Гуревич Т

У русских до определенного момента тоже сама деятельность превалировала над
результатом, финансировалось именно деятельность, а не результаты работы НИИ.
КГБ и пр. организаций.
Умение постигать содержание опосредованно через форму или
ассоциации является естественным состоянием японцев, поэтому для них то,
как нечто сказано имеет не меньшее, а порой и гораздо большее значение,
нежели то, что сказано.
Человека, привыкшего воспринимать мир через призму базирующейся
на аристотелевской логике и библейской мудрости западной цивилизации,
следует подготовить, в частности, к тому, чтобы посмотреть на мир под
другим углом зрения, осознать приоритет глаголов (бытия, действия) над
существительными (вещами).
Полагаю, что многие трудности в освоении коммуникации на японском
языке будут преодолены, если с самого начала обучения постараться отойти
от привычек, выработанных при изучении западных языков. Знания значений
слов, которые зачастую бывает весьма трудно адекватно перевести на другой
язык, и правил грамматики явно недостаточно для того, чтобы пользоваться
языком как средством общения. В языке не только находит отражение наше
восприятие окружающей действительности, но он является и одним из
ключевых компонентов, из которых человек строит и свой внутренний мир, и
свое отношение к предметам и явлениям. Язык, на котором говорит человек,
оказывает огромное влияние на то, как он воспринимает реальность и как
реагирует на нее.
Японская культура традиционно является культурой домысливания и бесстрастной
коммуникации. В силу определенных исторических условий в Японии сформировалась
высококонтекстная культура, в рамках которой при общении основной смысл передается
не столько за счет его вербализации, сколько благодаря ранее полученному знанию, учету
стиля общения и контекстуальных подсказок.
Изучающим
японский
язык
необходимо
знать,
что
для
утвердительного ответа по-японски достаточно одного слова – «да». Для того
же, чтобы выразить несогласие с собеседником, ответить – «нет»,
1
необходимо овладеть множеством слов, выражений и грамматических
построений.
Соглашаясь, японцы четко и определенно произносят да, но
стараются не говорить нет, когда
их мнение не совпадает с мнением
собеседника, или когда им надо высказать отличное от прозвучавшего
суждение. Хрестоматийный пример из учебного телефильма «Господин Ян и
японцы» – в ответ на предложение встретиться во вторник герой говорит :
«вторник немножко ...» и дальше следует пауза-заминка. На английский язык
авторы фильма предлагают перевести эту реплику как «нет, во вторник, я не
могу», для русскоязычных можно предложить несколько разговорных
вариантов с подобающей интонацией (кстати, в японском ответе тоже имеет
место характерная интонационная окрашенность ): «ну, во вторник...» или
«вторник, вообще-то...». Нам тоже свойственно избегать по возможности
категорических высказываний.
Тонкое понимание контекста партнерами по коммуникации приводит
к естественному для японского языка опущению личных местоимений и
других указателей субъекта действия. Японцы не мастера долгих
теоретизирований и логических рассуждений. Учет контекста позволяет
им
просто
обозначать
определенные
моменты,
необходимые
для
правильного взаимопонимания. Непонимание контекста иногда просто
ставит в тупик даже неплохо говорящих по-японски иностранцев, которые
упрекают японцев в отсутствии умения логически мыслить даже на
бытовом уровне, в переключении внимания на «не относящиеся к делу»
моменты.
Имевшее место на протяжении многих веков ощущение общего
жизненного ритма, стремление не нарушить гармонию отношений
воспитали у японцев тонкость восприятия партнера, повышенную
восприимчивость и дар наблюдательности. Эти качества позволяют им
верно предвосхищать реакцию собеседника, избегать лишних объяснений,
2
воспитывают умение смотреть на ситуацию не только со своей
собственной, но и с чужой точки зрения.
Выработка умения правильного вхождение в контекст, а не объем
иероглифики или грамматические нюансы, является наиболее сложным
моментом при освоении японского языка.
В любом учебнике японского языка обязательно отмечается, что
для разговорного варианта характерны различные виды эллипсисов,
причем особое внимание зачастую обращается на пропуски служебных
элементов,
что
вряд
ли
обоснованно,
поскольку
их
отсутствие
непосредственно не отражается на понимании смысла высказывания и на
его коммуникативном членении. При обучении языку следует внимательно
работать с эллипсисами, затрудняющими понимание, контекстуально
детерминированными, пропусками, смысл которых семантизируется
только в контексте, из знания ситуации, предыдущих и последующих
реплик. Существование формальной импликации в виде эллипсиса
обусловлено не только языковыми факторами, экономией физических и
умственных усилий, но и национальными особенностями.
Гуревич Т.М. МГИМО(У)
НЕКОТОРЫЕ КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ГРАММАТИКИ
ЯПОНСКОГО ЯЗЫКА.
Язык
своими
словами,
своей
грамматикой, своим синтаксисом, всем духом,
заложенным в нем, определяет то, как мы
переживаем и какие переживания доходят до
нашего сознания.
Э.Фромм
Общеизвестно, что у каждого народа существует специфическая
логика образного осмысления окружающего мира, в которой отражается
менталитет народа. Представители разных лингвокультурных общностей
3
по-разному видят, воспринимают и оценивают действительность, что
прослеживается в языковой картине мира.
Национальная обусловленность лексики того или иного языка,
фиксирующей в значениях слов результаты познания действительности,
осознана давно. В языковой картине мира выделяется обширный пласт
слов, словосочетаний и фразеологизмов, имеющих эмоциональную,
оценочную или стилистическую коннотации, которые обусловлены
национально-культурным контекстом. Мировидение, отражается в языке,
а язык накладывает отпечаток на особенности формирования менталитета
человека.
Специфика мировосприятия и характерные черты национального
менталитета находят свое отражение не только в лексике и фразеологии,
но и в грамматическом строе языка. Согласно теории лингвистического
детерминизма, грамматическая система языка, в свою очередь, напрямую
формирует мысль, являясь программой мыслительной деятельности.
Гипотеза лингвистической относительности предполагает, что мышление
и восприятие человека зависят от того, на каком языке он говорит.
Таким образом, язык формирует самобытную среду существования
культуры, а реализация и сохранение культуры без языка невозможны.
Любой аспект языка – семантический, лексико-фразеологический,
синтаксический, морфологический, может стать источником информации
о национальном характере и менталитете.
Японский язык, передавая созерцательный
культуры,
изобилует
фаталистического
выражениями
содержания.
и
характер японской
ключевыми
Доказательство
тому
словами
такие
слова
активного словаря как, например, 道 мити – Путь, 成り行き нариюки –
естественный ход развития событий; 運命 уммэй – «судьба». О пассивном
восприятии мира говорят и многие пословицы и поговорки: японцы очень
любят говорить 仕方がない сиката-га най – «ничего не поделаешь», 袖
振り合いも他世の縁 содэфуриау-мо тасэй-но эн – «все предопределено
4
судьбой». Приведенные слова и фразеологизмы, как и многие другие,
отражают
осознание
непредсказуемости
носителями
человеческого
языка
бытия,
иррациональности
ощущение
и
зависимости
человека от внешних неодолимых сил.
О
конкретности
/предметности/
мышления
японцев,
об
их
стремлении упорядочить все путем пересчета свидетельствует обилие в
японском языке слов, во внутренней форме которых используется
обозначение чисел, упоминание которых может и не быть мотивировано.
Практически
все
подобные
слова
и
фразеологизмы
являются
заимствованиями из китайского языка или составлены из иероглифов
самими японцами. Многие имеют отношение к буддизму. Там, где в
русском языке используются более абстрактные понятия, японцы часто
прибегают к численному обозначению количества, например,
四季 сики
– времена года, букв. «четыре сезона», 千里眼 сэнриган – ясновидение,
букв. «видеть на тысячу ри», 七面鳥 ситимэнтё: - индюк, букв. «птица с
семью лицами», 千三屋 сэнмицуя – «враль, лгунишка», букв. «(тот, у кого)
три из тысячи». В случае, когда по-русски говорят «сколько людей –
столько мнений», а точнее, о разнообразии человеческих пристрастий и
симпатий, японец скажет (人の好みは)十人十色
(хито-но кономи-ва)
дзю:нин дзю:иро, букв. «(человеческие симпатии) десять человек – десять
цветов».
О красавице, которую можно было бы назвать «мисс вселенная»,
японцы говорят 三国一の花嫁 санкокуити-но ханаёмэ, букв. «невеста на
три страны». Такое количество стран Сибата Такэси
1
объясняет
неосведомленностью японцев, весь мир для которых в своё время
сводился в Японии, Китаю и Индии.
Конкретность мышления японцев реализуется в обязательности точного
указания предмета, о свойствах которого делается заключение: по1
Сибата Такэси, Ситтэиру ё: дэ сиранай нихонго, Токио,РНРбунко:, 2001,с.54.
5
японски нельзя просто сказать «яблоки невкусные», необходимо уточнить
«эти (твои, зеленые и т.п.) яблоки невкусные».
О конкретности мышления говорит, на наш взгляд, и большее внимание
японцев к процессу действия, нежели к его результату. Об этом
свидетельствует, например, обязательное использование, по меньшей мере,
семи глаголов, называющих процесс надевания одежды в зависимости от
того, на какое место тела или как (т.е. «натягивается», «обматывается»,
«цепляется») надевается тот или иной предмет туалета. Результат любого
действия,
если
это
нужно,
обозначается
специальными
«результативными» глагольными формами, при этом, если нужно, может
быть отмечена либо результативная направленность действия, либо
необратимость результата.
Приведенные выше примеры уже на уровне лексики языка
подтверждают правомерность определения японской культуры как
культуры с высоким значением индекса избегания неопределённости.
В работах японских и зарубежных специалистов по японскому
языку перечисляются более десятка факторов, позволяющих назвать это
язык одним из наиболее трудных для изучения его иностранцами. Помимо
иероглифики,
к
трудностям
японского
языка
относят
и
контактоустановочные слова, и ситуативные речения, и сложные
глагольные формы, и отсутствие категории числа, и возведенную в ранг
хорошего владения языком нечеткость и туманность высказываний.
Впрочем, пожалуй, все сходятся во мнении, что самым сложным
моментом для понимания является необходимость
знания общего
контекста сообщения, «того, что не обозначено словами».
Общепризнанно,
что
японская
культура
является
высококонтекстной. Естественно, что это находит свое отражение и в
языке. Доказательством, в первую очередь, является лексика – обилие
омофонов, омографов, омонимов, наличие слов, объединяющих некий ряд
вещей, явлений или событий. Например, только человек, осведомленный в
6
вопросах японской культуры может понять, что словом 四友 сию: - букв.
«четыре друга» называют кисточку для письма, тушь, бумагу и кусок
камня для растирания туши - предметы，необходимые для письма. Слово
六大 рокудай – букв. «шесть больших» - это или шесть самых престижных
университетов (Токийский государственный, Васэда, Кэйо, Мэйдзи, Хосэй
и Риккё) ， или (в том же иероглифическом написании!) шесть основ
бытия в буддизме (земля, вода, огонь, ветер, пространство, познание).
Слово 五感 гокан – в одном иероглифическом написании «пять чувств:
зрение, слух，обоняние, вкус и осязание», в другом – 五官«пять органов
чувств: глаза, уши, нос, язык и кожа», помимо этих двух в словаре
японцев ещё минимум шесть слов, с таким же звучанием – 五款、互換、
語幹，語感、五巻、五間 гокан, но записанных другими иероглифами и,
следовательно, имеющих разные значения.
Следует особо подчеркнуть, что именно следствием большого
значения контекста является то, в тексте на японском языке
важным
является не только и не столько то, что и как говорится, но и то почему
(коммуникативное намерение) именно так говорится в данной конкретной
ситуации, другими словами, текст не сводим к средствам и способам его
исполнения. Следовательно, за единицу обучения приходится принимать
именно некий текст, а не то или иное грамматическое или лексикофразеологическое явление.
Одним из моментов, позволяющих считать японский язык особо
сложным, часто называют фиксированное положение сказуемого в конце
предложения. 2 Есть такая японская детская игра だれかにこれを 上げ
…дарэ-ка-ни корэ агэ…―«кому-то это ….(пауза) дам /не дам». Суть
игры заключается в том, что основная информация «дам – не дам»
2
Возможность инверсии сказуемого в устной речи используется в случае, когда
необходимо как-то выделить сам факт действия: итта ё, кино:, орэ «ходил, вчера я».
7
заключается в самых последних звуках агэру-агэнай, и когда ведущий
берет в руки какую-то вещь и говорит эти слова, называя имя кого-то из
игроков, последний должен вовремя отреагировать и протянуть или не
протянуть руки к вещи. Можно сказать, что в каком-то смысле говорящие
по-японски всё время играют в эту игру.
Положение сказуемого в конце предложения приучает к восприятию
информации в контексте, к последовательному, с более или менее
уточняемыми
параметрами,
подведению
слушателя
к
главной
информации, сообщаемой сказуемым. Интересно, что форма, в какой
будет стоять этот заключительный глагол, может в последний момент
изменить смысл всей фразы, чем очень часто и пользуется говорящий,
следя во время речи за реакцией собеседника.
В данном случае мы говорим о контексте и как о языковом
окружение единицы языка, и как о явлении социальном, о внетекстовом
контексте, который включает в себя такие параметры, как время /момент/
создания (в случае игры – произнесения) текста, взаимоотношения между
социальными ролями общающихся и т.д.
Национальный стереотип мышления у человека, живущего в той или
иной языковой среде, формируется не только под влиянием модели
поведения окружающих,
но и под влиянием усваиваемого языка.
Японскому языку в высшей степени свойственна «речевая тактичность» тенденция к тщательному продумыванию и выбору средств языкового
выражения и обозначения не только высказываемой мысли, но также
своего возрастного, гендерного и социального статуса.
Рассмотрим ещё несколько грамматических моментов, учитывая,
что с одной стороны, они формируют языковую личность в процессе ее
становления,
с
другой
–
являются
проявлением
национального
менталитета.
8
В современном японском языке3 представлено четыре местоимения
для первого лица единственного числа (ватакуси, ватаси, боку, орэ) и три
для второго лица единственного числа （аната, кими, омаэ）.
В русском языке, как известно, одно слово – я – для
1-го лица
единственного числа и два местоимения для 2-го лица единственного
числа – ты и Вы. Местоимение вы, используемое для 2 лица
множественного числа, может относиться и к одному человеку, но тогда
оно пишется с большой буквы – подчёркивая вежливое и почтительное
отношение
к
партнёру
по
коммуникации.
Частое
употребление
местоимения 1-го лица единственного числа как с точки зрения
русскоговорящих, так и с точки зрения японцев выглядит нескромно, а
зачастую и просто неприлично или неестественно.
Как и в русском, так
и в японском языке на выбор личного
местоимения, подходящего в конкретной ситуации, влияют социальный
статус, возраст, уровень образования, пол и всевозможные конкретные
обстоятельства общения.
Личное местоимение в роли подлежащего (присутствующее или
подразумевающееся) и в русском, и в японском языках всегда согласуется
по степени вежливости с глаголом в роли сказуемого. В японском языке
уже в среднем регистре вежливости обязательным является употребление
специальных глаголов для обозначения действий первого или второго
/третьего лица. Это сопоставимо с тем, что по-русски, например, говоря о
своём действии, нельзя употреблять глагол кушать, выражающий
согласно словарю, «вежливость и ласковое внимание». Необходимо
отметить, что сейчас как в русском, так и в японском языке есть
тенденция перехода к более упрощённому, усреднённому стилю речи,
многие слова, употреблявшиеся только в вежливой речи, вытесняются
нейтральными, а то и стилистически заниженными, особенно, в речи
молодёжи.
3
См. Б.П.Лаврентьев, «Практическая грамматика японского языка», М.: Живой язык, 1998, стр.10
9
Если обратиться к теории культурных измерений Г. Хофштеде,
то японскую культуру с полным правом можно считать культурой с
высокой дистанцией власти, которая воспринимается в этой стране как
незыблемая данность, имеющая мощную фундаментальную основу. В
языке это находит отражение в весьма детализированной и сложной
системе обозначения степеней социальной вежливости и лично-вежливых
отношений. Высокая дистанция власти просматривается и в четкой
дифференциации категории 内 vs 外 ути vs сото «свой vs чужой», на
основании которой строится система указательных (корэ, сорэ, арэ) и
определительных (коно, соно, ано ) местоимений.
Общинный, коллективистский характер японского менталитета в языке
скрывает человека как активного действователя за множеством пассивных,
безличных и предположительно-вероятностных конструкций.
Сравнивая реакцию европейцев и японцев на внешний мир Тэруо
Гоко: сопоставляет ее с реакцией на угрозу кошки, изготовившейся к
прыжку, и зайца, притворившегося мертвым 4.
«Пассивные» элементы языка и культуры, реагируя друг с другом,
формируют специфический японский менталитет. Структура японского
языка тяготеет к безличности и неопределенности, когда не субъект
делает что-то по отношению к чему-то или кому-то, а, напротив, «чтолибо делается по отношению к субъекту.
Прежде всего, это касается случаев употребления страдательного,
побудительного и побудительно-страдательного залогов. Ощущение себя
как элемента мира, в котором многое происходит вне зависимости от
действий и желания человека, присуще и понятно русским не в меньшей
мере, нежели японцам.
Мы, как и японцы не склонны брать на себя ответственность за
происходящее с нами, а готовы сваливать все на объективные и не
4
Гоко Т. Котоба кара мита нихондзин. (Японцы в зеркале слов). – Токио, 1979, стр.22.
10
зависящие от человека (деятеля, т.е. подлежащего) причины. При таком
отношении к окружающему миру и к находящемуся в нём человеку очень
естественным становится 迷惑の受身 – «пассив пострадавшего»: 辞めら
れた ямэрарэта – букв. «ушли с работы», то есть кем-то были созданы
такие условия, что пришлось уйти;
雨に降られた амэ-ни фурарэта -
«попал под дождь» - дождь – активный деятель, от действий которого
человек пострадал, 母に死なれた хаха-ни синарэта – «у меня умерла
мать» - активным деятелем выступает мать, от действия (смерть – тоже
действие) которой я страдаю.
Смею утверждать, что носителю языка русского языка не нужно
долго объяснять отсутствие деятеля в конструкциях типа «не спалось»,
«чувствуется», «подумалось». Впрочем, японский язык в своём лукавстве
идёт дальше русского. Так, например, глаголы «думания», употреблённые
в пассивной форме настоящего-будущего времени, могут выражать
мнение говорящего, но иногда эта форма избирается именно для того,
чтобы избежать упоминания действующего лица.
Пассивный
характер
японского
менталитета,
стремление
к
сохранению гармонии, соответствующей моменту, просматривается в
обилии форм передающих значение возможности совершения действия,
разнообразии условных форм. Здесь будет уместно отметить, что диалог
на востоке – не средство самовыражения, но способ «ублажения»
собеседника, а обмен мнениями по-японски – это не европейская
дискуссия, берущая своё начало в средневековых университетах, но 座談
会 дзаданкай – буквальное толкование этого слова точнее всего
передается как «посиделки», в ходе которых общающиеся стремятся не
дать собеседнику «потерять лицо».
В заключение хотелось бы напомнить, что в Европе интерес к языку,
который средневековые интеллектуалы называли «инструментом ума»
11
(Ален Лилльский), возник
тогда, когда в Японии ещё не было
письменности.
Японцы вплоть до ХIХ века не проявляли особого интереса к
грамматике как таковой, обучение грамоте
сводилось к обучению
письменности, т.е. иероглифики и стандартным оборотам, свойственным
письменной речи. В силу известных исторических причин – с начала ХVII
до середины ХIХ века все контакты с иностранцам были запрещены - не
приходится говорить о серьезном научном или практическом интересе к
изучению иностранных языков в Японии вплоть до 70-х годов ХIХ века.
Этот экскурс в историю был необходим
для того, чтобы ясно
представить себе различные, даже не параллельные, а идущие совершенно
в разных плоскостях, пути развития лингвистической науки в Европе и в
Японии, а, следовательно, и представлений о ее предмете, языке, о его
практическом и теоретическом освоении.
Современные
японские
лингвисты
вслед
за
зарубежными
исследователями японского языка пытаются подогнать его явления под
привычные рамки детально исследованных
и
описанных языков,
относящихся не просто к другим группам, но к другим языковым семьям.
В результате мы постоянно сталкиваемся с тем, что при
обозначении того или иного грамматического явления терминами, за
которыми
в
нашем
сознании
закреплены
вполне
определенные
грамматические моменты европейских языков, мы невольно вызываем
различные ассоциативные связи, которые вовсе не характерны для
данного явления в японском языке.
Очень наглядный пример – падежные показатели, именно так
привычно называют грамматические форманты, которые в японском
языке могут оформлять не только существительные, но и глаголы, и даже
целые предложения. И хотя некоторые лингвисты предлагают в этих
случаях считать и называть их союзами, совпадающими по форме с
падежным показателем, но это не более чем лукавство, поскольку в
12
подобном случае совпадают не только форма, но и грамматическое
содержание.
Стоит ли удивляться, что при обучении иностранцев японскому
языку, которое началось лишь во второй половине ХIХ века, а стало
довольно активным только во второй половине ХХ века, по сути и не
пытаются найти способы объяснения, которые учитывали бы собственно
национальные особенности языка и его носителей.
Думается, что взгляд лингвиста-культуролога неизбежно отличен от
взгляда
традиционных лингвистов или специалистов в области
структурно-прикладной лингвистики, и именно культурологический
подход к
результаты
исследованию японского языка может дать интересные
при
выяснении
сущности
многих
явлений
его
грамматического строя.
13