Лоренс Стерн как представитель английского сентиментализма
advertisement
Лоренс Стерн как представитель английского сентиментализма Исследовательская работа в рамках объединений уроков английского языка и МХК Павлова Л.В., учитель английского языка, гимназия № 295 г. Санкт-Петербурга 2013 Первая глава Зарождение и расцвет сентиментализма в Англии Вторая половина XVIII столетия в Англии — это время перемен в экономической, философской, социальной и культурной жизни страны. Происходят значительные изменения и в английской литературе. Основным литературным направлением этого периода становится сентиментализм. Отказ от рационализма просветителей и обращение к чувству как источнику совершенствования человека определяют пути развития эстетики английского сентиментализма. Особую роль в становлении эстетики сенсуализма и последующих литературных направлений приобретает книга английского публициста и философа Эдмунда Бёрка «Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного» (1757). Бёрк делает вывод о том, что для становления человеческого характера необходимы как положительные, так и отрицательные эмоции. На их основе возникают страсти, способные изменять личность. Несчастья человека дают ему возможность сострадать несчастьям других. Становлению этики и эстетики сентиментализма способствуют и отдельные религиозные движения. Среди них наиболее важное значение имел методизм с его отрицанием догматов англиканской церкви, прославлением непосредственного чувства и интуитивного влечения к Богу. Литература сентиментализма, складывающаяся на этой основе, провозглашает культ чувств. Она стремилась показать богатство эмоций и их роль в формировании личности. Писатели-сентименталисты готовы воздействовать на души своих читателей, прославляя жизнь на лоне природы, рисуя гибельность городской цивилизации. Их произведениям присуща высокая эмоциональность и одновременно простота выражения. Их задача — заставить читателя поверить тому, что они изображают, сопережить с героями их беды и стать от этого чище и лучше. Однако на позднем этапе сентиментализма английские писатели уже хорошо осознают, что человека невозможно изменить с помощью одной лишь чувствительности. И тогда в их произведениях возникают картины борьбы человеческих страстей, изображаются противоречивые чувства, возникают портреты героев со сложным внутренним миром, в котором высокие нравственные качества не всегда берут верх над низменными побуждениями. Именно поэтому литературе позднего сентиментализма присущи не только чувствительность и мягкий юмор, но подчас и скептическая усмешка. В первый период развития английского сентиментализма основными произведениями являлись лирические. Они служили наиболее подходящим способом для выражения эмоций и чувств личности. В ярких чувственных образах они рисовали эмоциональные порывы, вариации настроений. Наиболее характерный герой поэзии сентименталистов — это человек, близкий к природе, ее восторженный почитатель. Поэты воспевают одиночество человека, оставшегося наедине с собой, когда он перед лицом Бога размышляет о своих деяниях и прославляет красоту окружающей природы. Очень часто лирическим героем сентиментальной поэзии оказывается юношастихотворец. Еще одна тема поэзии сентиментализма, неотъемлемая от первой, — суетность жизни, кратковременность ее радостей и постоянство печалей. Герой размышляет о бренности всего живого. Скорбь по ушедшим смешивается со светлой грустью воспоминаний о них. Произведения о смерти и бренности всего земного получают название «кладбищенской поэзии». Наиболее часто поэты-сентименталисты пишут в жанре элегии. Торжественные оды и дидактические поэмы более не привлекают их. Сравнительно короткий период расцвета сентименталистской литературы в Англии падает на 60-е годы, когда творил крупнейший представитель прозы сентиментализма — выдающийся английский писатель середины XVIII столетия Лоренс Стерн. (1) Библиография Лоренса Стерна Литературное наследие Стерна насчитывает два романа — «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» (1760 — 1767), который состоит из 9 книг, и «Сентиментальное путешествие мистера Йорика по Франции и Италии» (1768). Второй роман остался незаконченным. Обе книги были восторженно приняты читателями. Кроме того, Стерну принадлежит сборник церковных проповедей (1760 — 1768) и собрание писем, опубликованных его дочерью уже посмертно, а также «Дневник для Элизы» (1767). Эти последние произведения служат ценным источником как для биографов писателя, так и для исследователей его литературных взглядов. Биографическая справка Когда первые томики "Тристрама Шенди", которым предстояло произвести такой головокружительный переворот в жизни их автора, увидели свет, Стерну было уже сорок семь лет, - из них двадцать два года он провел в своем захолустном приходе в Йоркшире. Лоренс Стерн родился 24 ноября 1713 году в Кломнеле, Типпперэри, Ирландия. Его отец, Роджер Стерн, был прапорщиком в британском полку, который недавно вернулся из Дюнкерка. Полк Роджера был распущен в день рождения Стерна и в течение шести месяцев семья вернулась в Йоркшир, на север Англии. В прошлом вспоминалось невеселое, бездомное детство. Когда Стерн попытался впоследствии описать его в автобиографическом наброске, составленном для дочери, в его памяти встали бесконечные переезды из одной казармы в другую, где рождались и, по большей части, умирали в младенчестве его младшие братья и сестры. Это было полунищенское существование. Отец будущего писателя, Роджер Стерн, не был баловнем фортуны. Двадцать лет он мыкался в чине прапорщика (хотя и участвовал, под началом Мальборо, во многих кампаниях войны за Испанское наследство) и умер от желтой лихорадки на Ямайке через три месяца после того, как был, наконец, произведен в лейтенанты. В 1724 году, его отец взял Стерна к богатому брату Роджера, к Ричарду, так что Стерн смог посещать гимназию вблизи Галифакса, когда его отец умер, Лоренс Стерн учился в школе; ему шел восемнадцатый год. Стерн был принят в колледж Иисуса в Кэмбридже в июле 1733 в возрасте 20 лет. Его прадед Ричард Стерн был магистром в колледже, а также Архиепископом Йоркским. Стерн окончил колледж со степенью бакалавра искусств в январе и вернулся летом 1740-го, ему была присуждена степень магистра искусств. Стерн стал священником, так же как ими становились в подавляющем большинстве другие служители тогдашней англиканской церкви, - не по религиозному рвению или особому призванию, а по практическим житейским соображениям. Профессия священника считалась как-никак профессией "джентльменской" (чего в ту пору нельзя было сказать о профессии актера, музыканта, рядового литератора...). При наличии протекции "посвященный в сан" мог надеяться получить достаточно доходный приход, - а кроме того, приумножить свои доходы, ведя хозяйство на церковной земле. Стерна нашлась протекция. Его дядя, каноник Йоркского собора Жак Стерн, - человек властолюбивый, хищный и жадный и отъявленный политикан, - обратил внимание на живого и смышленого юношу, только что окончившего Кембридж, и почел за благо приблизить его к своей особе. Лоренс Стерн получил приход в Йоркшире. Стерну, похоже, суждено было стать священником и он был просвещен в сан дьякона в марте 1737 года и в сан священника в августе 1738 Вскоре после этого Стерн становится викарием, живя в Саттон-Форесте в Йоркшире. Его жизнь здесь, казалось, текла мирно и ровно, подчиняясь обычной рутине. Он не слишком утруждал себя своими "пастырскими" обязанностями, напечатал за двадцать два года всего две проповеди и занимался, с переменным успехом, сельским хозяйством: держал коров и гусей, торговал, себе в убыток, сыром и маслом с собственной фермы. Стерн женился на Элизабет Ламли в 1741 году. Оба они болели туберкулезом. Довольно рано женившись, Стерн, по-видимому, не был счастлив в браке. Жена его, местная йоркширская дворяночка, в туповатом лице которой на сохранившемся портрете невольно хочется угадать прообраз глупенькой миссис Шенди, отличалась странностями, которые с годами перешли в помешательство: временами она воображала себя королевой Богемии. Стерн добродушно потакал ее причудам, но, как только представилась возможность, постарался жить врозь с женой. (2) Что влияло на развитие его личности Близость Йорка Но под поверхностью прозаического однообразного существования текла другая, бурная и напряженная духовная жизнь Стерна, полпая интеллектуальных приключений, поисков и находок. Близость Йорка - в ту пору уже довольно большого, оживленного города, центра северной Англии, - нередко давала Стерну возможность, препоручив свой приход помощнику, потолкаться на городских ассамблеях, поболтать с книгопродавцами, послушать новости об интригах и назначениях в церковных кругах. Именно здесь, в Йорке и его окрестностях, Стерн мог из года в год наблюдать прототипы всех тех кичливых невежд и завистников в поповских рясах, которых ему предстояло изобразить в "Тристраме Шенди". "Стерн, - пишет его новейший биограф Флюшер, - пускает корни... в глубь провинциальной жизни. Он разделяет ее заботы, пропитывается ее атмосферой, подчиняется ее законам". К этому, однако, необходимо добавить еще одно: он наблюдает эту провинциальную жизнь внимательным, ироническим взглядом, посмеиваясь втихомолку и над ее нелепостями, и над самим собой и накопляя впрок, на будущее, драгоценный материал впечатлений, образов и идей.(3) "Сумасшедший замок" Стерн жил в Саттоне около 20 лет, в течение этого времени он сохранил близкие отношения, которые начались с Кэмбриджа с Джоном Холл-Стивенсоном, остроумным и безупречным бонвиваном, владельцем Скелтонского зала в районе Кливленда Йоркшира. Иногда поездка в гости к старому университетскому приятелю нарушает привычный строй уединенной, созерцательной жизни Стерна и дает ему необходимую разрядку. Холл-Стивенсон, дилетант-литератор, сочинитель "Макаронических басен" и "Сумасшедших рассказов" (по аналогии с которыми он и свое жилище переименовал в "Сумасшедший замок"), был одним из тех "эксцентриков", которыми так богата Англия конца XVIII века. обиравшийся в его замке кружок веселых собутыльников (к которому принадлежал и Стерн) принял шуточное прозвище "демониаков": можно догадываться, что их вольные беседы и не менее вольные забавы были весьма далеки от благочестивой англиканской ортодоксии. Во главе с гостеприимным хозяином гости пытались руководствоваться раблезианским принципом «Делай, что хочешь». По вечерам они рассказывали друг другу вымышленные истории, построенные без особого соблюдения «здравого смысла». В этой обстановке шлифовались талант и остроумие Стерна. Но если хозяин и большинство гостей могли позволить себе эту беззаботную жизнь, то неимущему пастору приходилось вновь и вновь возвращаться в свой дом, к составлению проповедей и церковным службам.(4) Книги Но главное, чем жил Стерн в долгие десятилетия своего уединения в Саттоне, - это были книги. Он штудировал богословов и отцов церкви, всегда готовый с лукавой усмешкой подметить и запомнить впрок каждый забавный абсурд или разноголосицу в их велеречивых рассуждениях, а одновременно внимательно изучал и светских философов своего века. "Опыт о человеческом разуме" Джона Локка, отца европейского Просвещения, был его настольной книгой. Но его подлинной отрадой были труды великих гуманистов Возрождения - "дорогого моего Рабле и еще более дорогого Сервантеса", которых он так тепло помянет в "Тристраме Шенди". Он любил и Шекспира, у которого нашел для себя образ-маску - Йорика, человека бесконечной шутливости и нежного сердца... А наряду с этим он зачитывался и эссеистами XVII столетия - мудрыми и скептическими "Опытами" Монтеня и "Анатомией меланхолии" Бертона - этим гигантским сводом анекдотов, преданий и размышлений о всевозможных причудах и странностях человеческой природы. Превосходно знал он, конечно, и книги своих современников, английских прозаиков XVIII века. Все это - переплавленное, переосмысленное - вошло в плоть и кровь "Тристрама Шенди". Публикация романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Когда 1 января 1760 года в Лондоне поступили в продажу два первых томика "Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена", их автор, провинциальный йоркширский пастор Лоренс Стерн, был совершенно не известен ни критике, ни читающей публике. . Сам Стерн предпочел на первых норах не раскрывать своего авторства. Однако, как пишет один из его биографов, сочинение анонимного автора произвело впечатление "литературной бомбы". Весь тираж был распродан в течение нескольких недель; приехав в Лондон, Стерн обнаружил, что стал знаменитостью. Книга раскупалась бойко, отчасти благодаря хвалебному отзыву знаменитого актера Гаррика. Так что когда автор романа - никому не известный провинциальный священник Лоренс Стерн, приехав в Лондон, спросил в лавке Додсли экземпляр 'Тристрама Шенди', ему сообщили, что книгу эту ни за какие деньги не купишь. То было началом феерического успеха. В квартире нового любимца читающей публики, по его собственному выражению, 'все время теснятся важные люди, первейшие вельможи наперерыв стараются оказать... любезности'. Томас Грей, автор ставшего и у нас знаменитым по переводам Жуковского 'Сельского кладбища', пишет в апреле 1760 года, что» 'Тристрам Шенди' 'вызывает всеобщее восхищение, так же, как и его создатель». На обеды, где ожидается Стерн, приглашают за две недели вперед'. Гаррик уступает Стерну свою ложу в театре Дрюри-Лейн. Великий Рейнолдс пишет его портрет по просьбе лорда Оссори. Не менее великий Хогарт соглашается сделать иллюстрации к следующему изданию 'Тристрама Шенди'. В конце своего пребывания в Лондоне Стерн даже удостаивается чести быть представленным ко двору.(5) Если на поездку в Лондон денег у Стерна не нашлось и его попросту привез сюда в своей карете помещик Стивен Крофт, то теперь, через три месяца бурной столичной жизни, он, обласканный и знаменитый, возвращается в Йорк в собственном щегольском экипаже. Однако слава пришла к уже не молодому и очень больному человеку: Стерну было в ту пору 46 лет и он тяжко страдал чахоткой. Тем не менее за последние отпущенные ему судьбой восемь лет он успел создать больше, чем за всю предшествующую жизнь и занял прочное место в истории, положив начало целому литературному направлению. (6) Краткое содержание романа В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии. Тристрам Шенди появился на свет пятого ноября 1718 г., но злоключения его, по собственному его утверждению, начались ровно девять месяцев назад, во время зачатия, так как матушка, знающая о необыкновенной пунктуальности отца, в самый неподходящий момент осведомилась, не забыл ли он завести часы. Герой горько сожалеет, что родился «на нашей шелудивой и злосчастной земле», а не на Луне или, скажем, на Венере. Тристрам подробно рассказывает о своей семье, утверждая, что все Шенди чудаковаты. Много страниц он посвящает своему дяде Тоби, неутомимому вояке, странностям которого положило начало ранение в пах, полученное им при осаде Намюра. Этот джентльмен четыре года не мог оправиться от своей раны. Он раздобыл карту Намюра и, не вставая с постели, разыгрывал все перипетии роковой для него битвы. Его слуга Трим, бывший капрал, предложил хозяину отправиться в деревню, где тот владел несколькими акрами земли, и на местности возвести все фортификационные сооружения, при наличии которых дядюшкино увлечение получило бы более широкие возможности. Шенди описывает историю своего появления на свет, обращаясь при этом к брачному контракту своей матери, по условиям которого ребенок непременно должен родиться в деревне, в поместье Шендихолл, а не в Лондоне, где помощь роженице могли бы оказать опытные врачи. Это сыграло большую роль в жизни Тристрама и, в частности, отразилось на форме его носа. На всякий случай отец будущего ребенка приглашает к жене деревенского доктора Слона. Пока происходят роды, трое мужчин — отец Шенди Вильям, дядя Тоби и доктор сидят внизу у камина и рассуждают на самые различные темы. Оставляя джентльменов беседовать, рассказчик снова переходит к описанию чудачеств членов его семейства. Отец его придерживался необычайных и эксцентричных взглядов на десятки вещей. Например, испытывал пристрастие к некоторым христианским именам при полном неприятии других. Особенно ненавистным для него было имя Тристрам. Озаботившись предстоящим рождением своего отпрыска, почтенный джентльмен внимательно изучил литературу по родовспоможению и убедился в том, что при обычном способе появления на свет страдает мозжечок ребенка, а именно в нем, по его мнению, расположен «главный сенсорий или главная квартира души». Таким образом, он видит наилучший выход в кесаревом сечении, приводя в пример Юлия Цезаря, Сципиона Африканского и других выдающихся деятелей. Жена его, однако, придерживалась другого мнения. Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведен не на головке его ребенка. Отвлекаясь от описания многотрудного своего рождения, Шенди возвращается к дядюшке Тоби и укреплениям, возведенным вместе с капралом Тримом в деревне. Гуляя со своей подружкой и показывая ей эти замечательные сооружения, Трим оступился и, потянув за собой Бригитту, всей тяжестью упал на подъемный мост, который тут же развалился на куски. Целыми днями дядюшка размышляет над конструкцией нового моста. И когда Трим вошел в комнату и сказал, что доктор Слип занят на кухне изготовлением моста, дядя Тоби вообразил, что речь идет о разрушенном военном объекте. Каково же было горе Вильяма Шенди, когда выяснилось, что это «мост» для носа новорожденного, которому доктор своими инструментами расплющил его в лепешку. В связи с этим Шенди размышляет о размерах носов, так как догмат о преимуществе длинных носов перед короткими укоренялся в их семействе на протяжении трех поколений. Отец Шенди читает классических авторов, упоминающих о носах. Здесь же приводится переведенная им повесть Слокенбергия. В ней рассказывается о том, как в Страсбург однажды прибыл на муле незнакомец, поразивший всех размерами своего носа. Горожане спорят о том, из чего он сделан, и стремятся дотронуться до него. Незнакомец сообщает, что побывал на Мысе Носов и раздобыл там один из самых выдающихся экземпляров, какие когда-либо доставались человеку. Когда же поднявшаяся в городе суматоха закончилась и все улеглись в свои постели, царица Маб взяла нос чужеземца и разделила его на всех жителей Страсбурга, в результате чего Эльзас и стал владением Франции. Семейство Шенди, боясь, что новорожденный отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребенка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребенка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно. Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим. Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно дается исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернеры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошел хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Лефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу — все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника. Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин — отчасти из-за своего ранения, — влюбился во вдову миссис Водмен. Тристрам Шенди отправляется в путешествие на континент, по пути из Дувра в Кале его мучает морская болезнь. Описывая достопримечательности Кале, он называет город «ключом двух королевств». Далее его путь следует через Булонь и Монтрей. И если в Булони ничто не привлекает внимания путешественника, то единственной достопримечательностью Монтрея оказывается дочка содержателя постоялого двора. Наконец Шенди прибывает в Париж и на портике Лувра читает надпись: «В мире нет подобного народа, ни один народ не имеет города, равного этому». Размышляя о том, где быстрее ездят — во Франции или в Англии, он не может удержаться, чтобы не рассказать анекдот о том, как аббатиса Андуейтская и юная послушница Маргарита путешествовали на воды, потеряв по дороге погонщика мулов. Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлученных жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезен ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мертвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует. Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток. Проезжая через Аангедок, Шенди убеждается в живой непринужденности местных жителей. Танцующие крестьяне приглашают его в свою компанию. «Проплясав через Нарбонну, Каркасон и Кастельнодарн», он берет перо, чтоб снова перейти к любовным похождениям дяди Тоби. Далее следует подробное описание приемов, с помощью которых вдова Водмен покоряет наконец его сердце. Отец Шенди, пользовавшийся славой знатока женщин, пишет наставительное письмо брату о природе женского пола, а капрал Трим, в этой же связи, рассказывает хозяину о романе своего брата с вдовой еврея-колбасника. Роман кончается оживленным разговором о быке слуги Обадии, и на вопрос матери Шенди: «Что за историю они рассказывают?» Йорик отвечает: «Про Белого Бычка, и одну из лучших, какие мне доводилось слышать».(7) Отзывы о романе О "Тристраме" судили и рядили и в журналах, и в литературных кружках, и в великосветских гостиных. Со смешанным чувством самодовольства и иронии он писал из столицы о своем успехе: "Мои меблированные комнаты все время переполнены знатнейшими вельможами, которые наперебой стараются оказать мне внимание - даже все епископы прислали мне поздравления, и в понедельник утром я отправлюсь к ним с визитами. - На этой неделе я обедаю с лордом Честерфильдом и т. д. и т. п., а в следующее воскресенье лорд Рокингем возьмет меня ко двору".(8) Слава Стерна перекинулась и на континент Европы. Из Франции до него доходили лестные отзывы великих французских просветителен, "властителей дум" своего времени. Вольтер был так восхищен выразительностью гротескных образов братьев Шенди и доктора Слопа, что поставил Стерна-художника даже выше Рембрандта и Калло. В лицо Стерна он приветствовал "второго английского Рабле" - определение, лестное вдвойне, так как первым английским Рабле для Вольтера был Свифт. И то же самое сравнение пришло в голову Дидро, едва он познакомился с первыми томами "Тристрама Шенди". "Эта книга, столь взбалмошная, столь мудрая и веселая, - настоящий английский Рабле... - писал Дидро. - Это всеобщая сатира - иного понятия о ней дать невозможно". Во Франции, куда Стерн приехал в 1762 году, парижские энциклопедисты встретили его радушно, как собрата. А когда шестью годами позже чахотка унесла его в могилу в расцвете творческих сил, на пороге новых начинаний, великий немецкий просветитель Лессинг воскликнул, что охотно отдал бы десять лет своей жизни, чтобы продлить хоть на один год жизнь Стерна.(9) Вторая глава Раскрытие художественного метод Лоренса Стерна на примере анализа одного произведения. «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». «Я не мог бы написать эту историю в традиционной манере... Но я хочу рассказать историю этой странной семьи на новый лад.. Элементы у меня точно такие же, как и у любого другого романиста: мужчина и женщина, рождение, детство, ночь, сон, брак, молитва, смерть. Во всем этом нет ничего парадоксального. только я стараюсь построить много планов повествования, объединенных одной эстетической задачей» . Лоренс Стерн (10) 1. Природа смеха. Стерн жадно стремился к гармонии, а смех почитал одним из важнейших средств ее достижения. Открывая свой первый роман посвящением Уильяму Питту, Стерн признается: 'Твердо убежден, что каждый раз, когда мы улыбаемся, а тем более когда смеемся, - улыбка наша и смех наш кое-что прибавляют к недолгой нашей жизни'. Ни один роман после 'Памелы' Ричардсона и 'Тома Джонса' Филдинга не имел столь бурного успеха у столичных читателей. Однако популярность 'Тристрама Шенди' была поначалу несколько скандального свойства. В произведении Стерна видели прежде всего шутовство и буффонду, желание эпатировать публику, смесь остроумия с непристойностью. Мало кто угадал в авторе модной книги гениального писателя, которому суждено оказать влияние на судьбу всего европейского романа. (11) 2. Связь с традициями и их нарушение. Произведение Стерна глубоко уходило своими корнями в почву реалистических традиций английской и мировой литературы. И вместе с тем оно представляло собой акт открытого неповиновения традициям. Роман Стерна был и похож, и демонстративно непохож на все романы, которые под разными наименованиями - "Жизни и удивительных приключении...", "Похождений..." или "Истории..." такого-то героя или героини - предлагали читателям Дефо, Ричардсон, Филдинг и Смоллет. 1. Недаром и озаглавлен он был по-новому - "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена": это неожиданное словечко "мнения" уже возвещало новый оборот, который Стерн придал повествовательному жанру. Казалось бы, здесь было все, что обычно присутствовало в английском просветительском романе. Читатели привыкли к тому, что им рассказывалось о происхождении и воспитании героя. И Стерн с готовностью делает то же самое, - но как?! С обезоруживающей словоохотливостью он сообщает все относящиеся и не относящиеся к делу подробности, начинает свой рассказ даже не с рождения, а с зачатия героя, тратит сотни страниц на то, чтобы описать его появление на свет и на протяжении девяти томов едва-едва может довести историю воспитания злополучного Тристрама до того времени, когда ему исполнилось пять лет. 2. Читатель рассчитывал найти в романе любовную интригу, Стерн неукоснительно следует и этому обычаю, - но, вместо того чтобы изобразить пылкую страсть юного героя, повествует о комических злоключениях его пожилого чудака-дяди, атакованного некоей предприимчивой вдовой. 3. Читатель ждал, что автор выкажет и некоторую ученость. Стерн оправдывает эти надежды с лихвой, обрушивая на бедного читателя целую лавину греческих, латинских и прочих цитат из древних и новых философов, богословов, схоластов, писателей. С напускной важностью он вводит в роман целые страницы латинского текста (и какого текста!), сопровождая их параллельным переводом, который, при ближайшем рассмотрении, оказывается не слишком-то точным. Какая пища для будущих комментаторов, - или "корка для критиков", как более непочтительно определит это сам Стерн. 4. Наконец, в романе полагалось быть и морали: прямо или косвенно автор старался внушить читателю здравые понятия о велениях разума и законах человеческой природы, "Мораль", посвоему, есть и у Стерна. Но сколько коварного лукавства в "мнениях" Тристрама Шенди; как охотно противоречит автор самому себе, никогда не забывая об относительности всех людских добродетелей.(12) 5. Стерн часто поминает философа-соотечественника Джона Локка. Что же касается писателей, ставших его духовными собратьями, то это были писатели-философы по преимуществу: Эразм Роттердамский, Франсуа Рабле, Сервантес, Монтень, Вольтер, а из соотечественников – Шекспир, Бен Джонсон, Бертон. У каждого из них он что-то взял для себя. У Шекспира и Монтеня – свободу от предрассудков и мудрую раскованность мышления, у Эразма и Рабле – философские гротески, у Бена Джонсона – знаменитую теорию юмора, которую он переиначил в теорию «коньков», у Сервантеса – его героев Дон Кихота и Санчо Панса, которых он поселил у себя в Англии под именами капитана Тоби Шенди и его слуги капрала Трима, у Вольтера – Пропонтиду, где укрылись от бед и бурь житейских герои знаменитой повести «Кандид, или Оптимизм». Вольтеровская Пропонтида стала поместьем Шенди-Холл где-то среди болот и лесов Йоркшира. Труд каждой личности, как бы оригинальна и одарена она ни была, всегда в конце концов труд коллективный. В созданиях великих умов человечества всегда лежит печать труда целых поколений.(13) 3. Грандиозная пародия. Нельзя не согласиться с замечанием американского литературоведа Дилуорта, по словам которого "ропот пародии" слышится во всей оркестровке романа Стерна. В процессе бурного и блистательного развития английского романа XVIII века пародия вообще играла огромную роль. В свифтовских "Путешествиях Гулливера" ощущается пародия на "Робинзона Крузо" Дефо; Фильдинг пародировал "Памелу" Ричардсона в "Приключениях Джозефа Эндруса". В "Тристраме Шенди" видят иногда пародию на "Историю Толи" Джонса, найденыша" Фильдинга. Но вернее было бы сказать, что Стерн пародирует все просветительские романы, пописанные его предшественниками. Вся книга Стерна в этом смысле может быть воспринята как грандиозная шутка в девяти томах, как блестящая литературная мистификация, автор которой, но выразительной английской метафоре, "опрокидывает тележку с яблоками" и оставляет изумленных читателей на развалинах, казалось, столь прочного здания нравоописательного и нравоучительного романа.(14) 4. Ситуация абсурда. Художественная манера Стерна была обескураживающе неожиданна: казалось бы, само название его первого сочинения должно обещать традиционное жизнеописание героя. Но обстоятельность подобного романа Стерн доводит до абсурда - герой появляется на свет лишь в середине третьего тома, а в девятом, последнем, едва достигает пятилетнего возраста, так что к концу повествования обсуждается вопрос - не пора ли сменить Тристраму детское платьице на штанишки. Внимание рассказчика сосредоточено не на нем самом - в большинстве эпизодов книги Тристрам-ребенок вообще не участвует - а на его окружении, быте и нравах Шенди-Холла.(15) 5. Иллюзия реальности. Здесь - в отличие от романов Дефо, Филдинга, Смоллета - не увидим мы широкой панорамы английской жизни: дорог, трактиров, модных курортов, постоялых дворов, калейдоскопической смены лиц самых разных званий и профессий. Перед нами игрушечный мирок, где немногие населяющие его люди живут своими забавами и иллюзиями, ставшими для них второй реальностью. У каждого из членов семейства Шенди своя причуда: не случайно сама эта фамилия означает на йоркширском диалекте 'человек со странностями', 'без царя в голове'. Дядя Тоби и его слуга капрал Трим беззаветно преданы детской игре в войну, куда более важной для них, чем события подлинные. Многочисленные чудачества и маниакальные идеи определяют поступки и помыслы Вальтера Шенди. Однако затрагиваются в романе вовсе не иллюзорные, а крайне важные для эпохи Просвещения вопросы, связанные с формированием личности: время зачатия и способ появления младенца на свет, правовые и моральные нормы брака, профанация церковных обрядов, беспомощность педагогических трактатов, выбор наставника и его роль в воспитании ребенка.(16) 6. Временная раздвоенность. Но есть в произведении и другой повествовательный план: впервые в истории европейской литературы Стерн совмещает в мемуарном романе два времени - время события и время его описания: в 'Тристраме Шенди' воссозданы не только картины жизни Шенди-Холла поры детства героя, но и личность рассказчика, уже в зрелом возрасте пишущем свои мемуары.(17) 7. Предмет повествования. Но, главное, Стерн увидел 'жизнь' в обыденном и незначительном - в том, что до него не было главным предметом изображения в художественной прозе. Но чтобы через будничное глубоко и по-новому раскрыть нравственный мир людей, Стерну нужен был иной масштаб, способный крупным планом показать мимику, жест, интонацию, позу... И он с жадным любопытством вглядывается во все мелочи бытия - для него как художника нет жеста, нет интонации, которые не имели бы своего скрытого значения: ведь в каждом из них проступает какая-то особая, неповторимая сторона человеческой природы. За словами он умеет слышать и молчание, которое иногда говорит больше слов. И своеобразный синтаксис, и даже сама пунктуация его повествования - эти , то громоздящиеся друг на друга как торосы, то внезапно обрывающиеся фразы, эти тире, обозначающие многозначительные паузы, - служат графическим выражением его художественного новаторства. Стерн, пожалуй, оказался первым писателем рационалистического XVIII века, для которого самый процесс мышления стал предметом эстетического переживания и наслаждения . Читая "Тристрама Шенди", видишь, с каким живым интересом всматривается художник в неожиданные "перебои" мысли, в причудливый ход ассоциации идей, в разломы и смещения различных пластов сознания. Он проявляет необычайную виртуозность, показывая, как самые тривиальные подробности повседневного быта сплетаются в головах его героев с отвлеченными проблемами умозрительной философии.(18) 8. Мнения героя как предмет содержания. Однако вспомните название романа - это не традиционные 'жизнь и приключения', а 'жизнь и мнения' героя. И в рассуждениях персонажей о самых разных вещах постоянно затрагиваются все те же волнующие вопросы: о 'человеческой природе', о рациональном и эмоциональном подходе к жизненным явлениям, об альтруизме и эгоизме, терпимости и религиозном фанатизм Философским центром романа стала проповедь Стерна на текст 'Ибо мы уверены, что имеем добрую совесть...', прочитанная им в Йоркском соборе и опубликованная отдельным изданием еще за десять лет до написания романа. В ней в чисто публицистическом виде сформулированы те мысли, которые воплощены в характерах действующих лиц. Стерн не только пародирует манеру включать в повествование назидательные рассуждения, но и ставит под сомнение самое содержание просветительских истин. (19) 9. Условность происходящего. Читая романы, мы зачастую так увлекаемся, что переносимся мыслями и чувствами в выдуманный мир, забывая, что он лишь условный, сочиненный, поэтический. Автор 'Тристрама Шенди' не позволяет поверить в эту иллюзию. Перемежая рассказ о семействе Шенди и дидактический комментарий к нему изложением своих теоретиколитературных воззрений, Стерн намеренно разрушает замкнутый мир романа, обнажает условность происходящего. На наших глазах зеленая лужайка дяди Тоби внезапно превращается в театральные декорации, а обитатели Шенди-Холла - в актеров-марионеток, надолго застывших в своих позах по произволу автора. (20) 10. Поток сознания. Избрав уникальный для того времени жанр - роман о романе, Стерн достиг той многоплановости повествования, которая и дает повод к многозначным толкованиям этого произведения. Излагая события, Тристрам не в силах справиться с нахлынувшим на него материалом: начинает говорить об одном, перескакивает на другое и только много страниц спустя заканчивает мысль. 'Какая беспомощность!' - подумает с иронией читатель. На первый взгляд роман представляется хаотической мешаниной занятных и драматических сцен, мастерски очерченных характеров, разнообразных сатирических выпадов и ярких, остроумных высказываний вперемежку с многочисленными типографскими трюками (указующие пальцы на полях, зачерненная («траурная») страница, обилие многозначительных курсивов). Рассказ постоянно уходит в сторону, перебивается забавными и порою рискованными историями, каковые щедро доставляет широкая начитанность автора. Отступления составляют ярчайшую примету «шендианского» стиля, объявляющего себя свободным от традиций и порядка. На деле же план произведения был продуман и составлен куда более внимательно, чем казалось современникам и позднейшим викторианским критикам. «Писание книг, когда оно делается умело, – говорил Стерн, – равносильно беседе», и, рассказывая «историю», он следовал логике живого, содержательного «разговора» с читателем. Подходящее психологическое обоснование он нашел в учении Дж.Локка об ассоциации идей. Помимо разумно постигаемой связи идей и представлений, отмечал Локк, бывают их иррациональные связи (таковы суеверия). Стерн разбивал крупные временные отрезки на фрагменты, которые затем переставлял, сообразуясь с умонастроением своих персонажей, от этого его произведение – «отступательное, но и поступательное в одно и то же время». Но только в первый момент, ибо эта неровность, скачкообразность рассказа Тристрама величайшее открытие Стерна: ведь именно так и работает человеческое сознание. Воспроизведение ассоциативности человеческого мышления, впервые предпринятое в художественной литературе Стерном, было огромным шагом вперед в развитии психологического романа.(21) 11. Истоки психологического романа. Творчество Стерна, как и всякого истинно великого художника, не укладывается в жесткие рамки определенного литературного направления. Для него, крупнейшего представителя английского сентиментализма, мир и 'человеческая природа' куда более сложны, чем для его литературных сподвижников. Отвергая односторонний подход к человеку, рассматривая его в противоречивом единстве хороших и дурных свойств, 'заблуждений сердца и ума' и нравственных 'побед' над ними, Стерн вносит существенный вклад в развитие европейского психологического романа.(22) Хотелось бы закончить словами Гете о Стерне: 'Обыкновенно при быстром ходе литературного и общественного развития мы забываем о том, кому мы обязаны первыми впечатлениями, кто впервые влиял на нас. Все происходящее, проистекающее в настоящем, нам кажется вполне естественным и неизбежным; однако мы попадаем на перепутье и именно потому, что теряем из виду тех, кто нас направил на верный путь. Вот почему я хочу обратить ваше внимание на человека, который... положил начало и способствовал дальнейшему развитию великой эпохи более чистого понимания человеческой души, эпохи благородной терпимости и нежной любви'.(23) 12. Главные герои и просто герои романа. Среди целого моря лирических отступлений, бесед с читателями, остроумных замечаний, неоконченных посторонних историй, перед нами возникают образы двух братьев Шенди, Уолтера и Тоби, отца и дяди Тристрама. Именно они оказываются главными героями романа, носителями лучших человеческих качеств, как их представляет себе Стерн. Рядом с ними предстает их ближайшее окружение упрямая супруга Уолтера, лукавая вдовушка Уодмен, покорившая сердце дяди Тоби, постоянные посетители дома: доктор Слоп и пастор Йорик, и слуга Тоби капрал Трим. Герой романа Тристрам – вовсе не центральный персонаж, поскольку вплоть до третьего тома он пребывает в зародышевом состоянии, затем, в период раннего детства, возникает на страницах от случая к случаю, а завершающая часть книги посвящена ухаживанию его дядюшки Тоби Шенди за вдовой Водмен, вообще имевшему место за несколько лет до рождения Тристрама. Стерн ненавидит и рабство и раболепие; и рисует как живой пример подлинно человечных отношений между людьми - дружбу, связывающую капитана Тоби Шенди с его денщиком Тримом. Здесь все естественно, непритворно, бескорыстно, а потому - прекрасно, хотя иногда, может быть, и смешно. Зато сколь язвителен бывает Стерн всюду, где он видит, как схоластические хитросплетения или мертвая буква закона уродуют человеческие судьбы (вроде, например, нелепого брачного контракта супругов Шенди, имевшего столько трагикомических последствий для их сына, бедняги Тристрама)! Вальтер Шенди-старший, человек ученый и угрюмый, всегда терзаем мрачными предчувствиями, которые подсказывает ему его диковинная книжная эрудиция. Он долго блуждал в дебрях "носологии" - науки о носах - и убежден, что будущее человека во многом определяется формой его носа. Столь же глубокомысленно судит он и о собственных именах, и об их неотвратимом влиянии на жизненное поприще их носителей. Он имеет и свои твердые убеждения насчет того, как именно должен был бы появляться на "свет новорожденный младенец, и полон решимости изменить существующий неразумный порядок, установленный природой. Столь же ревностны и труды его в области педагогики. Как истый сын века Просвещения, он решил составить капитальное руководство по воспитанию своего отпрыска Тристрама. Для мудрого сочинения найдено и достойное заглавие: "Тристрапедия". Но, увы, Тристрам растет и уже готов сменить детское платьице на мальчишечьи штаны, а "Тристрапедия", обрастая все новыми измышлениями, оказывается еще дальше от своего завершения, чем в начале работы! Неутомимый резонер, упивающийся собственными силлогизмами, Вальтер Шенди не раз попадает в беду из-за своих "ученых" чудачеств. Но они же утоляют и его горе. Пораженный известием о внезапной смерти старшего сына, он обращается за утешением к мудрецам классической древности, и, с жаром декламируя патетический отрывок из письма Сервия Сульпиция к Цицерону, забывает обо всем на свете. "Философия, - язвительно замечает по этому поводу Стерн, - имеет в своем распоряжении красивые фразы для всего на свете". Полную противоположность самодовольному резонеру Вальтеру Шенди представляет собой его брат, Тоби Шенди, - один из самых привлекательных образов, созданных английскими романистами XVIII века. Тихий, смирный, застенчивый как красная девица, он подкупает своей непритворной, непоказной добротой. А вместе с тем, при всем своем простодушии (особенно заметном по контрасту с напыщенным всезнайством мистера Шенди-старшего), он нередко обнаруживает природный здравый смысл, сразу улавливая фальшь и обман на громкими словами, которые могли бы сбить с толку иных умников. Дядя Тоби не произносит возвышенных речей; но нехитрая песенка "Лиллибуллиро", которую он принимается насвистывать в знак протеста всякий раз, когда слышит о чем-то особенно злом или глупом, куда убедительнее и милее, чем тяжеловесные сентенции его педанта-брата. Насмешник Стерн не щадит и дядю Тоби и ставит его в смехотворные положения (как, например, в истории с вдовой Водмен). Но вместе с тем именно для этого старого чудака находит он самые нежные интонации, самые ласковые слова. Зеленая лужайка, где дядя Тоби вместе со своим верным оруженосцем Тримом повторяет все баталии войны за Испанское наследство, - это самый центр, святая святых гуманистической утопии Стерна, Бескровные атаки, осады и штурмы, которые с таким увлечением разыгрывают два добряка, не только смешны. В них заключен и урок человечеству, погрязшему в кровавых войнах. Детскость дяди Тоби предстает у Стерна как основа его человечности. Так семьдесят лет спустя взрослым младенцем изобразит и Диккенс своего добрейшего и благороднейшего мистера Пиквика. «Мнения» же, упомянутые в заголовке романа, по большинству принадлежат Вальтеру Шенди, отцу Тристрама, и дядюшке Тоби. Любящие братья, они в то же время не понимают друг друга, поскольку Вальтер постоянно уходит в туманное теоретизирование, козыряя древними авторитетами, а не склонный к философии Тоби думает только о военных кампаниях.(24) 13. "Да здравствует радость! Долой печаль!" Ненависть ко всему мертвому, отжившему сочетается в "Тристраме Шенди" с пылким и неукротимым жизнелюбием Стерна. "Да здравствует радость! Долой печаль!" эти слова провансальской песенки, под звуки которой Тристрам пустился в пляс с деревенской красавицей из Лангедока, могли бы также стать одним из эпиграфов романа наравне с изречениями Эпиктета или Эразма Роттердамского - так полно выражают они жизненную философию автора Как и другие гуманисты Просвещения, Стерн убежден в естественном праве человека на все радости бытия. И не последней из них для него самого является радость познания этого земного, материального мира во всем многообразии его проявлений. "Материя и движение бесконечны", восклицает автор "Тристрама Шенди".(25) 14. Теория «конька» или чудаки Стерна. Кислая, самодовольная рассудочность заранее вызывает подозрение у Стерна: скорее всего, ею прикрывается пустое тщеславие, педантство и ханжество. Напротив, юмор кажется ему драгоценным началом: согласно Стерну, именно юмор дает человеку возможность полней всего проявить самого себя как личность, а вместе с тем и найти верную точку зрения на жизнь. Автор "Тристрама Шенди" вырабатывает и развивает на протяжении своего романа целую теорию "конька" - любимого увлечения, чудачества или странности. "Это резвая лошадка, уносящая нас прочь от действительности, - причуда, бабочка, картина, вздор - осады дяди Тоби - словом, все, на что мы стараемся сесть верхом, чтобы ускакать от житейских забот и неурядиц. - Он полезнейшее в мире животное - и я положительно не вижу, как люди могли бы без него обходиться". Стерн предлагает судить о характере человека не иначе, как по его "коньку", - ведь именно в выборе любимой причуды раскрывается неповторимая индивидуальность человека. Сочинительство Тристрама Шенди - это и есть его "конек", и "конек" норовистый, выделывающий самые неожиданные и головоломные курбеты. Как добросовестно, старательно и аккуратно принимается автор этого странного жизнеописания за свой рассказ! Он, кажется, хлопочет только о том, чтобы не упустить ни единой подробности, ничего не забыть и не перепутать. Но... чем дальше углубляется читатель в историю "жизни и мнений Тристрама Шенди", тем больше озадачивает его веселая неразбериха сбивчивых воспоминаний, двусмысленных намеков, недоконченных анекдотов.(26) Эксцентрические чудаки уже и ранее появлялись в английской литературе; их можно было в изобилии встретить и в комедиях Бена Джонсона (создавшего свою драматургическую теорию "юморов" - humours, - кое в чем предварившую Стерна), и в нравоописательных очерках Аддисона и Стиля, и в романах Фильдинга и Смоллета... Но никогда еще ни одно произведение не было так густо заселено чудаками, как "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена". На йоркширском диалекте слово "shan" или "shandy" означает человека с придурью, "без царя в голове". От него-то и произвел Стерн фамилию своих героев. А позднее, уже как производное от фамилии своих чудаков, он изобрел и новый в английском языке глагол "шендировать" и охотно пользовался им в своих письмах, говоря о самом себе. ""Я шендирую в пятьдесят раз больше, чем когда-либо", - писал он, например, Гаррику из Парижа в 1762 году. Шендизм, уверяет Стерн, - наилучшее лекарство от всех болезней. Это шутливое восхваление чудачества, как нормы поведения, столь характерное для первой книги Стерна и для всего его творчества, было по-своему и серьезным знамением времени. В условиях тогдашней Англии, гордой своим коммерческим и промышленным процветанием, с ее прочными буржуазно-пуританскими традициями, из которых ужо давно выветрился их былой революционный дух, стерновская "доктрина шендизма" звучала вызывающе. Стерн не призывал к потрясению общественных основ. Но его "шендизм" выглядел как демонстративный жест презрительного отвержения всего, что почиталось важным и нужным в господствующих кругах его мира. Купля-продажа и законная прибыль, доходные должности, звания и титулы, почтенная репутация - все это нимало не занимает истого "шендиста". "Шендизм" Стерна подспудно заключал в себе протест против обезличивающей нивелировки личности в буржуазном обществе. Это была попытка, - хотя бы и утопическая, - отвоевать у этого общества уголок, где каждый человек мог бы быть самим собой.(27) 15. Шенди-Холл как воплощение утопии. Воплощением этой утопии и был Шенди-Холл - маленький мирок, затерянный среди йоркширских болот и почти обособленный от большого мира. Каждый скачет здесь во всю прыть на своем коньке. Здесь царит комическая разноголосица: все спешат, суетятся, мешают друг другу, хлопочут каждый о своем и не могут ни дослушать, ни толком понять друг друга.(28) Под «строгостью» Стерн понимает надутое педантство, тяжеловесное мышление людей невежественных и слабоумных, подозрительно относящихся к шутке, к игре живого ума, неспособных понять и оценить чистосердечие и красоту души людей, беспечных и неопытных (каким был Йорик). Эти «строгие» (в понимании Стерна) люди, «правильные» с точки зрения официальной морали, холодны, эгоистичны и жестоки. Они коварны. «Самая сущность строгости есть задняя мысль и, следовательно, обман; это старая уловка, при помощи которой люди стремятся создать впечатление, будто у них больше ума и знания, чем есть на самом деле». Сама форма книги Стерна – антипод «правильности», «строгости» – беспечная и веселая, она подкрепляет эту его философию. Свою книгу он населяет чудаками, они занимаются нелепостями, но они не «опасны», они простодушны и милы даже в своих слабостях, тогда как мир «строгости», тот большой мир серьезности, что простирается за маленьким миром Шенди-Холла, страшен и опасен. Мир Шенди-Холла – игрушечный мир. Люди, живущие в нем, увлечены игрушками, с серьезным видом они занимаются, пустяками, волнуются, увлекаются со всей страстью, присущей детям. Но это не приносит никакого вреда, тогда как… там, за рубежами этого крошечного поместья, совершаются преступления и происходят великие беды. Отзвуки бурлящего и грохочущего океана, в котором живет человечество, доходят иногда до тихого островка Шенди-Холла. Слуга дяди Тома, капрал Трим, читает, к примеру, случайно найденную рукопись проповеди пастора Йорика. Это в сказочный игрушечный мир Шенди-Холла врывается жестокая реальность настоящего неигрушечного мира. «…Войдите на минуту со мной в тюрьмы инквизиции… Взгляните на эту Религию, с закованными в цепи у ног ее Милосердием и Справедливостью, – страшная как привидение восседает она в черном судейском кресле, подпертом дыбами и орудиями пытки. – Слушайте – слышите этот жалобный стон? (Тут лицо Трима сделалось пепельно-серым.) Взгляните на бедного страдальца, который его издает (тут слезы покатились у него из глаз) – его только привели, чтобы подвергнуть муке этого лжесудилища и самым утонченным пыткам, какие в состоянии была изобрести задуманная система жестокости».(29) Незадолго до появления в печати романа Стерна во Франции появилась знаменитая повесть Вольтера «Кандид». Стерн ее с наслаждением читал. Вольтер, рассказав в повести о злоключениях своих героев, об их первоначальных иллюзиях, о том, что все в мире очень плохо, привел своих странников к берегам Пропонтиды. Наивный, простодушный Кандид, его учитель – «многомудрый» и теперь безносый Панглос, некогда юная красавица Кунигунда обрели здесь поздний покой. Они растеряли свои иллюзии, они увидели неприглядный лик мира и, не надеясь исправить его, стали «возделывать свой сад». Древние греки называли Пропонтидой Дарданеллы и Босфорский пролив (пропонтида–вход в море, «предморие»). После Вольтера пропонтидой стали называть тихую гавань, укрытие от жизненных бурь. В романе Стерна Шенди-Холл – тоже своеобразная пропонтида. «Приветливый домик… с небольшим участком земли. К дому примыкал огород площадью с пол-акра, за высокой живой изгородью из тисовых деревьев была лужайка». Кто живет в этой стерновской Пропонтиде? Отставной капи-тан Тоби Шенди, искалеченный на войне, его слуга капрал Грим, также получивший тяжкое ранение в той же войне и часто жестоко страдающий от боли. Там же живет отец Тристра-ма, Шенди-старший, некогда коммерсант, а теперь философствующий помещик, мамаша Тристрама, женщина робкая, бесцветная, всегда соглашающаяся во всем с мужем, чем часто раздражает его. Там живет и то маленькое существо, жизнь и мнения которого должны быть описаны в книге, т.е. Тристрам Шенди. В Шенди-Холл наведывается иногда пастор Йорик, появляется там и невежественный лекарь Слопс. По соседству с Шенди-Холлом проживает вдова, вздыхающая по отставному капитану, дяде Тоби. Главные герои книги – дядя Тоби и его слуга капрал Трим. Того и другого соединяет поистине братская дружба. Трим обожает своего хозяина. Тоби постоянно восхищается высокими нравственными качествами своего слуги и бывшего соратника. К ним привлечено восхищенное внимание автора. Оба они ушли из мира страшных реальностей, искалеченные им, в эту маленькую страну Шенди-Холла, где, незлобивые, чистые душой, предались игре. Капитан Тоби и Трим увлеченно строят игрушечные военные укрепления, по всем правилам фортификации, ведут игрушечные сражения по взятию крепостей и городов, повторяя в игре то, что происходило в мире реальном на полях боев идущей тогда войны за испанское наследство. Стерн называет увлечение дяди Тоби «коньком», добродушно посмеиваясь и любуясь им. «Мир и покой да осенят навеки главу твою! – Ты не завидовал ничьим радостям – не задевал ничьих мнений. Ты не очернил ничьей репутации – и ни у кого не отнял куска хлеба. Тихонечко, в сопровождении верного Трима, обежал ты рысцой маленький круг своих удовольствий, никого не толкнув по дороге; – для каждого человека в горе находилась у тебя слеза – для каждого нуждающегося находился шиллинг». В этой маленькой стране Шенди-Холла происходят маленькие события, которые воспринимаются обитателями его с большими волнениями, как события огромной важности. Дядя Тоби подвергается атаке вдовы Водмен. Стерн с обаятельным комизмом рассказывает о тонких хитростях вдовы по уловлению сердца старого вояки. Он рассказывает с комической пунктуальностью о заботах и волнениях дяди Тоби, Трима и других обитателей Шенди-Холла по поводу пунцовых штанов, в которых капитан решил явиться к вдове с брачным предложением. Пунцовые штаны, в конце концов, были отвергнуты по причине крайней их изношенности. Как великолепны страницы, посвященные описанию торжественного выхода дяди Тоби с его слугой к упомянутой вдове, робости и застенчивости дяди Тоби, нерешительности старого холостяка и полнейшей его растерянности! Стерн постоянно ведет полемику с тем серьезным, строгим миром, который так чужд открытому, чистосердечному миру шутки и милой непрактичности. «Строгие», «рассудительные» люди – «большие парики», «важные физиономии», «длинные бороды», «важные люди со всей их важностью» – все они ничтожны и жалки. «Заметьте только, я пишу не для них», – открещивается от них автор и устремляет свой умиленный взор на милых чудаков Шенди-Холла. «Благородные души! Бог да благословит вас и мортиры ваши!» Ушел из мира реальностей и отец Тристрама, заслонясь от него философией, но и эта философия тоже не настоящая, а игрушечная. Шенди-старший создает сложные, нелепые философские системы, впрочем не более нелепые, чем и те, которыми люди занимают свои умы и свое время в мире «серьезном». Шенди выстраивает целую цепочку причин и следствий, связанных с именами людей, их носами и пр. Он хочет воспитать сына по строгой методе педагогической теории, но никак не поспевает за растущим мальчиком. Много смешного, много потешного в книге – повсюду мы ощущаем дыхание добродушной снисходительной гуманности. Слово «гуманизм» здесь, пожалуй, не подойдет, а если все-таки подойдет, то гуманизм невоинственный, без карающего меча, способный больше пролить слезу, чем прибегнуть к действию. Автор как бы отстраняется, не считая себя вправе что-либо изменить в этом мире, где все великое и малое одинаково призвано жить. Дядя Тоби ловит надоевшую ему муху. Он не убивает ее, а подносит к окну и выпускает на волю. «Ступай с богом, бедняжка, зачем мне тебя обижать? Свет велик, в нем найдется довольно места и для тебя и для меня». Рассказав об этом, Тристрам, а за ним и сам автор заключает: «Мне было десять лет, когда это случилось… половиной моего человеколюбия обязан я этому случайному впечатлению». В этом крошечном мирке вращаются скромные незаметные люди, случаются события, иногда смешные, а иногда и трагические (смерть Роберта, старшего брата Тристрама), высказываются мысли и суждения иногда нелепые, а иногда поражающие своей глубиной. Это копия большой жизни и в то же время своеобразное, намеренное ее преломление.(30) 16. Особенности финала романа. "Тристрам Шенди" выходил в свет отдельными выпусками, по два-три тома, вплоть до 1767 года. На девятом томе Стерн оборвал свой роман. Был ли он закончен? На этот счет существуют разные мнения, - и это само по себе показывает, каким великим мистификатором был Стерн. Думается, однако, что заключительная реплика Йорика в ответ на недоуменный вопрос недогадливой миссис Шенди (" - Господи! что это за историю они рассказывают?"): "Про БЕЛОГО БЫЧКА, - и одну из лучших в этом роде, какие мне доводилось слышать", - и была, по замыслу Стерна, достойным финалом всего романа. К тому же развернувшаяся напоследок, в XXXIII главе девятого тома, анекдотическая неразбериха с обманутыми надеждами работника Обадии и племенным быком мистера Шенди возвращала повествование как раз к тем самым материям, с обсуждения которых оно было начато, когда речь шла о зачатии Тристрама. Таким образом, круг был замкнут.(30) 17. Пастор Йорик как литературный прототип В «Тристраме Шенди» действовал пастор Йорик, друг семейства Шенди, ироничный и добросердечный, не похожий на традиционный тип английского пастора. Он вместе с автором издевается над ученым богословом Футаторием. В то же время он добр, чувствителен, порывист. Безусловно, это автобиографический образ. Стерн объясняет шекспировское имя пастора тем, что он- отдаленный потомок того шута, над черепом которого грустил Гамлет. Это имя не случайно: в нем сочетается представление о едкой и веселой насмешке с представлением о бренности и смерти- сочетание, характерное для сентиментализма. «Poor Yorik!»-слова Гамлета над черепом шута- Стерн превращает в надпись на могиле пастора Йорика. Эти два слова приобрели потом особую популярность среди сентименталистов и романтиков. Недаром Ленский произносит их на могиле старика Ларина.(31) Заключение Отражение творчества Лоренса Стерна в России В России, где Стерна начали переводить с 80-х годов XVIII века, его наследие толковалось поразному. Следы пристального чтения " "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена"сказались и в сентиментальных "Письмах русского путешественника" Карамзина, и в полном гражданского обличительного негодования "Путешествии из Петербурга в Москву" Радищева. И Радищев и декабристы склонны были преувеличивать значение демократического социального протеста в творчестве Стерна. В то время как В. Одоевский и Вельтман разрабатывали в романтическом духе юмористическую сторону "стернианства", Пушкин восхищался реалистической наблюдательностью Стерна. Осуждая романтическую вычурность и цветистость, Пушкин в письме Вяземскому провозгласил, что "вся Лалла-рук" (модная в то время поэма Мура) "не стоит десяти строчек Тристрама Шенди" В "Отрывках из писем, мыслях и замечаниях" 1827 года Пушкин, цитируя фразу Стерна из "Сентиментального путешествия": "Живейшее из наших наслаждений кончается содроганием почти болезненным", - добавляет: "Несносный наблюдатель! знал бы про себя; многие того не заметили б". Критически переосмысленное наследие Стерна продолжало играть свою роль и в дальнейшем развитии русской реалистической литературы. Отголоски печальной истории пастушки Марии, помешавшейся от несчастной любви (рассказанной Стерном в "Тристраме Шенди" и "Сентиментальном путешествии"), различимы в "Идиоте" Достоевского, в воспоминаниях князя Мышкина о другой, еще более несчастной пастушке - тоже Марии! - с которой он сдружился в Швейцарии. Лев Толстой в молодости с увлечением читал и "Сентиментальное путешествие" и "Тристрама Шенди". В 1851-1852 годах Толстой принялся переводить на русский язык "Сентиментальное путешествие" и работал над этим - неоконченным - переводом довольно долго. Это была полезная литературная школа (упомянем, кстати, что и в школьных тетрадях Лермонтова сохранились стилистические упражнения, сделанные на основе текстов Стерна). В свой дневник 14 апреля 1852 года Толстой занес особенно поразившее его суждение Стерна: "Если природа так сплела свою паутину доброты, что некоторые нити любви и некоторые нити вожделения вплетены в один и тот же кусок, следует ли разрушать весь кусок, выдергивая эти нити?" Впоследствии он ввел поразивший его образ Стерна в ткань своих "Казаков".(31) Выводы Творчество Лоренса Стерна оставило глубокий след в мировой литературе. И обе его книги - и "Тристрам Шенди" и "Сентиментальное путешествие" - поныне представляют интерес для читателей не только как памятник прошлого, но и как живые произведения искусства. Этот роман, с виду шутливый, дурашливый, нарочито шутовской, поистине своеобразная литературная клоунада, но он пронизан глубочайшей философией. Писатель резвится, паясничает, смеется над всем и вся. В самом начале книги он заявляет о своей неприязни к «строгости». Он не хочет стеснять себя догматической важностью теоретических правил. Он посвящает свое сочинение… Луне, на которую, по старому шутливому преданию, попадают после смерти души всех безумцев, живущих на земле. Стерн придавал чрезвычайную важность отступлениям: «Отступления… составляют жизнь и душу чтения… изымите их из этой книги, – она потеряет свою цену». Он писал для умов, искушенных в науке чтения, в какой-то мере пресыщенных чтением, для тех, кому наскучили книги с однолинейным и прямолинейным развитием сюжета или авторского мышления. Ему нужен был читатель с тонко развитым интеллектом, иначе говоря, образованный, начитанный и умный. Поэтому он нисколько не ограничивал себя, не пускался в объяснения и разъяснения своих мыслей, намеков, иносказаний и каламбуров. Это было бы так же скучно, как разъяснение анекдотов людям, неспособным понять их сразу. Ухватить мысль автора не всегда просто, она не дается в руки, за ней нужно погоняться, чтобы ее изловить. Стерн не раз оговаривается, что «лучший способ оказать уважение уму читателя – поделиться с ним по-дружески своими мыслями, предоставив некоторую работу также и его воображению». (32) Как это ни парадоксально, можно сказать, что в повествовательных приемах "Тристрама Шенди" есть нечто схожее с методом киносъемки. Крупные планы внезапно сменяют общую панораму. Объектив выхватывает из полумрака какую-то особенно выразительную деталь - тяжелые старинные часы; обивку старого кресла; бессильно опущенную руку убитого горем Вальтера Шенди; шляпу, брошенную на пол Тримом; красноречивый взмах его трости Иногда перед нами - замедленная проекция. Миссис Шенди застывает недвижно за дверью мужнего кабинета. Братья Шенди остановлены на площадке лестницы, - пройдет несколько глав, прежде чем этот кадр сменится другим. И можно себе представить, как выразительно передал бы современный кинорежиссер - вслед за Стерном- сценаристом сбивчивую сумятицу полуосознанных мыслей и побуждений, воплощенную в "вещных", предметных образах. Вот пример. - Услышав о смерти Бобби Шенди, горничная Сузанна распинается в своем сочувствии убитой горем матери. Но на уме у нее только платья миссис Шенди, ведь если ее барыня наденет траур, что-то из цветных нарядов, наверное, перейдет в собственность Сузанны. " - О, это сведет в гроб бедную мою госпожу! - вскричала Сузанна. - Весь гардероб моей матери пришел в движение. Что за процессия! Красное камчатное, темно-оранжевое, белые и желтые люстрины, - тафтяное коричневое, - кружевные чепчики, спальные кофты и удобные нижние юбки. - Ни одна тряпка не осталась на месте. - Нет, она больше никогда уже не оправится, - сказала Сузанна". - Как великолепно выглядела бы эта "процессия" вожделенных, дразнящих воображение нарядов, внезапно оживших и пришедших в движение, на экране цветного кино, в гротескном контрасте со скорбными фразами Сузанны! По своей манере письма автор "Тристрама Шенди" действительно во многих отношениях ближе к современному искусству, чем кто-либо другой из романистов XVIII столетия. А за этой манерой письма стоит, конечно, и особое, новое для XVIII века восприятие и осмысление мира. К Стерну-художнику вполне применимо то, что говорит Тристрам Шенди о своем отце: "каждый предмет открывал его взорам поверхности и сечения, резко отличавшиеся от планов и профилей, видимых остальными людьми" Стерн убежден в том, что объективная истина предстает людям во множестве своих относительных воплощений. Каждый видит мир по-своему, и из пересечений этих индивидуальных ракурсов и перспектив возникает та сложная, пестрая, изменчивая панорама жизни, которая развертывается в "Тристраме Шенди". Через посредство своего героя-"рассказчика" Стерн до известной степени сам приобщает читателей к секретам своего писательского мастерства. "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" - это не только анекдотическая история нескольких лет из жизни обитателей Шенди-Холла. Это в своем роде и роман о романе. Мы присутствуем при создании книги. Но в открывающейся нам картине мыслительной работы художника, - с ее особыми трудностями, вызванными необходимостью отобрать, обобщить и вместить в ограниченную форму безграничное множество жизненных впечатлений, - есть и вполне серьезный смысл. Стерн обнажает условность литературного повествования, показывает и его неизбежные границы, и его огромные возможности. Лирико-юмористические перебои повествования, смещение действия во времени, свободные авторские отступления (которые, по Стерну, "подобны солнечному свету" и "составляют жизнь и душу чтения"), значение бессознательных душевных движений - эти и другие художественные открытия, сделанные в "Тристраме Шенди", были по-настоящему усвоены мировой литературой лишь много позже, в XIX столетии. Лоренс Стерн был предвестником таких писателей, как Дж.Джойс, Вирджиния Вулф и У.Фолкнер, с их методом «потока сознания».(33) Список используемых источников 1. Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008 2. М.Тугушева. Зеркало «Мома» Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008 3. В. А. Харитонов. slovari.yandex.ru 4. Википедия Lib.ru 5. ru.wikipedia.org›wiki/Стерн,_Лоренс 6. Верцман И. Лоренс Стерн. – В кн.: Из истории английского реализма. М., 1941 7. Елистратова А.А. Стерн. – В кн.: Елистратова А.А. Английский роман эпохи Просвещения. М., 1966 8. krugosvet.ru›enc/kultura_i…STERN_LORENS.html 9. philology.ru›literature3/elistratova-68.htm 10. persona.rin.ru›view/f/0/26186/stern-lorens 11. eur-lang.narod.ru›histart/xviii/sterne.html 12. Алексеев М. Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века). – М., 1982. 13. Атарова К.Н. «Тристрам Шенди» Л. Стерна (Проблема жанра) // Писатель и жизнь. – М., 1974. – С. 189. 14. К.Н. Атарова Монография. Лоренс Стерн и его сентиментальное путешествие. Москва.: изд." Высшая школа", 1980 г. 15. А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г. Примечания 1. М.Тугушева. Зеркало «Мома» Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008 ,с.12 2. В. А. Харитонов. slovari.yandex.ru 3. ru.wikipedia.org›wiki/Стерн,_Лоренс 4. Верцман И. Лоренс Стерн. – В кн.: Из истории английского реализма. М., 1941, с. 115 5. krugosvet.ru›enc/kultura_i…STERN_LORENS.html 6. К.Н. Атарова Монография. Лоренс Стерн и его сентиментальное путешествие. Москва.: изд." Высшая школа", 1980 г.,с.87 7. philology.ru›literature3/elistratova-68.htm 8. Елистратова А.А. Стерн. – В кн.: Елистратова А.А. Английский роман эпохи Просвещения. М., 1966г., с.98 9. М.Тугушева. Зеркало «Мома» Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008г., с.16 10. Елистратова А.А. Стерн. – В кн.: Елистратова А.А. Английский роман эпохи Просвещения. М., 1966г., с. 104 11. eur-lang.narod.ru›histart/xviii/sterne.html 12. philology.ru›literature3/elistratova-68.htm 13. ru.wikipedia.org›wiki/Стерн,_Лоренс 14. Атарова К.Н. «Тристрам Шенди» Л. Стерна (Проблема жанра) // Писатель и жизнь. – М., 1974. – С. 189. 15. Атарова К.Н. «Тристрам Шенди» Л. Стерна (Проблема жанра) // Писатель и жизнь. – М., 1974. – С. 193 16. А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г., с.42 17. А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г., с.46 18. В. А. Харитонов. slovari.yandex.ru 19. Верцман И. Лоренс Стерн. – В кн.: Из истории английского реализма. М., 1941, с. 117 20. Атарова К.Н. «Тристрам Шенди» Л. Стерна (Проблема жанра) // Писатель и жизнь. – М., 1974. – С. 195 22.. А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г., с.50 23. . В. А. Харитонов. slovari.yandex.ru 24. М.Тугушева. Зеркало «Мома» Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008 ,с.17 25. ru.wikipedia.org›wiki/Стерн,_Лоренс 26. eur-lang.narod.ru›histart/xviii/sterne.html 27. А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г., с.51 28. . А. Елистратова. Вступительная статья к романам Стерна Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. Москва, 1968 г., с.51 29. . Атарова К.Н. «Тристрам Шенди» Л. Стерна (Проблема жанра) // Писатель и жизнь. – М., 1974. – С. 197 30. Алексеев М. Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века). – М., 1982., с.75 31. Алексеев М. Русско-английские литературные связи (XVIII век – первая половина XIX века). – М., 1982., с.76 32. Верцман И. Лоренс Стерн. – В кн.: Из истории английского реализма. М., 1941, с. 119 33. М.Тугушева. Зеркало «Мома» Лоренс Стерн «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», БВЛ, Москва , Эксмо,2008 ,с.18 Курсовая работа по английской литературе Особенности сентиментализма Лоренса Стерна на примере романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Студентки очно-заочного отделения факультета иностранных языков ГПУ им. А.И.Герцена 2 курса 1 группы по специализации иностранный язык Павловой Людмилы Введение В своем творчестве Стерн подвел итог сентиментализму в английской литературе и одновременно наметил пути ее дальнейшего развития. Его книги стали символом переходной эпохи. Возникает знаменитое искусство Стерна — искусство скрытого намека, искусство недосказанного, в котором чувствительность сочетается с сатирой, где подтекст не менее важен, чем то, что говорится открыто. Пристальный интерес к человеку как к уникальной личности, неповторимой в своем развитии, стал той основой, на которой строилось все творчество Стерна. Его книги утверждают право человека свободно проявлять себя вопреки всем трудностям жизни. Эти особенности творчества Стерна требуют новых художественных средств, которые, однако, не отрицают опыт писателей Просвещения. В непрерывной полемике с ними и одновременно в опоре на них возникает художественный метод романиста. Исследование особенностей творческого метода Лоренса Стерна кажется мне важным для понимания дальнейшего развития литературы. Его новаторство стало для литературы нового времени отправной точкой. Его ассоциативность мышления, метод «потока сознания», цикличность композиции, временная неоднозначность, приемы самоанализа широко используются в литературе ХХI века. Мне близок его мягкий юмор, жизнерадостность, самоирония, любовь к простому человеку в ее каждодневном проявлении, щедрость и богатство натуры. Стерн мудр и терпим, ироничен и влюблен в жизнь. Содержание 1. Введение. 2. Первая глава. 1.1. Зарождение и расцвет сентиментализма в Англии. 1.2. Библиография Лоренса Стерна. 1.3. Биографическая справка. 1.4. Что влияло на развитие его личности. 1.5. Публикация романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». 1.6. Краткое содержание романа. 1.7. Отзывы о романе. 3. Вторая глава. Раскрытие художественного метода Лоренса Стерна на примере анализа одного произведения. «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». 1.1. Природа смеха. 1.2. Связь с традициями и их нарушение. 1.3. Грандиозная пародия. 1.4. Ситуация абсурда. 1.5. Иллюзия реальности. 1.6. Временная раздвоенность. 1.7. Предмет повествования. 1.8. Мнения героя как предмет содержания. 1.9. Условность происходящего. 1.10. Поток сознания. 1.11. Истоки психологического романа. 1.12. Главные герои и просто герои романа. 1.13. "Да здравствует радость! Долой печаль!" 1.14. Теория «конька» или чудаки Стерна. 1.15. Шенди-Холл как воплощение утопии. 1.16. Особенности финала романа. 1.17. Пастор Йорик как литературный прототип. 4. Заключение. 1.1 Отражение творчества Лоренса Стерна в России. 1.2. Выводы. 5. Список используемых источников. 6. Примечание.
