КУЛЬТУРА НЕВСКОЕ ВРЕМЯ 30 ноября, 2013, суббота 7 Той дружественности, которая была раньше в писательской среде, сейчас нет точно. Все стали более замкнутыми, отгороженными друг от друга. Денис Драгунский в первом ряду Денис Драгунский: «Волшебная флейта» Брука: просто о главном «Отец умел быть мне другом» П Гюляра Садых-заде афиша 2 декабря. Клуб «Космонавт» Imany юности Nadja Madjalo была успешной спортсменкой, затем стала популярной моделью, сотрудничавшей с ведущими модными домами Милана и Нью-Йорка, но неожиданно покинула подиум, чтобы осуществить главную мечту своей жизни – заняться музыкой. Взяв псевдоним Imany, что в переводе с суахили означает «вера», Nadja начала выступать в парижских барах и джаз-клубах. Девушка с Коморских островов, выросшая во Франции, в семье, в которой было 10 детей, запела о любви. И кажется, что в её песнях, существующих на стыке джаза, блюза, фолка и этники, запела сама душа Чёрного континента – нежно, без надрыва, но очень эмоционально. Начало в 20.00. В 4 декабря. БКЗ «Октябрьский» Стас Пьеха аризматичный и талантливый, Стас Пьеха не гонится за звёздными скандалами и эпатажным имиджем, но занимает прочное место на российской сцене. 4 ноября артист представит в родном Петербурге юбилейную программу – 10 лет на сцене – и новый альбом «Десять». Организаторы концерта обещают необычное сценическое решение, яркие спецэффекты и неожиданные сюрпризы. Поддержать внука собирается и его звёздная бабушка народная артистка СССР Эдита Пьеха. – Мне повезло, что я артист не театра, а сцены, где я искренне выдаю самого себя, – признается Стас, – я не люблю шаблоны и клише, которые больше напоминают притворство, я всегда показываю себя самого, наверное, тем самым вызываю доверие у зрителя. Начало в 19.00. Х 4 декабря. Клуб «Космонавт» Amon Tobin мон Тобин – британский музыкант-мультиинструменталист, диджей и продюсер бразильского происхождения. С ранних лет Амон всецело посвятил себя творчеству и сегодня носит звание одного из самых влиятельных представителей электронной сцены. Амон никогда не останавливался на одном стиле, неутомимый экспериментатор, виртуоз, он всегда находится в поиске нового. Бит, бас, джаз, IDM, дабстеп, блюз и ещё очень многое можно услышать в треках этого музыканта. Его музыка буквально насыщена деталями, текстурна и производит понастоящему волшебное воздействие на слушателя. В Россию Амон приезжает с DJ-сетом проекта Two Fingers, созданным им и британским продюсером Джо Чепменом в 2009 году. Начало в 20.00. А 7 декабря. ДК им. Ленсовета «Крошка» главы мыловаренной фирмы сынок не хочет учиться, а хочет жениться. Грозный папа угрожает даже ссылкой в далёкую колонию. Но уже поздно: у сыночка появилась Крошка. У юного ловеласа голова идёт кругом. И тогда на помощь приходит родная сестра… Исполнитель главной роли и режиссёр – Семён Стругачёв. Энергии этого актёра, кажется, хватает на всех окружающих. Безусловно, она передаётся и залу. Начало в 19.00. У Подготовила Леся Петрова 1 декабря исполняется 100 лет со дня рождения известного писателя Виктора Драгунского Шестьдесят рассказов из жизни юного Дениски Кораблёва написал замечательный детский автор Виктор Драгунский, и именно эти рассказы сделали писателя знаменитым на всю страну в 1960–1970-е годы. Редкий советский ребёнок не был увлечён приключениями ребят из «Денискиных рассказов». Произведения Драгунского выдержали более полусотни переизданий. На книжках «Девочка на шаре», «Похититель собак», «Друг детства» и нескольких фильмах, снятых по рассказам Драгунского, воспитывалось несколько поколений детворы. Но далеко не все знают, что прообразом главного героя Дениски для писателя был его младший сын. С Денисом Викторовичем Драгунским, писателем, публицистом, сценаристом, учёнымфилологом, мы встретились в его квартире в Москве. ФОТО ИЗ АРХИВА СЕМЬИ ДРАГУНСКИХ осле этого спектакля остаётся чудесное послевкусие свежести. А когда смотришь и слушаешь его – легко дышится: беззаботное веселье прямо-таки плещет со сцены в зал. Босоногие молодые актёры озорно и весело разыгрывают задорный моцартовский зингшпиль о приключениях принца Тамино и принцессы Памины. И тонкое, как паутинка, волшебство театра возникает здесь безо всякого отягощающего предметного антуража и тяжеловесных декораций, вроде бы полагающихся для солидного и дорогого жанра оперы. Два скрещённых бамбуковых шеста могут превратиться в барьер, или в виселицу, или в дерево. Частокол бамбуковых кольев – в величественную колоннаду, ведущую к храму Солнца, или в подземный коридор, по которому бредут герои. В вольной адаптации Брука и его музыкального соавтора Франка Кравчика трёхчасовая опера (с разговорными репризами) редуцирована до полутора. Исчезли побочные сюжетные линии и второстепенные персонажи вроде трёх дам, прислужниц Царицы ночи, и трёх отроков – проводников принца, заблудившегося в магическом лабиринте масонских символов. В смелой редукции, презревшей культурные табу и освящённые традицией запреты насчёт того, что перелицовывать и сокращать авторские тексты низ-зя, заключено глубочайшее прозрение 88-летнего Брука, осознавшего и по-своему преодолевшего кризис оперного жанра в XXI веке. Кризис, наступивший не в последнюю очередь из-за дороговизны оперных постановок и неподъёмной тяжести декораций, из-за чего оперный спектакль лишается мобильности, гибкости и «лёгкого дыхания». В своём стремлении очистить оперу Моцарта от отягощающих философских коннотаций Брук оказался прав. Ему удалось вернуть жанру живое чувство беспечной игры. И тем напомнив, что театр – это ведь понарошку, он создан для веселья и радо- сти. В шутливой необязательности реприз, в иронической лёгкости, с которой представление перетекает в репетицию и обратно, сгорает само понятие «представления» как такового. Театр вплотную приближается к зрителю, возвращая себе природное, онтологическое свойство, – общительность, вовлечённость публики в действие. Волшебная история творится «здесь и сейчас», не скованная риторической выспренностью и временным долженствованием оркестра. Так возникает «открытая форма» – в свободной импровизации, в суете мизансцен, в мудром прищуре глаз чудесного зулуса – Абду Уологема. Доброе лицо его обрамлено буйными зарослями косичек-дредов и освещено улыбкой Будды. Этот таинственный персонаж лишён текста, однако функции его в спектакле разнообразны. Он выступает главным движителем действия, то подталкивая принца к воротам храма, то укоризненно отбирая у обжоры Папагено поднос с курочкой и вином. Абду первым выходит на затемнённую сцену из-за кулис, мягко ступая босыми ногами: розовые подошвы трогательно контрастируют с тёмной кожей. Обходит блестящий лаковый бок рояля, за которым сидит пианист Реми Атасе, подходит к авансцене, поднимает с пола колышек – волшебную флейту. В пустоту и тишину падают три тихих хрустальных аккорда вступления к увертюре… но самой увертюры не будет. Вместо неё грянет ужасающее тремоло рояля – и вдруг Уологем преобразится в ужасного крылатого змея, а колышек флейты в его извивающейся руке станет разящим ядовитым жалом. На сцену вылетит увалень Тамино – его партию очень неплохо споёт Роже Падюле, – и действие завертится: быстро, стремительно перескакивая с эпизода на эпизод. И вдруг согбенная старушка (будущая Папагена) запоёт «врезную», совершенно не моцартовскую, барочную арию о прошедших временах, когда и трава была зеленее, и девушки добродетельнее. Так вольно обращается Брук с культурным багажом прошлых веков, складывая свой уникальный сценический текст. Из слов-«кирпичиков», надёрганных из разных словарей, он возводит авторское художественное здание на фундаменте моцартовского шедевра. Виктор Драгунский с сыном Денисом в 1953 году – Денис Викторович, каким вы запомнили своего папу? – Он был очень общительный, дружелюбный человек, образованный, хорошо знающий литературу. Мы с ним подолгу гуляли, разговаривали о поэзии, он читал мне Пушкина, Пастернака. Когда мне было 12 лет, папа прочитал со мной «Евгения Онегина» и сделал свои очень подробные комментарии. Мы же многие вещи проскакиваем, а он мне объяснял названия улиц, кулинарных блюд, рассказывал о манерах и традициях того времени. У папы не было филологического образования, но было театральное – до войны он закончил студию Алексея Дикого. – Можно ли сказать, что детская литература была для него главным занятием? – Его жизнь состояла из нескольких полос. Он родился в Нью-Йорке, но через полгода семья перебралась обратно в Россию. Сначала он был просто рабочим парнем, потом был несколько лет актёром, даже снялся в кино у Михаила Ромма в картине «Русский вопрос», работал в цирке, затем руководил театром миниатюр «Синяя птичка» и уже потом, только к 48 годам, стал писать рассказы. Папа умер очень рано – ему было всего 58 лет. Писал он всего лет восемь или девять – в последние два года сильно болел, у него была тяжёлая гипертония. – А любил ли он шутки, розыгрыши, которыми так изобилует жизнь Дениски Кораблёва? – Папа был очень смешливым, любил рассказывать анекдоты, что-то показывать, сценки разыгрывать. Когда он принимал гостей, рисовал плакаты со стихами собственного сочинения, готовил рифмованные тосты. Любил компании, шум, весёлый разговор. И был очень демократичным человеком – общался не только с писателями, но и со школьными товарищами. Папа дружил и с бывшей женой, у него получилось сдружить между собой детей от разных браков. Однажды папа подвозил в Москву одного писателя и троих рабочих из дачного посёлка. По дороге машина перевернулась. Так как это была «Волга» старого выпуска, то она обладала прочностью танка и никто не пострадал. Писатель к этому происшествию не отнёсся со значением, а мужики стали к папе приходить регулярно в гости, чувствуя самую глубокую благодарность за своё спасение. Сидели нередко они с бутылочкой в саду, выпивали, разговаривали о жизни. Вся эта история легла в основу рассказа «Человек с голубым лицом». – Насколько вы похожи на литературного Дениса Кораблёва? – Меня всегда об этом спрашивают дети: правда, что вы такой, что так всё и было, как в книжке? Я говорю, что да. Но, конечно, прежде всего включалась папина фантазия. Да, отправные точки шли от меня – вот мальчик Денис, моя подружка Алёнка, друг Мишка, школа, учительница Раиса Ивановна. Папа создавал характеры, отталкиваясь от ре- ФОТО АВТОРА В Петербурге завершился Зимний театральный международный фестиваль; в рамках его на сцене Театра имени В.Ф. Комиссаржевской прошёл легендарный спектакль Питера Брука, объехавший пять континентов и выдержавший бессчётное количество представлений. выходили вечерами гулять компаниями, телефонов не было, стучали тросточками в окно, вызывали на улицу. И хвастались, у кого трости интереснее. Помню, как шёл Симонов расслабленной походкой, трость под мышкой, и вдруг увидел нас, ребят, выходящих из калитки, – сразу подтянулся, трость вперёд, закурил трубку и пошёл совсем другой походкой, чеканя шаг. Писатели в то время помогали друг другу автомобилями. Помню, как раздавались крики людей, которые шли по нашему дачному посёлку: «Мы завтра едем в Москву, у нас есть два места. Кто с нами?» – Сейчас такого нет? Теперь, спустя годы, Денис Драгунский смело говорит: «Папа меня воспитывал правильно» альных людей. Но вот манную кашу я из окна не выливал, как в рассказе «Тайное становится явным» (улыбается), – хотя бы потому, что жили мы в то время с мамой и папой в московской коммуналке в подвале и подоконник был как раз на уровне земли. Жила наша семья в знаменитом доме на улице Грановского – теперь это Романов переулок. Я видел в нашем дворе маршалов Рокоссовского, Конева, Голикова. Именно в эти годы папа и начал писать «Денискины рассказы». – Почему папа взялся за детские рассказы? Ведь многие считают детскую литературу несерьёзной? – Может быть, и он испытывал такой комплекс. Он написал два произведения для взрослых: книгу про войну – как он был в ополчении в 1941 году, её недавно переиздали с солидными комментариями. А вторая книга была про цирк – лирическая и даже немного патетическая, где герой говорит о величии искусства. До детских рассказов он писал юмористические скетчи, сценки. А для детей, думаю, он стал писать прежде всего потому, что рос я и он был погружён в мои истории, проблемы. – Хотел ли ваш папа, чтобы вы стали писателем? – Нет. Ему нравилось, что я хорошо рисовал. У меня две персональные выставки были – в детской библиотеке и в редакции «Комсомольской правды». Но потом талант кончился – так бывает. Папа огорчался, что я бросил рисование. Зато очень радовался, что я занялся филологией. – Обижались вы когда-нибудь на своего папу? – Нет. Он практически меня никогда не наказывал. Два раза в жизни шлёпнул – за капризы. Было мне лет пять. Оба раза я не хотел надевать шарф. Мамин шарф «кусался», а папин просто не нравился. И я запомнил, как папа потряс меня за грудки. Однажды меня в кино не пустили, потому что двойку получил. Вот и все «обиды». Отец умел быть мне другом. – Вы бывали во взрослых писательских компаниях? – Папа часто брал меня в Центральный дом литераторов, где я видел интересных поэтов, писателей, художников. На долгие годы моим вниманием завладела Белла Ахмадулина, красивая, тонкая, вдохновенная. Я тайно был в неё влюблён. А потом случилось потрясение, которое я пережил в 14 лет. В Доме учёных поэты читали стихи. И я, как свой, слушал из-за кулис... Беллу! И вот она говорит с эстрады: «Мне 30 лет!» Боже, ей – тридцать лет. Это же страшно! Я не мог в это поверить! Я почувствовал невозможность любви из-за этой пропасти в годах... В дачном подмосковном посёлке на реке Пахра рядом с нами жили Александр Твардовский, Константин Симонов, Сергей Антонов, Роман Кармен, Виктор Розов, Владимир Тендряков. Я дружил с дочерью Юрия Трифонова. Эльдар Рязанов там жил, чудесный, чудесный человек, и с его дочкой Ольгой я за ручку ходил. Все эти люди были очень простые, беспонтовые. Можете себе представить – писатели – Той дружественности, которая была раньше в писательской среде, сейчас нет точно. Все стали более замкнутыми, отгороженными друг от друга. Раньше дачи разделялись друг от друга хлипким штакетником, а теперь возводят огромные крепкие заборы. – Что вас прежде всего удивляет в жизни? – Меня удивляют люди, которые каждый день ходят на работу. Почему? Потому что можно ведь прожить, не работая. Можно получать помощь от бабушки-пенсионерки, перебиваться за счёт сдачи квартиры, ещё как-то извернуться. Но вот ведь огромное количество людей за маленькую зарплату выполняют необходимые обязанности и держат страну. Это дворники, вагоновожатые, люди, которые работают в метро, занимаются освещением наших городов, ремонтом санузлов. Уверен, если наступит чтото ужасное в стране, то именно с этого боку – когда переведутся люди, которые ходят на работу за сущие копейки. Я думаю, это какая-то их нравственная составляющая. В этих людях живёт великое «надо». Учителя, врачи, медсёстры не могут объявить забастовку, добиваясь увеличения зарплаты, потому что рассуждают: а как же ученики будут учиться, а как люди получат срочную медицинскую помощь? Вот это меня больше всего в нашей стране и удивляет – сохранение нравственной основы. Никакое падение цен на нефть, никакая внешняя агрессия не страшны, покуда на работу выходит кочегар. Беседовала Елена Добрякова