Раздел III Политические структуры и абсолютизм

1
Раздел III
Политические структуры и абсолютизм
III.2. ФРАНЦИЯ*
Во второй половине XV в. во Франции начинает складываться новая политическая
система — ранний абсолютизм, расцвет которого приходится на первую половину
XVI в. Ранний абсолютизм стал новой фазой централизации, т. е. объединения французских земель, административной унификации, усиления королевской власти. Специфику раннего абсолютизма составило относительное равновесие политических
традиций, характерных для сословно-представительной монархии, с развивающимися элементами административной или бюрократической государственности, которая утвердилась в эпоху классического абсолютизма.
Основой усиления королевской власти в этот период было разрушение политической организации средневековых сословий (в результате разложения старых социальных структур, вызванного зарождением и развитием раннекапиталистических отношений).
Положение французского дворянства в XVI — XVII вв. характеризовалось углублявшимся разрывом между аристократией и жизнеспособной частью среднего дворянства, с одной стороны, и мелким дворянством — с другой. Наряду с этими группами к
концу XVI в. возник широкий слой чиновничества, отношения которого с родовитым дворянством были весьма напряженными. Существенные изменения претерпела и политическая организация дворянства: вассально-ленные отношения к XIV —
XV вв. потеряли былое значение основы политической структуры общества. Поземельные отношения почти полностью отделились от личных связей, вассальные
обязательства превратились в формальность, усилилась роль политических клиентел. Поскольку основной земельный фонд был исчерпан, материальной основой клиентел стало политическое покровительство и вознаграждение за счет новых источников доходов, главным из которых стали поступления от королевской службы. Используя внутридворянское соперничество и систему клиентел, сильное правительство, контролировавшее распределение почестей, должностей, пенсий, могло держать
дворянство в повиновении, ибо в отличие от вассально-ленных отношений новая
система предполагала постоянное наличие центрального распределения благ. Политическая роль новой организации дворянства была двойственной: с одной стороны,
дворянские группировки были источником постоянного политического напряжения, так что малейшее ослабление правительства было чревато смутой; с другой —
через каналы клиентел дворянство оказывалось тесно связанным с монархией. Перестройка отношений между государством и господствующим классом была важнейшей предпосылкой раннего абсолютизма.
Коренные изменения произошли в городах. Социальное расслоение городской общины заметно уже в XIII — XV вв. Зарождение раннекапиталистических отношений
приводит к превращению городской верхушки и плебейства в ярко выраженные со*
Копосов Н. Е. Франция // История Европы с древнейших времен до наших дней. В восьми томах. Т. 3: От Средневековья к Новому времени (конец XV — первая половина XVII в.) / Под ред.:
Л. Т. Мильской, В. И. Рутенбурга. М.: Наука, 1993. С. 174—187.
2
циальные полюса. Сплоченность городского коллектива перед лицом сеньоров или
королевской власти ослабевает. Расширяются возможности для правительственного
вмешательства в социальную борьбу и городское управление. Город в политическом
плане перестает быть «замкнутой системой»: олигархия взывает к королевской власти для поддержания своего авторитета, постепенно подчиняясь контролю государственных органов.
Перемена в положении первого сословия — духовенства — связана с заключением в
1516 г. между Франциском I и папой Львом X Болонского конкордата, регламентировавшего отношения между римской курией, галликанской церковью и французской
короной. Важнейшие пункты Прагматической санкции Карла VII 1438 г. были пересмотрены. Франциск отказался от декларации о примате собора над папой и частично восстановил аннаты. Принцип выборности иерархов был заменен королевским
назначением на вакантные бенефиции с последующим посвящением в сан папой.
Это означало торжество монархического принципа и в ду ховном и в светском воплощении. С потерей сословного единства галликанская церковь попадала в зависимость от укрепляющегося государства. Сохраняя значительную автономию, она
врастала в политические структуры раннего абсолютизма. Причиной была недостаточная социальная сплоченность духовенства, острая борьба между прелатами и священниками, равно как и влияние политической эволюции светских сословий. Для
королевской власти право назначения на вакантные бенефиции: стало не только
важным инструментом контроля за клиром, но и существенным ресурсом расширения системы патроната.
Усилению королевской власти способствовало и социальное возвышение чиновничества (несмотря на периодические конфликты между ними). Нигде в Европе не складывается столь широкий и могущественный слой — носитель государственности.
Чиновничество черпало свою силу во многом из положения представителей королевской власти и одновременно укрепляло ее своим социальным весом.
Эпоха раннего абсолютизма была временем напряженной политической борьбы, сопровождавшей изменения социальных структур. Это усугублялось разобщенностью
отдельных регионов королевства и разнотипностью их социально-экономического
развития. В политической борьбе XVI — XVII вв. ни один класс, ни одна социальная
группа не выступали единым фронтом в масштабе страны. Внутриполитическая
жизнь складывалась из массы локальных конфликтов, по-разному протекавших в
разных провинциях и городах. С 1328 г. Францией правили короли династии Валуа.
После пресечения со смертью Карла VIII (1483—1498) линии прямых Валуа корона
перешла к Валуа-Орлеанам в лице Людовика XII (1498—1515), но поскольку и он не
оставил наследника, на престоле оказался Франциск I (1515—1547), представитель
Валуа-Ангулемов. Эти три правления были эпохой прогрессивного экономического
развития, относительной социально-политической стабильности и пышного расцвета ренессансной культуры. Королевская власть добилась новых успехов в объединении французских земель, присоединив в 1491 г. Бретань. Продолжается освоение короной провинций, вернувшихся в состав Франции на завершающем этапе Столетней
войны или присоединенных вскоре после нее. Нормандия, Гиень, Бургундия, Прованс в нарушение первоначально пожалованных им хартий постепенно теряют свои
традиционные права, подчиняясь королевской власти. Новые удельные княжества
3
— апанажи — даются принцам крови на условиях, обеспечивающих контроль королевских учреждений над их автономной администрацией. Хотя в целом административная унификация королевства не была завершена, однако к началу XVI в. основной комплекс французских земель уже сложился.
Важным событием начала XVI в. является усиление королевского двора, который состоял из «домов» короля, королевы и их детей. В середине XVI в. на придворной
службе состояло около полутора тысяч представителей знатнейших семей королевства. Придворная жизнь была регламентирована строгим церемониалом, в основе которого лежал культ королевской особы. Институт двора имел огромное политическое значение: с одной стороны, король, как первый дворянин королевства, жил здесь
в среде своего сословия и проникался его чаяниями; с другой — аристократия постепенно начала подчиняться монархии. На придворной службе формировались дворянские клиентелы: двор стал важным инструментом контроля над вторым сословием — дворянством.
Тяготы затянувшихся Итальянских войн приводят к усилению налогового гнета, к
антифискальному протесту и началу административных преобразований. Эти процессы определили климат правления Генриха II (1547—1559), ставшего переломным
моментом в истории французского абсолютизма. Военное напряжение достигло апогея, а рост налогов** вызвал ряд восстаний, выражавших распространение антиправительственных настроений. К этому времени относятся реформы, заложившие основы важнейших учреждений абсолютизма XVII в., в том числе института провинциальных интендантов. К концу правления Генриха II начинается кальвинистское (гугенотское) движение, что было показателем общественного недовольства в
разных слоях населения королевства. Одновременно появляются первые симптомы
неблагоприятной экономической конъюнктуры, хотя прекращение Итальянских
войн в 1559 г. облегчало возможности экономической стабилизации страны.
В 1559 г. на турнире в честь окончания войны погиб король Генрих II; ему наследовал
его пятнадцатилетний сын, Франциск II, болезненный подросток, при котором власть
попала к родственникам его жены, юной шотландской королевы Марии Стюарт,— Гизам. Этот знатный лотарингский род был возвышен Франциском I в противовес влиятельным принцам крови — Бурбонам. Теперь между двумя кланами развернулась
открытая борьба за власть. Особенную прочность сложившимся вокруг них партиям
придала возможность использовать религиозные лозунги. Гизы возглавили ультракатолическую партию, оказавшиеся же в оппозиции Бурбоны связали свое дело с религией недовольных — кальвинизмом. Соединение политической борьбы с религиозными спорами сразу поставило королевство на грань гражданской войны.
** Общий размер налогов стремительно возрастал в XVI — XVII вв. Людовик XII в начале XVI в. в
среднем собирал со своих подданных 3 млн. ливров в год (около 70 т серебра), а Генрих II в середине столе¬тия — 13,5 млн. (209 т); при Генрихе IV налоги были стабилизированы (в 1607 г.—31
млн. ливров, или 345 т серебра); вступление Франции в Тридцатилетнюю войну вызвало новый
резкий подъем: в конце 30-х — начале 40-х годов правительство собирало 90—100 млн. ливров в
год (бо¬лее тысячи тонн серебра), т. е. в 15 раз больше, чем при Людовике XII. Следует, однако,
учитывать, что на протяжении XVI в. происходило зна¬чительное обесценивание денег в результате «революции цен».
4
Вскоре религиозно-политические конфликты вылились в прямые военные столкновения, первым из которых был неудачный поход протестантских дворян на королевский замок Амбуаз с целью свержения Гизов в 1560 г. («амбуазский заговор»). Неожиданная смерть Франциска II привела к отстранению Гизов от власти: при десятилетнем Карле IX (1560—1574) регентшей стала королева-мать Екатерина Медичи, а генеральным наместником королевства — Антуан Бурбон. Новое правительство под влиянием канцлера Лопиталя попыталось проводить в жизнь политику частичного разрешения кальвинизма, что диктовалось отнюдь не принципом религиозной терпимости, но лишь стремлением предотвратить гражданскую войну. Сторонников такого
подхода к религиозным конфликтам стали называть «политиками», и это название в
годы религиозных войн применяли к весьма разнородным политическим группировкам, пытавшимся добиться примирения враждующих партий или лавировавшим
между ними. Но правительство регентши не пользовалось авторитетом, а страсти
были накалены до предела. Вскоре вспыхнула первая религиозная война, спровоцированная убийствами в Васси (1562 г.), где дворяне Гизов перебили протестантов. Началась серия войн, время от времени прерываемая короткими перемириями, когда
протестантам даровалась свобода отправления культа. Но каждый раз вспышки религиозного фанатизма приводили к возобновлению войн. Наиболее драматической из
этих вспышек была Варфоломеевская ночь 24 августа 1572 г., когда парижская толпа и
дворяне-католики перебили несколько сот протестантов — и из числа парижан, и из
числа дворян-кальвинистов, съехавшихся в столицу по случаю примирения партий и
бракосочетания сестры Карла IX Маргариты Валуа с вождем гугенотов Генрихом
Бурбоном, королем Наварры. Известия об избиении гугенотов в столице вызвали религиозные погромы и в других католических городах. Варфоломеевская ночь была
одним из типичных для второй половины XVI в. стихийных городских восстаний,
направленных против иноверцев. Подобные погромы неоднократно устраивались
протестантам в католических городах, равно как и католикам — в протестантских.
«Парижская кровавая свадьба» выделялась на фоне этих движений лишь несколько
большими масштабами убийств, участием в них главных вождей католической партии и гибелью видных предводителей гугенотов, в частности адмирала Колиньи, что
имело сильнейший резонанс во всей Франции и за ее пределами.
Гугенотская партия сплотилась в ответ на удар. В южных и юго-западных провинциях протестанты достигли политического преобладания и организовали Протестантсвую унию городов и дворян, управлявшуюся ассамблеями, «протестантскими штатами» и возглавлявшуюся спасшимся во время Варфоломеевской ночи ценой временного перехода в католицизм Генрихом Бурбоном. На протяжении 70-х годов кальвинистское «государство в государстве» отстояло свою фактическую независимость.
Начало 80-х годов было временем некоторой стабилизации, и Генрих III (1574—1589)***
несколько укрепил королевскую власть. Однако новые потрясения зачеркнули его
скромные успехи: после смерти Франциска, младшего брата бездетного короля возникла угроза пресечения династии и перспектива воцарения первого принца крови Генри*** Родился в 1551, участвовал в предварительных совещаниях о резне в Варфоломеевскую ночь; в
1573 был избран на польский престол, но при известии о смерти Карла IX бежал во Францию,
где в 1575 короновался в Реймсе; сначала под влиянием матери и Гизов продолжал преследования гугенотов, но затем предательски велел убить двух братьев герцогов Гизов; был слабохарактерен и развратен; убит монахом Клеманом 2 августа 1588 г.
5
ха Бурбона, вновь принявшего протестантизм, что было чревато уже не отделением
кальвинистского юга, но господством протестантской партии в католическом королевстве. В противовес протестантской унии в 1585 г. была создана Лига — федерация католических городов — во главе с Парижем, вступившая в союз с дворянской партией Гизов. Династический кризис совпал с изменениями хозяйственной конъюнктуры, которая до середины 80-х годов оставалась на севере относительно благоприятной, но затем
значительно ухудшилась. В условиях экономических трудностей усиление налогового
гнета со стороны непопулярного правительства вызвало особо широкое распространение антиабсолютистских настроений. В 1588 г. Генрих III бежал из восставшей столицы и вскоре погиб от ножа фанатика-монаха. Династия Валуа пресеклась.
Началась эпоха междуцарствия, самое тяжелое пятилетие гражданских войн. Страну опустошали дворянские отряды и иноземные наемники.
Возрос религиозный фанатизм. Поднялись народные восстания. Как в самые тяжелые времена Столетней войны, Франция была поставлена на грань национальной катастрофы: в Париже стоял призванный Лигой испанский гарнизон, а испанский король Филипп II и папа Климент VIII обдумывали возможность возведения на французский престол испанского принца. В этих условиях центростремительные силы
начинают брать верх: их сплотило повторное обращение в католицизм Генриха Бурбона, законного наследника Валуа. Влияние «политиков» чрезвычайно возросло. В
1594 г. столица открыла ворота новому королю. Католические и протестантские
вельможи получили за признание Генриха IV щедрые вознаграждения в виде губернаторств, пенсий, придворных должностей, города и провинции — торжественные
подтверждения их привилегий. По Нантскому эдикту 1598 г., завершившему серию
эдиктов примирения, протестанты получили все гражданские права и свободу публичных богослужений, а по так называемым дополнительным статьям эдикта им
была сохранена в качестве гарантии их военно-политическая организация — регулярные ассамблеи, крепости, гарнизоны.
После гражданских войн наступили периоды относительной стабилизации: правление Генриха IV (1589—1610), а затем правление кардинала Ришелье (1624—1642), первого министра Людовика XIII (1610—1643).
Искусно маневрируя между различными социальными силами и широко практикуя
систему клиентел, Генрих IV твердой рукой подавлял заговоры знати. Благодаря жесткой экономии и энергичным мерам сюринтенданта финансов Сюлли удалось стабилизировать расстроенную войнами финансовую систему и добиться бездефицитного
бюджета. Впервые во Франции проводилась относительно последовательная меркантилистская политика. И хотя после гибели Генриха IV от руки Равальяка при его малолетнем сыне Людовике XIII возобновилась гражданская смута, последовали восстания возглавленных принцами дворянских партий и активизировалась гугенотская
партия, абсолютистские традиции получили развитие при Ришелье, установившем
прочный режим личной власти первого министра при поддержке подросшего короля.
Для французской аристократии правление Ришелье обернулось серией кровавых расправ с представителями крупнейших фамилий. Важным шагом на пути укрепления
королевской власти была ликвидация гугенотского «государства в государстве» после
ряда успешных походов и взятия твердыни французского кальвинизма — Ла-Рошели в
6
1628 г. «Эдиктом милости» в Але в 1629 г. были подтверждены гражданские и религиозные права гугенотов, но упразднена их политическая организация.
Одним из главных факторов политики Ришелье было расширяющееся участие Франции в Тридцатилетней войне, проявлявшееся сначала в дипломатической и финансовой поддержке антигабсбургских коалиций, а в 1635 г. вылившееся в открытое военное столкновение с Австрийским домом. 30-е годы отмечены небывалым ростом
налогового бремени, совпавшим с ухудшением хозяйственной конъюнктуры, что
привело к многочисленным народным восстаниям.
В этих условиях Ришелье проводит важные административные реформы. Главная из
них — введение института постоянных провинциальных интендантов. Начинается
переход к административной монархии, однако после смерти Ришелье и Людовика
XIII в 1643 г. ослабленное правительство вновь оказывается не в состоянии контролировать борьбу политических группировок. Только после периода дворянских мятежей и Фронды восторжествовавшая над аристократическими партиями и
чиновничеством абсолютная монархия достигает своего расцвета в период абсолютистского правления Людовика XIV.
Государственно-правовая наука получила во Франции XVI — XVII вв. блестящее развитие. Французскими юристами Жаном Боденом, Карденом Лебре был выдвинут и
обоснован принцип королевского суверенитета, т. е. сосредоточения в руках монарха верховной законодательной власти. Однако абсолютный монарх почитался обязанным строго следовать традиционной системе обычаев и привилегий, возможность нарушения которой не только теоретиками, но и виднейшими практиками
абсолютизма, включая Ришелье, считалась допустимой лишь в случае крайней государственной необходимости.
Хотя сеньориальная юстиция была значительно потеснена и поставлена под контроль королевского аппарата, все же сеньор по-прежнему оставался ближайшим воплощением власти для массы французских крестьян и населения мелких городов. Сохранилось еще немало полунезависимых княжеств, формально продолжавших считаться суверенными, а в отдаленных провинциях многие бароны держали себя «государями» на феодальный манер и рассматривали своих крестьян как «подданных».
Лишь постепенно к XVII в. углубившийся кризис дворянства и его втягивание в систему абсолютной монархии, а также военно-административное укрепление последней существенно ограничили эту практику. Равным образом и постепенное разложение городского сословия не означало немедленной утраты городами своих муниципальных привилегий и органов самоуправления, которые — как и сельские общины
— включались в административную систему абсолютизма в качестве ее низшего и
контролируемого, но все же важного и активного звена.
Утратили частично свое значение, но не исчезли и органы сословного представительства. В отличие от английского парламента французские Генеральные штаты не
превратились в постоянно действующий орган: они созывались крайне редко и только в периоды политических кризисов (последний раз — в 1014—1615 гг.). Узы провинциальной солидарности оказались значительно более прочными, а провинциальные штаты — более влиятельными. В начале XVI в. штаты существовали в большинстве провинций королевства и главной их функцией было вотирование налогов.
7
Однако укрепление присвоенного королевской властью еще в XV в. права самостоятельно назначать налоги привело к постепенному исчезновению штатов в тех провинциях, где традиции самоуправления были менее развиты и где существовал королевский аппарат взимания налогов. К середине XVII в. штаты сохранились только
в Бретани, Лангедоке, Провансе, Бургундии и некоторых более мелких провинциях
Франции. Однако эти штаты функционировали весьма активно и были эффективными орудиями ограничения королевской власти и защиты фискальных привилегий
провинций. Обычно они имели собственный фискальный аппарат и постоянных
представителей, участвовавших в администрации провинций.
Ранний абсолютизм характеризовался ростом государственного аппарата. Уже к началу XVI в. во Франции насчитывалось около 8 тыс. чиновников; к середине XVII в.
их численность возросла до 46 тыс., т. е. каждый четырехсотый житель королевства
был чиновником. Создание широкого социального слоя чиновничества было важным фактором усиления королевской власти.
В 1522 г. правительство в поисках новых источников доходов легализовало ставшую
традиционной торговлю государственными должностями и создало специальное
«бюро случайных доходов»: оно от имени короля продавало вновь создаваемые должности, а при продаже должностей частными лицами взимало в пользу короля плату.
Право передавать должности по наследству сопрягалось с дополнительными поборами, вызывавшими недовольство и прямой саботаж чиновничества. В 1604 г. вопрос был разрешен введением небольшого ежегодного взноса — полетты (по имени
финансиста Поле), что окончательно закрепило наследственную собственность чиновников на должности. Полетта упрочила независимость чиновников от вельмож,
протекция которых ранее была необходима для наследования должности.
С сохранением элементов частноправовой государственности связано медленное
внедрение в практику идеи подданства. Официально она была основой концепции
королевской власти, и тем не менее традиции средневековых личных связей далеко
не были изжиты. Целые провинции и города, особенно в XVI в., считали себя связанными с королем на началах договора. Для дворянства король долго оставался не
столько сувереном, сколько верховным сеньором-сюзереном, вершиной иерархии
дворянского сословия, связанного с ним отношениями патроната и верности. Система клиентел была основой функционирования дворянского элемента раннеабсолютистской администрации — института губернаторов, однако распространялась и
на чиновничество. Личная верность, оплаченная благодеяниями, привязывала губернаторов к королю, офицеров — к главнокомандующему, статс-секретарей — к
первому министру, провинциальных нотаблей — к губернаторам, интендантов — к
статс-секретарям, магистратов парламента — к первому президенту. В политической
практике эпохи личная верность нередко стояла выше государственного подданства.
Без использования этого метода немыслимо было функционирование государственного аппарата. Естественно, что администрация XVI — XVII вв., несшая столь значительный отпечаток феодальных времен, не могла быть до конца гибким и покорным орудием абсолютизма.
Главой государства был король, обладавший всей полнотой власти и лично весьма
активно участвовавший в управлении. При нем имелся совет, формально чисто кон-
8
сультативный, но реально игравший роль возглавлявшегося королем правительства.
В XVI в. господствовал принцип свободного комплектования совета королем, однако он, следуя традиции, приглашал своих «прирожденных советников» — принцев
крови, кардиналов, высших коронных чинов, главнокомандующего — коннетабля,
его заместителей — маршалов и главу гражданского ведомства — канцлера. В совет
также входили высокопоставленные юристы и финансисты, социально стоявшие неизмеримо ниже знати. В составе совета существовала группа из нескольких фаворитов, вырабатывавшая на секретных совещаниях с королем наиболее важные решения — «тайный», или «узкий», совет.
Усиление королевской власти и резкое усложнение задач государственного управления потребовали расширения персонала и создания особых секций совета. Главным
элементом Королевского совета конца XVI — первой половины XVII в. был Деловой
совет, бывший «тайный», где в присутствии короля обсуждались наиболее важные
государственные дела, в первую очередь внешнеполитические. В него иногда входили члены королевской семьи, но прежде всего высокопоставленные чиновники —
канцлер, сюринтендант, статс-секретарь иностранных дел. В первой половине XVII
в. сформировался ведавший вопросами внутренней политики «совет депеш», куда
наряду с членами Делового совета входили статс-секретари и государственные чиновники. К политическим советам примыкал также Финансовый совет. Вопросы администрации и судопроизводства решались коллегией советников, заседавших под
руководством канцлера попеременно в качестве Совета частных тяжб и Государственного финансового совета. Дела к заседаниям готовили докладчики прошений,
число которых за полтора столетия возросло с 8 до 80 человек. Социальный состав
Королевского совета стал изменяться при Генрихе IV; при последних Валуа в нем
главенствовали знать и духовенство, но с конца XVI в. преобладание перешло к робенам, к середине XVII в. почти полностью вытеснившим военных и клириков.
К концу XVI — XVII в. относится возникновение системы министерств. Еще в XIV
— XV вв. большую роль стали играть финансовые секретари — чиновники канцелярии, приставленные к королю для записи его распоряжений. К середине XVI в. они в
числе четырех человек превратились в высокопоставленных чиновников и стали называться статс-секретарями. Они вели переписку правительства с провинциями и
иностранными державами. В эпоху религиозных войн в руках одного из них, Вильруа, занимавшего свою должность с 1567 по 1617 г., фактически сосредоточилось руководство внешней политикой королевства. Второй статс-секретарь стал со временем отвечать за военное ведомство, третий — за королевский двор и столицу, четвертый — за дела протестантской религии. Финансовое управление с конца XVI в.
было сосредоточено в руках назначаемого королем сюринтенданта. При Ришелье появляются зачатки морского министерства: в 1628 г. кардинал-министр получил должность сюринтенданта навигации и торговли. Король управлял теперь с помощью
постоянного, назначаемого им высокопоставленного гражданского чиновничества,
знать была отстранена от непосредственной политической власти.
До введения при Ришелье постоянных интендантов провинциальное управление состояло из двух параллельных административных систем — института губернаторов
и чиновных корпораций. Институт губернаторов возник еще в эпоху Столетней войны, однако широкое распространение приобрел только во второй половине XV —
9
XVI в. Наряду со старшими губернаторами провинций имелись младшие — отдельных областей, городов и замков. В помощь губернаторам назначались генеральные
наместники, которые, как и младшие губернаторы, нередко были родней или клиентами старших.
Губернаторы ведали военной администрацией и обороной провинции, но имели также права контроля над всеми сферами провинциальной и муниципальной жизни.
Однако важнее административных функций была их социальная роль; губернаторы
были как бы связующим звеном между провинцией и королевской властью, не столько управляя, сколько обеспечивая благоприятную для правительства политическую
атмосферу и верность провинции. Среди губернаторов были принцы крови, герцоги
и пэры, министры, маршалы. Их личное влияние при дворе, в правительстве, в армии позволяло им обеспечивать службой и карьерой провинциальных дворян и чиновников, а также отстаивать перед королем интересы своих провинций. Хотя иногда некоторые губернаторы превращались в полусамостоятельных государей, в целом
этот институт был одним из важнейших рычагов раннеабсолютистской централизации. Влияние в центре было для губернаторов необходимым залогом могущества на
местах. Привязывая к себе провинции узами патроната, они тем самым включали их
в общефранцузскую систему клиентел. Губернаторам, однако, не всегда удавалось
добиться полновластия в провинциях. Соперниками губернаторов выступали королевские трибуналы (суды), в первую очередь парламенты, претендовавшие на самостоятельное господство в провинциях.
Система королевских трибуналов, значительно развившаяся в XVI в., включала разнообразные по своему значению и функциям органы. Наиболее древним элементом
ее были бальяжи (на юге — сенешальства), коллективные судебные органы, ведавшие также общей администрацией, полицией, феодальным ополчением (баном) и королевским доменом. Их было около сотни. Ниже бальяжей имелись первичные королевские суды — шателении, превотства и т. д. Выше бальяжей стояли парламенты,
относившиеся к числу так называемых верховных судов. Наиболее важным из них
был парижский парламент, выделившийся еще в XIII в. из состава Королевского совета и распространявший свое влияние примерно на треть территории королевства.
В XV — XVI вв. по мере собирания французских земель в ряде провинциальных столиц, таких, как Тулуза, Экс, Бордо, Гренобль, Ренн, Руан, Дижон, в ответ на стремление к местному самоуправлению возникли парламенты по образцу парижского.
Наряду с судебными парламенты имели самые широкие общеадминистративные
функции, в частности надзор за муниципальным управлением. Но особенно важным
было их право регистрировать королевские указы, проверяя их соответствие предшествующему законодательству и привилегиям провинций. Без регистрации указы
не вступали в действие. С XV в. за парламентами закрепилось право подачи письменных протестов — ремонстраций — против незаконных распоряжений. Обязательной регистрация становилась только в случае личного присутствия короля в
парламенте. Однако это еще не решало дела: провинциальное чиновничество, для
которого авторитет парламента стоял очень высоко, могло саботировать указ, разосланный с пометкой о принудительной регистрации. Реально все зависело от соотношения сил: твердое правительство обычно находило средства повлиять на парламентариев, а Ришелье в условиях Тридцатилетней войны временно запретил подачу
10
письменных ремонстраций. Напротив, в периоды кризисов правительству нередко
приходилось отступать, а иногда и твердое правительство считало выгодным воспользоваться советами компетентных юристов и удовлетворяло ремонстрации.
Наряду с парламентами и бальяжами существовали оформившиеся на протяжении
XVI в. органы финансовой администрации. Сбор прямых налогов непосредственно
осуществляли чиновники-контабли, должности которых обычно покупались финансистами, а косвенные налоги сдавались на откуп компаниям финансистов. Однако
процесс взимания налогов контролировался королевскими трибуналами. В группу
верховных судов входили столичные и провинциальные счетные палаты, занимавшиеся проверкой финансовой отчетности, и палаты косвенных сборов, судившие по
вопросам налогообложения. Ключевым органом финансовой администрации были
созданные во второй половине XVI в. финансовые бюро казначеев Франции, осуществлявшие в генеральствах (финансовых округах) раскладку прямого налога —
тальи и сдававшие на откуп некоторые косвенные налоги, а в XVII в. надзиравшие и
за эксплуатацией домена. Ниже финансовых бюро в большинстве генеральств имелись элексьоны, разверстывавшие талью между приходами и судившие в первой
инстанции по вопросам налогообложения.
Бюрократическая машина французского абсолютизма была самой мощной в тогдашней Европе. Однако в силу своей архаичности — продажи должностей, роли личных
связей, политических привилегий вроде права ремонстраций — она сохраняла в себе
элементы сословного представительства. В условиях Тридцатилетней войны саботаж налоговой политики чиновничеством сделал неизбежной частичную модернизацию государственного аппарата, центральным элементом которой стали провинциальные интенданты.
Зарождение этого института относится к середине XVI в., когда в условиях обострения социально-политической борьбы в стране правительство стало значительно
чаще рассылать в провинции своих чрезвычайных представителей, профессиональных юристов и финансистов, которые оказывали губернаторам в качестве членов их
советов необходимую помощь в вопросах управления. Уже в период религиозных
войн интенданты иногда по нескольку лет задерживались в провинциях, но только в
конце 30-х — начале 40-х годов XVII в. они из экстраординарных комиссаров превратились в постоянных представителей правительства на местах. Главной сферой их
полномочий были финансы, но под их контроль была поставлена вся провинциальная жизнь. Располагавшие поначалу лишь небольшим штатом личных секретарей и
информаторов, интенданты были не в состоянии подменить собой органы старой
администрации. Но это и не входило в намерения правительства, которое рассматривало интендантов в первую очередь как агентов информации и контроля: их задачей было устранение злоупотреблений, борьба с саботажем чиновничества и проведение в жизнь чрезвычайных правительственных мер. Вышедшие в большинстве
своем из числа докладчиков прошений, назначаемые королем и рассчитывающие на
продолжение карьеры в Королевском совете, интенданты и были надежными проводниками административной централизации. В основе их деятельности лежали
единоличие, строгая иерархическая соподчиненность и преимущественно административные, а не судебные формы принятия решений, что было вызовом административным традициям королевских трибуналов, коллегиальных судебных орга-
11
нов. Местное чиновничество враждебно относилось к интендантам, и в годы Фронды они были временно отозваны. Только в период самостоятельного правления Людовика XIV этот институт окончательно стабилизировался.
Рост материальных возможностей государства наглядно проявился в военной и финансовой сферах. Феодальное ополчение — бан и арьербан — утратило к XVI в. военное значение. Уже на исходе Столетней войны во Франции была создана постоянная наемная армия — ордонансовые роты, в которых к началу XVI в. служило около 3
тыс. тяжеловооруженных рыцарей-жандармов и 4—5 тыс. конных слуг. Имелось также несколько десятков тысяч освобожденных от тальи ополченцев-лучников, использовавшихся обычно для гарнизонной службы, и несколько тысяч наемников-швейцарцев. В годы Итальянских войн действующие армии достигали иногда 30—40 тыс.
человек. С развитием огнестрельного оружия рыцарская конница, швейцарцы и лучники постепенно утрачивали свое значение. Господствующим типом военной организации становится наемная армия кондотьеров, расцвет которой приходится на
первую половину XVII в. Капитаны и полковники получали, а нередко и покупали у
короля комиссии на вербовку легкой кавалерии и вооруженной мушкетами и пиками пехоты. Фактически роты и полки были собственностью своих командиров, и
дисциплинированность этой армии обеспечивалась личной верностью офицерского
корпуса правительству. Численность армии мирного времени несколько возросла по
сравнению с началом XVI в., но все же оставалась скромной: 25 тыс. человек. Только
вступление Франции в Тридцатилетнюю войну привело к стремительному (в 3—4
раза) росту армии и породило попытки покончить с традициями кондотьерства. Это
было частично достигнуто за счет сосредоточения военной администрации в руках
гражданских чиновников — статс-секретарей и армейских интендантов, прикомандированных к действующим армиям и не без успеха осуществлявших политический,
административный, судебный и финансовый контроль. Однако настоящая реорганизация французской армии произошла только при Людовике XIV.
Основными статьями королевских доходов во второй половине XV — начале XVI в.
были поступления с домена, прямой налог — талья, косвенные налоги на продажу
вина (эд) и соли (габель). С середины XV в. эти налоги потеряли характер вотируемых штатами экстраординарных субсидий и стали постоянными. Их размер определялся королем, которому, однако, приходилось считаться с опасностью антифискальных выступлений, с верховными судами, а в некоторых провинциях — и с
сохранившимися штатами. Постоянное увеличение в условиях внешних и гражданских войн финансовых потребностей короны вело к постепенному росту налогов
и развитию различных форм государственного долга — продажи должностей и рент
в 20-х годах XVI в. и краткосрочных займов у финансистов под залог налоговых поступлений. Рост государственного долга привел к концу XVI в. к формированию широкой и влиятельной социальной группы финансистов, происходивших из среды богатого купечества. Скупая должности сборщиков тальи и беря на откуп косвенные
налоги, финансисты практически поставили государство в зависимость от своего
кредита. К XVII в. монархия уже не имела возможности взимать налоги помимо компаний финансистов. Система порождала массу злоупотреблений. В мирные периоды
правительство предпринимало расследования деятельности финансистов и пыта-
12
лось сократить государственный долг, однако постоянные войны вновь заставляли
его прибегать к помощи финансистов.
Налоговое бремя распределялось по стране неравномерно. В разных провинциях талья, эд и габель взимались в различных формах и размерах, а в некоторых вместо
них собирались местные налоги. Наиболее облагаемыми были области королевского
домена в центре и на северо-востоке страны. Отдаленные провинции, особенно сохранившие штаты, не без успеха оказывали сопротивление росту фискального гнета.
Основная тяжесть налогообложения приходилась на третье сословие.
Общий размер налогов стремительно возрастал в XVI — XVII вв. Людовик XII в начале XVI в. в среднем собирал со своих подданных 3 млн. ливров в год (около 70 т
серебра), а Генрих II в середине столетия — 13,5 млн. (209 т); при Генрихе IV налоги
были стабилизированы (в 1607 г.—31 млн. ливров, или 345 т серебра); вступление
Франции в Тридцатилетнюю войну вызвало новый резкий подъем: в конце 30-х —
начале 40-х годов правительство собирало 90—100 млн. ливров в год (более тысячи
тонн серебра), т. е. в 15 раз больше, чем при Людовике XII. Следует, однако, учитывать, что на протяжении XVI в. происходило значительное обесценивание денег в
результате «революции цен». Несомненно, происходил и прирост национального богатства Франции; реальная тяжесть налогового пресса возрастала в несколько раз
медленнее, чем масса поглощаемых казной ценных металлов. Следовательно, фискальный гнет постепенно возрастал на протяжении XVI и начала XVII в. и резко усилился с 30-х годов XVII в.
Значительно активизируется в XVI в. законодательная деятельность государства.
Появляются «большие ордонансы» с широкими проектами реформ, затрагивающие
все сферы общественной жизни. Их эффективность была невелика, но все же они
подготавливали систематическое законотворчество кольберовской эпохи. Стоя на
страже сословного строя, государство берет на себя определение привилегий, обязанностей, взаимоотношений сословий и активно вмешивается в их комплектование. Слой высшей знати, теоретически остававшийся аристократией крови, представляет собой созданную монархией социально-политическую элиту; высшие
дворянские титулы герцогов и пэров даются только королем, который награждает
ими выдвинувшихся на его службе лиц. Сама принадлежность ко второму сословию
требует санкции короля; в стране начинают проводить расследования о законности
прав на титулы, и только приговор королевских комиссаров дает дворянам официальное признание их привилегий. Традиционное аноблирование обладателей дворянской земли без королевского патента если и не исчезает из практики, то с 1579 г.
официально запрещается и постепенно становится редким. Менее интересуют
королевскую власть ранги внутри третьего сословия, но и здесь не обходится без ее
вмешательства. Государственное регулирование проникает до самых низов социальной лестницы, и администрация берет на себя организацию общественного призрения, вплоть до частной благотворительности. С невиданной ранее активностью государство вмешивается в дела католической церкви, в сферу семейных отношений,
стремится к контролю за интеллектуальной и духовной жизнью общества. В XVII в.
по мере развития рационалистической философии правительство выражает намерения упорядочить социальный строй, с тем чтобы каждая социальная группа служила целям абсолютной монархии.
13
Не менее, чем в социальной сфере, государство проявляет себя в области экономической. Именно в рассматриваемую эпоху оформляется политическая экономия как
направление общественной мысли и возникает меркантилизм, являвшийся не столько целостной экономической и социальной теорией, сколько набором практических
рекомендаций, в основе которых лежало убеждение, что основную форму богатства
составляют ценные металлы и что от их обилия зависят процветание и могущество
государства. Опыт подсказывал, что главной сферой создания такого богатства является международная торговля с положительным балансом. Меркантилисты рекомендовали ограничить ввоз иностранных товаров, в первую очередь предметов роскоши, и налаживать собственное производство, обеспечивая условия для расширения экспорта. Эти рецепты восходили к традициям экономической политики средневековых муниципалитетов, но теперь протекционизм должен был осуществляться
государством в национальном масштабе. Экономическая политика раннего абсолютизма была недостаточно систематической, но в целом была выдержана в духе
меркантилистских рецептов.
В XVI в. таможенный протекционизм правительства уравновешивался широкой раздачей индивидуальных привилегий итальянским купцам, от кредита которых оно
тогда зависело. Все же кое-что было сделано: созданы многочисленные ярмарки, сокращено количество внутренних пошлин, организовано шелковое производство в
Туре и Лионе, в 1535 г. заключен выгодный торговый договор с Турцией, дававший
итало-лионскому купечеству монополию на торговлю в турецких владениях под
французским флагом. Впервые систематическую меркантилистскую политику начал
проводить Генрих IV. Он поощрял развитие сельского хозяйства, основывал и субсидировал привилегированные мануфактуры, установил более или менее равноправную систему таможенных отношений с Гол ландией и Англией, организовал широкое
дорожное строительство, поощрял промышленный шпионаж. Эти традиции продолжил Ришелье, новой чертой экономической политики которого стала борьба за господство на морях — попытки создания военного флота, субсидированных привилегированных купеческих компаний, заокеанских колоний. Однако во внешней политике Ришелье интересы французской торговли стояли еще на заднем плане.
Успехи раннеабсолютистского меркантилизма оставались сравнительно скромными. Правительство оказалось бессильным преодолеть провинциальный сепаратизм
и сохранившиеся традиции муниципального протекционизма. Сохранялась средневековая пестрота системы мер и весов. Таможенная система отличалась традиционностью: только старые области королевского домена имели общий таможенный режим, в то время как южные и некоторые окраинные провинции считались как бы
иностранными. Государство и купечество во Франции разделяло взаимное недоверие: купечество склонно было видеть в правительственных новшествах фискальные
уловки и предпочитало свободу торговли государственной регламентации. Это подчеркивало искусственность меркантилистской политики, недостаточно учитывавшей пожелания французского купечества.
В целом регулирование экономики было одним из наиболее прогрессивных проявлений абсолютистской государственности, однако в этом направлении делались
только первые шаги. В социальном отношении экономическая политика, несмотря
на недостаток взаимопонимания государства и купечества, отражала интересы на-
14
рождавшейся буржуазии, представляя вместе с тем попытку дворянского государства использовать элементы раннекапиталистической экономики.
Специфика французского абсолютизма была порождена особенностями социальноэкономического развития страны, в частности незавершенностью формирования
национального рынка, сохранением социального преобладания дворянства, склонностью купеческого капитала к утечке в сферу государственного кредита. С другой
стороны, здесь сказались отличительные черты географического положения страны,
особенно величина ее территории и ее политические традиции, определявшиеся
ранним развитием государственного аппарата и финансовой системы, вызванным
потребностями обороны страны в годы Столетней войны и сочетавшимся с провинциальным сепаратизмом, наследием территориальных княжеств времен феодальной
раздробленности. Вместе эти факторы приводили к своеобразному балансу весьма
выраженных центростремительных тенденций с не менее выраженными центробежными. Сильной, располагавшей немалыми финансовыми возможностями и значительной постоянной армией центральной власти, многочисленному и чрезвычайно
влиятельному чиновничеству, декларациям о божественном происхождении и
неограниченности королевской власти противостояли разнообразные формы соучастия подданных в управлении. Хотя концентрация политической власти за полтора
столетия раннего абсолютизма продвинулась вперед, власть эта по-прежнему носила во многом рассредоточенный характер. Влияние на общегосударственные дела,
формально решавшиеся королем, принадлежало в первую очередь высшей бюрократии Королевского совета и верховным судам. Не меньшее влияние оказывала и высшая аристократия, располагавшая доступом к непосредственной власти в центре и
особенно на местах. Именно эти две социальные группы были правящим слоем во
Франции XVI — первой половины XVII в. В начале этого периода в составе политической элиты решительно преобладала знать, в конце его она уже делила влияние с
чиновничеством, во многом оттеснившим ее от прямой власти. Низший эшелон
власти, которому принадлежала доля участия в решении местных дел, в окраинных
провинциях выливавшаяся иногда в широкую автономию, состоял из провинциального дворянства, среднего чиновничества и буржуазии. Традиционные политические структуры феодального общества уступили место социально-политическому
порядку абсолютной монархии, характерному для эпохи перехода от феодализма к
капитализму.
15
16