разрушили и сожгли до основания. Карфаген горел 17 дней. Затем по пепелищу белый бык потянул за собой плуг, взрыхляя мертвую землю. Место, где стоял Карфаген, предавалось вечному проклятью, отныне здесь не должен был когда-либо селиться человек. Территория Карфагена была объявлена римской провинцией Африка. Большая часть ее земель стала государственной собственностью, а население обложено данью. Конец II в. до н.э. Братья Гракхи Основными классами римского общества во II - I вв. до н.э. были класс рабов и класс рабовладельцев. Последний включал в себя несколько социальных групп, господствующее положение среди которых занимали нобили и всадники. В римский нобилитет входили самые знатные патрицианские и богатые плебейские роды. Нобили избирались на все ответственные посты в государстве, только нобили могли быть членами римского сената. Они возглавляли армию и управляли провинцией. Это была замкнутая олигархическая верхушка, куда практически невозможно было проникнуть новому человеку. Лишь немногие не принадлежавшие по рождению к нобилитету люди, и только в исключительных случаях, попадали на высшие должности. Такими “новыми людьми” были во II в. до н.э. Марк Порций Катон, а в I в. до н.э. Марк Туллий Цицерон. Homo novus (новый человек) – презрительное прозвище незнатных людей, выбившихся на высшие государственные должности. Особенно выделялись среди нобилитета несколько родов, игравших на протяжении столетий важную роль в государстве и в отдельные периоды определявшие политику Рима – Корнелии, Сципионы, Эмилии Павлы, Цецилии Метеллы, Семпронии Гракхи, Лутации Катуллы. Наряду с правящим сословием нобилей в класс рабовладельцев входили всадники – торгово-финансовая знать. В руках всадников находились внешняя и внутренняя торговля, ростовщические операции и откуп налогов. Иногда между нобилитетом и всадниками возникали разногласия и разгоралась ожесточенная политическая борьба. Свободное гражданское население Рима было недовольно безраздельным господством нобилитета и разорением мелких землевладельцев. Вдохновителем и организатором мощного движения свободного гражданства стал народный трибун 133 г. до н.э. Тиберий Семпроний Гракх. Появление среди римских магистратур должности народного трибуна стало главным завоеванием долгой борьбы патрициев и плебеев, начавшейся в середине IV в. до н.э. и завершившейся лишь к III в. до н.э. До середины IV в. до н.э. плебеи, одно из основных сословий в Древнем Риме, считались чужеродным элементом в римском обществе. До реформы Сервия Туллия им не доверяли даже службу в армии. А когда после реформы плебеи стали составлять основную часть римского войска, они повели борьбу за свои права, угрожая уйти из Рима и основать новый город. Такие уходы плебеев из города принято называть сецессиями (от латинского secessio – «удаление, уход»). Всякий раз в момент серьезных военных осложнений плебеи стали прибегать к испытанному способу: предъявив патрициям свои требования, плебейское войско удалялось на Священную гору. Патрициям ничего не оставалось, как идти на уступки. Первой из таких уступок стало учреждение новой должности – народного трибуна. приостанавливать Любой любое из решение народных трибунов патрицианских мог магистратов, произнеся слово “veto” – «я запрещаю». Трибунов выбирали на один год в количестве 10 человек. Тиберий Семпроний Гракх (162 – 133 гг. до н.э.) – потомок древнего плебейского рода, политик-популяр, опиравшийся на крестьянство и плебс. Народный трибун 133 г. до н.э. Тиберий Гракх принадлежал к одному из самых знатных родов римского нобилитета. Основой законопроектов, предложенных Тиберием, была аграрная реформа, поскольку он считал основной причиной разногласий в римском обществе обезземеливание римского крестьянства. Дело в том, что пока крестьяне, составлявшие основу римского войска, вели непрерывные войны то в Африке, то в Малой Азии, то в Македонии, их хозяйство приходило в упадок, а земли захватывали богатые землевладельцы – оптиматы. Тиберий и предложил вернуть общественные земли, незаконно присвоенные оптиматами, государству. Эти земли следовало раздать малоземельным и безземельным гражданам. Получив свой участок, римские граждане должны были выплачивать налог государству и не имели права продавать или дарить его. Таким образом, они становились не собственниками земли, а наследственными владельцами. Оптиматы (лат. «лучшие») – аристократы-сенаторы, члены консервативной партии в Риме. Толпы малоземельных крестьян стали стекаться в Рим, чтобы поддержать законопроект народного трибуна. Давно уже народные собрания не были так многолюдны и не проходили так бурно. Народу, восторженно встретившему инициативы Гракха, противостояли крупные землевладельцы, решившие во что бы то ни стало не допустить принятия закона. После бурных обсуждений законопроект должны были поставить на голосование. Понятно, что народное собрание, перевес в котором был на стороне сельских жителей, нахлынувших в это время в Рим, одобрило бы законопроект. И оптиматы решили помешать голосованию. Второй народный трибун Марк Октавий наложил свое “вето” на законопроект Тиберия. Когда все попытки реформатора переубедить своего бывшего друга Октавия не дали никаких результатов, он отважился на крайнюю меру. Тиберий поставил перед народным собранием вопрос: может ли быть народным трибуном человек, выступающий против народа? По результатам голосования Октавий был отстранен от должности. Это было первым в истории Рима нарушением закона о неприкосновенности личности народного трибуна. После отстранения Октавиана законопроект об аграрной реформе был утвержден народным собранием. Созданная для его осуществления комиссия из трех человек – Тиберия Гракха, его брата Гая Гракха и тестя Тиберия Аппия Клавдия – приступила к работе. Во время работы комиссии Тиберий дал своим противникам новый повод для нападок. Царь Пергама Аттал после смерти завещал свое царство Риму. Тиберий предложил распределить все сокровища царя между гражданами, получающими землю по новому закону. Тогда по городу поползли слухи, что Тиберий стремится к царской власти, что кто-то якобы даже видел, как он примеряет корону пергамского царя. Крупных землевладельцев Тиберий окончательно озлобил, когда в ходе работы комиссии по выявлению излишков захваченных земель начались многочисленные судебные процессы. К тому же с началом сельскохозяйственных работ крестьянство, активно поддерживавшее реформы, разъехалось по домам. Оптиматы с нетерпением ожидали окончания срока полномочий Тиберия, а ему для завершения аграрной реформы необходимо было еще на год сохранить должность трибуна. Утро того дня, когда были назначены выборы, началось для Тиберия по всем приметам неудачно. Выходя из дома, он сильно ударился ногой о порог, так что сквозь обувь выступила кровь. Еще через несколько часов прямо у его ног упал сверху камень: его столкнули два дерущихся на крыше ворона. Потом жрецы сообщили, что священные куры не выходят из клетки и не хотят клевать зерно. Сторонники Тиберия решили оказать давление на ход голосования, переросшего в кровопролитную схватку, в которой погибли Тиберий и несколько сот поддерживавших его людей. Это произошло в 133 г. до н.э. Младшему брату Тиберия Гаю Гракху шел двадцать первый год. Он решил завершить проведение аграрных реформ и, став в 123 году до н.э. народным трибуном, начал объединять вокруг себя различные слои римского гражданства, чтобы противопоставить их нобилитету – главному противнику демократических преобразований. Проще всего было привлечь на свою сторону сельский плебс: Гай просто возобновил деятельность комиссии по переделу земли. Для привлечения городского плебса, незаинтересованного в получении земельных участков, Гай провел закон о твердых и очень низких ценах на зерно из государственных складов. После проведенной младшим Гракхом судебной реформы на его сторону встали всадники. Дело в том, что раньше судебные дела велись сенаторами, всадникам же дорога в сенат была закрыта. Теперь, по предложению Гая, разбор судебных дел о злоупотреблениях властью римских наместников в провинциях был передан в руки всадников. Заручившись поддержкой сельского и городского плебса, а также богатого и влиятельного всаднического сословия, Гай Гракх начал осуществлять свою программу широких демократических реформ. Он намеревался преобразовать не только аграрные законы, но и армию, и судопроизводство, и монетную систему, и отношения сената с народным собранием. Скромная должность народного трибуна при Гае превратилась в важнейшую государственную магистратуру. Ему удалось оттеснить на второй план даже верховных магистратов – консулов. Как дальновидный политический деятель, Гай Гракх решил провести еще одну реформу: предоставить римское гражданство италикам, считавшимся союзниками Рима. Он понимал, что деление Италии на полноправных граждан и бесправных италиков-союзников подрывает внутреннюю крепость Рима. Предложением Гракха воспользовались его враги. Они стали убеждать гражданское население, насколько невыгодно предоставлять права римских граждан италикам, то есть делиться с ними своими привилегиями. Положение резко изменилось, популярность Гая, который, как теперь казалось, задумал ограбить честных граждан Рима в пользу каких-то там италиков, стала падать. Его не выбрали народным трибуном на следующий, 121 год. Зато консулом был избран заклятый враг Гракха Опимий. После того как в декабре 122 г. до н.э. Гай Гракх сложил с себя полномочия народного трибуна, оптиматы во главе с Опимием начали нападки на его законы. Гай и его сторонники, бывшие теперь рядовыми членами народного собрания, пытались помешать аннулированию новых законов. Начались вооруженные столкновения. За голову Гая Опимий пообещал столько золота, сколько будет весить голова ненавистного народного трибуна. Гай, понимая, что расправы ему не избежать, и не желая достаться врагу живым, приказал своему верному другу убить себя. Но голова Гракха все же была доставлена Опимию: некто Септимулей, найдя тело Гая, отрубил голову, а чтобы получить за нее как можно больше денег, вынув мозги, наполнил голову свинцом. А воды Тибра целый день несли к морю трупы: около 3 тысяч сторонников Гая были убиты и брошены в реку по приказу консула. Так начинались первые гражданские столкновения в Риме, словно предвещая длинную череду гражданских войн, которые захлестнут государство на добрую сотню лет. Падение Римской республики Со смертью демократических Гракхов борьба преобразований – популяров и – сторонников олигархов-оптиматов не окончилась. Аграрный вопрос не был решен, союзники-италики жаждали обещанных гражданских прав, всесилие всаднических судов вызывало негодование сената. Борьба популяров и оптиматов, то стихая, то разгораясь с новой силой, продолжалась в течение всего периода рубежа II - I вв. до н.э., пока в начале 80-х годов I в. до н.э. не вылилась в гражданскую войну. В это же время Рим столкнулся с серьезной внешней угрозой, исходившей от царя Понтийского царства Митридата VI Евпатора. В целом положение Рима на Востоке в начале 80-х годов I в. до н.э. было очень серьезным. Недовольство грубостью и бесцеремонностью наместников, злоупотреблениями сборщиков налогов росло повсюду, как в собственно римских провинциях – Греции, Македонии, Азии, так и в зависимых от Рима царствах – Вифинии, Каппадокии, Пафлагонии. Энергичный правитель и ловкий дипломат Митридат, унаследовавший от отца небольшое царство в Юго-Восточном Причерноморье, значительно расширил его территорию за счет соседней Колхиды, Крыма, Боспорского царства и Малой Армении, вплотную приблизившись к римским владениям в Малой Азии. Не встречая сопротивления со стороны римлян, раздираемых внутренними социально-политическими противоречиями, Митридат решил изгнать их из Малой Азии и создать великую Понтийскую державу – наследницу крупных эллинистических монархий. [Илл. – Сулла. По изображению на монете, стр. 612] Успехи Митридата заставили Рим взяться за дело всерьез. На тот момент в государстве было только два военачальника, слава и заслуга которых позволяли им возглавить римскую армию в войне с Понтом: Сулла и Марий. Первый – сторонник аристократического правительства, выходец из знатной, но обедневшей ветви рода Корнелиев, прославившийся в африканской войне с Югуртой и в войнах с германцами, победитель самнитов в “Союзнической войне”. Второй – ставленник народной партии, сын бедного римского крестьянина, благодаря энергии, упорству и трудолюбию сделавший блестящую военную карьеру – от простого солдата до военачальника. Луций Корнелий Сулла (138 – 78 гг. до н.э.) – римский патриций, представитель партии оптиматов, полководец и политик, римский диктатор. Когда в 89 г. до н.э. Митридат объявил войну Риму, Луций Корнеллий Сулла, консул того года, должен был возглавить римскую армию и отплыть на восток. собрании проведения Но демократы добились в народном закона, согласно которому сенатский военачальник Сулла отстранялся от командования и заменялся престарелым Марием, союзником популяров. Однако справиться с Суллой оказалось нелегко. Римские легионеры поддержали своего военачальника, что дало ему возможность не подчиняться решению народного собрания. Сулла повел свои войска на Рим, разгромил в уличном бою силы демократов, возглавляемые Марием, и овладел “вечным городом”. [Илл. – Гай Марий. Мраморный бюст. Стр. 428] Впервые за всю историю Рима армия свергла существующее правительство. Впервые город Рим был взят римскими же войсками, и внутри городских стен находилось вооруженное войско. Никогда еще ни один римский полководец не помышлял о походе против столицы собственного государства, а его армия могла переступить священную границу города, только получив право на триумфальное шествие. Сулла, разбив демократов, укрепил власть сената и после проведения выборной кампании на следующий, 87 г. до н.э., во главе шести легионов отбыл на Восток, где Митридат уже успел захватить римскую провинцию Азия. Пользуясь антиримскими настроениями, он повсюду объявлял себя победителем, защитником местного населения, вводил демократические порядки и отменял задолженности по налогам. По его приказу в один из назначенных дней во всех городах бывшей римской провинции были перебиты все оказавшиеся там римляне и жители Италии. Захватив Азию, Митридат двинулся на Балканскую Грецию и Македонию. Он уже утвердился в большей части Греции, сделав Афины главной базой понтийских войск и флота, когда Сулла с 30-тысячной армией высадился в Эпире и начал наступление на Афины. После изнурительной осады, длившейся несколько месяцев, Афины пали, а спустя еще немного времени в битве при Херонее в Беотии огромная понтийская армия была наголову разбита небольшой, но дисциплинированной и хорошо обученной армией Суллы. В следующем, 85 году до н.э. при Орхомене Сулла вновь встретился с Митридатом. Битва отличалась особой ожесточенностью, римские войска обратились в бегство, и только личное вмешательство Суллы остановило начавшееся бегство: вырвав знамя у бежавшего легионера, полководец сам повел римлян в атаку. В том же 85 г. до н.э. организованный Суллой флот оттеснил флот Митридата и стал господствовать в Эгейском море. Митридат запросил мира. На условиях освобождения всех захваченных Митридатом территорий в Малой Азии, выдачи пленных и уплаты контрибуции в размере 3000 талантов Сулла заключил с понтийским царем мир. Римский полководец спешил разделаться с восточными делами и вернуться в Италию, где власть захватили его политические противники. Дело в том, что отъезд Суллы на Восток в 87 г. до н.э. развязал руки популярам. Консул того года Корнелий Цинна, не добившись ликвидации сулланских порядков мирным путем с помощью новых законопроектов, вместе с вернувшимся из изгнания Марием собрал большое войско, основную часть которого составляли италики, и по примеру Суллы повел их на Рим. После непродолжительной осады город был взят. Войска Цинны и Мария учинили резню сулланцам, а утолив жажду мести, ликвидировали все законы Суллы и восстановили прежние порядки. Все новые граждане – италики – были уравнены в правах с римлянами. Вновь выделялись участки малоземельным крестьянам, а городскому плебсу раздавался бесплатный хлеб. Марий вскоре умер. Цинна избирался консулом еще три раза подряд. Имущество Суллы было конфисковано, его дома и виллы разграблены. Семья искала спасения в бегстве. Сам полководец был объявлен вне закона и подлежал казни. Сулла понимал, в каком трудном положении он оказался: демократические порядки удовлетворяли большинство населения Италии и Рима. На стороне популяров были новые граждане, сельский и городской плебс, всадники. Сулла располагал 40-тысячной армией и богатыми восточными провинциями, только что отвоеванными у Митридата. Понимая, что силы неравны, Сулла не спешил. В 83 г. до н.э., после четырехлетнего отсутствия, высадившись в Брундизии, он вновь ступил на землю Италии, ставшей ареной одной из самых кровавых гражданских войн в истории Рима. Консулы собрали огромную армию, но медлили вступать в бой с Суллой. Последний, воспользовавшись бездействием противников, захватил всю Апулию – область в Южной Италии, увеличил свою армию до 40 легионов, перешел в Кампанию и здесь разделил свою армию на две части. Одна пошла в Этрурию, другая под командованием Суллы – на Рим, в окрестностях которого были сосредоточены силы демократов. Опытные легионеры Суллы легко справились с новобранцами популяров, и в 82 г. до н.э. Рим был взят, но борьба за Италию продолжалась еще несколько месяцев. Только 1 ноября 82 г. до н.э. в последней смертельной схватке под стенами Рима сулланцы одержали окончательную победу над армией демократов. Став хозяином положения, Сулла обратился с письмом к сенату, в котором указывалось, что в сложившейся обстановке его, Суллу, следовало бы назначить диктатором с неограниченными полномочиями и на неопределенный срок “для издания законов и устройства государства”. Сенат не посмел ослушаться победителя. Впервые в Риме вводилась подобная магистратура, напоминавшая скорее монархию, чем диктатуру прежних времен, когда срок полномочий диктатора ограничивался шестью месяцами, а все его решения должны были быть согласованы с народным собранием. Устройство государства Сулла начал с жестокостью, удивившей даже немало повидавших римлян. Он приказал составить проскрипции – списки людей, сочувствующих им. объявленных вне Проскрипционные закона, списки врагов стали Суллы и смертным приговором для тысяч людей. За убийство проскрибированного щедро награждали. Родственники, дети и внуки несчастных, попавших в проскрипционные списки, лишались всех прав и не могли занимать государственные должности. Когда в столице не осталось людей, которым диктатор мог бы предъявить обвинения, его гнев обрушился на всю Италию. И здесь счет пошел не на людей, а на целые общины, племена и города. Целью сулланского террора было не только устрашение римлян, но и пополнение государственной казны. После конфискаций в руках Суллы оказались огромные средства и множество земель, которыми он щедро одаривал своих сторонников. Главной реформой Суллы была раздача земельных участков своим верным ветеранам. Аграрный вопрос, бывший главным козырем демократов, стал орудием личной власти могущественного диктатора. Раздачей земли ветеранам Сулла стремился достичь сразу трех целей: возродить мелкое землевладение, укрепить тем самым римскую армию и приобрести в лице поселеннцев-ветеранов надежных приверженцев. Следующий реформаторский шаг Суллы воплотил еще одно давно затеянное демократами преобразование: он даровал права римского гражданства жителям Италии. Однако вся остальная политика Суллы была направлена на усиление власти сената и ограничения власти народного собрания. Самый серьезный удар он нанес народному трибунату – наиболее демократичной римской магистратуре. Отныне все предложения народных трибунов предварительно обсуждались в сенате, а человек, занявший должность народного трибуна, не мог претендовать в будущем на более высокие государственные должности. Помимо народного трибуната, вся исполнительная власть также была поставлена под контроль сената. Власть народного собрания сводилась к минимуму: судебные дела из его компетенции передавались в руки постоянных судебных комиссий, а контроль за финансами переходил к сенату. Восстановив в Риме господство аристократии, в 79 г. до н.э. Сулла неожиданно сложил с себя диктаторские полномочия и вернулся к частной жизни. Всесильный диктатор публично отказался от власти, распустил личную охрану и обратился к народному собранию, дескать, кто хочет, может потребовать от него отчета о деятельности. Народ в растерянности безмолвствовал, а Сулла, спокойно сойдя с ораторской трибуны, двинулся через толпу, в которой вряд ли бы нашелся человек, так или иначе не пострадавший от него. В последний год жизни, удалившись в одно из своих имений, Сулла занимался охотой, рыбной ловлей, писал мемуары. В это время умерла его четвертая жена, и Сулла женился на Валерии Мессале, сестре известного римского оратора Гортензия. В 78 г. до н.э., на шестидесятом году жизни диктатор вполне мирно умер от горлового кровотечения, окруженный преданными друзьями. После смерти Суллы у власти оказалась сенатская олигархия, а Рим из города-государства, который до 80-х гг. I в. до н.э. возглавлял федерацию италийских городов, связанных с ним договорными отношениями, превратился в столицу объединенной Италии, где правами римского гражданства были наделены все союзники-италики, то есть около двух миллионов человек. И если изменившемуся политическому устройству Рима – не гегемону италийских общин, а столице равноправных частей государства – было суждено большое будущее, то господство сенатской знати, установленное грозным диктатором очень скоро пошатнулось. Уже в 70 г. до н.э. Рим вернулся к досулланской конституции, произошла полная ликвидация политического порядка, созданного Суллой. Расширилась компетенция народного собрания, была восстановлена власть народных трибунов, которые вновь могли действовать независимо от сената. В состав судебных комиссий наряду с сенаторами были введены всадники и зажиточные горожане, так называемые эрарные трибуны. В 60-е годы I в. до н.э. общественная жизнь в Риме бурлила, народные собрания вновь, как во II в. до н.э., стали многолюдны, на них решались важнейшие вопросы внешней и внутренней политики, часто вопреки воле сената. На народных собраниях выбирали высших должностных лиц Римской республики. На должности консулов и преторов выдвигалось сразу несколько кандидатур, шла упорная борьба за голоса избирателей. Кандидаты устраивали за свой счет угощения для многих тысяч граждан, давали гладиаторские игры, строили общественные здания: официальный подкуп избирателей был запрещен, и кандидатам приходилось искать лазейки. Существовали даже специальные инструкции, как должен вести себя кандидат, чтобы привлечь внимание народа. В числе прочего следовало при встречах на улицах даже бедных граждан называть по имени; для этого кандидата неизменно сопровождал раб-номенклатор, подсказывавший своему господину имена встречных. Важную роль в политической жизни Рима 60-х годов до н.э. играл Гней Помпей. Верный союзник Суллы, которому диктатор прочил великое будущее, после его смерти, подавив два восстания популяров, довершив разгром рабов, восставших под предводительством Спартака (основную армию повстанцев разбил Марк Красс), в 70 году до н.э. Помпей неожиданно порвал с оптиматами и перешел на сторону популяров. Именно благодаря ему и Крассу были восстановлены отмененные Суллой порядки. В том же году Помпея и Красса избрали консулами. После отправления консульства Помпей отошел от общественной жизни, однако совсем ненадолго. Вскоре народное собрание вверило Помпею сильный флот и необходимые войска для уничтожения пиратов, державших в страхе все восточное Средиземноморье. А в 66 г. до н.э. победитель пиратов стал главнокомандующим римской армии в войне с Митридатом, вновь начавшейся еще в 74 г. до н.э. Гней Помпей Великий (106 – 48 гг. до н.э.) – крупный полководец и политик, потомок плебейского рода. Спартак – гладиатор, фракиец по происхождению, вождь крупнейшего иза всю историю Рима восстания рабов 74 – 71 гг. до н.э.. Марк Лициний Красс (115 – 53 гг. до н.э.) – римский патриций, политический и военный деятель. В 63 г. до н.э. с Митридатом было покончено, а под власть Рима перешла почти вся Малая Азия. Кроме старых провинций Азия и Киликия, здесь были образованы провинции Вифиния и Понт. В провинцию Сирия было превращено Селевкидское государство. Греческие города, не вошедшие в состав провинций, признали верховную власть Рима. Таким образом, Рим стал господином всего Восточного Средиземноморья, а его непосредственными соседями на Востоке были теперь Армянское и Парфянское царства. [Илл. – Помпей. Скульптурный портрет. Стр. 534] По возвращении с Востока Помпей оказался в весьма затруднительном положении. Сенатская аристократия в страхе перед легионами Помпея приложила все усилия, чтобы унизить победоносного полководца. Несмотря на то, что Помпей не последовал примеру Суллы и не повел свои войска на Рим, распустив их сразу же после прибытия в Италию в 62 г. до н.э., ему отказали в консульстве на следующий год, не утвердили сделанных им на Востоке распоряжений и даже не выделили земли его ветеранам. Тогда Помпей договорился с двумя наиболее крупными политическими деятелями того времени – Крассом и Юлием Цезарем, и вместе они составили негласное соглашение о совместной борьбе с сенатской олигархией. В истории оно получило название первого триумвирата (от латинского tres - “три” и vir - “мужчина, человек”). Гай Юлий Цезарь (100 – 44 гг. до н.э.) – выдающийся политик, военачальник, коренным образом изменивший политическую систему Рима. Триумвират – сами триумвиры называли себя «коллегией трех для упорядочения республиканского строя». За каждым членом этой сенатской коалиции стояла большая группа людей: Помпей опирался на преданных ему ветеранов, Красса поддерживали всадники, а Цезарь был самым популярным политическим деятелем среди городского плебса. И цели каждый из участников соглашения преследовал свои: Помпей добивался утверждения его распоряжений на Востоке и наделения ветеранов землей, Красс – власти и наместничества в провинции, Цезарь – консульства и усиления политического влияния. Первым достиг своей цели Цезарь – в 59 г. до н.э. он был избран консулом, и за год консульства смог удовлетворить некоторым притязаниям своих сторонников. Все распоряжения Помпея на Востоке были утверждены, часть его ветеранов получила земли в Кампании. В интересах всадников, поддерживавших Красса, Цезарь провел закон о снижении на одну треть откупа с налога с провинции Азия. Проводились все эти мероприятия очень жестоко, не обходилось и без вооруженных столкновений. Форум и улицы Рима превращались в место настоящих схваток между сторонниками и противниками триумвиров. Второй консул, представитель оптиматов Бибул был фактически отстранен от должности. Злые языки называли 59 год не “годом консульства Цезаря и Бибула”, а “годом консульства Юлия и Цезаря”. По поводу и без повода Римляне были мастерами стихотворной сатиры, особенно политической. До наших дней дошло следующее двустишие, посвященное «году консульства Юлия и Цезаря»: «В консульство Цезаря то, а не в консульство Бибула было: В консульство Бибула, друг, не было впрямь ничего». После отправления консульства Цезарь добился назначения себя наместником в Цизальпинскую и Нарбонскую Галлию сроком на пять лет с правом набора двух легионов. Цизальпинской, или Предальпийской Галлией римляне называли Северную Италию по обе стороны реки По, а Нарбонской – узкую полоску побережья Средиземного моря от Италии до Испании, с центром в городе Нарбон. Населяли эти области многочисленные кельтские, или, как их называли римляне, галльские племена. Некогда кельты жили на территории современной Центральной Европы, но под напором с востока германских племен они сместились к западу и к VI веку до н.э. осели на территории за Рейном и в Северной Италии. Кельтов, живших на Паданской равнине, римлянам удалось покорить в результате войн 235-222 гг. до н.э., а в конце II в. до н.э. римское влияние распространилось и на южнокельтские племена. На их территории была образована провинция Нарбонская Галлия. Севернее Нарбонской Галлии жили несколько десятков кельтских племен, еще не завоеванных Римом. Эту часть Галлии римляне называли “лохматой”. Некоторые племена “лохматой” Галлии уже объединялись в племенные союзы. На северо-востоке Галлии самую мощную федерацию составляли белги, на территории современных Бретаны и Нормандии – арморики, в Центральной Галлии – арверны, эдуи и секваны. Между отдельными племенами и племенными союзами в “лохматой” не было союза. Они постоянно враждовали друг с другом, привлекая на свою сторону иноземцев – римлян или германцев, живущих за Рейном. [Илл. – Цезарь. Мраморный бюст. Стр. 704] Прибыв в 58 г. до н.э. в Галлию, Цезарь воспользовался внутренней рознью кельтских племен. Вступая в союз с настроенными проримски племенами, он громил враждебные племена, и к 56 г. до н.э. под властью Рима оказалась вся Галлия от Рейна до Пиренеев. В результате завоевания Галлии, сопровождавшегося массовыми конфискациями и продажей в рабство местных жителей, в руки Цезаря попала огромная добыча. Лишь малой ее частью он поделился с государственной казной, остальным Цезарь воспользовался для подкупа политических деятелей в Риме. Даже находясь далеко от столицы, он не только был хорошо осведомлен о развитии событий в Риме, но и активно вмешивался в них, щедро финансируя сторонников и подкупая противников. Цезарь умело рекламировал свои деяния в Галлии, и подробно уведомлял сенат о ходе военной кампании. Этот его отчет о покорении кельтов стал классикой римской литературы. “Записки о Галльской войне” - так называется эта “Цезаревская хроника” - всегда считалась образцом простоты и изящества стиля. [Илл. – Верцингеторикс. Статуя Милле. Стр. 213] Несмотря на все успехи в Галлии, Цезарю необходимо было продлить срок своих полномочий, так как его положение на вновь завоеванных территориях было очень непрочным. В 54-52 гг. до н.э. в Галлии вспыхнуло сразу несколько опасных восстаний, а затем в 51 г. до н.э. галльские племена во главе с Верцингеторигом договорились о совместном выступлении против Рима. Победа над ними далась Цезарю нелегко, но в конце концов Галлия была окончательно завоевана римлянами. Учитывая опыт галльского восстания, Цезарь стремился теперь смягчить тяжесть римского господства и создать из преданных Риму людей надежные проримские группировки. Многим знатным галлам он даровал земли, рабов, права римского гражданства и всячески поощрял изучение ими латинского языка. Верцингеториг (Верцингеторикс) – кельтский военачальник, вождь племени арвернов. Пока Цезарь с трудом подавлял великое галльское восстание, Красс ожесточенно сражался с парфянами в месопотамских пустынях. Неудачи преследовали римскую армию; после крупного поражения под Каррами Красс попытался пройти в Армению, оказывавшую Риму большую помощь в войне с Парфией. Однако недалеко от местечка Синнака парфяне настигли римское войско. Крассу предложили встретиться с царем Парфии якобы для переговоров. Во время этой встречи Красс был вероломно убит, а римские легионы почти полностью уничтожены. Гибель Красса и трудное положение Цезаря в Галлии делали третьего триумвира, Помпея, фактически единоличным правителем государства. Цезарь пытался всеми силами помешать росту его могущества, но Помпей казался наиболее удобным союзником для сената, который уже давно подумывал о необходимости сильной власти в Риме. В 52 г. до н.э. Помпей был избран консулом, причем впервые в истории Римской республики решили обойтись без консула-коллеги. Таким образом, Помпей фактически получил единоличную власть и начал подготовку законопроекта, по которому Цезарь должен был распустить свои легионы и предстать перед сенатом с отчетом о своей деятельности в Галлии. Этим шагом Помпей поставил бывшего сподвижника перед трудным выбором: Цезарь вынужден был либо вовсе отстраниться от государственных дел, либо объявить войну и Помпею, и поддерживавшему его сенату. Цезарь свой выбор сделал. Со словами “Жребий брошен!” 10 января 49 г. до н.э. после тщательной подготовки он со своими войсками перешел речку Рубикон, разделявшую Цизальпинскую Галлию и основную часть Италии, находившуюся под управлением римских магистратов. В Риме вновь началась гражданская война. В распоряжении Цезаря было всего пять тысяч человек, но его нападение оказалось столь неожиданным, что застигнутые врасплох Помпей и оптиматы не смогли оказать сопротивления. Вся армия Помпея находилась в Испании, переправлять их в Италию было уже поздно. Помпей и враждебные Цезарю сенаторы бежали в Брундизий и оттуда перебрались в Грецию. Цезарь беспрепятственно овладел не только Римом, но и государственной казной, которую Помпей в спешке не смог вывезти с собой. Организовав управление в Риме, Цезарь уехал в Испанию, где располагались главные силы Помпея. Оставлять у себя в тылу враждебные войска было бы крайне неблагоразумно. Оттеснив легионы Помпея в излучину реки Ибера, Цезарь блокировал их и принудил к капитуляции. Так, по его собственному меткому выражению, Цезарь сначала “разбил полководца без войска”, а затем “войско без полководца”. По возвращении в Рим Цезарь был провозглашен диктатором. Осенью того же года, оставив часть армии под командованием Марка Антония в Италии, он сам с отборным отрядом кавалерии и пятью легионами отплыл в Грецию. Помпей, собравший к тому времени значительную армию, стоял подле Диррахия. Отдельные мелкие стычки закончились большим сражением, в котором Цезарь потерпел поражение. Он отступил от Диррахия и в поисках продовольствия для своих голодавших воинов отвел войска в Фессалию. Летом 48 г. до н.э. туда последовал Помпей, и подле города Фарсала между двумя армиями произошло решающее сражение. Новобранцы Помпея, по численности значительно превосходившие противника, не устояли перед закаленными в боях с галлами ветеранами Цезаря. Марк Антоний (82 – 30 гг. до н.э.) – римский патриций, полководец Цезаря, член второго триумвирата. Помпею пришлось бежать, бросив остатки своей армии на произвол судьбы. Он думал найти убежище в Египте, но известие о победе Цезаря при Фарсале опередило Помпея. По приказу египетского царя Птолемея XII, желавшего оказать услугу Цезарю, Помпей был предательски убит кинжалом в спину. Убийцы отрубили Помпею голову, а тело выбросили в море. Как вскоре выяснилось, Цезарь не нуждался в подобной услуге. Прибыв в Египет, он приказал казнить убийц своего великого соперника. В Египте Цезарь вмешался в династическую борьбу за престол между Клеопатрой и Птолемеем XII (тем, что приказал убить Помпея) – детьми недавно умершего царя Птолемея XI Авлета. Клеопатру, отстраненную от власти опекунами малолетнего Птолемея, Цезарь объявил соправительницей брата, чем навлек на себя гнев царедворцев. Они подняли восстание среди жителей Александрии. Цезарь с многочисленным отрядом и сторонниками Клеопатры был осажден в приморском дворце египетских царей. Чтобы восставшие не захватили римские военные корабли, Цезарь приказал сжечь их. С кораблей огонь перебросился на город; в пожаре погибла знаменитая Александрийская библиотека. [Илл. – Цезарь и Клеопатра, поклоняющиеся египетским богам. Храмовый рельеф. Стр. 715] Только весной 47 года до н.э. к осажденному Цезарю прибыло подкрепление. Армия Птолемея XII была разбита в бою на берегу Рима, а сам Птолемей утонул во время бегства. Царицей Египта стала Клеопатра. Однако и после этого путь Цезаря лежал не в Рим: на Востоке сын понтийского царя Митридата VI Евпатора, Фарнак, начал войну против римлян. Цезарь выступил против Фарнака с тремя легионами. Война с понтийским царем была закончена одним сражением. О своей легкой победе Цезарь передал в сенат сообщение буквально в трех словах: “Пришел. Увидел. Победил.” К этому времени в Африке собрались остатки легионов Помпея. Во главе их встал давний враг Цезаря и фанатичный сторонник сенатской республики Катон Младший. К помпеянцам присоединился нумидийский царь Юба. В 46 г. до н.э. Цезарь атаковал вражескую армию близ города Тапса, и после ожесточенного боя разгромил ее. Катон понял, что дело проиграно, и покончил жизнь самоубийством. После окончания войны в Африке Цезарь вернулся в Рим и отпраздновал сразу четыре триумфа: галльский, египетский, азиатский и африканский. Однако Цезаря ожидала еще одна битва с помпеянцами. В Испании под руководством сыновей Помпея была собрана новая большая армия. Близ местечка Мунда в 45 году до н.э. состоялось сражение, положившее конец гражданской войне 49-45 гг. до н.э. Уничтожив последние силы противников, Цезарь оказался полновластным правителем всей Римской державы. Триумф – в Древнем Риме торжества в честь полководцапобедителя, уничтожившего не менее пяти тысяч врагов. Триумф был единственным официальным поводом для войск войти в город с оружием. Малый триумф назывался «овацией». [Илл. – Цезарь-понтифик. Стр. 705] По возвращении в Рим в 44 г. до н.э. Цезарь был объявлен пожизненным диктатором. Еще раньше Цезарь также пожизненно получил права народного трибуна, цензора и верховного жреца – великого понтифика. Власть Цезаря была фактически неограниченной: как и прежде созывавшиеся народные собрания потеряли отныне всякое политическое значение. Собрание лишь послушно голосовало за кандидатов на выборные должности, выдвигаемых Цезарем. Иными словами, республиканский строй в Риме был заменен единоличным управлением военного диктатора, опиравшегося в первую очередь на преданные ему легионы. [Илл. – Цезарь-диктатор. Монета Цезаря. Стр. 716] Одержав победу над своими сторонниками из римского нобилитета, Цезарь стал отходить от прежней популистской политики и предпринял некоторые меры для укрепления позиций оптиматов. Стремясь к примирению с ними, диктатор даже амнистировал многих из своих бывших противников, разрешил им вернуться в Рим и выдвигал на различные должности. Однако нобилитет относился к Цезарю все более и более враждебно. Против него неоднократно создавались заговоры. Чтобы хоть как-то стабилизировать внутреннее положение, Цезарь стал готовиться к большому походу на Восток: разгромом парфянского царства он надеялся укрепить свою власть. В Риме на три года вперед были назначены магистраты. Комплектовалась большая армия. По городу поползли слухи, что Цезарь желает провозгласить себя царем, так как в “Сивиллиных книгах” якобы сказано: парфян может победить только царь. Ненависть к монархии прочно засела в душах римлян еще со времен Тарквиния Гордого, но появление Цезаря в публичных местах в пурпурной тоге триумфатора, подготовка к “царскому” походу, неудачная затея Марка Антония, одного из преданнейших сторонников Цезаря, надеть на него царскую диадему – все это словно подтверждало молву. Сивиллины книги – сборники предсказаний пророчицыгречанки, в которых якобы излагалась вся судьба Рима. Их считали одной из государственных святынь. Недовольство римлян было на руку нобилитету. Против Цезаря возник новый заговор. Сенаторов-заговорщиков возглавили Гай Кассий Лонгин и Марк Юний Брут. Их целью было убийство диктатора и восстановление старого республиканского строя. Последнее перед отъездом Цезаря на Восток заседание сената было назначено на мартовские Иды (15 марта). Этот день и выбрали заговорщики для осуществления своего плана. Цезаря неоднократно предупреждали о возможном заговоре, ежедневно он получал по нескольку доносов, друзья советовали ему усилить охрану. Диктатор не прислушивался к советам и перестал читать доносы, по большей части ложные, сказав как-то, что “самая лучшая смерть та, которая приходит неожиданно”. За несколько дней до рокового заседания какой-то гадатель предупредил Цезаря, чтобы тот опасался мартовских Ид. 15марта по дороге в курию – место заседания сената – Цезарь встретил незадачливого прорицателя. “Иды марта пришли, а я все еще жив”, – сказал ему Цезарь. “Пришли, но не прошли”, – был ответ. Всесильный диктатор вошел в курию. Его приветствовали стоя. Цезарь занял место председателя собрания. Несколько десятков заговорщиков обступили его. Один стал просить амнистии для своего сосланного брата. Цезарь отказал ему. Тогда, став на колени и как бы умоляя, заговорщик дернул Цезаря за край тоги. Это был сигнал к нападению. Выхватив кинжалы, заговорщики бросились на Цезаря: у них был уговор, что каждый нанесет хотя бы один удар, чтобы никто не мог отрицать свою причастность к убийству. Обливаясь кровью, диктатор упал у подножия статуи Помпея. Присутствовавшие на заседании сенаторы разбежались. В городе началась паника. Закрывались лавки, люди прятались по домам. Когда заговорщики, потрясая кинжалами, вышли из курии, улицы города были пусты. Торжественно объявлять о восстановлении республики было некому. Убийцы Цезаря удалились на Капитолий и забаррикадировались там. [Илл. – Марк Юний Брут. Портрет на монете. Стр. 192] На следующее утро к столпившемуся на форуме народу вышел Марк Юний Брут. Его слова были встречены гробовым молчанием. Люди в Риме не обрадовались восстановлению олигархической сенатской республики. Несколько дней спустя состоялось заседание сената. Кто-то предлагал объявить Юлия Цезаря “врагом государства”, бросить его тело в Тибр и отменить все постановления диктатора. Последнее предложение, однако, лишало многих сенаторов (и заговорщиков в том числе) наград, подарков и назначений, полученных ими от Цезаря. В итоге остановились на том, чтобы считать Цезаря умершим, и все его постановления оставить в силе. На похоронах Цезаря Марк Антоний произнес речь о покойном диктаторе и зачитал народу завещание, по которому все беднейшие римские граждане получали по 300 денариев, а роскошные сады Цезаря объявлялись собственностью народа. Тело диктатора было сожжено на форуме. Позднее на этом месте поставили алтарь и приносили жертвы гению Цезаря, объявленного божественным. Гений – по верованиям римлян, дух-хранитель. Сенат объявил амнистию заговорщикам, но возмущенная их неслыханным злодейством толпа растерзала некоего Брута, которого приняли за одного из убийц. Напуганные враждебным настроением людей, заговорщики покинули Рим. Главой цезарианцев в сенате становится Марк Антоний, а руководителем республиканцев – знаменитый оратор Марк Туллий Цицерон. Марк Туллий Цицерон (106 – 43 гг. до н.э.) – представитель всаднического рода, политик и писатель. Вскоре к цезарианцам присоединился внучатый племянник Цезаря Гай Октавий, усыновленный диктатором незадолго до убийства и объявленный в завещании наследником его имущества. Октавий взял имя своего приемного отца и стал именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан. Желая отомстить убийцам Цезаря, Октавиан вступил в переговоры с Марком Антонием и вторым вождем цезарианцев Марком Эмилием Лепидом, бывшим при Цезаре начальником конницы. Осенью 43 г. до н.э. они договорились о совместной борьбе со сторонниками Республики. После этого народное собрание (не без вмешательства армии Октавиана, набранной из ветеранов Цезаря) приняло закон о передаче власти трем вожакам цезарианцев. Так в Риме возник второй триумвират, но в отличие от первого, он был официальным государственным органом, наделенным чрезвычайными полномочиями. Гай Октавий (Октавиан Август, 63 г. до н.э. – 14 г. н.э.) – племянник Цезаря, первый римский император. Первым делом триумвиры объявили об отмене амнистии убийцам Цезаря. В Риме вновь появились проскрипционные списки, и город захлестнула волна репрессий. Проскрипции второго триумвирата далеко превзошли проскрипции Суллы. На этот раз в числе проскрибированных оказалось 300 сенаторов и 2000 всадников. «Золотой век» будущего императора Августа, еще при жизни названного “божественным”, начинался с погромов и насилия. Первой жертвой проскрипций пал Цицерон. [Илл. – Август увенчанный. Камея. Сардоникс. Начало I в. н.э. Ахен, сокровищница собора. Стр. 13] Массовое избиение всадников и просто богатых людей заметно пополнило казну триумвиров. Награбленные средства пришлись весьма кстати: цезарианцам угрожали военные силы сторонников Республики. Марку Бруту и Гаю Кассию удалось набрать в восточных провинциях огромную армию. 19 легионов уже были готовы к отправке из Северной Греции в Италию, когда близ небольшого городка Филиппы им навстречу вышли 20 легионов, возглавляемых Марком Антонием и Октавианом. Республиканская армия потерпела поражение, Кассий и Брут погибли. Лишь немногим удалось спастись бегством, среди них – молодому Горацию. Сама судьба сберегла Риму его величайшего поэта. Квинт Гораций Флакк (65 г. до н.э. – 8г. н.э.) – выдающийся римский поэт и теоретик поэзии. Расправившись с республиканцами, триумвиры произвели новый раздел провинций. Антоний взял себе богатые земли Восточного Средиземноморья, Эмилий Лепид – африканские провинции, а Октавиан – Галлию, Иллирию и Испанию. Формально считалось, что Италия управляется всеми тремя триумвирами, но фактически она оказалась в руках Октавиана, так как Антоний пребывал на Востоке, а Лепид – в Африке. Такое разделение власти было недолговечным. Каждый триумвир стремился к установлению единоличного господства над всеми территориями Средиземноморья. А пока Октавиан и Лепид совместными усилиями решили разделаться с Секстом Помпеем, последним сторонником Республики, захватившим Сицилию, Сардинию и Корсику. [Илл. –Лепид. Стр. 101] В двух морских битвах Октавиан и Лепид разбили флот Помпея и высадились на Сицилии. Армия Секста Помпея сдалась, сам он бежал в Малую Азию, был там схвачен и убит. Эмилий Лепид стал склонять воинов Октавиана перейти к нему на службу. Узнав об этом, Октавиан последовал его примеру и стал агитировать армию Лепида принять сторону законного наследника Юлия Цезаря. Легионеры провозгласили Октавиана своим командующим, и Эмилию Лепиду оставалось только просить пощады у Октавиана. Тот отправил Лепида коротать свой век в одном из поместий. Так к концу 36 г. до н.э. власть в Римской державе стала принадлежать двум “триумвирам”: Октавиан управлял Западом, а Антоний – Востоком. [Илл. – Марк Антоний. Скульптурный портрет. Стр. 103 нижн.] Пока Октавиан и Лепид интриговали друг против друга, Антоний, поначалу активно проводя свою политику на Востоке, вскоре уехал в Египет к царице Клеопатре, объявил о своем с ней браке, начал дарить Клеопатре и их общим детям части римских провинций на Востоке, чеканить монеты с изображением себя и Клеопатры. В 32 г. до н.э. Октавиан, разрешив всем сочувствующим Антонию покинуть Рим, потребовал от сената вынесения специального решения против своего соправителя. Сенат объявил войну египетской царице Клеопатре, а после того как Антоний встал на защиту своей жены, сенат объявил войну и ему как “врагу Республики”. Антоний и Клеопатра двинулись с армией и флотом к западным берегам Греции. Оттуда их путь лежал в Италию. Армия и флот Октавиана, во главе с его ближайшим другом, талантливым полководцем Агриппой, предупредили их намерения и встретили противника у побережья Эпира. 2 сентября 31 г. до н.э. у мыса Акций произошло морское сражение. Силы Антония и Октавиана были примерно равны, но в самый разгар боя Клеопатра неожиданно развернула свои корабли, приказав им выйти из сражения и направляться в Египет. Антоний пытался уговорить царицу вернуться, но сам поддался на уговоры и последовал за ней. Узнав о бегстве Антония, его полководцы прекратили сражение. Сухопутная армия сдалась Октавиану без боя. В 30 г. до н.э. армия Октавиана, не встречая никакого сопротивления, подошла к границам Египта. Антоний, предпринявший было попытку остановить Октавиана, неожиданно узнал, что Клеопатра покончила с собой. Он бросился на меч, и со смертельной раной был доставлен во дворец живой и невредимой египетской царицы. Клеопатра заверила мужа, что последует его примеру, а когда Антоний умер, сообщила Октавиану о своей капитуляции. Но узнав, что ей уготована роль дорогой добычи в триумфальной процессии в Риме, Клеопатра все же последовала примеру Антония. Октавиан занял Египет, и на этом закончилась череда гражданских войн, а вместе с ней и республиканский период в истории Рима. С единоличного правления Гая Юлия Цезаря Октавиана начинается история императорского Рима. Ранняя Империя. Принципат Вернувшись в Рим после войны с Антонием, Октавиан сложил с себя полномочия триумвира, а от сената и комиций получил звание императора. Еще раньше, в 23 г. до н.э., Октавиан пожизненно получил права народного трибуна. Несмотря на это, он не считал свое положение достаточно прочным и начал игру с сенатом и народом, изображая «скромного и достойнейшего» претендента на абсолютную власть в государстве. В конце 28 г. до н.э. Октавиан объявил о своей тяжелой болезни, а после “выздоровления” собрал заседание сената, на котором сообщил, что на всем пространстве римских владений полностью прекращены гражданские войны и он, восстановив долгожданный мир, убедительно просит сенат освободить его от обязанностей правителя, ссылаясь на расстроенное здоровье. Сенаторы сначала просили Октавиана “не оставлять Республику”, а когда просьбы не возымели действия, сенат “приказал” ему остаться во главе Римской республики. Октавиан не “посмел” ослушаться и “вынужден был” подчиниться. Так, с 13 января 27 года до н.э. он возглавил Римскую державу согласно “постановлению” сената. Обладая фактически монархической властью, Октавиан всю жизнь настаивал, что он восстановил Республику и является в ней всего лишь первым среди равных, то есть принцепсом (от латинского princeps – “первый”) сената. Формально у принцепса не было никакой власти, единственное его право состояло в том, что он первым мог высказывать свое мнение в сенате, определяя тем самым мнение большинства сенаторов. И действительно, на первый взгляд казалось, что в Риме восстановлена старая добрая республика: центральным органом попрежнему считался сенат, регулярно созывались трибутные комиции, на которых выбирались римские магистраты. Но на деле все нити государственного управления полностью контролировались Октавианом, получившим от сената почетное имя Август (от глагола audere - “увеличивать”, то есть “возвеличенный”). Раньше такое наименование употреблялось только по отношению к божествам, а со времен Октавиана все римские императоры стали именоваться Цезарями Августами. Мудрый и дальновидный политик, Октавиан Август сумел обуздать свое тщеславие и никогда не позволял себе упиваться внешними знаками величия. Вот как об этом пишет Гай Светоний Транквилл, римский писатель, оставивший нам биографии первых двенадцати императоров Рима: “Диктаторскую власть народ предлагал Августу неотступно, но он на коленях, спустив с плеч тогу и обнажив грудь, умолял его от этого избавить”. При этом Гай Цезарь Октавиан Август был не только принцепсом, императором и пожизненным народным трибуном с правом “вето” на любое решение магистратов, сената и комиций. Он был великим понтификом, то есть верховным жрецом Рима, пожизненным проконсулом, то есть командующим всеми римскими вооруженными силами с правом объявления войны и мира. Он получил в управление самые богатые и самые важные в военнополитическом отношении провинции – Галлию, Македонию, Иллирию и Сирию. Египет после завоевания объявили личным владением Октавиана. Гай Светоний Транквилл (70 – 140 гг. н.э.) – римский писатель-историк, автор «Жизнеописания 12 цезарей». Внутренняя политика Августа была направлена на укрепление позиций сенатской аристократии. Он сократил количество членов сената, которое за годы гражданских войн разрослось до 600 человек: отныне имущественный ценз лиц сенатского сословия составлял 1 миллион сестерций. Август покровительствовал членам древнейших патрицианских родов, оказывал им материальную поддержку, предоставлял льготы. Другой опорой своей власти принцепс стремился сделать богатое всадническое сословие. Из числа всадников назначались военачальники и должностные лица. Постепенно из всадников стало формироваться императорское чиновничество. Римский плебс Август задабривал раздачами дарового хлеба, денежными подарками, устраивал массовые гладиаторские игры – одним словом, полностью удовлетворял жажду римской толпы до “хлеба и зрелищ”. [Илл. – Театр Марцелла в Риме. I в. до н.э. Стр. 619] При Августе широко развернулось строительство как в самом Риме, так и в других частях государства. Октавиан первым воздвиг на Палатинском холме роскошный дом, ставший центром политической жизни. Его примеру последовали и другие римские императоры: их дворцы росли на Палатине один за другим и вскоре слово “Палатин” стало синонимом императорского дворца. При Августе в Риме были отреставрированы 82 храма, построены великолепный “Алтарь мира”, театр Марцелла, названный в честь племянника императора и, наконец, целый архитектурный ансамбль – Форум Августа. Недаром одну из главных своих заслуг Август видел в том, что “получил Рим кирпичным, а оставлял мраморным” (Светоний). Немало позаботился император и о создании общественного мнения: один из самых близких к Августу людей, само имя которого стало нарицательным – Гай Цильний Меценат, оказывал материальную поддержку и покровительство римским поэтам и другим литературным деятелям. Первым императором Рима были обласканы два великих поэта Гораций и Вергилий; и пусть Август, как сообщает Светоний, не позволил построить в Риме храм в свою честь – куда более долговечным памятником стала ему вергилиевская “Энеида”. Публий Вергилий Марон (70 – 19 гг. до н.э.) – крупнейший римский поэт, создатель национального эпоса «Энеида». Политику возврата к прежним республиканским нормам Октавиан проводил очень последовательно, не упустив из виду реставрацию морали и древних религиозных верований. Помня о трепетном отношении консервативных по натуре римлян к обычаям предков, Август (он же великий понтифик) восстанавливал не только храмы, но и религиозные обряды и празднества, превозносил доблесть, сдержанность и благочестие прежних римлян. Кстати, сам Август являлся в этом не лучшим примером для своих подданных: дважды он был женат исключительно из политических соображений, а третью жену, Ливию, просто увел у мужа, невзирая на то, что у Ливии был сын, и она ждала второго ребенка. [Илл. – Портрет Ливии, третьей жены Августа. Рубеж I в. до н.э. – I в. н.э. Стр. 22] Отношения с соседними государствами Август также строил в русле традиционной республиканской захватнической политики Рима. Правда, делал он это очень осторожно, предпочитая дипломатические средства. Как пишет Светоний, “он никогда не начинал сражение или войну, если не был уверен, что при победе выиграет больше, чем потеряет при поражении. Тех, кто домогается малых выгод ценой больших опасностей, он сравнивал с рыболовом, который удит рыбу на золотой крючок: оторвись крючок – и никакой улов не возместит потери.” Исходя из этого, Август решил быть дипломатом на Востоке, где агрессивная политика требовала больших расходов, и захватчиком на Западе, богатом рудниками и металлами. С Парфянским государством был заключен мир, а на западе образовались две римские провинции: Паннония (нынешняя Венгрия) и Германия. [Илл. – Древние германцы. Стр. 210] Однако уже с первых лет нового летоисчисления на границах Римского государства одно за другим вспыхивали восстания: в Армении были изгнаны цари, поставленные римлянами, в Парфии начались политические междоусобицы, против зависимости от Рима восставала Иудея, три года римляне не могли усмирить восставших в 6 г. н.э. иллирийцев и паннонцев, в 9 г. н.э. германцы почти уничтожили огромную римскую армию в Тевтобургском лесу. Тем не менее, оградить Римское государство от внешних опасностей Августу удалось, и римляне еще долго с благодарностью вспоминали об этом. [Илл. – Статуя Августа-полководца из Прима Порта. Мрамор. Ок. 20 г. до н.э. Стр. 19] Август благополучно царствовал почти полвека, до самой смерти. Он умер 19 августа 14 г. н.э. Смерть его была быстрой и легкой, о чем многие его последователи на римском престоле могли только мечтать. Говорят, перед смертью он спросил окруживших его друзей, хорошо ли он сыграл комедию жизни, и сам себе ответил словами, которыми обычно заканчивались комедии в римском театре: «Коль хорошо сыграли мы, похлопайте И проводите добрым нас напутствием». В конце жизни Август назначил своим преемником Тиберия, сына Ливии, которого Октавиан усыновил в 4 г. н.э., когда Тиберию было уже 46 лет. Август недолюбливал своего пасынка; говорили, что как-то после тайной беседы с Тиберием император сказал: “Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!” По мнению Светония, Август и назначил Тиберия преемником в “тщеславной надежде, что при нем народ скорее пожалеет о своем прежнем правителе”. Став принцепсом, Тиберий, дабы упрочить свое положение, приказал построить на окраине Рима военный лагерь для преторианцев – императорской гвардии. Он перестал созывать трибутные и центуриатские комиции, выборы магистратов были перенесены в сенат. Тиберий был очень экономным правителем и значительно сократил количество зрелищ и раздач, а также увеличил податное обложение населения провинций. О расширении границ Римского государства Тиберий не думал, отказавшись от активной завоевательной политики. Лишь племянник Тиберия Германик трижды (в 15, 16 и 17 гг. н.э.) предпринимал попытки вновь завоевать западные области Германии, потерянные римлянами в 9 г. н.э. После третьего похода Тиберий приказал прекратить военные действия и отозвал Германика в Рим. [Илл. – Германик. Скульптурный портрет. Стр. 243] Мрачный, нелюдимый и жестокий, Тиберий вызывал недовольство буквально всех сословий, и этим неоднократно пытались воспользоваться представители аристократии. Когда в Сирии умер Германик, его вдова Агриппина, внучка Августа, обвинила императора в отравлении своего мужа. Тогда Тиберий провел через сенат закон “об оскорблении величия римского народа и особы императора”, сыгравший весьма прискорбную роль в последующей истории Рима. На основании этого закона Агриппина было сослана на один из островов, где и умерла, а ее старших сыновей казнили. Кроме того, по закону “об оскорблении величества” были осуждены многие противники Тиберия, а сам он был просто завален доносами, которые не гнушались составлять даже виднейшие сенаторы, одни – явно, другие – тайно. Надо сказать, что сенат вообще раболепствовал перед Тиберием, причем столь явно, что обычно, покидая заседания сената, император говорил: “О люди, созданные для рабства!” В 27 г. н.э. Тиберий навсегда покинул Рим и удалился в свою виллу на острове Капрея (нынешний Капри). В столице наместником императора был оставлен префект преторианской гвардии Сеян. Тиберий слепо доверял ему, а Сеян составил заговор и готовился захватить власть. Тиберия успели вовремя предупредить. Сеян и многие его сторонники были казнены. Тиберий умер на Капрее в 37 г. н.э. на семьдесят девятом году жизни. Через два дня после его смерти сенат провозгласил императором младшего из сыновей Германика, Гая Цезаря, еще в детстве прозванного Калигулой. Детство его прошло в военных лагерях, родители, Германик и Агриппина, одевали его в одежду римского легионера. Специально сшитым для него маленьким сапожкам (по-латыни caligula, уменьшительное от caliga – «военная обувь») император и обязан своим именем, под которым он вошел в историю. Калигула (Гай Цезарь Германик, 12 – 41 гг. н.э.) – римский император в 37 – 41 гг., прославившийся деспотичностью и жестокостью. В отличие от своего бережливого предшественника, Калигула, стремясь завоевать популярность среди населения Рима, не скупился на роскошные зрелища и массовые раздачи преторианцам и беднейшим римским гражданам. В итоге огромное наследство Тиберия в два миллиарда семьсот миллионов сестерциев он промотал не более чем за год. Чтобы поправить свое материальное положение, Калигула стал конфисковывать имущество сенаторов и богатых римлян, казнить их на основании малейших подозрений и доносов. В самом начале своего правления Калигула перенес тяжелое заболевание, отразившееся на его психике. Он вообразил себя богом на земле и требовал, чтобы ему поклонялись все, то и дело повторяя слова из одной комедии: “Пусть ненавидят, лишь бы боялись!” Гнев “божественного” императора чуть было не утопил в крови жителей Иерусалима, после того как там отказались установить статую Калигулы в храме бога Яхве. Только внезапная смерть императора спасла население Иудеи от жестокой расправы. [Илл. – Голова Калигулы. Мрамор. Стр. 338] В своем сумасбродстве Калигула дошел до того, что разрешил рабам делать доносы на своих господ. Это распоряжение полностью подрывало основы рабовладения, и в среде сенатской аристократии, четыре года терпевшей сумасшедшего тирана на троне, возник заговор. В январе 41 г. н.э Калигула был убит заговорщиками. Как пишет Светоний, о том “каковы были те времена, можно судить по тому, что даже известию об убийству Калигулы люди поверили не сразу: подозревали, что он сам выдумал и распустил слух об убийстве, чтобы разузнать, что о нем думают в народе”. Заговорщики, убившие Калигулу, пытались склонить сенат к провозглашению республики. Однако преторианские когорты выступили против этого и провозгласили императором дядю Калигулы, Клавдия. Сенат вынужден был признать нового императора. Так, в возрасте 51 года Клавдий, которого теперь официально называли Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, на тринадцать лет стал властелином Рима. Клавдий (10 г. до н.э. – 54 г. н.э.) – император в 41 – 54 гг. н.э. Реформировал государственное устройство и упрочил внешнеполитическое положение Рима. Однако сенаторы, как оказалось, не оставили своей затеи восстановить республику: в первый же год правления Клавдия был раскрыт заговор среди части сенаторов. Новый император предпринял решительные действия: некоторые заговорщики были казнены, другие сосланы, сенаторам запретили покидать Рим. В борьбе с сенатской оппозицией Клавдий опирался на армию и провинциальную знать, видевшую в императорской власти гарантию своих имущественных прав. Римский плебс также не поддерживал идею восстановления республики: беднейшие слои общества были заинтересованы в раздачах и щедрых подарках. Клавдий не обманул надежд своих верных подданных: многим знатным провинциалам были дарованы права римского гражданства, городское население Рима получило возможность часто наблюдать роскошные игры и зрелища, а для лучшего снабжения жителей столицы продовольствием Клавдий расширил гавань главного римского порта – Остии. При Клавдии Рим возобновил завоевательную политику. В зависимость от Римской империи попали Ольвия, Херсонес, Боспорское царство, Мавритания, Британия, Фракия. Для укрепления римского владычества в Армении Клавдий начал войну с парфянами, которая закончилась лишь к середине 60-х годов. Репрессии против сената, поощрение провинциальной знати, создание солидного бюрократического аппарата во главе с клавдиевскими вольноотпущенниками вызвали озлобление римской аристократии. Четвертая жена Клавдия, Агриппина Младшая отравила своего мужа, а затем устроила ему торжественные похороны. Хвалебное надгробное слово над Клавдием произнес Нерон, усыновленный императором. По словам римского историка Тацита, речь Нерону написал его воспитатель Сенека, выдающийся философ и активный политический деятель. Еще одним откликом Сенеки на смерть Клавдия стала написанная им пародия на апофеоз (обожествление) императора. Дело в том, что еще с Юлия Цезаря в Риме установилась традиция обожествлять умершего правителя, однако Сенека превращает Клавдия не в бога, а в тыкву – символ глупости у римлян. Нерон (Клавдий Друз Германик Цезарь, 37 – 68 гг. н.э.) – римский император в в 54 – 68 гг. Сенека (Луций Анней Сенека, 4 г. до н.э. – 65 г. н.э.) – римский писатель и философ-стоик. После смерти Клавдия правителем Рима был провозглашен Нерон, избалованный семнадцатилетний юноша, политике и делам государства предпочитавший поэзию, пение и театр, а также с детства увлекавшийся рисованием и чеканкой по металлу. Несмотря на то, что лавры актера и успех у публики всегда были для Нерона желаннее власти, на поприще искусства императора преследовали одна неудача за другой. Нерон особенно увлекался игрой на кифаре и пением, но голос у него был слабый и сиплый; когда он впервые осмелился выступить перед публикой в Неаполе, произошло землетрясение, и театр рухнул после представления. А слух о том, что Нерон летом 64 г. н.э. поджег Рим, чтобы вдохновиться на написание поэмы о гибели Трои, благополучно дожил до наших дней. [Илл. – Портрет Нерона. Мрамор. Сер. I в. н.э. Стр. 455] Ближайшее окружение Нерона – Агриппина, командующий преторианской гвардии Афраний Бурр и Сенека, провозглашая его императором, рассчитывали, что он будет лишь послушно исполнять их собственные политические планы. И поначалу Нерон оправдывал их надежды: он вверил сенату решение всех государственных дел, оставив себе лишь управление провинциями. Однако очень скоро император оказался втянут в гнусные интриги, первой жертвой которых пала его мать Агриппина. Бурр и Сенека убедили Нерона в том, что она стремится стать правительницей империи. Не без деятельного участия сына Агриппина была убита, а Нерон принимал поздравления от сената в связи со счастливым избавлением от опасности: император оправдывал свои действия тем, что мать готовила против него заговор. [Илл. – Агриппина Младшая. Деталь портрета. Мрамор. Нач. I в. н.э. Стр. 41] Расправившись с матерью, Нерон принялся сводить счеты с нелюбимой женой Октавией. Добродетельная супруга императора была обвинена в прелюбодеянии, выслана из Рима и убита, а ее место заняла Поппея Сабина, у которой по меткому выражению Тацита, “было все, кроме честной души”. [Илл. – Поппея Сабина, вторая жена Нерона. Стр. 456] Тацит (Публий Корнелий Тацит, ок. 55 – ок. 120 гг. н.э.) – последний из великих историков Древнего Рима, автор книг «Анналы» и «История», а также ряда других произведений. В том же году умер Афраний Бурр, а Сенеку отстранили от дел. Через три года он был убит по подозрению в заговоре против Нерона. Под это подозрение тогда попали многие сенаторы и преторианские командиры, а также поэт Лукан и Петроний, автор “Сатирикона”. Лукан (Марк Анней Лукан, 39 – 65 гг. н.э.) – крупный римский эпический поэт. Петроний (Гай или Тит Петроний Арбитр) – придворный советник Нерона, писатель. В 62 г. в Армении закончилась война с Парфией, начавшаяся еще при Клавдие. Закончилась она полным поражением римской армии. Римляне вынуждены были капитулировать, и Нерон торжественно провел церемонию назначения царем Армении парфянского ставленника Тиридата. В это же время шли ожесточенные бои в Британии и Иудее. В 67 г. в Риме разразилась страшная эпидемия. Нерон предпочел уехать в Грецию, доверив управление государством своим вольноотпущенникам. Выступая в Греции на состязаниях поэтов и певцов и участвуя в беге на колесницах на Олимпийских горах, Нерон стяжал немало наград, а в знак благодарности объявил народ Греции свободным и отменил целый ряд налогов. Свое возвращение в Италию император обставил как триумф, для проезда процессии ломали городские стены, так как ворота казались Нерону слишком узкими. Между тем положение Римской империи становилось все более тяжелым. Отпала Британия, продолжалось восстание в Иудее, волновалось население в Галлии, наместник Аквитании Виндекс поднял восстание против Нерона, обратившись ко всем наместникам западных провинций с призывом свергнуть императора. Вскоре к восстанию Виндекса примкнула императорская гвардия – когорты преторианцев. Нерон бежал из Рима, а сенат объявил о его низвержении и привлечении к суду. Впервые римский император при жизни был лишен власти. [Илл. – Преторианцы. Римский рельеф. Стр. 541] Оставленный всеми, Нерон покончил жизнь самоубийством, оплакав самого себя словами: “Какой великий артист погибает!” Нерон был последним императором Рима, происходившим из династии староримских патрицианских родов, которую принято условно называть династией Юлиев-Клавдиев. В тот же день, когда умер Нерон, испанские и галльские легионы провозгласили императором богатого и знатного правителя Испании Сервия Сульпиция Гальбу. В Риме сенат и преторианцы были вынуждены признать нового императора. Так, по словам Тацита, “была разглашена тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им можно стать не только в Риме”. В столицу император прибыл только осенью, а уже 15 января 69 г. н.э. был убит преторианцами, которые провозгласили нового императора, Марка Сальвия Отона, тридцатисемилетнего приспешника Нерона, признавшегося как-то, “что долги его так велики, что ему просто необходимо сделаться императором, иначе все равно он обречен на гибель” (Светоний). [Илл. – Скульптурный портрет Отона. Стр. 476] Отону так и не удалось расплатиться с кредиторами, ибо за несколько дней до признания его принцепсом, 2 января 69 г. н.э. германские легионы объявили императором своего военачальника – Вителлия. В Риме вновь начиналась гражданская война. 14 апреля 69 г. при местечке Бедриака в Северной Италии, недалеко от Кремоны, произошло решающее сражение, в котором была разбита преторианская гвардия Отона. Узнав о поражении, Отон покончил с собой. Перед смертью, по свидетельству Диона Кассия, он произнес “немногие, но достойные слова”: “Справедливее умереть одному за всех, чем всем за одного”. Дион Кассий Коккеян (160 – 235 гг.) – римский сенатор, историк, автор истории Рима в 80 книгах на греческом языке. После смерти Отона армия и сенат признали императором Авла Вителлия, оставшегося единственным претендентом на римский престол. В Рим новый император продвигался как захватчик, а не законный правитель государства. Его армия грабила и сжигала города, чинили расправы и насилия. Став властелином Рима, Вителлий предался своей главной страсти – чревоугодию. Как сообщает Светоний, “пиры он устраивал по три, а то и по четыре раза в день, и на все его хватало, так как всякий раз он принимал рвотное. В один день он напрашивался к разным друзьям на угощение в разное время, и каждому такое угощение обходилось не менее, чем в 400000 сестерциев <...> Не зная в чревоугодии меры, он не знал в нем ни поры, ни приличия – даже во время жертвоприношения, даже в дороге он не мог удержаться: тут же, у алтаря, хватал он и поедал чуть ли не из огня куски мяса и лепешек, а по придорожным харчевням не брезговал и тамошней продымленной снедью, будь то хоть вчерашние объедки”. Летом 69 г. н.э. в Берите (совр. Бейрут) наместники восточных провинций Римской империи и военачальники легионов, расквартированных в Африке, Иудее и Сирии, провозгласили нового императора, опытного военачальника Веспасиана Флавия. Город Кремона вновь стал ареной жестокой битвы между армиями двух римских императоров. Войска Вителлия потерпели поражение, а самим “полководцем”, если верить Тациту, “овладело полное безразличие. Если бы другие не помнили, что он еще император, сам он давно забыл бы об этом”. Веспасиан (Тит Флавий Веспасиан, 9 – 79 гг. н.э.) –римский император в 69 – 79 гг., первый император незнатного происхождения. В декабре 69 г. н.э. Вителлий был убит, война окончилась, но мир в империи наступил лишь к лету 70 года н.э., когда Веспасиан наконец прибыл в Рим из восточных провинций, где его задерживало вспыхнувшее в Иудее восстание. [Илл. – Бюст Веспасиана. Стр. 214] За время своего десятилетнего правления (69-79 гг. н.э.) Веспасиану удалось восстановить финансы империи, укрепить дисциплину в армии, сохранить мир с грозным восточным соседом – Парфянским царством. Веспасиан установил и хорошие отношения с сенатом, и с провинциальной знатью. Оказывая покровительство Испании, Галлии и Африке, он ущемлял права средиземноморских провинций – в частности, лишил самостоятельности Грецию, которою одарил этой милостью Нерон. За это новый император подвергся суровым нападкам со стороны греческих философов-киников. В ответ на их критику Веспасиан приказал изгнать из Рима всех философов, а заодно и астрологов. По поводу и без повода Знаменитая фраза «Деньги не пахнут» принадлежит имеператору Веспасиану. В годы его правления в Риме был введен налог на общественнные уборные – впервые в истории Рима. Тит, сын императора, пытался отговорить его от столь низменного налога.В ответ Веспасиан потребовал принести несколько монет из последнего «налога на уборные», и, поднеся деньги сыну под нос, назидательно заметил: “Non olet” («Не пахнут»). [Илл. – Голова Веспасиана. Мрамор. Рим. 70 – 79 гг. н.э. Стр. 215.] По словам Тацита, Веспасиан был единственным римским императором, которого власть не испортила, а наоборот, изменила в лучшую сторону. Рассказывали, что почувствовав приближение смерти, Веспасиан сказал: “Увы, кажется, я становлюсь богом” – по римским обычаям умерший император причислялся к богам. В июне 79 г. н.э. Веспасиан умер, и сенат провозгласил императором его сына Тита, правление которого продолжалось всего два с небольшим года. В течение этого времени на империю одна за другой обрушились три страшных беды. В августе 79 г. произошло извержение Везувия, в раскаленной лаве которого погибли Помпеи, Геркуланум и другие города. Спустя какое-то время в Риме случился пожар, бушевавший трое суток, вслед за этим в городе началась эпидемия чумы. [Илл. – Бюст Молодого Тита. Стр. 632 нижн.] “Среди всех таких забот, – пишет Светоний, – Тита застигла смерть, поразив своим ударом не столько его, сколько все человечество”. Власть над империей перешла к младшему брату Тита Домициану, которого провозгласили императором преторианцы. Домициан, требовавший именовать себя “богом” и “господином”, испортил отношения с сенатом, и Рим на четырнадцать лет захлестнула война террора. Император окружил себя доносчиками и палачами. Боясь потерять власть, он подкупал щедрыми раздачами преторианцев и роскошными представлениями в цирке римский плебс. Опустошенную казну Домициан пополнял конфискациями собственности богатых и знатных сенаторов. [Илл. – Рим в I в. н.э. Реконструкция. Стр. 15] В период правления Домициана Рим возобновил агрессивную внешнюю политику. Римские легионеры сражались в далекой Британии, отвоевывали земли в юго-западной части Германии, предпринимали попытки продвинуться до побережья Каспия. В сентябре 96 г. Домициан был убит заговорщиками в собственном дворце. Вместе с ним прекратила существование и династия Флавиев – по мнению Марциала, настолько обесчестившая себя третьим наследником, что “из-за него не бывать лучше б и первым двоим”. Марциал (Марк Валерий Марциал, 40 – 102 гг. н.э.) – римский поэт, классик поэтической эпиграммы. Римский сенат с радостью воспринял известие о гибели ненавистного тирана и вместо обожествления предал проклятью саму память о нем. Императором был избран Марк Кокцей Нерва, через год навлекший на себя недовольство преторианцев и легионеров, расквартированных в приграничных провинциях, и вынужденный в срочной порядке усыновить наместника верхней Германии – Марка Ульпия Траяна, который вел на Рим свои войска. В 96-98 гг. н.э. Траян был соправителем Нервы, а после его смерти стал полновластным императором. [Илл. – Нерва. Стр. 454] Траян (Марк Ульпий Траян, 53 – 117 гг. н.э.) – римский император в 98 – 117 гг., первый император – выходец из провинций. Значительно расширил границы Империи. Траян сказал однажды: “Я хочу быть таким императором, какого бы я сам себе желал, если бы был подданным”. У подданных Траяна было немало причин гордиться своим императором. Сенат присвоил ему титул “лучшего принцепса”, а всех его последователей напутствовал пожеланием “быть счастливее Августа и лучше Траяна”. [Илл. – 85 – Портрет императора Траяна. Мрамор. Нач. II в. н.э. Стр. 635 илл. 2] В 101 г. император начал войну против даков – племени, жившего на северном берегу Дуная и возглавляемого деятельным военным вождем Децебалом. Огромная римская армия, переправившись через Дунай, двинулась к столице Дакии - Сармизегетузе. Через два года упорное сопротивление даков было сломлено, и Децебал капитулировал, приняв суровые условия мира, продиктованные Траяном. Как только римские легионеры покинули страну, дакийский вождь начал активную подготовку к новой войне. Узнав об этом, Траян в 106 г. вновь вторгся в Дакию. На этот раз пощады не было никому, армия даков была полностью разгромлена, страна превращена в римскую провинцию, а большинство ее жителей обращено в рабство. [Илл. – Пленный дак. С античной статуи Стр. 267 Илл. – Децебал, вождь даков. Стр. 267] Победу над даками Траян отпраздновал в Риме роскошными триумфами и прзднествами, продолжавшимися 123 дня подряд. В память о неукротимой силе римского оружия он велел построить новый форум, в центре которого была возведена колонна высотой в 40 метров, покрытая скульптурным рельефом с изображением эпизодов дакийской войны. Осенью 113 г. н.э. Траян выступил в поход против Парфии. Через три года он захватил ее столицу Ктезифон, и Парфия была объявлена римской провинцией. После этого армия Траяна продвинулась дальше до Персидского залива, присоединив к римским провинциям Ассирию, Месопотамию и Вавилонию. Правда, продержались они в этом статусе недолго: уже в конце 116 г. вспыхнули восстания сначала в Двуречье, а затем в Сирии, Палестине, Египте и Ливии. Римские войска вынуждены были отступить за Евфрат в Сирию. Однако Траян не оставлял своих завоевательных планов на Востоке. Осенью 117 г. он направился в Рим, чтобы изыскать средства и пополнение в армию. По дороге, в Киликии Траян тяжело заболел и умер. Прах императора был доставлен в Рим, и в золотой урне захоронен в цоколе колонны на форуме Траяна. В конце жизни Траян приблизил к себе родственника жены Публия Элия Адриана, в возрасте десяти лет оставшегося без родителей. После смерти “лучшего принцепса” было объявлено, что Адриан усыновлен Траяном и назначен его преемником. Адриан (Публий Элий Адриан, 76 – 138 гг. н.э.) – император Рима в 117 – 138 гг. Реформировал и укрепил внутриполитическое и финансовое положение государства. Отказавшись от захватнической внешней политики и всех завоеваний Траяна на Востоке, Адриан приложил все силы к преодолению кризиса внутри империи, разразившегося к концу правления его предшественника. Именно с этого времени, как считают историки, Рим от военной агрессии переходит к политике стратегической обороны. Адриан стремился поддерживать добрые отношения с соседями и всячески укреплял военные силы на границах империи. [Илл. – Император Адриан. Мрамор. 1-я пол. II в. н.э. Стр. 42] В Риме император развернул широкую административную и строительную деятельность. Перефразировав прозвище «философ на троне», данное позднее другому императору – Марку Антонию, Адриана можно назвать “эстетом на троне”. Его отличала подлинная страсть к искусству, особенно греческому. В Афинах Адриан воздвиг великолепный храм Зевса Олимпийского, в Риме при нем был перестроен храм “всех богов” –Пантеон, построенный еще Агриппой, соратником Августа, а во Фракии Адрианом был построен целый город, получивший название Адрианополь. [Илл. – Вилла Адриана в Тиволи. Каноп. 125 – 135 гг. н.э. План Стр. 45] Будучи бездетным, император долго колебался, кого назначить своим преемником. Наконец, как рассказывает один из авторов “Жизнеописаний Августов”, “всех, кому он думал передать власть, он возненавидел как будущих императоров. Однако всю силу своей природной жестокости он сдерживал до тех пор, пока тяжело не заболел”. Тогда он стал безжалостно расправляться с сенаторами, в каждом из них видя заговорщика, но преемника решил-таки назначить. Им стал Тит Аврелий Антонин – знатный сенатор, уроженец Галлии. [Илл. – Мавзолей Адриана в Риме. 135 – 140 гг. н.э. Стр. 44] Адриан умер в 138 г. Его похоронили в огромном мавзолее, который он построил себе при жизни. В последние годы жизни Адриан навлек на себя всеобщую ненависть и озлобил против себя сенат. Однако его преемник сумел добиться обожествления Адриана, за что вошел в историю как Антонин Пий, что значит “благочестивый”. [Илл. – Бюст Антонина Пия. Мрамор. II в. н.э. Стр. 105] При Антонине Пие велись войны во многих приграничных областях Римской империи, хотя сам он, как правило, войска не водил и действовал через своих военачальников – легатов. В Британии римские легионеры продвигались все дальше на север, в Причерноморье они не раз оказывали поддержку жителям Ольвии против набегов алан, под контролем римского императора находились Боспорское царство, Иберия и Колхида. В 152 г. одновременно вспыхнули восстания в Египте, Палестине и Ахайе (так римляне называли Грецию), на подавление которых потребовалось немало воинских сил и финансовых средств. [Илл. – Германские всадники сражаются с римской пехотой. Рельеф с колонны Антонина в Риме. Стр. 82] Антонин Пий умер в Риме в марте 161 г. Сенаторы единодушно провозгласили его божественным, и признали римскими императорами двух приемных сыновей Антонина – Луция Вера и Марка Аврелия. Когда зимой 169 г. Луций Вер внезапно скончался, Марк Аврелий остался единоличным правителем империи. Он столкнулся с рядом серьезных внешнеполитических и внутренних затруднений, которые превратили весь период его принципата (до 180 г.) в период жестоких войн и экономического оскудения. Марк Аврелий (Марк Аврелий Антонин, 121 – 180 гг. н.э.) – римский император в 161 – 180 гг., философ и писатель. [Илл. – Портрет Марка Аврелия. Мрамор. Конец II в. н.э. Стр. 430] Марк Аврелий, получивший прекрасное образование и с юных лет усвоивший принципы стоической философии, являл собой образец философа-стоика. Один античный автор пишет, что “он обладал таким спокойным характером, что ни радость, ни горе никак не отражались на выражении его лица”. После смерти Марка Аврелия было обнаружено написанное им по-гречески сочинение “К самому себе”, ставшее одним из самых популярных философских трактатов стоиков. Однако положение императора отвлекало Марка Аврелия от занятий философией и заставляло этого “философа на троне” быть отважным воином и предусмотрительным правителем. В 162 г. римляне вели изнурительные войны на востоке против парфян, вторгшихся на территорию Армении и Сирии. В 166 году с Парфией был заключен мир, по которому к Римской империи отошли северная часть Месопотамии и Армения, номинально считавшаяся независимым государством. Но эти приобретения не могли компенсировать тяжелых потерь на востоке, вспыхнула страшная эпидемия чумы, перебросившаяся затем в Малую Азию, Египет и Италию и захватившая в 167 г. столицу империи. [Илл. – Марк Аврелий, милующий вождей маркоманнов. Барельеф с триумфальной арки Марка Аврелия. Стр. 430] Тогда же, в 167 г., жившее за Дунаем германское племя маркоманнов вместе с сарматами, квадами и ядигами, прорвалось через римские военные укрепления и вторглось на территорию Италии. После напряженной борьбы Марку Аврелию удалось оттеснить маркоманнов и их союзников обратно за Дунай. Но планам окончательного завоевания этих племен помешали неожиданные затруднения в восточных провинциях. Марк Аврелий заключает мир с маркоманнами (175 г.) и спешит в Египет, где начавшееся еще в 172 г. н.э. “восстание пастухов” под предводительством “пророка” Исидора приняло неожиданный оборот. Отправленный на подавление мятежников наместник Сирии Авидий Кассий, легко справившись со своей задачей, объявил себя императором. Марк Аврелий не успел сразиться с самозванцем: Кассий был убит еще до прибытия в Египет войск императора. [Илл. – Конная статуя Марка Аврелия. Бронза. Рим, Капитолий. Кон. II в. н.э. Стр. 431] Едва вернувшись в Рим, Марк Аврелий вновь спешит на Дунай: в 177 г. маркоманны возобновили нападения на пограничные области Римской империи. Военные действия шли довольно успешно, пока в римском войске не вспыхнула эпидемия чумы. Болезнь сразила и императора. В марте 180 г. Марк Аврелий скончался от чумы в пограничной римской крепости Виндобоне (совр. Вена), а власть в империи перешла к его сыну Коммоду, который, как замечают античные авторы, был “скорее гладиатором, чем императором”. Коммод заключил спешный мир с маркоманнами и направился в Рим, где предавался забавам и развлечениям, передоверив управление империей своим фаворитам – сначала префекту претория Переннису, а затем Клеандру. Сам император провозгласил себя римским Геркулесом и велел повсюду водружать статуи, изображавшие его в шкуре льва. Подобно греческому герою, он решил совершать подвиги... но на арене цирка: римский император мечтал о славе гладиатора. Римский историк Геродиан сообщает, что он “дошел до такого безумия, что не захотел больше жить в императорском дворце и пожелал переселиться в казарму гладиаторов”. 735 раз Коммод выступал в амфитеатре как гладиатор и как борец с дикими зверями. Полная бездеятельность императора и преступления его временщиков вызывали крайнее недовольство как сенатской знати, так и всего населения империи. 31 декабря 192 г. Коммод был убит заговорщиками в собственной спальне. Это произошло накануне того дня, когда он намеревался принять звание консула Рима в костюме гладиатора. Так бесславно прекратилась династия Антонинов, а вместе с ней закончился период относительного могущества Римской империи. спокойствия и нерушимого Эпоха поздней Империи. Доминат После смерти Коммода римский сенат избрал императором Гельвидия Пертинакса. Но избранник сенаторов не понравился преторианцам, и они убили Пертинакса. Заперлись в своем лагере и объявили, что признают императором того, кто даст им наибольшие подарки. Почтенным сенаторам ничего не оставалось, как прибыть в лагерь преторианцев и начать торг за императорский престол. Власть над Римом была оценена в несколько тысяч денариев каждому преторианцу: именно такую сумму назначил богатейший из сенаторов Дидий Юлиан. Теперь недовольство “преторианским императором” выказала римская армия. Легионеры отказались признать Дидия Юлиана и выдвинули своих кандидатов – сразу троих. Сирийская армия провозгласила императором Пресцения Нигера, проконсула Сирии, британские легионы – наместника Британии Клодия Альбина, а самая сильная дунайская армия объявила императором наместника Паннонии Луция Септимия Севера. Луций Септимий Север (146 – 211 гг. н.э.) –император в 193 – 211 гг. В июне 193 года н.э. последний, самый проворный из претендентов вторгся в Италию и овладел Римом. Север распустил преторианскую гвардию, казнил убийц Пертинакса и потребовал от сената отчуждения Дидия Юлиана. Пообещав Клодию Альбину должность соправителя, Септимий Север расправился с Пресцением Нигером, успевшим к тому времени захватить Византию (195 г.), а затем двинул свою армию к Лугудуну, где в ожесточенном сражении одержал победу над Клодием Альбином (197 г.). [Илл. – Септимий Север. Стр. 590] Так впервые в истории Рима правителем империи стал уроженец восточных (а не западных, как было до сих пор) провинций, и вообще варвар с точки зрения самих римлян. Септимий Север родился в Ливии, и даже хорошее образование не смогло вытравить в нем африканского акцента. Историк Аврелий Виктор пишет, впрочем, что “он был достаточно обучен латинскому языку, хорошо владел греческой речью, но лучше всего усвоил пуническое красноречие”. Начиная со времени правления Септимия Севера, было покончено с привилегированным положением уроженцев Италии в римской администрации и армии. Новый император безжалостно истреблял римскую знать, главным образом в Африке и на Востоке. При Септимии Севере римская армия, пополнявшаяся теперь не только жителями провинций, не имевшими римского гражданства, но и бывшими военнопленными, т.е. варварами, провела две крупных военных компании. Одну – в Месопотамии в 198 г., в результате которой завершилась война с Парфией, а северное Двуречье стало римской провинцией. Другую – в Британии, где племена пиктов и скоттов прорвали пограничную линию укреплений и опустошали северные области провинции. Здесь, в британском городе Эбораке (совр. Йорк), в 211 г. Септимий Север тяжело заболел и умер. Как сообщают римские историки, “его очень полюбили после смерти – или потому, что злоба уже улеглась, или потому, что исчез страх перед его жестокостью”. [Илл. – Портрет Каракаллы. Мрамор. Нач. III в. н.э. Стр. 344] Умирая, он завещал империю двум своим сыновьям со словами: “Будьте дружны. Обогащайте воинов, на всех остальных можете не обращать никакого внимания”. Братья – Марк Аврелий Антонин, прозванный Каракаллой (от галльского слова caracalla, обозначавшего род военного плаща с капюшоном), и Гета – люто ненавидевшие друг друга, не вняли наставлению отца. Вернувшись в 212 г. в Рим из Британии, Каракалла убил Гету и жестоко расправился с его сторонниками. Каракалла (Марк Аврелий Север Антонин, 186 – 217 гг. н.э.) – римский император в 211 – 217 гг. В 212 г. даровал всем подданным империи римское гражданство. Мечтавший о славе Александра Македонского, Каракалла оставил управление империей своей мачехе Юлии Домне, а сам отправился завоевывать мир, решив начать с германцев и отразив их попытку вторжения в пределы верхнедунайских провинций. В 216 г. Каракалла предложил мир и дружбу парфянскому царю, после чего неожиданно напал на парфян, затем на Ассирию. Весной следующего года, во время подготовки новой военной кампании против Парфии, Каракалла был убит начальником своей охраны Макрином, захватившим императорскую власть. На один год римским правителем стал бывший раб, варвар и простой воин. [Илл. – Макрин. Стр. 222] Юлия Меза, сестра Юлии Домны, мачехи Каракаллы, давно распускала слухи о том, что ее внук, четырнадцатилетний Варий Авит Бассиан – в действительности сын Каракаллы. Благодаря стараниям бабки Варий Авит, бывший жрецом финикийского бога солнца Гелиогабала в мае 218 г. был провозглашен императором. Его войска и армия Макрина сошлись в сражении на границе Сирии и Финикии. В этом бою Макрин, пытавшийся бежать с поля битвы, был убит. [Илл. – Голова Гелиогабала. Мрамор. Стр. 742] Новый император, принявший традиционное имя Марк Аврелий Антонин, вошел в Рим, то и дело вертясь колесом перед повозкой, на которой везли изображение его любимого бога. Как сообщают древние авторы, “смысл жизни состоял для него в придумывании все новых и новых наслаждений. Он устилал розами столовые, ложа и портики и гулял по ним. Он не соглашался возлечь на ложе, если оно не было покрыто заячьим мехом или пухом куропаток, который находился у них под крыльями. Он часто ел пятки верблюдов, гребни петухов, языки павлинов и соловьев. В своих столовых с раздвижными потолками он засыпал своих прихлебателей таким количеством фиалок и других цветов, что некоторые, не будучи в силах выбраться наверх, задохнувшись, испускали дух”. “Хотя и казалось, что император посвящает все свое время пляскам и священнодействиям, он все же казнил большое число знатных и богатых людей, на которых ему донесли, что они не одобряют его и смеются над его поведением” (Геродиан). За четыре года своего правления Гелиогабал вызвал всеобщее презрение и ненависть. Чтобы сохранить власть в руках своей семьи, Юлия Меза организовала заговор против незадачливого внука. В 222 г. Гелиогабал был убит, а императором стал Александр Север, другой внук Юлии Мезы и двоюродный брат Гелиогабала. [Илл. – Александр Север. Стр. 580] Крайне непрочное внутриполитическое положение Александра Севера, опиравшегося на сенатскую аристократию и не пользовавшегося популярностью ни в народе, ни в армии, осложнялось войной на востоке (231-232 гг.) и серьезной угрозой на германской границе (234-235 гг.). Под натиском иранских династов рухнуло древнее Парфянское царство и образовалось другое, еще более мощное Ново-Персидское, не замедлившее востребовать у римлян все территории Восточного Средиземноморья, некогда входившие в державу Ахеменидов. Север ответил отказом и лично возглавил армию на востоке, что, впрочем, не помешало персам успешно атаковать римлян. С большими потерями римские войска вынуждены были очистить Армению и отойти в Сирию. После столь сокрушительного поражения Север пытался избежать войны с германцами, угрожавшими вторжением в пределы империи. Узнав о намерении императора заключить мир с дерзкими варварами, воины подняли мятеж. В 235 г. Александр Север был убит, а императором провозглашен Максимин, горный пастух из Фракии, дослужившийся до командующего армией. [Илл. – Портрет императора Филиппа Аравитянина. Мрамор. Сер. III в. н.э. Стр. 671] С воцарения Максимина Фракийца в Риме начинается эпоха политической анархии и глубочайшего кризиса. За пятьдесят лет на римском престоле побывало одиннадцать императоров, буквально вырывавших власть друг у друга. Положение на границах империи резко ухудшилось. Из-за Дуная в провинции Римской империи то и дело вторгались готы и другие германские племена. На рейнской границе франки и алеманы совершали набеги не только на пограничные области, но и в глубину Галлии, доходя до Пиренейских гор и Северной Испании. Северная Африка страдала от кочевников из Мавритании, Египет от кочевых племен блемиев, персы постоянно напоминали о себе на востоке. В 264 г., когда правитель города Пальмиры Оденат, разбив персидское войско, правил всеми восточными римскими провинциями, Римская империя вообще не существовала как единое целое. [Илл. – Император Аврелиан. Стр. 26.] Лишь в 270-275 гг. императору Аврелиану удалось восстановить политическое единство в государстве, за что он получил титул “Восстановителя мира”. К числу заслуг этого императора относится также постройка грандиозной крепостной стены вокруг Рима, остатки которой сохранились до наших дней. [Илл. – Стена императора Аврелиана в Риме. Кон. III в. н.э. Стр. 26] Эпоха “солдатских императоров”, сопровождавшаяся вторжениями варварских племен и непрестанными междоусобными войнами, стала началом длительного и безысходного умирания Римской империи. Хотя впоследствии политическая обстановка в Риме стабилизировалась, о былом могуществе величайшей средиземноморской державы не могло быть и речи. С 284 г., когда императором стал полководец Диокл, начинается новый период в истории Рима. Став императором, Диокл изменил свое иллирийское имя на римский манер и получил официальный титул Гай Цезарь Диоклетиан Август. Он немедленно начал экономические, военные и административные реформы, направленные на выведение империи из глубокого кризиса и приведшие к оформлению новой государственной системы, которую в исторической науке принято называть доминатом (от латинского dominus - “господин”). Диоклетиан (Гай Аврелий Валерий, 245 – 316 гг. н.э.) – римский император в 284 – 305 гг. Реформировал Империю и начал ее раздел. Римские императоры и раньше жаловали себе титул dominius, но только при Диоклетиане он стал выражением сущности императорской власти. Диоклетиан навсегда отрекся от своих атрибутов принцепса – первого среди равных; он требовал беспрекословного повиновения себе как богу и господину – императору-самодержцу, издающему законы, не подлежащие обсуждению, политический аппарат. и возглавляющему сложный военно- В 286 г. Диоклетиан официально назначил своим соправителем Максимиана, даровал ему титулы “цезаря” и “августа”, и вверил ему всю западную половину империи. Резиденцией Максимиана стал город Медиолан (совр. Милан), откуда было гораздо удобнее, чем из Рима, контролировать положение дел в Западной империи. За собой как за “старшим” августом Диоклетиан оставил наиболее богатую, восточную часть империи с резиденцией на побережье Мраморного моря в Никомедии. Таким образом, с последней четверти III в. н.э. Рим, номинально оставаясь столицей империи, уже никогда не был императорской резиденцией, а римский сенат превратился в городской совет. На этом, однако, административные реформы нового императора не окончились. Разделение империи на две части показалось ему недостаточным, и в 293 году он провозгласил своим помощником и соправителем одного из высших командиров Гая Галерия, выделив ему Балканский полуостров, с резиденцией в Сирмиуме. Западный август Максимиан одарил титулом “цезаря” Флавия Констанция Хлора и передал ему в управление Галлию и Британию. Резиденцией Констанция Хлора стал город Августа Треверов (совр. Трир). Оба цезаря были провозглашены в один и тот же день. Августы усыновили их и женили: один на своей дочери, другой на падчерице. Предполагалось, что через двадцать лет Диоклетиан и Максимиан добровольно отрекутся от власти и возведут в сан августов своих цезарей. Система четырех правителей (с одним старшим августом во главе) получила название тетрархия, то есть “власть четырех”. Историк Аврелий Виктор писал о тетрархах так: “Они были людьми малообразованными, им была хорошо знакома нищета сельской жизни и военной службы”. Не менее бурную, чем во внутренней политике, деятельность развернул Диоклетиан в армии. Пограничные, малоподвижные армии, состоявшие из воинов, которые проживали вместе со своими семьями в приграничных деревнях, он разделил на маневренные войска, расквартированные в городах и образовывавшие по приказу императора малые и большие действующие армии. Диоклетиан провел денежную реформу и изменил систему сбора налогов – отныне большая их часть взималась не деньгами, а натурой. Сельские жители облагались поземельным налогом. Нормой его считалась “голова” (в списках налогоплательщиков земледелецмужчина обозначался одной головой, а женщина половиной головы), тесно связанная с количеством и качеством обрабатываемой земли, скота, садов, лесов, виноградников и т.д. сам налог назывался анноной и состоял главным образом в зерне и других сельскохозяйственных продуктах. Городские жители облагались подушным налогом, в тех же размерах, что и плательщики анноны. Кроме того, Диоклетиан издал эдикт о твердых ценах и твердой заработной плате. За продажу товаров выше установленных цен полагалось наказание вплоть до смертной казни, для чего на рынках устанавливали плахи с дежурными палачами, всегда готовыми привести в исполнение приговор спекулянту. Реформы Диоклетиана уже стали приносить плоды, когда, решив проверить на прочность главную из них, 1 мая 305 г. император, как и обещал, торжественно отрекся от власти. В тот же день в Медиолане не по своей воле, но подчиняясь приказу старшего августа, отрекся от престола Максимиан. Диоклетиан провозгласил новым августом Галерия, а Максимиан – Констанция Хлора, после чего Галерий назначил двух новых цезарей. После вынужденного отречения Максимиан доживал свой век в Лукании на юге Италии, а Диоклетиан уехал в родной город Солону (совр. Силит в Югославии), поселился в роскошном дворце на берегу моря и стал возделывать свой сад. Он занялся разведением цветов и выращиванием овощей. Когда преемники стали звать его вернуться к власти, “он, точно отстраняясь от какой-то чумы, ответил им: “Если бы вы могли посмотреть на овощи, выращенные моими руками в Солоне, вы бы оставили свои уговоры”” (Светоний). Диоклетианова тетрархия, оказавшаяся довольно эфемерным сооружением, привела к жестоким междоусобицам, в результате которых в 313 г. в империи оказалось сразу несколько августов, каждый со своей армией, и ни одного цезаря. Тогда же, в 313 г., умер Диоклетиан, ставший свидетелем крушения задуманной им системы. Только через десять лет, в 324 г., сын Констанция Хлора, Константин, разделавшись со всеми августами, стал единым правителем Римской империи. Константин (Флавий Валерий Константин I Великий, 272 – 337 гг. н.э.) – римский император с 306 г. Узаконил христианство, перенес столицу империи из Рима в Византию. Константин оказался верным продолжателем реформаторской деятельности Диоклетиана, как во внешней, так и во внутренней политике. Единственный пункт, в котором он резко расходился со своим предшественником, было отношение к христианству. Если Диоклетиан считал христианскую церковь врагом римской государственности, то Константин усмотрел в ней надежную опору своей власти. Еще в 313 г. вместе со своим тогдашним соправителем Лицинием Константин издал указ, известный в истории как “Миланский (или Медиоланский) эдикт”, в котором христианство признавалось равноправным со всеми другими религиями. Став императором, Константин даже закрыл часть языческих храмов и конфисковал храмовые ценности. При этом сам он продолжал оставаться язычником, одинаково почитая солдатского бога Митру непобедимого, АполлонаГелиоса, Христа и других богов. Христианство Константин принял лишь незадолго до смерти, в 337 году. Абсолютно равнодушный к столице мира, Константин наведывался в Рим лишь дважды, когда вступал в десятый и двадцатый год своего правления. Во время борьбы за власть у него не было постоянной резиденции, а в бытность императором он отдавал явное предпочтение восточной части империи, более спокойной и более развитой в экономическом древнегреческого Византия, отношении. на Здесь, европейском на берегу месте Боспора Фракийского Константин основал новую столицу Римской империи. Освящение, сопровождавшееся христианскими и языческими обрядами, состоялось в 330 году. Император назвал свою столицу Вторым, или Новым Римом. Впрочем, очень скоро этот город стали именовать Константинополем – городом Константина. Смерть Константина (22 мая 337 г.) вызвала новую вспышку борьбы за власть между его наследниками - сыновьями (Константином II, Констанцием II и Константом) и племянниками. Первым нарушил завещание отца средний брат Констанций II, захвативший Константинополь и истребивший семьи сводных братьев Константина, пощадив лишь малолетних сыновей одного из них – Галла и Юлиана. Константин II чувствовал себя несправедливо обойденным при дележе власти (ему достались в управление Британия, Галлия и Испания), и стал претендовать на Африку, принадлежавшую его младшему брату Константу. Во время военных действий Константин II попал в засаду и был убит, а оставшиеся два сына Константина поделили власть между собой: Констанций II получил восточную часть империи, а Констант западную. В 350 г. Констант был убит, а Констанций II, став единоличным правителем, приблизил к себе единственного оставшегося в живых родственника по отцовской линии Юлиана и отправил его в Галлию в качестве цезаря Запада. Юлиан одержал несколько блестящих побед над германцами и завоевал такой авторитет в своих войсках, что воины провозгласили его августом. Констанций II уже собирал против Юлиана армию, но до столкновения дело не дошло: осенью 361 г. Констанций неожиданно заболел и умер. Юлиан Отступник (Флавий Клавдий Юлиан, 332 – 363 гг. н.э.) – римский император в 360 – 363 гг. Автор ряда социальных реформ. Юлиан, вошедший в историю под именем Отступник (или Апостат), начал свою деятельность с того, что объявил о полной свободе и равенстве всех вероисповеданий. Он запретил преследование иудаизма, возвратил из ссылки всех епископов, приказал возвратить жрецам-язычникам все захваченные христианами храмы олимпийских богов. Юлиан принял пост верховного жреца и лично совершал жертвоприношения и гадания по внутренностям животных. Императору не удалось воскресить языческих богов и их культы. Особое недовольство его отступническая деятельность вызывала в восточной части империи. И тогда Юлиан стал принимать более строгие меры. После того, как в Антиохии толпа фанатичных последователей христианской религии сожгла языческий храм, был опубликован императорский эдикт, запрещавший христианам занимать командные посты в армии и администрации. Кроме того, Юлиан лишил христиан права преподавания в школах, а конфискованные у христианских общин земли велел раздавать населению. Война с персами прервала энергичную борьбу императора за восстановление древней римской религии. После нескольких удачных военных операций римляне, уже вплотную подошедшие к персидской столице, вынуждены были отступить на север. Во время отступления Юлиан был смертельно ранен дротиком, и через несколько часов умер. Говорили, что он провел эти часы в беседе на философские темы с приближенными, а христианские церковники, которые, собственно, и наградили ненавистного им императора именем Отступник, сочинили красивую легенду, будто перед смертью Юлиан сказал: “Ты победил, галилеянин!” [Илл. – Статуя Валентиниана. Стр. 204] Наследников у Юлиана не было, и войска провозгласили римским императором Иовиана, который, заключив с персами тридцатилетний мир и отменив все постановления своего предшественника по вопросам религии, “скончался, – как пишет римский историк Аммиан Марцелин, – от неизвестной причины”. Римская армия выбрала нового императора - опытного и храброго военачальника Валентиниана. Своим соправителем-августом он назначил родного брата Валента. В 375 г. Валентиниан умер и правителем западных провинций стал его сын Грациан. Валент, управлявший восточной частью империи, жаждал сравниться каким-нибудь деянием с молодым племянником, который успел одержать немало славных побед над германцами. В 378 г. Валент выступил против готов, опустошавших Фракию и Мезию, и в сражении при Андрианополе неразумными, поспешными действиями погубил почти всю свою армию, лучших военачальников, а сам погиб во время преследования. Грациан не решился единолично владеть разваливавшейся на глазах, но все еще огромной империей и назначил себе в соправители Феодосия, доверив ему Восток. После смерти Грациана, в 394 г. Феодосий, на несколько месяцев став единоличным правителем Рима, разделил империю между двумя своими сыновьями и вскоре умер. Старшему брату Аркадию достался Восток, а младшему Гонорию – Запад. Это был последний раздел Римской империи, как единое государство она больше не существовала. В 402 г. в Северную Италию ворвались полчища готов, предводительствуемые молодым конунгом Аларихом. Стилихон, полководец западного императора Гонория, ценой невероятных усилий с помощью конницы союзников Рима аланов вытеснил армию Алариха, дошедшего до Медиолана, за пределы Италии. В Риме в честь этой победы был устроен триумф – последний в истории “Вечного города”. В 405 году Италию вновь наводнили племена вандалов, бургундов и свевов. И если здесь Стилихону вновь удалось отразить их натиск, то западные провинции империи оказались затопленными волной германских племен. В юго-восточной Галлии осели бургунды, а большую часть Испании захватили свевы и вондалы. В это же время германские племена англов и саксов вторглись с моря в Британию. [Илл. – Аларих. Античная гемма. Стр. 54] В 410 г. вождь готов Аларих, некогда отбитый Стилихоном, вплотную подошел к Риму. Рабы открыли ему ворота, и готы ворвались в город. Свидетелям этого события падение Рима казалось предвестием конца света, но только не правителю Западной Римской империи, который в то время находился в своей резиденции в Равенне. Греческий историк VI века пишет: “когда придворный птичник сообщил Гонорию страшную весть о том, что Рим погиб, император воскликнул: “Да я только что кормил его своими руками! (У Гонория был любимый петух по кличке Рим). Птичник, поняв ошибку императора, пояснил, что город Рим пал от меча Алариха. Тогда Гонорий, успокоившись, сказал: “Я было подумал, что околел мой петух Рим.”. Совсем по-другому отреагировал на падение Вечного города христианский автор Иероним: “Мой голос пресекся, когда я услыхал, что покорен город, которому покорялась вся земля. Когда погас самый яркий светоч и голова империи отсечена от туловища, когда с Римом погиб весь мир...” Аларих после разгрома Рима двинулся на юг Италии, где вскоре умер, а его преемник Атаульф заключил с императором мир и увел готов из Италии. К середине V в. лишь одна Италия, да небольшая область в восточных Альпах, входили в состав Западной Римской империи, подвергавшейся непрестанным набегам варваров. В 455 г. Римом овладели вандалы. Они разграбили весь город, все что не смогли унести с собой, разгромили и сожгли. Бесчинствующий “вандализм” превратил Рим в руины. Столица Западной империи была перенесена в Равенну, защищенную топями непроходимых болот. Здесь коротали свой век последние западноримские императоры, власть которых распространялась разве что на жителей соседней округи. Вандалы – восточно-гермаснкие племена, прославившиеся в истории бессмысленной жестокостью и грабежами во время военных походов. В 476 г. против четырнадцатилетнего императора Ромула, получившего прозвище Августул, то есть “Августишка”, выступил германский вождь Одоакр. Он принудил Ромула-Августула сложить с себя титул императора, и отослал знаки императорского величия в Константинополь со словами: “Подобно солнцу на небе, императору следует быть одному на земле...” Это случилось 23 августа 476 г. Этот день считается последним днем Западной Римской империи. Экономика Древнего Рима Сельское хозяйство С самого начала своей истории, когда по берегам Тибра были разбросаны несколько жалких поселений латинян, и в годы могущества, когда римляне стали властелинами мира – Рим всегда был аграрной страной. Племена латинян, в отличие от всех остальных народов Апеннинского полуострова, занимались исключительно земледелием. Поэтому они больше других нуждались в земле, поэтому они охотнее других отбирали эту землю, поэтому они упорнее других защищали ее. Вся история латинян – это история борьбы за землю: или за ее захват, или за равномерное распределение захваченного. Подчинив себе какоенибудь италийское племя, латины не облагали его данью, не делали его жителей своими рабами – они отбирали лучшие земли и распределяли ее между своими соплеменниками. Чем больше земель захватывали римляне, тем ненасытнее становилась их жажда земли, которая в начале III в. до н.э. привела к тому, что под властью римлян оказалась вся Италия. У большинства крестьян был теперь приличный надел в 20-30 югеров, основную часть которого занимали пшеница и ячмень. Урожая с такого поля хватало на всю семью, а излишки можно было отвезти в город и продать на рынке. Рожь римляне не любили, считая, что употреблять ржаной хлеб в пищу можно только с голоду. Овес считался у римлян сорняком, поэтому они очень удивились, узнав, что германцы сеют его и варят из овса кашу. Югер – древнеримская единица площади (ок.2520 кв.м) А ячмень и пшеницу выращивали в Италии с древнейших времен. С хлебопашеством было связано много религиозных праздников, а каждая операция, которую производили при выращивании, уборке и помоле зерна, была посвящена отдельному божеству. Существовал даже бог Пикумн, следивший за состоянием навоза для удобрения полей. Хозяйство римского крестьянина III в. до н.э. – многоотраслевое. Кроме пшеницы и ячменя, хороший хозяин выращивает на своем огороде капусту, лук, чеснок, свеклу, репу, редьку, бобовые растения. В саду у него растет несколько оливковых деревьев, оливки можно есть сырыми, солеными, маринованными, можно получать из них оливковое масло (отсюда другое, более распространенное у нас, название оливок – маслины). В подвале хранятся бочки с сухим домашним вином, его делают из отборного винограда, собранного в собственном винограднике. [Илл. – Римские виноделы. Стр. 652] Есть и скот: непременно пара волов для пахоты, козы и овцы, снабжающие всю семью шерстью, сыром и молоком. От названий домашних животных вели свое происхождение имена многих римских и италийских родов, и если “лошадиной фамилии” у римлян и не встречалось, зато был род Порциев – от латинского слова “porca” (свинья), Овиниев, Овиев и Овидиев – от “ovis” (овца), Азиниев – от “asinus” (осел), Каприлиев – от “capra” (коза). Помимо крестьянских наделов, в Италии в этот период было много государственной земли – “общественного поля”. Ее можно было взять в аренду за очень умеренную плату. Как свидетельствуют документы той эпохи, некоторые ловкачи ухитрялись вообще не платить, и государство закрывало на это глаза. Однако длился этот “мужицкий рай” совсем недолго. Став после покорения всей Италии самой крупной средиземноморской державой, Рим устремил свои аппетиты на богатые заморские страны. Разжигая в крестьянах страх за их земельные наделы, государство толкало мирных земледельцев на завоевание сначала Карфагена, потом Греции, Испании, Малой Азии, Северной Африки. Покорение богатых стран стало губительным для римского крестьянства. Италия была теперь засыпана дешевым зерном провинций – сицилийским, сардинским, испанским, североафриканским. А римским крестьянам предлагали за хлеб такие цены, что выгоднее было утопить зерно в реке, чем везти его на рынок. Хозяйство не могло обходиться без денег, и крестьяне вынуждены были продавать за бесценок свои участки, не приносившие больше никакого дохода. Они толпами устремились в Рим, и здесь без средств к существованию вскоре превращались в тех, кого они сами раньше презрительно называли “пролетариями”, то есть не имеющими ничего, кроме потомства (proles по латыни означает “потомство”). Те, кто все же держался за дедовскую землю, едва сводили концы с концами. В середине II в. до н.э. крестьянство уже не играет прежней роли в хозяйственной жизни Рима. Даже в римской армии, набиравшейся раньше из крестьян, главное место теперь занимают наемники из неимущих граждан. Сельское хозяйство в Италии могло совсем заглохнуть, так как заниматься им было невыгодно. Чтобы не оказаться в зависимости от недавно покоренных поданных, которые бы решали, кормить им римлян или нет, необходимо было полностью перестроить все сельское хозяйство. После победоносных войн в руках римской знати было для этого все – и деньги, и рабы, и земля, не хватало только знаний по агрономии. И тогда, впервые за всю многовековую историю Рима, правительство занялось «литературным вопросом». Мало того, сенат принял решение воспользоваться богатым опытом своего смертельного врага Карфагена, и постановил перевести на латинский язык сельскохозяйственную энциклопедию карфагенянина Магона. К 141 г. до н.э. перевод 28 книг был завершен, еще раньше появилось агрономическое сочинение крупного политического деятеля Катона Старшего. Но к этому времени в Италии уже научились вести сельское хозяйство по-новому: на месте прежних мелких наделов появились крупные рабовладельческие имения, в которых осваивались такие непопулярные раньше отрасли, огородничество, декоративное цветоводство. как птицеводство, Вовсю развивалось виноградарство и оливководство. Италийские вина во II-I в. до н.э., наряду с греческими, пользовались большим спросом в странах Средиземноморья. Самыми лучшими считались фалернское, сетинское, цекубское и альбанское. Римляне не знали ни чистого спирта, ни сахара, поэтому, чтобы вино не скисало и было более крепким, его крепили вываренным виноградным соком или медом. Хранили вино в больших глиняных сосудах, на горлышко которых вешали ярлык, где указывались количество, сорт вина и год его приготовления. Римлянам было неизвестно большинство напитков, употребляемых в наши дни: они не пили ни чая, ни кофе, ни какао. Все это им заменяло вино, но римляне никогда не пили вино неразбавленным, да и вообще были очень умеренны в питье. Не меньше дохода стало приносить оливководство. Появляются целые плантации оливковых деревьев. Италийское масло в I в. до н.э. было такого высокого качества, что завоевало и заморские рынки. Его вывозили даже в Грецию, некогда признанный центр оливководства. Ни у греков, ни у римлян не было сливочного масла, поэтому вся пища готовилась на оливковом масле. Кроме того, на масле приготавливались все благовония и духи. Масло худшего сорта использовалось в лампах для освещения. В это время многие крестьянские наделы превратились в пастбища, на которых стали разводить породистый крупный рогатый скот и тонкорунных овец, дававших дорогую шерсть. Некоторые породы овец имели такое тонкое руно, что их приходилось покрывать специальными кожаными попонами, чтобы они не испачкали и не порвали свою драгоценную шерсть. Очень популярной областью животноводства стало разведение свиней. Свиное мясо было любимым кушаньем жителей италийских городов. Многие государственные деятели и полководцы на досуге изобретали новые способы приготовления свинины. Животных раскармливали для продажи желудями, зерном, горохом и чечевицей, отчего их мясо становилось очень нежным, а сами свиньи не могли ни ходить, ни даже стоять на ногах от тучности. Появились огромные хлебные плантации, где рабы выращивали пшеницу и ячмень, обходившиеся хозяевам так дешево, что его продавали на рынке по более низким ценам, чем зерно провинций. Все это привело к быстрому расцвету крупных рабовладельческих хозяйств – латифундий (от латинского latus fundus – «обширное владение»), выросших на развалинах мелких крестьянских хозяйств, скупленных за бесценок и объединенных в большие имения. Представление о размерах этих латифундий в I в. до н.э. дают слова Плиния Старшего: “Половина римской провинции Африка принадлежала шестерым владельцам”. Сейчас это территория трех государств – Алжира, Туниса и Марокко. Однако большое количество рабов, работавших на латифундиях, затрудняло контроль над ними. Производительность рабского труда резко снижалась, и в I-II вв. н.э. владельцы крупных земельных участков стали дробить их на более мелкие и сдавать в аренду своим клиентам или свободным арендаторам – колонам. Первоначально этим словом называли любого свободного землевладельца, который сам обрабатывал собственный участок земли, а начиная с I века н.э. колонами стали называть арендаторов, свободных юридически, но на деле прикрепленных к земле владельцев крупных латифундий. Колоны распоряжались арендованной землей по своему усмотрению, хозяин не вмешивался в сельскохозяйственный процесс. Колоны выплачивали хозяину денежную плату за аренду, и, кроме того, выполняли еще целый ряд натуральных повинностей. Но необходимость выплачивать латифундисту деньги вынуждала колонов продавать часть продукции на рынке. Постоянные колебания цен приводили к тому, что колоны продавали свой товар за полцены, а то и за бесценок; это вело к росту недоимок, и латифундисты все чаще стали брать арендную плату с доли урожая. Известно, что в III в. н.э. колон обязан был отдавать третью часть пшеницы, ячменя, вина, масла и олив, четвертую часть бобовых культур и т.д. Помимо этого, несколько дней в году колоны должны были отработать в хозяйстве латифундиста. Если во II в. н.э. ситуация, сложившаяся в системе колоната, была выгодна и землевладельцам, и самим колонам, то в III в. в связи с общим кризисом в Империи положение последних стало заметно ухудшаться. Непомерные расходы на армию, на прихоти и капризы императоров, на содержание все разраставшегося класса люмпенпролетариата тяжким бременем ложилось на плечи свободных арендаторов. Невозможность уплатить налоги, вновь введенные латифундистами, заставляла колонов брать ссуды либо у крупных землевладельцев, либо у богатых торговцев. Долги привязывали колона к земле своего хозяина, они не могли теперь покинуть арендованный участок, а латифундисты, пользуясь этим, постоянно повышали различные платежи и натуральные повинности. Наконец, в 332 г. н.э. император Константин своим эдиктом в законодательном порядке лишил колонов права переходить из одного имения в другое. Бежавшего колона заковывали в кандалы и возвращали прежнему хозяину. Хотя официально колоны все еще считались свободными, земледельцам запрещалось отчуждать свои земли без сидящих на них колонов. Некогда свободный арендатор рассматривался теперь как “раб земли”, занимая в социальной структуре общества промежуточное положение между свободными и рабами. Большие успехи сельского хозяйства в Риме привели к тому, что земля в Италии стала очень дорогой, и это побуждало римлян покупать дешевые заброшенные земли в провинциях. Римский землевладелец оказывался за границей в привилегированном положении: в отличие от соседей, он был полноправным римским гражданином, и мог как угодно обходиться с бесправными местными жителями. К I в. н.э. в Египте, Северной Африке и Сицилии отдаются под пашни все новые и новые территории, италийское вино перестает выдерживать конкуренцию не только греческих, но даже галльских и испанских вин. Вместо обезлюдения провинций начинается обезлюдение Италии. На фоне сильнейшего упадка сельского хозяйства в Риме, в провинциях растут новые экономические центры, которые все меньше и меньше зависят от “вечного города” и в экономическом, и в политическом отношении. Промышленность и торговля Далеко не все отрасли промышленности Древнего Рима известны современным исследователям. Но о деятельности людей, одевавших и кормивших население тогдашней Италии, сохранился довольно богатый материал. О хлебопечении и производстве сукна и пойдет речь в этой главе. “Пекарей в Риме не было до самой войны с Персеем, то есть больше 580 лет с основания города. Квириты пекли себе хлеб сами; это было, по преимуществу, женским делом.” Во времена Плиния Старшего, автора этих строк, в городах хлеб пекли дома уже лишь немногие состоятельные люди. Обычно горожане покупали хлеб в пекарнях, в которых располагались также мельница и хлебная лавка. Ветряных мельниц античность не знала; несмотря на то, что они появились уже в I в. н.э., широко использовать ветряные мельницы стали только в Средние века. В Древнем Риме, так же как и в Греции, мельничные жернова заставляли вращаться силы человека или животного. Устроены они были по тому же принципу, что и современные ветряные или водяные мельницы: между двумя жерновами оставлялся зазор, при этом верхний жернов ходил кругом, а нижний оставался неподвижен. Верхний жернов служил воронкой для зерна, которое через отверстие внизу постепенно стекало в зазор, где и размалывалось при вращении верхнего жернова вокруг нижнего. В два больших четырехугольных отверстия по бокам верхнего жернова вставлялись прочные деревянные ручки. Взявшись за них, мукомолы приводили жернов в движение. Большие мельницы, вращать которые людям было не под силу, выглядели несколько иначе. На “макушке” нижнего жернова вставлялся длинный шест так, чтобы он выдавался над краями жернова. Конец этого шеста входил в отверстие штанги, укрепленной поперек верхнего жернова. В деревянные ручки и в концы штанги вделывались деревянные бруски, и верхняя часть мельницы оказывалась в четырехугольной раме, с помощью которой припряженное к ней животное вращало жернов. Высота стержня, вставленного в нижний жернов, определяла величину зазора, в который сыпалось зерно. От этого зависело качество помола – более мелкого или более крупного. При раскопках Помпей, погребенных под лавой после знаменитого извержения Везувия, была обнаружена великолепно сохранившаяся мельница. К ней приделали описанную выше раму, впрягли осла и, засыпав зерно, пустили мельницу в ход; молола она превосходно. Тесто из смолотой муки замешивали примерно так же, как и сегодня. Муку высыпали в корыто, поливали водой и клали в нее закваску – кусок старого прокисшего теста. Римляне считали, что квашеный хлеб гораздо полезнее пресного. Тесто обычно месили руками, но в больших пекарнях использовали специальные “вымешивающие” машины. Устроены они были следующим образом: в стенках большой цилиндрической формы кадки на разной высоте проделывали два узких и глубоких отверстия, в которые вставлялись крепкие палочки. В центр кадки был вставлен вращающийся столб с тремя лопастями; на верху его укреплялся рычаг-рукоятка. С помощью рычага столб приводили в движение, лопасти вымешивали муку, а полочки по бокам сбрасывали с лопастей налипшие на них кусочки теста. Хорошо замешанное тесто выкладывали на стол, и, раскатав, клали в специальные формы. Потом хлеб ставили в печь, внешне довольно похожую на русскую деревенскую печь. Ставили ее обычно так, чтобы с одной стороны печи была комната, где формовали хлеб и подавали его для посадки в печь, а с другой – хлебная кладовая, куда пекарь передавал уже готовые хлебы. Здесь хлеб остывал и хранился до продажи. В италийских пекарнях выпекали только пшеничный хлеб. Рожь в древней Италии не любили и считали ее вредной для желудка. Пшеничный хлеб был самых разных сортов, его качество определялось помолом, качеством муки и различными приправами, которые клали в тесто. Хлеб из самой лучшей муки назывался “белым” или “чистым”. Хлеб второго сорта так и называли “вторым”, или “следующим”. Император Октавиан Август предпочитал “следующий” хлеб всем прочим сортам. Из грубой муки с большой примесью отрубей выпекался хлеб третьего сорта, предназначенный для бедноты и рабов. Гурманы предпочитали хлеб из сдобного теста, поставленного на молоке и яйцах. Обычно хлеб выпекали продолговатыми булочками или круглыми ковригами, посаженными в низкие формы. Перед тем как поставить в печь эти “караваи”, их пальцем крестообразно делили на четыре части, чтобы легче было ломать выпеченный хлеб. Столовыми ножами для резки хлеба римляне не пользовались. Во время археологических раскопок в городе Помпеи, во многих пекарнях было найдено очень много обугленного, но хорошо сохранившего свою форму хлеба, а также пирожные, которые пекли в кондитерских. Хлеб в Италии продавали в хлебных лавках или с лотков, вразнос. В лавках устраивался длинный прилавок, заделанный с трех сторон хорошо пригнанными досками. За прилавком – открытый шкаф, на его полках и прилавке – груды хлеба. Иногда за таким прилавком стоял не хлеботорговец, а на некотором возвышении восседал эдил, раздающий народу хлеб. Хозяева пекарен играли заметную роль в жизни всех италийских городов. Несмотря на то, что торговля хлебом была под надзором городских властей и повышать цены на хлеб запрещалось, хлебники находили выход из положения. Они выпекали буханки несколько меньших, чем было принято, размеров. А если удавалось договориться с эдилами, то буханки и вовсе становились маленькими. И тогда беднякам приходилось покупать хлеб размером меньше, чем воловий глаз, на что с пафосом жалуется один из гостей Тримальхиона в “Сатириконе” Петрония. “Толстопузые” хлебники, по выражению того же неуемного гостя, “снюхивались” с эдилами, а простой люд смиренно поджидал подачек – бесплатных раздач хлеба от какого-нибудь богатого магистрата, желавшего расположить к себе народ. «Сатирикон» – известнейшее произведение римской литературы I в. н.э., написанное на т.н. «народной» латыни и рисующее картину жизни всего римского общества того периода. Хлебная торговля в древней Италии была очень доходным делом, а хлебники – силой, от которой зависело прозябание или болееменее сносное существование бедноты. В пекарнях и на мельницах работали днем и ночью. Это был каторжный труд; нередко хозяева в наказание отправляли провинившегося раба работать к хозяевам пекарен. В полутемном помещении едкая мучная пыль и жар от накаленной печи превращали без того изнурительную и монотонную работу в сущую муку. Только раз в году, в июньский праздник Весты, для людей и животных, работавших на мельнице, наступала короткая передышка; на один день мельничные жернова, убранные венками, останавливались, ослов украшали гирляндами из хлебцев, и замученные хозяйскими понуканиями и лихорадочным трудом работники могли немного отдохнуть. Веста – богиня домашнего очага, весьма почитавшаяся в Риме. Более сносной была жизнь сукновалов, снабжавших одеждой древнюю Италию, где все, от сенатора до раба, одевались в шерстяные ткани. Огромные стада овец паслись по всей Италии; особенно гордились своими стадами овцеводы долины реки По и южной Италии – некогда греки завезли сюда тонкорунных овец из Милета. Поверхность овечьей шерсти покрыта чешуйками и зубчиками, придающими ей цепкость и способность плотно сцепляться с соседними волосками, или, как говорят сукновалы, “сваливаться”. Валяние и было первой работой сукновала. В сукновальных мастерских устраивались с помощью перегородок отдельные ниши. В каждой нише стоял глубокий круглый чан, вроде ступки, а функцию песта в этой “ступке” выполнял сукновал, по-латыни «фуллон». Опершись руками о стенки своей ниши, он “отплясывал” знаменитый “танец фуллонов”: подпрыгивая вверх, античный сукнодел валял сукно и одновременно промывал его. Дело в том, что в древности сукновальня служила еще и прачечной, куда сдавали для стирки и починки старую одежду. Надо сказать, что италийские фуллоны весьма преуспели в своем деле. Самая ветхая одежда становилась в их руках (точнее, в ногах) совершенно как новая. В древней Италии для стирки не пользовались мылом. Грязь смывали, добавляя в воду щелок или особую “сукновальную глину”, впитывавшую в себя жир. Гораздо чаще вместо воды использовалась моча человека или животных. Особенно ценилась фуллонами верблюжья моча. Постоявшая несколько дней моча образует с жиром, который впитался в одежду, жидкое аммиачное мыло, превосходно смывающее грязь. Для сбора мочи фуллоны выставляли на улицах большие посудины для прохожих. Одну такую “старую посудину скупого фуллона”, как назвал ее Марциал, нашли сохранившейся непосредственно на своем месте: в Помпеях, рядом с домом, где жил сукновал Фабий. Большая винная амфора с отбитым горлышком простояла в целости несколько сотен лет – как будто в ожидании раскопок. Материю, вынутую из ступок, по окончании “танца”, тщательно прополаскивали, развешивали на веревках, и после просушки приступали к ворсованию. С помощью этой процедуры на поверхности плотно свалянной материи образовывался слой торчащих ворсинок, придававших ей пушистость и мягкость. Для этого поверхность ткани драли ворсовальным барабаном. К ее ободьям были прикреплены узкие рамки с насаженными на них шишками ворсянки. Иногда сукно надирали вручную – шкуркой ежа или щеткой из шишек чертополоха. После ворсования материю окуривали серой: на легкую плетеную клетку натягивали ткань, а внутри клетки ставили сосуд с зажженной серой; ее пары уничтожали любые пятна, в том числе и винные. Затем материю “крахмалили”. Особый сорт глины, которым ее натирали, делал ткань блестящей, и одновременно защищал от быстрого загрязнения. И наконец, приступали к “глажке”: материю клали под пресс, представлявший собой два крепких столба, соединенных вверху перекладиной, между которыми клалась доска; над ней находилось еще несколько досок, их можно было поднимать и опускать. Среди ремесленников сукновалы занимали особое место. Их работа, проходившая на открытом воздухе, требовала большой силы и ловкости и равномерно развивала все мышцы. Фуллоны, вечно измазанные мочой и глиной, но крепкие и сильные, пользовались большой популярностью среди народа. Да они и сами знали цену своему ремеслу. В том самом доме помпейского сукновала Фабия с сохранившейся “старой посудиной” археологи обнаружили красноречивую надпись, автор которой переделал первые строчки “Энеиды” – знаменитой поэмы Вергилия об основателе империи – в гимн родному цеху: “Сукновалов пою и сову”. Сова была птицей Минервы, покровительницы фуллонов. Минерва – римская богиня мудрости, покровительница ремесел. О том, как хорошо была развита шерстяная промышленность и торговля изделиями из шерсти, говорит хотя бы тот факт, что в Помпеях, крупном центре шерстяной промышленности, была построена специальная шерстяная биржа – прекрасное, роскошно отделанное здание. Но даже если шерстяной биржи удостаивался не всякий италийский город, то уж рынки и многочисленные лавки, где продавались шерстяные изделия, были в Италии повсюду, а среди сукновалов-предпринимателей встречались представители самых знатных фамилий. Но все же основную их массу составляли люди, вышедшие из низов, вольноотпущенники и крепко ставшие на ноги ремесленники. Торговля К ремеслу и торговле знатные, добропорядочные римляне, свято чтившие обычаи предков, всегда относились с великим пренебрежением, считая все это низким делом, не достойным свободнорожденного человека. Поэтому в торговых, как и в промышленных кругах, основную роль играли люди (и свободные, и рабы), сумевшие независимого собственным трудом и умением добиться и обеспеченного существования. Самое видное место среди них занимали купцы, торговавшие с заморскими странами. Они держали большие богатые лавки, а жизненным кредо этих людей была фраза, выложенная на полу у входа в один из домов в Помпеях: “привет тебе, прибыль”. На самой нижней ступени среди делового люда стояли мелкие торгаши, продававшие свой незатейливый товар, разложив его прямо на тротуаре. [Илл. – Римский денарий. Стр. 492] Время сохранило для нас великолепный портрет одного из представителей деловых кругов древней Италии – бывшего вольноотпущенника, банкира Цецилия Юкунда. Занимался он тем, что вел продажи с аукционов в качестве оценщика, и как банкир мог ссудить покупателя, у которого не оказывалось необходимой суммы. Превосходный портретист изобразил Юкунда стареющим человеком с полным, несколько обрюзгшим лицом, на котором застыла недобрая усмешка человека, хорошо знавшего людей, но ровно настолько, чтобы презирать их и не верить им. Обман, злоупотребления, различные спекуляции и беззастенчивое ограбление – на этом наживали свое состояние самые богатые люди в Римской республике. Весь капитал, который тратился на государственную администрацию или на частные дела в любой точке известного тогда мира, являлся собственностью лиц, живущих в Риме: в I веке до н.э. Рим стал денежным центром мира. [Илл. – Римские бронзовые монеты. Стр. 401] Политикой государства руководила огромная биржа, которую представлял собой Форум, где беспрерывно проводились всевозможные спекуляции. Эта биржа диктовала судебные решения, в ее пользу велось управление провинций, в которых хозяйничали публиканы. Самые богатые люди в Римской республике, публиканы к I в. до н.э. образовали финансовую аристократию, сколотившую свое состояние на беззастенчивом ограблении провинций. Заранее внося твердо установленную сумму в качестве платы за откуп налогов, публиканы получали разрешение на сбор провинциальных налогов. Естественно, они не упускали возможности с лихвой возместить затраченные деньги. В тех случаях, когда сумма за откуп явно превышала возможности одного публикана, откупщики объединялись в товарищества или акционерные компании – так называемые societas publicanorum (откупные общества). Публиканы – откупщики налогов, выходцы из всаднического сословия. Римские консулы с ограниченным сроком службы и с жалованьем, которое не могло вернуть им денег, потраченных на получение места, также не могли избавиться от искушения воспользоваться своей властью в личных интересах. Сенатская аристократия, подвергнутая различным ограничениям в области торговли, изыскивала всевозможные средства для участия в арендных обществах и торговых компаниях, эксплуатировавших провинции. Таким образом, в Республике, где правительство вынуждено было вести государственные дела с помощью подрядчиков, повсюду царили страшные злоупотребления. [Илл. – Монета плебейских эдилов Рима. Стр. 525] Только Августу удалось привести в порядок бюджет и финансовую политику, создав систему, которая обеспечивала устойчивость империи даже при недостойных правителях. Август, в противовес старой сенатской казне – эрарию, создал военную кассу – фиск (от лат. fiscus – «корзина»), и дела фиска были личным и частным делом императора. Августовым “хозяйством” заведовал специальный штаб, который государственные управлял империей департаменты, и причем образовывал состоял различные этот штаб исключительно из вольноотпущенников. Август, открыв целому классу доступ к почетным отличиям, создал административную аристократию вольноотпущенников, а когда эрарий был объявлен казначейством города Рима, фискальные чиновники Августа составили единственный финансовый и налоговый центр империи. Но пока, во II-I вв. до н.э., ростовщичество откупщиков в Риме процветало, чему в немалой степени способствовало оживление товарного производства и развитие торговли, приведшие к тому, что римская серебряная монета, которую начали чеканить лишь в первые годы II века до н.э., вскоре стала основной валютой Средиземноморья. В Риме успешно развивалась как сухопутная, так и морская торговля. Очень тесные экономические связи установились у римских купцов в Западном Средиземноморье, куда из Италии шла готовая продукция (вино, масло, изделия ремесленников) в обмен на сырье (преимущественно металлы) и рабов. Торговля со странами Восточного Средиземноморья была менее бойкой, так как здесь серьезную конкуренцию римскому товару составляла продукция греко- эллинистического мира: вино, масло, пшеница, предметы роскоши, ремесленные изделия. [Илл. – Монета Катона Старшего. Стр. 351] Огромного размаха достигли торговые отношения многочисленных средиземноморских народов в конце I – во II вв. н.э., когда италийские купцы начали возить свой товар в Испанию и Сирию, Дакию и Египет, Мавританию и Британию. Каждая из этих провинций специализировалась на производстве отдельных товаров. Испания торговала оливковым маслом, вином и металлами. Галлия славилась изделиями из шерсти, бронзы и стекла. Египет экспортировал хлеб, льняные ткани, гранит и папирус. Из Сирии вывозились вино, пурпурные ткани, предметы роскоши. Купцы и торговцы объединялись в крупные товарищества, располагавшие большими денежными средствами, кораблями, агентами и поверенными в разных провинциях. Наряду с развитием меняльного дела возникла система кредитных операций: торговцы могли теперь не возить с собой крупные суммы денег, а, оставив их у менялы в родном городе и взяв у него соответствующее свидетельство, получали необходимые деньги в любом другом месте. В это время в Риме развивается не только межпровинциальная, но и внешняя торговля, дававшая большой простор для всевозможных спекуляций. Римские торговцы в заморских странах за бесценок скупали продукцию, которую потом втридорога продавали на внутреннем рынке. Археологи находят склады римских монет на севере Закавказья, где проходила одна из ветвей Великого шелкового пути, в Северном Причерноморье и даже на территории современной Украины. “Янтарная” дорога соединяла Рим с землями Северной Европы, а знаменитые галльские бронзовые фибулы через Германию и Дунай попадали на берега Северного Причерноморья. Фибула – металлическая застежка для плаща, нередко с инкрустацией. Торговые пути пролагались не только на Западе. Римская империя вела интенсивную торговлю с восточными странами – Ираном, Средней Азией, Индией. С Востока к Средиземному морю тянулось три торговых пути: один через Петру, Трансиорданию и Дамаск, другой от Евфрата через Пальмиру и Дамаск, а третий связывал Индию, Аравию и Александрию. Восток снабжал Рим предметами роскоши, пряностями, шелком, хлопком. Как правило, все это оплачивалось имперской золотой монетой, хотя иногда, возможно, и ремесленными изделиями, о чем свидетельствуют найденные в Китае и Индии римские светильники, тары для вина, стеклянная посуда. Римские торговцы добирались даже до Центральной Африки и завозили оттуда в Империю рабов, экзотических животных и слоновую кость. Дороги и связь Римляне, в отличие от греков, не любили моря. Они стоически переносили неудобное и опасное соседство с ним, считая его вынужденной необходимостью. Может быть из-за боязни моря, закрывавшей морские торговые пути, в Риме быстро развивались сухопутные средства сообщения. Римляне рано стали заботиться о строительстве широких и ровных дорог и всегда старались поддерживать их в хорошем состоянии. Многие из построенных ими дорог до сих пор служат в различных местностях современной Италии, оправдывая отношение к ним римлян как к предмету особой национальной гордости. [Илл. – Аппиева дорога. Рим. Стр. 109] Первая римская дорога – Via Appia, Аппиева дорога – была построена в 312 г. до н.э. при цензоре Аппии Клавдии. Прокладка дорог начиналась с того, что на намеченном тракте двумя бороздами срывали землю, доходя до скальных пород. На это каменное основание наносили четыре слоя различных материалов до полутора метров в высоту. Первый слой составляли плоские камни, скрепленные глиной, второй – мелкие камешки, осколки камней и кирпичей. В качестве третьего слоя использовали песок и гравий, а последний, четвертый слой – монолитный и гладкий – образовывали каменный плиты и равномерно рассыпанный гравий. По обеим сторонам дороги шли широкие тротуары; обычно их мостили или выкладывали каменными плитами. Вдоль тротуаров были вырыты рвы, куда с «проезжей части» стекала вода. [Илл. – Повозка префекта Рима. Стр.542] По мере расширения границ Империи дороги стали прокладывать не только в Италии, но и в провинциях. Можно выделить три основных типа дорог в зависимости от того, кто брал на себя их строительство и содержание. Большинство дорог были, конечно, государственными. Они соединяли столицу с главными городами и центрами провинций. Сеть главных магистралей разветвлялась на сельские дороги; забота о них была возложена на местные власти. От сельских дорог вели ответвления в частные имения. Эти дороги считались собственностью владельца имения, который должен был строить и поддерживать их в хорошем состоянии. Но это отнюдь не означало, что частными дорогами не мог пользоваться любой человек. [Илл. – Путевой камень-милиарий на Аппиевой дороге. Стр. 107] Расстояния между отдельными пунктами отмечали столбами или камнями – милиариями, которые устанавливались через каждую тысячу шагов, то есть примерно 1485 метров. На милиариях писали, кто строил дорогу, кто наблюдал за строительством, на чьи средства она строилась и когда была введена в эксплуатацию. На римском Форуме, в месте, где сходились главные магистрали империи, в эпоху Октавиана Августа установили «золотой милиарий», своеобразный символ того, что «все дороги ведут в Рим». Необходимость прокладывать трассы в горных и болотистых местах, вынудила римлян строить мосты и акведуки. Первый мост – через Тибр – сооруженный в VI в. до н.э., был деревянным и опирался на деревянные же сваи. Позднее стали строить мосты из каменных или цементных плит (толщиной около 12 метров) на прочных каменных сваях с высокими сводчатыми арками. [Илл. – Римский акведук в Сеговии, Испания. Деталь. Сер. II в. н.э. Стр. 49 нижн.] Акведуки (по-латыни «ведущие воду»)– это мощные каменные или кирпичные мосты на арках. По верху этих сооружений прокладывались водопроводные трубы примерно так же, как сегодня кладут рельсы на железнодорожных мостах. По акведукам из источников, расположенных высоко в горах, в город шла вода. Развалины этих величественных сооружений сохранились в Италии и южной Франции. [Илл. – Пропорции акведука. Стр. 47] Путешествовать по римским дорогам было приятно, хотя и небезопасно. Обычно римляне не отправлялись в путь поодиночке: принято было брать с собой одного-двух верных рабов. Во времена Империи путника сопровождала целая свита, призванная не столько охранять его, сколько демонстрировать богатство и роскошь. Тогда же в моду вошли носилки, или паланкины. На них разъезжали и мужчины, и женщины, причем не только в городе, что давно стало обычным для Рима явлением; на носилках отправлялись даже в далекие путешествия. Паланкины были в основном деревянными, в них клали несколько подушек, а от любопытных глаз сидящего в паланкине человека скрывали занавески. В более позднюю эпоху занавески сменили слюдяные оконца. Паланкины несли семь или восемь рабов-лектикариев, одетых в специальную одежду вроде ливреи – короткий дорожный плащ. По римским дорогам шли не только легионеры, а в паланкинах и повозках ездили не одни лишь члены посольств и делегаций. Римляне путешествовали много и часто, кто по торговым делам, кто на воды – лечиться, кто просто отдыхать. Молодые люди отправлялись в Грецию, чтобы продолжить свое образование: в Афинах они изучали философию и ораторское искусство, на острове Кос – медицину, на Родосе преподавали известные риторы. [Илл. – Римский легионер в походе. С барельефа колонны Траяна в Риме. Стр. 409] В эпоху Империи в Риме широко развивается туризм. Людей влекут в путь не служебные и личные дела, а желание своими глазами увидеть знаменитые памятники архитектуры, побывать на родине прославленных героев прошлого, послушать выступление известного оратора. К услугам туристов в местах “паломничества” были добровольные и наемные гиды, порой в угоду публике сочинявшие самые невероятные истории. В святилищах и храмах роль провожатых брали на себя жрецы. Во время длительного путешествия останавливались у друзей и знакомых. Кроме того, во всех крупных городах и центрах империи появились гостиницы. Обычно их строили недалеко от городских ворот или где-нибудь в центре, в портовых городах – прямо у пристани. На вывесках гостиниц указывалось имя владельца или название заведения: “У орла”, “У сестер”, “Под мечом”. Далее следовал перечень предлагаемых услуг, свидетельствующий, порой, о некоторой склонности владельца к литературе: «Выпивка стоит здесь асс. За два асса ты лучшего выпьешь. А за четыре уже будешь фалернское пить». На первом этаже гостиницы был трактир, на втором располагались меблированные комнаты для постояльцев. Вся мебель, как правило, состояла из ложа, иногда просто топчана, и лампы. Непременной деталью в каждом “номере” был ночной горшок. Штат гостиницы состоял из дворника, привратника и трактирного слуги; на кухне работали повар, колбасник, кондитер и фокария – женщина, разжигавшая и хранившая очаг. Никаких горничных не было, поэтому нетрудно представить, в каком состоянии новые постояльцы находили свои комнаты. Именно в таких гостиницах часто приходилось останавливаться табелляриям – так называли рабов-письмоносцев. Вся частная переписка в республиканском Риме велась через них. Отправляя с письмом даже самого сообразительного и ловкого раба, хозяин рисковал потерять не только письмо, но и самого табеллярия. Иногда корреспонденцию передавали с оказией. Государственная почта в Риме с III в. до н.э. представляла собой систему легаций. Должностным лицам или сенаторам, перевозившим официальные бумаги, где бы они ни остановились, местные жители обязаны были предоставлять повозки, упряжных животных, продовольствие, ночлег – словом, все, в чем возникала необходимость. Легат – официальный посланник либо военный чиновник. Легация – поручение легата. При Октавиане Августе система легаций была заменена сетью почтовых станций, устроенных на важнейших трассах Римской империи. Молодые сильные рабы бегом доставляли всю почту на такие станции, там ее сортировали и передавали другим рабам, также бегом отправлявшимся до следующей станции. Вскоре появилась конная почта, а вместе с ней еще один тип станций, на которых были оборудованы конюшни. Как бы ни гордились римляне своими дорогами, но близость моря и грозная мощь карфагенского флота заставили их строить корабли. История римского судостроения не знает эволюции от плотов и простых лодок до быстроходных многовесельных судов. Как во многом другом, римляне и в этой области не стали изобретать колесо, а с успехом переняли имевшийся опыт. [Илл. – Римский корабль. Стр. 559] Вместе со строительством кораблей начался набор будущей команды. За неимением даже учебных судов моряков обучали на суше. Во время первой морской экспедиции на первой же стоянке при курсе на Сицилию римские корабли были окружены карфагенянами. Вся команда бежала, а командир с эскадрой оказались в руках врага. Именно после этого курьезного эпизода римлянам и предложили (если верить легенде, сам Архимед) приделать к кораблям деревянные настилы с мощными железными крюками, которые бы цеплялись к бортам корабля противника. Римские легионеры чувствовали себя на этих настилах, как на суше, и смогли одержать немало славных морских побед. [Илл. – Римская бирема с установленной на носу боевой башней. С барельефа. Стр. 562 илл. 1] Платежные средства Поначалу основной денежной единицей в Риме был крупный рогатый скот. Позднее его сменили медные бруски прямоугольной формы, и только в V в. до н.э. появились настоящие монеты. Разменной монетой был асс – слиток меди, весивший один римский фунт, примерно 327,45 г, что равнялось двенадцати унциям. По-другому римский фунт называли либрой, поэтому обозначался асс первой буквой слова “libra” – L; отсюда идет, например, сокращенное обозначение британского фунта. Со временем римский асс становился все легче. Уже в I в. до н.э. выражение “ценою в асс” означало то же самое, что русское “не стоить ломаного (или медного) гроша”. [Илл. – Монета Луция Корнелия Цинны с изображением бога Януса. Стр. 722] В Риме первый монетный двор был организован близ храма Юноны Монеты. По-латыни “moneta” означает “увещевающая, предупреждающая”: по преданию, когда-то очень давно Юнона своим знамением предупредила римлян о землятресении. Попавшее в русский язык из латыни слово “монета” никогда не имела такого значения, оно всегда означало медные деньги разного достоинства, в память о первом римском “монетном” дворе. С возникновением монетных дворов, начиная примерно с 269268 гг. до н.э., появляются серебряные деньги – денарии и сестерции. Один денарий был равен четырем сестерциям или десяти ассам. Один сестерций равнялся 2,5 асса; самой мелкой медной монетой была унция, равная 1/12 асса. Во вторую Пуническую войну впервые в обращение вошли золотые монеты. Тогда один золотой был равен 20 сестерциям, а в последние годы Римской империи – ста. Изготовляли деньги весьма примитивным способом: на небольшой кусок меди, серебра или золота опускался тяжелый пресс. Неудивительно поэтому, что римские монеты такой неровной формы, а изображение иногда “съезжает” к одному из краев. В республиканский период на монетах изображали головы различных римских божеств – Януса, Юпитера, Марса. На аверсе этих монет помещали изображение корабля или какой-нибудь его части. Поэтому, если мы, чтобы разрешить спор, кидаем монетку, загадывая “орел или решка”, то римляне загадывали “caput”, что значит “голова”, или “navis” – корабль”. [Илл. – Римские монеты. Стр. 636] Также ко времени Республики относятся римские монеты с изображением капитолийской волчицы с двумя младенцами Ромулом и Ремом. Впервые печатать на монетах свой портрет приказал с разрешения сената Цезарь. С тех пор не только каждый римский император считал своим долгом “отметиться” на монетах достоинством повыше – появляются монеты даже с изображением египетской царицы Клеопатры. В эпоху Империи в связи с тем, что государственная казна была разделена на сенатскую и императорскую, появляются два типа монет. Сенаторские монеты помечались значком SC, то есть “постановлением сената”, а на императорских монетах ставилась аббревиатура титула правителя. С самого начала монетного дела в Риме появляется множество фальшивомонетчиков, благо подделать грубо сработанные государственные деньги было довольно просто. В III в. до н.э. в Паннонии была обнаружена крупная банда фальшивомонетчиков. Одни из них были осуждены, а “талант” других стали использовать на государственном монетном дворе. Культура и общество Римская армия Если искать аналогии в более поздних исторических периодах, то по своей организации римская армия больше напоминала казачье войско царской России, чем регулярную армию. Каждый римский гражданин должен был служить с 17 до 60 лет. Но это совсем не означало, что он, как сегодняшние солдаты, жил в казарме, оторванный от дома и семьи. Римский гражданин никогда не проходил “действительной военной службы”, он находился в армии только в военное время. В дни мира он возвращался к своим обычным занятиям. Аналогия с казачеством подкрепляется еще и тем, что римский воин должен был вооружаться на собственные средства. Самым дешевым было вооружение легкого пехотинца, обмундирование тяжелой пехоты обходилось дороже, а римский всадник обязан был приобретать еще и коня. [Илл. – Римские кавалеристы. Стр. 53] Понятно, что любой римский гражданин хотел служить в легкой пехоте, но тогда армия осталась бы без конницы и тяжелых пехотинцев. Чтобы преодолеть эту трудность, все свободные граждане Рима были по решению правительства разделены на несколько классов в зависимости от их имущества. К первому разряду относились самые богатые, они обязаны были выступать в поход в полном кавалерийском вооружении. Ко второму, третьему и четвертому классам принадлежали менее состоятельные граждане; они служили в тяжеловооруженной пехоте. Представители самого бедного пятого разряда составляли легкую пехоту. Рабы и беднейшие граждане – пролетарии – к службе в армии не допускались: римское правительство не доверяло им. Римский полководец Камилл, отразивший, согласно преданию, страшное нашествие галлов на Рим в IV в. до н.э., впервые ввел в армии жалование; оно называлось “стипендией” (от глагола “pendere” взвешивать), так как размер его определялся на весах. Опыт Пунических войн, в которых римские ополченцы столкнулись с прекрасно обученными карфагенскими наемниками, а также разорение римского крестьянства, составлявшего основную массу тяжелой пехоты, заставили римлян в конце II в. до н.э. провести коренные изменения в армии. Консул Марий, руководивший реформами, разрешил служить в римской армии пролетариям. Воина теперь целиком вооружало государство. Солдатское жалование значительно выросло, и римское правительство могло перейти от прежнего набора к вербовке добровольцев. [Илл. – Римский воин. Стр. 54] Постоянные войны, которые вел Рим, превращали гражданское ополчение в постоянную армию, а ополченцев – в наемников, для которых война была основным занятием. Отныне был установлен определенный срок непрерывной службы – сначала 16, впоследствии 20 лет. По окончании службы воин, называвшийся отныне ветераном (от vetus – «старый»), получал пенсию, земельный надел и ряд льгот от государства. Основной фактической единицей римской армии был легион, который подразделялся на манипулы (по-латыни «горсть»), центурии (сотни) и декурии (десятки), несколько напоминавшие современные роты, взводы и отделения. Во время боя манипул не мог действовать отдельно от остального легиона, так что римский легион, состоявший из 3000 бойцов тяжелой и 1200 легкой пехоты, а также 300 всадников, был громоздкой и неманевренной единицей. Поэтому Марий ввел меньшую тактическую единицу – когорту. В каждом легионе было десять когорт, в каждой когорте – три манипула, а манипул состоял из двух центурий. Таким образом, манипул насчитывал 200 бойцов, когорта – 600, а весь легион после реформы Мария – 6000. Верховным главнокомандующим римского войска в царский период был царь. Во времена Республики верховное командование перешло к двум консулам; когда государству угрожала большая опасность и было необходимо единовластие, вместо консулов во главе войска становился диктатор. Во главе легионов стояли легаты, а начальниками когорт были военные трибуны. Трибунам подчинялись центурионы – сотники. Они постоянно носили при себе виноградную лозу – римскую розгу, которая редко оставалась без дела. Римский писатель Тацит рассказывает об одном центурионе, известном всей армии под кличкой “Подай другую!”. Когда розга ломалась о спину солдата, этот центурион командовал: “Подай другую!” для продолжения порки. [Илл. – Центурион. Стр. 722] Как и в наше время, в римском войске имелись знаменосцы. Каждая центурия, а после реформы Мария также каждая когорта и манипул имели свои значки. Это были длинные копья с перекладиной, на которой сверху укреплялось изображение зверя – волка, слона, коня или кабана. Позднее значком легиона стал бронзовый или серебряный орел. Потеря значка считалась величайшим позором, а если когорта совершала подвиг, то на ее значке укреплялась награда. [Илл. – Значки римских легионов. Стр. 347] Все сигналы по легиону подавались трубой, и ее сигнал передавался далее по всем когортам изогнутыми рожками. Сигнал к общему сбору войска подавали одновременно все трубачи армии, собранные перед палаткой полководца. Большое значение римляне придавали правильной организации снабжения армии. Главой интендантства был квестор. Он заключал договоры с купцами о поставке продовольствия и фуража для армии. Кроме квестора при штабе имелся штат писцов, счетоводов, кассиров, выдававших солдатское жалование, жрецов-гадателей, врачей, заведующих складами и шпионов. Римский легионер был вооружен и метательным оружием – дротиком-пилумом, и обоюдоострым мечом, который пускал в ход в рукопашной битве. Еще больше внимания отводилось в римской армии оборонительному вооружению воина. Голову легионера защищал шлем, его дополняли пластины, прикрывавшие щеки и шею, на макушке римский шлем имел кольцо: в него продевался ремень. В походе шлем носили на поясе, как современную каску. Грудь легионера защищал панцирь. Для защиты живота поверх панциря надевали кожаный пояс с нашитыми на него металлическими бляхами. [Илл. – Римские воины. Стр. 294 обе илл.] Существенной частью оборонительного вооружения легионеров был щит, он имел полуцилиндрическую форму и делался из легких, хорошо высушенных, плотно пригнанных досок осины или тополя. На этот деревянный остов натягивали полотно, а поверх него – бычью кожу. По краю щит окантовывали железной полосой. В походе легионер носил щит на ремне за спиной. Во время боя щит надевался на левую руку, для этого на внутренней стороне щита была металлическая скоба. Также с внутренней стороны щита обозначалось имя хозяина, номер когорты и центурии. [Илл. – Щиты и шлемы римских воинов. Стр. 349] Конница была вооружена мечами и длинными копьями. Римские всадники носили шпоры, но не знали стремян. Всадник не имел опоры для ног, поэтому некрепко держался в седле. Он не мог рубить, привстав на стременах, и действовал только верхней половиной туловища, прилагая при этом огромные усилия, чтобы удержаться в седле. Кроме того, в древности не знали ковки коней. Боевые кони, не имевшие подков, легко портили ноги. Для предохранения ног лошадей использовали особые “конские сандалии” – башмаки, прикреплявшиеся к копытам. Одной из главных задач полководца во время похода было найти подходящее место для лагеря. Перед всякой ночевкой римляне строили военный лагерь; если войско оставалось на месте долгое время, устраивался постоянный лагерь. Иногда армия оставалась в таком постоянном лагере на зиму, и вместо палаток в нем строились дома и бараки. В древнейшие времена выбранное для лагеря место считалось священным и отмеривалось жрецом-авгуром; позже авгура сменил особый офицер-измеритель. Лагерь представлял собой четырехугольник, длина которого была на одну треть больше ширины. Обязательной частью лагеря был преторий – место, где сооружались палатка главнокомандующего, жертвенники богам, военные знамена и трибуна, с которой полководец обращался к войскам. [Илл. – План римского военного лагеря. Стр. 347 1 – Преторианские ворота, 2 – Декуманские ворота, 3 – Правые ворота, 4 – Левые ворота, 5 – преторий, 6 – форму, 7 – квесторий.] Многие постоянные лагеря римлян, воздвигнутые в покоренных землях, постепенно превращались в настоящие крепости, и даже в города. За стенами лагеря рос поселок, в котором жили семьи офицеров и солдат, торговцы, кузнецы, оружейники, фельдшера и коновалы. Именно так, например, возникли многие города в Англии, о чем свидетельствуют сами их названия, оканчивающиеся на “честер” или “кастер” (от латинского castrum – «лагерь») - Ланкастер, Винчестер, Рочестер. Из римских лагерей выросли Кельн (римская Колония Агриппы), Вена (Виндобона), Страсбург (Аргенторатум), и многие другие. Римляне были не только умелыми строителями крепостей, у них имелся большой опыт взятия укрепленных городов с помощью метательных орудий. Орудия, метавшие большие камни, назывались онаграми. Своим названием эта машина обязана дикому ослу онагру, который, убегая от преследователя, бросал в него копытами камни. [Илл. – Онагр. Осадное орудие. Стр. 69] Стрелами и мелкими ядрами стреляли катапульты и баллисты, они использовались и при нападении на чужие укрепления, и при обороне своих. Для разрушения стен и башен использовали тараны – большие тяжелые бревна, с одного конца окованные железом. [Илл. – Баллисты. Стр. 177] Высшим достижением осадного искусства римлян была “гелепола” - “губительница городов”. Она представляла собой деревянную башню на колесах в 10-12 этажей. На верхнем этаже гелеполы устанавливали катапульты и баллисты, в нижнем помещался таран. На уровне стен осажденной крепости в гелеполе делался мост, который можно было опускать и поднимать на цепях. Когда такое сооружение придвигали к вражеской крепости, таран внизу разрушал стену, одновременно с верхней площадки начинали стрелять катапульты и баллисты, разгоняя защитников крепости. Когда сопротивление было сломлено, на стену опускали подъемный мост, и осаждающие переходили по нему на неприятельские укрепления. Римляне превратили осаду в искусство и науку, стоявшую на службе полководцев до тех пор, пока существовали крепости, то есть до первой мировой войны. Рабство в Древнем Риме В нашем представлении понятия «рабство» и «Древний Рим» неотделимы друг от друга. Жизнь в древней Италии замерла бы без рабского труда, который применялся и в сельском хозяйстве, и в ремесленных мастерских. Рабами были актеры, врачи, учителя, секретари, гладиаторы. Самое низшее положение среди рабов занимали сельские рабы. В отличие от городского раба, жившего полупраздной жизнью, нахватавшегося всяких сведений и даже не лишенного некоторого лоска, сельский раб от зари до зари был занят неустанной работой. Праздничных дней у него не было, разве что по праздникам он выполнял более легкую работу. [Илл. – Раб, работающий закованным в цепи. По изображению на гемме. Стр. 408] В сельских усадьбах устраивались небольшие – от шести до девяти метров – комнатушки для рабов, с голыми, грубо оштукатуренными стенами, простым кирпичным полом, обычно даже не залитым раствором, который бы сделал его более ровным. Общим помещением для всей сельской семьи, или фамилии (так называли рабов, живших и работавших в усадьбе) была деревенская кухня. Здесь готовилась пища, здесь же рабы обедали; на кухне они могли отогреться и отдохнуть. В долгие зимние вечера и по утрам, пока не рассвело, рабы тут же и работали: вили веревки, плели корзины, обтесывали колья. Обязательным помещением в любой сельской усадьбе был эргастул - глубокий подвал со множеством узких окошек, пробитых так высоко, что до них не дотянуться рукой. Эргастулы предназначались для закованных, то есть наказанных рабов, которые, в отличие от “развязанных”, ходили в цепях и не могли жить по отдельным комнатушкам. Надсмотрщик (в Древнем Риме он назывался “вилик”) считался рабом на особом положении: и еда, и помещение были у него, конечно, лучше, чем у остальных рабов, Городская фамилия отличалась от сельской не столько по месту своего пребывания, сколько по функциям. К сельской фамилии принадлежали рабы, занятые в скотоводстве и земледелии, а также обслуживающий их персонал; к городской фамилии – рабы, служившие хозяину и его семье и заботившиеся о благоустройстве его дома. К ним относились повара, пекари, кондитеры, носильщики, закупщики провизии, птичники, рыбаки, массажисты, домоправители, казначеи, садовники, метельщики, уборщики, ткачи, привратники, лектикарии, несшие носилки господ, рабы, прислуживавшие за столом, рабы, провожавшие хозяйских дети в школу, рабы, ведавшие господской одеждой, и просто челядь без определенных обязанностей. Доверенные рабы были агентами господ в различных делах: им поручали столь частые в римском государстве подкупы, они занимались торговлей и ростовщичеством, так как их хозяевам-сенаторам запрещалась такого рода деятельность; рабы снаряжали морские экспедиции, собирали квартирную плату с жильцов доходных домов, отправлялись с поручениями хозяина в провинцию. Всех этих разнообразных слуг надо было содержать, и притом содержать хорошо, потому что слуги в приличном доме должны были отличаться красотой, цветущим видом и соответствующим одеянием. Именно об этом говорит Цицерон, обличая пороки Пизона: “У него нет ничего изящного, ничего изысканного… прислуживают неопрятные рабы, некоторые из них даже старики; один и тот же раб у него и повар, и привратник…” Очевидно, однако, что большое количество слуг могли себе позволить лишь состоятельные люди, имевшие огромные особняки. Большинству римского населения, населявшему квартиры многоэтажных инсул, просто негде было разместить не то что несколько сот, а несколько десятков рабов. А при дороговизне римских квартир снимать еще одно помещение для рабов было бы накладно человеку даже хорошего достатка. Видимо, Марциал, укладывая в своем стихотворении раба на “жалкую подстилку”, был недалек от истины. Инсула – многоквартирный жилой дом, «доходный дом» в Древнем Риме. Трудно сказать, какова была численность городской фамилии, хотя для второй половины I в. до н.э. нам известен, благодаря Горацию, во всяком случае, порядок этой цифры. Описывая человека, бросающегося из одной крайности в другую, поэт говорит, что у него было то 200 рабов, то 10, из чего можно сделать вывод, что двести было наибольшим, а десять - наименьшим числом слуг у “светского” современника Горация. Городские фамилии уже в достаточно ранний период истории Рима стали включать в себя еще одну категорию рабов – образованных людей, так называемую рабскую интеллигенцию. Испокон веков рабами были актеры, рано вошло в обычай иметь рабов-учителей. В I в. до н.э. образованные рабы – писцы, чтецы, библиотекари, врачи – стали непременной принадлежностью фамилии. Некоторые из таких образованных рабов, впоследствии вольноотпущенников, становились известными учеными, писателями, риторами. Общеизвестно рабское происхождение знаменитых комедиографов Теренция и Цецилия Статия. Рабом был один из самых знаменитых мимографов Публилий Сир. Почти все грамматики и многие риторы, биографии которых приводит Светоний, происходили из рабов. Теренций (190 – 159 гг. до н.э.) – выдающийся древнеримский комедиограф. Понятно, что образованные рабы занимали в фамилии совершенно особое положение. Хозяева всячески поощряли способных рабов, гордились ими, искали для них сильных покровителей. И дело здесь не столько в человеколюбии, сколько в тщеславии и быстро растущей потребности в работниках умственного труда в связи с развитием культуры и усложнением хозяйства. Приобрести раба можно было на рынке. Цены на рабов в Риме очень колебались и зависели от состояния раба, от его способностей и образованности. Огромные суммы выкладывали за красивых танцовщиц, сотни тысяч сестерций платили за актеров и других высококвалифицированных рабов. Во время крупных завоевательных войн цены на рабов резко падали. В период покорения Сардинии цены на сардинских рабов так упали, что даже появилась поговорка: “Дешев, как сард”. В I в. н.э., во время завоевания Понтийского царства, рабов продавали по 4 денария за голову, хотя средняя рыночная цена на рабов тогда равнялась 300-500 денариям. Довольно часто в Риме рабов отпускали на волю. Отпущенный раб становился либертином, вольноотпущенником, и принимал родовое имя хозяина. Но отпуск на волю не разрывал полностью отношений зависимости, либертин переходил в число клиентов своего бывшего господина – теперь патрона. Значительно отличалось от положения домашних и сельских рабов положение рабов-ремесленников, труд которых использовался в специально организованных мастерских, принадлежавших крупным собственникам или свободным ремесленникам. Рабовладельцы довольно рано поняли, что можно насильно заставить человека работать в поле, на мельнице, в рудниках, но для того, чтобы расписать сосуд, вышить золотом плащ, вырезать изящную гемму, выковать тончайшие хирургические инструменты, нужно было дать рабу надежду на свободу и благосостояние, обеспечить нормальные условия труда. Со временем среди рабов-ремесленников выделяются рабы ставшие владельцами рабочей силы или средств производства. Они становились зажиточными отпущенниками, но даже будучи еще рабами, по своему положению стояли ближе к свободным собственникам ремесленных мастерских, чем к обычным рабам. Да и в целом городские рабы, трудившиеся в ремесленных мастерских, не могли быть изолированы ни от свободных наемных работников, ни от свободного плебса, большая часть которого состояла из тех же ремесленников, мелких торговцев, поденщиков. Рабыремесленники входили в разнообразные коллегии, включавшие или только рабов и отпущенников, или смешанного состава. А домашние слуги и подавно позволяли себе разные развлечения: посещали цирюльни, где римляне обменивались городскими новостями и сплетнями, ходили в театр и трактиры. Рабы-слуги, также как ремесленники, имели пекулий (так называлось имущество, выделяемое главой семьи ее членам – сыновьям и рабам). Пекулий был важнейшим отличием дельного и хорошего домашнего раба от раба “негодного”. Своеобразными источниками по истории рабства в Древнем Риме являются комедии Плавта и Теренция. Так вот, и у того и другого рабы то и дело жалуются на хозяев, по любому поводу вымогающих у них подарки: по случаю дня рождения, своего или детей, совершеннолетия сына и т.д. Плавт (Тит Макций Плавт, 250 – 184 гг. до н.э.) – древнеримский драматург, автор более ста комедий. Однако ни рабы-ремесленники, ни домашние, ни тем более сельские рабы, не были застрахованы от самых суровых наказаний. За небольшую провинность раба заставляли с надетой на шею двузубой вилкой обойти ближайшие окрестности, громко рассказывая о своем проступке. За более тяжкие провинности рабов пороли розгами или “треххвосткой” – плетью в три ремня с узлами, заковывали в тяжелые цепи и колодки, посылали на мельницу, где они вращали жернова в специальных ошейниках, мешавших дотянуться до рта и есть муку; клеймили им лбы, заточали в карцеры и эргастулы, пытали, подвешивая на всю ночь к кресту, наконец, казнили, обычно распиная на кресте. [Илл. – Наказание раба плетью. Рисунок с бронзового горшка, найденного в Помпеях. Стр. 551] Кроме того, хозяин считал себя вправе не лечить заболевшего раба: того просто отвозили на остров Асклепия на Тибре, и там оставляли. И все же самым страшным наказанием, страшнее всех пыток и казней, была отсылка на рудники. Работники рудников приносили своим хозяевам невероятные прибыли, но быстро истощались и умирали от невыносимых трудностей, от тяжелейшего труда под землей под ударами надсмотрщиков. Асклепий – бог врачевания, аналогичный греческому Эскулапу. Известно древнее сенаторское постановление, запрещавшее разрабатывать рудники в Италии, несмотря на их богатство, а также цензорский закон о золотых приисках в земле Верцелл, предписывавший ограничивать количество работников пятью тысячами человек. Эти факты позволяют некоторым ученым делать вывод, что правительство боялось сосредоточивать в Италии в одном месте большое число рабов, особенно рабов-рудокопов, чья участь была самой страшной, а потому и готовность восстать наибольшей. Однако, несмотря не все меры предосторожности, не всегда удавалось сдерживать нараставшее недовольство рабов. В Италии то и дело вспыхивали восстания. Уже начало II в. до н.э. было неспокойным: в окрестностях Рима, затем в Этрурии, в Апулии и Калабрии одно за другим подавлялись крупные движения и заговоры рабов. А во второй половине столетья в Сицилии, одном из самых крупных центров рабовладения, вспыхнуло восстание, которое далеко переросло рамки местных заговоров. За пять лет в руки рабов перешли почти все крупные города острова – Энна, Агригент, Тавромений, Катана, Мессана. Положение стало настолько угрожающим, что на пылающий остров были двинуты консульские армии. Рабы защищались с необычайным мужеством. Город Тавромений удалось взять только после долгой осады, когда осажденные в нем рабы дошли, по словам Диодора, до такой степени истощения, что “начав питаться детьми, они перешли потом к женщинам и кончили взаимным истреблением”. Но и при таких условиях римским войскам удалось захватить Тавромений только благодаря измене одного раба. Та же участь постигла Энну, и вскоре весь остров был прочесан и освобожден от мятежных рабов. Сицилийское восстание повлекло за собой несколько вспышек в Италии и Греции, а всего через тридцать лет, в 104 году до н.э., в Сицилии вновь началось восстание. Учитывая опыт предыдущего восстания, на этот раз рабы создали свое государство со столицей в Триокале. Царем государства рабов был провозглашен Сальвий, искусный гадатель, принявший имя сирийского узурпатора Трифона. В 101 г. до н.э. восстание, охватившее всю восточную часть острова, было подавлено. Только тысяча рабов продолжали отчаянно сопротивляться, но, в конце концов, и они сдались на условиях сохранения жизни. Консул 101 года Маний Аквилий отправил их в Рим гладиаторами. Там, не желая быть забавой для римской толпы, они перебили друг друга перед выходом на арену. В начале лета 73 г. до н.э. в одной из гладиаторских школ Капуи около 200 рабов составили заговор, который, во-видимому, был раскрыт. Но 70 гладиаторам, вооруженным чем попало, удалось вырваться из школы и бежать из города. Они ушли на Везувий и стали оттуда совершать набеги на окрестности. Во главе бежавших гладиаторов стояли галлы Крикс и Эномай и фракиец Спартак, спустя почти две тысячи лет овеянный, благодаря итальянскому писателю-гарибальдийцу Р. Джованьоли, славой романтического борца за свободу. [Илл. – Предполагаемое изображение Спартака. Стр. 609] Побеги гладиаторов случались довольно часто, поэтому в Риме не придали особого внимания очередному инциденту. Высланный из Капуи на усмирение беглецов небольшой отряд был разбит, и в руки повстанцев попало настоящее оружие, которым они с радостью заменили ненавистное вооружение гладиаторов. После этого отряд Спартака одержал еще две победы над римскими легионами, и это стало поворотным событием в ходе восстания, охватившего теперь почти весь юг полуострова: Кампанию, Луканию и Апулию. Войско Спартака насчитывало уже около 120 тысяч человек. Понимая все трудности вооруженной борьбы с Римом, Спартак решил собрать как можно больше рабов и через восточные Альпы вывести их из Италии, где они стали бы свободными и могли вернуться в свои родные места. Но, дойдя до города Мутины, когда дорога к Альпам была открыта, и планы Спартака, казалось, близки к осуществлению, он неожиданно повернул на юг. После блестящих побед настроение в войске Спартака поднялось настолько, что об уходе из Италии не могло быть и речи. Рабы требовали от своего вождя, чтобы он вел их на Рим, и Спартак вынужден был подчиниться, хотя и понимал, что невозможно захватить город, который в свое время не смогли взять ни Ганнибал, ни самниты. Римское правительство мобилизовало для борьбы все наличные силы. Дорога к Риму оказалась отрезана, и Спартак стал прорываться на юг, чтобы перебросить часть своих войск на Сицилию. С севера по пятам Спартака шел Красс, возглавлявший армию в восемь римских легионов. Весной 71 г. до н.э. в Апулии армия Спартака, зажатая кольцом правительственных войск, вступила в последнюю битву. Рабы сражались с мужеством отчаяния, 60 тысяч их во главе со Спартаком пали. Шесть тысяч рабов, попавших в плен, были распяты на крестах вдоль дороги, ведущей из Капуи в Рим. Так закончилось это восстание, которое 18 месяцев потрясало Италию. * * * Изо дня в день, из года в год, в рудниках ли, на плантациях, в городской ли фамилии, протекала в Риме полная трудов и лишений жизнь рабов. Ни протесты, ни восстания не могли разрешить всех противоречий между хозяевами и рабами. И только один раз в год, в декабре, с 17 по 23 число, в дни, посвященные Сатурну, в Риме оживала старая, заимствованная у греков сказка о «золотом веке». О том времени, когда миром правил не Юпитер (или Зевс), а его отец Сатурн (или Кронос), когда не было ни страданий, ни трудов, когда Земля по своей воле отдавала людям свои дары и когда Дева - Правда жила еще среди людей. Сатурн – древнеримский бог плодородия и земледелия, отец Юпитера. На время Сатурналий – так назывался в Риме праздник, отмечаемый в последние дни декабря – рабы объявлялись свободными: «При Сатурне ведь рабов не было». Всем полагалось общее угощение – господа, клиенты, рабы пировали за одним столом. Не было никаких наказаний, рабам позволялись всяческие вольности – этого требовала установленная предками «декабрьская свобода» (libertas Decembris).Как слабое подражание щедрости Земли в век Сатурна, дарившей все даром, завели обычай преподносить друг другу подарки. Дарить можно было все, что угодно, но обязательными, очевидно, символическими подарками были восковые свечи и детские игрушки. Свечи, или «сатурнальские огни», символизировали нарастание дня, словно оповещая о зимнем солнцестоянии, с которым совпадали сатурналии. А куклы были символическим жертвоприношением Сатурну от хозяина, выкупавшего у зимнего бога себя и членов своей семьи. Так что сатурналии были в основном праздником рабов и детей. После того, как христианство стало господствующей религией во всей римской империи, о Сатурналиях забыли, а к зимнему солнцестоянию теперь был приурочен другой праздник – Рождество Христово, позаимствовавшее у языческих Сатурналий добрую половину своей обрядности – и угощение прислуги, и одаривание детей, и лакомства, и даже восковые свечи. Гладиаторы В прологе к одной из своих комедий популярнейший римский комедиограф жалуется, что на первом представлении этой комедии зрители ее собственно не увидели, так как разнеслась весть, что в соседнем амфитеатре будут гладиаторские бои, и вся публика незамедлительно переместилась в амфитеатр. Ко времени Теренция бои гладиаторов имели уже довольно давнюю традицию. Правда, сначала гладиаторов называли «бустуариями», что является еще одним подтверждением версии исследователей об изначальной связи гладиаторских игр с погребальными обрядами (bustum в переводе с латыни означает “погребальный мир” или “могила”). Считается, что гладиаторские бои как часть тризны по усопшему римляне заимствовали у этрусков. Известна даже дата проведения первых гладиаторских игр: в 264 г. до н.э. их устроили в память о погибшем отце сыновья некоего Брута Перы. Но даже в те времена, когда бои гладиаторов были исключительно светским развлечением, их связь с поминками не была забыта: гладиаторские игры часто называли “погребальными”. [Илл. – Гладиатор. Стр. 609] Происхождение обычая “погребальных” игр объясняют поразному. Скорее всего, ритуальные бои людей с короткими мечами в руках (gladius означает “меч”; отсюда “гладиаторы”) пришли на смену древнего обычая, когда над гробом знатного воина людей приносили в жертву богам подземного царства. В любом случае, первые гладиаторские бои в Риме устраивались на торжественных похоронах знатных граждан, а Цезарь впервые устроил “погребальные игры” в память об умершей женщине – на похоронах своей дочери Юлии. Однако уже в I в. до н.э. гладиаторские бои вошли в программу некоторых праздников. Кровавые зрелища так полюбились римлянам, что они все чаще стали требовать, чтобы им показали, как люди на арене убивают друг друга. Организация гладиаторских боев возлагается с этого времени на магистратов, и роскошные игры становятся верным средством завоевания популярности для тех, кто хотел бы выдвинуться. Так, в 65 г. до н.э. Цезарь, бывший тогда эдилом, дал игры, в которых приняли участие 320 пар гладиаторов. Два года спустя специальным постановлением сената кандидату в магистраты было запрещено в течение двух лет до выборов “давать гладиаторов”. Но никто не мог запретить частному лицу “давать” жестокое представление в память об умершем родственнике. ограничением стало Поэтому материальное фактически единственным положение человека, организовывавшего бои гладиаторов. Гладиаторские игры стоили очень дорого, в первую очередь изза высокой цены на гладиаторов или на их наем. При этом, за каждого убитого или тяжело раненого гладиатора его владелец – ланиста получал 4 тысячи сестерций, за оставшегося в живых – 80 сестерций. Понятно, что устроитель игр был заинтересован в том, чтобы уцелело как можно больше бойцов. А толпа, наоборот, жаждала жестокого сражения, крови и смерти. Чтобы убедить публику в своей честности, организатор игр перед началом боев сам осматривал оружие – оно должно было быть острым; кроме того, пары сражающихся определялись по жребию. Растущий интерес к гладиаторским играм требовал всегда иметь в распоряжении большое число хорошо обученных бойцов. Специальные “гладиаторские школы” стали появляться по всей Италии и в провинциях. Часто в больших городах казармы гладиаторских школ устраивались при амфитеатрах. Казармы были двухэтажными – вверху и внизу располагались каморки с дверями, выходившими во двор, по периметру которого и тянулись два этажа казарм. Кроме “комнат” гладиаторов, здесь обычно размещались кухня и столовая, общая парадная комната и карцер для провинившихся. Выход со двора был через калитку, охраняемую денно и нощно, но выходили гладиаторы из этой калитки только в день игр, когда их вели в амфитеатр или цирк. В гладиаторских школах с рабами занимались специальные тренеры, а ланиста, подобравший большую группу гладиаторов, мог их продать или отдать внаем организаторам публичных зрелищ. Ланисты были двух категорий – бродячие и оседлые. Оседлые открывали контору по найму и продаже гладиаторов, а бродячие переходили со своей “труппой” из города в город. Профессия ланисты (это латинское слово однокоренное со словом lanius - “мясник”) считалась грязным и подлым делом, так как по роду своих занятий ему приходилось иметь дело с пиратами и перекупщиками рабов. [Илл. – Конные гладиаторы. С фрески из Помпей. Стр. 252] Во времена Республики знатные и богатые люди обзаводились своими личными гладиаторами; кроме того, что продажа гладиаторов приносила хорошую прибыль, гладиаторская гвардия была отличной охраной. Причем коммерческие сделки с гладиаторами нисколько не пятнали людей высшего круга. Набирались гладиаторы в основном из рабов, военнопленных и преступников, осужденных на смерть, но согласившихся сражаться. И действительно, страшнее участи гладиатора была только смерть. Хозяева часто в наказание продавали своих рабов ланистам, и это было хуже рудников и каменоломен. Прежде чем выпустить новичка на арену, его обучали фехтованию и владению самым разным оружием. Первоначально вооружение гладиаторов составляли копье, шлем, длинный прямоугольный щит и ножные доспехи из кожи. Со временем на смену кожаным пришли металлические поножи, причем надевали их только на одну ногу – левую. Правую руку защищала маника – длинный рукав из кожи или металла, доходивший до самого плеча. Гладиатор в тяжелом вооружении назывался гопломахом, и выглядел он немного иначе. На голове гопломаха был высокий шлем с забралом и широким “воротничком”, закрывавшим шею и плечи. На правую руку гопломаха надевался железный нарукавник, на ноги – железные поножи, а над ними ноги защищали кожаные обмотки. Живот и верхнюю часть бедер покрывал толстый кожаный пояс с широкими металлическими лентами. Вооружение тяжелого гладиатора составляли меч и длинный кинжал и щит. [Илл. – Гладиатор. Стр. 610 нижн.] С мечом и щитом выходили на ретиария – гладиатора, вооруженного сетью и трезубцем. Он должен был накинуть на противника сеть и поразить трезубцем. Еще один гладиатор, лаквеарий, выходил на арену с петлей, которую он накидывал на противника. Но особую любовь публики снискали андабаты – гладиаторы в глухом шлеме, полностью закрывавшем лицо, но не имевшем прорезей для глаз. Андабаты сражались вслепую, что вызывало, очевидно, смех и веселье публики. Гладиаторские бои начинались с шествия участников: бойцы в пурпурных, расшитых золотом туниках обходили арену. Потом для демонстрации своего высокого мастерства они сражались деревянными мечами. И только после этого пары гладиаторов вступали в настоящую битву. На арене все решал случай, потому что соперников выбирали по жребию. Жизнь раненого гладиатора полностью зависела от зрителей. Он мог поднять вверх указательный палец, моля о пощаде и о сохранении ему жизни. Если во время боя гладиатор зрителям понравился, они махали платками, поднимали вверх большой палец и кричали “Отпустить!” А если поведение гладиатора на арене чем-то не приглянулось пресыщенной публике, зрители делали роковой жест – опускали вниз большой палец с криками “Добить!”. И тогда победитель поворачивал противника лицом вниз и убивал его ударом ножа в спину или в затылок. [Илл. – Гладиатор. Фрагмент фрески из Помпей. Стр. 610 верхн.] Тела убитых выносил специальный раб – либитинарий (Либитиной звали римскую богиню похорон), одетый так, как по представлениям этрусков выглядел Харон – перевозчик душ умерших в подземное царство. Официальной наградой гладиатору была пальмовая ветвь; он обегал с ней вокруг арены. Зачастую устроители игр давали победителям денежные награды. Но иногда зрители выпрашивали для победившего гладиатора гораздо большую награду – свободу. Официально освобождение раба зависело от его хозяина-ланисты или от организатора игр, но просьбы зрителей даровать свободу своему любимчику бывали так настойчивы, что приходилось им уступать. [Илл. – Римские гладиаторы. Мозаика в термах Каракаллы. Стр. 251] Гладиатор, выступивший на арене впервые и одержавший победу, удостаивался таблички из слоновой кости, на которой было написано его имя и имя ланисты. Гладиатора благодаря такой табличке переводили в более высокую группу, а для ланисты это была хорошая реклама. Гладиатор, получивший за свою жизнь много таких табличек и пальмовых ветвей, становился ветераном с правом на почетную отставку. С середины I в. до н.э. в моду вошли бои гладиаторов с дикими зверями – львами, тиграми, кабанами. Устройство этих игр стоило еще дороже, чем обычные гладиаторские бои, в особенности из-за того, что зверей привозили в Рим из самых отдаленных провинций. Так, в 58 г. н.э. в столице впервые давали игры с “африканскими зверями” - пантерами и леопардами. Тогда же в Риме в первый раз увидели пять бегемотов и крокодилов, для которых был сооружен специальный бассейн. Зверей, раненных гладиаторами на арене, добивали рабы – конфекторы (“завершители”). [Илл. – Гладиаторы, сражающиеся с дикими зверями. С римского рельефа. Стр. 94] О гладиаторских играх оповещали афиши с полной программой игр и именами участников, так что в амфитеатр зачастую шли на какого-то определенного гладиатора. Их имена были известны практически всем. Гладиаторы, даже не отличавшиеся особой красотой, пользовались успехом у знатных римских матрон. Вплоть до конца Империи гладиаторские игры оставались любимейшим развлечением римской толпы, полностью удовлетворяя второй части ее знаменитого требования “Хлеба и зрелищ!” Распорядок дня Жизнь в Риме всегда была суетливой и пестрой. День сенатора, ремесленника, пожарника, клиента или бедняка, зачисленного в списки получающих хлеб от государства, складывался по-разному, был заполнен совершенно разными событиями, но с полной уверенностью можно сказать, что в каждом дне были такие часы, которые все римляне проводили почти одинаково. И состоятельный человек, и бедный ремесленник вставали засветло, их утренний туалет был одинаково прост: сунуть ноги в сандалии, одеться, вымыть лицо и руки, прополоскать рот и накинуть плащ, если холодно. Правда, богатого человека в довершении всего еще стриг и брил собственный цирюльник. Затем полагался первый завтрак, состоявший обычно из куска хлеба, смоченного в вине или смазанного медом. По старинному обычаю все домочадцы, включая рабов, приходили поздороваться с хозяином. Покончив с завтраком, принимались за текущие хозяйственные дела, давали отдельные поручения, проверяли счета и отчеты. Потом у знатного хозяина начинался прием клиентов, людей совершенно особого и весьма многочисленного сословия. Клиентела развилась из старинного обычая позволять некоему влиятельному лицу покровительствовать над собой, человеком маленьким и слабомощным. К I в. н.э. это стало правилом хорошего тона: считалось неприличным, чтобы знатный человек появлялся на улице или в общественном месте без толпы клиентов. Жизнь клиента складывалась не из трудов, но из суетных хлопот и массы унижений. Ранним утром, одевшись в мучительно неудобную, очень официальную тогу, часто натощак, по грязным узким улицам, порой с другого конца города клиент спешил приветствовать своего патрона. В прихожей цу того он уже заставал целую толпу ожидавших начала приема, который мог так и не начаться, потому что патрон хочет спать или, не желая никого видеть, уже ускользнул через черный ход. Зачастую прием бывал не лучше отказа, когда, как описывает Сенека, патрон “в полусне, отяжелев от вчерашней попойки, едва пошевелит губами, чтобы произнести с презрительным зевком тысячу раз подсказанные имена этих несчастных, которые прервали свой сон, чтобы наткнуться на чужой”. По окончании утреннего приема клиенты, получив спортулу – небольшую корзинку с продуктами, обязаны были провожать патрона, если тот куда-нибудь отправлялся, и, по выражению Марциала, идти “в самую грязь за носилками патрона или, забежав вперед, расталкивать толпу”. Клиентская служба давала очень скудные доходы, но это все же лучше, чем ничего, а для человека, не владевшего никаким ремеслом, и вовсе было единственным способом просуществовать в Риме. Итак, сенаторы, магистраты, люди, выступавшие в суде, в сопровождении целой свиты клиентов отправлялись на службу. Человек, у которого в этот день не было никаких официальных дел, занимался самыми различными вещами: здесь его позвали на праздник в честь совершеннолетия сына, там на свадьбу, “один пригласил подписать завещание, другой – выступить в суде в его защиту, третий – подать ему совет”. И ни в коем случае нельзя отказать: в глазах общественности все эти дела почти так же обязательны, как и должностные. [Илл. – Портрет старого патриция. Мрамор. 2-я пол. I в. до н.э. Стр. 492] К двенадцати часам, однако, все дела обычно заканчивались, время после полудня римляне посвящали по возможности отдыху и развлечениям. Начиналась эта часть дня со второго завтрака, не менее скромного, чем первый: хлеб, сушеный инжир, маслины, сыр и орехи. Рабочий люд “приправлял” хлеб свеклой и луком. После этого наступало время полуденного отдыха, а потом – посещение бань, гимнастические упражнения, прогулки и отдых. Бани в Риме открывались в половине третьего пополудни летом и на час раньше зимой. Сюда приходили не только и не столько смыть грязь. Здесь отдыхали, в банях встречались с друзьями и знакомыми, бани были и клубом, и стадионом, и богатейшим музеем, и библиотекой. Римляне всегда с некоторым пренебрежением относились к гимнастическим упражнениям, заимствованным у греков, и все же, начиная с I в. н.э., никакая баня не обходилась без палестры. Богатые люди этой эпохи превращают свои бани в настоящие дворцы, но весь их блеск меркнет перед роскошью императорских терм Рима. Императоры не только со вкусом и усердием украшали термы, облицовывая стены мрамором и покрывая мозаикой пол, они собирали в них произведения искусства: в термах Траяна, например, была найдена знаменитая скульптурная группа Лаокоона. «Лаокоон» – скульптурная композиция на тему одного из эпизодов «Илиады», выдающееся произведение эллинистического искусства. В термы вели несколько парадных входов. В первом зале посетители отдавали одежду на хранение специальным рабам. В этом зале было только три стены, вместо четвертой – проем, за которым открывался вид на бассейн под открытым небом величиной с небольшое озеро. Это – холодные бани, или фригидарий. Отсюда широкая лестница вела в главный зал терм, а из него по узкому изогнутому проходу, сделанному так, чтобы не уходил горячий воздух, можно было пройти в горячую баню, кальдарий. Термы имели особую систему центрального отопления. В подвальном или полуподвальном помещении имелась топка; горячий воздух и дым нагревали пол и, проходя по пустотам в стенах, нагревали и их. [Илл. – Римские термы. Реконструкция эпохи Возрождения. Стр. 626] В этом зале круглой формы вокруг бассейна располагались ванны с горячей водой, вдоль стен – ниши с мраморными ложами. На них после мытья чаще всего бобовой мукой и стригилием – скребком, счищавшим с кожи пыль и грязь, рабы-массажисты натирали маслом и массировали возлежащих римлян. В зале поддерживалась очень высокая температура, но воздух оставался сухим, так как пар уходил через круглое отверстие в центре купола. Рядом с кальдарием располагались комнаты для отдыха. [Илл. – Римский орнамент. Стр. 546] Сразу за этими помещениями начинались тенистые аллеи, просторные дворы с портиками; несколько фонтанов и бассейн с проточной водой освежали воздух, создавая прохладу и в самое жаркое время. Приятно проведя время в бане, римлянин отправлялся домой, где его ждал обед в кругу семьи и друзей. Обычно обед длился несколько часов, в некоторых домах он даже летом захватывал часть ночи. Столовые римляне называли греческим словом “триклиний” (kline по-гречески значит “ложе”), так как вокруг стола ставили три широких ложа, так что на каждом располагалось по три человека. Римляне не любили обедать в одиночестве. Лучше всего, считали они, обедать в компании от трех человек (по количеству Граций), до девяти (по количеству Муз). [Илл. – Прорисовка с рельефа на саркофаге знатного римского юноши. Рим, Капитолий. Стр. 579] Мужчины обедали полулежа, опершись левой рукой о подушку; для женщин возлежать считалось неприличным, они обедали сидя. Обед сопровождался непринужденной дружеской беседой, музыкой, иногда обедающих развлекали танцовщицы. Кроме того, в кругах римской образованной знати вошло в обычай чтение за обедом. Для этого держали раба-чтеца. [Илл. – Игра на музыкальных инструментах в Древнем Риме. Стр. 452] Обед состоял из трех частей: закуски, вторых блюд, обычно из мяса и рыбы, и десерта. Закуска состояла из салата, лука, разных острых трав, соленой рыбы; все запивали напитком из виноградного сока или вина с медом. Непременным компонентом закуски были яйца. Обычай начинать обед с яйца вошел у римлян в поговорку – в тех случаях, когда мы говорим “с начала”, римляне говорили “ab ovo”, что значит “с яйца”. После закуски подавались мясные блюда. На столе появлялись жареные журавли, аисты, голуби, бекасы, павлины. Лакомыми блюдами считались павлиньи языки, паштет из соловьиных языков, различные копченые, вареные, кровяные колбасы, зайчатина, кабанина, оленина, фазаны. Третью часть обеда – десерт – составляли фрукты, маринованные и соленые грибы, печенья и пирожные в форме поросят, зайцев, рыб. Снег, облитый медом, был, возможно, первым мороженым, изобретенным человеком. Скатерти появились в обиходе римлян лишь в эпоху империи. Пищу брали ложками и руками. Салфетками служили небольшие куски мохнатой льняной ткани, либо по греческому обычаю руки вытирали хлебным мякишем. Часто гости приносили салфетки с собой: было принято уносить домой с обеда кое-какие закуски, их клали в свою салфетку. В богатых домах за большим обедом прислуживало много рабов. Обычно это были красивые, еще безбородые юноши, одинаково одетые и красиво причесанные. Гости приходили со своими рабами, которые сидели или стояли позади хозяина; перед тем как возлечь, хозяин передавал рабу снятые сандалии, а по окончании пира раб нес домой за хозяином салфетку со всем, что тот забрал со стола. [Илл. – Перстни и резные камни, найденные в развалинах стены Адриана. Рим. Стр. 529] По греческому же обычаю завершался обед “симпосием”. Так же, как в Греции, выбирался распорядитель, устанавливавший порядок пития и определявший пропорцию, в какой вино смешивали с водой. Самыми хорошими считались фалернское, цекубское и сетинское вина. Римлянам были известны и греческие “пиршественные” игры, в том числе и коттаб. На торжественном пире гости и хозяин надевали венки из живых цветов. Дом бедняка и дом богача Но Рим – скорее город бедных, чем богатых. Кроме свободных ремесленников, каменщиков, разносчиков с корзинами и бурдюками на головах, торговцев и прочего торгового и делового люда, улицы и площади Рима наводнены толпами отвыкших от труда людей. Эта армия тунеядцев требует, чтобы ее кормили и развлекали. “Хлеба и зрелищ!” – излюбленный клич римской толпы. Чтобы угодить, ей устраиваются бесплатные раздачи хлеба и денег, проводятся неслыханные по своему размаху празднества и бои гладиаторов. Теснится эта праздная толпа, живущая подачками, в крохотных квартирках инсул. “Инсула” буквально значит “остров”. Эти пяти-шестиэтажные громады занимают целый квартал и, подобно острову, со всех сторон окружены темными улочками, узкими настолько, что двум всадникам негде разъехаться. Нижний этаж инсул занят лавчонками и трактирами. В верхние этажи, где сдаются комнаты, в каждый прямо с улицы ведет лестница со ступеньками из кирпича или дерева. В инсуле темно и сыро, постоянные обвалы, пожары, холод. “Какое благодеяние оказывает нам тот, кто подпирает наше пошатнувшееся жилище и с искусством невероятным удерживает от падения инсулу, давшую трещины с самого низу!” – пишет стоик Сенека в своем трактате “О благодеянии”. У Ювенала это искусство не вызывало бурю восторга: ”Мы живем в городе, большая часть которого держится на подпорках. Дом наклоняется; управляющий заделывает зияющую трещину и советует спокойно спать, хотя дом вот-вот рухнет”. Ювенал (Децим Юний Ювенал, 60 – 127 гг. н.э.) – римский поэт, автор поэтических сатир. Настоящим бичом Рима были пожары: при скученности домов и узости улиц, пожар распространялся с невероятной быстротой. От одного неловкого движения из светильника, освещавшего комнату, могло пролиться и вспыхнуть масло, из жаровни, которыми комнаты обогревались, могли просыпаться угли. А затушить мгновенно занявшийся огонь было нечем: воды в доме не было. Законодательные акты, конечно, предписывали каждому жильцу иметь в своем помещении воду, но много ли ее можно было натаскать из ближайшего фонтана или колодца, а тем более закупить у водоноса. Ввиду отсутствия воды в римских инсулах не было и уборных: их обитатели должны были пользоваться общественными уборными, а весь мусор они чаще всего просто выбрасывали за окошко. В ненастье, когда начинались осенние ливни, а потом холода, в инсулах становилось еще неуютней. Стекол в окнах не было (стекло было дорогим материалом, его использовали только в банных помещениях), вместо них – слюда, а чаще просто деревянные ставни с прорезями. Дрова в Риме стоили очень дорого; обогревались квартиры либо простыми жаровнями, либо “отопительными” приборами, весьма напоминающими самовар, в которых кипятилась вода. Все имущество обитателей римской инсулы – жаровня да куча тряпья; да и они считались отданными в залог хозяину. В случае неуплаты хозяин мог их забрать. Залогом мог стать и сам жилец: хозяева “блокировали” жильца, вынимая деревянные ступеньки лестницы, ведущие в его квартиру. Разумеется, были в Риме и более приличные инсулы (хотя и в них условия мало чем отличались от описанных), квартиры в которых снимали зажиточные римляне. Дело в том, что рабочее и деловое население сбивалось как можно ближе к центру из-за отсутствия транспорта и всевозможных запретов на проезд в городе с наступлением дня. Только знатные и богатые люди могли позволить себе роскошь жить на окраинах города. Их особняки как бы делились на собственно “италийскую” часть дома и появившийся под влиянием греческой культуры перистиль. Перистиль – двор с бассейном, окруженный крытой колоннадой. На пороге особняка вошедшего приветствовала мозаичная надпись “Salve”, что значит “здравствуй”. В некоторых домах у дверей сажают ученых птиц, которые тем же криком “сальве” встречали гостей. [Илл. – Римский орнамент. Стр.526] Иногда двери охраняла собака, и тогда у порога была выложена мозаикой такая знакомая нам надпись: “Берегись собаки!”. А некоторым собака была не нужна, их дом охранял раб, привязанный к кольцу в стене – человек на положении цепного пса. В “италийской” половине самая большая комната – атрий. В центре атрия под проемом в крыше (комплювием), устраивался неглубокий бассейн-имплювий, куда с четырех обращенных внутрь скатов проема сбегала дождевая вода. Из имплювия вода по трубам поступала в цистерну под полом. Оттуда ее черпали через отверстие в виде невысокого круглого колодца; а застоявшуюся и грязную воду сливали на улицу через сток. [Илл. – Предметы римского интерьера. Стр. 545] По трем сторонам атрия располагались комнаты разного назначения. Пока не появилось греческой части дома, глубокая ниша в атрии заменяла хозяйскую спальню. Когда хозяева перебрались из этой ниши в отдельные спальни, нишу назвали «таблином», и она превратилась в кабинет хозяина, где хранились деловые документы и семейный архив. Несмотря на отсутствие окон в атрии, днем там было достаточно светло – ослепительное южное солнце хорошо освещало атрий через отверстие в потолке, наполняя весь дом мягким полусветом. Когда наступал вечер, в имплювии отражалось звездное небо, чадили лампы и причудливые тени дрожали на стенах. [Илл. – Вилла на берегу моря. Фрагмент фрески в Помпеях. Стр. 175] Атрий был как бы официальной частью дома, здесь вели деловые разговоры, здесь собирались по утрам клиенты, здесь же часто устраивали нишу для домашних богов – ларов и пенатов. В специальных шкафах в атрии хранились восковые маски умерших предков, расположенные так, что по ним можно проследить родословную хозяина. Лары – древнеримские божества, хранители домашнего очага и семьи. Пенаты – древнеримские божества, хранители очага и припасов. После появления в италийском доме греческой половины в нее переместилось все семейство. Эта часть дома была точной копией греческого перистиля, окруженного с трех сторон портиками. Пространство, оставшееся открытым, превратили в садик и цветник. И еще в перистиле повсюду была вода: она текла в канавах, била фонтанами, скатывалась каскадами по маленьким водопадам. Одежда Катон Младший, последовательный хранитель обычаев предков, не упускавший ни малейшей возможности напомнить своим современникам, как испортились их нравы, надевал тогу прямо на голое тело, так как был убежден, что в древности тунику не носили. Однако еще задолго до Катона в тунику одевалась вся Италия, от раба до сенатора. Она представляла собой два полотнища, сшитые вместе, так чтобы оставалось отверстие для головы. Иногда у туники имелся только левый “рукав”, правая рука оставалась свободной, а полотнища туники прихватывались на правом плече застежкой. Тунику подпоясывали поясом, чтобы она спускалась чуть ниже колен, а сзади доходила до коленного сгиба. Спускать ее значительно ниже мужчине не подобало: это было “по-женски”, а вздергивать выше считалось солдафонской модой – так носили тунику центурионы. [Илл. – Римлянин. Стр. 538] В кругах состоятельных отдавали предпочтение белым туникам. Сенаторов отличала широкая пурпурная полоса на тунике, у всадников такая полоса была значительно уже. В одной тунике по улицам ходило только бедное население Рима. Человеку из общества следовало надевать тогу. Тога была чисто римской одеждой. Она придавала римскому гражданину величавость и важность, но была громоздкой и неудобной. Для тоги требовался кусок материи в форме эллипса, в два-три раза больший, чем нужно было по фигуре. Материю брали обеими руками за широкий край, захватывая примерно треть куска, и, собрав складками, перекидывали через левое плечо так, чтобы покрыто была левая рука и спереди конец свисал почти до земли. Затем материю пропускали под правой рукой, на высоте бедра опять собирали в складки и, протянув по груди наискось, перекидывали конец через левое плечо. Оставшуюся материю опускали полукругом, тщательно располагая складки, чуть пониже колена и перекидывали конец опять через левое плечо. [Илл. – Римлянин в тоге. Стр. 380 ] Понятно, что надеть такое сооружение на себя самому практически невозможно и в городской фамилии появляется специальный раб, умеющий расправить и уложить складки тоги. Еще с вечера этот раб “устраивал наново складки”, прокладывая их тоненькими дощечками липового луба и прихватывая зажимами. К официальной одежде полагалась официальная обувь: с тогой носили башмаки с ремнями, закрывавшие ногу. Тога должна была быть белого цвета, уберечь ее в грязи и тесноте римских улиц было трудно. С ее стиркой дома было не справиться, приходилось обращаться к фуллонам. Поэтому понятна радость героя Ювенала, что, уезжая из Рима, он направляется в такие места, где человека облекают в тогу только на смертном одре. Со временем тогу все реже носили и в самом Риме. В императорский период одежда, считавшаяся символом римской гражданственности, стала ненужной, превратилась в мундир, который надевали только по долгу службы. Кроме тоги, верхней одеждой были плащи самого разного покроя. Это и короткая, доходившая до середины спины накидка с капюшоном, и пенула, тесный белый пушистый плащ, в котором разгуливали римские франты, “запирая” себя, как в футляр (очевидно, пенула застегивалась впереди), и лацерна, которая первоначально была воинским плащом, но уже в начале эпохи Империи стала обычной одеждой гражданского населения. Этот широкий плащ застегивался под горло или на плече; полы можно было закинуть на одно плечо или крест-накрест на спину, можно было целиком в него закутаться. [Илл. –Рельеф Алтаря Мира в Риме. Стр. 587] Никаких брюк или штанов у римлян, как и у греков, не было: они считались варварской одеждой. Но на севере (например, в Германии) солдатам приходилось надевать это варварское одеяние. Не было у римлян и чулок, а охотники и пастухи обматывали ноги вязаными или ткаными обмотками. Головных уборов мужчины не носили; только отправляясь в дорогу, на голову надевали широкополые шляпы. Женскую одежду составляли туника, стола и пелла. Одежда у женщин не очень отличалась от мужской, только была чуть длиннее. Столу носили только римские матроны – почтенные замужние женщины. Это была длинная, волочившаяся по полу одежда со множеством складок, перехваченная по талии поясом. По низу ее нашивали узкую оборку. Выходя из дому, женщина набрасывала на себя пеллу – длинную широкую шаль, в которую можно было полностью закутаться. Вне дома женщины носили тонкое прозрачное покрывало, наброшенное на голову. Эта накидка прикреплялась к головному убору – круглой шапочке, отделанной золотой или серебряной сеткой, или к легкой повязке-диадеме. Описать разнообразие женских причесок затруднялся даже знаменитый поэт Овидий – знаток римских мод. Он говорил, что перечислить их не проще, чем пересчитать желуди на ветвистом дубе. Но все же чаще всего женщины расчесывали волосы на прямой пробор и укладывали их узлом на затылке или завивали в локоны. Одежда трудового люда состояла из туники, часто неподпоясанной, и плотного толстого плаща, который надежно защищал от дождя и ветра. Обувью сельскому населению служили деревянные башмаки, а также легкие плетеные сандалии; в теплую и сухую погоду и крестьяне, и рабы ходили босиком. Римляне не любили пестрой одежды, она воспринималась как нечто варварское, лишавшее человека сдержанности и достоинства. Кроме того, алый и лиловый цвета считались неприличными для римских женщин, а зеленый и оранжевый – для мужчин. Зеленый был “женским” цветом, а оранжевый – цвет брачного покрывала невесты, и ношение его мужчинами выглядело как издевка над чистотой и строгостью древних обычаев. Вообще все оттенки коричнево-желтого и серо-черного воспринимались как признак скромных, бережливых, по старинке живущих граждан. И наоборот, все оттенки красного, фиолетового, зеленого, создававшиеся искусственно, с помощью дорогих красителей, указывали на богатство, всегда были предметом роскоши. Причем наиболее ясно на это указывал алый цвет, очень дорогой и бесстыдно намекавший на сенатский или всаднический пурпур. Дети и их воспитание О рождении ребенка в семье оповещали венки, вывешенные на дверях. Дальнейшая судьба младенца зависела от того, признает ли его отец своим законным ребенком. Когда отец отвергал новорожденного, его просто выбрасывали на улицу. Формула “я тебя породил, я тебя и убью” была для римлян незыблемым и священным законом, именовавшимся ”отцовской властью”. Отец обладал полной властью над своими детьми от их рождения до самой смерти; он мог не только выбросить младенца, но продать или убить своего ребенка. Слово отца было выше любого закона. [Илл. – Бытовая сценка. Стр. 220 верх.] Если новорожденный оставался в семье, то на восьмой день в честь девочки или на девятый в честь мальчика устраивался семейный праздник, на который собирались родные и близкие, приносились жертвоприношения, очищавшие мать и ребенка. В этот день младенцу давали имя. Полное имя римского гражданина состояло из трех частей. Первая из них – личное имя; таких имен было совсем немного – Авл, Аппий, Гай, Гней, Децим, Квинт, Луций, Марк, Маний, Нумерий, Публий, Секст, Сервий, Тит и Тиберий. Второе имя – родовое, что-то вроде современной фамилии. А вот последняя часть имени – уже специфически римская. Собственно говоря, эту часть составляло прозвище одной из ветвей рода. Так, некогда кто-то из Юниев, например, получил прозвище Лонг (Длинный) – и с тех пор все его потомки стали называться Юнии Лонги. Слепой старец из рода Корнелиев дал повсюду сопровождавшему его молодому человеку прозвище Сципион, что в переводе с латыни означает “палка”, “трость”. После этого в роду Корнелиев появились Корнелии Сципионы. У женщин в Риме было только родовое имя. Значит, дочь Публия Корнелия будут звать просто Корнелией, а ее младшую сестру – Корнелией Минор (что значит “младшая”), или Корнелией Секунда (то есть “вторая”). Соответственно третью дочь будут звать “третьей”, четвертую - “четвертой” и т.д. Когда женщина выходила замуж, к ее имени прибавлялось и имя мужа. Римляне были очень суеверны, а маленькое беспомощное существо казалось им особенно легкой добычей для темных сил: младенцу дарили разные амулеты из коралла и янтаря, которые должны были защитить его от дурного глаза. Золото защищало от колдовства, а если ребенку повесить волчий зуб, у него легко прорежутся зубки, и он не будет бояться. [Илл. – Бытовая сценка. Стр. 220 средн.] В старину новорожденных кормила мать, но уже к концу Республики стало обычным брать кормилицу, которая часто оставалась в доме и после того, как ребенок подрос. Иногда няня переселялась в новую семью своей питомицы после ее замужества. К мальчикам приставлялся “педагог”, что-то вроде “дядьки”, сопровождавший ребенка повсюду и учивший его хорошим манерам. Педагог, раб или отпущенник, обычно был греком, чтобы мальчик с раннего детства учился греческому языку. До семи лет брат и сестра воспитывались вместе и играли в игры, обычные и для сегодняшних детей: в прятки, чет-нечет, качались на качелях, бегали взапуски. Мальчики играли в солдат, гладиаторов, цирковых возниц. Любимой игрой будущего императора Септимия Севера была игра в “суд и судьи”: перед “судьей” шли ликторы с пучками розог и секирами, он садился на возвышение и творил “суд”. В семь лет для мальчика начинались годы учебы, а девочки попрежнему оставались в детской при матери и няне. Мальчики из бедных семей шли в начальную школу и учились там лет пять – за это время, по словам Плавта, грамоте могла превосходно выучится и овца. Впрочем, из этих пяти лет на учебу приходилось не больше половины, в остальные дни у детей были каникулы и праздники. Учитель начальной школы – magister ludi, бедный человек , как правило, низкого происхождения, никогда не пользовался в Риме уважением. На гроши, которые он зарабатывал, учитель должен был еще снять помещение для своей школы: чаще всего навес или мастерскую со стулом для себя и скамьями для учеников. Когда денег не хватало и на это, уроки проводились под открытым небом, а чтобы их ничто не отвлекало, учеников отгораживали занавесом. День в школе начинался рано. В полдень дети уходили домой позавтракать, а потом возвращались в школу до вечера. В начальной школе дети учились читать и писать, занимались арифметикой. Книг у них не было; под диктовку учителя дети записывали тексты, которые могли им пригодиться в жизни, например, Законы XII Таблиц. Писали на навощенных табличках, выдавливая буквы на них стилем – железным грифелем, один конец которого был заостренным, а другой тупым и широким, чтобы удобнее было стирать написанное. Счету учили на пальцах (пальцы левой руки обозначали единицы и десятки, правой – сотни и тысячи), и на абаках, немного похожих на наши счеты. Законы XII Таблиц – древнейшие записанные римские законы (450 г. до н.э.). Абак – счетная доска. Дисциплина в школе была суровой: детей щедро осыпали бранью и побоями, и здесь в ход пускались розги и ремень. Неудивительно, что у римских авторов сохранились самые неприятные воспоминания о “проклятом школьном учителе”. Собственно, на начальной школе и заканчивалось обучение детей ремесленников и мелких лавочников. Детям состоятельных родителей приходилось гораздо легче – в начальную школу они не ходили, считать и писать их учил отец. Если же в доме не придерживались этого старого доброго обычая, то нанимали образованного раба, а то и целый штат учителей-греков. В некоторых семьях дети и среднее образование получали в родных стенах, но все же гораздо чаще их отправляли к грамматику. Грамматики были не просто учителями “средней школы”, они были образованнейшими людьми своего времени, серьезно занимавшиеся историей, литературой, критикой, лингвистикой. Они толковали древних авторов, составляли бесценные грамматические справочники – предтечи наших толковых словарей. Их задача состояла в том, чтобы научить мальчиков правильно говорить и писать, основательно ознакомить с литературой, главным образом с поэзией. Здесь требовались познания грамматика в самых разных областях – от философии до астрономии. Обучение у грамматика начиналось с простых вещей – с исправления произношения, правильной постановки ударения, со склонения и спряжения. После этого переходили к чтению греческих авторов: Эзопа, Гомера, затем латинских – читали “Одиссею” в переводе Ливия Адроника, произведения Вергилия, Теренция, Плавта. Ливий Андроник (III в. до н.э.) – первый известный древнеримский поэт. Чтение в римской школе было несравнимо более трудным, чем сейчас: не было не то что заглавных букв, или знаков препинания, не было даже пробелов между словами – все слова писались слитно. Рукописные тексты, используемые учениками, во многом не совпадали друг с другом: подлинный авторский текст был испещрен ошибками многочисленных переписчиков. Чтение сопровождалось подробным комментированием учителя, касавшимся и формы и содержания. Ученики тщательно записывали слова учителя – “беспорядочная смесь” этих записей мало чем отличалась от конспектов сегодняшних школьников. Школа грамматика учила вдумываться в слова, взвешивать их, внимательно и осмысленно читать, знакомила с особенностями стиля, приучала получать наслаждение от кропотливого умственного труда. После такой серьезной подготовки мальчики лет в 13-14 поступали в “высшее учебное заведение” – риторскую школу. В Рим риторику завезли греки. Говорят, что когда в середине II в. до н.э. афиняне послали к римлянам с политическим поручением прославленных ораторов и писателей Карнеада, Диогена и Критолая, их выслали из Рима, ссылаясь на то, что пребывание людей, которые могут убедить слушателей во всем, чего ни захотят, опасно. Однако молодые люди, готовившие себя к политической деятельности, высоко оценили способности и умение повести за собой народ, склонив его к тому мнению, которое желательно оратору. Появившиеся вскоре риторские школы были доступны не каждому: для обучения в них требовалось много денег и превосходное знание греческого языка. Риторская школа была специальным учебным заведением – она готовила ораторов. Но в ней овладевали не только высоким искусством с помощью слова “управлять умами и успокаивать сердца”. По окончании школы ритора можно было стать защитником или обвинителем в суде; это занятие приносило немалый доход, благо судебных дел в Риме всегда было очень много. Обучение в риторской школе строилось на том, чтобы ученики могли усвоить приемы, которые помогли бы им обезоружить противника в суде и привлечь судей на свою сторону. Ученики писали рассказы на заданные темы, прибавляя к ним свои рассуждения, либо заверявшие в подлинности события, либо полные сомнений по поводу изложенного. Кроме того, ученики также письменно развивали различные “положения” – где лучше жить, в городе или в деревне; кто заслуживает большей похвалы – законовед или военный; следует ли жениться, надо ли добиваться высоких чинов и должностей. Параллельно с этим в школе читали известных историков, но в основном – тексты речей ораторов с комментариями риторов, пояснявшими сильные и слабые места прочитанного. Вершиной преподавания в риторской школе были декламации – самостоятельные выступления ученика с речью, которую он сам написал, выверил с учителем, выучил наизусть и теперь должен был произнести перед “коллегами” в позе и с жестами, настоящего оратора. Декламации состояли их двух частей: “суазорий” – монологов, в которых мифологический или исторический персонаж обдумывает какое-нибудь решение, приводя аргументы «за» и «против». Ганнибал в суазориях мог размышлять, “идти ему на Рим после Канн или увести обратно насквозь промокшие от ливня когорты”; Агамемнон – принести ли ему в жертву свою дочь Ифигению, чтобы этим открыть дорогу ахейскому флоту; триста спартанцев в Фермопильском ущелье – всерьез рассуждать о том, не бежать ли им от верной гибели с поля боя. Вторая часть декламаций – контроверсии, вымышленное судебное дело, представлявшее и защиту и обвинение. Все декламации в риторской школе строились на нереальных, порой фантастических ситуациях, и являлись некой увлекательной смесью мелодрамы и авантюрного романа. Поэтому успех в декламациях не всегда гарантировал успех в суде, где, по наставлениям Марциала, когда речь шла о трех украденных козах, не следовало говорить ни о Каннах, ни о войне с Митридатом, ни о Сулле – следовало говорить о трех украденных козах. По окончании обучения в риторской школе, когда мальчик надевал тогу взрослого (обычно в 16 лет), отец поручал его заботам какого-либо из крупных политических деятелей. Теперь юноша становился “зрителем, прежде чем стать участником”, сопровождая своего наставника в сенат, присутствуя при обсуждении государственных вопросов, слушая выступления первых ораторов своего времени. [Илл. – Римский оратор. Стр. 350] После такого практического курса молодого человека отправляли на военную службу. Через два года она заканчивалась, и юноша мог остаться в армии, а мог вернуться в Рим и начать политическую карьеру. Римская система образования легла позднее в основу средневекового тривиума (букв. “перекресток трех дорог”) – первой ступени так называемого “цикла семи свободных искусств”, включавшей грамматику, риторику и диалектику. Второй, более высокий, уровень “семи свободных искусств”, следовавший после тривиума – квадривиум (“пересечение четырех дорог”) включал арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Кстати, само понятие “свободные искусства” – чисто римское. Правда, у древних римлян круг свободных искусств был гораздо шире, чем в эпоху Возрождения, и включал в себя все занятия, достойные свободнорожденного гражданина. [Илл. – Бытовая сценка. Стр. 220 нижн.] Сестры и жены этих свободнорожденных граждан были также не лишены образованности. Хотя девочки из состоятельных семей не ходили в школу, они брали уроки у того же грамматика, в школу которого ходил брат, изучали греческую и латинскую литературу, музыку, возможно, и философию (во всяком случае, известно высказывание Сенеки в том духе, что “женское неразумное существо” может быть исправлено только “наукой и большим образованием”). Но даже в аристократических кругах одной из главных добродетелей женщины считалось умение прясть и ткать, а ее настоящим местом в жизни были дом и семья. Замуж девушек в Риме выдавали рано, чаще всего между 15 и 18 годами, но римскую матрону никогда не “запирали” в женской половине дома, как гречанку. Брак для грека был государственным и общественным долгом, к выполнению которого, как к выполнению любого долга, он относился добросовестно, но без особого желания. Греки женились, чтобы иметь законных детей и хозяйку в доме, римляне – чтобы иметь подругу и соучастницу всей жизни. Хотя римские авторы оставили немало свидетельств о женщинах, “воплощавших в себе все земное величие”, Ювенал и Марциал вовсю постарались, чтобы затмить для нас этот женский тип своими бесчисленными полукарикатурными образами. Календарь и время Человек, привыкший расписывать свой день по часам и минутам, чувствовал бы себя в Древнем Риме довольно неуютно хотя бы потому, что древние часовые механизмы отмеряли только крупные промежутки времени: римляне не знали ни минут, ни секунд. Да и римский час вовсе не был каким-то определенным отрезком времени. С восходом солнца начинался первый час дня, а так как летом солнце встает раньше, чем зимой, а садится позже, то и длина дня в течении года непрестанно меняется. Летом первый час дня начинался для римлян в 4 часа 27 минут по нашему времени и заканчивался в 5 часов 42 минуты. Последний час летнего дня начинался в 18 часов 17 минут и длился до 19 часов 33 минут. Зимой день начинался в 7 часов 33 минуты и заканчивался в 16 часов 27 минут (сведения приводятся по книге: Суздальский Ю.П. и др. “На семи холмах”). Пунктуальному человеку в Риме оставалось только смириться с тем, что час – это просто 1/12 часть дня, какой бы длины этот день ни был. И римляне настолько привыкли к своим растягивающимся и сокращающимся часам, что когда у них появились водяные часы, показывающие время независимо от солнца, их регулировали так, чтобы длина часа менялась в зависимости от времени года. Водяные часы-клепсидры, заимствованные у греков, очень приглянулись римлянам. Даже в суде стояли клепсидры, определявшие регламент выступления истца, ответчика или защитника. Когда выступавший в суде превышал отведенное ему время, его прерывали словами: “Твое время истекло!” Людей, желающих в любое время суток знать точное время, в Древнем Риме поджидало бы еще одно разочарование: ночью римляне вообще не измеряли время часами. Единицей измерения времени после захода солнца были вигилии – ночные стражи. Всего за ночь стража сменялась четыре раза каждые три часа. Таким образом, ночью время делилось на четыре промежутка примерно по три часа в каждом; значит, зимой в переводе на наше время первая вигилия начиналась около 16 часов 27 минут, а последняя, четвертая заканчивалась примерно в 7.33 утра. Еще более своеобразно римляне вели счет дням месяца. Первый день каждого месяца, соответствующий первой фазе луны, назывался Календы (отсюда и русское слово “календарь”). Вторая фаза, когда луна в первой четверти, приходилась на пятый или седьмой день месяца. Этот день римляне называли Ноны. Полнолуние (или третья фаза луны) наступало на 13-е или 15-е число месяца – Иды. На седьмое число – Ноны и на пятнадцатое – Иды приходились только в марте, мае, июле и октябре. Счет дней определялся тем, сколько дней осталось до календ, нон или ид. Так, «XI до февральских Календ» означает, что до первого февраля еще десять дней, то есть речь идет о 22 января (в отличие от нас, римляне учитывали при счете и первое, и последнее число). День V до Нон мая значит, что до 7 мая осталось четыре дня - дело происходит 3 мая. Юлий Цезарь был убит в мартовские Иды, то есть 15 марта. Год в Риме, согласно Ромулову календарю, делился на десять месяцев и начинался 1 марта. Последним, десятым месяцем года был декабрь (decem в переводе значит “десять”). Ему предшествовали новембрий, октобрий и септембрий - соответственно “девятый”, “восьмой” и “седьмой” месяцы. Первый месяц был назван в честь бога войны Марса. За мартом следовали априлий, май – в честь италийской богини Майи, июнь – месяц богини Юноны, квинтилий, то есть пятый месяц, считая с 1 марта, и секстилий – “шестой”. Ромулов календарь – более позднее название первого римского календаря. Ромулов год состоял из 304 дней, четыре месяца состояли из 31 дня, остальные шесть – из 30. Царь Нума Помпилий, принимая во внимание разницу между лунным и солнечным годом, ввел еще два месяца – январь, названный в честь бога Януса, и февраль (“фебруум” на латыни означает “очищение”: 15 февраля в Риме был праздником Лупрекалиев – праздником очищения от всякой скверны). Четные числа считались у римлян несчастливыми, поэтому в календаре Нумы месяцы заканчивались либо 29, либо 31 числом, и только в феврале было 28 дней. В 46 г. до н.э. по поручению Юлия Цезаря александрийский математик и астроном Созиген провел реформу римского календаря. Он вычислил, что годичный цикл равен 365,25 дня. Чтобы свести год к целому числу дней, пришлось удлинить февраль так, что раз в четыре года этот месяц получал дополнительный день. Но римляне прибавляли этот день не как мы – в конце месяца, а повторяли 24 февраля, шестой день перед мартовскими Календами. Назывался он “дважды шестой” – “биссектус”, откуда и произошло название «високосный год» в некоторых европейских языках, в том числе в русском. Проведенная Цезарем реформа была увековечена не только в названии нового календаря – “юлианского”, но и в другом названии месяца “квинтилий”: отныне он стал именоваться “юлий”. Примеру Юлия Цезаря последовал его преемник Октавиан Август, и следующий за июлем месяц назвал в свою честь. Императору Тиберию, сменившему Августа, уже не удалось “оставить след” в календаре, может быть потому, что он замахнулся на большее: сентябрь и октябрь после его правления должны были бы называться соответственно “тиберий” и “ливия” – в честь жены императора. Счет лет римляне вели от основания города Рима – от 753 г. до н.э., а считали года по консулам. Если бы римлянина спросили, в каком году он родился, он бы ответил: “в год, когда консулами были Люций Корнелий Цек и Клавдий Цильний Метелл”. Только в VI в. н.э. христианский писатель Дионисий Малый впервые начал датировать события годами, прошедшими от рождества Христова. Религия Рима Если довериться давно утвердившемуся довольно расхожему мнению о римской религии, она предстанет нашему взору огромной воронкой, беспорядочно поглотившей греческие и восточные культы, обряды и даже самих богов. Заимствований и вправду было много, так много, что они, в конце концов, погребли под собой исконно римские религиозные представления. И все же если из римской религии устранить все восточные и греческие напластования, у нее останется главное - религия. Как справедливо заметил Ф.Ф.Зелинский, это не вера, не благочестие, не страх, не суеверие, это нечто таинственное, что “связывает” (religare по-латыни значит “связывать”) человека с чем-то, что выше него, что над ним. Неслучайно само слово “религия” (religio), принятое всеми европейскими народами – исконно римское. Никакие заимствования не смогли изменить самой сути римской религии. Мало того, заимствования всегда оставались чем-то чужим и понимались как что-то чужое, стоящее в стороне от изначальных религиозных представлений Рима. Представления эти были основаны на том, что для римлянина божество жило не в предмете, а в акте, действии. Если греки представляли свою богиню плодородия Деметру в виде статной полной женщины с ласковой улыбкой на лице, то первые римляне никогда бы не признали в ней свою Цереру, позже отождествленную с Деметрой. [Илл. Церера. Стр. 525] Чтобы понять, какой изначально видели Цереру римляне, надо просто представить себе поле созревшей пшеницы, шорох гнущихся от ветра налитых колосьев. Это и будет Церера - сокровенная сила, которая объявляется в росте хлеба. Именно в росте, потому что непроросшее, еще скрытое в земле зерно принадлежит Сатурну; в цветении хлеба проявляется другая сила - Флора, а когда хлеб уже готов к жатве, им владеет Конс. Если вдруг на колосьях появится ржа, римляне не станут думать, что Церера разгневалась. Они решат, что это объявило себя новое божество Робиг (Robigus в переводе означает “ржа”). Чтобы его умилостивить, станут отмечать особый праздник Робигалии, все отправятся в священную рощу Робига и принесут ему в жертву рыжую собаку. Такими представлял себе богов, ответственных за урожай, римский крестьянин. Человек, живущий в душном, перенаселенном Риме, мог не знать ни о Консе, ни о Робиге, потому что ни рост, ни цветение хлеба не вызывал у него никаких чувств. Для него существовал лишь акт покупки хлеба, и все его религиозные чувства относительно хлеба концентрировались на Анноне – богине дешевизны урожая. Римлянам не могла прийти в голову мысль изобразить Цереру в человеческом образе: изваять женщину и решить, что это и есть та таинственная сила, которая живет в волнующейся ниве. Не было у древних римлян и храмов. Священным считалось само место, где почиталось божество, где ему приносили обеты и жертвы. Это была роща, горная вершина, пещера или просто обнесенный оградой участок. [Илл. – Жертвоприношение у священной смоковницы в Риме. Стр. 568] Таким образом, изначально римская религия, основанная на обоготворении знаменательных моментов человеческой жизни, состояла в несколько туманном полидемонизме. “Туманном” не для самих римлян, а для нас, с трудом разбирающихся во всех этих многочисленных божествах, или демонах. Причем, множиться этот полидемонизм мог до бесконечности. К примеру, у древних римлян был “бог Молвящий-Говорящий”, заговоривший всего только раз: когда галлы приближались к Риму, послышался таинственный голос, возвестивший о их прибытии. После этого “бог Молвящий-Говорящий” обрек себя на вечное молчание. Другой бог “Возвращающийся” развернул стоявшее под стенами Рима войско Ганнибала, при этом ни разу ни до ни после Ганнибала, он себя никак не проявил. Началом конца римского полидемонизма стало возросшее влияние на Рим этрусков, у которых под воздействием греческой религии, давно существовали и храмовая скульптура, и храмовая архитектура. При первых этрусских царях на Капитолии появился храм Юпитера. Мало того, в храме поставили глиняные изображения трех главных божеств этрусков, отождествленных с римскими Юпитером, Юноной и Минервой. [Илл. – Статуя Юноны. Стр. 341] Так очерченным началось обликом совместное и существование характером и богов бесчисленных с ярко божеств, нарождавшихся и исчезавших в сознании верующих, точно листья в лесу. Кстати, культ бога “Молвящего-Говорящего” был установлен спустя столетье после воцарения на Капитолии этрусской троицы, а Бога “Возвращающегося” еще через три века. Однако Юпитер “всеблагий и всевышний” отныне имел гораздо больший вес, чем сотни богов “Молвящих-Говорящих”. Но, с другой стороны, даже вид исполина-громовержца и некоторые индивидуальные черты не застраховали верховного бога неба от дальнейшего дробления. Римляне, верные старым обычаям, стали обоготворять различные действия и качества Юпитера. Так появились Юпитер-Отвратитель, Юпитер-Остановитель, Юпитер- Громовержец. Причем качества эти легко отделялись от божества и римский патеон пополнили богини Надежды, Согласия, Целомудрия, Благочестия, Благополучия. [Илл. – Голова Юпитера на золотом денарии. Стр. 341] Следующий удар по исконным религиозным представлениям римлян нанесли Сивиллины книги. Легенда гласит, что когда-то к царю Тарквинию Гордому пришла старуха странница с девятью свитками, в которых, по ее словам, заключались божественные прорицания. Старуха предложила Тарквинию купить их, а когда царь лишь громко рассмеялся над ценой назначенной ею, женщина бросила в огонь три из девяти свертков и спросила, не хочет ли царь купить оставшиеся шесть за ту же цену. Тарквиния, решившего, что старуха выжила из ума, это предложение рассмешило еще больше. Тогда женщина сожгла еще три свитка, а оставшиеся три вновь предложила царю по цене прежних девяти. После этого Тарквиний решил, что ее самоуверенность и настойчивость что-нибудь да значат. Не торгуясь более, он купил оставшиеся три свитка, которые были отданы на хранение в священное место и названы “Сивиллиными книгами”. Считалось, что в них записана вся судьба римского народа. В тревожные дни к ним обращались с вопросом о том, как умилостивить явный гнев небожителей. Сивиллины книги предлагали обычно два способа: такимто образом почитать таких-то богов или учредить новый культ таким-то, неизвестным в Риме ранее богам. Благодаря этим предписаниям Сивиллы появились храмы, жрецы и культы на этот раз не этрусских, а греческих богов. Римляне охотно связали “бледный сонм” своих божеств с яркими обитателями греческого Олимпа. Юпитер был отождествлен с Зевсом, Юнона с Герой, Венера с Афродитой и т.д. А раз римские боги получили греческие имена, то на них перенесли и все сказания о прославленных Олимпийцах. Так греческая мифология целиком влилась в римскую религию. [Илл. – Венера-“Победительница”. Стр. 676] Упорядочение культов новых и старых богов легенда приписывает первому после Ромула царю, Нуме Помпилию. Список жреческих должностей, установленных Нумой, весьма внушителен. Это, во-первых, пятнадцать “фламинов” - хранителей культа главных общеримских богов. Затем коллегия из пяти “понтификов”. Само название (от латинского pons - мост) указывает на одну несколько странную обязанность этих жрецов - наблюдение за сохранностью моста через Тибр, за его разборкой в случае угрозы нападения с севера, и за восстановлением. Повседневной обязанностью понтификов было наблюдение за строгостью соблюдения гражданами обрядов. Начиная с III в. до н.э., понтифики вели хронологию римской истории и заведовали государственным архивом. “Великий понтифик” глава коллегии - следил за лунным календарем, объявлял счастливые и несчастливые дни. [Илл. – Римские культовые предметы. Слева направо: жезл авгура; нож; патера (плоская чаша); сосуд для жертвоприношений; ковш для возлияний; кропило. Стр. 13] Третья жреческая коллегия – “фециалы” – состояла из двадцати жрецов и выполняла дипломатические функции. Они ведали ритуалами объявления войны и заключения мира. Особую роль в Риме играла коллегия весталок – хранительниц священного огня в храме богини Весты. Дежурили весталки у очага Весты круглосуточно по двое. Девочки, отобранные из патрицианских семей, служили весталками в течение тридцати лет. На все это время они давали обет девственности и аскетизма. Весталки пользовались большим почетом и уважением в Риме; если весталка случайно встречалась с процессией, ведущей преступника на казнь, ему сохраняли жизнь. [Илл. – Весталка. Статуя из Дома весталок на Римском Форуме. Мрамор. II в. н.э. Стр. 215] Со времени самого Ромула, то есть в самые первые годы римской истории возникла особая жреческая коллегия из 12 человек, называвшихся “авральскими братьями” (avralis - полевой). Это были представители самых знатных родов, и в их обязанности входило поддерживать культы особо чтимых местных землевладельческих богов. Символом жреческого сана “авральских братьев” был венок из колосьев, перевитых белой лентой. Жрецы бога войны Марса, составлявшие коллегию из 12 человек, назывались салиями. Первого марта, месяца, посвященного их богупокровителю, салии устраивали торжественные шествия, распевая песни, которые вместе с песнями “авральских братьев” положили начало римской литературе. Движение процессии сопровождалось культовой пляской салиев, требовавшей немало силы и выносливости, ибо она исполнялась в полном военном обмундировании, в шлеме, с мечом, копьем и щитом. Еще одной жреческой коллегией были авгуры - вопрошатели о будущем, гадатели, толковавшие различные знамения. Главным знамением считалось направление полета птиц: появление птиц справа было благоприятным предзнаменованием, слева - дурным. Выяснить настроение богов можно было также, наблюдая за аппетитом священных кур. Менее категоричным считалось гадание по виду внутренностей жертвенного животного. Если внутренности, и главным образом, печень одного животного оказывались плохими, нездоровыми на вид, можно было повторить гадание. Обычно авгуры спрашивали богов не сами, а консультировали при этих запросах (ауспициях) царей или полководцев. Даже после появления храмов римляне молились и приносили жертвы перед храмом, у жертвенного алтаря. Человек, обращавшийся к богу, покрывал голову, поворачивался на восток, касался рукой алтаря и громко, чтобы избежать ошибки, повторял за жрецом установленные формулы молитвы. Окончив молитву, человек простирался ниц, или левой рукой посылал богу воздушный поцелуй. Часто римляне в молитвах давали обет построить храм, устроить игры для народа или пожертвовать что-либо богу в знак благодарности за исполнение просьбы. В этом случае подробно оговаривались обещания и сроки их выполнения, то есть молящийся как бы заключал договор с богом. Жертвоприношения совершались лишь в особых случаях - по большим праздникам, в честь победы или перед выступлением в военный поход. Отобранное для жертвы животное украшали лентами, на голову ему клали пирог, испеченный весталками. Приносящий жертву совершал омовение и одевался во все белое. По знаку жреца специальный служитель забивал жертву одним ударом топора. Все присутствующие закрывали в этот момент голову краем тоги. Затем тушу разрубали, и авгуры исследовали печень. Если принесенное в жертву животное было здоровым, все внутренности сжигались на алтаре, а мясо делилось поровну между участниками церемонии. Если же во внутренностях обнаруживали какой-нибудь дефект, это означало, что жертва богам неугодна, и следует отказаться от задуманного предприятия или принести новую жертву. Гадали в Риме по непроизвольным движениям человека, по его отдельным словам, по тому, как он чихает, и даже по звону в ушах. Очень популярным было гадание по священным курам. Птицам кидали зерна и если они отказывались его клевать, это считалось дурным знаком. [Илл. – Богиня Рома, покровительница Рима. Стр. 558] По поводу и без повода Бывали случаи, когда даже суеверные римляне не считались с предзнаменованиями. В Первую Пуническую войну, в 249 г. до н.э., консул Публий Клавдий Пульхр перед решающей морской битвой с карфагенянами решил прибегнуть к гаданию. Помощник авгура сообщил, что священные куры вообще не выходят из клетки. Рассвирепевший Пульхр приказал бросить их в море: “Не хотят есть так пусть попьют!” В этом сражении римский флот потерпел поражение: авгурам везло иногда больше, чем полководцам. Изначально римская религия не содержала никаких этических норм поведения. Римляне, окруженные таинственными, безликими, могущественными силами, испытывали священный страх и ужас перед ними. Они заботились только о том, чтобы жить с этими силами в мире. Проявление послушания богам сводилось для римлян к строгому соблюдению формальностей в обрядах и молитвах. Достаточно было малейшего упущения в молитве, какого-то непредписанного движения, внезапной заминки в религиозном танце, порчи музыкального инструмента во время жертвоприношения, чтобы один и тот же обряд повторяли заново. Итак, римская религия предписывала гражданину исполнение внешних обрядов, а взамен этого обещала ему “мир богов”. Причем многие римляне понимали это в самом материальном смысле внешнего благополучия, которое боги ниспосылают им за точное исполнение предписанных церемоний. А так как от богов людям, как правило, чтото требовалось, то и поклонялись они в основном тем богам, которые были за исполнение этих просьб ответственны. Их было много для многих, но была и одна на всех – Фортуна. Из покровительницы плодородия нив и женщин она быстро превратилась в богиню счастья. Причем в этом новом обличии она стала так популярна, что грозила растворить в себе всех прочих богов: почитали Фортуну разных моментов жизни, Фортуну частных лиц, Фортуну городов, Фортуну римского народа, Фортуну ремесел и других видов деятельности. [Илл. – Фортуна с рогом изобилия. Серебряная статуэтка. Стр. 677 верхн.] Но вскоре коллективное божество последних лет республики было совершенно затемнено новой силой – гением императора. Согласно первоначальным религиозным воззрениям римлян, такой гений существовалл у каждого человека. Это была живущая в человеке и проявляющаяся в его личной воле частица божества. Как любой другой, этот бог требовал себе поклонения от тех, на кого распространялась воля данного человека. Так, в римской семье гению хозяина поклонялись все домочадцы, особенно рабы. Понятно, что когда на смену Республике пришла Империя, гений римского императора стал предметом почитания для всех подданных. Это не было обоготворением человека на восточный манер, потому что римляне поклонялись не императору, а его гению. Культ гения Августа (а после Октавиана любой римский император носил титул Августа – «Божественного») стал объединяющим центром для раздробленных элементов римской религии. Обоготворенные добродетели сконцентрировались теперь на императоре и появились алтари и храмы, посвященные Доблести Августа, Благочестию Августа, Миролюбию Августа и т.д. Не избегла этой участи и богиня счастья; так появилась Фортуна Августа. Кроме того, эпитет «Август» замечательно уживался с именами старых богов, а потому стали ставить жертвенники и посвящать часовни Меркурию Августу и Юноне Августе. Так римляне удачно соединили традиционное чувство привязанности к отцовским богам со все более крепнущим чувством благоговения к новому центральному божеству – гению императора. После того как обособившиеся качества богов перешли на императора, богам только оставалось последовать за ними. Но культ гения императора был не единственным в императорскую эпоху. Вторым, пусть и менее важным, был культ обоготворенных умерших императоров. Возник обычай их “консакрации” (“обожествления”): новый правитель, который был одновременно и верховным понтификом, вносил в сенат предложение признать своего предшественника божественным. Сенат принимал соответствующее решение, и новопризнанный бог получал культ и жрецов. [Илл. – Статуя императора Клавдия в образе Юпитера. Стр. 366] Кроме исконно римских религиозных представлений, смешанных с греческими, в императорскую эпоху все сильнее ощущается влияние восточных богов и культов. Малая Азия подарила Риму Великую Матерь богов, Египет - Изиду. Каппадокийская богиня Ма известна в Риме под именем Беллоны. Неудобопроизносимое имя сирийской Атаргатиды заменяется просто “Сирийской богиней”, а персидский бог Солнца сохраняет и в Риме свое имя Непобедимого Митры, спустя всего несколько веков склонив свою побежденную голову перед Христом. [Илл. – Нерон в образе Аполлона. Стр. 189] Начиная с III в. н.э., Римская империя неуклонно двигалась к закату. Вся ее территория была охвачена разгулом военной анархии. Трон становился легкой добычей «солдатских императоров». Плебс бунтовал, требовал хлеба и смены власти. Человеческая жизнь потеряла всякую цену, а хваленая “римская свобода” – всякие гарантии. Процветали восточные культы. Популярнейшими фигурами стали маги, прорицатели, астрологи. Все жаждали чуда. Римляне, следуя примеру своих богов, отвернувшихся от них, сами обратили взоры к новой религии, пришедшей из Иудеи – к христианству. Люди перестали верить в покровительство римских богов. Римский миф и сама императорская власть теряют всякий авторитет. Протест людей против порядков в империи принимает религиозную форму. Люди ищут богов, не имеющих официального культа. У первых христиан не было еще ни разработанной теологии, ни определенной этики. Но страстная вера в возможность вечного спасения вне того времени и мира, в котором они жили, объединяла вокруг них людей. Первые христианские общества, появившиеся в Риме, назывались так же, как некогда народные собрания в Греции - “экклесии”. Христиане как бы противопоставляли свою экклесию (собрание верующих) экклесии земной, Град Божий – Граду земному. И тайными эти собрания были не потому, что христиане скрывали какие-то страшные темные обряды. Они просто отделяли себя от окружающего мира: они существовали в нем, но внутренне были вне этого мира. Отсюда противопоставление себя язычникам и ощущение своей избранности, как единственной защиты небольшой горстки людей среди враждебного окружения. Отсюда “не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями”. Христиане укрывались в своих катакомбах еще и потому, что их объединения не были разрешены и преследовались властями. Константин Великий, правящий Римом с 306 по 337 гг. н.э. издал в 313 г. Миланский эдикт, ставивший христиан в равное положение с другими религиями. Со времени Константина христианство начинает превращаться в государственную и мировую религию. * * * Среди многочисленных религиозных праздников, справлявшихся ежегодно, преобладали древнейшие торжества в честь сельских, особенно земледельческих богов и богинь. Очень популярны были праздники посевов и Паганалии в честь богинь земного плодородия Теллус и Цереры: первой приносили в жертву борова, второй - свинью и меру ячменя и полбы. Этот январский праздник знаменовал собой завершение всех работ, связанных с урожаем прошлого года, и начало подготовки к полевым работам весной. В феврале - месяце ритуальных очищений (februum - “очистительное средство”, “обряд очищения”; отсюда прилагательное februarius - “очистительный”) - справляли знаменитый праздник пастухов в честь бога стад Фавна-Луперка, соответствующего греческому Пану. Во время Луперкалий у подножия Палатинского холма в гроте Луперкаль приносились очистительные жертвы; по преданию именно здесь жила волчица (“lupa” по-латыни), вскормившая близнецов Ромула и Рема. После жертвоприношений юные жрецы Фавна-Луперка начинали свой ритуальный бег вокруг Палатина. В руках они держали ремни из козьих шкур и хлестали ими всех, кто попадался им на пути - в этом и состоял обряд очищения. Римское право Из всего богатейшего наследия, оставленного Древним Римом новой Европе, самая счастливая судьба выпала римскому праву, ставшему основой для всей последующей европейской науки и практики гражданского права. История римского права не без основания считается одной из интереснейших страниц всей истории античного мира. Она охватывает промежуток времени ни много ни мало в двенадцать столетий, и позволяет проследить становление права, начиная с первых ростков социальной жизни вплоть до самого заката “одряхлевшей цивилизации”. История эта тем более интересна, что творил ее народ, наиболее одаренный с, так сказать, юридической точки зрения. Из всех старых и новых народов, пожалуй, только римляне все величие своего национального гения проявили не в искусстве или науке, а в тончайшей разработке существенных норм правоотношений, в строжайшем разделении того, что считать “хорошим и правильным”, а что “дурным и кривым”. Как любое право вообще, римское право основывалось на обычаях и законах, причем, если верить римским историкам, писанные законы появились уже при первых царях, Ромуле и Нуме Помпилии. Современные ученые мало доверяют свидетельствам о законодательной деятельности римских царей, делая исключение лишь для свода законов некоего Папирия (jus civile Papirianum), содержащего или исключительно сакральные нормы, или постановления частного и уголовного права, тесно связанные с сакральным правом. Таким образом, все, что сообщают римские историки о “законах” царей, современная наука считает позднейшей выдумкой, полагая, что в Древнем Риме единственным источником права долгое время была традиция, основанная на почитании обычаев предков. В самую раннюю эпоху эти обычаи не носили какого-то общенародного характера, они вырабатывались в отдельных родах и родовых союзах и силу закона имели лишь для “соплеменников”. Наряду с так называемыми decreta gentilicia (родовыми декретами, постановлениями) от тех древних времен до нас дошли commentarii pontificum (записи понтификов) и commentarii magistratuum (записи магистратов) - свод обычаев, выработанных в практике магистратов и жреческих коллегий. При составлении этих документов юридического процесса, договоров, те - самые складывались религиозных точные обрядов, скрупулезность и формулы международных точность, которые впоследствии, в сочетании с универсальностью и гибкостью, станут залогом бессмертия римской юриспруденции. Только после издания кодекса, известного как “Законы XII таблиц”, закон, а не обычай, делается важнейшим источником права в Древнем Риме. О составлении и “публикации” законов XII таблиц римское предание рассказывает весьма подробно и обстоятельно. Суд, творимый патрицианскими магистратами на основании обычаев предков, нигде не записанных и потому как угодно интерпретируемых судьями, вызывал недовольство плебеев. Они требовали писаного права, которое, устранив неопределенность, свойственную обычаям, создаст более твердые основы для правосудия. В 454 г. до н.э. плебеи добились того, чтобы в Афины была направлена специальная комиссия для изучения греческих законов. Комиссии рекомендовалось обратить особое внимание на законы Солона. По возвращении посольства в 452 г. до н.э. была назначена комиссия из десяти человек, которым поручили не только написание законов, но и все управление государством: на время деятельности децемвиров (официально комиссия называлась decemviri legibus scribundis) были упразднены должности консулов и трибунов. Спустя два года децемвиры провели через центуриатные комиции 10 таблиц законов. После этого была назначена новая комиссия, в состав которой вошли и плебеи. Она дополнила новый кодекс Римской республики еще двумя таблицами. Децемвиры (лат. «десять мужей») – члены жреческой или чиновничьей коллегии из десяти человек. Этим децемвирам не удалось завершить свою работу: плебеи, возмущенные злоупотреблениями членов комиссии, потребовали их смещения и восстановления регулярных институтов власти. Так что две последние таблицы законов были проведены через центуриатные комиции вновь избранными консулами. Все двенадцать таблиц выставили на форуме; они погибли в огне, когда галлы сожгли Рим, но вскоре были восстановлены по постановлению сената. В подлинном виде до нас эти законы не дошли, сведения о них черпаются из разрозненных указаний, попадающихся в различных произведениях римских авторов. Судя по этому материалу, законы XII таблиц не охватывали всего римского права: они занимались гражданским и уголовным правом и процессом. По существу, эти законы содержали в себе лишь национальное римское право (jus civile) - очевидно, законодатели закрепляли в словах закона уже сложившиеся к тому времени юридические обычаи. Законы XII таблиц пользовались у римлян необычайной популярностью и особым уважением. Еще в эпоху Цицерона мальчики в школах заучивали их наизусть, а Тит Ливий называет первые писаные законы римлян “источником всего публичного и частного права”. Римское право архаической эпохи принято называть “квиритским правом”. Позднее, в республиканском Риме силу закона имели также постановления народного собрания (комиций) при содействии трех органов римского государства. Во-первых, магистрат, имевший право созывать народное собрание, то есть консул, диктатор или претор, должен был сначала составить письменный проект закона - Rogatio legis. Народное собрание не имело права обсуждать предложенный ему законопроект; оно могло лишь принять или отвергнуть проект целиком. Иными словами, магистрат спрашивал, устраивает ли народное собрание данный закон. Закон считался прошедшим, если народ отвечал uti rogas - “как просишь”, или отклоненным, когда народное собрание “стояло на старом законе” (antiquo legem). И наконец, закон, принятый народным собранием, должен был одобрить сенат. Такие законы назывались “испрошенными” - leges rogatae. Их формулировка распадалась на три части: praesriptio (надпись), указывающая имя магистрата, внесшего законопроект, дату и место комиций, название первой голосовавшей трибы или центурии, а также первого проголосовавшего. Далее следовало rogatio, то есть само содержание закона, и в заключение ставилось sanctio – указание на последствия нарушения. Первоначально государство не считало своей задачей разбирательства между частными лицами. Каждый римлянин сам защищал свои права от нарушения. С течением времени от самоуправства римляне перешли к государственным судам, где судьей мог быть любой взрослый римский гражданин, обычно выбиравшийся из особых списков, составленных из сенаторов или всадников. Римский гражданский процесс делился на две фазы: in jure (перед магистратом) и in judicio (перед судьей). В процессе in jure участвовали стороны и судебный магистрат, судебная функция которого сводилась к тому, чтобы дать правильную юридическую формулировку спору сторон. Первоначально магистратами, перед которыми совершалось производство in jure, были консулы. Впоследствии заведование гражданским судом было возложено на вновь созданного магистрата - претора. Судом по рыночным делам и делам городской полиции заведовали эдилы. Что касается сторон, то они совершали определенные торжественные акты, предписанные правом. Сущность их сводилась к тому, что истец заявлял о своем праве, которое он желал осуществить против ответчика. Ответчик мог вообще не спорить с этим торжественным заявлением истца, и во всем с ним согласиться. В таком случае все производство и заканчивалось на стадии in jure. Если же ответчик не соглашался с заявлением истца, но оспаривал его в установленной законом форме, тогда начиналось производство in judicio. Здесь действовал уже не магистрат, а назначенный им судья или судебная коллегия. И только здесь рассматривались фактические доказательства правоты сторон и произносились судебные решения. Сохранились сведения о двух римских судебных коллегиях. Одна из них состояла из 105 судей, и в ее ведение входили главным образом дела о наследстве; другая, коллегия из десяти судей, ведала процессами о свободе. Присяжные судьи назначались магистратом по соглашению со сторонами, особо для каждого процесса. Судья, который мог решать дела по собственному усмотрению (arbitrium), назывался arbiter и обычно назначался в спорах по вопросам установки межи, или когда дело шло о производстве оценок, о разделе имущества. На процессе in jure обязательно требовалась явка в суд обеих сторон. Поэтому первое, о чем должен был позаботиться истец, была особая процедура, подробно урегулированная в самом начале законов XII таблиц. Заключалась она в том, что истец, встретив ответчика гденибудь в публичном месте, приглашал его явиться в суд; если тот не повиновался, истец имел право прибегнуть к насилию. Если процесс in jure не заканчивался в один день, его возобновляли на следующий день с самого начала. Чтобы истцу не приходилось во второй раз совершать процедуру приглашения на суд, ответчика заставляли дать поручителей в том, что он непременно явится в суд в назначенный срок. Если одна из сторон не являлась к судебному разбирательству, то по законам XII таблиц ее ждали до полудня, после чего дело решалось в пользу присутствующей стороны. Если представительство в процессе in jure допускалось в чрезвычайно редких случаях (к примеру, опекун мог выступить за опекаемого), то in judicio, напротив, каждая сторона могла назначить себе представителя по окончании производства in jure в присутствии противника. Основное правило римского судебного процесса состояло в том, что истец, заявивший свое притязание против данного ответчика in jure, уже не мог более по тому же предмету вторично обратиться к претору с требованием предоставить ему новую формулу иска. Формулой назывался запрос, составляемый претором, для разбирательства дела судьей во второй стадии - in judicio. Судья должен был строго следовать указаниям, данным в формуле, и выразить свое суждение устно. Всякое присуждение в Древнем Риме было денежным; только в императорскую эпоху отступили от этого правила, установив, что, если предметом иска является определенная вещь, ответчик присуждается к ее выдаче. В классическую эпоху римское право не знало обжалования судебного решения в высшей инстанции. Сторона, недовольная вынесенным решением, могла просить у претора «восстановления в первоначальное положение», то есть признания данного судебного решения несостоявшимся. Однако для этого требовалось три обязательных условия: имущественный и неимущественный ущерб, своевременная просьба, и основания, оправдывающие прошение о “восстановлении”, - угрозы или насилие, злой умысел, ошибка в деле, временное отсутствие просителя и возраст (моложе 25 лет). Время и место суда были строго определены. Разбирательство in judicio не производилось в дни игр, а также во время посева и жатвы. Процедура in jure не совершалась в дни, когда собиралось народное собрание и, конечно, в так называемые неприсутственные дни - dies nefasti, когда нельзя было произносить слова “do, dico, addico” (предоставляю (права), произношу (приговоры), присуждаю) - юридическую формулу, которой судебный магистрат официально выражал свои функции. Обе стадии судебного разбирательства проходили публично на форуме в том месте, где происходили народные собрания. В описываемую эпоху в Риме еще не было такого понятия как «юридическое лицо». По воззрениям тогдашних юристов, носителями гражданских прав могли быть только люди, наделенные правоспособностью, то есть физические лица. Полная правоспособность римского гражданина называется caput, и слагается из трех элементов: состояние свободы, состояние гражданства и такое семейное состояние, когда данное лицо не подчиняется власти главы семейства. Предполагалось, что полная правоспособность возникает с рождением человека и прекращается с его смертью. Любая перемена в одном из вышеперечисленных статусов означает уничтожение прежней личности с точки зрения права, то есть человек либо вообще не признается правоспособным (в случае утраты состояния свободы), либо сохраняет значение субъекта права, но в гораздо более ущемленном виде. Таким образом, рабы, естественно лишенные состояния свободы, являлись не субъектами, а объектами прав; их правовое положение не отличалось от положения вещей. Полная правоспособность давала римскому гражданину, вопервых, право создавать римскую семью, то есть вступать в брак, регулируемый римским правом, и, во-вторых, право быть участником всех имущественных сделок. Однако полной правоспособностью в Риме обладал не всякий свободный человек, так как утрата двух последних состояний состояния гражданства и независимого семейного состояния - также влекла за собой некоторые ограничения в правах. С точки зрения состояния гражданства, население Рима делилось на римских граждан, перегринов и чужестранцев. Римские граждане обладали полной политической правоспособностью, то есть имели “право избирать и быть избранными”. Потеря гражданского статуса наступала в результате выселения в другое государство или изгнания. Лицо, подвергшееся подобным действиям, становилось перегрином. Перегрины, лишенные политических прав, могли участвовать в разнообразных имущественных правоотношениях, но к таким специфически римским правовым институтам, как римский брак, дорога для перегринов была заказана. Ограниченной гражданской правоспособностью обладали также вольноотпущенники и жители покоренных Римом общин, получившие римское гражданство “без права голоса” на выборах (sine suffragio). Население латинских городов, некогда входивших вместе с Римом в Латинский союз, не имея в Риме политических прав, пользовалось и правом участвовать в имущественных сделках, и правом создавать римскую семью. В отношении последнего, семейного состояния, граждане делились на paterfamilias и на подчиненных его власти personae alieni iuris. В древнейшее время последние не имели никакой правоспособности в области частного права, то есть вступая в имущественные правоотношения, они устанавливали права не для себя, а для paterfamilias. Но с течением времени за paterfamilias остались лишь очень ограниченные права на имущество детей, и его власть утратила все свое материальное содержание. В состав римской семьи, кроме главы семейства (paterfamilias) входили: его жена, подчиненная власти мужа, его дети, подчиненные власти отца, жены сыновей, также подчиненные власти paterfamilias, все потомство подвластных сыновей, и, наконец, рабы. Римское семейное право знало два вида брака - брак, устанавливавший власть мужа над женой, и брак, не порождавший такой власти. Причем в последнем случае жена, юридически чужая и мужу и детям, пребывает в том же семейном положении, в каком была до замужества. Такой брак мог быть расторгнут не только по инициативе мужа, но и по соглашению супругов, и даже по инициативе жены. Большие различия между двумя видами брака были в личных и имущественных отношениях супругов. Жена, полностью подчиненная власти мужа, могла подвергнуться с его стороны любому наказанию вплоть до лишения жизни. Все, что ей принадлежало до брака, если она не находилась под властью своего отца, становилось в момент заключения брака собственностью ее мужа. Кроме того, для своих детей жена, находящаяся под властью мужа, с юридической точки зрения являлась сестрой, после смерти мужа она наследовала на равных с детьми правах, а ее сыновья осуществляли опеку над ней. При втором типе брака все было с точностью до наоборот: имущество, принадлежавшее жене до брака, оставалось при ней и все, что она приобретала во время брака, принадлежало ей одной. Как видно из этой краткой характеристики римско-италийского права времен Республики, начавшийся уже в архаическую эпоху процесс разделения публичного и частного права, получил в республиканский период окончательное оформление. Объектом публичного права было все государство, вся община как единое целое, а частное право регулировало отношения между отдельными гражданами. Римляне, с их пиететом к традиции и обычаям предков, никогда бы не осмелились отменить старые, во многом уже отжившие установления и заменить их новыми. Они лишь изменяли и дополняли старые нормы квиритского права, приспосабливая их к новым отношениям в обществе. После того, как в Риме перешли к государственным судам и появилась специальная магистратура (преторы), заведовавшая судебными делами, новым и очень важным источником права стали эдикты судебных магистратов, в первую очередь - преторов, из которых образовалась система преторского, или гонорарного (от лат. honores “почетные должности”)права. В начале года перед вступлением в должность судебные магистраты - преторы, курульные эдилы, правители провинций объявляли эдикт, содержащий правила, которыми они предполагали руководствоваться при производстве гражданского суда. Каждый новый магистрат никогда не отменял целиком эдикта своего предшественника, он брал из него все приемлемое для себя, внося некоторые поправки и дополнения. Таким образом, в эдикте постепенно образовалась особая часть, составлявшая его основу и переходившая без всяких изменений из эдикта в эдикт. Для народа она приобрела значение постоянного права, освященного силой обычая и опыта, и стала источником так называемого права народов (jus gentium). От квиритского и гражданского права народное право отличало отсутствие обрядности и формализма. Главное внимание обращалось на существо дела, на намерения сторон, а не на форму сделок и произнесение ритуальных слов. В это же время в римской юриспруденции появляется понятие «юридического лица», и субъектами права становятся не только отдельные люди, но и особые социальные организации, выступающие носителями гражданских прав и обязанностей. Создание понятия «юридического лица» считается одной из важнейших заслуг римского права. Частные корпорации, или союзы с различными целями существовали в Риме с древнейших времен. В эпоху Республики появляется великое множество самых разнообразных союзов и объединений - от похоронных корпораций (collegia funeraticia) до корпораций публиканов (collegia publicanorum). Все они обладали имущественными средствами, а коллегии публиканов - средствами весьма значительными. В связи с этим потребовалось урегулировать правила их отношений с третьими лицами при заключении договоров, составлении сделок и т.д. В древнейшем гражданском праве имущество корпораций рассматривалось либо как имущество товарищества (societas), то есть имущество, принадлежащее в определенной доле каждому из участников, либо как имущество одного из участников, ведущего дела всей корпорации. Толчком к признанию гражданской правоспособности корпораций послужило появление большого числа новых общин и введение для них муниципального строя. Имущественное положение муниципий было подведено под нормы гражданского права, то есть вся муниципия была признана таким же субъектом имущественных прав, как отдельный римский гражданин. По образцу муниципий правоспособными были признаны и частные корпорации. Но римские юристы все же не довели до конца разработку учения о юридическом лице. Они полагали, что юридическое лицо есть вымышленное физическое лицо: в действительности никакого субъекта прав не существует, а просто делается предположение, будто такой субъект существует. Одним словом, они подменяли юридическое лицо некоей фикцией физического лица. В тех случаях, когда современные юристы говорят, что юридическое лицо само совершает нечто через свои органы, их римские коллеги сказали бы, что действие совершено вместо физического лица его представителями. Уже в начале принципата законодательную силу приобретают постановления сената - сенатконсульты. Во время Республики сенат влиял на законодательство через магистратов, руководивших деятельностью народного собрания. С I века н.э. сенатконсульты стали основной формой законодательства, тщетно прикрываемой старой формулой: «сенат только полагает, советует, рекомендует». Обычно в сенатконсульте воспроизводилось содержание речи, произнесенной принцепсом. Сенат, таким образом, являлся законодательным органом, лишенным инициативы, которая постепенно все более концентрировалась в руках принцепса. По мере укрепления своего могущества принцепсы, изначально сами подчиненные постановлениям законам, стали законодательную силу, присваивать так что собственным императорские конституции (от латинского constitutio - “указ”, “распоряжение”) становятся к концу принципата важным источником права. Они издавались в четырех основных формах: эдикты - распоряжения императора, схожие с эдиктами республиканских магистратов, но содержащие не программу деятельности, а постановления, обязательные для всех; мандаты - административные и судебные инструкции для императорских чиновников; декреты - решения императора по судебным делам, и рескрипты - ответы на юридические вопросы частных лиц и магистратов. Последние три формы имели силу только по конкретным делам, в связи с которыми они были даны. А законодательная сила эдиктов, ставших основной формой закона, поначалу ограничивалась временем царствования издавшего их императора, и после его смерти они нуждались в подтверждении. Впоследствии такое подтверждение было признано излишним. Конституции – общее название постановлений римских императоров, которые так же, как решения сената, считались важнейшими законодательными актами. Право, установленное сенатконсультами и императорскими конституциями, рассматривалось римскими юристами как гражданское, или цивильное право. Именно с этого времени появились их утверждения: “что угодно императору, то имеет силу закона”, и что сам император “законами не связан”. Разделение Римской империи на Западную и Восточную принципиально не должно было нарушить единства законодательства. Каждый император издавал законы от лица всех соправителей, и они имели силу для всей империи. Однако уже со времени Феодосия II (начало V в. н.э.) законы, изданные в одной половине империи, должны были распространяться на другую только после их специального подтверждения императором этой второй половины. Ко времени установления домината накопилось великое множество императорских конституций, разбросанных по разным архивам, а также сочинений классических юристов, которые требовали официальной кодификации римского права, составления общего свода всех законов. В конце III – начале IV в. н.э. появился частный сборник императорских конституций, начиная с эпохи Адриана и кончая конституциями, современными автору компиляции Грегориану, по имени которого этот свод законов был назван Codex Gregorianus. Дополнением к нему стал Codex Hermogenianus, собравший 120 конституций до эпохи императора Константина, тщательно отредактированных автором сборника Гермогенианом. Оба этих кодекса дошли до нас лишь в разрозненных отрывках. По примеру составителей кодексов, за систематизацию всего римского права принялись императоры. В 429 г. Феодосий II учредил комиссию, которой было поручено составить собрание императорских конституций, начиная со времени правления Константина I, по образцу и в дополнение к Codex Gregorianus и Codex Hermogenianus. Конституции должны были размещаться систематически по разделам, причем внутри разделов предписывалось соблюдать хронологический порядок изложения. В 435 г. была составлена еще одна комиссия, на которую было возложено не только собирание конституций, но и внесение изменений и сокращений в их текст. Результатом двухлетней работы комиссии стал Codex Theodosianus - обширный сборник в 16 книг, почти полностью сохранившийся до нашего времени. Однако окончательная кодификация римского права была произведена лишь в VI в., при Юстиниане, воспользовавшимся в этом деле услугами выдающегося юриста того времени Трибониана. Юстиниан решил осуществить то, что было задумано еще Феодосием: кодифицировать не только конституции императоров, но и сочинения классических римских юристов. Эта работа чрезвычайно быстро была выполнена специальной комиссией под руководством Трибониана и в 534 г. появился новый свод законов, получивший название “Дигесты” (лат. digesta от глагола digerere – «приводить в порядок»). «Дигесты», состоящие из 50 книг, распадаются на три большие части: отрывки из сочинений римских юристов по исконному римскому праву; отрывки из сочинений, посвященных преторскому праву и отрывки из сочинений практического характера, главным образом из трудов Папиниана, Ульпиана и Павла - выдающихся римских юристов эпохи Империи. Деятельность старых республиканских юристов фактически не отражена в «Дигестах», между тем она тоже заслуживает некоторого внимания. Цель юриспруденции республиканского периода состояла в толковании права, в содействии его применению на практике. Поначалу единственными юристами в Риме были понтифики, так как религиозный элемент играл огромную роль в праве того времени. Право считалось божественным установлением и находилось под охраной религии. Толкование его имело тем большее значение, что право было насквозь формализовано. Зная одни только тексты законов, нельзя было выиграть тяжбу или заключить юридическую сделку: гражданский процесс, облеченный в торжественную форму, сводился к произнесению сторонами определенных формул, строго согласованных с буквой закона. Малейшая ошибка в совершении установленных обрядов влекла за собой проигрыш дела. Поэтому римляне, несмотря на появление писаных законов, всегда придерживались того мнения, что знание права недоступно для народа. Деятельность судей-понтификов сводилась к подаче юридических советов частным лицам и магистратам, составлению формуляров для юридических сделок и к составлению процессуальных формул. Лишь к концу республиканского периода в юриспруденции происходит серьезный переворот: она приобретает светский характер, и перестает быть привилегированным знанием понтификов. Юристы этого времени также в основном занимались толкованием законов и консервативных методов толкования. В то же время они относились к своей задаче творчески, благодаря чему смогли выработать большинство институтов гражданского права. Во II-I вв. до н.э. появляются комментарии с обобщением юридической практики (Марк Порций Катон), комментарии к преторским эдиктам (Сервий Сульпиций Руф), а также подробное изложение гражданского права (Квинт Муций Сцеола). Задачи юристов классической эпохи значительно усложнились. Им приходилось устанавливать совершенно новые нормы и принципы юридической практики, приурочивая их к старым понятиям и подкрепляя авторитетом юристов прежних времен. Так, наряду со словесным толкованием законов они пытаются отыскать то, что принято называть волей закона. “Знать законы, - пишет Цельс, один из самых выдающихся юристов того времени, - это не значит держаться за их слова, но [понимать] их силу и значение”. В глазах римлян юриспруденция всегда была весьма почетным занятием. К юридическим выдающемуся юристу делам, но и во обращались всех трудных не только случаях по жизни. Юрисконсультов в современном понимании в Древнем Риме не было, и люди пользовались услугами тех, кому доверяли, кто имел наибольший авторитет. Юристы не брали вознаграждения за свои консультации, они и без того были самыми видными и обеспеченными государственными деятелями. С эпохи Августа занятие юриспруденцией стало еще более привлекательным, так как римские императоры с самого начала пытались расположить юристов в пользу нового режима. В этих целях Августом был создан специальный институт, сохранившийся и при его преемниках. Некоторых самых выдающихся юристов император наделял правом “давать официальные консультации”. Консультации эти имели ту же силу, что и собственные императорские толкования, и были обязательными для судей по тем делам, к которым они относились. Юристы императорского периода делились на две школы: прокулианскую и сабинианскую, появление которых связывается с деятельностью Марка Антистия Лабеона и Атея Капитона. Традиция рисует их непримиримыми антагонистами: первый - смелый новатор в юриспруденции и враг нового режима, второй - консерватор и страстный сторонник принципата. Причем, позднейшим юристам Капитон почти не известен, в то время как трудами Лабеона они активно пользовались. Ученик Лабеона Прокул и стал основателем прокулианской школы, самым ярким представителем которой был процитированный выше Цельс. Сабинианскую школу основал ученик Капитона, Массурий Сабин. Надо сказать, что к какой бы школе ни относился тот или иной римский юрист, в какую бы эпоху он ни жил, главным в его деятельности всегда был разбор частных, конкретных случаев. Даже когда римский юрист высказывает общее положение, оно неизменно базируется на практике рассмотрения конкретного дела. В этом главное отличие римского права, и в этом причина того, что уже после падения Западной римской империи оно все еще было действующим правом во многих государствах Центральной и Южной Европы. Но настоящий его расцвет и возрождение начались только в XII веке, когда в большинстве стран Западной Европы законоведы заново открыли для себя нормы римского права, и когда оно, подвергнувшись многочисленным изменениям и приспособлениям, превратилось в ту основу, из которой впоследствии развилась общая теория гражданского права. Накануне экзамена Римская литература К римской литературе традиционно относятся произведения авторов, писавших на латинском языке, начиная с середины III в. до н. э. и до второй половины V в. до н.э. Латинский язык был родным языком небольшого племени латинов, первоначально распространенным на территории чуть больше 2000 кв. км. К 200 г. до н.э., когда римляне, составлявшие часть латинского племени, подчинили власти Рима весь Апеннинский полуостров, латинский язык распространился уже наречия по всей Италии, вытесняя местные языки и (окский, сабелльский, этрусский, умбрский). Латинский алфавит, заимствованный у греков через этрусков, известен с VII века до нашей эры - время, которым датируется первая надпись на латинском языке. Надпись эта, сделанная на золотой пряжке-фибуле из города Пренесте, весьма лаконична: «Маний сделал меня для Нумерия». С этой фразы начиналась латинская письменность. К сожалению, установить с такой же точностью время зарождения литературы на латинском языке, наверное, не удастся никогда. Доподлинно известно лишь то, что, как и у многих народов, собственно литературному творчеству у римлян предшествовало устное поэтическое народное творчество. Время не сохранило для нас ни застольных песен, воспевавших полулегендарное прошлое римлян и давших огромный материал позднейшим римским историкам, ни плачей по умершим (у римлян они назывались «пениями»), ни шутливых и язвительных фесценнинов. Гораздо прочнее и надежнее устной традиции был камень. Именно благодаря эпиграфическим памятникам до нас дошли, пусть скудные, но весьма достоверные свидетельства о древнейшей римской поэзии. Фесценнины – шутливые песни малопристойного содержания, исполнявшиеся на свадьбах и на празднике урожая. Самый интересный из этих памятников – гимн, или молитва жреческой коллегии авральских братьев, написанный особым стихотворным размером – так называемым сатурнийским стихом. Ученым до сих пор не удалось установить принцип стихосложения, положенный в его основу: все еще остается открытым вопрос, построен ли этот стих на чередовании ударяемых и неударяемых слогов или, подобно греческому стиху, на чередовании кратких и долгих. Но как бы там ни было, сатурнийский стих явно свидетельствует о самобытности римской поэзии, о ее независимости от поэзии греческой. Кроме гимна авральских братьев, сатурнийским стихом был написан гимн жреческой коллегии салиев, который, по свидетельству Квинтилиана, был непонятен не только простым смертным, но и самим жрецам, а также некоторые надгробные и посвятительные надписи. Помимо сатурнийского стиха существовали и другие формы поэзии, например, солдатские трохеи, которым песенки, сохраненные написаны Светонием триумфальные в биографии Юлия Цезаря. Квинтилиан (Марк Фабий Квинтилиан, 35 – 100 гг. н.э.) – выдающийся древнеримский оратор. Становление римской литературы. Эпоха Республики. Одним словом, как в отношении греческой литературы еще сами древние греки пришли к выводу о том, что «и до Гомера были поэты», так и у римлян первым письменным литературным памятникам предшествовали произведения римских поэтов. Мало того, нам известно даже имя одного из них – Аппий Клавдий Слепой, цензор 312 года до н.э. и автор нескольких сохранившихся до нашего времени стихотворных «сентенций». Поэтому не стоит особенно драматизировать тот факт, что первым автором художественного на латинском языке был не римлян и даже не италиец, а грек – Ливий Андроник, уроженец города Тарента, прибывший в Рим как пленный в 272 г. до н.э. и вскоре отпущенный на волю. Помимо литературной деятельности, Ливий Андроник занимался в Риме преподаванием латинского и греческого языков. Собственно, из педагогических соображений он и перевел на латинский язык гомеровскую «Одиссею» – первое римское литературное произведение, от которого дошло всего сорок отрывков, причем большинство из них – не больше одной строчки. Насколько можно судить по этому, в общем, ничтожному наследию, перевод Андроника был одновременно и очень точен, и достаточно свободен (в частности, по отношению к именам греческих богов). Гермес у него стал Меркурием, Муза – Каменой, да и сам Одиссей превратился в Улисса (Ulixes) – древняя форма имени, не встречающаяся уже даже у Гомера. Младшими современниками Андроника были римские поэты Невий и Энний. Гней Невий, автор комедий и трагедий, а также создатель поэмы о первой Пунической войне, содержащей краткое изложение предшествовавшей истории Рима, отличился смелыми и дерзкими выпадами против людей, стоявших республики. Гнея Невия заключили освобожден после того, оскорбительные нападки во главе Римской в тюрьму, откуда он был как согласился убрать из своих на римских аристократов. мест Однако впоследствии Невий, очевидно не прекративший своих злопыхательств, был выслан из Рима и умер в Утике. Квинт Энний, крупнейший римский эпический поэт, обрисован в римской литературной традиции как веселый, привлекательный человек. Цицерон утверждал, что Энний так относился к своей старости и бедности, будто и то, и другое его не то что не тяготило, но, напротив, доставляло удовольствие. Гораций настаивал, что Энний принимался за описание сражений не иначе, как выпив вина. А сам о себе создатель римского эпоса говорил, что он «стихотворец только при подагре». Талант Энния был очень разносторонним. Он писал и философские произведения, и эпиграммы, и комедии, и трагедии. Наибольшую славу Эннию принесли его «Анналы» – летопись истории римского народа с современных полулегендарных поэту. Энний был времен до событий, прекрасно знаком с греческой литературой и смело пользовался лучшими ее образцами, совершенно не опасаясь, что это может повредить самобытности и самостоятельности его как римского поэта. Он решился даже на замену традиционно италийского размера – сатурнийского стиха, которым писали и Ливий Андроник, и Невий, на дактилический гекзаметр – размер греческого эпоса. Энний совершил, таким образом, революцию в стихосложении, и его реформа сыграла исключительную роль в дальнейшем развитии римской поэзии. От «Анналов» Энния сохранились лишь немногочисленные отрывки, самые крупные из которых содержат не более 17-20 строк, а от драматических произведений и того меньше. Первый римский автор, о котором мы можем судить не по фрагментам, а по довольно значительному количеству целиком сохранившихся комедий, является Плавт. Полное его имя Тит Макк (по другим источникам Макций) Плавт, и, судя по его второму имени- прозвищу, Плавт играл в исконно италийской комедии постоянных масок – ателлане, исполняя роль обжоры Макка. Кроме этого, достоверно о жизни Плавта известно, что родился он около 250 г. до н.э. в умбрийском городке Сарсине, а умер в 184 г. до н.э. [Илл. – Персонаж ателланы. Бронзовая статуэтка. Стр. 154] Все комедии Плавта принадлежат к драматическому жанру, который принято называть «комедией плаща», или паллиатой, в отличие от другого, специфически римского, комического жанра – «комедии тоги», или «тогаты». Названия эти происходят от того, что в «тогате» актеры были одеты в римские костюмы и разыгрывали сюжеты на бытовые сцены, разворачивавшиеся в Италии, в то время как в «комедии плаща» актеры надевали греческий плащ – гиматий, или, полатыни, паллий (pallium), чем еще больше подчеркивали безусловно греческое происхождение этого жанра. В Риме, как и в Греции, театральные представления устраивались не ежевечерне, а в определенные праздничные дни. Во времена Плавта такими празднествами были Римские, или Великие, игры, происходившие в сентябре, Плебейские игры – в ноябре, игры в честь Аполлона – в июле, и игры в честь Великой матери богов – в апреле. Для театральных представлений во время этих игр возводилось деревянное сооружение, которое по окончании «сценических игр» разбиралось. Особых мест для зрителей вообще не было: они смотрели представление либо стоя, либо рассевшись на склоне примыкавшего к сцене холма. Первый постоянный каменный театр в Риме был построен лишь в самом конце Республики, в 55 г. до н.э. Помпеем. До нашего времени от этого театра сохранились лишь остатки фундамента на Марсовом поле. В репертуар римского театра входили произведения самого разнообразного жанра: трагедии, комедии, мимы. О большинстве из них невозможно составить сколько-нибудь четкого представления изза отсутствия материала. Также очень мало известно о музыке, являвшейся непременным атрибутом драматических представлений и служившей аккомпанементом для речитативов и арий-кантиков актеров. Лучше всего известна римская «комедия плаща», сохраненная в 20 комедиях Плавта. Мим – импровизационная сценка из повседневной жизни, исполнявшаяся двумя актерами без масок. При сочинении подобных пьес римские драматурги применяли прием, который в литературоведении принято называть контаминацей. Две, а иногда и больше греческих комедий соединялись в одну; при этом автор, учитывая вкусы римской публики, то усложнял, то упрощал основной сюжет оригиналов, стремясь как можно более тщательно скрыть «швы» и органически связать между собой все вставки и переделки. Плавт, как можно судить по его произведениям, обращался со своими греческими оригиналами очень свободно и, несмотря на то, что сам он в прологах пьес неизменно указывал, к какой греческой комедии восходит его сочинение, никакие эллинские одежды не могут скрыть подлинно римского, италийского характера его произведений. Другим известным автором «комедии плаща» был Публий Теренций Африканец, в раннем детстве попавший в Рим из Карфагена и ставший рабом у сенатора Теренция Лукиана. По достоинству оценив недюжинные умственные способности и красоту своего раба, Лукиан дал ему хорошее образование и отпустил на свободу. Вольноотпущенником, будущий комедиограф получил родовое имя своего бывшего хозяина, а прозвище когноменом. Больше Африканец стало его о его жизни ничего не известно, а о смерти сообщаются довольно противоречивые сведения. Согласно одним источникам, он утонул в море во время кораблекрушения. С ним погибли и тексты 108 комедий, переведенных из Менандра. По другим сведениям, он умер то ли на острове Левкада, то ли в Аркадии от огорчения, узнав, что посланный им вперед багаж со всеми написанными им комедиями исчез. Когномен – фамильное имя, третья часть имени в Древнем Риме. За свою недолгую литературную деятельность Теренций написал шесть комедий. Все они полностью дошли до нас. И если комедии Плавта совсем мало походили на греческие оригиналы, то Теренций следовал оригиналу очень близко, его иногда называли даже «полуМенандром». Многие исследователи, отдавая должное его удивительному чутью латинской речи, отказывают Теренцию в собственном творческом таланте. Комедии Плавта пестрят площадной бранью и блещут истинно римским, порой грубоватым, но неподдельным юмором, который во многом и отличает его латинские переработки от греческих оригиналов. У Теренция же все произведения написаны чистой, или, как характеризует ее Цицерон, «отборной» речью современного ему общества, подвергавшейся тщательной отделке, точно так же, как разработка сюжетов и образов его комедий. Литературная проза на латинском языке родилась лет на пятьдесят позже поэзии, и в общем, ее с трудом можно назвать художественной. Это были произведения видного государственного деятеля Марка Порция Катона по истории («Начала») и по сельскому хозяйству («О земледелии»). От главного труда Катона – «Начал», излагавших историю Рима от основания города и до смерти автора, дошли лишь ничтожные отрывки, приводимые в произведениях более поздних сочинителей. Зато рекомендации рачительному хозяину, изложенные в 162 главах его произведения «О земледелии», сохранились полностью. Катон, ревностный хранитель нравов старины и обычаев предков, не устававший корить своих родственников за распущенность и эллинофильство, преувеличенную умело использовал простоту и римлян, восхищавшихся явно показную и строгость, чтобы завоевать симпатии его прямолинейностью и аскетизмом. Суровый и прижимистый хозяин, предпочитающий «продавать, а не покупать», точно рассчитавший порции хлеба и вина для рабов в будние и праздничные дни, Катон считал поэзию, оформившуюся под влиянием греческой литературы, занятием несерьезным и недостойным доблестного римлянина. Поэтическому жанру Катон противопоставлял прозу – либо наукообразную («О земледелии»), либо историческую, либо ораторскую (Цицерону были известны 150 речей, произнесенных Катоном в сенате). Трактат Катона «О земледелии» интересен не только как важнейший источник по истории экономики в республиканском Риме, но и как картина повседневного быта – от подробного изложения обязанностей главной экономки хозяйства до указаний, как и когда совершать древние религиозные обряды. Многие из пассажей такого рода весьма забавны и выдают в их авторе дотошного и сварливого хозяина. Вот, например, каким, согласно Катону, должен быть управляющий поместья – вилик: «Пусть вилик не будет гуляка, никуда не ходит на обеды... смотрит, чтобы делалось, что приказал хозяин, и не думает, что понимает больше хозяина. Пусть друзей хозяина он считает друзьями себе... без приказания хозяина никому не дает в долг... Дармоедов пусть у себя не принимает, не совещается с предсказателями, авгурами, гадателями и астрологами». Судя по сохранившимся отрывкам речей Катона, в ораторском искусстве он был во многом предшественником Цицерона. Его речи хвалили за «изящество, ясность и чистоту» еще много лет спустя его смерти. Вообще позднейшая судьба Катона и его произведений очень любопытна: всеми силами стремясь отмежеваться от литераторских занятий, оправдывая их лишь практической необходимостью, Катон впоследствии стал для своих почитателей чем-то вроде литературного образа, символа простоты и строгости. Всякий раз, когда в римской литературе начинали восхвалять нравы предков, неизменно вспоминали Катона, иногда приукрашивая его образ, делая из него почтенного наставника всех и вся, умудренного опытом и не лишенного остроумия. Так, Плутарх в биографии Катона рассказывает, как тот сказал однажды порочному старику: «Друг мой, старость безобразна сама по себе, не прибавляй к ней безобразия порока». В своем обзоре римской художественной прозы и поэзии Квинтилиан, лучший знаток литературы, живший в императорскую эпоху, дает определение сатирического жанра, который, по его собственному выражению, заимствованным был единственным жанром, не у греков. «Сатира – целиком наша», – писал Квинтилиан, разбирая виды ее у различных авторов. «Сатирой», или, точнее, сáтурой, римляне называли всякую смесь вообще. Но из-за своего вечного грекофильства они возводили это исконно римское слово к греческому satyros (поэтому после итацизма его и стали произносить как «сатира»). На самом деле «сатурой» назывался род кушанья, и один римский автор приводит даже рецепт его приготовления; оно делалось из вяленого винограда, ячменной крупы и сосновых семян, вымоченных в медовом вине. «Сатириками» римляне называли римских писателей, которые «говорят одновременно о многих вещах». Итацизм – фонетический процесс произнесения греческой буквы «эта» как «и», а не «э». Утверждение Квинтилиана о самобытности жанра сатиры в римской литературе верно по отношению к ее классическим образцам (у Горация, Персия или Ювенала). Однако ранняя сатира (и на этом настаивают многие современные исследователи) восходит к эллинистическим жанрам, «имитирующим разговорные проповедидиатрибы народных философов». Произведения такого жанра тоже были смесью (стихов и прозы, философских рассуждений и ораторских речей, комедии и трагедии), воспроизводящей непринужденный разговор о «многом и разном». Но уже у Луцилия, самого яркого из ранних римских сатириков, видно, насколько римляне переработали сатиру, прибавив к многотемной непринужденности греков колкость и едкость. Луцилий (Гай Луцилий, ок. 180 – 102 гг. до н.э.) – древнеримский поэт из сословия всадников, фактически родоначальник жанра стихотворной сатиры.. Произведения Луцилия дошли до нас в незначительных отрывках, которые в большинстве случаев являются отдельными разрозненными стихами. Между тем, согласно весьма достоверным античным источникам, все его сочинения составляли тридцать книг по 800 строк в каждой. О жизни самого Луцилия также известно очень мало. Он родился около 180 г. до н.э. в Кампании, в латинском городе Суэсса Аврунская, участвовал происходил из богатого всаднического рода и в Нумантийской войне в Испании под командованием Сципиона Африканского, с которым он был дружен и в последующие годы в Риме, когда вокруг Сципиона образовался литературный кружок. Луцилий никогда не занимал никакой государственной или общественной должности, и очень дорожил своей свободой и независимостью. Умер Луцилий в 102 г. до н.э., навсегда оставшись «только римским всадником» и «изобретателем» – как его называет Гораций – жанра сатиры. Если поэзия во времена Луцилия считалась не вполне достойным занятием для римлянина-аристократа, то к красноречию, к развитию ораторского искусства побуждал сам республиканский строй, требовавший от государственного деятеля умения не только четко и ясно, но еще и красиво, на правильном латинском языке излагать свои мысли. Практическое красноречие в осваивало опыт сенатских Риме с древнейших времен публичных выступлений. Никаких теоретических изысканий древнейшие римские ораторы не делали, и, усвоив урок Катона: «держись сути, слова приложатся», полагались лишь на собственный талант. Братья Гракхи, впервые прибегнувшие в своих речах к выразительным приемам греческой риторики, совершили настоящую революцию в ораторском искусстве и удостоились великих похвал даже от Цицерона, который всегда их недолюбливал и сожалел о том, что «для правильного ведения государственных дел» они не «обладали таким же умом, сколь велик был их талант к прекрасной речи». После Гракхов, в начале I в. до н.э., в Риме появляются первые школы ораторского искусства, полный курс в которых завершался своего рода «интерном» – молодой человек усваивал практические навыки красноречия на форуме, слушая выступления лучших ораторов. Именно в эти годы получили свое блестящее риторическое образование Цицерон и Цезарь, и именно к этому времени относятся первые теоретические сочинения по риторике – анонимный учебник «К Гереннию» и юношеское сочинение Цицерона «О подборе материала». Семена греческой риторической учености пали на благодатную почву, и в Риме начали разрабатываться теоретические принципы ораторского искусства; самым выдающимся его представителем стал Цицерон, стиль и язык которого навсегда остались эталоном латинской речи. Марк Туллий Цицерон родился в 106 г. до н.э. в поместье своего отца в Арпине. Отец, желая дать детям хорошее образование, привез Цицерона вместе с младшими братом Квинтом в Рим еще подростками. Пока братья изучали философию и литературу, Италию в пылу гражданских войн разрывали на части Марий и Сулла. В возрасте 25 лет впервые выступив публично в Риме, Цицерон отправился на Восток, и вернулся лишь в 77 г. до н.э., когда Сулла уже снял с себя полномочия диктатора. Свою карьеру государственного деятеля Цицерон начал с должности квестора в Сицилии, и до 66 г. до н.э. не играл видной роли в «большой» римской политике. Следующие два года прошли в активной подготовке к выборам на должность консула, на которых в 63 г. до н.э. он с успехом прошел, несмотря на свой статус «homo novus» («новый человек», то есть не принадлежащий к сенатскому сословию). [Илл. – Цицерон. Стр. 727 нижн.] Когда спустя еще три года Цицерон отказался присоединиться к триумвирам, возлагавшим немало надежд на его ораторские таланты, был принят декрет об изгнании неугодного политического деятеля из Рима; его дом в столице разрушили, а имущество конфисковали. Вернулся Цицерон лишь в январе 49 г. до н.э. Через два месяца Цезарь перешел Рубикон, и в Риме началась новая гражданская война. Цицерон, хотя и будучи ревностным сторонником республиканских идей, долго колебался между двумя лагерями, в особенности после того, как получил от Цезаря письмо, просившее его остаться в Риме. Но республиканец все-таки возобладал в нем. Цицерон принял решение следовать за Помпеями в Грецию – решение, которое он потом не раз проклинал в письмах к друзьям. Цезарь, став диктатором, простил Цицерону его опрометчивый поступок, но тот держался в стороне от общественной жизни, уединившись в своем тускуланском поместье. Он развелся с первой женой, с которой прожил 30 лет, и женился на своей опекунше. Этот новый брак не принес Цицерону счастья, а в довершение всего, вскоре от родов умерла его любимая дочь Туллия. Чувство беды и одиночества он пытался заглушить занятиями философией и теорией речи. Два года, проведенные Цицероном в Тускуле, стали самыми плодотворными во всем его творчестве: он написал свой главный труд об ораторском искусстве («Оратор») и несколько философских сочинений («Парадоксы стоиков», «О пределах добра и зла», «Учение академиков», «Тускуланские беседы», «О природе богов», «О судьбе», «О предвидении» и др.) Убийство Цезаря пробудило в Цицероне прежнее стремление к бурной политической деятельности. Он возлагал большие надежды на республиканцев, но, отчаявшись в их успехе, решил покинуть Италию. Когда его корабль ветром вернуло к родным берегам, он смирился с судьбой и даже не пытался бежать, узнав о приближении посланных Марком Антонием убийц. Ему отрубили правую руку и голову, которая по приказу Антония была выставлена на форуме. Так триумвирцезарианец мстил за десять речей, в которых Цицерон в 43 г. до н.э. во всем блеске своего ораторского дара обрушился на предателей республики (в том числе, и на Марка Антония). За «Филиппики», названные так самим Цицероном по аналогии с гневными речами Демосфена, Цицерон поплатился жизнью. Оратор и писатель, Цицерон оставил после себя 58 речей, больше 10 философских сочинений, два больших трактата по риторике и огромное количество писем. О его влиянии на более поздние эпохи свидетельствует хотя бы такой факт: ученые эпохи Возрождения именовали Цицерона не иначе как «божественный», а лучшей похвалой для себя считали прозвище «цицеронианцы», данное за стремление не употреблять ни одного слова, которое не встречалось бы в сочинениях Цицерона, Речи Цицерона, которым он в первую очередь обязан своей немеркнущей славой, принято делить тематических групп. Большинство на речей несколько посвящено основных разбору гражданских и уголовных дел, причем основная их масса носит ярко выраженный политический характер. Цицерон никогда не отказывался от того, с чего началась его ораторская деятельность, и на протяжении всей своей карьеры выступал по вопросам долговых обязательств, земельного имущества, гражданства («За поэта Архия», «За Росцияактера», «За Мурену», «За Фонтея», «За Гая Рабирия»). В сенате и на комициях Цицерон произносил речи чисто политического характера («Против Катилины» (4 речи), «К сенату и народу» (2 речи), «О законе Манилия», «Об аграрных законах» (3 речи), «О консульских провинциях», «Филиппики» (14 речей)). Деление это, конечно, очень условно, так как Цицерон не считал обязательным строго придерживаться основной темы или вопроса. Практически в любой его речи можно встретить общие рассуждения о политике Рима, о положении в государстве, о его собственных философских убеждениях и моральных нормах. Он очень ярко и живо рисует нравы и характеры разных людей, участвующих в процессе, подмечает интересные моменты повседневной жизни и нравов римлян. Наконец, Цицерон довольно часто рассуждает о личных делах, о свойствах своего характера, о собственной (весьма и весьма значительной) роли в тех или иных событиях, и на вкус современного читателя вовсе не отличается скромностью. Цицероновские речи всегда ценились не только за отточенный стиль, мастерское использование литературных приемов, изящество и стройность; кроме силы и пафоса, в них звучат ирония и юмор, порой легкие, почти безобидные, порой доходящие до сарказма и издевки. Тому, как добиться совершенства в ораторском искусстве, посвящены два больших трактата Цицероан, один из которых излагает риторику в ее историческом развитии («Брут»), а другой полностью посвящен вопросам истории. Несколько иным предстает Цицерон в своих философских сочинениях, для которых он, так же, как Платон, избрал форму диалога. Но если в платоновских диалогах имитируется живая беседа, то в произведениях Цицерона диалог – чисто формальная условность. Бегло описав место, время и повод к беседе, он «заставляет» одного или нескольких участников читать длинную лекцию по определенным аспектам той или иной философской школы. Ничуть не меньшую ценность представляет переписка Цицерона, замечательную характеристику которой приводит Корнелий Непот в своей биографии Тита Помпония Аттика – главного цицероновского адресата. «Если кто прочитает эти письма, тому едва ли будет недоставать каких-либо сведений для воссоздания связной истории того времени; в них настолько полно описаны стремления вождей, пороки полководцев и треволнения государственной жизни, что нет ничего, что не было бы отражено в них; и может показаться, что мудрость есть своего рода прозрение, ведь Цицерон не только предсказал те события, которые произошли при его жизни, но предрек, как прорицатель, и то, что свершится в наше время». Корнелий Непот (ок. 100 – ок. 32 гг. до н.э.) – римский писатель и историк. В эпоху Цицерона, помимо риторической науки в Риме активно начали развиваться филологические и антикварные занятия. Правда, появление такого рода наук следует отнести к более раннему времени, когда пергамский царь Эвмен II отправил к римлянам посольство с поздравлениями по случаю победы в третьей Македонской войне (168 год до н.э.). Среди послов был знаменитый ученый Пергамской школы Кратет из малоазийского города Малла, по роковой случайности задержавшийся в Риме гораздо дольше остальных посланников Эвмена. Он сломал себе ногу, и, пока выздоравливал, начал читать римлянам лекции, касавшиеся учения стоиков о языке. Так что знакомство Рима с филологией началось с изложения давнего спора между «аномалистами» и «аналогистами» о том, возник ли язык «по природе» или «по положению», и о том, как «аналогия» и «аномалия» проявляются в склонении и спряжении. Антиквары – в античное время ученые, собиравшие и исследовавшие старые тексты. Лекции Кратета настолько вдохновили римлян, что они предались филологическим «штудиям» со всем своим педантизмом и великим энтузиазмом. Первым крупным римским грамматиком был Луций Эллий Стилон Преконин, получивший прозвище Stilo за прекрасное владение «стилем» (палочкой, служившей римлянам вместо пера). Большой знаток римской и греческой литературы, Эллий Стилон много занимался самыми различными вопросами филологии: он издавал сочинения древних авторов, писал труды по грамматике, составлял комментарии к гимнам салиев и Законам XII таблиц. Именно Стилон впервые взялся за решение проблемы об аутентичности комедий Плавта; ему же принадлежит и знаменитая похвала плавтовскому стилю: «Если бы Музы хотели говорить по-латыни, они говорили бы языком Плавта». Среди учеников Стилона были Цицерон и Варрон – писатель-энциклопедист, крупнейший ученый своего времени. Варрон (Марк Теренций Варрон, 116 – 28 гг. до н.э.) – древнеримский писатель, ученый, историк. Марк Теренций Реатинский (по названию его родины, местечка Реате в Сабинии) родился в 116 г. до н.э. Получив блестящее образование в Риме, он, по обычаю многих состоятельных римлян того времени, отправился в Афины совершенствовать свои познания. Гражданская служба Варрона началась по возвращении на родину с должности народного трибуна, а затем эдила. Когда в 76 г. до н.э. Помпей собирался в поход в Испанию, он заказал Варрону что-то вроде путеводителя. С этого времени начались их дружеские отношения, продолжавшиеся до самой смерти Помпея. Варрон помогал Помпею в войне с пиратами, сопровождал в походе против Митридата, хлопотал перед Цезарем о возвращении из ссылки Цицерона. После убийства последнего Варрон отошел от государственных дел, и занялся наукой и литературой. Цезарь с большим уважением относился к этим его занятиям, и, помирившись с Варроном, поручил ему устройство публичной библиотеки в Риме. Со смертью Цезаря на Варрона одно за другим посыпались несчастья. Оказавшись одним из первых в проскрипционных списках, он смог бежать из Рима, оставив на разграбление Октавиану, Антонию и Лепиду все свои виллы; после конфискации имущества безвозвратно пропали многие его сочинения. Сведения о его дальнейшей жизни очень отрывочны. Варрон прожил почти сто лет и умер в 28 г. до н.э., завещав похоронить себя по пифагорейскому обычаю – в листьях мирта, оливы и черного тополя. До самой смерти он не оставлял своих научных изысканий, и по словам Валерия Максима: «и дух его, и течение превосходных трудов угасли на одном ложе». Пожалуй, с трудом можно отыскать науку, которой не коснулся бы Варрон. “Муж, ученейший во всех областях” вызывал неподдельное восхищение Августина: “Он так много читал, что мы удивляемся, как хватило ему времени что-нибудь написать; столько писал, сколько едва ли кто мог прочитать”. Современные ученые полагают, что Варроном было написано около 74 сочинений в 620 книгах. Лишь от двух из них (“О сельском хозяйстве” и “О латинском языке”) уцелели более-менее крупные части, все остальное дошло до нас в кратких отрывках. Сочинение “О сельском хозяйстве” сохранилось почти целиком; из популяризаторских соображений Варрон придал ему форму диалога, в котором, в частности, участвует его жена Фундания, подавшая непосредственный повод к написанию этого произведения. Купив новое поместье, она попросила мужа заняться его благоустройством и управлением. Варрон, которому тогда было почти 80 лет, с увлечением откликнулся на просьбу жены и, обратившись к трудам греческих и римских авторов на эту тему, написал три книги о сельском хозяйстве, посвятив первую главу земледелию, вторую скотоводству и последнюю – уходу за домашними животными. Из 25 книг “О латинском языке” уцелело шесть – с V по X. Весь труд делился на три большие части: о том, как по какому принципу предметы получили наименования, то есть об этимологии; о том, как склоняются эти наименования, то есть о морфологии; и о том, как слова соединяются, образуя мысль, то есть о синтаксисе. Варрон вообще не унаследовал от своего учителя Стилона мастерство владения стилем, а трактат “О латинском языке” отличается особенной небрежностью. Тем не менее ценность этого произведения никогда не ставилась под сомнение, главным образом, благодаря сведениям о споре по вопросам “аномалии” и “аналогии”, и обилию цитат из архаической латыни. Варрон пользовался большим почетом и служил серьезным авторитетом в области науки и литературы как для современников, так и для следующих поколений. Ему, единственному из всех римлян, при жизни поставили памятник в той самой библиотеке, устройством которой он начал было заниматься. Энциклопедические познания Варрона сослужили добрую службу Вергилию и Овидию, Светонию и Плутарху, Дионисию Галикарнасскому и Плинию Старшему; на него ссылались историки и грамматики позднейших времен, его высоко ценил Петрарка, и даже христианским авторам в борьбе с язычеством удалось воспользоваться сочинениями Варрона. По горькой иронии судьбы вовсе не те произведения, что дошли до наших дней, составляли славу Варрона Реатинского. В этом смысле гораздо больше повезло Цезарю: время сохранило оба главных его литературных труда: “Записки о Галльской войне” и “Записки о гражданской войне”. Первый содержит подробный отчет о семи первых годах пребывания Цезаря в Галлии с описанием двух крупных событий – войны с германским вождем Ариовистом и восстания всех галльских племен под предводительством Верцингеторинга, а также постоянных стычек с различными племенами галлов и германцев. Деловой характер “Записок”, сухое, однообразное повествование, точные указания мест и действующих лиц, образ автора, принявшего позу “простого легионера” – все это нравилось римлянам, искавшим в исторических произведениях факты и интересные подробности, а не оценочные эмоции при полумифологическом содержании. “Записки о галльской войне” дают богатый материал не только для историков и специалистов по военной стратегии и технике. Цезарь увлекательно рассказывает о быте и нравах, обычаях германцев и галлов, привлекая обширный географический материал. При этом видно, что германцы (очевидно, более сильные соперники) вызывают у Цезаря уважение, в то время как к галлам он относится как наставник, строгий, но снисходительный к своим подопечным. Маска объективного повествователя бесследно исчезает у автора “Записок о гражданской войне”. Здесь Цезарь гораздо более тенденциозен и пристрастен, он все время пытается дать объяснение и обоснование своим действиям. Современные исследователи римской литературы видят причину изменений, произошедших с автором, в том, что оправдывать самовольное начало военных действий в Галлии, направленных исключительно на благо Республики, было значительно легче, чем найти достойное объяснение развязыванию кровавой гражданской войны на территории Италии. Сам Цезарь, быть может, лучше всех прочих обвинителей понимал, как вероломно он нарушил все нормы республиканского правления, восстановив столь ненавистную римлянам единоличную власть. Именно этим объясняется апологетический характер “Записок о гражданской войне”, тем более удивительный, что произведение это было написано в пору зенита Цезаревой диктатуры. О стиле и языке обоих сочинений очень хорошо сказал Цицерон, в общем недолюбливавший аттикистов – авторов, писавших простым, безыскусным слогом. Цезарь, по словам Цицерона, написал свои произведения так, что, вероятно, навсегда отбил у будущих историков охоту писать историю тех же событий. В правоте Цицерона несложно убедиться, обратившись к творчеству Саллюстия, современника Цезаря и одного из величайших римских историков. Гай Саллюстий Крисп, происходивший из сословия всадников, родился в 86 г. до н.э. в небольшом сабинском городе Амитерне. Успешно начав государственную службу в должности квестора, Саллюстий в 50 г. до н.э. был с позором исключен из состава сената за аморальное поведение: по словам Варрона, Милон, народный трибун 57 года, сторонник аристократической партии и злейший противник Саллюстия, высек его, застав со своей женой Фаустой. Спустя год будущий обличитель безнравственного “разбойника” Катилины не забыл благодеяний Цезаря: во время гражданской войны он был на его стороне. Когда шла африканская война, Саллюстий в должности претора руководил поставками продовольствия и переброской войск в Африку, а по окончании этой войны Цезарь назначил его проконсулом вновь образованной провинции. [Илл. – Конторниат с портретом Саллюстия. Стр. 574] После убийства Цезаря Саллюстий вернулся в Рим, сколотив в Африке такое состояние, что смог купить виллу диктатора и огромные сады, которые долгое время так и назывались “Саллюстиевы сады”. Он ушел от общественной деятельности и всецело погрузился в свои литературные занятия. Саллюстий умер в 35 г. до н.э., оставив после себя три исторических сочинения – “Заговор Катилины”, “Югуртинская война” и “История”. Как настаивал сам автор, дух его во время сочинительства “был свободен от надежд и опасений отдельных политических партий”. Однако в действительности Саллюстий не столь беспристрастен, как ему хотелось бы это представить. Личную его свободу и независимость вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, приняв во внимание солидный капитал, обеспечивший ему эту самую независимость. Но сочувствие Саллюстия демократически настроенным слоям общества и его ненависть к нобилитету совершенно отчетливо прослеживаются во всех сочинениях историка. От того, что произведения Саллюстия никак нельзя назвать “беспристрастной хроникой” событий, эти живые, увлекательные и воистину исторические документы определенной эпохи не теряют ни своего значения, ни ценности. Саллюстию не раз доставалось от историков нового времени, уличавших его в многочисленных неточностях. Тем больших симпатий этот автор, в котором писатель одержал верх над историком, заслужил от исследователей римской литературы. Саллюстия ценили всегда и ценят до сих пор – и за драматизм повествования, разбавленного занимательными рассказами-отступлениями, и за яркие, точные характеристики персонажей, и за динамичный, напряженный, выразительный язык. С увеличением возраста его произведений увеличивалось и число поклонников Саллюстия, словно в подтверждение его главного принципа – “искать славы силою ума, а не силами тела и, так как сама жизнь наша коротка, стараться оставить о себе как можно более долгую память”. Литература республиканского периода богата не только блестящими прозаическими произведениями. В эту эпоху жили два замечательных римских поэта – Лукреций и Катулл. О первом из них не известно почти ничего. Все источники сообщают весьма противоречивые сведения о времени его жизни и смерти, о месте рождения, о происхождении, из чего можно разве что заключить, что Лукреций был очень талантливым последователем Эпикура и весьма успешно реализовал основной постулат своего учителя – “живи незаметно”. Лукреций (Лукреций Кар, ок. 96 – 55 гг. до н.э.) – древнеримский поэт, философ-материалист. Катулл (Гай Валерий Катулл, 87 или 84 – ок. 54 гг. до н.э.) – выдающийся древнеримский поэт-лирик. Единственная информация о личности Лукреция, до недавнего времени считавшаяся достоверной, современными исследователями подвергается большому сомнению. Сейчас почти никто не относится всерьез к рассказу Иеронима о том, что поэт, выпив какого-то любовного напитка или приворотного зелья, якобы лишился рассудка и в конце концов покончил жизнь самоубийством, а свою огромную поэму “О природе вещей” с ясными логическими умозаключениями и стройным планом Лукреций написал “в светлые промежутки между приступами безумия”. Иероним Стридонский (347 – 420 гг. н.э.) – христианский писатель, исследователь античной литературы, автор первого перевода Библии на латынь (т.н. «Вульгата»). В первую очередь ученых нового времени, естественно, насторожил любовный напиток, хотя здесь в пользу Иеронима свидетельствуют два довольно убедительных факта. Во-первых, такая легенда могла возникнуть из самого творчества Лукреция. Как утверждает Ф.А.Петровский, чтобы прийти к такому же выводу, что и Иероним, “достаточно прочесть конец IV книги “О природе вещей”, где приводится в высшей степени интересный очерк физиологии и психологии любви, очерк, дающий право предполагать, что сам автор изведал на опыте все, что он описывает и обличает”. Во-вторых, если верить Светонию и Ювеналу, император Калигула также помешался, испив приворотного зелья из рук своей последней жены Фезонии. Впрочем, если “нелепую версию” о любовном напитке опровергают все, то у гипотезы о безумии Лукреция находится немало сторонников, причем отыскивая аргументы в защиту этой гипотезы, они тоже ссылаются на текст поэмы как на косвенную, но весьма существенную улику. Дело в том, что наряду со строгими логическими доказательствами, в этом произведении “обнаруживается такая страстная напряженность, такая болезненно-тонкая восприимчивость и наблюдательность, которая прекрасно ладит с предположением, во всяком случае, о склонности Лукреция к душевной болезни. Весьма характерен в этом отношении обширный эпизод в IV книге, где Лукреций с поразительной яркостью изображает сновидения. Это делает возможным предположение, что он страдал галлюционациями.” (Ф.А.Петровский) Несмотря на то, что о жизни и литературной деятельности Лукреция его ближайшие потомки знали, очевидно, не больше нашего, влияние этого поэта (вдохновленного богом или любовным напитком) на всю последующую римскую литературу невозможно переоценить. Тем более, что философия Эпикура в Риме нашла очень ревностных адептов, а поэма Лукреция представляет собой не что иное, как страстную и убедительную проповедь эпикурейства. При этом Лукреций останавливается не столько на этической стороне этого философского учения, сколько на “эпикуровой физике” – учении о возникновении и атомическом строении мироздания. Цель Лукрецияфилософа – изобразить рациональную, строго научную картину мира, освободить людей от неверных религиозных представлений, избавить их от суеверий и мистицизма по поводу мироустройства. Именно об этом свидетельствуют намеренно несколько раз повторяющиеся строки: «...Род человеческий часто Вовсе напрасно в душе волнуется скорбной тревогой. Ибо как в мрачных потемках дрожат и пугаются дети, Так же и мы среди белого дня опасаемся часто Тех предметов, каких бояться не более надо, Чем того, чего ждут и пугаются дети в потемках. Значит, изгнать этот страх из души и потемки рассеять Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного, Но природа сама своим видом и внутренним строем». Лукреций с полным правом мог бы подписаться под словами Манилия, поэта августовской эпохи, автора астрономической поэмы, сказавшего: “Я молюсь двум святыням и охвачен двояким страстным стремлением: к поэзии и к предмету своего изложения”. Поэтическая форма, выбранная для изложения более чем прозаической темы (атомистики), нисколько не мешает Лукрецию точно передавать любую мысль. С другой стороны, его произведение отнюдь не является версифицированной прозой. “Поэзия и предмет изложения”, или, выражаясь языком литературоведов, форма и содержание в поэме органично слиты в единое целое, а “физиолог” Лукреций ничуть не меньше поэт, чем лирик Катулл. Гай Валерий Катулл родился в 87 г. до н.э. в Цизальпийской Галлии, в городе Вероне или ее окрестностях. В одном из автобиографических посланий он так рассказывает о своих первых литературных опытах: “К тому времени, когда на меня надели мужскую тогу, я довольно много писал любовных стихотворений: та богиня, которая примешивает к любви сладкую горечь, хорошо знает меня”. Когда именно Катулл перебрался из Вероны в Рим, неизвестно. Из его собственных произведений можно заключить, что в столице поэт, выходец из состоятельной и знатной провинциальной семьи, вел довольно беззаботную, легкую жизнь, пока не влюбился в Клодию Пульхру, первую римскую красавицу, в веках прославленную Катуллом под именем Лесбия. В Риме поэт попадает в среду беспечных “вольных художников”, которых Цицерон с презрением называл “неотериками”, то есть “модернистами”. Круг этих литературных друзей Катулла был очень широк, но наследие, оставшееся от них, настолько скудно, что судить в целом о творчестве неотериков мы можем лишь по сборинику произведений самого Катулла, содержащему 116 стихотворений. Неотерики школы, были последователями возглавляемой александрийской блестящим поэтической эллинистическим поэтом Каллимахом. Мифологическая, литературоведческая и географическая “ученость” александрийцев ясно прослеживается в крупных произведениях Катулла – “Брачная песнь”, “Аттис”, “Волосы Береники” (перевод из Каллимаха), “Свадьба Пелея и Фетиды”; особенно в последнем, где подробнейшие мифологические и географические экскурсы намеренно усложняются замысловатым построением и психологическими мотивировками. Следует, однако, подчеркнуть, что связь Катулла с александрийской поэзией, не считая больших его эпиллиев, скорее чисто формальная: римский поэт следует своим эллинистическим предшественникам лишь внешне, имитируя размеры, заимствуя отдельные мотивы, содержание же катулловой лирики совершенно самостоятельно, более того – глубоко личностно. Эпиллий (греч. «малый эпос»– короткое стихотворение, написанное гекзаметром. Основной темой лирических произведений Катулла становится любовь к Лесбии, которую, как уже было сказано, традиционно отождествляют с Клодией Пульхрой. Некоторые исследователи давно обратили внимание на сходство того, что известно о возлюбленной Катулла, с блестящей характеристикой Семпронии, сообщницы Катилины, данной ей Саллюстием в “Заговоре Катилины”: “Судьба богато наделила ее знатностью и красотой... прекрасно знакомая с греческой и римской литературой, она умела играть не кифаре и танцевать, правда, несколько более изысканно, чем следует порядочной женщине... Ей всегда все было дороже, чем собственная честь и целомудрие, и трудно решить, что она берегла менее: свои деньги или свое доброе имя”. Женщина, как считают многие, весьма похожая своим поведением на Семпронию, вдохновила поэта на целый цикл стихотворений, затмивший для всех следующих поколений читателей остальное творчество Катулла. Лирика, посвященная Лесбии – то бранная, то нежная, то насмешливая, то полная настоящего отчаяния и смятения – проникнута очень тонким Эмоциональность, психологическим соединенная с анализом глубоким чувства поэта. проникновением в психологию чувства, врожденный талант, соединенный с высоким мастерством, ставят Катулла в один ряд с величайшими лириками мира, ибо только великий поэт может преподнести своему читателю любую, даже самую банальную мысль так, что она покажется поэтическим откровением. Однако, как бы ни был Катулл занят своими чувствами и переживаниями, живя в Риме, поэт не мог полностью игнорировать бурную политическую борьбу, разворачивавшуюся на его глазах. В двух его стихотворениях непосредственно отражено недовольство Цезарем и его политикой. В них содержатся откровенные, полные негодования и презрения, нападки на ближайшее окружение будущего диктатора, в частности, на его любимца Мамурру, без зазрения совести грабившего Галлию, и на Помпея, заключившего с Цезарем триумвират. Хотя и заслуживает доверия свидетельство Светония о том, что Катулл, “навеки запятнавший имя Цезаря своими стишками на Мамурру”, после извинений был приглашен к нему на обед, все же еще большего доверия заслуживают стихи самого поэта, в которых не стихает недовольство тем, что “ответственные государственные должности заняты в Риме недостойными цезарианцами”. Катулл был последним поэтом эпохи Республики. Совсем вскоре, во времена Августа, в так называемый “золотой век” римской литературы, станет возможным не только примирение поэзии и власти, но и покровительство, трогательная опека императора над своими лучшими поэтами. Золотой век Поэзия эпохи Августа занимает совершенно особое место не только во всей римской, но и в мировой литературе. Август, сумевший идеально сочетать авторитарность с уважением к республиканским формам правления, нашел гениальный способ прославить в веках свою созидательную деятельность, и себя как просвещенного и мудрого самодержца. «Монарх» стал «печься о поэте», который под сенью меценатства, императорской милости и покровительства «оплачивал свой покой», на все лады прославляя счастливую звезду принцепса и величие Рима. К литературе перестали относиться с презрением Катона, практичного, рачительного хозяина, считавшего литераторскую деятельность шарлатанством и пустой тратой времени. Поэтов окружали почетом и уважением, их произведения изучали в школах, их книги, не залеживаясь в лавках книготорговцев, заполняли полки частных и публичных библиотек. Ближайший друг Августа, богатый римский всадник из знатного этрусского рода Гай Цильний Меценат, само имя которого стало нарицательным, собрал вокруг принцепса самых выдающихся поэтов того времени. В кружок Мецената входили Вергилий, Гораций, Проперций. Как сказал о нем Марциал, достаточно иметь такого человека, как Меценат, чтобы в Риме не переводились Горации и Вергилии. Щедрый покровитель, Меценат обладал не только удивительной способностью угадывать талант, он умел тактично подсказать, в каком направлении этому самому таланту следует развиваться. [Илл. – Предполагаемый портрет Мецената. Стр. 441 нижн.] Кружок Мецената был не единственным «литературным объединением» того времени. Поэты собирались вокруг оратора Валерия Мессалы (его кружок посещали Тибулл, Лигдам, Овидий), культивировавшего чистую поэзию, оторванную от политической и общественной жизни. Усилиями Азиния Полиона, основателя первой в Рим публичной библиотеки, продолжали развиваться красноречие и историография, утратившие свою былую «республиканскую» популярность. Овидий (Публий Овидий Назон, 43 г. до н.э. – 18 г. н.э.) – один из величайших римских поэтов. Автор множества произведений, в т.ч. «Метаморфозы» и «Наука любви». Поэты эпохи Августа вознесли латинскую поэзию на небывалую высоту. У греческой лирики появились достойные преемники, вполне отчетливо обозначавшие свою наследственную связь с Грецией, стремившиеся уже не подражать, но достойно соперничать с величайшими греческими поэтами. Культурное влияние Рима распространилось далеко за его пределами, ничуть не уступая политическому авторитету крепнущей империи. Старшим из поэтов августовского времени был Публий Вергилий Марон. Он родился 15 октября 70 г. до н.э. в небольшом селении недалеко от Мантуи – города в Альпах, на севере Италии. Сын ремесленника, владельца небольшой мастерской по изготовлению керамических изделий, Вергилий получил прекрасное образование. Гражданская война между Цезарем и Помпеем застала его в Неаполе за занятиями эпикурейской философией. Череда братоубийственных междоусобиц навсегда отвратила молодого человека от жизни в неспокойном, шумном Риме. Однажды отдав предпочтение «глухой провинции у моря», Вергилий лишь изредка наведывался в столицу из своего поместья в Кампании, в окрестностях Неаполя. [Илл. – Предполагаемый портрет Вергилия. Стр. 212] Первое свое крупное произведение «Буколики», известное также под названием «Эклоги» («избранные стихотворения»), подчеркивающим как бы выборочный, случайный характер своей поэзии, Вергилий начал писать в 28 лет. Через три года он закончил работу над эклогами, образцом для большинства из которых послужили идиллии греческого поэта Феокрита, описывающие жизнь пастухов на фоне безмятежного, идиллического пейзажа. Пожалуй, самая интересная судьба была у 4-ой эклоги, где поэт предсказал рождение ребенка, которому суждено увидеть возвращение на землю «золотого века». В Средние века христианские авторы усмотрели в этом стихотворении пророчество о рождении Христа. Именно благодаря этой эклоге поэт-язычник пользовался любовью и уважением христиан. В 38 г. до н.э. Вергилий присоединился к кружку Мецената, и в том же году представил своему покровителю Горация. По совету Мецената Вергилий начал писать «Георгики». Спустя семь лет поэт читал Октавиану, отпраздновавшему триумф своей победоносной восточной кампании, большую (в 4-х книгах) поэму о сельском хозяйстве, восстановлению которого принцепс придавал очень большое значение. Примерно в это же время у Вергилия окончательно созревает план создания римского эпоса. До самой смерти Вергилий работал над «Энеидой» - эпической поэмой, посвященной основанию Рима. Так и не закончив ее, Вергилий умер 21 сентября 19 г. до н.э. Он завещал своим друзьям уничтожить текст «Энеиды», считая, что в таком виде ее нельзя публиковать. К счастью, друзья не исполнили волю поэта, сам Август взял на себя заботу о дальнейшей судьбе произведения, прославляющего его самого и его деятельность. В основе поэмы лежит миф о герое Энее, бежавшем из-под горящей Трои родоначальнике римского народа и основателе рода Юлиев, к которому принадлежал Август. Вся история Рима представляется Вергилию замкнутым кругом: Эней, знавший о своем предназначении основать новое царство, начинает движение по этому кругу – движение, которое завершит Август, спасший Рим, из гибельного пламени гражданских войн. Поэма четко распадается на две части. В первой (1-5 книги) описываются скитания Энея с немногими спасшимися троянцами, во второй (книги 7-12) рассказывается о его войнах в Италии. Шестая книга посвящена пребыванию Энея в подземном царстве, где он видит тени будущих героев Рима – от царей до Цезаря и Августа. Само деление поэмы словно подсказывало уже первым ее комментаторам сравнение первой части «Энеиды» с «Одиссеей», а второй – с «Илиадой». Вергилий и сам никогда не скрывал ни связи римского эпоса с греческим, ни своего стремления превзойти Гомера. Еще при жизни Вергилий стал признанным классиком римской литературы. С течением времени ему приписали дар пророчества, сделали героем многочисленных легенд, магом, чудотворцем и чернокнижником, Данте взял его в проводники по загробному миру в «Божественной комедии». Другой великий поэт «августовского Возрождения», Гораций, был на пять лет моложе Вергилия. Он родился 8 декабря 65 г. до н.э. в скромном имении своего отца-вольноотпущенника, на границе Лукании и Апулии. Чтобы дать сыну хорошее образование, отец переехал в Рим, где ради заработка исполнял должность сборщика налогов на аукционах. Гораций всегда вспоминал о своем отце с благодарностью и гордостью. Отучившись в Риме, он отправляется в Афины, где занимается литературой и философией. Когда осенью 44 г. до н.э. туда приехал Брут вербовать войско республиканцев, Гораций присоединился к нему, и чуть было не погиб в сражении при Филиппах. Расставшись с республиканскими иллюзиями, Гораций вернулся в Италию, и после амнистии сторонникам Брута (40 г. до н.э.) переехал в Рим. Имущество отца было конфисковано, его самого уже не было в живых. Гораций нашел средства к пропитанию, устроившись в коллегию квесторских писцов. Свои первые поэтические произведения, книгу “Сатир”, Гораций посвятил Гаю Цильнию Меценату и после публикации получил от Мецената вознаграждение – поместье в Сабинских горах, обеспечивавшее ему достаток до конца жизни. Благодаря Меценату, Гораций попал в ближайшее окружение Августа. Если верить Светонию, принцепс предложил поэту должность своего личного секретаря, но Гораций тактично отклонил это предложение. Он слишком дорожил своей независимостью и вовсе не стремился к положению придворного поэта. Через три года после публикации первой книги “Сатир” вышла вторая, а еще немного раньше появились “Эподы”, сборник стихотворений, состоящих из двустиший, где короткий стих чередуется с длинным. Примерно в это же время Гораций начал писать “Оды”, работа над которыми продолжалась около 20 лет с перерывами (в 23 г. до н.э. вышли книги 1-3, а в 13 г. до н.э. – книга 4). Между 20 и 23 гг. до н.э. поэт написал первую книгу “Посланий”, вторая была опубликована уже после его смерти; в нее вошла и “Наука поэзии”, или “Послание к Пизонам”. Кроме всего вышеперечисленного перу Горация принадлежит “Юбилейный гимн” – произведение, заказанное ему Августом и исполненное на Секулярных играх – пышных торжествах, устраивавшихся в Риме раз в сто лет. На протяжении всех этих лет продолжается дружба Горация с Меценатом. В сентябре 8 г. до н.э. Меценат умер, а через два месяца (27 ноября) умер Гораций, “сдержав обещание”, некогда данное своему другу: «Выступим, выступим С тобою вместе в путь последний Вместе, когда б ты его не начал!» Создававшиеся почти одновременно, “Сатиры” и “Эподы”, сильно отличаются и содержанием, и интонацией. Сам Гораций называет “Эподы” “Ямбами”, особенно подчеркивая этим связь с древнегреческим поэтом Архилохом, и отстраняясь от литературной моды того времени, диктовавшей в качестве образцов исключительно поэзию александрийцев. Другой поэт, с которым Гораций сознательно созвучен в “Эподах” – Катулл; его сарказм, отчаяние и негодование даже ближе Горацию, чем архилоховская “неистовая сила”. В “Сатирах” тон резко меняется. Здесь образцом для Горация был Луцилий, но Гораций стремится придать “луцилиевскому” жанру гораздо большую цельность – как формальную, так и содержательную. Во-первых, он навсегда закрепляет за сатирой один стихотворный размер – дактилический гекзаметр и, во-вторых, каждую сатиру посвящает какой-нибудь одной основной теме. В “Сатирах” Гораций принимает маску не гневного обличителя, но мудрого, насмешливого наставника, который не питает иллюзий изменить все человечество, обратить его от порока к нравственности. Он не собирается наказывать или унижать, все его нападки направлены лишь на то, чтобы показать, как не следует жить. Таким образом, “Сатиры” Горация представляют собой не совсем то, что мы привыкли подразумевать под этим жанром. Для него сатира была попыткой, как выразился сам поэт, “записать краски жизни”, то есть дать ряд бытовых картинок без определенного плана и безо всякой общественно-политической подоплеки. Если в “Эподах” и “Сатирах” Гораций подчеркивает свою связь с предшественниками, то в “Одах” – сборнике лирических стихотворений – поэт заявляет о себе как о новаторе, прекрасно отдавая себе отчет в том, сколь велики его заслуги перед латинским языком и римской литературой. Отсюда его полная уверенность в том, что слава о нем будет жить до тех пор, пока на Капитолий будет всходить верховный жрец “с молчаливой девой” – символ вечности Рима (“Памятник”). Отсюда его знаменитое стихотворное перевоплощение в поющего лебедя, который пронесется по всему миру до гипербореев и Колхиды (20 ода II книги). Отсюда его заверения в том, что судьба не позволит погибнуть тем словам что он “с досель неведомым искусством складывал в песни под звуки лиры” (9 ода IV книги). “Послания” – две последние книги стихов Горация – написаны тем же размером, что и “Сатиры”, и затрагивают почти тот же круг тем. Формальное различие между ними состоит лишь в том, что “Послания”, как и положено любому письму, имеют конкретного адресата. Гораздо важнее разница в тоне, в интонации: в “Сатирах” Гораций поучал своих читателей так, будто имел на это полное право, нисколько не сомневаясь в правильности и, главное, полезности своих наставлений. В “Посланиях” поэт настроен гораздо более скептически, он словно немного утомлен и разочарован. Его звучащие рефреном призывы жить придерживаясь “золотой середины”, раскаяния во вспыльчивости, тщеславии, страхе смерти придают стихам очень личностный оттенок и дают понять, что поэт по-прежнему знает, как не надо жить, но сам довольно часто преступает собственные заповеди, и потому (как заметил один из исследователей его творчества) «не столько доволен жизнью, сколько убеждает себя в том, что он должен быть ею доволен». В “Посланиях” Гораций как бы подводит итог прожитой жизни, еще не зная о том, что вместе с ней клонится к закату и “золотой век” римской литературы. После смерти Горация и Мецената явно ощущается охлаждение Августа к “культурной политике”. Его занимают теперь предметы гораздо более насущные и материальные, он все больше увлекается ролью блюстителя нравов и хранителя обычаев предков. Как никто другой, испытал на себе эффект этого “охлаждения” Овидий, оставшийся в веках как “певец любви” и “науки страсти нежной”. Публий Овидий Назон родился 20 марта 43 г. до н.э. в Сульмоне, в состоятельной семье всаднического сословия. В совсем юном возрасте он вместе с братом переехал в Рим, где посещал лучшие школы грамматики и риторики. Отец Овидия хотел, чтобы сын стал адвокатом, но юноша очень рано увлекся сочинительством, о чем впоследствии вспоминал такими строками из “Скорбных элегий”: «Сами собою слова слагались в мерные строчки, Что ни пытаюсь сказать - все получается стих». Завершил свое образование Овидий в Афинах и Малой Азии, а по возвращении в Рим поступил на государственную службу, не проявляя к ней особого энтузиазма и не добившись особых успехов. Вскоре, впрочем, он оставил службу и полностью посвятил себя занятиям литературой, которые очень быстро принесли ему успех и популярность: легкая, изящная, остроумная поэзия Овидия полюбилась знатной римской молодежи, совершенно равнодушной к политике и делам государства. Слава Овидия все росла, он написал уже “Любовные элегии”, “Героиды”, “Науку любви”, “Метаморфозы” и шесть книг “Фаст” (из задуманных двенадцати), когда в 8 г. н.э. на него обрушилась беда. По распоряжению Августа поэта выслали из Рима на побережье Черного моря, в Томы (совр. Констанца в Румынии). Пятидесятилетний поэт, незадолго до этого женившийся в третий раз, уже имевший двух внуков, прекрасный дом в центре Рима и роскошные сады на берегу Тибра, узнав о ссылке, чуть было не наложил на себя руки, и в отчаянии сжег “Метаморфозы” (все книги этой поэмы были впоследствии восстановлены по спискам, сохранившимся у друзей). Одинокий и несчастный, поэт навсегда оставил Рим и, прожив десять лет в небольшом селении среди полуварваров-даков, умер в 18 г. н.э. Все эти десять лет Овидий не расставался с надеждой вернуться в Рим, о чем неоднократно писал и в “Скорбных элегиях”, и в “Письмах с Понта”. В чем была причина “августейшего гнева”, теперь уже, наверное, никто никогда не узнает. Сам поэт, обычно много и охотно рассказывающий о себе, становится исключительно малоречив и уклончив, когда речь в его стихах заходит о причине изгнания. По убеждению поэта, его сгубили две вещи: стихи и проступок (впрочем, какой именно, Овидий не уточняет). Литературную деятельность Овидия принять делить на три периода: к первому относятся “Любовные элегии”, “Героиды”, “Наука любви”, “Косметические средства”, “Средства от любви” и не дошедшая до нас трагедия “Медея”. Второй этап связан с произведениями ученомифологического содержания – “Метаморфозами” и “Фастами”. Сочинения третьего периода были написаны в ссылке – “Скорбная элегия”, “Письма с Понта” и поэма-памфлет “Ибис”. Легкость и изящество языка, остроумные наблюдения и юмор “Любовных элегий” сразу снискали их автору большую популярность и славу, так что зависть, по признанию самого Овидия, “не терзала его зубами при жизни”. По содержанию к “Любовным элегиям” примыкают “Героиды” – послания-письма мифических героинь, покинутых своими мужьями и возлюбленными – Пенелопы, Медеи, Ариадны, Федры и других. Уже в этих произведениях Овидий дает несколько полезных советов, как покорить сердце женщины – тема, которой будет посвящена его “Наука любви”. В этой шутливой поэме, пародирующей дидактический эпос, “наставник любви” Овидий рассказывает о том, как богиня Венера приказала ему “научить людей искусству любить”. В том же шутливо-пародийном стиле выдержаны “Косметические средства”, призванные помочь римлянкам приукрасить себя, и “Средства от любви”, своего рода ответ на откровенное легкомыслие “Науки любви”. Во всех произведениях первого периода Овидий дает яркие и подробные картины повседневного быта римлян, рисуя интересные типы всевозможных светских франтов, вольноотпущенниц – полусветских дам, потеснивших римских матрон, и самих благородных римлянок. Самое крупное произведение поэта – “Метаморфозы” – состоит из 15 книг, содержащих увлекательные рассказы из греческой мифологии, начиная с зарождения мира. Все они объединены единой темой “превращений”, так же как и мифы, изложенные в последних книгах и связанные с римской тематикой. Таким образом, “Метаморфозы” начинаются с превращения хаоса в видимый мир, и заканчиваются катастеризмом божественного Юлия – превращением в яркую звезду Юлия Цезаря. Одновременно с “Метаморфозами” Овидий работал над “Фастами”, произведение, в котором, основываясь на астрономических исследованиях, антикварных сведениях и дате календаря, он пытается рассказать о происхождении различных праздников и дать объяснения обрядам, многие из которых римляне уже успели забыть. В «Фастах» Овидий словно извиняется перед Августом за легкомыслие своих первых произведений и стремится угодить его политике возрождения старинных нравов и обычаев. Произведения многочисленными последнего жалобами и периода, хоть унизительными, и наполнены заискивающими просьбами, со всей глубиной изображают подлинные переживания и чувства Овидия, его отчаяние при мысли о покинутых друзьях и жене, его трогательный лиризм по отношению к Риму, его тоску по любимому городу. Из всех римских авторов Овидия, пожалуй, чаще других «перепевали» авторы более поздних времен. По популярности с ним в Средние века может сравниться только Вергилий. Певец и наставник любви стал крупнейшим авторитетом для трубадуров. В эпоху Возрождения “Метаморфозы” были одним из самых известных античных произведений, вдохновившим поэтов и художников того времени на создание подлинных шедевров мировой литературы и искусства. В “золотой – для поэзии – век” римской литературы нашлось место и автору прозаического сочинения – Титу Ливию, чья “История от основания города” является ярким исключением на фоне общего в ту эпоху упадка историографии и риторики. Тит Ливий родился в 59 г. до н.э. в городе Патавий (совр. Падуя), и умер в 17 г. н.э. – вот, собственно, и все, что о нем известно. Как остроумно заметил один из исследователей творчества Тита Ливия, “историк Рима не имеет истории”. Огромный труд этого историка без истории состоял из 142 книг. До нас дошли лишь 35 из них, книги с I по X и XXI-XLV. Утрата трех четвертей всего сочинения Тита Ливия тем более огорчительна, что в ней излагалась новейшая, наиболее достоверная и подробная история римского народа. Гибели не дошедших до нас книг способствовали весьма серьезные обстоятельства, и нам остается только порадоваться тому, что сохранилось хоть что-то. Главной причиной гибели книг был огромный объем сочинения, которое приходилось переписывать и продавать по частям. Много поспособствовали уничтожению труда Тита Ливия Калигула, приказавший изъять “Историю” из всех публичных библиотек, поскольку на его вкус она была “многословна и небрежна”, а также папа Григорий I (IV в.), велевший сжечь все книги Ливия, так как в них было “слишком много рассказов об идольском суеверии”. На основании некоторых высказываний автора современные исследователи делают вывод, что Ливий писал свое сочинение лет сорок, то есть практически всю жизнь начиная с 33-34 лет. История “От основания города”, которую, кстати, сам автор называл “Анналами”, начинается с полулегендарных времен, когда Эней с немногими оставшимися в живых троянцами прибывает в Италию. В первых десяти сохранившихся книгах Ливий доводит повествование до третьей Самнитской войны, то есть до 293 г. до н.э. Книги XXI-XLV охватывают период от второй Пунической войны (218 г. до н.э.) до триумфа Эмилия Павла в честь окончания третьей Македонской войны (167 г. до н.э.). Первое, что бросается в глаза современному читателю Тита Ливия, это обстоятельное изложение необычайных явлений (“продигий”), предшествовавших тому или иному событию. Вот примеры некоторых из них: “Из Анагнии сообщили в этом году о двух чудесах: на небе был виден факел, и корова говорила; ее содержат на общественный счет. В Минтурнах также в эти дни небо казалось пылающим. В Реате шел каменный дождь. В Кумах в храме три дня и три ночи плакала статуя Аполлона. В Риме двое храмовых сторожей донесли: один – что в храме Фортуны несколько человек видели змею с гребнем, другой – что в храме Первородной Фортуны было два различных чуда: на дворе выросла пальма, и среди бела дня шел кровавый дождь”. Столь пристальное внимание Тита Ливия к продигиям как к проявлениям воли божества вовсе не объясняется его фатализмом и, тем более, суеверием. У него, как у хорошего, тонкого писателя, при изложении древних событий и образ мыслей становится древним, о чем, кстати, он сам как-то обмолвился. Кроме того, продигии, которые с 249 г. до н.э. сенат поручил понтификам тщательно записывать, были своего рода историческими фактами и подлинными документами, свидетельствовавшими о настроениях народа. Правдивость и беспристрастность историка для современников Тита Ливия считались свойствами само собой разумеющимися, и потому оценивались невысоко. Со времен Саллюстия римляне были приучены рассматривать исторический труд в первую очередь как произведение художественной литературы. История должна быть увлекательной и интересной, написанной ярким, выразительным языком. Тит Ливий нисколько не уступал в этом Саллюстию, но в отличие от своего предшественника, писавшего сжато и кратко, он был “плавен и многоречив”. Квинтилиан, охарактеризовав стиль Ливия как “молочное обилие” (не совсем понятная для нас похвала), приводит один из примеров его “многословия”: “Послы, не добившись мира, ушли обратно домой, откуда пришли”. Ливий нигде не анализирует описанные им события, и это является еще одним подтверждением тому, что он был историком-литератором, а не исследователем, в отличие от, например, Фукидида. Эпоха Империи Творчество Тита Ливия многие исследователи рассматривают как переход от “золотого века” к “серебряному”, когда после долговременного правления двух первых императоров окончательно укрепился новый государственный порядок, и все последующие правители Рима могли, наконец, позволить себе сбросить маску лицемерия, не прикрываясь отныне приверженностью республиканским традициям. Деспотизм проявил себя теперь во всей своей ужасающей мощи, и, не считаясь ни с кем и ни с чем, созидал и разрушал, возвышал и низвергал в пропасть по собственному произволу. “Римское общество, – пишет В.И.Модестов в своих лекциях по римской литературе, – следуя тону, подаваемому из Палатинского дворца, представляло в то время картину распущенности нравов, смотря на которую мутится ум и теряется вера в достоинство человеческой природы”. Однако надо отдать должное Калигуле, Клавдию и Нерону (а именно о времени их правления идет сейчас речь) – к многочисленным порокам и недостаткам этих императоров никак нельзя причислить последовательные, систематические гонения на литературу. Напротив, каждый из них старался содействовать (пусть на свой, весьма странный, манер) развитию литературного процесса, который после “глухого молчания” времен Тиберии действительно значительно оживляется. Очевидно, не должно вызывать удивления, что в ту эпоху смут и беспорядков образованная часть римского общества с великим увлечением предалась философии. Не должно удивлять и направление философии, ставшее тогда особенно популярным – стоицизм, постулаты которого как нельзя лучше подходили ко времени, когда жизнь человеческая не ставилась ни в грош. Важнейшим представителем этого направления в римской литературе стал Сенека. Луций Анней Сенека, сын известного ритора, родился в Испании, в римской колонии Кордуба (совр. Кордова). Вскоре после его рождения (точная дата неизвестна) семья переехала в Рим, где Сенека, получив прекрасное образование, поступил на государственную службу. Блестяще начинавшаяся карьера прервалась ссылкой на Корсику: Сенека был оклеветан женой императора Клавдия Мессалиной. В ссылке он и обратился к занятиям философией, позволившим ему впоследствии стать ведущей фигурой римского стоицизма. Из ссылки Сенека был возвращен второй женой Клавдия Агриппиной, сделавшей философа наставником своего сына Нерона. Довольно скоро Сенека вынужден был признать полное свое бессилие перед необузданностью молодого императора. Он удалился от дел, а затем в 65 г. н.э. был убит по приказанию бывшего воспитанника, заподозрившего Сенеку в участии в Пизоновом заговоре. [Илл. – Так называемый портрет Сенеки. Стр. 588] Влияние Сенеки на литературу своего времени было исключительно велико: по заверениям Квинтилиана, молодые люди в Риме тогда одного только Сенеку и читали. Его перу принадлежат произведения самых разнообразных жанров – речи, небольшие стихотворения, трагедии, философские рассуждения, многие из которых в значительной степени сохранились до наших дней. Наибольшую славу снискали Сенеке его философские сочинения и драмы, отличавшиеся одной характерной особенностью: они были предназначены не для постановки на сцене, а для чтения. В связи с этим, несмотря на всю внешнюю атрибутику (сюжеты, заимствованные у греческих трагиков, строгое соблюдение правил о трех лицах в диалоге и даже хор, которого не было у ранних сочинителей трагедий в Риме), несмотря на всю греческую внешность, трагедии Сенеки ничего общего не имеют с трагедиями Софокла или Еврипида. По сути дела, это те же философские трактаты, полные длинных рассуждений о превратности судьбы, облеченные в форму драмы. Среди многочисленных философских сочинений Сенеки особого внимания заслуживают трактаты “О счастливой жизни”, адресованный старшему брату писателя, “О кратковременности жизни”, в котором Сенека очень употреблении подробно исследует времени, и рассматривающее один из вопрос сочинение важнейших о благоразумном “О благодеянии”, предметов нравственной философии. Главной темой произведений Сенеки-философа являются те или иные положения стоицизма, касающиеся способов достижения нравственного величия и вопросов добродетели – высшего блага, которое одно делает людей счастливыми. Кроме прозаических произведений философского содержания, до нас дошло небольшое сочинение, известное под названием “Отыквление”. Это необычайно едкая сатира, написанная по поводу смерти Клавдия, которому, согласно Сенеке, вместо апофеоза, то есть присоединения к сонму бессмертных богов, предстояло превращение в тыкву, считавшуюся у римлян символом глупости. Приверженность Сенеки принципам стоической философии оказала самое непосредственное влияние на посмертную судьбу его произведений. Христианские писатели, усвоившие стоическую мудрость, перенесли имя Сенеки в Средние века, а начиная с эпохи Возрождения и вплоть до XVIII века не было такого моралиста, который не сослался бы на авторитет римского философа. К его литературной школе принадлежал виднейший поэт эпохи Нерона, второй после Вергилия представитель эпической римской поэзии - Лукан, племянник Сенеки, сын его младшего брата. За свою короткую жизнь Лукан успел написать одно-единственное произведение - большую поэму о гражданской войне “Фарсалия”. Несчастье Лукана состояло в том, что его поэтический дар был непревзойденно выше более чем скромных опытов Нерона в стихосложении. Император, страстно любивший поэзию и театр, столь же страстно ненавидел своих соперников в этих видах искусства. Нерон запретил Лукану выступать перед публикой с декламацией своих стихов. Оскорбленный молодой человек незамедлительно пополнил ряды участников заговора Пизона. На двадцать шестом году жизни, в 65 г. н.э., после того, как заговор был раскрыт, Лукан умер, испросивши право самому выбрать род смерти: по обычаю свободных людей своего времени, он вскрыл себе вены и, умирая, по обычаю поэтов, декламировал стихи из своей “Фарсалии”. Следующей жертвой Нерона стал один из популярнейших в новое время античных писателей Петроний, автор романа “Сатирикон” – уникального в своем роде произведения римской литературы. Роман этот, собственно, представляет собой книгу сатир (откуда и идет более позднее, чем сама книга, название), по большей части разрозненных, слабо связанных меду собой, обычно без начала и без конца, с тремя сквозными персонажами – вольноотпущенниками, праздно шатающимися от города к городу. Обо всех их приключениях (порой забавных, порой весьма гнусных) рассказывается стихами и прозой, живо и талантливо, с единственной целью: доставить читателю развлечение, а ни в коем случае не наставлять и не изобличать, как то свойственно сатире. Об авторе “Сатирикона” есть только одно свидетельство у Тацита, вызвавшее немало споров, так как Тацит нигде не упоминает, что его Петроний Арбитр, законодатель вкусов при нероновом дворе, и есть тот самый Петроний, который написал “Сатирикон”. Вот что пишет о нем Тацит: “Он проводил день во сне, а ночь посвящал обязанностям и утехам жизни. Как другим доставила славу деятельность, так ему беспечность, но он не считался гулякой или мотом, как многие из расточающих свое состояние, а человеком умеренных удовольствий... Он был принят Нероном в число самых близких приближенных в качестве арбитра в деле изящного вкуса, так что Нерон не считал ничего приятным... если раньше не одобрил того Петроний.” Завидная участь Петрония не давала покоя прочим особам, приближенным к императору. Его оклеветали. Петроний, не дожидаясь решения своей участи, или, как пишет Тацит, “не желая оставаться между страхом и надеждой”, вскрыл себе вены. “Он не слишком поспешно лишил себя жизни и, смотря по желанию, то перевязывал жилы, то вновь открывал их и разговаривал с друзьями, но не о серьезных вещах..., не о бессмертии души и мнениях философов, а слушал маловажного содержания поэтические произведения и легкие стихи... Он пообедал и лег спать, чтобы смерть его, хотя и принужденная, походила на естественную”. Через год после смерти Нерона верховная власть в Риме перешла к Веспасиану, первому представителю династии Флавиев. Двадцатью годами правления Веспасиана и Тита – годами долгожданного мира и спокойствия в Империи – римская литература “воспользовалась” в полную меру и успела окрепнуть так, что не только вынесла жесточайшую тиранию Домициана (последнего из дома Флавиев), но и сохранила силы для блестящего расцвета в эпоху Нервы и Траяна. Одним из важнейших деяний Веспасиана, самым благоприятным образом повлиявшим впоследствии на развитие римской литературы, стало назначение жалованья греческим и латинским учителям риторики. Организацией “среднего” и “высшего” образования в Риме отныне занялось государство, и занялось настолько хорошо, что в общественные школы пришли работать лучшие учителя. Именно из этих школ вышли воспитанники, которые составили славу римской литературы следующего поколения – Тацит, Ювенал, Плиний Младший. Уже древние авторы обратили внимание на главное отличие литературы эпохи Флавиев от предшествующего периода: поэзия и проза становятся более обстоятельными, точными, литературное мастерство оттачивается до безукоризненности, но этому мастерству явно недостает обилия и блеска таланта эпохи Сенеки. Об этом хорошо сказал Плиний Младший, характеризуя одного из поэтов времен Домициана: “он писал с большею старательностью, чем талантом”. Если в эпоху Клавдиев тон в литературе задавал Сенека, то при двух первых Флавиях главным лицом в римской литературе стал Гай Плиний Секунд, больше известный как Плиний Старший. Он родился во всаднической семье в 23 г. н.э. в городе Новый Ком (совр. Комо). Получив хорошее образование, Плиний поступил на военную службу, и при Веспасиане уже был главным начальником мизенского флота. Когда в августе 79 г. началось извержение Везувия, Плиний на одном из судов отправился к восточному берегу Неополитанского залива. В самое пекло – в буквальном смысле слова – Плиния влекли две страсти: желание помочь прибрежным жителям и стремление своими глазами понаблюдать за необычным природным явлением. Здесь 24 августа и погиб ученый, смерть которого стала символом самоотверженной и беззаветной преданности науке. Большинство наших сведений о Плинии мы черпаем из двух писем его племянника Плиния Младшего к Тациту. В одном из них он описывает невероятную работоспособность своего дяди: не было такого времени, которым бы он не воспользовался для ученых занятий. За обедом, после обеда, в бане, в дороге – везде он был с книгой, и делал выписки при помощи своего секретаря, считая потерянным всякое время, не посвященное ученым и литературным занятиям. Он не только не знал праздников, чтобы отдыхать от труда, но старался даже отнимать время из сна, сокращая его до последней степени, хотя природа брала свое, и он иногда засыпал прямо посреди занятий. Плодом этих неустанных трудов стали многочисленные сочинения, список которых приводится у того же Плиния Младшего. К сожалению, из всех названных им произведений, до нас дошло лишь одно – “Естественная история” в 37 книгах. “Естественная история” представляет собой не что иное, как энциклопедию, содержащую сведения по самым разным областям науки – помимо естественных наук, она заключает в себе обширные сведения по географии, медицине, истории искусств. По словам самого автора, написание этого сочинения потребовало прочтения около 2000 томов книг; к извлечениям из этой огромной “библиографии” Плиний добавил многое из того, что “не знали его предшественники, или что было открыто позднее”. Автор посвятил свой труд императору Титу. Специалисты нового времени в области минералогии, ботаники, зоологии, медицины, географии не без основания предъявляли Плинию множество претензий, упрекая его в неточностях, обмолвках, искажениях чужих мыслей. Однако все обмолвки и неточности, вполне понятные для сочинения такого объема, не могут хоть сколько-нибудь уменьшить значимость Плиниева труда, обнявшего все мироздание – небо, землю и море – и передавшего нам все знания о природе, которым располагал античный мир. Спустя два года после смерти Плиния Старшего, Рим, по выражению Ювенала, попал “в рабство к лысому Нерону” – Домициану. Жестокостью и тиранией Домициан даже превзошел своих печально известных предшественников династии Клавдиев. Литература в период его пятнадцатилетнего правления переживала тяжелые времена. Собственно, она затаилась до срока и терпеливо ждала, как, впрочем, и вся Римская империя, когда наконец “последний Флавий” прекратит терзать “уже доведенный до полумертвого состояния мир” (Ювенал). По-другому и быть не могло в правление человека, который мог приговорить человека к смерти даже за то, что тот раздевался в комнате, где стояла его статуя, статуя “бога и господина”. Между тем литература эпохи Домициана не была бедна талантами ни в прозе, ни в поэзии. В это время Квинтилиан пишет сочинение в 12 книгах “Об ораторском образовании”, сочинение, оставившее нам своего рода историю римской и греческой литературы, изложенную образованнейшим человеком эпохи. Современниками Квинтилиана были два замечательных поэта: Силий Италик, написавший большую, в 17 книгах, поэму о второй Пунической войне, и Стаций, автор “Фиваиды” и “Ахиллеиды”, крупных эпических произведений на мифологические темы. Наконец, ко времени правления Домициана относится творчество Марка Валерия Марциала – самого интересного и неоднозначного поэта эпохи Флавиев. Марциала много ругали за неумеренную лесть жестокому тирану, покровительством которого поэт пользовался, и за которое отплатил – при жизни “воскурением бесконечного фимиама” (В.И.Модестов), а после смерти императора – жестокими нападками. Нравы римского общества в правление Домициана давали Марциалу богатый материал для злых и едких эпиграмм, а когда, с воцарением Нервы и Траяна, времена изменились, поэт, лишившийся главной темы творчества, покинул Рим и вернулся на родину в город Бильбилис в Испании. Несмотря на то, что Марциал и дома нашел себе покровителя – богатую даму по имени Марцелла, которая, по его словам, одна заменяла ему целый Рим, в Испании поэт прожил всего три года и умер в 101 или в 102 г. н.э. От Марциала сохранилось 14 книг “Эпиграмм”, самого разнообразного содержания. Как правило, это яркие зарисовки картин обыденной жизни, причем, как правило, не самой светлой ее стороны. На все нападки и обвинения в чрезмерной вольности, распущенности и цинизме, Марциал отвечал: пусть человек, который хочет быть Катоном, не заглядывает в его театр. Марциал прекрасно понимал, что именно такого рода литература востребована современным ему читателям, и что даже строгие матроны тайком почитывают его книжки: «Краской зарделась Лукреция, книгу мою отложила, Но перед Брутом: уйди, Брут, она будет читать». Собственно, Марциал является создателем жанра эпиграммы в том смысле, в каком мы привыкли понимать это слово: не надпись (обычно посвятительного характера) на твердом материале, а короткое стихотворение, главное достоинство которого составляет меткая, иногда “пикантная” ирония. Именно эта ирония и пикантность, а также остроумие и легкость стиха, доставили Марциалу шумный успех при жизни и большую популярность в последующие времена. Как уже не раз было сказано, время правления Нервы и Траяна можно назвать эпохой Возрождения римской литературы. “Только теперь, наконец, мы оживаем!” - такими словами Тацит приветствует начало перемен. Оживали те, кто, по словам того же Тацита, пережили не только других, но и самих себя, так как из жизни было вычеркнуто пятнадцать лет, “в течение которых молодые в молчании дошли до старости, а старики - почти до самых границ человеческого возраста”. Хотя литературная деятельность Тацита, Ювенала и Плиния Младшего началась еще при Домициане, но подлинный расцвет их творчества приходится на период правления Нервы и Траяна. Кроме гипотез и предположений, о жизни, месте и времени рождения Тацита ничего определенного сказать нельзя. Раннее его сочинение “Разговор об ораторах” традиционно относят к первым годам Домицианова правления, после чего для Тацита наступает долгий период вынужденного молчания, в течение которого у него созревает мысль о создании произведения, изображающего судьбу Рима со времен принципата. Так появился первый исторический труд Тацита “Жизнеописание Агриколы”, в котором автор воздает дань уважения своему тестю, придерживаясь древнего римского обычая “передавать потомству деяния и нравы славных мужей”. Но главная часть “Агриколы” содержит географическое, тем описание более Британии, важное, что этнографическое до появления и этого произведения сведения римлян о Британии были необычайно скудны. Следующее за «Агриколой» произведение “Германия” носит уже чисто этнографический характер. Тацит подробнейшим образом описывает здесь происхождение, нравы, занятия, образ жизни германцев, отдельно останавливаясь на каждом племени и завершая свое сочинение народами, населявшими побережье Балтийского моря – славянами, литовцами и финнами. Славу Тациту принесли два его больших исторических труда – “История” и “Анналы”, излагавшие всю историю Империи от смерти Августа до смерти Домициана. Произведения эти представляю не только богатейший и ценнейший материал для историков, они являются одним из лучших памятников римской литературы времен Империи. Тацит, с одинаковым мастерством умевший описывать красоты природы и тайны человеческой души, первым ввел в историческое повествование психологический анализ. Течение его мысли строго и возвышенно, все повествование проникнуто сильным и глубоким чувством, динамичный и увлекательный рассказ о ходе событий держит читателя в постоянном напряжении, еще более усиливающимся удивительным языком автора, в котором слились величавость и сжатость. Главный свой интерес Тацит сосредоточил на личности и нравственном облике людей, стоявших у руля государства и задававших тон политике Империи. Он написал своего рода “историю в лицах”, разбив свою “историческую пьесу” на отдельные акты, каждый из которых посвящен времени одного из императоров. Второй после Тацита, и по времени, и по значению, прозаик того времени Гай Плиний Цецилий Секунд, или Плиний Младший, родился в 61/62 г. н.э. Получив прекрасное риторическое образование у Квинтилиана, Плиний совсем молодым (в 18 лет) начал свою ораторскую (иными словами, адвокатскую) деятельность. Занимая в разное время высокие государственные должности, Плиний завершил свою карьеру управляющим Вифинией, и вскоре по возвращении из провинции в Рим умер в 113 или 114 г. н.э. Из всего весьма разнообразного литературного наследия Плиния Младшего наибольший интерес для нас представляют его письма, составляющие сборник из девяти книг, в которых насчитывается 247 писем, собранных и изданных самим Плинием. Они являются таким же разнообразным и интересным документом о жизни римлян I - начала II вв. н.э., каким для времени Республики стали письма Цицерона. Среди адресатов Плиния были самые видные его современники, в том числе Тацит и Траян. Письма к последнему являют образец официальной переписки правителя провинции с императором. Почти все исследователи согласны в том, что Плиний писал свои письма, с самого начала имея в виду их обнародование, о чем свидетельствует тщательная отделка стиля, старательный подбор слов – все то, чем в целом характеризуется проза Плиния Младшего. Поэзия века Нервы и Траяна представлена творчеством величайшего римского сатирика Децима Юния Ювенала. Литературный наследник Луцилия и Горация родился в Аквине. За сатиру, несколько стихов которой были направлены против одного актера, любимца Домициана, он был сослан то ли в Ливию, то ли в Каледонию, и 82летним старцем умер (согласно одним источникам - в Риме, согласно другим - в ссылке). Вот и все, что нам известно о жизни Ювенала, да и из этого скудного биографического материала, сомнению не подвергается лишь то, что он родился в Аквине. Под именем Ювенала до нас дошли 16 сатир, разделенных на пять книг. Первые девять сатир, несмотря на некоторые вкрапления элементов риторики, с большой живостью и неподдельным негодованием изображают частную и общественную жизнь римлян времен Нерона и Домициана. Стиль поэта, колоритный и дерзкий, мощь которого не принижают даже самые смелые выражения (а в их выборе Ювенал не очень-то стеснялся), вполне под стать силе сатирического обличения. Остальные семь сатир – нравственно-философского содержания – настолько отличаются от предыдущих, настолько лишены воинственного пафоса и колкой, едкой сатиры, что многие исследователи даже усомнились в их подлинности. Хотя Ювенал всегда выполнял свое обещание изображать в сатирах только умерших, только тех, чей прах покоится на Фламиниевой и Латинской дороге, современники поэта без труда улавливали все намеки и узнавали самих себя в гнусных картинах пошлости и порока. Этим объясняется и замалчивание имени сатирика современными ему писателями (за исключением Марциала), и вражда, в результате которой он был выслан из Рима. Однако большое количество рукописей, в которых дошли до нас сатиры, говорит о том, что Ювенала много читали и в древности, и в Средние века. Со смертью Ювенала закончился период последнего расцвета римской литературы. Рим перестает быть центром литературного и художественного творчества, в провинциях появляются произведения, все более и более уклоняющиеся от образцов классики, в своем стремлении к сухому, порой псевдоученому педантизму и компиляции, а в IV веке н.э. главенствующее положение в литературе на латинском языке занимают христианские авторы. Искусство Древнего Рима Отношение к Риму как к прямому наследнику Греции во всех областях искусства, как к некоему конечному этапу художественного творчества в античности, привело к тому, что в произведениях римских мастеров исследователи долгое время пытались проследить лишь черты греческого влияния, не принимая во внимание всю самобытность искусства Древнего Рима. Самобытность, которую определили и условия жизни, и ход истории, и своеобразие религиозных воззрений, и, наконец, свойства римского характера, само сравнение которого с греческим представляется весьма неблагодарной задачей - настолько непохожи друг на друга были эти два народа, слитые в некий симбиоз. Как особое художественное явление римское искусство начали изучать лишь в двадцатом столетии, до конца осознав все его своеобразие и неповторимость. Главное отличие римского искусства от греческого замечательно подмечено Г.И.Соколовым в его многочисленных работах на эту тему: “Римский мастер, в отличие от греческого, видевшего реальность в ее пластическом единстве, больше склонялся к анализированию, расчленению целого на части, детальному изображению явления... Грек видел мир как бы сквозь все объединявшую и связывавшую воедино поэтическую дымку мифа. Для римлянина она начинала рассеиваться, и явления воспринимались в более отчетливых формах, познавать которые стало легче, хотя это же приводило к утрате ощущения цельности мироздания”. Безусловно, отрицать влияние на Рим греческого искусства невозможно, но в самобытности творений римских скульпторов и архитекторов сейчас уже вряд ли кто-нибудь усомнится. С самого начала истории Рима и во все последующие эпохи сооружения римских архитекторов носили в первую очередь утилитарный характер. На рубеже III-II вв. до н.э., когда римские строители впервые стали применять бетон, утилитарность и прочность полностью определяли стиль древнеримского зодчества. С открытием бетона появилась возможность возводить огромные здания со сводчатыми перекрытиями, над которыми, казалось, не властно время: с возрастом они становились лишь прочнее. После завоевания Греции эллинское искусство, “пленившее диких победителей” (Гораций), оказывало все большее влияние на архитектуру Рима, и уже к концу II в. до н.э. основным типом общественного здания у римлян стал храм, окруженный колоннами, в которых совершенно отчетливо прослеживается греческая ордерная система. На набережной Тибра в Вечном городе и сегодня можно увидеть два храма, возведенных в I в. до н.э.; один из них (храм Фортуны Вирилис) украшают ионические колонны, а второй (храм Весты) – колонны коринфского ордера, особенно полюбившегося римским архитекторам. Десятиметровой высоты, стройные и изящные колонны этого круглого храма прекрасно сохранились до наших дней. Перекрытие за долгие века разрушилось, и сейчас храм Весты покрыт конусообразной крышей, лежащей прямо на капителях колонн. Оба эти здания, дающие наиболее четкое представление о храмовой архитектуре республиканского Рима, находятся в том месте, где располагался один из малых римских форумов, так называемый Бычий форум. [Илл. – Храм Фортуны Вирилис на Бычьем форму в Риме. Нач. I в. до н.э. Стр. 559] Однако средоточием архитектурных памятников эпохи республики был Римский форум – площадь, расположенная между Капитолием и Палатином. Форум застраивался в разные исторические периоды, и его общая планировка довольно неоднородна. Особенно интенсивно шла застройка Форума после Пунических войн. В это время были возведены базилики Порция, Эмилия, Семпрония, Опилия. Базилику Эмилия впоследствии расширили, и сейчас можно увидеть лишь остатки оригинальной республиканской постройки, вызывающие в памяти величественные сооружения эллинистического Востока. Базилики были предназначены для биржевых операций и судебных заседаний, и поэтому строившие их архитекторы открыто подражали греческим портикам-стоям, окруженным множеством колонн. [Илл. – Римский Форум. Стр. 680] Римский Форум и во времена Империи не утратил своего значения торгового и общественного центра. Храмы, часто разрушавшиеся от пожаров, восстанавливались в эпоху Империи, но подвергались при этом значительной перестройке. В таких памятниках, как храмы Конкордии, Сатурна, Весты, Кастора и Поллукса, от республиканского времени сохранились лишь нижние части и фундамент; колонны их, как и все остальное, принадлежат уже к императорской эпохе. [Илл. – Храм Согласия в Риме. Реконструкция. Стр. 412] В период поздней Республики к северу от Римского форума возник Форум Цезаря. Сославшись на то, что главная площадь Рима стала тесной, Юлий Цезарь принял решение пристроить к ней новый форум и, назвав его своим именем, подал пример всем последователям. В результате этого в императорскую эпоху появился целый ряд построек такого типа – форумов, увековечивавших имя того или иного правителя Рима. Как и всю архитектуру времен Республики, постройки на Форуме Цезаря отличала строгость и безукоризненность планировки. К I в. до н.э. относится еще один памятник зодчества, но запечатленный не в камне, а на бумаге. Это трактат инженера Витрувия “Десять книг об архитектуре”, ставший настоящей энциклопедией для инженеров и архитекторов, обширнейших знаний – от от которых Витрувий требовал гигиены и акустики до прикладной астрономии и философии. В этом же трактате Витрувий сформулировал основные требования к архитектурному сооружению – польза, прочность и красота. Если в памятниках архитектуры республиканского Рима очень сильно влияние греческого зодчества, то скульптура этого периода, представленная главным образом реалистическим скульптурным портретом, совершенно своеобразна. Сравнение ее с греческими образцами лишь подчеркивает самобытность римских мастеров. Греки, изображая великих писателей, политических деятелей, полководцев (VIV вв. до н.э.), всегда старались подчеркнуть типическую обобщенность образа идеального, прекрасного и гармонически развитого человека. Лишь позднее у эллинистических мастеров III-I вв. до н.э. появляется тенденция к индивидуализации, экспрессии эмоциональной выразительности. В это же время начинают складываться основные принципы римского портретного искусства, находившегося под сильным этрусским влиянием. Подчеркнутый интерес к индивидуальному облику человека, исключительная конкретность в передаче черт лица и фигуры, яркая выразительность жестов - все это сочетается в италийскоэтрусском портрете обобщенности. с явным Традиции стремлением римского к условности портретного и искусства складывались под влиянием этрусского культа мертвых. Отлитые из воска изображения предков главы семьи, стоявшие в атриумах аристократических римских домов, были не чем иным, как портретами, с большой достоверностью передающие черты лица, его выражение. Эти изображения, конечно, еще нельзя назвать произведениями искусства, да и сами римляне всегда относились к ним как к предметам культа, в областях искусства отдавая предпочтение прекрасным греческим статуям. Но изображения ларов, безусловно, оказывали влияние на формирование эстетических вкусов римлян, привыкавших искать в портрете черты неповторимой индивидуальности какого-то конкретного человека. Этруски оказывали влияние на римское портретное искусство не только опосредованно: самые ранние римские портреты были выполнены этрусскими мастерами, в том числе, и одна из несомненно лучших скульптур начала республиканского периода - бронзовый бюст из Капитолийского музея, датируемый первой половиной III в. до н.э. Довольно долго этот портрет считался изображением Юния Брута, легендарного героя, изгнавшего последнего этрусского царя Тарквиния Гордого и установившего в Риме республику. Этот бюст так и называли условно “портретом Юния Брута”. Скульптура эта, безусловно, свидетельствует о знакомстве этрусского мастера с лучшими образцами благородного греческого искусства. Типично римский огромный профиль, легкая ассиметрия, неправильность черт создают впечатление неповторимого своеобразия человека цельного, волеустремленного, полного внутренней силы. Создатели раннего римского портрета словно старались подчеркнуть значительность свободного гражданина Рима как таковую, не нуждающуюся ни в какой идеализации. [Илл. – Так называемый Капитолийский Брут. Бронза. Деталь. III – II вв. до н.э. Стр. 192 верхн.] Благотворное влияние на развитие реализма в скульптуре оказало постановление сената (I в. до н.э.), предоставившее римским чиновникам право воздвигать в общественных местах свои статуи. К этому времени в скульптурном портрете уже наметились два основных направления. Одно из них развивало исконно римскую традицию со всегдашней приверженностью к точности внешнего сходства. Достаточно взглянуть на портрет старого римлянина из Ватиканского музея (80-70 гг. до н.э.), на это худощавое аскетически-суровое лицо, изборожденное глубокими морщинами, на высохшие губы и впалый (возможно, беззубый) рот, чтобы оценить, насколько мастеру удалось уловить выражение лица и передать его таким, каким оно было на самом деле, не привнося в него чего-то типически-обобщенного. [Илл. – Портрет старого патриция. Мрамор. 2-я пол. I в. до н.э. Стр. 492] Ярким примером второго направления, сочетавшего римскую точность с греческой идеализацией, может служить портрет Помпея из Копенгагенского музея (60-50 гг. до н.э.). Мясистый нос, крепкая шея с двойным подбородком, небрежная прическа, четко прорезанные морщины на лбу, глубоко посаженные глаза, упрямая складка губ красноречиво убеждают нас в том, что прославленный римский полководец должен был выглядеть именно так. С другой стороны, яркую неповторимость облика Помпея дополняет общее впечатление, производимое Скульптор этим сумел самоуверенным, подчинить чуть скептическим индивидуальные черты лицом. характера выражению более общей идеи - показать типичного римлянина старого закала, настойчивого и сурового, являющего собой образец древнеримской доблести, неизменно соединенной с простотой и строгостью нравов. Именно эта удивительная способность римлян творчески перерабатывать великие традиции греческих скульпторов, не отказываясь при этом от детально-реалистической трактовки изображаемого лица, определила дальнейшее развитие римского скульптурного портрета. [Илл. – Помпей. Мраморный бюст. Стр. 533] В принципов эпоху в принципата скульптуре органический нашел свое сплав выражение греко-римских в создании многочисленных статуй Августа. Здесь римским мастерам как никогда пригодилось их умение сохранить портретное сходство, при этом сознательно идеализируя образ императора по образцу греческих статуй V-IV вв. до н.э., в которых величие и красота соединялись с благородной сдержанностью и простотой. Знаменитая мраморная статуя Октавиана Августа, призванная прославить его как великого полководца и мудрого правителя государства, монументальна и одновременно выразительна. Гордая поза, эффектно перекинутый через руку плащ, жезл, символизирующий власть полководца, красноречивый жест вскинутой руки, панцирь с рельефными изображениями наиболее выдающихся военных подвигов во всем внешнем облике императора переплетены черты общего и индивидуального. Правдивые черты лица никоим образом не контрастируют с могучим, атлетическим сложением и обнаженными мускулистыми ногами, явно намекающими на сходство с греческими богами и героями. У ног императора скульптор поместил еще один скромный намек на божественную природу Августа - маленькую статую Амура, сына Венеры, от которой якобы произошел род Юлиев. [Илл. – Статуя Августа-полководца из Прима Порта. Мрамор. Ок. 20 г. до н.э. Стр. 19] На время правления Августа приходится расцвет декоративной скульптуры, разного рода рельефов, во всем своем разнообразии представленных на Алтаре Мира - монументальном сооружении, прславляющем восстановленный Августом мир. Нижняя его часть украшена орнаментальным рельефом - извивающиеся листья аканфа вместе с рисунком орнамента на угловых пилястрах оживляют стены алтаря, не перегружая их при этом излишней пышностью и декоративностью. На обеих сторонах от входов в алтарь с востока и запада помещены мифологические рельефы. Левый рельеф с восточной стороны, с изображением богини Земли Теллус, прославляет процветание Рима при Августе, левый рельеф с западной стороны связан с мифом об основании города, а правый – с легендой об Энее (правый рельеф с восточной стороны почти не сохранился). Боковые стороны Алтаря Мира украшают исторические рельефы, запечатлевшие торжественную процессию в день освещения жертвенника. Сохранившаяся со времен Республики портретная точность сочетается здесь с официозом и рационалистичностью. [Илл. – Рельеф Алтаря Мира. «Сенаторы». Мрамор. 13 – 9 гг. до н.э. Стр. 21] Идея величия Рима, призванного господствовать над другими народами, нашла яркое воплощение в грандиозных архитектурных памятниках, подчеркнуто величественных и монументальных. Начиная с Августа, похвалявшегося тем, что получил Рим глиняным, а оставил мраморным, все римские императоры соперничали друг с другом, возводя всевозможные административные, общественные здания и целые архитектурные ансамбли. Каждый стремился перещеголять своего предшественника в щедрости и роскоши, благодаря чему Рим стал одним из красивейших городов мира. Так что Клавдиан, римский поэт III в. н.э., мог с полным правом сказать, что небо не взирает ни на что более величественное, и ничей взгляд не в состоянии охватить ширины Рима, никакой ум не в силах постичь его красоты и ни одни уста не могут выразить достойной его хвалы. Во времена Августа много новых построек появилось на Римском форуме. До сих пор возвышаются здесь три высокие коринфские колонны, сохранившиеся от храма Кастора и Поллукса. Передняя часть этого храма, украшенная рострами, служила трибуной для ораторов. По примеру Юлия Цезаря, Август строит свой форум, несколько более помпезный и просторный, главным украшением которого был храм Марса Мстителя с широким портиком колонн коринфского ордена, просторной целлой, завершавшейся довольно глубокой абсидой, где на продолговатом постаменте стояли статуи Марса, Венеры и Юлия Цезаря. В первые годы принципата очень популярными стали триумфальные арки, прославлявшие императора и увековечивавшие его военные подвиги. Такие арки появляются в Фано, в Римини, на Римском форуме. Чтобы смягчить явное сходство первых триумфальных арок с этрусскими воротами в крепостных стенах, римляне стали делать свои арки трехпролетными. [Илл. – Арка Августа на Римском Форуме. 19 г. до н.э. Реконструкция. Стр. 21] Этрусские традиции монументальных гробниц, сохранялись и главной из которых в сооружении была гробница императора - огромный Мавзолей Августа на Марсовом поле у Тибра. В это время строились и ремонтировались многочисленные мосты, акведуки, дороги. Архитектурное строительство велось не только в Риме, но и в провинциях. В частности, в соседней Галлии - в Ниме, Арле, Оранже, Вьенне, Сан-Реми один за другим появлялись выдающиеся архитектурные памятники. Храмы в Ниме и во Вьенне, театр в Оранже, триумфальные арки в различных галльских городах дают почувствовать, как легко и органично красота и гармония Республики сочетается в них с горделивостью и величавостью архитектурных сооружений Империи. В русле направлений, наметившихся во времена принципата, шло развитие римского искусства и в последующую эпоху. Мастера портретных скульптур первых последователей Августа вторили классицистической манере периода принципата. Но позднее в портретах Калигулы, Клавдия, Нерона, Флавиев все четче прослеживается характерность образа, стремление к точной передаче индивидуальных черт. [Илл. – Статуя Тита в тоге. Мрамор. Кон. I в. н.э. Стр. 632 верхн.] Яркий пример тому - луврский портрет Калигулы, изображающий человека с большой головой, маленьким подбородком и тонкими, нервно изогнутыми губами. Стремление скульпторов императорской эпохи к конкретности и точности приводило к тому, что даже божествам придавали индивидуальные черты того или иного императора. Тогда-то Рим украсили Юпитеры и Марсы, схожие внешне с правителями определенной эпохи. [Илл. – Бюст Калигулы. Бронза. Стр. 339] Если того требовали вкусы императора, скульпторы начинали создавать нечто огромно-монументальное, что должно было в первую очередь ошеломить зрителя. Так, громадная статуя Нерона, лишь своими размерами напоминавшая древнегреческие колоссы, долгое время высилась у вестибюля его Золотого дворца - очевидно, для того, чтобы внушить римлянам страх и уважение. Наряду с гипертрофированными изображениями тирана, в это время широкое распространение получила и камерная скульптура - мраморные статуэтки, украшавшие интерьеры, которые довольно часто находят при раскопках Помпей и Геркуланума. [Илл. Нерон в образе Аполлона. Стр. 456] Духу императорских портретов следовали и частные. Римляне от полководцев до ростовщиков - в позах, в движениях, в манере держаться правителям. - буквально При привлекательные этом, черты во всем стремились подражать совершенно своим не смягчая не всегда индивидуального облика, скульпторы усиливали эффект сходства каким-нибудь решительным поворотом или горделивой посадкой головы. В это время - гораздо чаще, чем раньше стали создаваться женские портреты. И в них так же заметны две основные тенденции - классицистическая и реалистическая. Характерный пример первой - неаполитанская статуя Октавии, изображающая молодую римлянку в образе весталки в ниспадающих до пят одеждах, с венком на голове и жертвенной чашей в руке. При всей индивидуализации черт лица, в целом портрет решен в той же обобщенно-классицистической манере, которая особенно развилась во времена Августа. [Илл. – Весталка. Статуя из Дома весталок на Римском Форуме. Мрамор. II в. н.э.. Стр. 215] Совсем по-другому трактована статуя неизвестной из Капитолийского музея. Мастер показал ее в облике полуобнаженной Афродиты, подбоченившейся и горделиво изогнувшей стан. На этот идеальный торс “пенорожденной” богини посажена голова немолодой уже женщины с резкими и властными чертами лица. В архитектуре времен Юлиев-Клавдиев и Флавиев еще сильнее, чем в эпоху принципата, проявляется тенденция к величавости и монументальности. Это заметно даже в архитектуре частных домов с усложненными планами, более просторными атриумами и внутренними двориками. Императоры, переставшие после Августа “рядиться в республиканские одежды” (Сенека), строили себе огромные дворцы, не желая подобно принцепсу, жить в частном доме. Калигула расширял и перестраивал первый императорский дворец, построенный на Палатине Тиберием, до тех пор, пока не дошел до Римского форума, решив превратить некоторые его здания в вестибюль дворца. Однако все великолепие Палатинского дворца Тиберия и Калигулы померкло перед “Золотым домом” Нерона. Помпезность его, сообразная вкусам императора, выразилось не столько в новых архитектурных решениях, сколько в ярком и пышном убранстве дворца. Зато огромный, с самым большим в империи сводом, дворец Флавиев до сих пор удивляет смелостью и высоким уровнем строительной техники римлян. В 75-80 гг. н.э. императоры династии Флавиев построили в Риме огромный амфитеатр, первоначально носивший имя амфитеатра Флавиев, а в Средние века переименованный в Колизей (от латинского слова colosseus - “исполинский”, “громадный”). Овал размерами 188х156 метров обнесен стеной высотой в 50 метров, сложенной из крупных блоков травертина, соединенных железными скрепами. Поддерживают эти блоки скрытые столбы, на которые опираются три яруса сводчатых арок, оживляющие фасад причудливой игрой света и тени. Столбы, служащие опорой для арок, украшают полуколонны, выполненные в разных ордерных стилях. Никакого конструктивного значения они не имеют, являясь лишь одним из предметов архитектурного декора. Стройный ряд повторяющихся аркад в три яруса, первый из которых украшают полуколонны дорического ордера, второй - ионического, а третий - коринфского, и гладкая стена четвертого яруса, разделенного коринфскими пилястрами, придают зданию монументальное величие. [Илл. – Колизей. Стр. 380] Кроме полуколонн, Колизей был украшен многочисленными статуями, стоявшими в арках второго и третьего ярусов. Ни одна из них не сохранилась, да и весь Колизей сильно пострадал, причем не только от пожаров и землетрясений: более ста лет в Средневековье амфитеатр служил каменоломней, блоки его шли на возведение дворцов и церквей. А во времена Империи многотысячная толпа, пройдя через 80 арок нижнего яруса, попадала в сводчатые галереи, шедшие параллельно внешней стене. Такие же галереи имелись во втором и третьем ярусах и служили местом для отдыха или укрытием от внезапной грозы. Для защиты зрителей от солнца использовался огромный тент, натянутый на мачты, опиравшиеся на кронштейны между пилястрами внешней стены. Когда толпа растекалась по галереям нижнего яруса, поднимались барьеры, преграждавшие выход на лестницы, и зрители быстро заполняли все 50 с лишним тысяч мест. В центре Колизея была установлена деревянная площадка, посыпанная песком (“песок” по-латыни arena - отсюда и пошло название площадки), под которой располагались клетки для зверей, комнаты для раненых или убитых гладиаторов, а также водопровод. С его помощью арену затопляли водой, и тогда зрители вместо гладиаторских боев наслаждались зрелищем морской битвы – навмахии. Размеры арены были столь огромны, что на ней одновременно могли сражаться 3 тысячи пар гладиаторов. [Илл. – Колизей (амфитеатр Флавиев) Рим.Реконструкция. Планы на уровне I – IV ярусов. Стр. 89] Арка и свод, столь широко использовавшиеся в конструкции Колизея, стали своего рода “коньком” римской архитектуры. Как греческие архитектурные памятники ассоциируются в первую очередь с колоннами, так для римского зодчества характерны главным образом арки и своды - то, чем Рим обогатил мировую архитектуру. При этом римляне, высоко ценившие утилитарность архитектуры, гордились своими арками в немалой степени из-за того, что смогли найти им удачное применение. Они использовали арки при строительстве акведуков; аркады поддерживали уровень водопроводного канала, когда на его пути встречались реки или овраги. Вообще императоры, много заботившиеся о собственных дворцах, уделяли немало внимания и сооружениям практического характера. Клавдием была построена большая гавань в Остии, Нероном – порт в его родном городе Анциуме, Гальбой – торговые склады. Императоры возводили термы и триумфальные арки. На окраине Римского форума в честь победы над Иудеей “выросла” однопролетная арка Тита, при строительстве которой были учтены и место, определявшее ракурс памятника с разных сторон, и виды, открывавшиеся через арку. Если смотреть на арку Тита со стороны низкого Форума, она кажется легкой и стройной, а со стороны Колизея производит впечатление мощности и силы. Архитектор будто предлагал наблюдателю сравнить арку с Колизеем и Форумом и ощутить все величие эпохи Флавиев. [Илл. – Триумфальная арка императора Тита. 81 г. н.э. Рим. Стр. 633] Увековечивая свои деяния и победы, стремились не отстать от Флавиев и их последователи: Траян и Адриан. Форум первого выделялся своими грандиозными размерами среди других площадей императорского Рима. При входе на форум Траяна возвышалась триумфальная арка, а за ней находилась прямоугольная площадь длиной в 116 метров и шириной в 95 метров. С трех сторон площадь окружали портики, между колоннами которых стояли статуи знаменитых полководцев и ораторов. Замыкала прямоугольник величественная базилика, за ней располагались две библиотеки, латинская и греческая. [Илл. – Триумфальная арка Траяна в Беневенто. 114 – 120 гг. н.э. Стр. 639] Между зданиями библиотек была воздвигнута колонна Траяна, единственное сохранившееся до наших дней сооружение из всего архитектурного ансамбля. Полая колонна с винтовой лестницей внутри не только прославляла своими рельефами победы Траяна над даками, она служила также мавзолеем - здесь покоилась золотая урна с прахом императора. Снаружи от пьедестала до капители колонна облицована лучшим греческим мрамором – паросским. По нему спиральной лентой идут барельефы, изображавшие походы Траяна против даков в хронологической последовательности - от изображения сторожевых крепостей римлян и постройки моста через Дунай до возвращения императора в Рим. [Илл. – Колонна императора Траяна. Мрамор. Рим. 113 г. н.э. Стр. 635 фото 1] Траян, старавшийся подчеркнуть свою приверженность добрым старым порядкам, построил различные сооружения практического характера: огромный шестиугольный порт в Остии, акведук, подававший воду из Бранчианского озера в Рим, термы на месте “Золотого дома” Нерона, множество складов и других построек. Памятники адриановского времени несколько отличаются от архитектурных сооружений Траяна - главным образом, своей ориентацией на греческое искусство. Именно к этому периоду относится строительство Пантеона, который сохранился до наших дней почти без переделок, благодаря тому, что позднее был превращен в христианскую церковь. Этим величайшим образцом римского зодчества, так же как и всем архитектурным комплексом Адрианова форума, римляне обязаны Аполлону Дамасскому, умело сочетавшему в своих проектах римский практицизм с греческой гармонией. [Илл. – Пантеон. Рим. Ок. 125 г. н.э. Общий вид. Фото 1 и 2] Круглая стена, стоящая на массивном фундаменте, снаружи разделена на три горизонтальных пояса; обозначенные цветом ложные арки, расчленяющие глухие поля стены, еще больше сглаживают производимое ею впечатление чрезмерной тяжести. Прекрасный строгий портик с колоннами из монолитных плит красного гранита дополняет ротонду, обозначая столь любимую римлянами осевую направленность здания. Внешней торжественности и мощи соответствует и интерьер Пантеона. Ощущение идеальной гармонии, покоя и достоинства создают плавные очертания здания и полусфера купола. Здесь нет резких углов и линий. Даже пол, несколько покатый, плавно приподнимающийся к центру, словно воспаряет к куполу. Необыкновенная высота и цельность здания усиливается за счет освещения. Сквозь девятиметровые отверстия в центре купола храм заливают потоки солнечных лучей. [Илл. – Внутренний вид Пантеона. Гравюра А. Сарти. Стр. 39. рис. 3] По замыслу создателей Пантеона, замкнутое и спокойное пространство здания должно было вселить в человека уверенность в собственной силе, убедить его, уже снедаемого в эпоху конца Империи сомнениями и разочарованиями, в его гармоничной цельности и совершенстве. Идея этого замысла выражена отчасти и в названии: в переводе с греческого “Пантеон” означает храм “всех богов” - в данном случае богов всех народов, покоренных Римом. [Илл. – Пантеон. 1 – Продольный разрез. 2 – План. 3 – Реконструкция. Стр. 40] В памятниках архитектуры эпохи Траяна и Адриана при всей схожести их, так сказать, идейной направленности - прославить в камне величие Империи - заметны характерные различия в способах выражения этой общей идеи. Официальная торжественность сооружений Траяна роднит их с духом архитектуры республиканского периода, в то время как величавая выразительность и гармоничная стройность адриановских построек вызывает в памяти классические образцы греческой архитектуры. [Илл. – Библиотека Адриана в Афинах. Западный фасад. 110 – 120 гг. н.э. Стр. 43] Подобные тенденции прослеживаются и в скульптурном портрете этого времени. Если портреты времен Траяна ориентированы на приемы раннереспубликанского реалистического периода и создают образ римлянина-воина, покорителя народов, то в адриановских портретах точность изображения сменяется передачей эмоционального состояния человека, физиогномическое сходство уступает место стремлению выразить чувства человека, что сближает эти портреты с произведениями греческой классики. Это отличие бросается в глаза и при сравнении статуй самих императоров. [Илл. – Статуя Траяна. Мрамор. Нач. II в. н.э. Стр. 634] Траян в копенгагенской статуе изображен во всей своей физической и духовной силе, он полон уверенности и сдержанного достоинства. Между тем, Адриан, хотя и предстает в статуе из Капитолийского музея в облике Ареса, мало похож на завоевателя - он задумчив и рассеянно философичен. Изображение Траяна подчеркнуто индивидуалистично, портрет Адриана классицистически сглажен, подогнан под выражение общей идеи философского осмысления действительности. Последний период расцвета римского искусства, начавшийся при Антонине Пие и продолжавшийся до конца II в. н.э., отмечен усилением индивидуалистических тенденций. Больших архитектурных произведений типа Пантеона уже не появлялось, но строительство жилых домов и вилл достигло своего наивысшего расцвета. В это же время Рим активно застраивался инсулами, резко менявшими облик города, лишая его высокой патетики и помпезности. Сохранившиеся до наших дней храмы эпохи Антонинов - Антонина и Фаустины на Римском форуме и Адриана на Марсовом поле - также не производят впечатление монументальности. Искусство скульптурного портрета, подвергшееся во времена Адриана сильному греческому влиянию, вновь обратилось к исконно римским традициям. Именно в это время скульпторы достигают необычайной выразительности в раскрытии душевных чувств человека. Скульптурный портрет вступил в период расцвета, какого он не знал даже в республиканскую эпоху. В статуях Марка Аврелия, Луция Вера, Антонина Пия, помимо исключительного портретного сходства, выражено общее чувство все нарастающей тревоги. Мастера- портретисты, подчеркивая индивидуальность человека, одновременно сосредоточивали все внимание на его психологической характеристике и стремились передать тончайшие оттенки его душевного состояния. Глубокий социально-экономический кризис, уже начавшийся в это время, нашел своеобразное выражение в скульптурном портрете, запечатлевшем тревожный конфликт между человеком и обществом, отстраненно-мечтательную попытку уйти от надвигавшихся грозных перемен. [Илл. – Портрет Марка Аврелия. Мрамор. Кон. II в. н.э. Стр. 430 нижн.] Один из лучших скульптурных портретов этого времени портрет сириянки, хранящийся в Эрмитаже. Римский скульптор впервые попытался здесь выявить красоту лица, черты которого явно не подходили под классические образцы. В духе своей эпохи мастер заменяет внешнюю красоту изысканной грацией и задумчивой выразительностью, пытаясь передать глубину и содержательность духовного мира. Узкий овал лица, продолговатые миндалевидные глаза, неправильный нос, ямочка на маленьком подбородке, припухшие губы все формы и пропорции, совершенно не соответствовавшие тогдашним представлениям о красоте, должны были сконцентрировать внимание не на внешнем, а на внутреннем облике, раскрыть поэтическую одухотворенность молодой женщины. Следующий этап развития римского искусства приходится на III в. н.э., когда в Риме разразилась череда жестоких междоусобных войн, в результате которых Империя оказалась на грани полного краха. Рим стал городом бесконечных переворотов, когда “солдатские императоры” один за другим заступали на римский престол, сменяя очередного убитого монарха. Политическая неустойчивость не могла не отразиться на архитектуре и пластическом искусстве этой эпохи. Шаткость и нестабильность позиций Империи в этот период отразились в том, что в разные годы строительная деятельность либо совершенно прекращалась, либо архитектура в своей монументальности принимала невероятно гипертрофированные формы, как при возведении терм Каракаллы. Ярким памятником этой эпохи является трехпролетная триумфальная арка Септимия Севера, поставленная на Римском форуме между курией и рострами. Величавость и монументальность сооружения не могут скрыть некоторых свидетельств явного упадка архитектуры. Во-первых, само место для арки было выбрано не совсем удачно: сквозь ее пролеты не открывались такие же красивые виды, как через арку Тита. Во-вторых, исторические сюжеты, изображающие сцены покорения парфян, располагаются слева направо и с одной, и с другой стороны постройки, что вызывает у зрителя желание скорее обойти арку кругом, а не пройти в нее. [Илл. – Триумфальная арка императора Септимия Севера. 203 г. н.э. Рим. Стр. 591] Изменения, произошедшие в окружающем мире, сказались и на скульптурном портрете эпохи. Сохраняя технические приемы эпохи Антонинов, мастера теперь наполняют свои образы совершенно иным смыслом. Поэтизм и одухотворенность сменяются настороженностью, философская задумчивость уступает место подозрительности. Грубые и жестокие лица властителей Рима подчеркнуто реалистичны. Статуи и бюсты Септимия Севера, Каракаллы, Филиппа Аравитянина лишены всякой идеализации: пристальные, тяжелые взгляды, упрямо сжатые губы, нахмуренные брови - все говорит о суровости и плохо скрываемой неуверенности. Однако со временем интерес портретистов к индивидуализации угасает, их интересы переносятся на передачу чувств и настроений - настолько мимолетных и неуловимых, что их почти невозможно было запечатлеть в камне или мраморе. [Илл. – Портрет императора Филиппа Аравитянина. Мрамор. Сер. III в. н.э. Стр.671] В IV в. н.э. идеи христианства, все более утверждавшего свои позиции, произвели окончательный переворот в сознании бывших язычников: мир для них раскололся надвое, появилось как бы два резко противопоставленных друг другу мира - чувственный и духовный. Двойственность человеческой природы, вылившаяся в напряженную борьбу духа и тела, была незнакома античному искусству. Теперь под влиянием нового мировоззрения искусство начинало резко меняться. Эстетические принципы античного искусства забывались, им на смену приходили новые, отвлеченно-условные, утверждавшие, что подлинная красота в человеке может быть выражена только в одном - в его высокой духовной вере. Отсюда широко раскрытые, словно в прозрении, глаза, столь характерные для портретного искусства IV века, отсюда последняя надежда сохранить былое величие архитектуры хотя бы в размерах (термы Диоклетиана, своей громоздкостью превзошедшие даже Каракалловы бани). [Илл. – Термы Диоклетиана. Внутренний вид. Стр. 287] В IV веке Рим быстро терял позиции не только политического, но и культурного центра мира. Строительство в нем постепенно прекращалось, Рим уступал место Константинополю. Приложения. Римские боги В скобках после имен богов указаны имена тех греческих божеств, с которыми римляне отождествляли своих богов. Именно после заимствования греческих богов в Риме появилась традиция изображать богов как антропоморфных существ. В связи с этим, изображения римских богов почти полностью совпадали с изображениями соответствующих греческих божеств. Аврора (Эос) – богиня утренней зари. Амур (Эрот) – сын Венеры, бог любви. Первоначально изображался в виде юноши, позднее – в виде мальчика с луком и стрелами. Аполлон – как и у греков, у римлян он был богом солнечного света, покровителем предсказателей. Беллона – древнеримская богиня войны, одно из старейших римских божеств. Веста (Гестия) – в узком смыле богиня домашнего очага, в более широком – богиня очага всего города Рима. Необычайно почиталась в самом Риме. Вулкан (Гефест) – римский бог огня. Римляне почитали его именно в этом качестве, и мифологический образ греческого богакузнеца Гефеста наложился на него достаточно поздно. Грации (Хариты) – богини красоты. Они полностью соответствовали греческим харитам. Диана (Артемида) – богиня плодородия, покровительница рожениц. Камены (Музы) – изначально почитались в Риме как божества источников, обладающие даром прорицания. Позднее римляне отождествили их с музами, покровительницами искусств. Капитолийская триада – три божества, наиболее почитаемые в самом Риме, верховные боги римского пантеона – Юпитер, Юнона и Минерва. Ларвы – божества загробного мира, злые духи, терзавшие души умерших, а на земле преследовавшие людей. Лары – домашние божества, хранители домашнего очага, оберегавшие главу семьи, когда тот находился вне дома (в пути или на работе). Лемуры – злобные призраки умерших, преследующие живых на земле. Либер (Дионис) – бог плодородия, отождествлявшийся с дионисом как божество виноделия и виноградарства. Либитина – богиня похорон. В храме Либитины в Риме находился центр по оказанию похоронных услуг. Либертас –боигня, олицетворявшая свободу римского народа. Ее почитание началось еще в III в. до н.э. Особенной популярностью пользовался культ либертас в эпоху Империи. Луна (Селена) – богиня, полностью отождествлявшаяся римлянами с греческой Селеной. Как и Селена, Луна считалась покровительницей колдовских обрядов и таинств. Луцина (Илифия) – богиня-покровительница брака. Культ луцины в Риме зачастую сливался с почитанием других богиньпокровительниц семьи (Дианы, Юноны). Маны – добрые божества, обитающие в загробном мире. Марс (Арес) – бог войны. В отличие от греков, не особенно почитавших Ареса, римляне своего бога войны чтили весьма высоко, причем с глубокой древности. Меркурий (Гермес) – бог купцов, торговли и прибыли. Как и Гермес в Греции, Меркурий в Риме считался вестником богов. Его изображали в крылатом шлеме, держащим в руках жезл-кадуцей, обвитый двумя змеями. Минерва (Афина) – богиня мудрости и покровительница ремесел. Монета – одно из прозвищ богини Юноны. Нептун (Посейдон) – бог водной стихии. Он полностью соответствовал в римской мифологии греческому Посейдону. Опс – в древнейшие времена это была богиня урожая, в более позднюю эпоху (с конца Республики) стала почитаться как богиня богатства. Храм Опс являлся хранилищем государственной казны во время правления Цезаря. Отчасти культ Опс смешивался в Риме с культом греческой богини Земли – Реи. Орк (Аид) – владыка подземного царства, жестокий бог преисподней. При заимствовании греческой мифологии римляне отождествили Орка с Аидом (Гадесом) и отчасти перенесли на него греческие мифы об Аиде. Орком римляне называли также и сам загробный мир. Пакс (Эйрена) – богиня мира. Почитание Пакс началось в Риме с начала эпохи Империи. Палес – одно из низших божеств, бог пастухов. То же имя носило и соответствующее женское божество. Парка – древнеримская богиня рождения. После заимствования греческой мифологии римляне стали почитать трех Парок, как греки почитали Мойр – богинь, определяющих всю человеческую судьбу и продолжительность жизни каждого человека. Пенаты – домашние божества римлян, хранители припасов и кладовой, почитавшиеся вместе с ларами у очага дома.. Портун – в Риме этот бог был покровителем входной двери дома, а также хранителем римской гавани на реке Тибр. Приап – первоначально божество плодородия, начиная с V в. до н.э. – бог плодовитости вообще. Иногда его отождествляли с Паном. Для скульптурных изображений Приапа характерны подчеркнуто увеличенные половые органы. Прозерпина (Персефона) – богиня плодородия и подземного царства, полностью заимствованная римлянами из греческой мифологии. Салус – богиня здоровья и благополучия, одна ихз наиболее чтимых римлянами богинь, почитавшаяся в Риме практически наравне с Капитолийской триадой. Сатурн (Кронос) – древнеримский бог земледелия и урожая, отец Юпитера, верховного бога. Согласно верованиям римлян, эпоха правления Сатурна была «золотым веком» всего мира. Позднее римляне стали отождествлять Сатурна с греческим Кроносом, и отчасти перенесли на него соответствующие мифы. Сильван – божество лесов, лугов и садов. В этом качестве Сильван отчасти соответствовал таким божествам, как Пан и Фавн. Культ Сильвана был женщины к исключительно поклонению мужским, Сильвану не допускались. Сол (Гелиос) – бог Солнца как такового. Римский Сол полностью совпадал с греческим Гелиосом. Сол был одним из древнейших римских богов. Считалось, что он охраняет колесницы во время всевозможных соревнований. Теллус (Рея) – богиня земли и растительности. Ее культ в Риме и во всей Италии восходит к глубокой древности. Тривия (Геката) – богиня Луны, божество дорог и перекрестков. Ее культ перешел в римскую религию с именем и культом Гекаты. Фавн (Пан) – древнеиталийское божество, бог плодородия, земледелия и скотоводства. Фауна – женское божество, соответствовавшее Фавну. Некоторые римские мифы называют Фауну женой или дочерью Фавна. Флора – богиня цветов и растительности. Иногда ей поклонялись также как божеству юности и цветения. Фортуна (Тихе) – богиня счастья и удачи, необычайно почитавшаяся как в самом Риме, так и в римском государстве. Фортуна могла иметь множество различных воплощений и ипостасей. Основное изображение Фортуны – в виде женщины, сжимающей в одной руке корабельный руль, в бругой – рог изобилия. Фурии (Эринии) – богини мщения. Церера (Деметра) – богиня полей и плодородия, покровительница земледелия. Особенно Цереру почитал римский плебс. Она считалась также покровительницей браков, и подчас культ Цереры объединялся с культом богини Теллус. Эгерия – нимфа одного из римских источников. Почиталась наравне с Каменами и считалась богиней-покровительницей рожениц. Эскулап (Асклепий) – бог врачевания и медицинских ремесел. Ювента (Геба) – богиня юности. Юнона (Гера) – верховное женское божество, богиняпокровительница семьи и брака, супруга верховного бога Юпитера. Юпитер (Зевс) – согласно древнеиталийским верованиям, бог неба и света. Юпитер обладал властью над погодой, повелевал громами и грозами. Юпитер с древнейших времен занимал основное место в римском государственном культе, и почитался как повелитель всех богов и людей. В художественном и мифологическом плане Юпитер довольно рано начал полностью отождествляться с греческим Зевсом. Янус – древнеиталийский бог дверей, входа и выхода. Янус считался богом начала, древнейшим из италийских богов. Согласно мифам, Янус дал приют Сатурну, когда того сверг с престола собственный сын, Юпитер. Римляне изображали Януса двуликим божеством, одно лицо которого смотрело вперед, другое – назад. Соответственно, Янус мог видеть и прошлое, и будущее. Хронологические таблицы* До нашей эры Даты События 753 г. до н.э. 534 – 509 гг. до н.э. Основание Рима. Царствование Тарквиния римского царя. Гордого, последнего 509 г. до н.э. Изгнание из Рима Тарквиния. Установление Римской Республики. 509 – 27 гг. до н.э. 509 г. до н.э. 496 г. до н.э. 450 г. до н.э. 390 г. до н.э. 338 г. до н.э. 337 г. до н.э. 343 – 341 гг. до н.э. 328 – 304 гг. до н.э. 306 г. до н.э. 312 г. до н.э. 299 г. до н.э. 298 – 290 гг. до н.э. 279 г. до н.э. Римская республика Рим и Карфаген заключают союз. Победа римлян над латинами на Регульском озере. Составление Законов XII Таблиц. Захват Рима галлами. Рим распускает союз латинских городов. В Риме впервые избран претор из плебеев. 1-я Самнитская война. 2-я Самнитская война. Третий договор Рима и Карфагена. Строительство Аппиевой дороги. Набег галлов на территорию Рима. 3-я Самнитская война. Разгром римлян Пирром («Пиррова победа»). Союз 269 г. до н.э. 265 г. до н.э. 264 – 241 гг. до н.э. III в. до н.э. Рима с Карфагеном. В Риме начинают чеканить серебряную монету. Рим подчиняет себе весь Апеннинский полуостров. 1-я Пуническая война. Творчество Ливия Андроника. Зарождение римской 218 – 201 гг. до н.э. 217 г. до н.э. 216 г. до н.э. 211 г. до н.э. 190 – 155 гг. до н.э. 180 – 102 гг. до н.э. 173 г. до н.э. литературы. 2-я Пуническая война. Поражение римлян при Тразименском озере. Битва при Каннах. Поход Ганнибала на Рим. Годы жизни Теренция. Годы жизни Луцилия. Лишение латинян римского гражданства. В Риме 168 г. до н.э. 161 г. до н.э. 146 г. до н.э. 149 – 146 гг. до н.э. 146 г. до н.э. 138 – 78 гг. до н.э. 133 г. до н.э. впервые избраны два консула-плебея. Рим покоряет Македонию. Изгнание греков из Рима. Греция становится римской провинцией Ахайя. 3-я Пуническая война. Уничтожение Карфагена. Годы жизни Суллы. Реформа Тиберия Гракха. Убийство Тиберия. 126 г. до н.э. В Риме принят закон о запрете доступа в город 123 г. до н.э. 121 г. до н.э. 116 – 28 гг. до н.э. 106 – 48 гг. до н.э. 106 – 43 гг. до н.э. 104 г. до н.э. 100 – 44 гг. до н.э. 96 – 55 гг. до н.э. 89 г. до н.э. 88 г. до н.э. 87/84 – 54 гг. до н.э. 86 – 35 гг. до н.э. 83 г. до н.э. 82 г. до н.э. 79 г. до н.э. 73 – 71 гг. до н.э. 70 – 19 гг. до н.э. 67 г. до н.э. иностранцам. Трибунат Гая Гракха. Убийство Гая Гракха. Годы жизни Варрона. Годы жизни Помпея Великого. Годы жизни Цицерона. Марий реформирует римскую армию. Годы жизни Юлия Цезаря. Годы жизни Лукреция Кара. Сулла захватывает Рим. Римское гражданство получают все италики. Годы жизни Катулла. Годы жизни Саллюстия. Сулла развязывает гражданскую войну. Сулла становится диктатором Рима. Проскрипции. Сулла слагает с себя диктаторские полномочия. Восстание рабов под предводительством Спартака. Годы жизни Вергилия. Помпей уничтожает пиратов во всем 65 г. до н.э. – 8 г. н.э. 63 г. до н.э. 63 г. до н.э. – 14 г. н.э. 62 г. до н.э. 59 г. до н.э. 59 г. до н.э. – 17 г. н.э. 58 – 51 гг. до н.э. 55 г. до н.э. 49 г. до н.э. 49 – 45 гг. до н.э. 46 г. до н.э. 44 г. до н.э. Средиземноморье. Годы жизни Горация. Цезарь избран великим понтификом Рима. Годы жизни Октавиана Августа. 1-й триумвират (Помпей, Цезарь, Красс). Цезарь избран консулом. Годы жизни Тита Ливия. Цезарь покоряет Галлию. Первый поход Цезаря в Британию. Цезарь переходит Рубикон. Гражданская война Цезаря. Реформа календаря (юлианский календарь). Цезарь избран пожизненным диктатором Рима. 43 г. до н.э. 43 г. до н.э. – 18 г. н.э. 40 г. до н.э. 37 г. до н.э. 30 г. до н.э. Убийство Цезаря (15 марта 44 г. до н.э.) 2-й триумвират (Октавиан, Марк Антоний, Лепид). Годы жизни Овидия. Вергилий пишет знаменитую IV «Эклогу». Варрон пишет трактат «О сельском хозяйстве». Октавиан завоевывает Египет. 27 г. до н.э. Октавиан становится принцепсом. Конец Республики. 27 г. до н.э. – 476 Римская Империя. г. н.э. 27 г. до н.э. – 284 Принципат. г. н.э. 27 г. до н.э. – 68 г. н.э. 12 г. до н.э. 4 г. до н.э. – 65 г. н.э. Династия Юлиев-Клавдиев Август избран великим понтификом Годы жизни Сенеки. Наша эра 6 г. 9 г. 14 г. 26 – 36 гг. 37 – 41 гг. 39 – 65 гг. 40 – 102 гг. 41 – 54 гг. 54 – 68 гг. 55 – 120 гг. 60 – 127 гг. 64 г. Восстание в Паннонии (совр. Венгрия). Германский вождь Арминий разбивает римлян. Смерть Августа. Понтий Пилат служит наместником в Иудее. Годы правления Калигулы. Годы жизни Лукана. Годы жизни Марциала Годы правления Клавдия. Годы правления Нерона. Годы жизни Тацита. Годы жизни Ювенала. Пожар Рима (якобы спровоцированный Нероном). 68 г. 69 – 96 гг. 69 – 79 гг. 70 – 140 гг. 71 г. 79 – 81 гг. 81 – 96 гг. 98 – 117 гг. 106 г. Гонения на христиан. Убийство Нерона. Восстание Виндекса в Галлии. Династия Флавиев. Годы правления Веспасиана. Годы жизни Светония. Из Рима изгоняют философов и астрологов. Время правления Тита. Время правления Домициана. Годы правления Траяна. Покорение Дакии войсками Траяна. Расширение 113 г. Империи на Восток. Траян захватывает Парфию. 114 г. Месопотамия и Армения присоединены к Римской 117 – 138 гг. 138 – 192 гг. 138 – 161 гг. 169 – 180 гг. 193 – 235 гг. 193 – 211 гг. 211 – 217 гг. 212 г. империи. Годы правления Адриана. Династия Антонинов. Годы правления Антонина Пия. Годы правления Марка Аврелия. Династия Северов. Правление Септимия Севера. Правление Каракаллы. Эдикт Каракаллы (даровал всем жителям Империи 235 – 284 гг. 247 г. римское гражданство). Эпоха «солдатских императоров». Торжества в честь 1000-летия Рима. 284 – 394 гг. Доминат. 284 –313 гг. 284 – 305 гг. 286 г. Тетрархия. Время правления Диоклетиана. Диоклетиан разделяет Римскую 301 г. 306 – 363 гг. 306 – 337 гг. 313 г. Западную и Восточную. Ценовая и налоговая реформы Диоклетиана. Династия Константина (2-я династия Флавиев). Время правления Константина. Миланский эдикт Константина (о разрешении 314 г. 324 г. христианской религии). Раздел Империи между Константином и Лицинием. Константин становится единым императором 330 г. Римской империи. Перенос столицы империи из Рима в Византию 337 г. (Константинополь). Смерть Константина. Раздел Империи между его 360 – 363 гг. 384 г. 394 г. 405 г. 410 г. 455 г. 476 г. сыновьями. Время правления императора Юлиана Отступника. Константинопольский собор. Последний раздел Империи Феодосием. Вторжение вандалов на террриторию Империи. Захват Рима вестготами во главе с Аларихом. Захват и разрушение Рима вандалами. Конец Западной Римской Империи. империю на * В основу хронологических таблиц положены данные из кн.: Э. Бикерман. Хронология древнего мира. Ближний Восток и античность. М., Наука, 1975 г. «Латынь из моды вышла ныне…» Словарь латинских крылатых фраз. A Ab ovo – От яйца, с самого начала. Ab urbe condita – От основания города (т.е. Рима). Ad calendas graecas – До греческих календ (до момента, который никогда не наступит. Имеется в виду тот факт, что календы бытовали только в Риме, а не в Греции). Ad infinitum – До бесконечности. Aeterna Urbs – Вечный Город (о Риме). Alea jacta est – “Жребий брошен” (слова Цезаря, сказанные им при переходе Рубикона). Alter ego – Второе я (из Цицерона). Amicus Plato, sed magis amica veritas – “Платон мне друг, но истина дороже” (слова Аристотеля по поводу его философских споров с Платоном). Aquila non captat muscas – Орел мух не ловит. Ars longa, vita brevis – Искусство долговечно, жизнь коротка. Audi, vide, sile – Слушай, смотри, молчи. Aures habent, et non audent – Имеют уши, но не слышат. Aut bene, aut nihil – Или хорошо, или ничего. Aut Caesar, aut nihil – Или Цезарь, или ничто (т.е. либо жить поцарски, либо никак). Ave, Caesar, morituri te salutant – “Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя” (такими словами римские гладиаторы приветствовали императора, выходя на арену). B Barba crescit, caput nescit – Борода растет, голова не замечает (не знает). Beati pauperes spiritu – Блаженны нищие духом (из Библии). Bellum omnium contra omnes – Война всех против всех. Bene sit tibi – Удачи тебе. C Carpe diem – Лови день. Ceterum censeo Сarthaginem delendam esse – “Кроме того, считаю, что Карфаген должен быть разрушен” (слова Катона Старшего, которыми он заканчивал свои выступления в сенате, призывая уничтожить карфагенскую державу до основания). Cogito, ergo sum – Я мыслю, следовательно, существую. Comple promissum – Выполняй обещание. Consuetudo est altera natura – Привычка – вторая натура. Cornu copiae – Рог изобилия. Crede experto – Верь опытному. Cui prodest? – Кому это выгодно? D De facto – Фактически (на самом деле). De gustibus non est disputandum – О вкусах не спорят. De jure –Согласно закону (т.е. формально). Deus ex machina – Бог из машины. Dura necessitas – Суровая необходимость. Dis aliter visum – Боги судили иначе. Dixi – Я сказал. Docendo, discimus – Обучая, мы учимся. E Elephantem ex musca facis – Делаешь из мухи слона. Epistula non erubescit – Бумага не краснеет. Ergo – Следовательно. Errare humanum est – Человеку свойственно ошибаться. Et cetera – И так далее. Et tu, Brute! – “И ты, Брут!” (с этими словами Цезарь обратился к Бруту, узнав его среди убийц). Exegi monumentum – “Воздвиг я памятник” (из Вергилия). Ex unque leonem, ex auribus asinum – По когтям льва, по ушам осла (узнают). F Factum est factum – Факт остается фактом (что сделано, то сделано). Feci quod potui, faciant meliora potentes – Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше. Festina lente – Поспешай медленно. Fiat lux! – Да будет свет! Frontis nulla fides – Наружности никакого двоерия. G Gaudeamus igitur! – “Так будем же веселиться!” (первая песня средневекового студенческого гимна “Гаудеамус”. Gutta cavat lapidem – Капля камень точит. Guttatim – Капля за каплей. H Habeas tibi – Держи при себе (свое мнение). Hominem quaero – Ищу человека. Homo homini lupus est – Человек человеку волк. Homo sum – Я человек. I Ignorantia non est argumentum – Незнание – не довод. Imago animi vultus – Лицо – отражение души. In corpore – Полностью (в полном составе). In minimus maximus – В мелочах велик. Inter alia – Между прочим. Inter caecos luscus rex – Среди слепых одноглазый – царь. Inter nos – Между нами. In vino veritas – В вине истина. Ita est, ergo, ita est – Это так, значит, так оно и есть. L Lato sensu – В широком смысле. Lex non scripta – Неписаный закон. Lex scripta – Писаный закон. Liberum arbitrium – Свобода выбора. Lingua barbara – Варварский язык. Lux veritatis – Свет истины. M Magister bibendi – распорядитель попойки. Magnum opus – Главный труд. Mala gallina – malum ovum – У дурной курицы и яйцо дурное. Manus manum lavat – Рука руку моет. Mater natura – Природа-мать. Mea culpa – Моя вина. Memento mori – Помни о смерти. Mens sana in corpore sano – В здоровом теле здоровый дух. Mirabile dictu – Достойно восхищения. Miserabile dictu – Достойно сожаления. Modus operandi – Образ действий. Modus vivendi – Образ жизни. N Natura abhorret vacuum – Природа не терпит пустоты. Ne cede malis – Не поддавайся злу. Nec sibi, nec alteri – Ни себе, ни другим. Nihil novi – Ничего нового. Nil admirari – Не удивляться. Nil nisi bene – Ничего, кроме хорошего. Non est culpa vini, sed culpa bibentis – Не вино виновато, а пьяница. Non olet peccunia – “Деньги не пахнут” (слова императора Веспасиана своему сыну Титу). Non progredi est regredi – Не идти вперед значит идти назад. Non scholae, sed vitae discimus – Мы учимся не для школы, а для жизни. Novus rex, nova lex – Новый царь – новый закон. Nulla regula sine exceptione – Нет правил без исключений. Nunc est bibendum! – Теперь время пировать! O Oderint, dum metuant – “Пусть ненавидят, лишь бы боялись” (слова Калигулы). Oderint, dum probent – “Пусть ненавидят, лишь бы соглашались” (слова императора Тиберия). Odi et amo – “Ненавижу и люблю”(из Катулла). Omnia mea mecum porto – “Все свое ношу с собой” (высказывание приписывается греческому философу Бианту). Omnia mors equat – Все равны перед смертью. Omnibus rebus – Обо всем. Opus Herculeum – Гераклов подвиг. O rus! – “О деревня!” (из Горация). O tempora! O mores! – “О времена, о нравы” (высказывание Цицерона о своих современниках). P Panem et circenses! – Хлеба и зрелищ! Per aspera ad astra – Через тернии к звездам. Per contra – Напротив. Periculum in mora – Опасность в промедлении. Pleno jure – С полным правом. Pro et contra – За и против. Q Qualis artifex pereo! – “Какой артист погибает!” (предсмертные слова Нерона). Quantum satis – Сколько нужно. Quid est? – Что это такое? Qui pro quo – Одно вместо другого. Quod licet Jovi, non licet bovi – Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Quot homines, tot sententiae – Сколько людей, столько мнений. Quousque tandem! – “До каких же пор, наконец!” (слова из речи Цицерона против Катилины). Quo vadis? – КУда идешь? R Rari quippe boni – Хороших людей мало. Reductio ad absurdum – Доведение до абсурда. Relata refero – Говорю, что слышал. Roma locuta, causa finita – Рим высказался – дело закончено. S Saeculi vitia, non hominis – Грехи века, а не людей. Sancta sanctorum – Святая святых. Sapienti sat – Мудрому (т.е., тому, кто понимает) достаточно. Scio me nihil scire – “Я знаю, что я ничего не знаю” (Скорат о самом себе). Semper idem – Всегда одинаков. Serva me, servabo te – Помоги мне, и я помогу тебе. Sic dicta – Так сказать. Sic transit gloria mundi – Так проходит земная слава. Sine Cerere et Libero fridet Venus – Без Цереры и Либера хладеет Венера (Без хлеба и вина любовь холодна). Sine dubio – Без сомнения. Sine ira et studio – Без гнева и пристрастия (Тацит). Si non – non! – Если нет, то нет. Si vis pacem, para bellum – Хочешь мира – готовься к войне. Spero meliora – Надеюсь на лучшее. Sta, viator! – Стой, путник! (надпись на могильном камне) Sub alia specie – Под другим углом зрения. Summa summarum – В конечном итоге. Suo loco – На своем месте. Suo periculo – На свой страх и риск. Suum cuique – Каждому свое. T Tabula rasa – Чистая доска. Tacito consensu – С молчаливого согласия. Tantum possumus, quantum scimus – Мы умеем столько, сколько знаем. Tempora mutantur, et nos mutamus in illis – Времена меняютсЯ, и мы меняемся вместе с ними. Temporis filia veritas – Истина – дочь времени. Tempus fugit – “Время бежит” (из Вергилия). Terra incognita – Неведомая земля. Tertium non datur – Третьего не дано. Timeo Danaos et dona ferentes – Боюсь я данайцев, даже дары приносящих. Turris eburnea – Башня из слоновой кости. U Ubi bene, ibi patria – Где хорошо, там и родина. Urbi et orbi – Граду и миру (т.е., ко всеобщему сведению). Usus practicus – Практическая необходимость. V Vae victis – Горе побежденным (слова галльского вождя Бренна при получении выкупа с римлян). Vale! – Прощай! (традиционное окончание письма в Древнем Риме). Vale et me ama – Прощай и люби меня (формула окончания послания). Vanitas vanitatem et omnia vanitas – Суета сует и всяческая суета. Veni, vidi, vici – “Пришел, увидел, победил.” (слова Цезаря о военном походе против понтийского царя). Vive valeque – Живи и будь здоров (формула концовки пиьсма к другу). Volens – nolens – Волей-неволей. Vox populi – vox dei – Глас народа – глас божий. РОДИНА НОВОЙ КУЛЬТУРЫ Древняя Греция Введение История Крит и Микены Гомеровская Греция Архаическая Греция Афины Спарта Греко-персидские войны Александр Великий Эллинизм Экономика Земледелие Садоводство Скотоводство Монеты и платежные средства Коммуникации. Путешествия. Связь Социальное устройство Дом Одежда От рассвета до заката Что значит “жить по-спартански” Семейная обязанность В последний путь Рабство Культура Книга Музыка Театр Общегреческие Игры Время Медицина География Астрономия и астрология Древнегреческая литература Лирика Трагедия Комедия История Ораторское искусство Философия Афинские философы Религия НАКАНУНЕ ЭКЗАМЕНА Искусство Древней Греции Крито-микенский период Искусство архаического периода Искусство классического периода Приложения Древнегреческие боги О греческом стихосложении Хронологические таблицы ГОРОД, ПРАВИВШИЙ МИРОМ Древний Рим Введение История Основание города Республика Рим – хозяин Средиземноморья Конец II в. до н.э. Братья Гракхи Падение Римской республики Ранняя Империя. Принципат Эпоха поздней Империи. Доминат Экономика Сельское хозяйство Промышленность Торговля Дороги и связь Платежные средства Социальное устройство Армия Рабство Гладиаторы Распорядок дня Дом бедняка и дом богача Одежда Дети и их воспитание Культура Календарь и время Религия Римское право НАКАНУНЕ ЭКЗАМЕНА Римская литература Становление литературы. Эпоха Республики. Золотой век Эпоха Империи Искусство Древнего Рима Приложения Римские боги Хронологические таблицы «Латынь из моды вышла ныне…»
