С. И. Чупринин Массовая литература Из словаря “Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям” от лат. massa - ком, кусок. Если верить старым словарям, то массовой литературы в советской России, как и секса, не было вовсе. Зато на постсоветскую Россию она хлынула Ниаагарским водопадом - сначала в переводах “с буржуазного”, а затем и в виде домодельной продукции, - занимая сегодня, по некоторым оценкам, до 97% наличного репертуара изданий современной художественной литературы. Что характеризует не только общество, но и сам этот тип культуры, отличающийся агрессивной тотальностью, готовностью не только занимать пустующие или плохо обжитые ниши в литературном пространстве, но и вытеснять конкурентные виды словесности с привычных позиций. Надо полагать, именно это родовое свойство масскульта, а не его качественные параметры, вызвало столь резкий отпор со стороны защищающего себя и свои вкусы квалифицированного читательского меньшинства, благодаря чему у массовой литературы появились такие уничижающие синонимы, как чтиво, жвачка, тривиальная, бульварная, рыночная, низкая (низменная), кич- и трэш-литературы, а сама она стала осознаваться как антипод собственно изящной словесности. Впрочем, по определению сориентированная на кошельки и досуг читательского большинства, к мнению знатоков и экспертов массовая литература абсолютно индифферентна. Что же касается ее взаимодействия с другими типами литературы, то тут проблема отнюдь не исчерпывается открытым противостоянием. От актуальной словесности (если ограничить ее радиус авангардизмом и отрефлектированным постмодернизмом) масскульт, допустим (хотя тоже с оговорками), и впрямь отталкивается, зато в отношении к качественной литературе демонстрирует чудеса переимчивости, присваивая себе все, что может быть усвоено неквалифицированным большинством. Достаточно сказать, что главным (и едва не единственным) жанром массовой прозы у нас стал роман, который и в качественной литературе занимает доминирующее положение, или заметить, как ловко масскульт присвоил себе художественную иронию, не свойственную ни лубку, ни самодеятельному словесному творчеству, зато обеспечившую успех и ироническим детективам (Дарья Донцова, Марина Воронцова, Галина Куликова и др.), и ироническим любовным романам (Екатерина Вильмонт, Диля Еникеева и др.). Или - еще один пример - достаточно проследить, с какой энергией присущее многим серьезным писателям тяготение к мистике и метафизике трансформируется масскультом в фэнтези, в хорроры и сакральную фантастику. Массовую литературу можно было бы назвать тенью качественной, но тенью люминисцентно яркой, упрощающей и доводящей до крайнего предела, в том числе и до карикатуры, все то, что накоплено художественной традицией. Так, просветительские и воспитательные интенции высокой литературы вырождаются здесь в грубую дидактику, коммуникативность - в заигрывание с читателем и в подыгрывание его базовым инстинктам, а дух экзистенциального поиска - в “подчеркнутую, - как заметил Борис Дубин, - ясность моральной структуры повествовательного конфликта и всего повествования: злодейство будет наказано, добродетель вознаграждена”. Причем если, - говорит Евгений Неелов, - “классическая литература всегда открывает человеку нечто новое: о нем самом, о мире”, то “массовая литература, как волшебная сказка, подтверждает то, что человеку давно известно”, тем самым санкционируя, удостоверяя как норму и верность взгляда человека массовой культуры на действительность, и его моральные принципы, и достаточность его культурного опыта, читательских навыков. В отличие от актуальной и качественной литератур с их императивом “Душа обязана трудиться”, литература массовая всегда снисходительна к читателю. Она не “нагружает” его избыточно серьезными новыми проблемами или избыточной сложностью в трактовке проблем привычных. Она - благодаря разветвленной системе однозначно маркированных жанровых и видовых форм - заранее предупреждает читателя о том, с чем он столкнется: с любовным романом или с романом порнографическим, с технотриллером или с триллером обычным. Она готова к повторениям и тиражированию своих сообщений, с чем связано ее тяготение к сериальности, к всякого рода ремейкам, пастишам, сиквелам и приквелам. И она, как правило, не озабочена стилистическими поисками, транслируя свои сообщения в формате “формульного письма”, где речевые и сюжетные штампы, безошибочно опознаваемые характеры и мотивации - не свидетельство литературного брака, но тот код, к какому ее читатели привыкли и с помощью которого оценивают и себя, и окружающих, и реальность в целом. Новизна если и допускается, то лишь в сюжетостроении, ибо занимательность - необходимое качество массовой культуры, но и тут поле авторских фантазий с обязательностью должно вмещаться в рамки того или иного жанра. Принято считать, что, отражая, - как утверждает Лев Гудков, - “интересы и представления культурно дискриминированной прежде части общества”, массовая культура, хоть и деструктивно воздействует на общую культурную ситуацию в стране, зато играет для этой части общества важную адаптационную роль, являясь, - процитируем еще раз Бориса Дубина – “прежде всего инструментом первичной социализации, обучения самым общим навыкам современной городской цивилизации (допустимо приравнять ее к западной)”. Примером, на который обычно ссылаются, служит Голливуд и практика современного западного масскульта, которая средствами позитивной политкорректной дидактики способствует упрочению и цивилизационных стандартов, и толерантных моральных установок в обществе. Однако, даже отмечая явно наметившуюся в последние годы тенденцию отечественной массовой литературы к утверждению позитивного жизнепонимания, следует пока согласиться с Львом Гурским, который, перебирая сорта криминального чтива, пишет, что “рынок беллетристики в России держится на трех китах: подлости издающих, жадности издаваемых и безволии потребляющих. (...) Под обложкой каждой второй книжицы в манком переплете зреют новые октябрьские революции вкупе с хрустальными ночами. (...) Конечно, и западная беллетристика приторговывает иллюзиями - но такими, какие помогают обществу удержаться от анархии. Российские же мрачные симулякры провоцируют раздрай в обществе”. Слова же Юрия Лотмана о том, что, “выступая в определенном смысле как средство разрушения культуры”, масскульт “одновременно может втягиваться в ее систему, участвуя в строительстве новых структурных форм”, остаются пока только прогнозом, - впрочем, обнадеживающим. http://magazines.russ.ru/znamia/red/chupr/book/masslit113.html